Текст книги "Прелюдия к убийству. Смерть в баре (сборник)"

Глава 27
Окончание дела

I

Генри и Дина сидели у камина в кабинете пастора и смотрели на часы.

– Почему он хочет, чтобы мы позвонили? – в шестой раз спросила девушка. – Не понимаю.

– А я понимаю. Мне кажется, телефонный звонок – это всего лишь предлог. Он хотел, чтобы мы ушли.

– Но почему?

Генри обнял ее за плечи и прижался щекой к ее волосам.

– Ох, Дина, – произнес он.

– Что, дорогой?

Дина подняла глаза. Ее любимый сидел на ручке кресла, и ей пришлось немного отклониться, чтобы увидеть его глаза.

– Генри! Что с тобой?

– Полагаю, там сейчас разыгрывается неприятная сцена.

– Но… это же не миссис Росс?

– Я так не думаю.

Не отводя глаз от его лица, Дина взяла Генри за руку.

– Мне кажется, это Элеонор, – поделился с ней Джернигэм-младший.

– Элеонор!

– Это единственный ответ. Ты не поняла, к чему все время вел Аллейн?

– Но она же хотела играть! Она устроила ужасную сцену из-за того, что ей не разрешали.

– Я знаю. Но Темплетт сказал еще за два дня до спектакля, что она не в состоянии играть. Разве ты не видишь – моя кузина сделала так, чтобы мы все увидели ее страдающей и настояли на том, чтобы она сдалась.

– А если бы мы не проявили настойчивость?

– Она бы оставила предохранитель или не использовала левую педаль. А возможно, моя кузина «нечаянно» обнаружила бы револьвер и обвинила мисс К. в том, что это она его туда поставила. Это могла быть восхитительная сцена.

– Не могу поверить.

– Ты подозреваешь кого-нибудь еще?

– Миссис Росс, – быстро ответила Дина.

– Нет, дорогая. Полагаю, она просто пыталась шантажировать моего отца. Убийца – это кузина. Как ты отнесешься к тому, что про твоего мужа все будут говорить: «О да. Это Генри Джернигэм! Кузен преступницы из Пен-Куко!»?

– Я буду любить своего мужа и не стану слушать, что они болтают. Кроме того, точно тебе неизвестно. Ты просто предполагаешь.

– Я уверен в этом. Очень многое начинает совпадать, и многое больше никак не объяснить. Не сомневаюсь, Дина, это именно Элеонор.

– Так или иначе, мой дорогой, она сумасшедшая.

– Надеюсь на это, – отозвался Генри. – Господи, это же ужасно.

Он вскочил и начал нервно ходить по комнате.

– Пришло время звонить.

– Давай!

Но как только он дошел до двери, услышал голоса в прихожей.

Вошел пастор вместе с Аллейном и эсквайром.

– Дина! Где Дина? – закричал пастор.

– Вот она, – ответил Генри.

Эсквайр повернул к сыну белое как мел лицо.

– Иди сюда, дружище, – позвал он Генри, – ты мне нужен.

– Вот стул, – быстро проговорил Аллейн.

Генри вместе со старшим инспектором усадили Джернигэма-старшего.

– Бренди, Дина, – велел пастор, – ему плохо.

– Нет, нет… – ответил Джослин. – Генри, дружище, ты знаешь…

– Я знаю, – опередил его юноша, – это Элеонор.

Аллейн отошел от двери и начал наблюдать за ними. Теперь он был здесь лишним. Состоявшийся арест стал своеобразной стеной между ним и группкой людей, окружавшей Джослина. Аллейн знал, что большинство его коллег едва ли осознавали всю важность этого момента. Но он чувствовал себя кем-то вроде Мефистофеля, смотрящего на результаты своей работы. Ему не доставляли удовольствия подобные сенсации. Это был один из таких моментов, когда он остро ощутил чувство изолированности. Но тут все повернулись в его сторону. На их лицах Аллейн увидел уже знакомый настороженный антагонизм.

– Если мистер Джернигэм, – сказал он, – хочет увидеться с мисс Прентис, это организуют. Она будет под надзором старшего полицейского офицера Блэндиша.

Инспектор поклонился и уже собирался уходить, когда эсквайр вдруг громко позвал его:

– Подождите минуту.

– Да, сэр?

Аллейн быстро подошел к стулу. Джослин Джернигэм смотрел на него снизу вверх.

– Я знаю, что вы пытались меня к этому подготовить, – произнес он. – Вы поняли, что мне сказала эта женщина. Я не мог принять этого, пока все не закончилось, не мог признаться. Вы понимаете?

– Да.

– У меня внутри все горит, как подумаю о том, что нам предстоит утром. Я просто хочу сказать, что очень признателен вам за то, как вы преподнесли эту новость. Очень деликатно.

– Будь у меня другой выход, я бы избежал финальной сцены.

– Понимаю. Мне, конечно, не следует задавать никаких вопросов. Но есть некоторые вещи, которых я не понимаю. Аллейн, вы считаете, что она выжила из ума?

– Уверен, доктор Темплетт посоветует вам, к какому психиатру лучше обратиться.

– Да. Спасибо вам.

Эсквайр заморгал, а затем неожиданно протянул руку.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, сэр.

– Я выйду с вами, – сказал Генри.

Как только они дошли до двери, Аллейн подумал, что есть что-то особенное в этих Джернигэмах из Пен-Куко.

– Как странно, – начал молодой человек, – мне казалось, что это будет шоком для нас, но в данный момент я вообще ничего не чувствую. Никак не могу осознать, что это именно наша кузина. А где она?

– Машина Скотленд-Ярда едет к Грейт-Чиппингу. Ей понадобятся некоторые вещи из Пен-Куко. Мы вам сообщим дополнительно.

Юноша вдруг остановился у входной двери в дом пастора.

– Она напугана? – неожиданно холодно спросил он.

Аллейн вспомнил ее лицо, губы над выступающими зубами, выпученные глаза, в которых не было слез, руки, которые сжимались и разжимались, будто она что-то уронила.

– Не думаю, что ваша кузина чувствует страх, – ответил инспектор, – она вела себя сдержанно, не плакала.

– Папа рассказывал, что даже в детстве Элеонор никогда не плакала.

– Я помню, ваш отец говорил мне об этом.

– Я ненавидел ее, – признался Генри. – Но сейчас этих чувств нет. Она душевнобольная. Это очень странно. У нас в семье не было ничего подобного. Когда ее начнут судить? А нам что делать?

– В первую очередь вы должны посоветоваться со своим адвокатом, – сообщил Аллейн. – Это все, что я могу вам сказать.

– Да-да, конечно. Спасибо вам, сэр. – Генри взглянул на инспектора. Сквозь струи дождя он видел глаза Аллейна, блестевшие от света, который лился через открытую дверь.

– Вы знаете, – проговорил Генри, – я очень хотел спросить вас про Скотленд-Ярд. Что надо сделать, чтобы работать там?

– Вы серьезно об этом думали?

– Да. Мне нужна работа. Хотя едва ли это приемлемо для родственника обвиняемой в убийстве.

– Нет причин, почему бы вам не попробовать себя в роли полицейского.

– Я прочитал вашу книгу. Боже праведный, так странно просто стоять здесь и беседовать с вами.

– На вас эта история подействовала сильнее, чем вам кажется. Будь я на вашем месте, я бы отвел вашего отца домой.

– Со вчерашнего дня, сэр, мне казалось, что я уже встречал вас раньше. Я сейчас вспомнил. Агата Трой написала ваш портрет, не так ли?

– Да.

– Это было очень хорошо, правда ведь? Это большая честь – позировать для Трой. Какая она, эта художница?

– Я считаю ее очень милой, – ответил Аллейн. – Я сделал ей предложение, и она ответила согласием. Спокойной ночи.

Он улыбнулся, помахал рукой и ушел в дождь.

II

Найджел подъехал к дому пастора и отвез Аллейна в Грейт-Чиппинг.

– Все остальные только что уехали, – сообщил Басгейт. – Мисс Прентис упала в обморок сразу после вашего ухода. Фоксу пришлось приглашать Темплетта, чтобы привести ее в чувство. Они заедут за тюремной надзирательницей в местный участок.

– Обвиняемая действительно упала в обморок?

– Да. По-моему, она уже совсем рехнулась.

– Не думаю. Не совсем еще.

– Нет?

– Это безумие стало проявляться только с вечера субботы. Возможно, это просто очень нервная особа. Неуравновешенность, истеричность и так далее. Во время судебного процесса очень большое внимание уделяют психическим расстройствам. Ее адвокат, возможно, будет рассуждать о нервной болезни, галлюцинациях, маниях. Если ему удастся доказать наличие у нее отклонений в психике, то защита преуспеет. Боюсь, что бедному старому Коупленду придется поделиться своим опытом. Возможно, их возмутит то, что я велел вам играть на пианино, но я подстраховался тем, что предупредил слушателей. Держу пари, она будет помилована, даже если безумие не докажут. Конечно, все проголосуют за ее невиновность, и дело с концом.

– Аллейн, обрисуйте мне, пожалуйста, общую картину.

– Хорошо. Где мы сейчас? Темно, хоть глаз выколи.

– Въезжаем в Чиппинг. Впереди полицейская машина.

– Ах да. Итак, последовательность событий, как это видим мы. В пятницу, к двум часам сорока минутам, Джорджи установил мини-ловушку. Мисс Кампанула попыталась проникнуть в ратушу до того, как он ушел. Мальчик спрятался, когда шофер заглядывал в окно. После ухода ее водителя Джорджи заново закрепил покрывало на крышке инструмента, поставил горшки с цветами и убежал. Спустя минуту или две после половины третьего мисс К. прошла мимо мисс П. в воротах церкви. Гибсон видел, как мисс П. пересекла Черч-Лейн и должна была пройти мимо ратуши, по дороге на Топ-Лейн. Там она встретила Дину Коупленд и Генри Джернигэма в три часа дня.

Видимо, ей понадобилось полчаса, чтобы пройти четверть мили. Вчера мы это сделали за пять минут. В нашем случае она пошла в ратушу в очень расстроенных чувствах, потому что пастор был резок с ней на исповеди и плеснул водой в лицо. Обвиняемая нашла водяной пистолет и вынула его из пианино. Вероятно, в этот момент у нее зародилась первая неопределенная мысль о будущем преступлении, и она умолчала о найденной ловушке. Возможно, кузина эсквайра помнила про «кольт» и думала, подойдет ли он. Мы не знаем об этом. Нам только известно, что в три часа у нее состоялась встреча с Генри и Диной на Топ-Лейне. Эту встречу наблюдал старый противный Трантер. Браконьер и мисс Коупленд заметили, что лиф платья мисс Прентис был мокрым. Это всего лишь обрывки свидетельств, которые у нас есть, чтобы подкрепить нашу теорию. Мне хотелось бы знать, как еще она могла намочить лиф, если не с помощью водяного пистолета. Дождя не было, и в любом случае при дожде одежда намокла бы совсем по-другому. И еще мне хотелось бы знать, как расценить ее приход через тридцать минут на место, до которого всего пять минут ходьбы.

– Это, конечно, потребует некоторого объяснения.

– Дворецкий вспомнил, что дама вернулась в четыре часа. В пять часов Генри объяснил механизм работы «кольта» собравшимся у него людям, уделив большое внимание действию предохранителя. Мисс Прентис сказала пастору, что хотела бы встретиться с ним в этот вечер. Конечно, ей не терпелось рассказать ему искаженную версию встречи Генри и Дины. Она должна была прийти в дом священника после заседания литературного клуба, примерно в десять часов. Вскоре после десяти часов мисс Кампанула бросилась в объятия пастора в его кабинете.

– Господи!

– Да. Я надеюсь, что ради него мы сохраним все в тайне, хотя надежда на это весьма призрачная. Шторы не были задернуты, и кто-то, стоящий на тропинке, ведущей в ратушу, мог это увидеть. Примерно в десять часов пятнадцать минут мисс Дина услышала, как калитка в роще издала привычный скрипучий звук. Она подумала, что кто-то вышел через нее, и решила, что это была мисс Кампанула. Мы же утверждаем, что это была мисс Прентис, идущая на встречу с пастором. Мы полагаем, что обвиняемая стояла у калитки и была ошарашена тем, что увидела. Она это расценила самым очевидным образом и очень разозлилась, как женщина, чье стареющее сердце рвется только к одному мужчине и чьи нервы, желания и чувства сосредоточены только на достижении своей цели. Мы считаем, что дама повернулась, поднялась по ступенькам и вернулась в Черч-Лейн. В поддержку этой теории у нас есть два расплывчатых отпечатка каблуков, показания, что никто больше не пользовался калиткой в тот вечер, и тот факт, что мисс Прентис позвонила вскоре после этого из ратуши.

– Как же, черт подери, вам удалось это выяснить?

– Телефонный оператор готова подтвердить под присягой, что никто не звонил в дом пастора. Но обвиняемая звонила, и старая служанка позвала Дину Коупленд, которая подошла к телефону. Она, очевидно, не заметила, что это был звонок с помощью удлинителя и отводной трубки. Мисс Прентис призналась, что звонила, но утверждает, что говорила из Пен-Куко. Звонок из ратуши в дом пастора не регистрируется на телефонной станции. Миссис Росс заметила свет в комнате с телефоном как раз в этот момент. Это единственное объяснение. Обвиняемая не знала, что телефон в Пен-Куко не работал, и она подумала, что будет в полной безопасности, обеспечив себе лживое алиби. Возможно, она в тот вечер вытащила водяной пистолет и забрала с собой, чтобы сравнить по длине с «кольтом». Револьвер оказался на одиннадцатую часть дюйма короче, а это означало, что дуло войдет в отверстие и не будет оттуда выглядывать. Итак, мы приблизились к событиям субботнего дня. Элеонор Прентис сказала, что провела это время в своей комнате. Миссис Росс узнала ее через окно ратуши, и еще у нас имеются кусочки резины, чтобы доказать, что она что-то делала с ящиком. Кузина эсквайра посмотрела в окно ратуши, чтобы проверить, можно ли туда войти. Полагаю, что Темплетт обнимал свою возлюбленную в тот момент, когда та заметила наблюдателя через его плечо. Подсматривающий скрылся, оставив ящик на месте. Когда они ушли, мисс Прентис пробралась в ратушу и установила «кольт» в пианино. Ей пришлось пережить четыре эмоциональных потрясения за двадцать шесть часов. Ее отругал пастор, она увидела, как Генри страстно выражал свои чувства к Дине, потом стала свидетельницей того, как Идрис Кампанула оказалась в объятиях пастора. Затем Элеонор увидела то, что происходило между Темплеттом и миссис Росс, – полагаю, это тоже была страстная сцена. И хотя я не считаю мисс Прентис сумасшедшей, уверен, что увиденное повергло ее в состояние яростного экстаза. Учитывая, что Элеонор сама была безумно и безответно влюблена, мисс Кампанула стала главным предметом ее ненависти. Именно Идрис отняла у нее последнюю надежду, хотя и завещала подруге часть своего состояния. Джорджи Биггинс показал ей способ. Стоит напомнить, что обвиняемая получила медаль за умение завязывать узелки, она учила этому искусству местных девочек, как наставница молодежи. В четыре часа тридцать минут она уже вернулась обратно в Пен-Куко и разбудила эсквайра, так как пришло время пить чай. Это звучит как предположение, но напальчник доказывает, что она солгала однажды, телефон – что дважды, а отпечатки внутри чайника – что трижды.

– А что про чайник?

– Объясню через минуту.

Они доехали до вершины холма, и за пеленой дождя замерцали огни города.

– Обвинение будет опираться именно на последний пункт, – продолжил Аллейн. – Единственный момент выдался, когда на сцене никого не было, – когда все стояли вокруг телефона, пытаясь дозвониться до миссис Росс и доктора Темплетта. Отсутствовала только мисс Прентис. Она появилась только на мгновение, увидела эсквайра в кальсонах, кинулась на сцену и проделала свой трюк с предохранителем. Наше доказательство строится именно на этом. Мы можем проверять и перепроверять передвижения каждого из них начиная с половины седьмого и далее. Пастор сидел на сцене и готов поклясться, что никто не прикасался к пианино с его стороны. Глэдис Райт и ее помощницы были в ратуше и тоже могут поклясться, что никто не прикасался к инструменту с той стороны. Предохранитель мог быть снят только тогда, когда все столпились у телефонного аппарата, а мисс Прентис отсутствовала. Она в буквальном смысле единственный человек, который мог это сделать.

– Ей-богу! – изумился Найджел. – Это, должно быть, очень хладнокровный человек. Какая крепкая нервная система!

– Она немного пошатнулась после убийства, – мрачно заметил Аллейн. – Нервная система убийцы не выдержала шока от смерти ее любимой подруги. Теперь обвиняемая будет изо всех сил строить из себя душевнобольную. Интересно, когда она начала меня бояться? Может быть, в тот момент, когда я положил ее напальчник себе в карман, или при первом упоминании лука?

– Лук! – воскликнул Найджел. – Откуда же, черт возьми, взялся в этой истории лук?

– Джорджи Биггинс положил лук в чайник. Мы нашли его в картонной коробке в углу в комнате отдыха. На нем была розовая пудра. Такая же пудра была на столе, в гримерной мисс Прентис. От нее пахло луком. Эти комнаты были заперты, когда Джорджи находился в ратуше. Так что он не мог уронить лук в ее пудру. По моему мнению, обвиняемая нашла лук в чайнике, которым ей предстояло воспользоваться, взяла его в гримерную и положила на стол, прямо на рассыпанную пудру. Внутри чайника имеются ее отпечатки, а Джорджи – снаружи.

– Черт! Вот ведь! А что она хотела сделать с луком? Не собиралась же приготовить ирландское рагу.

– А вы слышали, что она славилась тем, будто бы никогда не плачет? Зато субботним вечером слезы полились ручьем от боли и разочарования всего лишь из-за того, что она не сможет играть на пианино. Мисс Прентис хорошенько понюхала лук, открыла дверь в свою гримерную, стала раскачиваться, стонать и плакать до тех пор, пока это не услышал доктор Темплетт. Врач повел себя вполне предсказуемо. Позже Элеонор выкинула лук в мусор, скопившийся в комнате отдыха. Хотя ей следовало вернуть его в чайник.

– У меня есть сомнения по поводу лука.

– Отбросьте все сомнения, дружище. Если бы это не имело никакого значения, почему бы ей не признаться в том, что она видела этот лук? Однако на нем есть ее пудра и отпечатки. Больше никто не доставал лук из чайника. Но это не имеет значения. Это просто еще одна подкрепляющая деталь.

– Она словно пытается усидеть на двух стульях сразу.

– Это ужасная история. Она мерзкая женщина. В ее голове нет ни одной светлой мысли. Но дело не в этом. Если бы Джорджи Биггинс не установил свою ловушку, она бы так и жила до конца своих дней, ненавидя мисс Кампанулу, плетя интриги, царапаясь и поклоняясь пастору. Защита будет нести всякий вздор о психиатрии. Этот старый дурак Джернигэм, который на самом деле очень милый старик, и его сын, который совсем не глуп, пройдут все муки ада. Пастор будет винить во всем себя. И только Господь знает, что в этом нет его вины. Темплетт будет в шаге от профессионального позора, но его излечит миссис Росс.

– А что миссис Росс?

– В крайнем случае она запишет себе поражение в долине Пен-Куко. Теперь абсолютно бессмысленно шантажировать старшего Джернигэма чем бы то ни было. Рано или поздно мы поймаем Розен с божьей помощью. Конечно, это будет не самое приятное дело. Она бы скорее увидела Темплетта на скамье подсудимых, чем пожертвовала бы свою ресничку для его спасения. Но, думаю, она все еще очень сильно привязана к этому врачу. Как только ей стало известно, что мы считаем его невиновным, она начала делать все, чтобы его вернуть.

Найджел подъехал к полицейскому участку.

– Можно мне пойти с вами? – спросил он.

– Если хотите, конечно.

Фокс встретил Аллейна в дверях.

– Она заперта, – доложил помощник. – Доктору пришлось применить смирительную рубашку. Вот письмо для вас, мистер Аллейн. Пришло сегодня днем.

Старший инспектор взглянул на послание и сразу все понял. Мелкий четкий почерк любимой женщины тут же воскресил в памяти ее образ.

– Это от Трой, – сказал Аллейн. И прежде чем войти в освещенное здание, он взглянул на Найджела. – Если бы можно было каждую большую страсть исследовать в лаборатории, как вы думаете, нашлось бы в результатах что-нибудь от идиллии юных Дины и Генри, безрассудной любви Темплетта, безумия мисс Прентис и даже глупости старого Джернигэма?

– Кто знает? – ответил Найджел.

– Только не я, – бросил Аллейн.

Смерть в баре

Моим друзьям из Репертуарного общества Данидина

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Люк Уочмен, адвокат.

Себастьян Пэриш, его кузен.

Норман Кьюбитт, художник.

Абель Помрой, владелец «Плюмажа», Девон.

Уилл Помрой, его сын.

Миссис Ивс, экономка «Плюмажа».

Ее милость Вайолет Дарра, графство Клер, Ирландия.

Роберт Ледж, секретарь и казначей общества левого толка Кумби.

Джордж Нарк, фермер из Оттеркомби.

Децима Мур, девушка из Оксфорда и фермы «Кэрри Эдж».

Доктор Шоу, полицейский хирург, Иллингтон.

Николас Харпер, суперинтендант полиции, Иллингтон.

Ричард Оутс, констебль из полицейского участка Иллингтон и Оттеркомби.

Доктор Мордаун, коронер из Иллингтона.

Родерик Аллейн, старший детектив-инспектор, Департамент криминальных расследований.

Т. Р. Фокс, инспектор, Департамент криминальных расследований.

Полковник Максвелл Брэммингтон, главный констебль.

Глава 1
«Плюмаж»

I

Когда Люк Уочмен выехал на мост Оттербрук-бридж, заходящее солнце неожиданно ударило ему прямо в глаза. Казалось, через речку из аллеи на него хлынул поток расплавленного золота, отражавшегося в воде ослепительными сполохами. Молодой человек прикрыл ладонью глаза и глянул сквозь залитое солнечными лучами ветровое стекло на дорогу: где-то здесь должен быть поворот на Оттеркомби. Чтобы лучше видеть, он опустил боковое стекло и высунул голову в окно.

Теплый ветерок летнего вечера освежил лицо. В воздухе пахло вереском, папоротником и – чуть более резко – не таким уж далеким теперь морем. Наконец Люк увидел то, что хотел. Впереди, на расстоянии пятидесяти ярдов[13]13
  Ярд – мера длины, равная 0,9144 метра. (Здесь и далее примеч. пер.)


[Закрыть] от моста, на обочине красовался указатель с почти смытой дождями надписью: «Оттеркомби, 7 миль»[14]14
  Миля – мера длины, равная 1,609 километра.


[Закрыть].

Почувствовав, что еще немного – и его заветная мечта осуществится, Уочмен испытал ощущение, сходное с блаженством. Только сейчас, когда его путешествие приближалось к концу, он осознал, до какой степени ему хотелось вернуться в эти края. Между тем его машина, проехав еще немного по широкой аллее, свернула в другую – узкую и затененную, огибавшую многочисленные невысокие холмы. Здесь по обе стороны от дороги росли деревья и колючий кустарник, так что яркий солнечный свет больше Люка не беспокоил. Скорее тут царил полумрак; нависавшие низко над головой кроны образовывали своего рода тоннельный свод, а некоторые ветки даже касались ветрового стекла. Похоже, два автомобиля здесь вряд ли бы разъехались. Через некоторое время машина начала подпрыгивать на ухабах. Люк сбросил скорость и вдохнул полной грудью. От реки и напоенной влагой земли веяло прохладой.

– Теперь все время вниз по холмам, – пробормотал он себе под нос и перенесся мыслями в Оттеркомби. Если разобраться, путешественнику следует въезжать в излюбленное место в час заката, когда рабочие после трудового дня расходятся по домам, небо начинает наливаться вечерней синевой, а кое-где уже зажигаются фонари и окна, в которые можно бросить мельком досужий взгляд. А еще именно в это время владелец «Плюмажа» Абель Помрой обычно выходит на подъездную дорожку и смотрит, не едут ли к нему гости.

Обдумав все это, Уочмен задался вопросом, не обогнали ли его приятели, также направлявшиеся в «Плюмаж». Очень может быть, что кузен Себастьян Пэриш добрался до места раньше, поскольку знал побережье куда лучше Люка. Возможно, Норман Кьюбитт уже сидит за столом на веранде, нетерпеливо барабаня пальцами по безукоризненно накрахмаленной льняной скатерти. Как-никак это был уже второй отпуск, который они решили провести в Оттеркомби. Надо сказать, молодые люди представляли собой весьма любопытную и даже забавную троицу. Если попробовать описать их одиссею, то ее первая фраза: «Как-то раз стряпчий, актер и художник отправились в рыбацкую деревушку неподалеку от Девона», – могла бы послужить зачином для неплохого юмористического рассказа или даже небольшой повести. Но это к слову. А если серьезно, Кьюбитт и Пэриш устраивали его в качестве компаньонов куда больше, нежели члены высоколобого ученого братства, к которому по роду занятий принадлежал и он сам. Как ни крути, но изучение многочисленных законов и выступления в суде накладывали на членов адвокатского клана некую несмываемую печать, позволявшую чуть ли не с первого взгляда отличать их от иных представителей человеческого сообщества. Лично Уочмен полагал, что деятельность стряпчего отупляет душу и сказывается не лучшим образом не только на характере человека, но и на языке тела, а потому даже сейчас задавался вопросом, не покажется ли жителям Оттеркомби его манера вести разговор и держать себя искусственной или даже несколько вычурной.

Когда машина перевалила через вершину холма и покатила вниз по склону, Уочмен неожиданно вспомнил Дециму Мур. Интересно, появляется ли она в Оттеркомби? И устраивают ли леваки из общества Кумби[15]15
  Придуманная автором организация левого толка (прокоммунистическая). Таких в Англии в 30-е годы было довольно много, причем среди членов левого движения насчитывалось немало студентов элитных вузов.


[Закрыть] здесь свои собрания по субботам? Помнится, год назад одно из таких сборищ завершилось жарким спором между ним и девушкой и, что самое главное, тогда они остались наедине. Честно говоря, Люк очень надеялся на продолжение беседы, поскольку обстановка для такого рода общения была здесь самая располагающая: неподалеку шумел прибой, а в воздухе пахло вереском и морскими водорослями. К тому же в прошлом году Децима, хотя и не без сопротивления и протестов, в конце очередного спора оказалась-таки в его объятиях.

Последней вехой на его пути к побережью стала деревушка Дидлсток – краткая интерлюдия в виде кучки беленных известью и крытых тростником домиков. А минутой позже, когда он выбрался наконец из зарослей Оттеркомби-вудз на простор, ему показалось, что до его слуха донесся наконец шум моря.

Преодолев на этом отрезке дороги небольшой занос, Уочмен вслушался в рокот мотора и, обозрев лежавший перед ним тракт, понизил передачу. Вспомнил, что аллея Оттеркомби пересекается с Дидлстокской аллеей, причем перекресток находится в крайне неудачном месте и скрывается за холмами и кустами живой изгороди, так что ехать здесь нужно с особой осторожностью. Короче, опасный перекресток, сказал себе Люк и, приближаясь к нему, нажал на всякий случай кнопку клаксона. Как оказалось, не зря, поскольку в следующую секунду ему пришлось изо всех сил жать на педаль тормоза и выкручивать руль. Автомобиль опять пошел юзом и въехал боком в живую изгородь, но хотя столкновения не произошло, в результате этого опасного маневра Люк сцепился правым передним бампером с задним левым бампером неожиданно вылетевшей из-за холма крохотной двухместной машинки.

Уочмен опустил стекло и высунулся чуть ли не по пояс из окна своего авто.

– Какого черта вы носитесь как оглашенный в таком опасном месте? – крикнул он.

По счастью, водитель двухместной машинки тоже успел ударить по тормозам и теперь, отдуваясь, откинулся на спинку сиденья.

– И выключите, к дьяволу, мотор! – гаркнул Уочмен, поскольку, как ему показалось, водитель крохотной машинки мог в любой момент снова дать газу, что только усугубило бы ситуацию.

Подумав об этом, Люк распахнул дверцу, выбрался из салона и, подойдя к открытому авто, собственноручно перевел торчавший в замке зажигания ключ в нейтральное положение.

Из-за нависавшего над дорогой холма и густых зарослей живой изгороди было довольно темно, и Люку не удалось как следует рассмотреть лицо незнакомца. Тем более последний носил широкополую шляпу и, когда Люк к нему шел, еще сильнее натянул ее на глаза. Похоже, поначалу он сам собирался вылезти из машины, но так как Люк подошел к нему, снова откинулся на спинку сиденья и, вольно или невольно прикрывая лицо, нервно вцепился рукой в переднее поле шляпы.

– Послушайте, – начал Уочмен, – вы, должно быть, очень крутой парень, раз носитесь по грунтовым деревенским дорогам с такой скоростью, как если бы были… Кем, собственно?

Незнакомец пробормотал нечто невразумительное.

– Итак, кем вы себя считаете? – повторил вопрос Уочмен и добавил: – И почему не давите на клаксон?

– Мне очень жаль, что все так случилось, – едва слышно пролепетал незнакомец, – но я ничего не видел и не слышал, пока, пока… – Тут звук его голоса окончательно растворился в воздухе.

– Ладно. Ничего страшного вроде не произошло. Но ведь наши машины нужно как-то расцепить, не так ли? – произнес Уочмен. Поскольку незнакомец не сказал в ответ ни слова и по-прежнему сидел без движения, Люком вновь начало овладевать раздражение. – Может, не будете сидеть сиднем и все-таки поможете мне?

– Ну конечно, разумеется, как же иначе?.. – протянул незнакомец с извиняющимися нотками в голосе. – Повторяю, мне очень жаль, что все так случилось. Это, без сомнения, моя вина, и вы тут совершенно ни при чем…

Подобная демонстрация раскаяния смягчила сердце Уочмена.

– Не стоит так огорчаться, – ответил он. – Как я уже сказал, ничего страшного не произошло. Давайте лучше посмотрим, в чем там проблема.

Пока Уочмен обходил машину незнакомца, последний торопливо выбрался из салона с другой стороны и быстро прошел к багажнику. Так что когда Люк приблизился к нему, тот уже стоял у заднего бампера, наклонившись и рассматривая две сцепившихся металлических полосы.

– Я могу чуть приподнять эту железяку, если вы сдадите назад на дюйм или два, – предложил незнакомец, схватив задний бампер сильными мозолистыми пальцами. – Только делать это надо одновременно.

– Договорились, – согласился Уочмен и вернулся к своему автомобилю.

Все прошло как по нотам, и они освободили сцепившиеся бамперы без большого труда. Уочмен просунул голову в окно и крикнул:

– Все чисто!

Незнакомец отпустил бампер своей машинки, после чего с рассеянным видом похлопал себя по карманам.

– Желаете закурить? – спросил Уочмен и протянул незнакомцу портсигар.

– Вы – сама доброта, – поблагодарил водитель двухместной машинки и добавил: – Пара хороших затяжек мне сейчас действительно не помешает… – Потом, чуть поколебавшись, взял у Люка сигарету.

– Зажигалку?

– Благодарю. К счастью, собственная имеется.

Он чуть отвернулся в сторону и, прикуривая, низко опустил голову, одновременно прикрывая пламя зажигалки ладонями, как будто в аллее дул действительно сильный ветер.

– Полагаю, вы тоже едете в Оттеркомби… Для того и свернули с Дидлстокской аллеи, не так ли? – поинтересовался Уочмен.

В ответ незнакомец раздвинул губы в улыбке, обнажив полоску белоснежных зубов.

– Что ж, такая задумка у меня и впрямь была… пока не столкнулся с вами.

– Полагаю, вам не стоит из-за этого менять свои планы, – усмехнулся Уочмен. – Тем более вы носитесь с такой скоростью, что я в любом случае не буду наступать вам на пятки.

– Это точно, – согласился незнакомец и двинулся к своему авто. – Но как бы то ни было, буду стараться держаться от вас подальше… Ну, будьте здоровы. Желаю хорошо провести вечер.

– И вам того же.

Возможности маленькой двухместной машинки вполне соответствовали амбициям ее хозяина. Сорвавшись с места, словно метеор, она в течение секунды преодолела лежавший впереди прямой участок трассы и скрылась из виду, будто провалившись под землю за следующим склоном холма. Через некоторое время тронулся с места и Уочмен, но ехал куда осторожнее сорвиголовы, с которым недавно сцепился бамперами. Поэтому, когда добрался до спуска, летевшая впереди него по крутому склону маленькая машинка виделась уже едва заметной букашкой. Тем не менее отдаленный звук сигнала Люк все-таки услышал и подумал, что незнакомец решил так над ним подшутить. Ведь это он советовал тому чаще давить на клаксон, не так ли?