Текст книги "Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть седьмая"

Аэродром Яшлык

Над пустынным полем, с черными силуэтами самолетов, висели тяжелые, набухшие грозой тучи. Оказавшись в Средней Азии, Лиза вспомнила бои в Монголии:

– Если бы я знала тогда, как все обернется. Полковник Воронов погиб, а я поняла, кто были мои родители…, – она, иногда, спрашивала себя, что случилось с японцем, спасшим ее от диверсанта:

– Он, скорее всего, не японец был, а советский человек, разведчик. Я его больше никогда не увижу…, – Лиза не жалела, что покинет Советский Союз. После расстрела сестры и племянницы у нее не осталось ни одного близкого человека:

– И Анна Александровна с Мартой понятия не имели, что я их родственница. НКВД никогда меня в покое не оставит, а Стивену вообще здесь жить нельзя…, – они с полковником Кроу не говорили о будущем:

– Он венчался с покойной женой…, – думала Лиза, – когда они из Германии бежали. Он был в плену, женился на немке, и ему, все равно, разрешили летать на новой технике…, – ни одного советского летчика, бежавшего из плена, не пустили бы в небо:

– Тебя саму НКВД допрашивало, на Халхин-Голе, – напомнила себе Лиза, – а ты даже на вражеской территории не была…, – Стивен отмахивался:

– Я офицер, джентльмен. Как можно было мне не поверить? То есть имелись, как вы их называете, перестраховщики, – он улыбался, – но они оказались в меньшинстве…, – за два года Стивен хорошо выучил русский язык:

– Особенно слова, которые нам в детстве, на уроках, не преподавали, – весело думал он, – я теперь мастер таких выражений…, – на людях Стивен мычал, делая вид, что плохо говорит. От акцента он так и не избавился.

С шофером попутного грузовика, шедшего на восток, объяснялась Лиза. Они не стали ловить машину в городе. Стивен и Лиза добрались пешком до трассы, обойдя военный пропускной пункт, где у водителей и пассажиров проверяли документы. Дорога была разбитой. Тридцать километров по разбитой дороге, они проехали за час, в кузове колхозного грузовичка. Стивен и Лиза оказались в Яшлыке к обеду.

Они очень удачно выбрали для побега праздничный день. Три пыльные улицы поселка, увешанные кумачовыми транспарантами, наполняли колхозники и военные, с авиабазы. В репродукторе гремели марши. В утренней сводке сообщили, что на Первом Украинском фронте советские войска освободили Фастов.

Местная чайхана бойко торговала, у лотков с пирожками выстроилась очередь. Под ногами валялась засаленная бумажная лента, шелуха от семечек, окурки дешевых папирос. На Стивена, в потрепанном костюме и грубых сапогах, с кепкой на почти лысой голове, и Лизу, в узбекском наряде и платке, никто не обращал внимания.

К третьему году войны калек вокруг бродило столько, что на Ворона давно прекратили оглядываться. У входа в чайхану отирался молодой парнишка, лет двадцати, на тележке, и несколько человек с костылями. Парень играл на гармошке, мужчины передавали друг другу бутылку с мутной, белесой жидкостью. Водку продавали по коммерческим ценам, сюда ее привозили из Ташкента. У казахов Стивен попробовал самогон из кобыльего молока:

– С водкой его не сравнить, – усмехнулся Ворон, – всего тридцать градусов. Но в жару он пьется хорошо…, – день был душным. Заметив на востоке облака, Стивен, неслышно, шепнул Лизе:

– Если к вечеру соберется гроза, нам такое только на руку…, – пока дождей не случалось, хотя здесь непогода, обычно, начиналась в октябре.

В чайханы женщины не заходили. У них в мешке лежала стальная фляга, подаренная Стивену казахами. Взяв зеленого чаю, и пирожков, Стивен с Лизой сели на скамейку, в чахлом сквере, с гипсовым бюстом товарища Сталина. Музыкальная программа закончилась. Диктор, важно, сказал:

– Передаем отклики трудящихся нашей страны на доклад Председателя Государственного Комитета Обороны товарища Сталина на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями Москвы. Мудрая речь вождя, сталинский анализ событий истекшего года, года коренного перелома в ходе войны, вызвали в тылу и на фронте новый величайший патриотический подъём…, – зазвенел восторженный, женский голос:

– Сегодня мы услышали родной голос товарища Сталина, возвестившего, что победа над заклятым врагом близка. Величайшую радость вселяют его слова в сердца советских людей…, – Стивен оглянулся:

– Господи, неужели все позади? В Тегеране мы придем в посольство, они свяжутся с Джоном…, – Лиза жевала пирожок. Он, внезапно, накрыл ее руку протезом:

– Ты не бойся, пожалуйста…, – Лиза почувствовала теплое дыхание, у своего уха, – самолет простой в управлении. Я водил новейшие истребители, с дугласом я справлюсь…, – Ворон хотел сказать о другом.

Он вспоминал купола и шпили Дрездена, теплую руку Густи, в его руке:

– Мы прямо в Швейцарии повенчались, в тот же день. В Тегеране, наверняка, есть церкви. Но Лиза может не захотеть венчаться, она комсомолка. То есть была комсомолка…, – подумав, что их поженят и в посольстве, Ворон одернул себя:

– Ты даже не знаешь, согласится Лиза, или нет. Ты ей не делал предложения. Значит, сделаю, – разозлился полковник Кроу, – как положено, с кольцом, цветами, на коленях. Опять придется одалживать деньги из бюджета Министерства Иностранных Дел…, – он понял, что улыбается. Он думал о деревенском домике, рядом с авиабазой, в Англии, о запахе кухонных трав, на маленьком огороде, о скамейке, где он будет покуривать, слушая радио:

– Густи, должно быть, болтает давно. Малышка к Лизе потянется, непременно. И у нас еще дети родятся…, – все зависело от того, удастся ли им вечером пробраться на авиационное поле, где стояли Яки.

Она немного отодвинула платок, блеснули серо-голубые глаза:

– Словно ясное небо, наверху, – понял Стивен, – когда пробиваешь тучи, и уходишь на высоту…, – Лиза, быстро, нежно коснулась губами его щеки:

– Я не боюсь, милый. Ты справишься, и я буду рядом…, – Лиза хотела сказать, что хочет быть рядом всегда, но вздохнула:

– Он меня старше, он взрослый человек. Он выздоровел, свыкся с протезами. Ему больше не нужна сиделка…, – рук они не разняли. Ветер гонял по скверу мусор, завивалась пыль на земле. Сзади, на футбольном поле со старыми, покосившимися воротами, мальчишки гоняли тряпичный мяч. Лиза бросила крошки от пирожка воробьям.

– Густи птиц кормила, в Бриз-Нортоне, – вспомнил Стивен, – я ей скворечник обещал, но так руки и не дошли. Руки…, – он, искоса, посмотрел на протезы, – ладно, не страшно. Я все сделаю, чтобы Лизе было хорошо…, – он ловко чиркнул спичкой.

Лиза сидела, как она любила, привалившись к надежному, крепкому боку. От старого пиджака пахло табаком, она закрыла глаза:

– Стивен каждый день меня благодарит. Даже если на столе только остатки от вчерашнего обеда, он все равно благодарит. Он никогда не дает мне воду таскать, если он дома. Он меня балует, в кино водит, мороженое купил…, – Лиза закусила губу:

– Получается, что я ему опять навязываюсь, как в Мурманске. Он джентльмен, он тогда не мог отказаться от моего предложения…, – Лиза даже покраснела. В голове зазвучала музыка:

– Мы танцевали, со Стивеном. Я помню, какой он был красивый, до ранения. О чем я, он и сейчас красивый. Все такие вещи неважны, главное, душа человека…, – речи трудящихся закончились, радио вернулось к песням.

Передавали тот самый вальс. Лиза вслушивалась в мелодию:

– Стивен мне сказал, что полковник Воронов хочет приехать в дом отдыха. Мы с артистками вечером вернулись обратно, товарищ Котов устроил застолье. Наташу отвезли на аэродром, у нее было другое задание…, – Лиза писала Марине Расковой, из Мурманска, спрашивая о подругах, но Раскова о Наташе ничего не знала:

– Должно быть, ее в другую часть перевели, – решила Лиза. Герой Советского Союза Раскова погибла в авиакатастрофе, в начале года. Прочитав некролог, в Казалинске, Лиза расплакалась, но Стивену ничего не сказала:

– Он опять будет говорить, что женщинам не место за штурвалом…, – Лиза не хотела спорить с мужем:

– Он опытнее меня, лучше разбирается в авиации. Хотя мужчины тоже разбиваются, как и женщины…, – Лиза плохо помнила застолье в доме отдыха:

– Мистер Мэтью меня проводил до номера…, – все терялось в темноте, она слышала шипение, чей-то шепот, смутно помнила боль и горячую воду, в ванной:

– Я, наверное, выпила немного…, – поняла Лиза, – товарищ Котов угощал нас коктейлем. «Северное сияние» …, – пристальные, карие глаза товарища Котова она видела перед собой до сих пор:

– Он пришел утром, сказал, что нам надо ехать в госпиталь…, – товарища Котова Лиза помнила отлично.

Вальс разносился над опустевшим сквером, вечерело. Стивен поднес ее руку к губам:

– Помнишь, как мы с тобой в Мурманске танцевали…, – она смутилась:

– Я думала, ты забыл…, – Лиза, робко, добавила: «Милый».

– Я обещаю, – смешливо отозвался Ворон, – это был только первый танец…, – взглянув на горизонт, Стивен поднялся: «Пора».

По дороге в Яшлык, он боялся, что придется долго разыскивать аэродром, но, оказавшись в поселке, Ворон понял, что был неправ. Владения авиабазы начинались в каком-то километре от окраины. Здесь даже не было ограждения. Поле обнесли хлипким, по пояс человеку, плетнем.

Выйдя из поселка, они с Лизой немного побродили в маленькой рощице, рядом с мелким, пробирающимся сквозь камни, ручьем. Полковник хотел дождаться полной темноты:

– Когда они за второй ящик водки примутся, – подмигнул он Лизе, – надеюсь, после такого за штурвал никто из них не сядет…, – когда Стивен летал в Испании, он видел, что русские летчики поднимаются в небо выпившими:

– Мы со Степаном о таком говорили. Степан никогда пьяным не летал, хотя его в дебошах обвиняли. Правильно он сказал, что выпивка ему жизнь спасла. Если бы ни опала, он бы сгинул, летом сорок первого…, – сам Стивен пьяным тоже не летал и не собирался. Он даже не пил за рулем, отличаясь этим от своих приятелей:

– Очень надеюсь, что русские за нами не погонятся, – мрачно подумал он, – у них истребителей хватает…, – на транспортном самолете Як-6, в штатной комплектации, стоял всего один пулемет. Як-1, в добавление к пулемету, несли на себе малокалиберную авиационную пушку:

– Орудие от нас оставит одно решето…, – покосившись на Лизу, Стивен сказал себе:

– До границы километров пять, не больше. Даже если они, спьяну, поднимут истребители, они не нарушат воздушное пространство суверенного, нейтрального государства. Вряд ли с той стороны границы есть военные базы. Самолет я посажу, ничего страшного.

Лиза сорвала перезревших абрикосов, и достала мешочек с урюком. Стивен рассказывал ей о Северной Африке:

– Такие ручейки за полчаса могут превратиться в настоящую реку, – рассмеялся он, – и даже машину перевернуть…, – задувал прохладный, восточный ветер. Издалека доносились первые раскаты грома.

На аэродроме, в домике диспетчеров, светился огонек лампы:

– Оставили двух несчастных, – весело подумал Ворон, – они, должно быть, начальство матерят. Все за столом празднуют, а ребята на дежурстве…, – подобравшись к ограде, он кивнул Лизе: «Давай». Стивен надеялся, что Як-6 стоят заправленными:

– Почти триста литров керосина, – вспомнил он, – хватит на шестьсот километров. Нам столько и не надо, пятьдесят бы пролететь…, – по карте ближайшим большим городом был Мешхед. Стивен ожидал, что там они найдут оказию до Тегерана:

– Может быть, даже поезд ходит…, – он следил за темной фигуркой, на поле. Як-6 был медленным самолетом, скорость машины не превышала трехсот километров в час. Он не поднимался выше четырех километров:

– Истребители нас обгонят, – вздохнул Стивен, – прижмут к земле. Як-1 на десять километров забираются…, – за два года в СССР полковник отвык от миль и фунтов.

Лиза махала ему, стоя у самолета. Местные техники, видимо, решили не обременять себя, перед праздником, уборкой поля. К откинутому колпаку кабины вела легкая лесенка. Двигатель запустить было просто. На поршневой авиации использовали силу сжатого воздуха. Баллоны пополнялись от компрессора:

– Двигатель М-11, – Стивен шел по полю, – пятицилиндровый, звездообразный. Как американская модель, Kinner B-5…, – в кабине все было знакомо. Он открыл топливный кран. Протез слушался хорошо, Стивен коснулся штурвала: «Помоги нам Бог». На плексиглас кабины упали первые капли дождя. Стивен заметил темную тень, над полем:

– Ворон, кажется…, – Лиза, на земле, следила за уровнем керосина. Показав Стивену большой палец, быстро взобравшись на сиденье второго пилота, она захлопнула колпак. Горизонт разорвала белая, холодная молния. Як-6, развернувшись, выехал на взлетно-посадочную полосу. Ворон потянул на себя штурвал: «Вот и все».

Залитый дождем плексиглас треснул, в кабину ворвался поток холодного воздуха. Як-6 шел почти на бреющем полете. Машину мотало из стороны в сторону. Внизу торчали опасные даже на вид, серые скалы. Стивен держал штурвал одной рукой:

– То есть протезом, – поправил он себя, – хотя грех на них жаловаться…, – в Свердловске, в госпитале, Героя Советского Союза Воронова обеспечили лучшими протезами, точно подогнанными под культи рук, с двигающимися пальцами. Стивен видел других инвалидов, на базарах и вокзалах, с железными крюками, торчащими из деревянных подобий рук. Некоторые ухитрялись удерживать ими даже стакан с водкой. Стивен научился и есть вилкой с ножом, и бриться, и перелистывать страницы книги:

– А сейчас, кажется, научусь стрелять…, – стрелять он не хотел, русские были союзниками. На сиденье второго пилота, сидела его жена, тоже русская. Лиза вздрогнула, когда пулеметная очередь прошила плексиглас:

– Они могут нас расстрелять, из пушки…, – два истребителя оказались рядом, когда Яку-6 оставался какой-то километр до границы. Стивен держал самолет на низкой высоте. Ворон не был уверен, что протезы справятся с подъемом на три километра. Для такого надо было пробить плотную пелену туч и стену хлынувшего дождя. Молнии, казалось, ударяли совсем близко к фюзеляжу Яка. Из дождя вынырнули два легких, вертких Як-1, окрашенных в знакомый, темно-зеленый цвет, с алыми звездами.

– Я такую звезду на фюзеляже рисовал…, – Ворон смотрел на юг, где поднимались отроги Копетдага, – товарищ Янсон меня спас, а он был коммунистом. И Степан был коммунистом…, – преследовали их тоже коммунисты.

Истребители пока не пускали в ход пушки. Первой очередью транспортному самолету пробило крыло. Машина дернулась, словно хромая:

– Если они выпустят заряд в бензобак, от нас останется огненный шар…, – Ворон сжал зубы, – я не позволю, чтобы Густи становилась сиротой, чтобы Лиза погибала…, – в темноте кабины лицо жены было мертвенно бледным. В больших глазах играли отсветы молний. Мотор натужно выл. Пустой Як сначала шел легко, но теперь пробитое крыло снижало скорость. Радио Стивен отключил, он не собирался переговариваться с землей.

– Впрочем, понятно, что они мне скажут…, – один из советских яков, кувыркнувшись, ушел на высоту. Они перелетели государственную границу. Истребителям было наплевать на суверенитет Ирана:

– В стране стоит союзный контингент, советские войска. Откуда мы знаем, может быть, и авиационные части расквартированы. Им ничего не стоит вызвать подкрепление. От нас и мокрого места не оставят. Скажут, что мы немецкие диверсанты, угнали самолет…, – Лиза, сдавленно, вскрикнула. Второй истребитель показался из-за туч прямо по курсу Як-6.

– Они сейчас зажмут нас в коробочку…, – поняла девушка, – заставят либо идти на посадку, либо возвращаться на аэродром…, – за дождем она не могла разглядеть лица советского летчика:

– Может быть, одна из моих соучениц, – подумала Лиза, – аэродром учебный, тренировочный. Они охраняют границу, перегоняют новую технику на запад, через Каспий. Я могла сидеть с ней за одной партой, в Энгельсе…, – сердце часто, глухо билось. Трещины в плексигласе кабины означали, что Як-6 еще замедлит скорость:

– Надо стрелять, – Лиза покосилась на гашетку пулемета, – но я не смогу, не смогу…, – сажать самолет было негде.

Под крылом, в километре внизу, неслись каменистые склоны гор:

– Если нас заставят вернуться на базу, нам не жить…, – Лиза похолодела, – я больше никогда не увижу Стивена. У меня нет других родных людей, кроме него…, – после побега из Казалинска, когда она узнала, за кого, на самом деле, вышла замуж, Лиза успела привыкнуть к английским песенкам, которые тихо насвистывал муж, к его рассказам о боях в Испании, Европе, и Северной Африке. Она выучила имена его родни, знала о замке в Банбери, и слышала о путешествиях Ворона, сэра Николаса Кроу:

– Стивен тоже почти сиротой вырос. Он сестру потерял, овдовел. Нельзя, чтобы его дочка осталась без отца, нельзя, чтобы мы потеряли друг друга…, – рядом раздался отборный русский мат. По серой ткани рукава пиджака потекла кровь:

– Я прошу прощения, – неожиданно церемонно сказал Ворон, – не стоило тебе такого слышать…, – на Халхин-Голе, среди авиационных техников, Лиза слышала и более грубые слова. В Энгельсе, на обучении, девушки тоже матерились, но не при мужчинах. Такое считалось неприличным.

– Ты ранен…, – пробормотала Лиза, – давай я…, – пуля царапнула его предплечье, пиджак набухал кровью. Истребитель, обогнув их, опять начал стрелять. Вторая машина, видимо, ждала сигнала напарника, чтобы присоединиться к бою:

– Пули берегут, – подумал Стивен, – пушку они пока в ход не пустили. Но пустят, если мы не развернемся…, – Як-6 терял высоту:

– Нельзя сдаваться, – рука, отчаянно, болела, – если нас заставят сесть в СССР, нам не жить. Нас разлучат, я больше никогда не увижу Лизу. И расстреляют, конечно…, – Лиза, бесцеремонно, отпихнула мужа от штурвала:

– Убирайся отсюда, лучше стреляй по ним…, – Ворон не успел ничего сказать. Як-6 завыл, Лиза поставила машину почти вертикально. По лицу текли слезы, смешиваясь с дождем. Она материлась:

– Давай, давай…, – самолет, из последних сил, рванулся вверх, пробивая тучи. Лиза услышала треск пулеметной очереди:

– Очень хорошо. Они отстанут, хотя бы ненадолго. Надо перевалить горы. Наверняка, за ними есть равнина. Надо выжать из этого старья все, на что оно способно…, – штурвал привычно лежал в руках, нога нажимала на педаль. Лиза хотела, оказавшись за тучами, повернуть самолет. В кабине настала неожиданная тишина. Лицо обжег ледяной ветер, замерцали звезды. Пулемет затих, Стивен выдохнул:

– Кажется, оторвались…, – он едва успел схватиться левой, здоровой рукой, за стойку кабины. Лиза бросила Як-1 носом вниз, одновременно поворачивая самолет направо. Они вынырнули из-за туч. Внизу лежала пустынная, с редкими огоньками степь:

– Как в Монголии, или за Волгой…, – у Лизы случались вынужденные посадки:

– И ночью я тоже самолет сажала…, – в кабине слышалось только ее тяжелое дыхание. Она прищурилась:

– Даже прожектора никакого нет. Только бортовые огни, и все. Но мы можем шасси сломать. Самолет нам больше не нужен…, – сквозь разбитый плексиглас мелькала земля. Лиза уверенно держала штурвал, не выпуская из виду стрелку альтиметра:

– Триста метров, двести, сто, пятьдесят…, – уши заложило. Самолет, с размаха, ударился о землю. Машина подпрыгнула, Лиза услышала треск шасси.

Сочно выматерившись, она дернула штурвал:

– Ничего не видно. В десятке метров может стоять какая-нибудь скала…, – ей надо было срочно замедлить скорость Яка:

– Черт с ним…, – Лиза заорала мужу:

– Прыгай, прыгай немедленно, – Стивен, тоже матерясь, выламывал остатки плексигласового колпака:

– Когда я пошел на таран лодки, я с крыла прыгал. Но там было море, а не каменистая степь…, – Як-6 катился вперед, в кромешной тьме. Не обращая внимания на боль в раненой руке, он дал Лизе хорошего пинка:

– Бросай эту консервную банку…, – Ворон прибавил пару цветастых словечек. Он выбрался наружу, таща за собой Лизу:

– Здесь два метра до земли…, – Як-6 немного сбросил скорость, – надо сгруппироваться, чтобы не переломать руки и ноги…, – он толкнул Лизу вниз, удерживая ее здоровой рукой:

– Сожмись в комочек…, – он попросил:

– Господи, пусть все обойдется…, – Ворон прыгнул вторым, приземлившись на бок, закрывая голову руками:

– Пусть мы все будем в синяках, пусть ребра переломаем, но не сгорим, не успев выбраться из кабины…, – самолет удалялся во тьму, он услышал ее голос:

– Стивен, Стивен, с тобой все в порядке…, – над камнями пронесся грохот, ночь расцвела огненной стеной:

– Пятьдесят метров до скалы оставалось, – понял Стивен, – она посадила машину в полной темноте, в незнакомой местности…, – он измученно вытянулся на влажной земле. Услышав глухой взрыв, превозмогая боль в растянутой щиколотке, Лиза поковыляла к мужу. Як-6 пылал. Наклонившись, Лиза потрясла его за плечи:

– Стивен, я здесь, я с тобой…, – ветер нес на них гарь. Единственный, голубой глаз посмотрел на Лизу.

– Я был дурак, – Ворон притянул ее к себе, – женщинам место за штурвалом. Тебе место. Возьмешь меня вторым пилотом? – Лиза закивала, плача, уткнувшись лицом в окровавленный, порванный пиджак.