Текст книги "Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть седьмая"

– Мы будем летать вместе…, – несмотря ни на что, он улыбнулся, – Лиза обещала взять меня вторым пилотом. Она отличный летчик. Я был неправ, насчет женщин, за штурвалом…, – Стивен потушил сигарету:

– В Берне мне ссудили деньги, из бюджета посольства, на свадебный букет. Мы обвенчались, и на следующий день, улетели в Стамбул. Потом через Лиссабон добрались до Англии, вернулись в деревню Бриз-Нортон. Густи начала писать докторат, по Ван Эйку…

Он, внезапно, добавил:

– Очень хорошо, что вы с Питером здесь. Одолжите мне денег, чтобы опять не идти на поклон в посольство. Мы с Лизой в ЗАГСе…, – это слово полковник сказал по-русски, – поженились, в Мурманске. Мне надо купить ей кольцо, цветы…, – Джон смотрел на крепкую, тоже покрытую шрамами от ожогов шею:

– Он поменялся с полковником Вороновым документами и самолетами. Отдал ему семейный, золотой медальон. На боевом вылете он протаранил подводную лодку немцев истребителем. Воронов сел на территории Норвегии. Его самолет горел. То есть, самолет Стивена…, – перед ним, совершенно точно, сидел не Воронов. Отлеживаясь на квартире Питера, Джон чертил схемы, в блокноте. Выходило, что разведчик, сотрудник НКВД Воронов, должен был уметь управляться с истребителем.

– Иначе ему никак было не оказаться в Норвегии…, – Питер рассматривал схему:

– Подожди. А второй брат? Мы не знаем, чем он занимается…, – они не знали, как зовут второго брата, и жив ли он:

– Воронова зовут Петром. Он мне представился, в кафе, прежде чем принести чай с хлоралгидратом…, – Джон повернул блокнот к гостю:

– Вы знакомы с этим человеком?

Стивен удивился:

– Откуда у них рисунок Степана? Степан погиб, разбился на моем самолете…, – он кивнул:

– Разумеется. Я тебе говорил о нем, Джон. Полковник Степан Воронов. Мы с ним летали, в Мурманске, поменялись машинами…, – Джон поднял телефонную трубку: «Я ненадолго».

Оставив у двери комнаты охранника, он вышел в темноватый, посольский коридор. Пахло хорошим табаком и старым деревом. Они находились в закрытом для посторонних крыле, американцев здесь ждать было неоткуда. Джон прислонился к панели, резного дуба:

– Меир рассказывал, что Аарона в Каунасе, из тюрьмы, спасли Максим и Наримуне. Максим мне о таком ничего не говорил, но он бы и не сказал. Посчитал, что незачем хвастаться. У Наримуне был знакомый, русский летчик. Он только упомянул, что они на Халхин-Голе сталкивались…, – Джон вернулся к двери:

– Полковник Воронов служил в Прибалтике, в Каунасе? – изуродованная голова качнулась: «Да».

Джон смотрел на шрамы, на черную кожу протезов: «И на Халхин-Голе воевал?». Гость подтвердил и это. Джон откашлялся:

– Он был один в семье? Или у него имелась родня, братья, сестры…, – по словам гостя, выходило, что полковник Воронов был сыном известного большевика, героя гражданской войны:

– Его отец на Перекопе погиб…, – Джон слушал глуховатый голос…, – но о братьях, или ком-то другом, он мне не говорил…, – Джон подозревал, что Степан Воронов не стал бы распространяться о брате, работнике НКВД:

– Я скоро вернусь, – пообещал он, закрывая дверь. Коридор украсили старыми, спортивными плакатами, прошлого века. Посол Его Величества при дворе шаха, сэр Буллард, учился в школе Бэнкрофт, известной своей футбольной командой. Питер, закинув голову, рассматривал плакаты. Услышав шаги, он обернулся, доставая блокнот:

– Мисс Князева все подтвердила…, – он указал на рисунок, – полковник Степан Воронов, служивший в Мурманске…, – кузен, невесело, улыбнулся:

– Мисс Князева больше года думала, что замужем именно за ним, пока Стивен ей во всем не признался…, – Джон открыл рот. Он хотел сказать, что человек со шрамами может быть и не Стивеном. Питер велел:

– Подожди. У полковника Воронова был брат, Петр, работник НКВД. Мисс Князева, его, правда, никогда не видела…, – Джон смотрел на рисунок:

– Они близнецы, Питер. Степан Воронов затеял историю, с обменом документами, чтобы оказаться в Норвегии. НКВД знал, что Констанца там. Им сообщили, местные партизаны…, – он задумался:

– Хотя подожди, Констанца бежала из Пенемюнде раньше, чем все случилось. Ее лодку потопило, штормом, ее подобрало норвежское судно…, – Питер вздохнул:

– Они просто так поменялись, Джон. Степан Воронов никакого отношения к НКВД не имел. Он разбился с документами Стивена, его все считали англичанином. Когда они с Констанцей встретились, он сообщил своему брату, где находится. А дальше…, – Питер не закончил:

– Но к Бору, наверняка, Петр приходил. Думаю, он вывез брата в СССР, с Констанцей, и отправил его в лагерь. Они не доверяют людям, побывавшим в плену…, – Питер сказал себе:

– Остальное потом. Не надо Джону сейчас об Антонине Ивановне говорить, о Володе…, – мисс Лиза, как девушку, про себя, называл Питер, никогда с невесткой не встречалась, но знала, что Петр познакомился с женой в Испании:

– Потом, не сейчас. Хватит и того, что Стивен из мертвых восстал…, – он положил руку на плечо кузена:

– Вернись к Стивену, пожалуйста. Скажи ему, что с малышкой все хорошо. Он отец, он волнуется…, – отпустив солдата, Джон, осторожно, открыл дверь. Покрытое шрамами лицо было бесстрастным:

– Густи только его фото видела, – подумал Джон, – то, что в Бриз-Нортоне сняли. Там он совсем другой…, – человек поднял голову:

– Джон, помнишь Братца Кролика? Он у тебя пропал, в Итоне, но вернулся, обратно под подушку…, – герцог замер. Братца Кролика Джону сшила мать, в семнадцатом году, из старой униформы медицинской сестры. Он был серым, с черными пуговицами глаз. Игрушка уютно пахла мамой, лекарствами, и немного, чем-то цветочным, тревожным:

– Лавандой, – вспомнил Джон, – мама любила запах. Я игрушку брал с собой, когда мы к папе ездили, в госпиталь. Стивен с Питером его тоже видели. Потом я вырос, убрал Братца Кролика в коробку…, – Джон никому не говорил о таком, но он достал игрушку, когда умерла мать:

– Я с ним спал, так было легче. Брал ухо в рот, и спал. То есть плакал сначала…, – Джон, тайно, взял Братца Кролика в Итон. Они с Питером жили в спальне младших мальчиков, где помещалось еще десяток учеников. Через несколько недель Братец Кролик исчез из-под подушки:

– Я все обыскал, но его не нашел. Потом он оказался на своем месте, я до сих пор не знаю, как…, – голубой глаз смотрел на него:

– Братца Кролика старшие мальчики забрали. Хотели над тобой поиздеваться. Я услышал, отнял у них игрушку, мы подрались. Братца Кролика я тебе вернул, а дядя Джон покойный тогда в школу приезжал. Его вызвали, из-за моего поведения…, – Джон сделал шаг вперед:

– Стивен, прости меня, что я тебе не поверил…, – его руки остались такими же крепкими, как в детстве:

– Он меня в тележку сажал, в парке, на Ганновер-сквер…, – Джон всхлипнул: «Прости…».

Кузен удерживал его в объятьях, наклонившись, едва заметно укачивая:

– Ничего, ничего, милый. Все кончилось, я дома, я вернулся. Все кончилось…, – Джон глубоко вздохнул: «Нет, Стивен, нет. Констанца жива, ее похитил НКВД. Она где-то в СССР, Стивен».

Дрова в высоком, закопченном, мраморном камине, переливались янтарными искрами огня, играющими в тяжелом стакане с виски.

Дом с безопасной квартирой, где жил Питер, построили до первой войны. На разноцветных изразцах пола лежали вытертые, персидские ковры. В потускневшем, большом зеркале, в просторной прихожей, отражалась гостиная, с террасой, выходящей в пустынный, осенний сад.

К вечеру с гор подул пронзительный, холодный ветер. На улицах раскачивались тусклые фонари. Питер помешал кочергой угли. Полковника Кроу и его жену поселили в отдельно стоящем коттедже, в посольском парке, рядом с домом сэра Булларда. Американцы сюда не заглядывали. Калитка, ведущая к резиденции посла, охранялась.

– Надо завтра в магазины съездить…, – Питер смотрел на искры в камине, – пока не начался торжественный обед, и, тем более, конференция. Какую-то одежду им купить, хоть на глаз…, – ни кузену, ни его жене нельзя было покидать посольство. Джон собирался отправить их в Каир, после окончания встречи тройки:

– Машина с затемненными стеклами уйдет прямо на аэродром, – объяснил он, – русские могут хоть весь автомобиль сфотографировать. Ничего они не добьются, и никого не увидят…, – Питер покосился на соседнее кресло. Джон шуршал бумагами, в папке. Кузен поднял светловолосую голову:

– История с тем, что Петр, якобы, перебежал к немцам, и яйца выеденного не стоит. Я помню…, – он указал глазами за окно, – пришли сведения, сам понимаешь, откуда, о руководителях армии Власова. Мы передали информацию русским. В списке был и твой кузен…, – он постучал пальцем по блокноту, – однако НКВД с нами играет, Питер. Воронов разведчик. Он сдался в плен согласно приказу Лубянки. Может быть, даже по распоряжению самого Сталина. Им требовалось внедрить человека, в СД, на Принц-Альбрехтштрассе. Они за Степаном гонялись, то есть за Стивеном, но все просто. Настоящий Воронов с ними связался, из Норвегии, летом сорок второго года. Они поняли, кто, на самом деле, живет в Свердловске, под его именем. Мисс Лизу вызвали в НКВД, однако, она молодец. Случайно увидев листовку, не растерялась…, – они сказали кузену, что полковник Воронов встретил Констанцу, в Норвегии.

– У нас нет прямых доказательств, Стивен, – смутился Джон, – но нам кажется, что Констанца, и полковник Воронов…, – кузен улыбнулся, отпив чая:

– Очень хорошо. Он замечательный человек. Но ведь их разделили…, – услышав, что Констанца находится в СССР, полковник, немедленно, собрался обратно на север, через границу:

– Я знаю язык, – горячо сказал Стивен, – я полтора года не в роскошных апартаментах провел, а на рынках и в подвалах. Сделайте мне советские документы…

Джон оборвал его:

– Ты, вместе с женой, отправишься отсюда в Каир, и полетишь в Лондон. Вас отвезут в Шотландию…, – он не закончил.

Стивен согласился: «Я понимаю».

– Забирайте Густи, у миссис Клары, живите спокойно…, – голубой, мутный глаз, упрямо взглянул на них:

– Война идет, – коротко сказал полковник Кроу, – я буду летать, с Лизой. Я читал, в The Times, что американцы пустили женщин за штурвал военных самолетов…, – девушки перегоняли транспортные машины через Атлантику:

– Я маршрут осваивал, – облегченно подумал Стивен, – ничего сложного. Займем одну кабину…, – ему, отчаянно, хотелось увидеть жену. С территории посольства выходить было нельзя. Стивен, улучив минуту, попросил Питера:

– Привези завтра букет, на твой вкус. Кольцо… – полковник вздохнул, – ладно, кольцо я в Лондоне выберу…, – Питер обещал, что заодно купит одежду.

Майор Кроу, невольно поморщился:

– У Тони были гортензии, серо-голубые…, – дольше оттягивать разговор смысла не имело.

Устроив кузена и миссис Лизу в коттедже, Питер сел за руль прокатного форда:

– Поехали. Завтра совещание, торжественный обед, мне надо магазины навестить. Я хочу выспаться…, – заскочив в первый попавшийся кабинет, он набрал комнату штаба охраны конференции, вотчины майора Горовица:

– Приезжай на мою квартиру, ближе к полуночи, – велел Питер: «Есть разговор». Опустив телефонную трубку, он пробормотал:

– Мэтью пусть обо всем из открытых источников узнает, что называется. Дядя Джованни напишет дяде Хаиму, что Стивен вернулся в Лондон, с женой…, – полковник Горовиц занимался в Генеральном Штабе работой с учеными. Питер понимал, что надо поставить союзников в известность, о местонахождении Констанцы, но Джон с ним согласился:

– Пока не стоит. Нашим заокеанским родственникам палец в рот не клади. От них можно ждать десанта, на советскую территорию. Мэтью тоже не все время, с физиками сидит. Он летал куда-то, по шраму на щеке видно…, – Питер коснулся крестика, в расстегнутом вороте рубашки. Они с Джоном сидели по-домашнему, без пиджаков:

– Стивен обрадовался, что родовой клинок выжил. Он теперь сыну его достанется. У них с мисс Лизой дети появятся, после войны…, – они решили, что советский десант, похитивший Констанцу и Степана Воронова, просто не обратил внимания на клинок.

– Вот кто родителей Инге убил…, – герцог все не поднимал головы от папки. Наконец, он, глубоко, вздохнул:

– Максим мне говорил, в форте де Жу, как они с Тони познакомились. Но я не предполагал, что Тони была замужем, за ним…, – Джон скривился, – что он отец Уильяма. Максим утверждал, что Уильям в безопасности…, – Питер вздернул бровь:

– Разумеется. Думаю, твой племянник сидит под крылом у мистера Кепки, на какой-нибудь кремлевской даче. Я не знаю, как Максим собирается его оттуда выкрасть…, – герцог долго молчал:

– Если понадобится, я сам в Россию отправлюсь, за Констанцей и Уильямом. Я не хочу, чтобы малыша воспитывал сталинский палач, человек без чести и совести…, – Питер ничего не ответил:

– Она любила Воронова. Она к нему уехала, из Лондона. Конечно, сын должен расти с отцом. И мы не знаем, какой Воронов отец. Может быть, он заботился о мальчике. Потом Тони на фронт отправилась, тоже с заданием от разведки. Она работала в тылу, с антифашистами. После войны мы вспомним всех героев, обязательно. Тони, Лауру, Элизу…, – пока Джон должен был рассказать начальству о похищении, как своем, так и Констанцы:

– Думаю, меня тоже в Шотландию отправят, – невесело заметил кузен, – проведу время, до летнего десанта…, – Питер пригласил Меира домой, зная, что майору Горовицу можно доверять:

– Мэтью карьерист, у него все на лице написано. Он побежит к Даллесу и Доновану, с вестями о Констанце. Меир был в плену, проходил проверки. Он знает, что это такое…, – Питер велел кузену: – Нам всем надо остыть. Ни Констанцы, ни полковника Воронова, мы сейчас не найдем. Тем более, сидя, в Тегеране. Видишь…, – он поскреб подбородок, – Петра Воронова, то есть Воронцова-Вельяминова, познакомили с его происхождением. Отличная работа, – почти одобрительно заметил Питер, – легенда у него непробиваемая. Он обнаружил аристократические корни, узнал, что коммунисты его обманывали, разочаровался в Советском Союзе. Конечно, немцы ему поверили. Он себя свободно чувствует, даже к Бору поехал. Хорошо, впрочем, что Воронов не успел его вывезти. Бор говорил, что по их катеру стреляли…, – Джон отмахнулся:

– Стреляли пограничники. Воронов понял, что рискует, и предпочел скрыться в Эресунне. Как видишь, он жив и здоров…, – на мозаичном столике они разложили свежие фотографии кузена и миссис Лизы. Джон, на свой страх и риск, не дожидаясь прибытия начальства, сделал снимки:

– Им надо паспорта оформить, – заметил герцог, – хотя бы временные…, – Питер повертел фото полковника Кроу: «Как ты думаешь, удастся нашим хирургам что-нибудь?»

Герцог пожал плечами:

– Поставят на место глаз, а остальное, как мне кажется, безнадежно. Стивен говорит, что привык, и миссис Лиза тоже. Очень хорошенькая девушка…, – Джон, мимолетно, улыбнулся:

– Она еще до войны орден получила. И тоже на Халхин-Голе побывала…, – в передней зажужжал звонок, Питер крикнул: «Открыто!». В четырех квартирах дома, жил только персонал посольства.

– Я утащил на кухне бутылку бурбона…, – майор Горовиц скинул куртку на кресло, – холод на улице такой, что сразу видно, мы в горах…, – на растрепанных, темных волосах, таяли снежинки:

– Что у вас случилось, сегодня утром? Что за нищие…, – Меир осекся. Он смотрел на знакомый, твердый очерк подбородка, изящный нос, на черные, падающие на шею девушки локоны.

– Это кто? – поинтересовался майор Горовиц. Джон покашлял:

– Здесь длинная история, Меир. Ты садись…, – майор взял со столика фото: «Кем бы она ни была, я должен с ней увидеться».

Лиза бродила по маленькой кухоньке коттеджа, слушая скрип немного рассохшихся половиц. За окном без гардин, резкий ветер трепал сухую траву.

Небо с утра затянули тяжелые, серые тучи:

– Погода нелетная, – подумала Лиза, – впрочем, еще несколько дней, до начала конференции. Небо успеет очиститься. Товарищ Сталин приедет…, – она вспомнила, как Сталин вручал ей орден, в Кремле:

– Ордена меня давно лишили, – Лиза присела на подоконник, – и вообще, если бы они тогда знали, кто мой отец, меня бы в лагеря отправили…, – она подперла подбородок изящной ладонью. Горского объявили шпионом Японии и Германии только перед войной, но Лиза подозревала, что и до войны ее появление на свет не могло стать частью официальной биографии железного Горского, соратника Ленина и Сталина. Лиза, по привычке, называла старшую сестру товарищем Горской:

– Она в официальном браке родилась, а я…, – Лиза вздохнула:

– Впрочем, теперь все равно. Никого не осталось, ни Анны Александровны, ни Марты, ни отца…, – Лиза, иногда, думала, что отец и не был бы рад ее рождению:

– Неизвестно, сколько у него было…, – она помотала головой, – таких…, – Лиза покраснела. Она твердо решила не говорить мужу, или его родственникам, о Горском:

– У меня ни одного доказательства не осталось. Да и какая сейчас разница…, – она провела пальцем по стеклу. По дорожке, вокруг мраморного фонтана, вились сухие листья. Лиза, почему-то, поежилась. Ей было неуютно оставаться одной, в коттедже, хотя вчера кузены мужа показали ей охраняемую ограду:

– Резиденция внутри резиденции…, – улыбнулся мистер Кроу, – ни о чем не беспокойтесь, пожалуйста…, – Лиза передернула плечами, под старым, узбекским нарядом. Советское посольство стояло на противоположной стороне улицы. Ночью она ворочалась, на старомодной, широкой кровати. Девушка ожидала грубого стука в дверь, резких голосов:

– Пройдемте, гражданка Князева…, – Лиза утешала себя тем, что все скоро закончится:

– Мистер Холланд обещал, что нас увезут отсюда. Далеко, в Шотландию…, – за ужином муж рассказывал Лизе, как служил на авиационной базе, под Глазго:

– Мы воздушный мост с Ньюфаундлендом налаживали…, – единственный глаз подмигнул ей, – и видишь, он пригодился. Девушки на трассе работают…, – Лиза смотрела на обложку журнала Life. Ученица пилота, Ширли Слейд, напомнила Лизе ее саму, в читинском училище:

– Она тоже молоденькая…, – поняла Лиза, – наверное, лет восемнадцать. Пусть станет пилотом, но только гражданским. Пусть война быстрее закончится…, – по словам мужа, союзный десант высаживался во Франции следующим летом:

– Дальше все зависит от обороны немцев, и от наших бомбежек Германии…, – он, нарочито бодро добавил:

– Надеюсь, Дрезден мы атаковать не собираемся…, – Стивен положил протез на руку Лизы, – после войны поедем с тобой и Густи в Германию. Я покажу девочке, где ее мать родилась…, – сейчас мужу нельзя было даже увидеть дочь. Он заметил:

– Может быть, так и лучше, Лиза. Ей говорили, что я погиб. Она меня только по фото знает. На старых снимках я еще…, – он повел протезом у лица:

– Миссис Клара ее будет, как это сказать, подготавливать. Мы вернемся в Лондон, но я надеюсь, что нам разрешат летать…, – разрешение означало, что Густи останется в приемной семье до конца войны. Лиза сжала руки:

– А если что-то случится? Если Стивен…, – она не хотела и думать о таком:

– Сестра его в Советском Союзе, у НКВД. Впрочем, чего еще от них ждать? Неизвестно, где она, и вернется ли она домой. Девочка может опять без родни остаться. Хотя у них семья большая…, – мистер Кроу начертил Лизе родословное древо:

– Но только нынешнего века, – смешливо предупредил он, – иначе я всю бумагу в посольстве израсходую. В Лондоне увидите полную картину…

Лиза натянула на колени узбекское платье:

– Степан, то есть полковник Воронов, тоже не знал, чей он сын, на самом деле…, – Лиза все не могла поверить, что большевик Семен Воронов отказался от имени и происхождения:

– Хотя в революцию многие так делали, – вспомнила Лиза, – но Горский, то есть отец, не скрывал, что он дворянин. Он просто порвал с семьей…, – она заметила, как мистер Кроу похож на полковника Воронова:

– Только вы ниже, – Лиза смутилась, – намного…, – он кивнул:

– Я знаю, мне Стивен говорил о моем кузене…, – они решили не упоминать при Лизе о том, что Петр Воронов навещал Тегеран.

– Не надо, – хмуро попросил полковник Кроу, услышав о похищении Джона, – Лиза и так ночами от страха не спит. Мы полтора года по Советскому Союзу бегали, скрываясь от НКВД. И все благодаря тому, что Степан не вовремя оказался рядом с Констанцей…, – полковник Кроу тоже считал, что Степана увезли в лагеря:

– Не только из-за пребывания на оккупированной территории. С занятиями его брата, НКВД не с руки было оставлять Степана на западе. Какой мерзавец, Петр Воронов, как только Тони могла его полюбить…, – кузены рассказали Стивену о гибели Тони и Лауры, о расстреле Мон-Сен-Мартена, и смерти капеллана Горовица:

– В общем, у де ла Марков наследников не осталось. Маргарита не выжила, скорее всего, а Виллем где-то в Польше. И он, все равно, священник…, – Стивен подумал:

– Мишель тоже вдовцом остался. Даже ребенка у них не родилось. У Аарона, хотя бы, сын подрастает. Но хорошо, что дядя Джованни женился, ему легче станет. Сколько смертей, Господи…, – он не хотел говорить Лизе о Лауре:

– Для чего? Я и Густи покойной ничего не сказал. Что было, то было, а теперь и Лауры нет…, – Стивен, мимолетно, вспомнил теплую, звездную ночь, запах травы и свежей земли. Темные, густые волосы, падали ей на плечи, смуглая кожа будто светилась:

– Господи, – попросил Стивен, – упокой ее в обители Твоей. Может быть, у дяди Джованни и Клары еще ребенок родится…, – герцог сказал, что Уильяма привезут после войны в Англию:

– Я с еще одним нашим родственником познакомился…, – объяснил Джон:

– Он русский, сейчас в партизанах, в Италии. Бежал из Аушвица, куда Тони немцы отправили…, – Джон вздохнул:

– Если Максим выживет, конечно. Если все мы выживем…, – Стивен не хотел говорить о таком с Лизой. Ужин принесли охранники, из посольской столовой. Они, как обычно, разошлись по разным комнатам:

– Опять живем, как в Свердловске…, – закинув руки за голову, он слушал шум воды, из ванной, – нет, хватит. Завтра Питер привезет букет, одежду, завтра я сделаю предложение…, – Лиза прижалась носом к холодному стеклу. Завтрак доставили, на закрытом подносе, но Лиза нашла на кухоньке кофе и чай:

– Я кофе со Свердловска не пила, – поняла девушка, – тогда Стивену пенсию платили. Я в коммерческие магазины ходила…, – после завтрака мистер Джон, как называла его Лиза, забрал мужа для встречи с послом и оформления паспортов. Джон замялся:

– Мистер Кроу, то есть кузен Питер, приведет еще одного нашего родственника. Вы познакомитесь…, – рассказав ночью, всю историю, Меир предупредил:

– Вообще миссис Анна является нашей государственной тайной, как Констанца, вашим секретом…, – герцог, угрюмо, усмехнулся:

– Считай, что мы квиты. Конечно, мы будем держать язык за зубами…, – он, недоверчиво добавил:

– Даже если миссис Лиза, действительно, дочь Горского, то есть дяди Александра, то почему она молчит?

Питер, мрачно, заметил:

– Горского два года назад объявили врагом народа, германским шпионом. Миссис Лиза может и не знать, что она его дочь…, – Меир подытожил:

– Но если я прав, то нельзя от нее скрывать, что ее сестра жива…, – Лиза прищурилась. По дорожке, к фонтану, шел мистер Кроу, в сопровождении незнакомца, темноволосого, в простом пенсне. Питер замедлил шаг:

– Она у окна стоит. Меир, а если ты ошибаешься…, – майор Горовиц пожал плечами:

– Все возможно, но я тебе вчера говорил, что она очень похожа на старшую сестру…, – в дверь постучали. Лиза, невольно, оглянулась, в поисках чадры:

– В Британии тоже, наверное, буду за накидкой тянуться. Но если Стивен не захочет на мне жениться…, – Лиза испугалась:

– Он аристократ, как мистер Джон…, – Лиза отогнала эти мысли:

– Как случится, так и случится…, – она откинула засов: «Мистер Кроу!».

Он подтолкнул вперед невысокого, легкого мужчину, с побитыми сединой висками:

– Еще один наш кузен, майор Горовиц, из Америки. Я вам рисовал, на родословном древе. Сын дяди Хаима…, – у него оказалась крепкая, теплая рука, и серо-синие, внимательные глаза, под пенсне.

Лиза захлопотала:

– Надо кофе сварить. Вы проходите, пожалуйста…, – когда девушка открыла дверь, Меир даже вздрогнул:

– Вблизи она еще больше миссис Анну напоминает, то есть Горского. Если все так, как я предполагаю, то они с миссис Анной ближайшие родственник Мэтью, кузины. НКВД может с нами играть, заслать агентуру и через Америку, и через Британию. Что, если, миссис Анна приехала в США, как куратор? Например, для Мэтью…, – Меир развеселился:

– Полная ерунда. Мэтью патриот Америки, а миссис Анна спасалась, тоже от НКВД…, – получив чашку крепкого кофе, Меир разложил на столе блокноты. По дороге к резиденции, он попросил Питера:

– Помоги мне. Для таких встреч посольский переводчик не годится…, – выпив кофе, в два глотка, Меир указал на пепельницу:

– Вы позволите…, – миссис Лиза кивнула: «Конечно».

Меир долго разминал сигарету: «Питер, переведи, пожалуйста. Я пришел поговорить об Александре Даниловиче Горском».

Столы в большом зале британского посольства поставили прямоугольником. Накрахмаленные скатерти сверкали старинным, прошлого века, серебром и хрусталем, из Ирландии. Между корзинами с поздними, пышными розами, чернел лак большого, бехштейновского рояля. Официанты разносили десерт, тыквенный пирог с ванильным мороженым, и торт «Аляска». Перед началом выступления тяжелые люстры притушили. На столах трепетали огоньки свечей. «Аляску», облили ромом и подожгли. Меир смотрел на колеблющееся, синеватое пламя, над фарфоровыми блюдами:

– На обеде у Вилларда, в ночь убийства Кривицкого, мы тоже «Аляску» заказывали. Ирену попросили спеть, она поднялась в номер, переодеться. Мэтью вызвали к телефону, он полчаса отсутствовал…, – кузен, в безукоризненной, парадной форме полковника, разговаривал с Даллесом и Донованом. Меир вздохнул:

– Хватит о том обеде вспоминать. Правильно меня Гувер в паранойе обвинял. Мэтью, всего лишь, ответил на звонок из министерства. Он никогда не предаст Америку, он патриот своей страны. Майор Горовиц обвел глазами столы:

– Питер с Джоном тоже при мундирах пришли. Бедные Стивен и миссис Лиза, им нельзя на глаза посторонним показываться, даже союзникам. Сидят в коттедже, и носа на улицу не высовывают…, – теперь Меир знал, как звали девушку, увиденную им с миссис Анной, на мессе, в Цюрихе. Миссис Лиза кивнула:

– У товарища Горской, то есть Анны Александровны, была дочь, Марта. Она меня на два года младше, мы в Москве познакомились. Ее отец погиб, на испанской войне…, – они выяснили, что именно Янсон спас тогда еще майора Стивена Кроу, пойдя на таран. О судьбе Марты Лиза ничего не знала. Девушка, горько, сказала:

– Марта мне сообщила, что уезжает с матерью, то есть товарищем Горской…, – Лиза запнулась, – в длительную командировку. Больше я ничего не слышала…, – по мнению Лизы, Марту расстреляли, еще в сорок первом году:

– Ей семнадцать лет исполнилось, но для НКВД такое ничего не значит…, – девушка всхлипнула:

– Мистер Горовиц, а что с Анной Александровной, с моей…, – она помолчала, – сестрой…

Лиза рассказала о попавшей в руки НКВД тетрадке с дневником ее матери:

– Я не успела блокнот из Свердловска забрать…, – она, на мгновение, сморщила лоб:

– Мне все время казалось, что я забыла что-то важное, в Свердловске. Тетрадку и забыла…, – Меир не стал врать девушке:

– Не знаю, миссис Лиза, – развел он руками, – мы с миссис Анной в Японии встретились. Она меня спасла, с нашим родственником, графом Наримуне, а потом…, – Меир помолчал, – потом, в Америке, я ее больше не видел…, – он объяснил миссис Лизе, что ее сестра бежала из заключения:

– Правила безопасности требуют, чтобы такого человека проверили, – добавил Меир:

– Скорее всего, она до сих пор где-то в уединенном месте находится…, – Меир был уверен, что миссис Анна жива. Он так и сказал Лизе:

– Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Война закончится, вы, обязательно, встретитесь…, – Лиза вытерла глаза рукавом платья:

– Я еще в Москве видела, что мы с товарищем Горской похожи. И вы, получается, тоже это заметили. Но я и предположить не могла, что я…, – черные ресницы дрогнули, – что я дочь Горского.

Лиза опять поморщилась:

– Живот заболел, от волнения…, – ей, внезапно, стало жарко. Девушка услышала шорох бумаги, под сильным ветром:

– Я помню, плакат с Горским, в Кремле. Где я его могла видеть…, – когда Джон вернулся от посла, они устроили короткое совещание, отослав кузена гулять с женой. Лиза описала Марту Янсон. Питер, сразу, сказал:

– Такое может быть ерундой, совпадением, но я на похожую девушку в Праге наткнулся.

Джон покашлял: «В отчете ты встречу не внес».

Питер коротко усмехнулся:

– Я зашел выпить чашку кофе, а она ела пирожное. Встречей это назвать нельзя. Тем более, я понятия не имел, кто она такая…, – по мнению Джона, Марту Янсон никто не расстреливал:

– Она пошла на сделку с НКВД, предала собственную мать, – жестко сказал герцог, – и ее оставили в живых. В Праге она, наверняка, как агент Лубянки подвизалась…, – можно было бы попросить Генриха выяснить что-то о девушке, но герцог отмахнулся:

– Незачем его обременять. Не думаю, что мы Марту еще увидим…, – Лизе они тоже решили ничего не говорить:

– Ни к чему, – пожал плечами майор Кроу, – миссис Лиза с ней больше никогда не встретится…, – узнав об отце жены, Стивен присвистнул:

– Значит, Лиза тоже семья. Очень хорошо…, – ласково сказал Ворон. Меир, с подоконника кухни коттеджа, смотрел, как кузен и миссис Лиза гуляют, вокруг фонтана. Девушка что-то говорила. Меир подумал:

– Рассказывает о своем отце. Мерзавец был дядя Александр, хотя о покойных такого не говорят. Тетя Аталия, после его, якобы, смерти, так не смогла оправиться. Она всю оставшуюся жизнь траур носила…, – поисками Марты Янсон они решили не заниматься. Сейчас важнее был Воронов, то есть штурмбанфюрер Воронцов-Вельяминов. Он мог привести их в закрытый лагерь, где сидела доктор Кроу.

– Генриху мы тоже ничего не сообщим, об истинном лице Воронова, – решительно сказал Джон, – незачем ставить под удар их обоих. Пусть работают, как и раньше. Воронов бесчестный человек, однако, он союзник, и борется против Гитлера. Я не могу брать не себя такую ответственность…, – Воронов, как и Генрих, рисковал гораздо больше, чем они сами.

Торжественный обед в честь Дня Благодарения решили использовать, как репетицию расстановки охраны, на банкетах тройки. Меиру место за столом не грозило. Майор Горовиц, в штатском костюме, внимательно следил за передвижениями официантов. Ребята, обслуживающие обед, работали в службах безопасности президента, или премьер-министра:

– Концерта, правда, тройка не услышит, – хмыкнул Меир, – а мне удастся на мисс Дитрих посмотреть. Даже танцы ожидаются…, – местные дипломаты пришли с женами. Рядом раздался шорох. Питер, смешливо, шепнул:

– Жаль, что я не в смокинге, – он провел рукой по орденским планкам, – бутоньерку сюда не прицепить…, – кузен держал букет белых роз: