Текст книги "Пение под покровом ночи. Мнимая беспечность (сборник)"

– Что ж, тогда иди, ступай, если можешь.

Подруга зашагала по коридору. Но очень скоро вернулась и возбужденно воскликнула:

– Так оно и есть, дорогая! Он ее сбрил! Стюард мне сказал. Надо же, Обин Дейл, вон что учудил! Дорогая, но это же просто сенсация! Тебе повезло!

Тут раздался новый взрыв смеха, затем миссис Диллингтон-Блик заметила, что ждет не дождется, когда они попадут в тропики и она сможет надеть новый купальник от Джолиона. А потом дверь в каюту захлопнулась, и их голоса стихли.

– Идиотки, – пробормотала сквозь зубы мисс Эббот. Сама она была совершенно безразлична к телевизионным знаменитостям. А затем она принялась размышлять над тем, стоит ли выбрасывать фотографию за борт, как только они выйдут в открытое море. Может, лучше порвать ее на мелкие кусочки прямо сейчас и бросить в корзину для мусора? Или же выбросить в гавани? Но как одинока будет она тогда! Мисс Эббот забарабанила пальцами с крупными костяшками по худым коленкам, и тут в голову пришла другая мысль: что, если ей самой броситься за борт прямо в гавани? Вода наверняка жутко холодная и грязная, там плавают разные отбросы – отвратительно!

– О боже! – пробормотала мисс Эббот. – Все же я чертовски несчастное существо!

Тут к ней в каюту постучался Денис.

– Вам телеграмма, мисс Эббот, – пропел он.

– Телеграмма? Мне? Неужели?

Он открыл дверь и вошел.

Мисс Эббот взяла телеграмму и вскрыла ее дрожащими руками.

«Дорогая Эбби я в отчаянии пожалуйста напиши или если еще не поздно позвони. Ф.»

Денис топтался у порога. Мисс Эббот спросила дрожащим голосом:

– Еще не поздно отправить ответ?

– Ну… да. То есть я хотел сказать…

– Или позвонить? Могу я позвонить?

– Да, на борту есть телефон, но я только что проходил мимо и видел, возле него выстроилась целая очередь.

– А сколько осталось до отплытия?

– Около часа, но телефон отключают раньше.

– Но это крайне важно, – в отчаянии протянула мисс Эббот. – И очень срочно.

– Сожалею.

– Погодите. Я вроде бы видела будку телефона-автомата в доках? Ну, неподалеку от автобусной остановки?

– Да, верно, – весело подхватил Денис. – Вы очень наблюдательны.

– Тогда я еще успею сбегать туда и позвонить, правильно?

– Времени у вас полно, мисс Эббот. Просто уйма времени.

– Тогда я сбегаю. Прямо сейчас.

– Но в обеденном зале подают кофе и сандвичи.

– Я не хочу. Лучше сбегаю позвонить.

– На улице холодно. Жуткий колотун. Надо бы накинуть пальто, мисс Эббот.

– Это не важно. Впрочем, ладно. Спасибо вам.

Она выдернула из шкафа пальто, схватила сумочку и выбежала из каюты.

– Сперва прямо, по прогулочной палубе, потом свернете направо, – крикнул он ей вслед и добавил: – Смотрите не заблудитесь в тумане.

Мисс Эббот так странно себя вела, так разволновалась, что вызвала у Дениса любопытство. Он вышел на палубу и увидел, как она бежит по причалу прямо в туман. «Бегает прямо как парень, – подумал Денис. – Разные люди встречаются на белом свете».

Мистер и миссис Кадди разместились каждый на своей койке и смотрели друг на друга. В глазах их танцевали шутливые искорки – это выражение они обычно приберегали для самых интимных случаев. Вентиляторы в переборке вдували в каюту горячий воздух, иллюминатор был задраен, багаж разложен надлежащим образом, и супруги Кадди расслабились.

– Ну, пока что все нормально, – с важным видом заметила миссис Кадди.

– Ты довольна, дорогая?

– Грех жаловаться. Вроде бы тут чисто.

– К тому же собственный душ и туалет, – он кивнул на узенькую дверцу.

– Есть в каждой каюте, – согласилась она. – Делить с кем-то туалет – нет уж, увольте.

– Ну а как тебе показалась компания? Есть довольно занятные типы.

– Особенно эти римско-католические священники.

– Нет, плывет только один. Второй его просто провожал. Так ты считаешь, они из римско-католической церкви?

– Похоже на то, верно?

Мистер Кадди улыбнулся. Улыбка у него была странноватая – очень широкая и всезнающая.

– На мой взгляд, чисто клоуны, да и только.

– Вообще-то мы плывем с представителями высшего общества, – сказала миссис Кадди. – Ты заметил эти меха?

– А духи? Тьфу!

– Придется мне не спускать с тебя глаз, а то еще влюбишься.

– Слышала, о чем они говорили?

– Ну, не все, – созналась миссис Кадди. – Вроде бы говор у нее как у леди, а вот мысли не столь благородны.

– Серьезно?

– Типичная охотница за мужчинами.

Мистер Кадди заулыбался уже во весь рот.

– А ты заметила цветы? – спросил он. – Это орхидеи. По фунту и восемьдесят пенсов каждый цветок!

– Да ладно!

– Точно тебе говорю. Это факт. Вообще-то очень красивые, – добавил мистер Кадди с какими-то странными нотками в голосе.

– А ты видел, что произошло с той другой дамочкой, которая заглядывала через плечо пожилого типа и читала его газету? Ну, в автобусе?

– Делать мне больше нечего! Плевать я хотел.

– Он читал обо всех этих преступлениях. Ну, ты знаешь. Цветочный Убийца. Тот разбрасывает цветы на груди своей жертвы. И поет.

– До или после?

– После. Ну, скажи, разве это не ужасно? – восторженно воскликнула миссис Кадди.

Мистер Кадди что-то неразборчиво буркнул в ответ.

Супруга его не унималась:

– Стоит только подумать, прямо мороз по коже. Интересно, с чего это он спятил?

– Женщины.

– Ну, конечно, правильно. Вали все на женщин, – добродушно заметила она. – Как все остальные мужчины.

– Ну а ты сама подумай. Что писали в той газете?

– Я толком не разглядела, но думаю, ты прав. Все только об этом говорят и пишут. И его, разумеется, еще не поймали.

– Жаль, что у нас нет той газеты. Как это я забыл купить?

– Может, найдется хотя бы одна в комнате отдыха.

– Как же, надейся!

– А тот старик оставил свою в автобусе. Я заметила.

– Вот как? А знаешь, – добавил мистер Кадди, – я просто обожаю вечерние газеты. Может, стоит сбегать и посмотреть, на месте ли она? Ведь автобус отходит только в одиннадцать. Нет, правда, сбегаю.

– Только смотри, недолго. Ты же знаешь, как я буду нервничать. Если опоздаешь на пароход…

– Но, дорогая, мы отплываем в полночь, а сейчас всего десять минут двенадцатого. Я мигом, туда и обратно. И потом подумай: ты же можешь отправиться в плавание со всеми этими бравыми морячками!

– Но я хочу с тобой.

– И оглянуться не успеешь, как я вернусь.

– Понимаю, как это глупо, – пробормотала миссис Кадди, – но всякий раз, когда ты уходишь, пусть даже в комнату для отдыха, я начинаю жутко нервничать.

– Глупышка моя. Я бы и тебя взял с собой, но думаю, что не стоит. К тому же там внизу уже подают кофе.

– Скорее кофейную эссенцию.

– Что ж, выясним, когда я вернусь. Веди себя хорошо, девочка.

Мистер Кадди нахлобучил на голову фетровую шляпу серо-стального цвета, надел дождевик с поясом, стал похож на частного детектива – по крайней мере, именно таким представляют этот персонаж режиссеры многих фильмов – и отправился на берег.

Миссис Кадди осталась в каюте. Сидела, нервно выпрямившись, на койке и ждала мужа.

Подруга мистера Обина Дейла посмотрела в иллюминатор и пробормотала заплетающимся языком:

– Дорогой, там все кипит и бурлит, прямо как суп гороховый варится. Думаю, нам пора сматываться.

– Ты собираешься сесть за руль, дорогая?

– Естественно.

– Но ты в порядке? Сможешь вести?

– Милый, я всегда в полном порядке, когда напьюсь, – сообщила она. – Это придает какое-то особое умение, которого так не хватает другим водителям.

– Нет, это просто ужасно.

– Я докажу, что у меня все под контролем, предлагаю уехать отсюда, пока этот чертов туман окончательно все не поглотит. О, дорогой! Боюсь, я сейчас разрыдаюсь. Где мой носовой платок?

Она открыла сумочку. Из нее, точно развернутая пружина, вылетела игрушечная змея, тайно помещенная туда любовником, который питал пристрастие к подобного рода шуточкам.

Эта выходка внесла некоторое разнообразие в рутинную церемонию прощания – вышла небольшая заминка. Но затем провожающие пришли к выводу, что им действительно пора.

– Особенно после того, – заметил друг Дейла, – как мы прикончили последнюю бутылку. Прости, старина. Я сегодня не в форме. И стоящего шоу не получилось.

– Перестань, – сказала его подруга. – Все было очень здорово, просто потрясающе! Дорогой Оби! Нам действительно пора.

Они начали выходить из каюты, но тут Обин Дейл заявил, что проводит их до машины.

И вот они всей компанией сошли на берег, громко переговариваясь хорошо поставленными голосами, а туман тем временем еще больше сгустился.

Было пять минут двенадцатого. Автобус уже отъехал, одинокое такси стояло на том же месте. Их машина была припаркована в дальнем конце причала. Они столпились вокруг нее и поболтали еще несколько минут. Все друзья в один голос твердили Дейлу о том, что путешествие принесет ему огромную пользу, что он прекрасно выглядит без своей знаменитой бороды и его будет страшно не хватать в программе. И вот наконец они отъехали, дав на прощанье несколько гудков клаксоном.

Обин Дейл помахал им, затем сунул руки в карманы пальто из верблюжьей шерсти и зашагал обратно к пароходу. Насыщенный влагой ветерок шевелил его волосы, мимо проплывали клочья тумана. Он думал о том, как фотогенично выглядит сейчас этот причал. Дымовые трубы нескольких кораблей были освещены снизу, остальные их части обрели дрожащие неверные очертания, расплываясь в тех местах, где тень граничит со светом. Фонари, точно луны, зависли в молочной пелене тумана. Отовсюду доносились невнятные звуки и множество незнакомых запахов. Дейл вообразил, что находится сейчас на съемках своей программы, и принялся подбирать соответствующие случаю фразы. Да, он бы очень неплохо смотрелся, хотя бы на фоне этого темного прохода – так ему показалось. Он провел ладонью по бритому подбородку и зябко передернулся. Нет, надо взять себя в руки. Вся эта идея с путешествием возникла из необходимости хотя бы немного отвлечься от работы. Надо постараться даже не думать о ней или о чем-то другом, не менее огорчительном. К примеру, о своей подруге, как бы она ни была мила и прелестна. И тут же все его мысли целиком переключились на нее. Надо было подарить ей что-нибудь на прощанье. Цветы? О нет, нет. Никаких цветов. Они вызывают самые неприятные ассоциации. Его бросило в жар, потом в холод. Дейл сжал кулаки и вошел в темный проход.

Примерно минуты через две на причал прибыл последний пассажир парохода «Мыс Фаруэлл». Это был мистер Дональд Макангус, пожилой холостяк, страдавший сильными приступами водобоязни. Туман на набережной сгустился еще больше. В Сити обстановка на дорогах была просто жуткой. Несколько раз его такси подолгу стояло в пробках, дважды водителю приходилось сворачивать с курса в объезд. И когда мистера Макангуса уже просто затошнило от волнения, водитель вдруг заявил, что дальше не поедет. Он указал на какие-то смутные, еле видимые очертания крыш и стен и еле мерцающий за ними свет. И сказал, что именно там и находится пароход мистера Макангуса. Он просто должен идти на этот свет и – непременно выйдет к пароходу. Это заявление привело к отчаянным спорам об оплате и особенно о чаевых: поначалу мистер Макангус недодал чаевых, затем, пребывая в крайне нервном состоянии, переплатил. Водитель смотрел на него жалостливо. Затем всучил фибровый чемодан владельцу – тот ухватил его за ручку, – сунул картонную коробку и пакет в коричневой бумаге ему подмышку. И вот нагруженный таким образом мистер Макангус затрусил вперед и исчез в туманной пелене, а такси вернулось в лондонский Ист-Энд.

Было уже половина двенадцатого. Таксист, который подвозил девушку из цветочного магазина, по-прежнему надеялся получить оплату, а констебль полиции Мойр пытался развлечь его разговором. Последний трап подняли, «Мыс Фаруэлл» был готов к отплытию, и капитан корабля Баннерман ждал своего лоцмана.

Без одной минуты двенадцать завыла сирена.

В этот момент констебль позвонил из автомата в полицию. Его соединили с криминальным отделом Скотленд-Ярда.

– Тут еще одно обстоятельство, сэр, – заговорил он в трубку. – Помимо цветов. В правой руке у нее был зажат клочок бумаги. Похож на фрагмент посадочного талона, такие раздают пассажирам. Талон для посадки на «Мыс Фаруэлл».

Мойр выслушал ответ, затем обернулся, взглянул поверх еле заметных крыш на огромную красную с белой полосой дымовую трубу. Она удалялась и вскоре исчезла в тумане.

– Боюсь, что уже не смогу сесть на пароход, сэр, – сказал он. – «Мыс Фаруэлл» только что отчалил.

Глава 3
Отплытие

I

Всю ночь через двухминутные интервалы на «Мысе Фаруэлл» включали сирену. Пассажиры, улегшиеся спать, время от времени слышали этот звук, и во сне им казалось, что какой-то монстр трубит в гигантскую трубу. Те же, кому заснуть не удалось, прислушивались к этому вою с тревогой и плохими предчувствиями. Обин Дейл, к примеру, пытался подсчитать секунды между гудками – иногда у него выходило сто тридцать, иногда эта цифра снижалась до ста пятнадцати. Затем он постарался определить свой пульс, но разнервничался. Ему показалось, что сердце колотится как-то слишком уж часто. Дейл принялся думать о вещах, о которых лучше вовсе не думать, в том числе и о худшей из всех: о своем ужасном провале на летней ярмарке в Мелтон Медбери. Именно поэтому его психиатр посоветовал отправиться в путешествие, чтобы все поскорее забыть. Он уже принял на ночь одну таблетку снотворного. В два часа ночи принял вторую, и это подействовало.

Мистер Кадди тоже бодрствовал. Он нашел газету мистера Мэрримена, которую тот оставил в автобусе. Газета была сложена кое-как и вся растрепалась, но, улегшись в постель, Кадди прочел ее самым внимательным образом, особенно ту статью, где говорилось о Цветочном Убийце. Поначалу он читал вслух, чтобы как-то развлечь миссис Кадди, но вскоре ее громкий храп возвестил о том, что эти его старания бессмысленны. Он выпустил газету из рук и стал прислушиваться к сирене. Потом принялся гадать: станут ли проявлять его со товарищи по путешествию снобистское отношение к нему и миссис Кадди. Вспомнил об орхидеях миссис Диллингтон-Блик, которые колыхались на ее пышной груди, и постепенно погрузился в беспокойный сон.

А вот мистер Мэрримен, в отличие от других, сразу заснул крепким сном. И если ему и снились знакомый стюард или незамужняя старая дева, видения эти остались в самой глубине сознания, и вспомнить их потом будет невозможно. Подобно многим другим людям взрывного темперамента, он компенсировал эту особенность глубоким и сладким сном.

Впрочем, примерно так же поступил и отец Джордан. Помолившись, улегся в постель, и, поворочавшись немного на довольно жестком матрасе, впал в мирное забвение, которое длилось до утра.

Мистеру Дональду Макангусу понадобилось не так уж много времени, чтобы отойти от обстоятельств, из-за которых он едва не опоздал на пароход. Тем не менее Макангус успел выпить кофе и съесть сандвич в обеденном зале, где он с нескрываемым любопытством и даже настороженностью разглядывал спутников по плаванию. Нет, по натуре своей Дональд Макангус не был человеком злобным или подозрительным, просто обладал любознательностью, свойственной выходцам из Средней Шотландии. Он собирал факты о людях, как не слишком разборчивый филателист собирает марки для своей коллекции – просто покупает те, которые ему глянутся. Он оказался за одним столом с супругами Кадди – пассажиров еще не прикрепили к определенным местам – и вскоре выяснил, что живут Кадди в Далвиче и мистер Кадди занят в каком-то бизнесе. Но что именно это за бизнес – мистеру Макангусу оставалось только гадать. Он поведал своим соседям о приключениях с такси. Но затем, остановленный холодным и неподвижным взглядом миссис Кадди, завязал со всеми расспросами и совершенно неудовлетворенный вернулся в свою каюту.

Там он улегся в постель, переодевшись в веселенькую ярко-красную пижаму. И какое-то время просто лежал, погруженный в несвязные и пустяшные мысли, пока они плавно не перешли в сновидения. Завывание сирены его ничуть не беспокоило.

Позвонив из телефона-автомата, мисс Эббот брела по пристани, почти не обращая внимания на туман, и глаза ее отливали лучезарным блеском. Матрос у трапа заметил, а позже и припомнил, что она с трудом подавляла возбуждение. Мисс Эббот улеглась в постель и все еще не спала, когда пароход отчалил. Она наблюдала, как пробегают за иллюминатором расплывчатые огоньки, ощущала неспешный рокот двигателей. И заснула только после часа ночи.

Джемайма Кармишель почти не обращала внимания на своих спутников – все силы и волю тратила на то, чтобы подавить закипающие на глазах слезы. Она сердито твердила себе, что плач – это непроизвольный физический процесс, полностью контролируемый и в ее случае совершенно неоправданный. Убеждала себя, что у многих людей помолвка срывается в самую последнюю минуту и что от этого еще никто не умирал. Мало того, у большинства этих людей, в отличие от нее, нет такой возможности – резко оборвать все связи и отправиться в Южную Африку.

Не надо было заглядываться на собор Святого Павла. Это ошибка. Красота и величие сооружения всегда оказывали на нее сильнейшее эмоциональное воздействие; от ее внимания не укрылось, что молодой человек, сидевший напротив в автобусе, заглядывает ей в глаза и, судя по всему, испытывает к ней жалость. С того момента поездка в автобусе казалась почти невыносимой, она немного успокоилась, только когда пришлось идти по пристани сквозь туман на посадку. Даже забавно, что ее отъезд происходит в столь мрачной обстановке. Джемайма видела мелькающие перед ней туфельки миссис Диллингтон-Блик из лакированной кожи и на высоких каблуках, слышала обрывки разговора супругов Кадди. Она также чувствовала, что тот самый молодой человек идет прямо следом за ней. Когда они вышли из прохода на пристань, он вдруг сказал:

– Позвольте я поднесу ваш чемодан, – и взял поклажу из ее руки перед тем, как она успела возразить. – Весь мой багаж уже на борту, – добавил он. – И идти с пустыми руками мне как-то неловко. Вы не против? Не возненавидите меня за это?

– Нет, – несколько удивленная такой постановкой вопроса, пробормотала в ответ Джемайма. – В данный момент не возражаю.

– Возможно, это послужит для вас приятной переменой.

– Ничего подобного, – быстро выпалила она.

– Наверное, все же женщины по природе своей более зажатые существа. А тщеславие, как вы можете подумать, больше в природе мужчин. И окажетесь правы. Кстати, известно ли вам, что среди пассажиров сам Обин Дейл?

– Вот как? – без особого интереса откликнулась Джемайма. – Ему для путешествия больше подошел бы роскошный круизный лайнер и организованное веселье по вечерам.

– Насколько я понял, его отправили подлечиться. Устал от всех этих камер, суеты. Однако готов поспорить: очень скоро он заскучает без огней рампы. Кстати, я судовой врач, и это мое первое долгое путешествие. Позвольте представиться, Тимоти Мэйкпис. А вы или мисс Кэтрин Эббот, или же мисс Джемайма Кармишель. Я от души надеюсь, что последнее.

– И будете страшно разочарованы, если это не так? – спросила Джемайма.

– Да я все поставил на эту карту. И, как догадываюсь, оказался прав. Это ваше первое большое путешествие?

– Да.

– Однако, смотрю, вы не слишком этому рады, как можно было бы ожидать. А вот и корабль, прямо нависает над нами. Приятно думать, что мы встретимся снова. А номер каюты у вас какой? Я не собираюсь вам докучать, просто отнесу туда чемодан и все.

– Номер четыре. И большое вам спасибо.

– Не за что, – вежливо отозвался доктор Мэйкпис. Он проводил ее до каюты, внес чемодан, отвесил довольно сдержанный поклон и удалился.

Джемайма вяло подумала: «Странно, но почему-то не верится, что этот молодой человек ломал тут комедию». И тут же постаралась выбросить его из головы.

А затем вспомнила обо всех своих неприятностях и снова пала духом. Она уговорила своих родителей и друзей не приходить к пароходу и не провожать ее в плавание и распрощалась с ними уже довольно давно. И теперь чувствовала себя страшно одинокой.

Каюта показалась ей какой-то безликой. Джемайма слышала голоса и гулкие звуки шагов по палубе над головой. Она ощущала специфический запах корабля, немного отдающий резиной. Как выдержит она здесь целых пять недель в обществе дамы на тонких каблуках-шпильках, этой парочки с голосами из Клапхэм-Коммон[4]4
  Клапхэм-Коммон – городской парк на южной окраине Лондона.


[Закрыть] и страшно непривлекательной старой девы? Она взялась распаковывать багаж. Заглянул Денис, он показался ей жутко противным типом. Впрочем Джемайма сразу укорила себя в предвзятости и недоброжелательности к людям. И почти тотчас же нашла в рундучке каюты пакет из дорогого магазина, где находилось очень красивое платье и была приложена записка от мамы. Обнаружив этот подарок, она уселась на койку и расплакалась, как маленькая девочка.

Ей понадобилось время, чтобы успокоиться и закончить раскладывать вещи. Она вдруг почувствовала, что страшно устала, и решила отдохнуть.

Джемайма лежала в постели, прислушивалась к звукам, доносившимся из корабля и с пристани. Постепенно она начала осваиваться в каюте, и к ощущению чужеродности вдруг стало примешиваться чувство радостного предвкушения. В голове звучал приятный мужской голос – «смотрю, вы не слишком этому рады, как можно было бы ожидать». А потом вдруг она провалилась в сон, столь крепкий, что не слышала, как отплыл пароход, и лишь уголком сознания улавливала протяжное завывание сирены с интервалом в две минуты на протяжении всей ночи.

К половине первого все пассажиры уже были в кроватях, даже миссис Диллингтон-Блик, которая, перед тем как лечь, очень долго и тщательно ухаживала за лицом с помощью новомодных и дорогих косметических средств.

Дежурные офицеры сделали обход и тоже разошлись по своим каютам. И «Мыс Фаруэлл», очень медленно плывущий в тумане, вышел из эстуария Темзы с убийцей на борту.

II

Капитан Джаспер Баннерман стоял на мостике рядом с лоцманом. Ему предстояло бодрствовать всю ночь. Профессия их была одной из древнейших в мире, и хотя теперь у них имелись радар и беспроводная связь, опасения моряков, вглядывавшихся в непроницаемую полосу тумана, были такими же, как и у их далеких предшественников. Предупреждающие сигналы последовательно поступали из пунктов, названия которых они знали наизусть – Доггер, Дандженесс, Внешние Гебридские острова, гавань Скапа-Флоу, маяк Портланд-Билл, отмель Гудвина.

– А она умница, эта твоя машина, – заметил лоцман, всматриваясь в туман. – Отличная работа! Пока справляемся как надо.

Голоса других, невидимых в тумане кораблей, такие одинокие и заунывные, доносились с разного расстояния. Время тянулось очень медленно.

В половине третьего на мостик заглянул радист, принес две радиограммы.

– Подумал, лучше доставлю сам, сэр, – сказал он, обращаясь к капитану. – Они зашифрованы. И еще указано «Срочно».

– Хорошо, – кивнул капитан Баннерман. – А ты пока жди здесь. – И он удалился в свою каюту. Там достал книгу кодов и расшифровал послания. Возился он довольно долго, а затем позвал:

– Спаркс!

Радист вошел в капитанскую каюту, зажав подмышкой фуражку, затворил за собой дверь.

– Только этого нам сейчас, черт возьми, и не хватало, – проворчал капитан Баннерман. Радист терпеливо ждал, стараясь ничем не выказывать любопытства. Капитан Баннерман подошел к иллюминатору правого борта и молча перечитал обе расшифрованные радиограммы. Первая была от исполнительного директора компании «Кейп Лайн»:

«Совершенно секретно. Дирекция просит вас соблюдая конфиденциальность оказать всяческое содействие суперинтенданту Аллейну точка его доставят на катере в Портсмут точка там он поднимется к вам на борт точка будет путешествовать в качестве пассажира точка просьба предоставить отдельную каюту точка просьба держать лично меня в курсе всех событий точка компания полагается на вашу осторожность и благоразумие точка Камерон точка конец сообщения».

Капитан Баннерман недовольно фыркнул и прочитал второе сообщение.

«Срочно и строго конфиденциально точка суперинтендант Аллейн сядет на борт вашего корабля в Портсмуте куда его доставят на катере точка он лично объяснит в чем проблема точка наш департамент поддерживает связь с вашей компанией точка отправил С. А. Мэйджорибэнкс помощник комиссара криминального департамента Скотленд-Ярда точка конец сообщения»

– Я написал два ответа, – сказал капитан Баннерман, – строго взирая на своего подчиненного. – Одинаковые, для обоих адресатов! «Инструкции получены и приняты к сведению точка Баннерман». – И сделай мне такое одолжение, Спаркс, держи язык за зубами.

– Само собой, сэр.

– Чтобы ни одна живая душа!

– Слушаюсь, сэр.

– Вот и молодец.

– Спасибо, сэр.

Радист развернулся и вышел. Потрясенный капитан Баннерман пребывал в трансе с полминуты, затем вернулся на мостик.

На протяжении всей остальной ночи он занимался своими прямыми обязанностями: вел судно в самом густом за последние десять лет тумане, что требовало самого напряженного внимания и недюжинной выучки. И одновременно уже на другом, почти подсознательном уровне размышлял о своих пассажирах. Баннерман наблюдал за посадкой с капитанского мостика и видел их всех. И, подобно каждому мужчине, бросившего хотя бы беглый взгляд на миссис Диллингтон-Блик, составил самое благоприятное впечатление об этой даме. Шикарная женщина. Он также отметил и Джемайму Кармишель – она попадала у него под определение «очаровательная молодая девушка», – и капитан опасался, что по мере приближения к тропикам она будет пользоваться все большим вниманием морских офицеров. Еще на одном, тоже подсознательном уровне он размышлял о двух встревоживших его радиограммах. Какого собственно черта, думал Баннерман, он должен принимать на борт так спонтанно некоего детектива в штатском? Он перебирал в уме возможные причины. Безбилетный пассажир? Беглый преступник? А может, кто-то из членов его команды в розыске? А что, если этот полицейский в последнюю минуту получил назначение в Лас-Пальмас? Но почему тогда он не полетел туда самолетом? А тут еще предстоят эти чертовы хлопоты по его устройству. Если разместить нового пассажира в каюте для офицерского состава, все тотчас сообразят – здесь что-то не так. В четыре часа утра – самое тяжелое время вахты, когда на исходе все жизненные силы, – капитана Баннермана вдруг посетило неприятное предчувствие: предстоящее плавание сложится не самым лучшим образом.

III

Наутро туман все еще висел над Английским каналом. Выйдя из Портсмута, пароход «Мыс Фаруэлл» словно погрузился в небытие.

Пятеро мужчин вышли на палубу с приподнятыми воротниками. Что касалось господ Мэрримена, Макангуса, Кадди и отца Джордана, на всех красовались какие-то невообразимого вида головные уборы, и они расхаживали взад-вперед по шлюпочной палубе или же с безутешным видом сидели на скамьях, на которые, возможно, не присядет до конца путешествия ни один человек. После завтрака мистер Обин Дейл вернулся к себе в каюту. Помимо спальни, у него там была еще и небольшая гостиная. В компании такие каюты называли «люкс». Он пригласил миссис Диллингтон-Блик и доктора Тимоти присоединиться к нему и выпить перед ленчем. В одиннадцать утра миссис Диллингтон-Блик появилась на палубе во всем своем великолепии. Не прошло и получаса, как она приняла это приглашение. Доктор Мэйкпис тоже пришел – в надежде, что там будет и Джемайма Кармишель. Но девушка провела все утро, разгуливая по шлюпочной палубе, потом нашла продуваемый всеми ветрами, но укромный уголок под средней надстройкой, сидела там и читала.

Мистер Макангус тоже вышел на палубу, но ненадолго, вскоре вернулся в салон для пассажиров, где, скептически осмотрев книжные полки, уселся в уголок и уснул прямо в кресле. Миссис Кадди также оказалась там и тоже вздремнула. Она слушала малоутешительный прогноз погоды – там предсказывали шторм – и решила принять успокоительное. Мисс Эббот расхаживала по узкой нижней палубе, возможно, чисто инстинктивно выбрав ту часть парохода, куда по утрам почти никто не заглядывает. На плане, который показывали пассажирам, это место называлось «палубой для променада».

Именно Джемайма первой заметила перемену погоды. Тоненький теплый луч упал на страницу книги; она подняла голову и увидела, что пелена тумана поредела и что через нее пробивается слабый солнечный свет. В тот же момент «Мыс Фаруэлл» издал протяжный гудок, а затем Джемайма услышала рокот мотора. Она поднялась, подошла к борту, посмотрела вниз и увидела, что к пароходу подошел катер. Вот он поравнялся со сброшенным сверху веревочным трапом. Высокий мужчина, задрав голову, смотрел с катера на «Фаруэлл». Джемайма всегда весьма критично относилась к мужской одежде, но одобрительно, хоть и рассеянно, кивнула, заметив, как одет этот господин. Матрос у борта сбросил в катер линь, теперь оба судна, большое и маленькое, стояли бок о бок. Катер начал отчаливать, а высокий господин принялся очень ловко карабкаться вверх по веревочному трапу и взошел на борт, где его встретил дежурный офицер и повел прямо на капитанский мостик.

На своем пути он прошел мимо мистера Мэрримена и мистера Кадди. Те оторвались от детективных романов, которые читали, воззрились на пришельца, и обоих посетила одна и та же мысль, тотчас, впрочем, отвергнутая, – что они где-то видели прежде этого человека. Хотя на самом деле они не ошиблись: буквально накануне вечером оба смотрели на сильно искаженный снимок в вечернем выпуске «Геральд Трибьюн». Это был суперинтендант полиции Р. Аллейн.

IV

Капитан Баннерман, сунув руки в карманы кителя, рассматривал своего нового пассажира. С самого начала Аллейн не понравился капитану Баннерману – он не соответствовал его представлениям о детективе в штатском. Мало того, заговорив с ним, капитан, будучи по натуре своей снобом, отметил чертовски вульгарный, по его понятиям, акцент, совершенно не подходящий полицейскому столь высокого ранга. Самому ему с немалым трудом удавалось сохранять мидлендский[5]5
  Мидлендс – центральные графства Англии.


[Закрыть] акцент.

– Что ж, – протянул он. – Суперинтендант Аллейн, не так ли? Раз уж вы здесь, то, полагаю, должны пояснить, из-за чего весь этот сыр-бор. Буду весьма признателен за информацию.

– А я полагаю, сэр, – сказал Аллейн, – вы до сих пор проклинаете тот день и час, когда получили эти радиограммы.

– Ну, проклинаю – это слишком сильно сказано.

– Я прекрасно понимаю, сколько хлопот вам доставил. Единственное, что меня извиняет, это крайняя необходимость моего появления здесь. И предельная срочность и важность дела.

Капитан Баннерман, нарочито растягивая гласные, осведомился:

– К при-и-меру?

– К примеру, убийство. Маньяк.

– А-а, вон оно что. Се-е-ри-и-йный убийца? Полагаю, речь идет о том парне, который, по слухам, поет и оставляет цветы?

– Все верно.

– Но причем тут мое судно, черт побери?