Текст книги "Девушки из бумаги и огня"

Глава пятнадцатая

Когда я была маленькой, мама учила меня древнему испытанному способу справляться с тяжелыми ситуациями.

– Все дело в балансе между инь и ян, – объясняла она. – Ты должна просто научиться управлять своей энергией. Когда ты злишься или огорчаешься, на миг остановись и закрой глаза. Медленно вдохни и представь, что ты вдыхаешь яркий золотой свет, такой же прекрасный, как цвет твоих глаз. Вдохни его глубоко, позволь ему проникнуть в твои легкие, наполнить тебя изнутри. А потом выдохни, представляя, что выталкиваешь из себя тьму, которая была у тебя внутри – твое горе, твой гнев, чем бы это ни было. Представляй, что тьма оставляет твое тело вместе с выдохом, а ее место занимает золотое счастливое сияние. Давай попробуем сделать это вместе.

* * *

Примерно так я с тех пор и представляю себе счастье – как легкий золотой свет, нечто, что можно по собственной воле вызвать на защиту от тьмы, отравляющей меня изнутри. Но когда я прихожу в себя, память о руках Короля на моем теле оказывается такой отчетливой, что, кажется, она теперь всегда будет со мной. Это не просто маленькое облачко тьмы, которое можно выдохнуть.

Это бесконечная беззвездная ледяная ночь.

Я прихожу в себя медленно и не могу понять, где нахожусь. Я лежу на матрасе в незнакомой комнате. Кто-то переодел меня в ночную рубашку, ее чистая ткань холодит кожу. Наверное, я опять оказалась в Бумажном Доме, в какой-то незнакомой его части. Комната маленькая, просто обставленная. Через решетку наверху раздвижной двери-шоджи проникает свет фонаря. В доме тихо, в комнате темно. Ночь еще не кончилась.

Какое-то время я просто лежу неподвижно, чувствуя себя выжатой, опустошенной. Тело глухо болит после удара от падения с кровати, и затылок тоже ноет. Я вспоминаю тот внезапный треск, вспышку темноты. Кто-то из стражи, очевидно, ударил меня сзади.

Вспышка гнева. Понятно, кто это был. Та лиса-охранница, я готова в этом поклясться.

Морщась от боли, я пытаюсь сесть, но что-то не дает мне подняться. Только тогда я замечаю золотые браслеты на запястьях и щиколотках. Они выглядят небольшими и даже изящными, но они такие тяжелые, что я едва могу пошевелить рукой или ногой. Это работа шаманов. Я все-таки умудряюсь сесть, на этот раз осторожно, оставив руки лежать вдоль тела.

В коридоре слышатся быстрые шаги и голоса.

– Прошу вас, дайте ей немного оправиться…

– Вы с самого начала миндальничали с этой девчонкой, и вот чего вы добились! Неважно, что там говорил Король – она заслуживает хорошего урока! Можете себе такое представить – отказать Королю?! Кем она себя вообразила?!

– Она была напугана…

– И что с того? Все они поначалу напуганы, а потом привыкают! Другим это не мешает исполнять свой долг!

Дверь с грохотом отъезжает в сторону, и в комнату врывается мадам Химура. За ней едва поспевает госпожа Эйра. Я вжимаюсь спиной в стену, но женщина-орлица набрасывается на меня, как ураган, одной рукой хватая за ворот сорочки, а другой отвешивая такую пощечину, что голова откидывается назад.

Звук удара раскатывается по комнате.

– Тебе повезло, что он не убил тебя на месте! – кричит она, брызгая слюной мне в лицо. – Тупая девчонка! Ты что, всерьез думала, что тебе удастся отлынивать от работы? Что ты выше этого, что ты особенная? Это мы разбаловали тебя! Как ты посмела? Ты нас опозорила перед Королем – после всего, что он для тебя сделал!

Она снова бьет меня по лицу, металл ее колец раздирает кожу на щеке, я чувствую щекочущую струйку крови.

– Вы ее убьете! – кричит госпожа Эйра.

– Она заслужила!

Еще удар.

Рот наполняется кровью, боль вспыхивает, как молния.

– Вы раните ей лицо!

– Подумаешь! Позову шамана, и он ее живо подлатает! Будет как новенькая, такая же красотка – только, надеюсь, уже не такая дура!

Крыло мадам Химуры взлетает – она снова бьет меня. И снова. И снова. Она бьет меня, пока у меня не темнеет в глазах, и я не начинаю хрипеть и задыхаться. В ушах стоит звон, все вокруг расплывается. Когда я уже на грани потери сознания, она швыряет меня на пол.

Я сжимаюсь в комок, ожидая новых ударов. Но избиение, похоже, закончилось. Я пытаюсь взглянуть вверх сквозь распухшие веки.

– Я… простите меня, – бормочу я разбитыми губами.

– Не смей даже подавать голоса! – раздуваясь от гнева, мадам Химура склоняется надо мной, тычет острым пальцем в грудь. Ее желтые глаза сузились до щелочек. – Просто слушай, я расскажу тебе, что теперь с тобой будет. Единственная причина, по которой Король не приказал убить тебя на месте, – то, что он еще надеется найти тебе применение. Он всего лишь приказал поместить тебя в заключение на неделю, без еды и посетителей. Даже не думай о том, чтобы пытаться сбежать. Зачарованные браслеты не дадут тебе этого сделать, кроме того, комната будет постоянно охраняться снаружи. Через неделю ты вернешься к обычному расписанию. Когда Король пожелает, он снова призовет тебя к себе, и на этот раз ты будешь вести себя как подобает, ясно? – голос ее хлещет, как кнут. – А я еще пыталась тебя утешить и подбодрить. Больше не жди от меня доброты.

И, развернувшись, она с шумом выходит из комнаты.

Госпожа Эйра ненадолго задерживается. Она тихо подходит ко мне и помогает перебраться с пола на матрас. Накрывает одеялом. Кладет легкую руку на лоб, стараясь не задевать следов ударов.

– Ох, Леи, – вздыхает она. – Что же ты наделала?

– Я просто не могла… этого вынести, – шепчу я. Говорить разбитыми губами больно, каждое слово дается с трудом. Я облизываю губы, чувствуя вкус крови.

– Но тебе придется научиться, дорогая моя девочка. У тебя нет выбора.

– Пожалуйста. Скажите мне честно. Потом… станет легче?

Она гладит меня по волосам и отвечает:

– Да. Потом станет легче. Клянусь тебе.

Я смотрю мимо нее, не в силах поверить.

– Эйра! Не отставайте!

Поднимаясь на зов мадам Химуры, госпожа Эйра грустно улыбается мне.

– Мне очень жаль, Леи, – говорит она чуть слышно. – Но я ничего не могу поделать. Не могу ослушаться приказа Короля. Тебе придется найти способ справиться с собой.

Я хватаю ее за руку.

– Мой папа… и Тянь… Скажите, госпожа, им ничего за это не будет? Их никак… не накажут?

Она медлит с ответом. Потом говорит:

– Думаю, нет. По крайней мере, при нас Король ничего такого не говорил.

Меня охватывает огромное облегчение. Я спрашиваю:

– Вы не знаете, гонец точно доставил им мои письма? Я пока не получила ни строчки в ответ, а прошло уже больше месяца…

Она мягко забирает у меня свою руку и идет к двери. С порога отвечает:

– Я непременно расспрошу гонца о твоих письмах. А теперь я должна идти.

Дверь за ней закрывается, и я слышу снаружи тяжелые шаги – это стражник заступает на пост.

Я закрываю глаза, стараясь дышать ровно и размеренно. Вдыхай свет, выдыхай тьму, говорю я себе, сосредоточиваясь на вдохах и выдохах. Папа и Тянь в порядке. Им ничего не грозит. А у тебя появился способ узнать что-то о маме. Все не так плохо. Вдыхай свет, выдыхай тьму.

Но как я ни пытаюсь, ничего не получается. Я вдыхаю и выдыхаю сотни раз, но мои легкие все равно наполнены тьмой.

* * *

Ночью мне снится дом.

В кои-то веки сон не кошмарный, а тихий и спокойный. Лоскутное одеяло моментов моей прошлой жизни, маленький мир, в котором я жила до отъезда во дворец. Листья, шумящие на ветру в нашем саду. Запах трав. Легкие шаги Тянь по половицам. Покашливание из комнаты наверху… Папа? А может, даже мама, может, ее еще не забрали? Я стою посреди всего этого и ловлю смутное эхо, не в силах сдвинуться с места, и чувствуя теплые слезы в уголках глаз.

* * *

Как странно устроено время. В детстве в будни в нашей лавочке бывали такие длинные дни, тянущиеся бесконечно, густые и плотные, как патока. Другие дни – например, праздники и деревенские фестивали – пролетали стремительно, были острыми и хрупкими. Я просто летела по ним вперед, как по тонкому льду, который трескался под ногами, не успеешь оглянуться – а дня уже нет.

Время, которое я провожу взаперти, тянется ужасно медленно. Я даже начинаю забывать, как жила до заключения. Меня постоянно терзает голод. Каждый день мне выдают небольшой кувшинчик воды, и я выпиваю ее так быстро, что даже не успеваю почувствовать облегчения. Вода слегка утишает боль в желудке, но все равно мне постоянно плохо, будто кто-то вырезал у меня все внутренности, и осталась лишь огромная сосущая пустота.

А еще я страшно скучаю. По девушкам. Конечно, не по Блю или Марико – но по всем остальным. С начала жизни во дворце я ненадолго оставалась в одиночестве только по ночам, в остальное время меня всегда окружали женщины. Но даже ночью я слышала звуки из соседних комнат – тихое посапывание спящих девушек, чье-то бормотание во сне, ощущала их присутствие, сны, порхавшие у них под веками. Я даже не подозревала, как нуждаюсь в присутствии других, пока его не лишилась.

Это осознание внезапно приводит меня к мысли, что я, похоже, успела обзавестись здесь домом. Непонятным образом эти стены, эти комнаты стали для меня такими же знакомыми и уютными, как родительский дом в Сяньцзо. А заодно и девушки, которые живут здесь вместе со мной. Хотя я до сих пор не смогла отыскать маму, я нашла тут нечто другое, а именно – друзей. Что-то вроде новой семьи, хотя и странной, и полной недостатков, порой очень раздражающей… но своей.

Но все-таки это семья. И дом.

Чувство вины накатывает на меня с такой силой, что я сгибаюсь пополам и стискиваю зубы, чтобы не разрыдаться.

* * *

На четвертую ночь заключения я пытаюсь заснуть. Весь день стояла ужасная жара, в моей комнате нет окон, а без них ужасно душно. Чтобы хоть немного охладиться, я лежу на полу, расстегнув сорочку и умоляя богов послать хотя бы легчайший прохладный ветерок. Я лежу на спине, глядя на потолок полуприкрытыми глазами. Слышен звон цикад в высокой траве снаружи – единственный звук, нарушающий безмолвие ночи. Так что, когда за дверью раздаются тихие шаги по коридору, я сразу их слышу.

Я с трудом сажусь на полу – мешают тяжелые зачарованные браслеты на руках и ногах. Несколько секунд ожидания. Ничего не происходит. Потом опять легкое движение в коридоре.

Кто-то приближается.

Мое сердце колотится где-то в горле. Вдруг это Король-Демон? Он говорил, что у него есть свои способы проникать всюду… Проникать в Женский Двор… Может, ему не терпится, и он хочет сейчас же силой взять у меня то, в чем я ему отказала? Стиснув зубы от усилия – браслеты-оковы очень тяжелы, – я кое-как поднимаюсь на ноги. Даже если он собирается меня убить, я встречу смерть стоя. Но когда дверь отъезжает в сторону, в нее протискивается кто-то гораздо меньше и изящнее Короля… и в миллион раз прекраснее и желаннее.

– Леи? – шепчет в темноте женский голос.

– Майна… это ты?

Я делаю шаг ей навстречу, но оковы тянут меня к земле, и я снова падаю. Колени подгибаются, и Майна подхватывает меня, не давая удариться об пол. Сильная рука направляет и помогает осторожно сесть. Она не сразу отпускает меня, и я вздрагиваю от ее неожиданной близости. Ее руки держат меня, прикасаются ко мне… от ее кожи и волос исходит чистый запах моря, от которого мне снова хочется дышать полной грудью.

– Что ты здесь делаешь? – шепчу я. – Тут же охранник… он может вернуться в любую секунду…

Она качает головой.

– Нет, у нас есть немного времени.

– Откуда ты знаешь?

– Я следила за ним, – просто отвечает она, словно это какая-то мелочь. Как будто шпионить за королевским стражником – совершенно обычное дело. – Он отлучается по ночам примерно на полчаса или час. – Пауза. – Он встречается со своей девушкой.

– Это одна из наших?

Майна не отвечает. Вместо этого она вынимает из кармана небольшой сверток в банановых листьях.

– На. Ты, наверное, ужасно голодная.

Наши пальцы соприкасаются, когда она передает мне сверток. Я разворачиваю листья – внутри горстка риса, присыпанная жареными орехами, и маленькая жареная рыбка. От запаха риса в кокосовом молоке, горячего и сладкого, рот наполняется слюной. Никогда в жизни я не чувствовала настолько аппетитного запаха.

– Даже не знаю, что сказать, – шепчу я, борясь с желанием немедленно проглотить еду, не жуя.

– И хорошо, – улыбается Майна. – Потому что сейчас тебе не нужно говорить. Тебе нужно есть.

Что-то в ее лице кажется мне новым, незнакомым… И я понимаю, что впервые вижу ее настоящую улыбку. Такую искреннюю, открытую.

Улыбка полностью преображает ее. Маска холодной неприступности, которую она никогда при мне не снимала, исчезает, и лицо озаряется светом – таким прекрасным, что от него слепит глаза. Как сияет ее взгляд… Боги, оказывается, у нее ямочки на щеках…

– Что такое? – спрашивает она, приподнимая бровь.

– Ничего… просто до сих пор я никогда не видела тебя счастливой, – шепчу я, и ее улыбка тут же гаснет. Я каменею. – Я сказала что-то не то? Прости…

Она отводит взгляд.

– Наверное, у меня здесь, во дворце, еще не было причин быть счастливой, – отвечает она. А потом снова смотрит на меня, кивая на еду. – Ешь скорее, а то не останется времени на десерт.

Теперь моя очередь удивленно поднимать брови.

– Ты принесла еще и десерт!

Она кладет мне на колени еще один сверток из листьев.

– Думала, ты им обрадуешься. Я же помню, что провинция Сяньцзо славится этими сладостями, они известны по всему королевству.

Я разворачиваю листья – внутри словно сверкают маленькие самоцветы. Это наши знаменитые кокосовые сладости квей – зеленые с белым, яркие и красивые. Последний раз я ела их на завтрак в тот самый день, когда демоны забрали меня из дома.

Эмоции душат меня, так что я даже не могу говорить.

Наконец мне удается прошептать:

– Спасибо.

– Не за что.

– Майна… Ты пробралась сюда посреди ночи, ослушалась мадам Химуру, не говоря уж о Короле, только ради того, чтобы принести мне еды, которую ты для меня украла… и ты говоришь не за что?..

Она снова улыбается той самой ослепительной улыбкой, похожей на солнечный свет, освещающей все ее лицо.

– Ну, когда ты описываешь это так серьезно, получается, как будто и правда есть за что.

Она тихо смеется, но я не в силах вторить ее смеху.

– Почему ты это делаешь? – спрашиваю я.

– Что именно?

– Носишь маску непроницаемости перед остальными. – Она хочет что-то сказать, но я не даю ей: – Разве тебе не хочется ни с кем из нас сблизиться? Узнать нас?

– Конечно, хочется.

– Тогда зачем ты нарочно отстраняешься?

Она медлит с ответом.

– Перед тем, как попасть сюда, – говорит она наконец, – я обещала себе, что не буду заводить друзей во дворце. Думала, если я от всех закроюсь, будет легче. Легче пройти через… все, через что я должна пройти – в одиночестве.

– Тогда почему ты все же решила помочь мне?

Ее глаза вспыхивают.

– Потому что ты пыталась. Ты проявила отвагу. Наши жизни здесь полностью зависят от других, все решения приняты за нас, каждый поворот наших судеб предрешен кем-то еще. Но ты осмелилась поднять голову и сказать «нет». Даже понимая, чем тебе это грозит. Ты – цельная личность, Леи. Ты боролась и дала бой судьбе. Это достойно уважения.

Я опускаю глаза.

– Боюсь, моя попытка ничего не даст. Король… однажды он снова вызовет меня, и на этот раз я уже не смогу ему отказать. У меня не хватит решимости.

– Не стоит недооценивать то, что ты уже сделала, – резко отвечает она. А потом осторожно берет меня за руку.

Странный, неловкий миг. Я настолько смущена, что почти отстраняюсь – от неожиданности больше, чем от чего-либо другого. Но потом мы обе расслабляемся, и наши пальцы переплетаются, и это настолько естественное, прекрасное, необходимое движение, будто мы проделывали это уже тысячи раз. Наши руки так подходят друг другу. В пожатии столько нежности. Пульс Майны учащается, я это чувствую, и моя кровь тоже начинает бежать быстрее.

– Ты воспротивилась Королю-Демону, Леи. Во всем королевстве не так много людей, которые на это осмеливаются… не говоря уже о Бумажных Девушках.

Она размыкает рукопожатие, но моя кожа горит, храня память о ее прикосновениях.

Пока я ем, мы шепчемся. Впервые между нами нет стен, на наших лицах нет масок. Я рассказываю Майне о своем прошлом, а она – о своем: о том, как ее отец обещал отдать ее в наложницы Королю еще до ее рождения. Я не могу себе представить, каково это – расти, зная, что тебя ожидает такое. Никогда не чувствовать вкуса свободы, не думать, что сама со временем выберешь свой путь, не ощущать солнечного ветра воли.

– А как бы ты хотела жить? – спрашиваю я. – Кем бы хотела стать? Ну, если бы тебя не выбрали в Бумажные Девушки?

– Я… я никогда не задумывалась об этом.

– Но ведь чего-то тебе наверняка хотелось просто так, для себя. У тебя есть какие-то желания, увлечения…

– Нет у меня никаких увлечений.

Она произносит это так серьезно, что мне хочется смеяться, но я успеваю взять себя в руки.

– То есть как? У всех на свете есть увлечения! Даже у меня, хотя мне почти все время приходилось проводить в нашей лавочке за работой. Все равно оставалось столько вещей, которыми я с радостью занималась, когда было свободное время. Я обожала играть со своим песиком Бао, готовить вместе с Тянь…

Майна отводит взгляд.

– Дело в том, – произносит она напряженным голосом, – что у меня не было свободного времени.

Не в первый раз я задумываюсь над тем, какой символ был заключен в ее медальоне Дня Благословения. Майне уже девятнадцать, она на два года старше меня. А значит, она уже открывала свой медальон, уже прочла знак своей судьбы. Я пытаюсь представить ее реакцию, когда золотая подвеска раскрыла тайну. Увидела ли она внутри что-то неожиданное, или, напротив, узнала подтверждение своей судьбы, которую и так чувствовала? Знак горького рока или истину, которую она и прежде носила в сердце, всегда ощущала, как боль в глубине костей. Но спрашивать о том, что за знак был скрыт в медальоне Благословения, совершенно недопустимо. Это один из самых личных вопросов, которые вообще можно задать, так что я прикусываю язык и обуздываю любопытство.

Перед тем как уйти, Майна предусмотрительно собирает пустые банановые обертки и прячет за пазуху. Это мера предосторожности – чтобы мадам Химура ничего не заподозрила.

– Теперь мы можем быть полностью откровенными друг с другом? – спрашиваю я с надеждой, когда она поднимается на ноги.

Тяжкий момент ожидания ответа… Наконец Майна кивает.

Я перевожу дыхание.

– Тогда, я думаю, тебе стоит знать, что я… я однажды видела, как ты ночью покидаешь Бумажный Дом. Это было несколько ночей назад, точно не помню. Ты тогда скрылась в глубине парка.

– Ты следила за мной?

Ее голос звучит так резко, что причиняет боль. Я отшатываюсь и быстро отвечаю:

– Нет, конечно, нет! Я случайно увидела тебя с веранды. Я не знаю, куда ты ходила…

– Вот и хорошо, – так же резко бросает она.

У меня загораются щеки.

– Я заговорила об этом только потому, что ты подвергаешь себя опасности. Если бы тебя поймали…

– Я отлично знаю, что может случиться, если меня поймают.

– Ну, тогда я просто попрошу тебя быть осторожной.

– Я всегда осторожна.

Я моргаю.

– Всегда – это значит, что ты постоянно совершаешь такие вылазки?

Она смотрит в сторону, сжав губы, ее спина и плечи каменеют, словно она превратилась в статую.

– Совершаешь и собираешься продолжать, – несчастным голосом говорю я, осознавая правду.

Ее молчание служит мне ответом.

– Ты… ты с кем-то встречаешься в парке? – мне безумно трудно задать этот вопрос, слова словно душат меня изнутри.

– Конечно нет, – быстро отвечает она, глядя мне прямо в глаза.

– Тогда что же ты там делаешь, Майна? Ради чего можно так рисковать? Если мадам Химура узнает…

Между нами повисает молчание.

– Я не могу тебе сказать, – наконец отвечает она. И приближается на шаг. – Прости, Леи. Прошу тебя, просто забудь, что видела меня тогда, и никому об этом не говори. Можешь сделать это для меня? – Так как я молчу, она добавляет уже мягко: – Неужели тебе никогда не приходилось хранить тайны, которые ни за что нельзя раскрывать?

Да! – рвется у меня из груди ответ. Такая тайна – мои чувства к тебе.

Вместо этого я отвожу глаза.

Еще шаг – и Майна оказывается совсем рядом. Ее пальцы снова касаются моих.

– Леи, так ты все осложняешь для меня, – тихо говорит она. – Ты это знаешь?

И, не дожидаясь ответа, она приоткрывает дверь и выскальзывает наружу.

– Нет, – шепчу я ей вслед, снова оставшись в одиночестве, во тьме и духоте. – Это ты… ты все осложняешь для меня.

Глава шестнадцатая

Лилл с заплаканными глазами приветствует меня, когда я, спустя еще три дня, возвращаюсь из заключения.

Едва я переступаю порог своей комнаты в Бумажном Доме, как она бросается обнимать меня, и ее оленьи ушки щекочут мне щеки.

– Госпожа Леи! Как я рада снова вас видеть живой и здоровой!

– Со мной все в порядке, – смеюсь я, освобождаясь из ее объятий. И стараюсь улыбнуться ей как можно шире. – Знаешь, кого я сегодня утром первым делом встретила? Конечно, Блю! После этого все остальное – пара пустяков. – Она не смеется моей шутке, и я считаю нужным прибавить: – Лилл, я тоже рада тебя видеть.

Она кивает.

– Госпожа, я так волновалась…

– Мадам Химура плохо с тобой обращалась, пока меня не было? – спрашиваю я, заметив темные круги под ее глазами.

Она избегает смотреть мне в лицо.

– Нет, что вы, не хуже, чем обычно.

– Ну что же, – я, чтобы ее приободрить, с деланным отвращением приподнимаю полы своей грязной одежды. – Видишь, в какую неряху я превращаюсь, когда целую неделю вынуждена обходиться без тебя?

Она наконец хихикает.

– Что вы, госпожа, – говорит она, улыбаясь. – Мне не обязательно это видеть! Мне достаточно понюхать!

* * *

Лилл спешит проводить меня к баням, чтобы я могла принять ванну до того, как проснутся остальные девушки. Во дворе еще горят фонарики. Солнце едва поднялось над горизонтом, и в воздухе еще чувствуется ночная прохлада. За последний месяц – десятый месяц года – порой легко было забыть, что сейчас осень, потому что было необычайно тепло, однако дни стали заметно короче. А по утрам становилось прохладно. От бурлящей воды в ванной поднимается ароматный пар. Лилл ведет меня в мое любимое место банного двора, в дальнем его углу, и там я с блаженным вздохом погружаюсь в воду. Без шаманских браслетов, тянущих меня к земле, я впервые после недели мучений могу расслабиться. Какое наслаждение – с легкостью двигать руками и ногами! Я лежу в воде, улыбаюсь, и волосы плавают вокруг меня темным облаком.

Мы возвращаемся в мою спальню под звон утреннего гонга. Через несколько секунд двери распахиваются – и меня заключает в объятия Аоки, в ночной рубашке, со спутанными волосами.

– Леи! – выдыхает она, сжимая меня так крепко, что я едва могу дышать. Надо же, какая она сильная для такой малышки! – Я так испугалась, когда мадам Химура рассказала нам, что ты сделала! Я думала… ох, лучше тебе не знать, о чем я думала! Когда она сказала, что ты неделю проведешь в заключении, я просто-таки выдохнула, все могло быть гораздо хуже!

– Мне еще повезло, что Король меня не вышвырнул из дворца, – говорю я, когда мы размыкаем объятия.

Губы Аоки сжимаются.

– Да! Это значит, что он по-настоящему сильно желает тебя, – голос у нее какой-то странный, как будто ей перехватывает горло. Но потом она вновь улыбается. – Леи, как тут без тебя было ужасно! Мадам Химура вела себя еще жестче, чем обычно, огрызалась на любую мелочь…

– Что-что я делала?

Глаза Аоки расширяются. Мы синхронно поворачиваемся. В дверном проеме стоит женщина-орлица, сурово глядя на нас.

– Мадам Химура, – испуганно лепечет Аоки. – Я… я не имела в виду…

Орлица стучит тростью по полу.

– Тихо, девочки! Сейчас слишком рано для болтовни! – она встречается со мной глазами. – С сегодняшнего дня я жду от тебя выдающихся успехов по всем предметам, Леи-чжи. Наставники будут докладывать мне о них после каждого урока. А еще я хочу убедиться, что ты ведешь себя пристойно, и к тебе будет приставлена наблюдательница – одна из вас. Она должна хорошо на тебя повлиять. Следующие несколько недель она будет повсюду сопровождать тебя, и я ожидаю, что ты будешь стараться во всем подражать ей. – Она взмахивает рукой. – А теперь готовьтесь к занятиям! Ты, Аоки, отправляйся сначала в ванну. Твой грязный рот необходимо отмыть с мылом.

Мадам Химура удаляется, и Аоки смотрит ей вслед с выражением страха на лице. А я едва удерживаюсь, чтобы не хихикнуть.

Когда я через некоторое время выхожу из комнаты, одетая в изящное – и что самое главное, чистое – кимоно, я обнаруживаю, что в коридоре меня ждет не кто иная, как Майна.

Щеки вспыхивают от яркого воспоминания о нашей близости несколько ночей назад, о доверительных разговорах и прикосновениях. Майна выглядит точно так, как тогда – с открытым лицом, распущенными волосами, из которых только несколько прядей на затылке собраны в требуемый пучок, кимоно сидит на ней соблазнительно свободно – поясок полураспущен. Моя рука сама собой тянется в ее сторону – резкое, импульсивное движение, которое я пытаюсь скрыть, притворившись, что хотела поправить свой воротник.

– Так, значит, это тебя мадам Химура приставила ко мне нянькой!

Она улыбается.

– А кого же еще? Ты же помнишь, что я первая ученица по всем предметам?

Я приподнимаю бровь.

– Даже по поведению? – оглядевшись, чтобы убедиться, что никого из девушек рядом нет, я тихо добавляю: – Полагаю, мадам Химура не знает, что ее лучшая ученица несколько ночей назад ходила на тайное свидание?

– Понятия не имею, о чем ты.

Лицо Майны совершенно серьезно, так что я замираю, боясь, не зашла ли я слишком далеко. Может быть, только для меня события той ночи значат так много, а для нее это не настолько важно? И теперь на ее лице снова появится привычная непроницаемая маска, и она станет такой же далекой от меня, такой же отчужденной, как была прежде?

Но глаза Майны весело сияют.

– До меня также доходили слухи, что с кухни пропало немного еды и сладостей. Удивительное дело, кто бы мог на такое решиться? У тебя есть идеи, куда могла подеваться эта еда?

Я смеюсь от облегчения.

– Наверное, туда же, куда вся еда девается рано или поздно. Кому-то в желудок.

– Надеюсь, обладателю желудка понравились хотя бы сладости.

– Такие чудные сладости кому угодно понравятся.

Майна улыбается и хочет сказать что-то еще, но тут у нее за спиной открывается дверь.

– Леи! – зовет Аоки, выскакивая из своей комнаты и хватая меня за руку. – Пойдем скорее, тебе нельзя опаздывать в первый же день по возвращении!

Майна, удивленно подняв брови, занимает место по другую сторону от меня, и мы втроем спешим по коридору. Хотя мы больше не говорим с Майной о произошедшем той ночью, наш общий секрет ощущается как невидимая нить, связывающая нас, тайно соединяющая наши тела. Какое бы движение она ни совершила – пусть даже самое маленькое, например, откинула волосы или поправила оби, – мои глаза инстинктивно отслеживают его, и я спрашиваю себя, чувствует ли она нечто подобное. Эту связь, это притяжение.

Впервые со дня приезда во дворец я позволяю себе думать, что, может быть, мое будущее здесь окажется не столь ужасным. Все, что мне нужно для этого делать – стараться не попадать в неприятности.

«Не смеши меня, маленькая негодница! Ты же повсюду ищешь неприятностей на свою голову!»

Я представляю насмешливое лицо Тянь, движение ее хвоста.

«Ну, значит, мы обречены».

* * *

Павильон, где проходят наши занятия по энергии ци, – красивое двухэтажное здание с красными балками и оранжевой черепичной крышей. Эти цвета кажутся ослепительными на фоне светлой зелени садов. На карнизах трепещут флажки с записями молитв. Павильон стоит в центре круглого мелкого пруда, его гладкая поверхность ярко блестит на солнце. Над водой носятся птички, охотясь за насекомыми и мелкой рыбешкой, их крылья задевают воду, поднимая мелкую рябь.

Мастер Тэкоа ждет нас, сидя на полу в позе лотоса. На нем просторные штаны, худой, но мускулистый торс обнажен. Похоже, он не замечает прохлады. Однажды он говорил нам, что человек, способный хорошо управлять своей ци, может по желанию регулировать температуру тела.

– Займите свои места, – произносит он, не поднимаясь.

Мы с Аоки и Майной пришли последними – остальные уже здесь. Никого больше я с утра не видела, они меня тоже, и теперь, когда я вхожу в павильон, взгляды всех девушек устремляются на меня. Я опускаюсь на колени на своем обычном месте. Передо мной сидят Чжэнь и Чжинь, которые оборачиваются и посылают мне одинаковые ободряющие улыбки.

– Ты в порядке? – шепотом спрашивает Чжинь.

В ее голосе слышна искренняя забота, и это меня очень трогает.

– Да. Спасибо, что спросила.

* * *

Урок начинается с дыхательных упражнений, призванных направить поток внутренней энергии. Искусство управления энергией ци – это медитативное соединение внутренних и внешних потоков жизненной энергии. Голос наставника звучит мягко, но властно. Я стараюсь сосредоточиться на его словах, чтобы отстраниться от внешнего, абстрагироваться от щебета птиц, шелеста листвы, далеких невнятных звуков дворцовой жизни. Уроки ци – единственные, которые мне действительно нравятся, потому что на них мы учимся не правилам, не соответствию стандарту, а раскрытию собственного ритма, обретению внутреннего мира и равновесия.

Мы выполняем ряд упражнений таолу, а Мастер Тэкоа ходит вокруг нас и наблюдает, как мы справляемся. Обычно он молча наблюдает и молча же поправляет, если кто-то ошибается, но на этот раз он надолго останавливается передо мной, и вдруг разражается речью.

– Огонь. Столько огня.

Я замираю, не закончив движения. Близнецы удивленно оборачиваются.

– Огонь так горяч, что и лед сожжет дотла. Огонь, который поднимется волной и накроет весь мир…

Его голос звучит все громче, в нем слышатся резкие нотки, каких я никогда еще у него не слышала. Он, не мигая, смотрит на меня, глаза его стекленеют, становясь совершенно черными, лишенными зрачков. От его тела исходят волны холода, заставляющие меня дрожать.

– Что-то не так, – говорю я, видя, как другие девушки оборачиваются к нам. – Кажется, Мастер Тэкоа впал в транс.

Слышится резкий смех, совершенно неуместный в этой ситуации. Конечно же, это Блю.

– Что ты с ним сделала, Девятая? Похоже, ты просто не подпускаешь к себе мужчин, а? В чем твоя проблема? Только не говори, что ты предпочитаешь девушек!

Майна тут же встает рядом со мной.

– Блю, закрой рот.

Та моргает от неожиданности.

– О, вы успели подружиться! А я и не заметила!

– Внутри нее огонь, – тем же странным голосом, только еще громче, продолжает Мастер Тэкоа, и Майна не успевает ответить. Воздух вокруг наставника становится ледяным. Больше всего мне хочется укрыться от его пустого черного взгляда, но ноги словно примерзли к полу. – Огонь, который скоро вырвется наружу. Огонь, сжигающий ее и все, к чему она прикоснется. Огонь, слепящий всех, кто на нее посмотрит. Огонь, пожирающий летящих к ней мотыльков.