Текст книги "Краткая история экономики. 77 главных идей о богатстве и бедности от Платона до Пикетти"

5
Дар природы

Однажды в 1760 году в Версальском дворце Франсуа Кенэ (1694–1774 гг.) пришел в отчаяние. Его друг и идейный соратник маркиз де Мирабо только что опубликовал книгу, вызвавшую раздражение многих людей. Она называлась «Теория налогов» и поначалу казалась довольно скучной. Однако из-за нее Мирабо попал в тюрьму. Кенэ был врачом мадам де Помпадур, любимой фаворитки короля Людовика XV. За несколько лет до этого, в возрасте 60 лет, он стал (как раз с помощью Мирабо) ведущей фигурой в группе мыслителей, которые каждый вторник собирались во дворце Мирабо для обсуждения своих идей. Участники собрания были первой экономической «школой». Кенэ был хорошо известной личностью при королевском дворе. Он уважительно и аргументированно критиковал французскую хозяйственную систему. Мирабо же, напротив, был вспыльчивым человеком. В своей книге он во всеуслышание объявил о предложении Кенэ избавить от налогов земледельцев Франции и вместо этого взимать налоги с аристократов. Король был в ярости, и он заключил Мирабо в тюрьму. Мадам де Помпадур пыталась утешить встревоженного доктора, сообщив ему, что она старается успокоить короля, и что скоро гроза минует и все забудется. В ответ Кенэ мрачно заметил, что всегда в присутствии короля думал только об одном: «Этот человек может отрубить мне голову».

Как обнаружил Мирабо, налоги – это деликатная тема. Правителям приходится взимать налоги со своих подданных. Каким еще другим способом можно получить средства, чтобы платить придворным, а также солдатам, защищающим королевство? В те времена Франция тратила много денег на ведение войн и еще больше – на содержание короля, на великолепные замки аристократов, банкеты и драгоценности. В связи с этим возникал вопрос: кого именно облагать налогом? В каком количестве их облагать? Правителю необходимо, чтобы влиятельные аристократы были на его стороне, поэтому облагать налогами их – дело непростое. Если налоги на крестьян окажутся слишком большими, вплоть до непосильных, то они могут перестать работать или, что еще хуже, могут восстать. Жан-Батист Кольбер, министр финансов прежнего короля Людовика XIV веком раньше, несомненно, имел в виду сложный динамичный компромисс, говоря: «Искусство сбора налогов состоит в том, чтобы ощипать гуся, получив возможно больше перьев и возможно меньше гогота».

Кенэ полагал, что французского гуся – французское общество и его экономику – ощипывали столь жестоко, что он стал практически лысым. Несколько десятилетий спустя гусь громко загоготал и устроил революционные потрясения. Теперь же он не сильно вопил и шипел, потому что умирал.

По сравнению с Великобританией сельское хозяйство Франции было отсталым и непроизводительным. Крестьяне, работающие на земле, влачили жалкое существование. Жизнь за городом в сельской местности была сопряжена с монотонной тяжелой работой, с бедностью и голодом. Кенэ винил в этом высокие налоги, которыми облагались производители на земле и которые уходили на обеспечение потребностей придворной жизни королевского двора и аристократов. Двор, аристократы, а также богатое духовенство, напротив, вообще были освобождены от налогового бремени и не платили налоги.

Кенэ говорил, что земледелие играет особую роль в хозяйственной системе общества. Природа, возделанная человеком на полях, укрощенная им в реках и в охотничьих угодьях, является главным источником богатства нации. Вот почему идеи круга мыслителей Кенэ – первых, кто называл себя «экономистами» – стали известны как физиократия, что означает «власть природы». Физиократы утверждали, что богатство состоит, например, в выращивании пшеницы и свиней, в этом и заключается дар земли. Земледельцы используют свой урожай или доходы от его продажи, чтобы прокормиться. Кроме того, иногда они производят излишек, который можно продать другим людям. Кенэ полагал, что излишек является жизненной силой хозяйственной системы. Он назвал его чистым продуктом: это то, что остается от годичного сельскохозяйственного производства (совокупный общественный продукт) после того, как фермеры взяли себе необходимое. Кенэ говорил, что чистый продукт может быть произведен лишь людьми, работающими бок о бок с природой, к примеру, рыбаками и пастухами. Рыбак ловит рыбу в реке, а пастух пасет овец на пастбищах.

Физиократы полагали, что чистый продукт возникает напрямую из экономической системы согласно законам природы, которые неизменны и даны Богом. Они считали, что для правителя было бы неразумно вмешиваться в них, но это как раз и сделала французская монархия. Она обескровила крестьян и искалечила сельское хозяйство страны. Что еще хуже, государство осыпало привилегиями ремесленников и купцов, живущих в городах, в то время как крестьян нещадно эксплуатировало. Франция имела пеструю и сложную мозаику законов, разработанных для того, чтобы строить промышленность, в основном путем защиты производителей от конкуренции как внутри страны, так и за ее пределами. Большая часть этой политики соответствовала предложениям меркантилистов, с которыми мы познакомились в предыдущей главе.

Торговцы, купцы и ремесленники защищали свои привилегии через систему «цехов». Это были организации, берущие свое начало в Средние века. Зачастую они представляли собой могущественную силу. Если взглянуть на Париж за несколько десятилетий до начала физиократического движения, то можно увидеть, как далеко могли пойти цехи в защите своих членов. В июне 1696 года начались беспорядки среди городских производителей пуговиц (пуговичников). Они нападали на швейные мастерские в поисках подпольно произведенных пуговиц, что угрожало их господству в торговле пуговицами с шелковыми застежками. Проблема была в том, что некоторые предприимчивые портные начали делать такие застежки для пуговиц из шерсти. Цех производителей пуговиц выразил свое недовольство и подал жалобу, власти ввели запрет на шерстяные застежки для пуговиц. Владельцы парижских лавок проигнорировали приказ властей, и тогда уполномоченные смотрители цеха начали преследовать бунтующих портных. Они даже пытались арестовать всякого появлявшегося на улице в одежде с шерстяными застежками для пуговиц. Сегодня сложно представить, что союз производителей имеет такую силу и оказывает такое влияние на рынок сбыта и спрос потребителей. Привилегии, которыми обладали изготовители пуговиц, помогали им зарабатывать деньги. Физиократы считали, что прибыли производителей получаются только благодаря пожалованным им привилегиям, а не потому, что они создавали какой бы то ни было реальный товарный излишек.

Кенэ говорил, что отрасли индустрии, производящие готовые изделия (не сырье), на самом деле совершенно не способны создавать излишек общественного продукта. Производители пуговиц зарабатывают прибыль от продажи пуговиц лишь благодаря труду и шелку, которые расходуются при их изготовлении. Все, что делают эти производители – преобразуют то, что уже создала природа. Поэтому Кенэ называл индустриальное производство и переработку «бесплодной» деятельностью. Еще хуже то, что вследствие поощрения французским государством индустрии, ресурсы изымались у производительных предприятий (крестьянских хозяйств) и направлялись в многочисленные «бесплодные» отрасли народного хозяйства. Еще более критично он относился к банкирам, купцам и торговцам, которые, по его мнению, были паразитами на экономическом теле общества. Они сновали вокруг ценностей, создаваемых другими людьми, в надежде заполучить прибыль, при этом не внося в ее создание никакого собственного вклада.

Будучи врачом, Кенэ видел экономику как гигантский организм, производящий драгоценный излишек общественного продукта. Этот излишек действовал как система жизненно важного кровоснабжения. Для объяснения своих представлений Кенэ создал первую экономическую «модель» – упрощенную картину хозяйственной системы. Эту картину он нарисовал в своей гениальной «Экономической таблице» (Tableau Économique). Для того чтобы представить кругооборот ресурсов в хозяйственной системе, он начертил ряд зигзагообразных линий. Крестьяне производили излишек и уплачивали его в форме ренты аристократам, которые владели землей и которые затем покупали шелковые застежки для пуговиц, серебряные подсвечники и канделябры у ремесленников. Ремесленники, в свою очередь, покупали продовольствие у крестьян, тем самым завершая цикл кругооборота. Экономическая система в итоге представлялась как схема циклических потоков, кругооборот излишка между крестьянами, землевладельцами и ремесленниками. Когда излишек увеличивается, расширяется поток распределяемых ресурсов между ними, и экономика растет. Если же излишек сокращается, экономика сужается. Это как раз и происходило, по мнению физиократов, во Франции.

Зигзаги доктора Кенэ производили впечатление на людей, озадачивали их и ставили в тупик. Мирабо, осознав, что означают эти зигзаги, провозгласил Кенэ самым мудрым человеком в Европе. Кенэ, по его мнению, был умен как Сократ. «Таблица», несомненно, оказала большое влияние на науку: позднейшие экономисты, включая Адама Смита, воздавали ей должное, давали высокие оценки.

Вплоть до сегодняшнего дня идея кругооборота ресурсов между наемными работниками, компаниями и потребителями является фундаментальной для понимания экономической системы.

У доктора Кенэ было лекарство против болезней, которыми страдала Франция. Прежде всего надо было увеличить излишек общественного продукта, производимый в хозяйственной системе. Мирабо нажил себе немало неприятностей в попытках объяснить, как это можно сделать практически. Зигзаги доктора Кенэ обнажили проблему с налогообложением крестьян. Из-за более высоких налогов у земледельцев оставалось меньше семян для посева в следующем году, а также меньше денежных средств на улучшение своих орудий труда. Если бы налогом облагались только владеющие землей аристократы, у крестьян оставалось бы больше ресурсов для возделывания земли и улучшения культуры земледелия. Это помогло бы увеличить общую величину излишка в экономике в целом. В конечном итоге выиграла бы даже аристократическая знать, потому что экономика стала бы более развитой и крупной по объему. Этот аргумент услышан не был, и невезучий Мирабо оказался за решеткой.

Помимо того, что крестьяне жили под гнетом высоких налогов, им было запрещено экспортировать зерновые и приходилось следовать правилам продажи зерновых своим соотечественникам внутри страны. Ограничения снижали запрашиваемую ими цену, еще больше сокращая излишек произведенного общественного продукта. Кенэ пытался убедить государство освободить земледелие и связанные с ним виды деятельности от всех подавляющих мер контроля, а также устранить привилегии, выгодные для купцов и торговцев. Он отстаивал экономическую политику laissez-faire, что буквально означает «позвольте делать». Мы по сей день используем это французское выражение для описания экономической политики невмешательства правительства. Физиократы имели некоторое влияние на экономическую политику. Например, под их влиянием в 1760-е годы французское правительство упростило для крестьян процесс продажи зерновых. Позднее школа экономической мысли Кенэ пришла в упадок, а он сам оставил практические вопросы экономической науки ради восхищения абстракциями геометрии.

Кенэ стремился найти закономерности для описания поведения хозяйственной системы и отобразить их в моделях, в этом он был совершенно современным исследователем. Сегодня то, чем он занимался, стало методом экономической науки. До него хозяйственную систему рассматривали сквозь призму традиции и религии или же, когда последнюю не учитывали, как это было у меркантилистов, сквозь туманную завесу конфликтующих идей. Едва ли такой подход определял четкий набор принципов. Утверждая, что зачастую экономику лучше оставить такой, какая она есть, – потому что тогда она лучше функционирует, – Кенэ предвосхитил мнение многих современных экономистов. Убеждение состоит в том, что нередко правительству лучше всего не вторгаться в экономику, например, взимая большое количество обременительных налогов. Мысли Кенэ были революционными и в том, что источник экономической ценности он четко и решительно видел не в деньгах самих по себе, а в реальных продуктах: пшенице, свиньях и рыбе. Однако, ограничивая источник ценности сферой земледелия, физиократы как бы застряли в прошлом. Они писали свои труды как раз перед экономической революцией, которая преобразила Европу. Революцией, после которой производители стали создавать ценности, изготавливая существующие товары дешевле и изобретая новые. Вскоре дар природы стал приносить плоды на заводах и фабриках, а не только на полях и в реках.

В конце физиократической эпохи Кенэ стал и критиком, и защитником экономической системы Франции. Он имел достаточную смелость, чтобы высказываться в пользу взимания налогов с французских аристократических кругов. Ведь отсутствие необходимости платить налоги было их привилегией, которой они дорожили, и важным символом их статуса в обществе. Кроме того, Кенэ был столь же решительным в своей критике королей Франции за то, что они душат свою же собственную экономику. К концу жизни беспокойство Кенэ относительно раздражения короля поутихло. После того, как Мирабо выходом своей книги навлек на себя неудовольствие августейших особ, мадам де Помпадур помогла освободить его из тюрьмы. Кенэ дожил до глубокой старости, на несколько месяцев пережив короля. Хотя Кенэ рисковал огорчить богатых и влиятельных людей своими заявлениями, он в принципе был лоялен к ним. Он проводил дни, бродя по коридорам дворца в ожидании аудиенций с королем и мадам де Помпадур. По большому счету, он был частью «старого монархического режима» Европы с его королями и королевами. Он верил в разделение общества на классы аристократов и крестьян. И хотя он убеждал короля изменить подход к управлению экономической системой, все равно он хотел, чтобы всем руководил всемогущий монарх. Даже таким ярким и смелым экономистам, как Кенэ, часто приходилось мыслить в рамках того, что задавалось и транслировалось самыми могущественными людьми в современных им обществах.

После смерти Кенэ аристократы Франции захлебнулись в потоках крови, вызванной могучей революцией 1789 года. Революция разрушила старый режим королей, герцогов и крестьян. Экономисты отвергли веру Кенэ в абсолютную власть монархов. Однако он расчистил для них дорогу к современным формам экономического знания и экономической науки.

6
Невидимая рука

Шотландский философ Адам Смит (1723–1790 гг.) был известен тем, что порой так глубоко уходил в свои мысли, что забывал, где находится. Его друзья замечали, как он разговаривает сам с собой, его губы шевелятся, и он кивает головой, будто проверяет какую-то новую идею. Однажды утром он проснулся и стал ходить по саду у своего дома в маленьком шотландском городке Керколди, глубоко погрузившись в размышления. В одном халате он вышел на дорогу и дошел до другого города, расположенного в 12 милях от его дома[38]38
  19,32 км (1 миля – 1,61 км).


[Закрыть]. Вернуть его к реальности смог лишь звон церковных колоколов, возвещавших о начале воскресной службы.

Смит имел веские основания быть погруженным в свои мысли. Он уехал прочь от суеты городов, где сделал себе имя как философ, написавший, возможно, самый прославленный труд в истории экономической науки. Вследствие этого многие стали называть Смита отцом современной экономической науки. Взращенный бодрящими прогулками и бессонными ночами увесистый том был опубликован в 1776 году и назывался «Богатство народов»[39]39
  Полное название: «Исследование о природе и причинах богатства народов».


[Закрыть].

В нем Смит задал фундаментальный вопрос экономической науки: совместима ли собственная выгода с хорошим устройством общества? Для того чтобы понять это, сравним рабочие механизмы функционирования общества с механизмами функционирования футбольной команды. Хорошей футбольной команде, очевидно, нужны классные игроки. Классные игроки делают гораздо больше, нежели просто владеют передачей и хорошо бьют по воротам соперника. Они знают, как играть в команде. Если вы защитник, то остаетесь сзади и защищаете собственные ворота; если же вы атакующий игрок, то выдвигаетесь вперед и пытаетесь забить гол, и т. д. В плохой команде игроки заботятся только о своей личной славе – каждый хочет сам забить гол. Поэтому все разом несутся за мячом, вместо того чтобы распределиться по полю и помогать друг другу. В результате мы видим хаос на футбольном поле и очень мало забитых голов.

Общество – это команда из миллионов людей, которые трудятся все вместе и торгуют тоже все вместе. Что нужно для того, чтобы эта объединенная группа работала хорошо? Если экономическую науку сравнить с футболом, тогда обществу необходимо, чтобы люди действовали в интересах команды, то есть в интересах всего общества в целом. Что обществу не нужно, а попросту вредно? Ему не нужны люди, которые заботятся по преимуществу только о себе, о своей выгоде, словно футболисты, одержимые собственной славой. Например, пекари должны обеспечить своих соседей достаточным количеством хлеба на обед, а не пытаться заработать как можно больше денег. Мясники должны брать на работу новых помощников не потому, что они им действительно необходимы, а потому, что это их друзья, а друзьям нужна работа. Каждый в таком обществе бы был добр друг к другу, и общество в целом было бы местом воплощенной гармонии.

Смит перевернул эту идею с ног на голову. Он утверждал, что обществу идет на пользу, когда люди поступают в своих собственных интересах. Он считал, что не следует быть всегда благожелательным, а нужно делать то, что лучше всего для вас, и тогда, в конечном счете, от этого выиграет гораздо больше людей.

«Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов», – говорил Смит. Важно, что вы получаете обед от пекаря не потому, что пекари хорошие, добросердечные люди. Некоторые – да, некоторые – нет. Так или иначе, это не имеет значения. Действительно важно, что вы получаете хлеб, потому что пекари преследуют свой собственный интерес. Продавая хлеб, они зарабатывают и получают деньги. В свою очередь, пекари зарабатывают себе на жизнь, потому что вы преследуете свой личный интерес, покупая хлеб. Вы не беспокоитесь о пекаре, а он не беспокоится о вас. Вы, вероятно, даже не знаете друг друга. Люди извлекают пользу друг от друга не потому, что они похожи на «доброго самаритянина», который желает помогать незнакомцам[40]40
  Одна из известных притч Иисуса Христа, упоминаемая в Евангелии от Луки. Она рассказывает о милосердии и бескорыстной помощи попавшему в беду человеку со стороны прохожего самарянина – представителя этнической группы, которую евреи не признают единоверцами. По мнению некоторых богословов, данная притча показывает, что «примеры человеческой доброты встречаются у всех народов и во всех верах, что Закон и заповеди Божии исполняют люди самых разных национальностей и разных вероисповеданий». Название «Добрый Самарянин» («Добрый Самаритя́нин») часто использовалось и используется благотворительными организациями и вообще стало нарицательным для обозначения доброго и бескорыстного человека, готового помогать каждому, кто попадет в беду.


[Закрыть]. Они извлекают взаимную пользу, потому что делают лучшее для себя. Личный интерес приводит к социальной гармонии, а не к хаосу.

Есть еще одно важно различие между футбольной командой и хозяйственной системой. Футбольной команде нужен тренер для организации игроков. Представьте, что он, взяв каждого за руку, расставляет их по полю и направляет на конкретные участки: защитников ставит сзади, нападающих – впереди, и т. д. Твердая рука тренера обеспечивает хорошую игру команды. Однако в экономике такой расстановкой никто не занимается. Никто не говорит пекарям сколько буханок испечь, пивоварам – какое пиво сварить. Они решают это самостоятельно на основе того, что принесет им деньги. Общество, устроенное таким образом, прекрасно функционирует. Кажется, что все же в этом случае должна существовать рука менеджера или тренера, организующая все вокруг. Но если вы попытаетесь найти ее, то поймете, что ее нет.

Для того чтобы описать эту ситуацию, Смит придумал и сформулировал одно из самых известных выражений в экономической науке. Он сказал, что обществом управляет «невидимая рука».

В этот момент вы можете подумать: как же насчет правительства? Разве не оно управляет хозяйственной системой? Да, это правда, но до некоторой степени. Куда бы вы не кинули взгляд в вашей стране, именно правительство решает все хозяйственные вопросы. Впоследствии мы разберемся, что же конкретно оно делает. Как мы увидим, в некоторых обществах «коммунистического типа» правительство полностью принимает на себя ведение дел и постоянно говорит всем и каждому что делать. Тем не менее, и сегодня экономика вашей страны имеет много общего с тем, о чем говорил и писал Смит. В следующий раз когда вы зайдете в местный магазин, посмотрите на деревянные ящики с помидорами, пакетами молока и стопками газет. Как они оказались в этом магазине? Дело в том, что владелец магазина решил купить их, чтобы продать людям, которым все это нужно. Никто – ни правительство, ни кто-нибудь еще – не говорит владельцу магазина, что делать и что покупать.

Заманчиво было бы порассуждать о «невидимой руке» Смита формулами «жадность – это хорошо» или «корыстолюбие – это хорошо». Однако такое толкование было бы искажением его идеи. Смит видел, что общество, устроенное на торговых и коммерческих началах, задействует ряд положительных человеческих качеств. Пекари и мясники зачастую добры с другими людьми. Они огорчаются, когда их друзья заболевают или теряют деньги. Но коммерческая торговля не могла бы эффективно функционировать, если бы люди все время были исключительно корыстолюбивыми: пекари бы лгали о весе буханок хлеба, а пивовары разбавляли бы пиво водой. Обман и мошенничество стали бы нормой, и в результате воцарился бы хаос.

Только когда люди честны и благонадежны, их действия, направленные на преследование своих собственных интересов, приносят пользу обществу.

Затем «невидимая рука» Смита работает, когда благопристойные люди могут свободно обменивать блага – покупать и продавать вещи. Побуждение обмениваться вещами отличает людей от других животных. Вы никогда не увидите, как собаки производят бартерные сделки, к примеру, меняются костями. А люди постоянно обмениваются, берут одно, а отдают другое. Допустим, я даю вам хлеб в обмен на некоторое количество вашего пива. Или, что более вероятно, я продаю свой хлеб за деньги и затем иду и покупаю нужное мне количество пива. Одним из результатов такого обмена является специализация людей на определенной деятельности: появляется разделение труда. В маленькой деревне всякий сначала пек свой хлеб и варил свое пиво. Затем некоторые люди научились печь хлеб очень хорошо, они выпекали его больше, чем им необходимо самим, и тогда стали продавать излишек, чтобы купить пиво. В конце концов они полностью прекратили варить пиво для себя, пекут хлеб на продажу, покупают пиво у тех, кто хорошо его варит. Такой обмен выгоден обеим сторонам.

Разделение труда принимало новые формы, когда Смит писал свой труд. В Великобритании коммерсанты учреждали предприятия, устанавливали станки, приводимые в движение огромными водяными колесами. Некоторые предприятия-мануфактуры были многоэтажными, в них работали сотни людей. В каждом помещении или комнате были инструменты, а также рабочие для выполнения определенной операции. Смит объяснял, как специализированный труд повышает эффективность хозяйственной системы. Он делал это на примере производства булавок. Представьте, что вам нужно сделать булавку. Сначала вам необходимо вытянуть проволоку, потом заострить кончик. Далее нужно сделать головку и прикрепить ее к булавке. В конце необходимо упаковать готовые булавки. Смит выделял 18 отдельных стадий производства булавки. Одному человеку будет крайне тяжело сделать больше одной или двух булавок в день. Если же их делает вместе группа людей, каждый может выполнять отдельную операцию и, что называется, «набить руку» на ней, особенно если есть специальные механические станки для разных типов операций. Сообща вы будете в состоянии изготавливать много булавок в день. Если систему специализированного труда распространить на всю экономику в целом, многие виды товаров можно производить с меньшими издержками.

Когда рынки функционируют, специализация углубляется. В поселении из десяти человек без связей с внешним миром рынок невелик, и едва ли есть необходимость в том, чтобы часть людей тратила целый день, заостряя концы булавок, а другая делала для булавок только головки. В этой ситуации нет потребности в отдельной специализации, будь то для пекаря, пивовара или мясника. При расширении рынков деревня налаживает связи с другими деревнями, и специализированный труд становится прибыльным. Большой город уже делает возможным действительно сложное разделение труда, в котором все – архитекторы и настройщики фортепиано, изготовители канатов и могильщики – могут зарабатывать себе на жизнь. Все это происходит с помощью «невидимой руки», когда люди покупают и продают товары друг другу.

Смит считал, что такое положение дел в обществе выгодно всем, даже самым бедным. Производство дешевой рубашки для рабочего зависит от усилий многих людей и механизмов, выполняющих узкопрофильные задачи: шерстопрядильного оборудования для прядения нитей, ткачей, изготавливающих ткань, а также портных, пришивающих пуговицы. Далее, подумайте о людях, которые рубят деревья для создания ткацкого станка; на этом ткацком станке будет соткана необходимая ткань. Подумайте и о горнорабочих, добывающих железо, чтобы сделать гвозди для корабля, на котором будут перевозить уже готовую рубашку. Для производства рубашки понадобилась работа тысяч людей. Вместе они формируют обширный социальный механизм, каждая часть которого действует сообща с другими, подобно шестеренкам часов. Все это для того, чтобы рабочий мог приобрести нужный ему товар и надеть рубашку, когда он захочет.

Смит также привнес новое понимание в то, что значит богатство.

Физиократы считали богатством все то, что произрастает на земле, меркантилисты видели богатство в золоте. Согласно Смиту, под богатством нации следует понимать совокупное количество полезных товаров: пшеницы, пива, рубашек, книг, – которые производятся в хозяйственной системе данной страны.

Так считают и современные экономисты. Национальный доход – это совокупная стоимость всех товаров, производимых отечественными компаниями. Смит осознал, что смысл экономической системы заключается в обеспечении людей благами для потребления. Меркантилисты, напротив, не были обеспокоены пользой, которую люди могли бы извлечь из доступа к благам. Меркантилистам было важно производство благ с целью их последующей продажи иностранцам за золото. Многочисленный ассортимент товаров, включая импортные, мог даже расцениваться как отрицательное явление, если издержки на отечественное производство и импорт вели к оттоку золота из страны.

Мировоззренческая концепция новой хозяйственной системы Смита основана на разделении труда и личном интересе. Его часто почитали за мудреца, в особенности те, кто верил во всемогущество рынков. Они полагали, что рынки наилучшим образом могут управлять хозяйственной системой, что вмешательство правительства и иных государственных структур должно быть минимальным, что бизнес-компании могут делать все, что им захочется. Спустя двести лет после выхода в свет «Богатства народов» американский президент Рональд Рейган отстаивал именно эти принципы, черпая вдохновение в идеях Смита. Некоторые официальные лица Белого дома даже носили галстуки с изображением Смита.

Однако ученому вряд ли бы это польстило. С одной стороны, он отстаивал значимость рынков в ответ на вызовы системы меркантилистов, которую критиковал. Меркантилистская система в те времена управляла Европой, вводя и поддерживая многочисленные ограничения покупок и продаж. Он хотел демонтировать эту систему, но верил, что правительства играют важную роль в экономике. С другой стороны, Смит чувствовал диссонанс и разноголосицу в представлениях о гармоничном сосуществовании добропорядочных людей, преследующих собственные интересы. Разделение труда делает задачу каждого работника значительно проще. И хотя этот процесс увеличивает объем производства, он же делает трудящихся «глупыми и невежественными». И наконец, как следует распределять все новое производимое богатство между нанимателями и рабочими? Новая хозяйственная система имела потенциал и для конфликтных столкновений, и для гармонии. Поэтому каждый следующий экономист после Смита подчеркивал важность одного из двух вариантов развития событий.