Текст книги "Пение под покровом ночи. Мнимая беспечность (сборник)"

– Ма-ма!

Голосок пискнул прямо у него под ногами. Священник так весь и сжался, и застыл.

– Боже милостивый! – воскликнул отец Джордан. – Что же я наделал!

– Судя по звуку, – сказал Аллейн, – вы вроде бы наступили на Эсмеральду.

Он наклонился. Пальцы нащупали кружево, твердую поверхность под ним и что-то еще.

– Не двигайтесь, – велел Аллейн. – Одну секунду.

И он достал из кармана тоненький, словно карандаш, фонарик. Посветил. То была миниатюрная копия карманного фонаря, которым пользовался капрал полиции Мойр.

– Я что, ее сломал? – с тревогой спросил отец Джордан.

– Она уже была сломана. Вот, смотрите.

И действительно. Шею свернули с такой силой и яростью, что Эсмеральда улыбалась теперь над левым плечом под каким-то невероятным углом. Черная кружевная мантилья была изодрана в клочья, обвязана вокруг шеи, на груди лежала россыпь оторванных изумрудных блесток и одинокий смятый цветок гиацинта.

– Ну вот, ваше желание сбылось, – пробормотал Аллейн. – Убийца точно на борту.

IV

Капитан Баннерман провел пальцами по светлым выгоревшим волосам и поднялся из-за стола.

– Сейчас половина третьего, – сказал он. – И, несмотря на то, что выпил я за ужином достаточно, хотя лучше бы не пил вовсе, мне просто необходимо глотнуть спиртного. Чего и вам советую, джентльмены.

Он выставил на стол бутылку виски и четыре стакана, стараясь при этом не прикасаться к большому предмету, который лежал у него на столе, прикрытый газетой.

– Чистый? – спросил он. – С водой или содовой?

Аллейн и отец Джордан попросили с содовой, а Тим Мэйкпис – с водой. Капитан предпочел неразбавленный виски.

– Знаете, – сказал Тим, – как-то до сих пор не могу оценить ситуацию. Слишком невероятна, чтобы в нее поверить.

– Я тоже не верю, – подхватил капитан. – Кукла – это чья-то шутка. Мерзкая, злая и дурацкая шутка, это так. Но всего лишь шутка. И я, разрази меня гром, и в мыслях не могу допустить, что я везу на своем судне Джека Потрошителя! Нет уж, увольте!

– Нет, нет, – пробормотал отец Джордан. – Боюсь, не могу с вами согласиться. Аллейн?

– Полагаю, что вариант с шуткой возможен. При наличии человека, который мог такое выкинуть, а также с учетом всех этих разговоров об убийствах и прочих параллельных обстоятельств.

– Ну, вот вам, пожалуйста! – торжествующе воскликнул капитан. – И если хотите знать мое мнение, долго искать этого шутника не придется. Дейл большой любитель всяких дурацких шуточек. Только этим и занимается. Сам в том признался. Готов поспорить на что угодно…

– Нет, нет, – снова возразил отец Джордан. – Я не согласен. Он не способен на такую некрасивую выходку. Нет.

– Я тоже не согласен, – сказал Аллейн. – По моему мнению, в буквальном смысле слова никакая это не шутка.

– Думаю, все мы заметили, – начал Тим, – что… Ну, что мистер Макангус носил в петлице гиацинт.

Отец Джордан и капитан возмутились, но Аллейн остановил их, проговорив:

– И что он уронил цветок, столкнувшись лбом с мистером Мэррименом. А мистер Мэрримен подобрал гиацинт и бросил его на палубу.

– Ага! – радостно воскликнул капитан. – Ну, что я вам говорил? Все так оно и было.

– Но где, – спросил Тим, – она оставила куклу?

– На крышке кнехта. Посадила ее туда, когда получила телеграмму и, очевидно, просто забыла отнести в каюту. Именно там мы ее и нашли, буквально в трех футах от того места, куда Мэрримен бросил гиацинт. Как нельзя более кстати. – Аллейн обернулся к Тиму. – Насколько я понимаю, вы с мисс Кармишель первыми покинули компанию. И, наверное, перешли на правый борт, я не ошибся?

Тим слегка покраснел и кивнул:

– Ну, да.

– А не скажете ли вы, куда именно там направились?

– Э-э… нет. Вообще-то толком даже не помню. Так, где же мы остановились? Вроде бы чуть дальше от дверей, что ведут в пассажирский отсек. Там есть такая скамья…

– И как же долго вы там пробыли?

– Ну, э-э…

– До тех пор, пока все пассажиры не разошлись?

– А, ну да, конечно! Именно так.

– Не заметили ли вы, как кто-то из них входил, и что еще важнее, выходил через дверь из этого отсека?

– Э-э… нет.

– Джентльмены вашего склада, – мягко заметил Аллейн, – обычно не слишком наблюдательны, и точных свидетельств от них не добиться. Ну а уж когда влюблены, так тем более, становятся просто чертовски ненаблюдательны.

– Что тут поделаешь.

– Ладно, не важно. Думаю, я знаю, в каком порядке они расходились. Мистер Мэрримен, чья каюта первая слева в отсеке по правому борту, покинул компанию первым. Кстати, иллюминаторы его каюты выходят на левый борт, на ту же сторону выходит и та дверь в каютный отсек, которая была прекрасно вам видна. За ним последовал мистер Макангус, у которого каюта ровно напротив по коридору. Все остальные двинулись в противоположном направлении, скорее всего, прошли через другую дверь, которая находится по левому борту. Все, за исключением миссис Диллингтон-Блик и Обина Дейла, которые прошли внутрь через стеклянные двери в салон. Мы с капитаном Баннерманом немного поболтали, после чего он поднялся к себе на мостик. Затем мы с отцом Джорданом прошлись по палубе вдоль левого борта почти до самого конца, где находится некое подобие небольшой веранды. И где было темно и почти ничего не видно. Очевидно, именно в этот момент кто-то и свернул шею Эсмеральде.

– Но как вы все это запомнили? – изумился капитан Баннерман.

– А как же иначе! Я ведь на задании, и запоминать – это моя работа, – Аллейн обернулся к отцу Джордану. – Работа, которую следовало бы закончить до того, как вы двинулись обратно по палубе.

– Вот как?

– Разве не помните? Мы же слышали чей-то голос. И пел он «Сломанную куклу».

Отец Джордан прикрыл ладонью глаза.

– Но это, знаете ли, просто чудовищно!

– Похоже, он всегда поет, закончив свое черное дело.

Тут вдруг оживился Тим:

– А знаете, мы с Джемаймой тоже слышали это. И звук доносился откуда-то поблизости, но с другой стороны. Мы подумали, это моряк, однако пел он как мальчик из церковного хора.

– О, я вас умоляю! – воскликнул отец Джордан и тут же осекся. – Простите, – добавил он. – Глупое замечание.

– Ну, вот что! – сказал капитан и ткнул квадратным пальцем в газету на столе. – Может, вы проведете эту работу по получению отпечатков пальцев? Как насчет этого?

Аллейн ответил, что непременно попытается, но особых результатов не ожидает, поскольку убийца, судя по всему, носит перчатки. Он осторожно снял газету, и вот на столе предстала огромная, нелепо улыбающаяся Эсмеральда со свернутой набок головой. В любом случае, заметил Аллейн, обрывки мантильи так плотно обхватывают шею, что возможные отпечатки, оставшиеся там, наверняка смазаны.

– Думаю, это работа правши, – добавил инспектор. – Но поскольку на борту у нас нет пассажиров левшей, это тоже мало дает. – Он отодвинул край черного кружева, обнажив розовую шею из пластмассы. – Поначалу он попробовал удушить ожерельем, но нитка оказалась слабая. Оборвалась, и бусины рассыпались. Вот, видите, краска в этих местах облупилась.

Инспектор набросил газету на куклу и взглянул на Тима Мэйкписа:

– Такого рода случай как раз по вашему профилю, верно?

– Если бы не срочность проблемы, которую надо решить как можно скорее, то тут стоило бы повозиться. Случай весьма любопытный. Да, весьма. Я бы даже сказал, классический случай. Повторения, временной фактор… хотя кукла в этом плане из него выпадает. Я прав?

– Да, – кивнул Аллейн. – Вы правы. Через шесть дней, рановато получается. Так вы считаете, версия временного фактора тут не подходит?

– При поверхностном взгляде – нет. Не думаю, хотя делать сколько-нибудь определенные выводы рановато. Однако мне кажется, что кукла, существо неодушевленное, могла бы послужить своего рода дополнением.

– А jeu d, esprit[23]23
  Игра ума? (фр.)


[Закрыть]?

– Ну да. Как у Дональда Кэмпбелла[24]24
  Дональд Кэмпбелл (1916–1996) – британский гонщик и рекордсмен.


[Закрыть], который развлекался тем, что пускал по воде игрушечные скоростные лодочки. И к обычной программе нашего парня это отношения не имеет. Но то лишь моя догадка. Вот если бы можно было с ним поговорить…

– Можно попробовать поговорить с ними всеми, – язвительно заметил капитан Баннерман. – Попытка не пытка.

– Вопрос в том, – начал Аллейн, – что мы собираемся предпринять дальше. У нас три нераскрытых убийства. Первое: мы можем, конечно, рассказать о ситуации всем на корабле и провести рутинное расследование, но, боюсь, сильно в нем не продвинемся. Я могу, разумеется, запросить алиби на остальные случаи, но у нашего парня оно, несомненно, имеется. А потому проверять все эти алиби нет особого смысла. Да, кстати, тут выяснилось, что у Кадди алиби нет.

– Вот как? – отозвался капитан.

– Да, именно так. Он отправился на прогулку и отнес букет, подаренный на серебряную свадьбу, в больницу.

– О господи, – тихо пробормотал Тим.

– С другой стороны, если начать полномасштабное расследование, наш парень будет предупрежден и тогда любой ценой постарается сойти на берег до конца путешествия. И если я его не арестую, он может задушить еще несколько девушек на другом краю света. Второе: мы можем предупредить женщин в частном порядке, и я постараюсь пояснить, какие меры предосторожности следует предпринять, чтобы с особой осторожностью и деликатностью предупредить миссис Кадди. Третье: с вашей помощью, капитан, мы можем отобрать несколько надежных старших офицеров, посвятить их в суть дела, создать своего рода комитет бдительности. Пусть наблюдают и осторожно расспрашивают, чтобы получить как можно больше информации. А уж потом мы перейдем к более решительным действиям.

– Вот это последнее предложение я готов санкционировать, – сказал капитан Баннерман. – И точка.

Аллейн задумчиво взглянул на него.

– В таком случае, – заметил он, – на данный момент это будет единственным приемлемым практическим шагом.

– У нас четверо потенциальных подозреваемых, за которыми надо наблюдать, – произнес после паузы Тим.

– Четверо? – спросил Аллейн. – Все говорят, четверо. Нет, возможно, вы и правы. Но лично я все же сократил бы их число, предварительно и со всей осторожностью. Сдается мне, что один из этих четверых подозреваемых чист, как стеклышко.

Тим удивленно уставился на него.

– А нельзя ли узнать, кто именно? – поинтересовался отец Джордан.

Аллейн сообщил ему.

– Боже мой! – воскликнул священник. – Ну конечно же! Как глупо с моей стороны!

– Ну а что касается еще двоих, – извиняющимся тоном добавил Аллейн, – тут есть определенные признаки, ничего конкретного, разумеется, и вы можете не согласиться, но я склонен расценивать их как рабочую гипотезу.

– Послушайте! – воскликнул Тим. – Это что же, означает…

Его тут же перебил капитан Баннерман.

– Так вы что же… Сидите здесь, – проревел он во весь голос, – и хотите сказать нам, будто знаете кто… Проклятье! Знаете, кто это сделал?

– Я не уверен. Но мне кажется, почти уже знаю.

Повисла долгая пауза. Отец Джордан нарушил молчание:

– И опять тот самый вопрос. Мы можем узнать, кто это? И почему именно он?

Аллейн молчал несколько секунд. Взглянул на раскрасневшееся от волнения и негодования лицо капитана, затем взглянул на лица остальных двоих. На них читалось сомнение. Возможно даже – обида.

– Думаю, вам лучше пока этого не знать, – ответил он.

V

И вот, наконец, Аллейн улегся спать, однако заснуть никак не удавалось. Он слушал ровный умиротворяющий шум корабельных двигателей, но ему казалось, что через эти звуки пробивается тоненький жалобный голосок сломанной куклы. А закрывая глаза, Аллейн видел перед собой лицо капитана Баннермана – упрямое, полное непокорства. И еще он видел Эсмеральду с улыбкой на свернутой к плечу голове. И даже после того, как инспектор сказал себе, что, должно быть, засыпает и это начало сна, тут же понял: сна ни в одном глазу. Он искал способ привести в порядок свои мысли и вспомнил жалобную песнь мисс Эббот. Что, если бы мистер Мэрримен приказал ему перевести ее на английский?

 
Гони те сны, что страх наводят,
Фантомы, призраки ночные.
Смути заклятого врага,
Чтобы плоть твою не уничтожил.
 

– Нет, Нет! НЕТ! – выкрикнул мистер Мэрримен. Он подошел совсем близко и протягивал Аллейну посадочный талон. – Вы совершенно неправильно интерпретировали этот стих. Мои комплименты капитану, и еще попросите, чтобы он полагался на шестерых лучших из команды.

А затем мистер Мэрримен широко открыл рот, обернулся, взглянул на мистера Кадди и махнул за борт. Аллейн стал спускаться по веревочному трапу, миссис Диллингтон-Блик сидела у него на спине. И отягощенный таким вот образом, он наконец заснул крепким сном.

Глава 7
После Лас-Пальмаса

I

Обычно пассажиры встречались в салоне за кофе в одиннадцать утра. На следующий день после Лас-Пальмаса первыми там появились миссис Диллингтон-Блик и Обин Дейл – кстати, к завтраку они не выходили. С утра дул хоть и слабый, но жаркий, расслабляющий волю ветерок, и желающим предложили кофе со льдом.

Аллейн выбрал удобный момент и поведал миссис Диллингтон-Блик о печальной судьбе Эсмеральды. Сама она уже посылала Дениса искать куклу и, конечно, раскапризничалась, как и подобает сентиментальной женщине, когда он вернулся с пустыми руками. Аллейн рассказал ей, что они с отцом Джорданом в поздний час обнаружили Эсмеральду, лежавшую на палубе. А затем указал на газетный сверток, который выложил в дальнем конце стола.

Как раз к этому времени в салоне за кофе собралась мужская часть компании и мисс Эббот. Обычно миссис Кадди, миссис Диллингтон-Блик и Джемайма заставляли джентльменов немного подождать себя. Мисс Эббот упорно пристраивалась к этой компании, и ни у одного из мужчин не хватало смелости оспорить это положение.

С помощью отца Джордана и Тима Мэйкписа Аллейн одним движением сорвал газеты с Эсмеральды как раз в тот момент, когда к столу приблизились Обин Дейл, мистер Мэрримен, мистер Кадди и мистер Макангус.

– Вот она, – сказал он. – Боюсь, представляет собой весьма печальное зрелище.

Он обнажил останки куклы в одну секунду. Миссис Диллингтон-Блик вскрикнула.

Эсмеральда покоилась на спине со свернутой к плечу головой. На груди рассыпаны бусины от порванного ожерелья, тут же лежал смятый цветок гиацинта.

После вскрика владелицы куклы в салоне настала мертвая тишина, потом мистер Мэрримен громко выругался.

И почти одновременно мисс Эббот воскликнула:

– Не надо!

Чаша кофе со льдом, которую она держала, накренилась и содержимое вылилось прямо на руки мистера Мэрримена.

Мисс Эббот облизала губы и заметила:

– Вы, должно быть, подтолкнули меня под руку, мистер Мэрримен.

– Но, моя дорогая, ничего подобного! – возразил он и принялся сердито отряхивать руки. Капли кофе разлетелись в разные стороны. Одна попала на нос мистеру Кадди. Однако он не обратил на это ни малейшего внимания. С полуулыбкой он взирал на Эсмеральду, сложив ладони и медленно крутя большими пальцами.

Обин Дейл громко произнес:

– Зачем понадобилось это делать? Выглядит просто отвратительно. – Он протянул руку и одним быстрым движением смахнул гиацинт с груди куклы. Бусины со звоном попадали и раскатились по столу. Дейл поправил свернутую набок голову куклы.

Мистер Макангус робко заметил:

– Теперь уже выглядит лучше, больше похожа на саму себя. Может, ее можно починить?

– Нет, я просто отказываюсь понимать, – возмущенно сказал Аллейну Обин Дейл. – Кому понадобилось делать это?

– Делать что?

– Выкладывать ее вот тут. Вот так. Как… как…

Тут вмешалась миссис Кадди:

– Да в точности как одну из этих бедных девушек! Цветы, и бусы, и все такое прочее. Это чтобы нас всех напугать?

– Кукла, – заметил Аллейн, – пребывала в точно таком виде, когда мы с отцом Джорданом ее нашли. Простите, если это зрелище кого-то напугало или огорчило.

Миссис Диллингтон-Блик подошла к столу. «Впервые за все время, что я ее видел, – подумал Аллейн, – ни тени улыбки на лице».

– Как это случилось? – спросила она. – И почему? Что вообще здесь происходит?

– Не волнуйтесь так, дорогая Руби, – посоветовал Дейл. – Должно быть, просто кто-то наступил на нее, ну и порвал ожерелье, и шею сломал.

– Это я наступил на нее, – признался отец Джордан. – Простите меня, пожалуйста, миссис Диллингтон-Блик, но кукла лежала на палубе в полной темноте.

– Ах, вот оно что! – воскликнул Дейл. Перехватил взгляд Аллейна и тут же напустил на себя вид самого что ни на есть добродушного малого. – Простите, старина. За то, что так вспылил. Вы просто подобрали куклу, в том виде, как она была. Без обид, ладно?

– Никаких обид, – тут же вежливо ответил Аллейн.

Вмешалась миссис Кадди.

– Да, но все равно как-то забавно получилось с этими цветами, верно, дорогой?

– Ты, как всегда, права, дорогая. Действительно забавно.

– Чтобы это оказался именно гиацинт и все прочее. Какое совпадение!

– Верно, – улыбнулся мистер Кадди. – Очень даже странно.

Мистер Мэрримен, до сих пор оттирающий пальцы носовым платком, раздраженно воскликнул:

– Полным безумием с моей стороны было предположить, что, предприняв это путешествие, я смогу избежать, пусть и ненадолго, вопиюще жестоких двусмысленностей самого низкого пошиба! «Забавно, забавно!» Не будете ли столь добры, милейший Кадди, просветить нас на этот счет? В каком это смысле вы считаете забавным, занятным или даже смешным обнаружение смятого гиацинта на груди этой изуродованной марионетки? Что до меня, – с неиссякаемым раздражением добавил мистер Мэрримен, – то я нахожу это сопоставление просто чудовищным! А отсюда и неизбежное заключение – я сам, пусть и гипотетически, ответственен за его присутствие здесь, к всеобщему и моему отвращению. «Забавно», это надо же! – заключил мистер Мэрримен и яростно всплеснул руками.

Кадди посмотрели на него осуждающе. Мистер Макангус добродушно заметил:

– Ну, конечно! Я ведь совсем забыл! Это же мой гиацинт. И вы подняли его, помните? Ну, когда мы столкнулись лбами. Ну а потом отбросили в сторону.

– Я его не брал.

– Да чисто случайно, разумеется. Чисто случайно. – Мистер Макангус склонился над куклой. И ощупал узловатыми красными пальцами ее шею. – Нет, я просто уверен, ее еще можно починить, – добавил он.

Миссис Диллингтон-Блик произнесла сдавленным голосом:

– А знаете… Надеюсь, вы простите меня, мистер Макангус. Наверное, я веду себя ужасно глупо. Но дело в том, что я не испытываю теперь тех же чувств к Эсмеральде. И не думаю, что хочу, чтобы ее починили, тем более ради меня. Ее можно подарить какой-нибудь маленькой девочке. Может, у вас есть племянница? – И она извиняющимся тоном пробормотала еще несколько слов.

С готовностью, противоречащей печальному взгляду, мистер Макангус проговорил:

– Ну, конечно. Я вас прекрасно понимаю. – Пальцы его все еще сжимали шею куклы. Он взглянул на присутствующих, постарался взять себя в руки и отошел от стола. – Вполне понимаю, да, – повторил он и достал сигарету с табаком из душистых трав.

Миссис Кадди, непреклонная, точно греческий хор, никак не хотела униматься:

– И все равно, это действительно забавно и очень странно. – Мистер Мэрримен вскрикнул сдавленным голосом, но она продолжила: – То, как все мы обсуждали эти убийства. Ну, помните? А потом вдруг миссис Блик получает телеграмму от своего друга джентльмена, где говорится, что убита девушка, которая доставляла цветы. И все время и везде возникают эти гиацинты. Невольно начинаешь думать, это подстроено специально. Нет, правда. – Она уставилась на миссис Диллингтон-Блик немигающим взором. – Ни на секунду не сомневаюсь, вы подумали: как это забавно, что кукла одета в точности, как вы. Вот так. Это вы могли бы лежать там в темноте, на палубе, вам не кажется, миссис Блик?

Мисс Эббот переплела крупные пальцы рук.

– Ради бога! – воскликнула она. – Неужели мы должны выслушивать все это? Нельзя ли убрать отсюда это… этот предмет?

– Конечно, – сказал Аллейн и прикрыл куклу газетой. – Почему нет.

Он взял со стола этот зловещий сверток и отнес к себе в каюту.

II

«Как всегда, – писал он жене, – я очень по тебе скучаю. Скучаю…» – тут он остановился и невидящим взглядом обвел все предметы, находившиеся в каюте. Он поймал себя на одной странной особенности. На протяжении долгого времени он отлично натренировал свою память, со скрупулезной точностью запоминал человеческие лица и различные предметы, но эта самая память всегда подводила его, когда он пытался вспомнить, как выглядит Трой. От фотографии тоже мало толку. Та просто напоминала ему о знакомых чертах, но оживить их не могла, то была лишь карта ее лица. Кое-что из этих соображений он отметил в письме, тщательно подбирая слово за словом, а затем принялся писать о деле, которым занимался, в деталях поведал о том, что произошло после последнего его письма, которое он отправил в Лас-Пальмасе.

«…Так что теперь понимаешь, – писал он, – в какой переплет я попал. От того момента, когда можно думать об аресте, меня по-прежнему отделяют долгие мили. И все, чем я способен заняться на данный момент, – это сократить возможные варианты. Ты согласна? Может, ты сумела прийти к какой-то хотя бы мало-мальски толковой предварительной версии? Уверен, что так. А я тут развожу тайны на пустом месте, что прямо противопоказано полицейскому складу ума».

«Тем временем мы разработали план действий, но он вряд ли даст положительный результат. Капитан посвятил в суть дела своего первого и второго помощников, а также главного инженера. Все они, в том числе и капитан, считают мысль о том, что убийца на борту корабля, полным бредом. Но с разработанным планом согласны, и в настоящий момент с удовольствием присматривают за дамами, которых, кстати, предупредили, что на корабле случались кражи, а потому двери следует держать запертыми днем и ночью. Денису, ленивому и толстому стюарду, дали понять, что он вне подозрений».

«Почти все считают, – продолжил Аллейн после паузы, что подобные дела самые сложные. Почти каждый человек твердо убежден, что представители закона не способны адекватно справиться с ними. Как можно угадать в человеке заурядной внешности маньяка, неожиданно совершающего самые ужасные преступления? Реально ли это? У нас на борту имеются психиатр, священник, а также полицейский – все необходимые ингредиенты для того, чтобы сыграть пьесу Пиранделло, налицо, согласна? Джордан и Мэйкпис тоже мобилизованы; уверен, я получу от них два ровно противоположных профессиональных мнения. Фактически…»

В дверь постучали. Аллейн торопливо дописал: «Ну вот и они, пожаловали. Au revoir, дорогая». И крикнул:

– Войдите!

Отец Джордан надел теперь светлый костюм из тонкой ткани, белую рубашку и черный галстук. Внешность его изменилась самым кардинальным образом: показалось, что в каюту вошел совсем незнакомый человек.

– Не считаю, знаете ли, необходимым, – сообщил он, – носить в тропиках этот удушающий собачий ошейник. – Буду выходить к обеду и ужину в этом костюме, ну а по воскресеньям придется потеть в обычном облачении. Просто сгорал от зависти к вам, джентльмены, успевшим вырядиться в легкие костюмы. Кстати, этот приобрел в Лас-Пальмасе, и при более благоприятном раскладе дел испытывал бы огромное удовольствие, расхаживая только в нем.

Они уселись, отец Джордан и Мэйкпис вопросительно взглянули на Аллейна. И тот подумал, что сколь бы искренне они ни сожалели о присутствии на борту в качестве их товарища по путешествию жестокого маньяка-убийцы, именно он свел их вместе, и общение это никак нельзя было назвать неприятным. Оба они, думал он, мужчины энергичные и пытливые, и каждый в силу своей профессии по-своему заинтересован в деле.

– Итак, – начал Аллейн, когда все они уселись, – что скажете об операции «Эсмеральда»?

Они пришли к единодушному мнению, что эта операция не выявила ничего такого, что бы противоречило версии Аллейна. Реакция на куклу оказалась вполне предсказуема.

– Хотя проблема тут вот в чем, – заметил отец Джордан. – Когда хочешь усмотреть странность в чьем-то поведении, то усматриваешь ее буквально во всем. Лично я признаюсь, что нахожу этот взрыв Дейла, это почти нескрываемое злорадство Кадди, невыносимое занудство Мэрримена и странные манипуляции Макангуса равно подозрительными. Нет, конечно, это еще ничего не доказывает, – добавил после паузы он, – но даже бедняжка мисс Эббот вела себя несколько экстравагантно, или мне просто показалось? Наверное, теряю сноровку.

– А почему, – спросил Аллейн, – вы называете мисс Эббот бедняжкой?

– О, Аллейн, мой дорогой! Вы же сами все прекрасно понимаете. А что до меня, то по долгу службы мне частенько приходится сталкиваться с проблемами несчастных старых дев.

Тим что-то проворчал.

– Да, – кивнул Аллейн. – Она определенно несчастна. – Он взглянул на Тима. – А что означал этот неразборчивый возглас?

– Насколько я понимаю, нас не интересует мисс Эббот, – пылко заметил Тим. – А означает ворчанье вот что: мне тоже знаком этот тип женщин, хотя мой диагноз вряд ли понравится отцу Джордану.

– Почему нет? – спросил отец Джордан. – Как бы там ни было, очень бы хотелось выслушать.

Тим торопливо заговорил:

– Нет, ей-богу. Совсем не хочется утомлять вас чисто медицинскими подробностями. Да и вообще кому какое дело до моих весьма поверхностных впечатлений. Но, по-моему, очевидно: она просто классический пример женщины абсолютно непривлекательной в сексуальном плане, ну и потому не может найти себе сколько-нибудь удовлетворительного применения.

Аллейн поднял на него глаза.

– Если следовать вашей логике, разве не то же самое можно сказать и о личности убийцы, которого мы пытаемся вычислить?

– Я бы сказал, это необязательно. Такие дела обычно указывают на трагедию, перенесенную в детстве, где шли рука об руку и всегда доминировали страх, отчаяние и ревность. То же самое относится к любой психологической аномалии. К примеру, я, как психотерапевт, в первую очередь должен попытаться выяснить, почему мистеру Кадди становится так плохо от гиацинтов. Уверен, что если представится случай, я смогу найти ответ в неком инциденте, который глубоко засел у него в подсознании и который совсем не обязательно имеет непосредственное отношение к гиацинтам. Ну а что касается Обина Дейла, я бы постарался выявить причину, по которой он питает такую любовь к расхожим и довольно пошлым шуточкам. А вот если бы моим пациентом был мистер Мэрримен, я бы постарался понять причину его хронической раздражительности.

– Диспепсия не годится? – спросил его Аллейн. – Заметил, он питает особое пристрастие к содовым таблеткам.

– Мужчины, страдающие диспепсией, совсем не обязательно являются женоненавистниками. Полагаю, несварение желудка вызвано у него неким длительным психологическим стрессом.

– К примеру, когда нянечка вдруг отобрала у него любимую погремушку и отдала ее папочке?

– Что ж, возможно, здесь вы недалеки от истины.

– Ну а что скажете о Дейле и Макангусе?

– О, – ответил Тим, – я бы не удивился, если бы Дейл не достиг весьма успешной сублимации в процессе этой его чудовищной телевизионной психотерапии. Он эксгибиционист, вообразивший, что несет людям только добро. Что он гений в своей профессии. Поэтому те два промаха, допущенные в передачах, так сильно подействовали на самооценку и привели к «нервному срыву».

– Не знал, что у него был нервный срыв, – произнес отец Джордан.

– Ну, он так говорит. Этого термина психотерапевты не приемлют. Что до мистера Макангуса, он действительно любопытная личность. Вся эта его робость, рассеянность, неумение довести до логического конца рассказ – все это очень характерно.

– Характерно для кого? – спросил Аллейн.

– Для довольно распространенного типа людей. Они замкнуты, нерешительны. Терзаются страхами и сомнениями. Ну и, разумеется, не осознают их причин. То, что он подарил миссис Дэ Бэ эту чертову куклу, весьма показательно. Он холостяк.

– О господи! – пробормотал отец Джордан и тотчас умолк. А потом добавил: – Не обращайте внимания. Продолжайте.

– Стало быть, – заметил Аллейн, – позиция психиатра сводится к тому, что причиной всех этих преступлений является некая глубокая эмоциональная травма, о которой сам преступник не подозревает и контролировать которую просто не способен?

– Верно.

– А отсюда следует, что, возможно, на вполне сознательном уровне он отчаянно пытается подавить эти порывы к преступлениям и всякий раз ужасается содеянному?

– Весьма вероятно.

– Да, именно, – подчеркнул отец Джордан. – Именно так оно и происходит!

Аллейн обернулся к нему.

– Значит, вы согласны с Мэйкписом?

Отец Джордан провел рукой по роскошной черной шевелюре.

– Уверен, – сказал он, – что Мэйкпис описал вторичную причину и последующие результаты самым точным научным образом.

– Вторичную причину? – удивленно воскликнул Тим.

– Да. С трудом подавляемый страх, отчаяние и, как его там… Боюсь, я не силен в научной терминологии, – слегка улыбнулся отец Джордан. – Но уверен, вы совершенно правы, вы настоящий ученый и хорошо знаете свое дело. Однако, видите ли, я смотрю на раннюю трагедию и все последующие действия нашего преступника как на… Ну, если так можно выразиться, modus operandi[25]25
  Образ действия (лат).


[Закрыть] куда более изощренного и опасного существа.

– Что-то я не понимаю, – пробормотал Тим. – Какого еще опасного существа?

– Дьявола.

– Простите?..

– Я верю, что этой бедной душой завладел дьявол.

Тим, к удивлению Аллейна, покраснел как рак, словно отец Джордан только что совершил нечто до ужаса неприличное.

– Вижу, – произнес отец Джордан, – я вас несколько смутил.

Тим пробормотал нечто насчет того, что продолжает придерживаться своего мнения.

Аллейн заметил:

– Боюсь, меня тоже удивила эта ремарка. Вы уж извините, но вы в буквальном смысле имели в виду именно то, о чем только что говорили? Да, вижу, это так.

– Именно что в буквальном. Дьявол порой овладевает людьми. Я видел множество тому примеров, и не ошибаюсь.

Повисла долгая пауза, во время которой Аллейн напомнил себе, что на свете существует множество людей, совсем не обязательно неумных, которые умудряются верить в дьявола самым искренним образом. И вот он нарушил молчание:

– Должен сказать, в данном случае мне очень хотелось бы, чтобы вы провели церемонию изгнания этого самого дьявола.

На это отец Джордан со всей серьезностью сообщил, что тут существуют определенные трудности.

– Нет, конечно, я буду молиться за преступника, – добавил он.

Тим вскочил на ноги, закурил сигарету и с видом человека, цепляющегося за последнюю соломинку, попросил Аллейна пояснить, как относится полиция к такого рода убийцам.

– Ведь как бы там ни было, вы здесь у нас единственный эксперт.

– О, что вы, – заметил Аллейн. – Ничего подобного. Наша первая и главная задача – это с Божьей помощью защитить общество, ну а уже затем поймать и обезвредить убийцу. А такого рода преступники – всегда наша головная боль. У них нет характерных отличительных черт. Они походят друг на друга лишь в одном плане – горят желанием убивать ради собственного удовлетворения. В повседневной жизни они могут оказаться кем угодно. Никаких внешних признаков тут не существует. Обычно мы ловим их, но не всегда. И каждый сыщик начинает первым делом выискивать какие-то отклонения от нормы. Но никакой нормы не существует, если этот ваш человек одиночка, каким, к примеру, был Джек Потрошитель. В этом случае ваши шансы вычислить и поймать его заметно сокращаются. – Аллейн умолк на секунду, затем тон его изменился: – А что касается того, почему он стал тем, кем есть, – тут мы профаны. Если бы знали, работать было бы куда как проще.