Текст книги "Матрица и потенциал характера. С позиций архетипического подхода и теорий развития. В поисках неиссякаемого источника духа"

Только боги могут жить в Акрополе; искать там себе место – серьезный проступок для человека. Принесение в жертву архетипического союза с богом может стать важным этапом исцеления и воплощения в индивидуальной человеческой жизни. Человеческая природа умаляется, если мы захвачены каким-нибудь аспектом божественности. Греки твердо знали, что идентификация с богом или одержимость им есть проявление гордыни, за что смертный несет суровое наказание.

Человек, соблазненный переживанием духовного удовольствия или воображаемой боли, рискует выпасть из человеческой жизни во внутреннюю архетипическую реальность, в которой раз за разом его иллюзорный мир будет переживать собственное разрушение. Нам известен миф об Атлантиде – удивительном древнем континенте, отделенном от остального мира бескрайними водами. В этом мифе рассказывается об огромных хрустальных дворцах, общении с помощью телепатии, великих умах, совершивших великие интеллектуальные открытия и создавших величайшую цивилизацию. В один момент Атлантида существует, а в следующий исчезает бесследно, что напоминает внутрипсихическую дезинтеграцию шизоидного человека. Великолепный одухотворенный мир поглощают морские глубины.

В завершении этой главы мы исследуем миф о богине, живущей в ледяных глубинах; она воплощает архетипическую силу, которая может запустить свои ледяные пальцы в жизнь человека. Всем народам, населяющим Арктику, морская богиня Седна внушает страх и благоговение. Ее историю рассказывают сикумиуты, называющие себя «народом морского льда», и инуиты – «народ ледяного моря». Эта история о том, как остаться живым в запретном месте, о цикличности жизни и смерти, о том, как травма может превратиться в сокровища, покоящиеся на дне моря и ждущие, когда их поднимут на поверхность (Merkur, 1991).

Миф о Седне, как и любой другой, можно рассматривать с разных точек зрения. Прежде всего, это история о богине и о сотворении животных. Но для нас он символически отражает динамику ранних этапов развития и описывает специфический паттерн, определяющий судьбу женщины в случае одержимости этим архетипом. Миф о Седне можно понимать и как рассказ о богине, и как историю о печальных и пугающих перипетиях жизни человека, вставшего в силу сложившихся обстоятельств на шизоидный путь развития. Седна, лежащая на дне холодного моря, – это вполне точный образ шизоидной инкапсуляции.

Гордая девушка живет одна со своим отцом в северном краю и отказывается выходить замуж за мужчин, просящих ее руки. В мужья себе она выбирает птицу, которая уносит ее к себе на горный утес. Здесь девушка томится в невыносимой изоляции. Сквозь завывание северных ветров отец Седны слышит плач дочери и приплывает на лодке, чтобы забрать ее с собой. Но разъяренный птица-муж бросается за ними в погоню и, размахивая крыльями, вызывает неистовую бурю. Испугавшись за свою жизнь, отец выбрасывает дочь из каяка в океан. Девушка цепляется за лодку, но отец отрубает ей пальцы. Но и лишившись пальцев, она все равно пытается держаться за борт. Тогда отец бьет ее по рукам. Замерзшие в холодном Арктическом море ее искалеченные руки отваливаются. И вот Седна уже не может больше бороться, она тонет. Ее пальцы превращаются в тюленей, ногти – в китовые усы, а обрубки рук – в полярных медведей.

Со дна моря Седна, превратившаяся в странное существо – получеловека-полуживотное – управляет жизненными приливами и отливами. Когда она довольна, то распускает волосы в потоках воды; если же разгневана человеческой беспечностью, то волосы спутываются и заполняются вшами, а естественный порядок жизни на земле нарушается. Она наказывает людей, укрывая морских животных от охотников. Чтобы племя могло выжить, а законы природы восстановиться, шаман должен совершить духовное погружение на морское дно и умиротворить рассерженную богиню; он расчесывает и очищает ее волосы, искупая таким образом людские проступки. Когда волосы Седны снова распутаны, порядок восстанавливается. Шаман убеждает ее отпустить животных, чтобы инуиты могли питаться дарами моря. Вот такая история!

Это история о богине. Отвергнутые претенденты на руку и сердце, брак с птицей, предательство, отсечение конечностей и перерождение – вот основные архетипические темы, образующие сюжетную канву мифа. По ходу мифологического действия описываются события из жизни богов, отождествление с которыми способно принести опустошение в жизнь людей. Помня об этой опасности и не оскорбляя богиню, рассмотрим, каким образом подводные течения этого мифа могут проникать в жизнь отдельного человека. Женщина с шизоидной структурой характера лишена способности чувствовать – ее инкапсулированное Эго удерживается в царстве темной архетипической феминности могущественной раненой богиней. Связь с миром телесных ощущений и чувственного опыта остается неразвитой. А сознание и творческий потенциал оказываются запертыми в архетипической ловушке мифа.

Подобно тому, как Седна отказывает одному жениху за другим, слабое Эго ребенка, обреченного на шизоидный путь развития, раз за разом выпадает из отношений, не в силах вынести их напряженности. В этой ситуации конституция ребенка и его особое восприятие окружающего мира вынуждают его снова и снова укрываться от дискомфорта в собственной защитной раковине. В результате его способность взаимодействовать с миром ослабевает и, возможно, никогда не будет полноценной. Если инкапсуляция сохраняется нетронутой, то психика начинает жить по иным – нечеловеческим законам, уподобляясь Седне, которая является человеком лишь наполовину. Ее вторая, сверхъестественная часть – морское животное – символизирует творческий потенциал, захваченный архетипической реальностью.

В мифе девушка выбирает себе в мужья птицу. И этот выбор для шизоидного человека олицетворяет чрезмерную идентификацию с духом, символом которого и является птица. Одержимость имагинальным аспектом бессознательного лишает человека возможности развить осознанные, зрелые отношения с миром интеллекта и воображения, используя его только в защитных целях.

В мифе птица-муж уносит Седну на бесплодные вершины, оставляя ее страдать в одиночестве. Жизнь взрослой женщины с шизоидной структурой характера наполнена невыносимой болью изолированного существования. Она оказывается в этом положении всякий раз, когда из-за страха близости снова и снова прячется в своем воображении. И даже когда она сама жаждет контакта, уже само бессознательное «вызывает неистовую бурю» сопротивления, препятствуя отношениям. Момент, когда Седна цепляется за отцовскую лодку, показывает, насколько хрупка и кратковременна сознательная адаптация шизоидной личности к суровой реальности жизни. Подобно тому, как израненная и обессиленная Седна погружается в морские глубины, женщина с шизоидной структурой перестает бороться за живую связь с реальным миром, становясь отрешенной и бессознательной.

В этом месте повествования Седна остается человеком лишь наполовину, другой своей частью обращаясь в морское животное. И это коварный момент в судьбе женщины. Потерпев поражение в мире отношений, она может соблазниться потусторонним существованием среди архетипических нечеловеческих форм, став, в сущности, одной из них. Эта метафора описывает человека, пребывающего в психотическом состоянии. Мы полагаем, что погружение в нечеловеческую реальность является также символическим выражением деперсонализации и дереализации, свойственных человеку с шизоидной структурой характера – тело воспринимается чужим, а жизнь – нереальной. Настолько сильная одержимость богиней может оказаться убийственной – женщина обречена слепо следовать ритмам Седны, которая то дает жизнь, то забирает ее. Этот ритм подобен уже упомянутой ранее шизоидной программе «вход—выход»: освобожденный из инкапсуляции, человек вступает во временные отношения с жизнью только для того, чтобы вновь уйти, погрузившись в себя.

В мифе есть момент, когда Седна разгневана поступками инуитов – ее волосы спутываются и заполняются вшами. И естественный порядок жизни нарушается. В человеческом измерении нарушением порядка является смешение границ между божественным и человеческим. И в этом смысле инкапсуляция является одним из серьезных проступков, ведущим к опасным последствиям. С точки зрения развития, шизоидная инкапсуляция – это тупик, поскольку Эго захватывается бессознательным в облике богов и богинь, а процесс его дифференциации прекращается. Образ спутанных, заполненных паразитами волос символизирует нарушенный баланс в психике шизоидной личности: естественное течение психической энергии между Эго и архетипической реальностью нарушается.

Как нам показал случай с Джоанн, чтобы прожить полноценную человеческую жизнь, союз с богами необходимо принести в жертву. Такая жертва является попыткой восстановить естественный порядок вещей. Создание и поддержание этого порядка и есть выражение архетипической Самости. Такова природа богов – совершенно отличаться от людей, быть величественными, нуминозными и внушающими благоговение. Если человек не располагает развитым Эго, способным осознанно вести диалог с этими аспектами божественного, и не имеет в своем вооружении соответствующих ритуалов почитания, он подвергается серьезной опасности. Без подготовки мы не сможем выстоять при встрече с богами. Когда нас захватывает mysterium tremendum[15]15
  Тайна, внушающая трепет (лат.).


[Закрыть], наша человеческая природа уничтожается. Мифы содержат множество примеров того, как боги разрушают жизнь смертного. Об одной такой гибельной встрече рассказывает греческий миф о Семеле, которая упросила Зевса предстать перед ней во всем его великолепии. Когда он открылся перед ней, вспышки божественных молний сожгли ее, оборвав человеческую жизнь.

Внутри шизоидной инкапсуляции сознание пассивно дрейфует среди архетипических сил, то очаровываясь ими, то переживая насилие, то растворяясь почти до исчезновения. Подобно Атлантиде с ее изменчивой судьбой, в которой величие хрустальных дворцов внезапно сменяется картиной тотального уничтожения, шизоидная личность ощущает мир своего Я неустойчивым и эфемерным. А поглощение острова Атлантиды водами Нептуна можно символически рассматривать как утрату связи с телом. Близость к архетипическому аспекту божественного способна одарить чарующими мгновениями, но, как в случае с Икаром, может принести человеку несчастье. Трепет превращается в ужас, когда благоговейное оборачивается жутью, великолепное становится омерзительным, а возвышенное оказывается дьявольским. И этот ужас сулит шизоидной личности неминуемое уничтожение – инкапсулированное существование становится все более опасным. В сновидениях эта ситуация находит свое выражение в образах угрожающих демонов, преследующих вурдалаков или темных призраков, загоняющих сновидца бог знает куда.

Лишь когда мы «обретаем лицо» и обращаем его к Богу, он открывает нам свой лик. Юнг говорил, что бессознательное показывает нам то лицо, которое показываем ему мы. Только когда шизоидная инкапсуляция начинает ослабевать, а сознание обозначать себя, тогда и появляется возможность полноценной, значимой встречи с нуминозным. Мы оказываемся более подготовленными к духовному переживанию, которое теперь действительно способно принести нам оживление, вдохновение и воодушевление. Когда архетипическая реальность открывается нам в образах богов и богинь, мы, в свою очередь, должны быть готовы к раскрытию своего потенциала и принятию своей судьбы.

Архетипически дух не является ни светлым, ни темным. Это индивидуальная психика тяготеет либо к одному, либо к другому полюсу. Почему божественный лик предстает в психике шизоидной личности темным и пугающим? Все дело в стремлении к слиянию с великолепными, позитивными, светлыми аспектами божественного. Именно потому божественный лик темнеет и наливается гневом, обращая священное в дьявольское.

Седна и шаман

Вернемся к мифу о Седне. Ее волосы заполняются вшами и спутываются, а в результате затрудняется течение морских вод. Гневаясь на людей за их проступки, Седна прячет от них «медведей, тюленей и китов», охота на которых важна для живущих на земле. Люди быстро понимают, что они серьезно обидели богиню, не смогли оказать ей должные почести, ведя неправедный образ жизни. Они отправляют шамана загладить вину, восстановить смену времен года и вернуть дары моря. Традиционно шаман – это целитель, знающий, как совершить трудное путешествие в мир духов. Подобно греческому богу Гермесу, он перемещается между землей и миром богов. В этом архетипическом царстве он получает то, что необходимо для исцеления, и возвращается на землю. Образ шамана символизирует внимательное и терпеливое сознание, способное обращаться к трансцендентной функции, разделяя, трансформируя и соединяя заново разные области мифа.

Женщине с шизоидной структурой характера необходимо освободиться от бессознательной слитности с архетипической реальностью, распутав и разгадав головоломку инкапсуляции. В мифе шаман должен погрузиться в ледяные воды, чтобы привести в порядок волосы Седны, избавив их от вшей. Подобно тому как шаман успокаивает рассерженную богиню, расчесывая ее волосы и отделяя их пряди друг от друга, женщина должна постепенно научиться разделять личностную и архетипическую реальности в своих переживаниях. И это очень непросто для нее, поскольку, опираясь лишь на высшие защиты, она практически отрезана от своего тела и чувств, поэтому важнейшим становится умение различать и проживать в своем опыте базовые человеческие переживания – страх, боль, возбуждение и удовольствие, соединяя физическую и аффективную энергии. Вместе с этим умением к женщине возвращается практически утерянная способность заботиться о себе и успокаивать себя, не прибегая к инкапсуляции при первом возникновении тревоги. Постепенно она сможет отслеживать и принимать ранее недифференцированные ощущения и беспокойства, которые сопровождают человека в процессе его воплощения. В конце концов закрепившись в человеческой реальности, женщина с шизоидной структурой сможет исследовать холодную бездну собственной изоляции и понять, какое страдание скрыто в существе, которое наполовину женщина, наполовину богиня. Понять и осознанно пережить его.

Вернемся к мифу. Из отрубленных пальцев и рук Седны волшебным образом появились морские животные, на них охотились для поддержания жизни. Седна всегда будет богиней жизни и смерти, живущей на дне моря. Но она не только забирает жизнь, но и дает ее, когда человеческая вина перед ней заглажена. Благодаря шаману, волосы Седны свободны от вшей – естественное течение психической энергии между мирами восстановлено. Подобно созидающей Седне, женщина способна раскрыть свой творческий потенциал. Ведя диалог с архетипической реальностью на качественно новом уровне, она может позволить себе уже осознанную регрессию в глубины, возвращаясь оттуда с дарами: присутствием духа, вдохновением, – которые будут служить ей и ее миру.

Миф о Седне знакомит нас с глубинными образами, наполняющими шизоидную структуру, и одновременно проливает свет на возможность возрождения желания и возвращения смысла человеческой жизни. Нуминозное, двигаясь с самого дальнего берега бессознательного, соединяется с человеческим сознанием, помогая водам жизни вновь течь свободно, а «медведям, тюленям и китам» родиться на свет. Именно эта тайна лежит в центре мифа, как и в сердце каждого из нас. Мистики и художники совершают путешествия в глубины бессознательного в поисках неистощимого источника нуминозного, который освежает, обновляет и трансформирует человеческую жизнь[16]16
  Чтобы получить представление о том, какую роль мистический ребенок или пророк играет в жизни нашего общества, мы рекомендуем познакомиться с книгой «Жизнь в пограничном пространстве: Эволюция сознания и проблема излечения травмы» (Bernstein, 2005). В своем творческом и одновременно четко структурированном исследовании юнгианский психоаналитик Джером Бернштейн, опираясь на собственные наблюдения, описывает эволюцию нового сознания. Он показывает, что западному обществу свойственно рассматривать мистическую одаренность как нерациональное восприятие реальности, что отражает характерную для запада тенденцию разделять дух и природу, разум и тело. Аналитический опыт и 20-летнее изучение целительных практик индейского племени навахо позволили Бернштейну описать реальность наблюдаемых им пограничных пациентов, синтезировав западные представления о развитии сознания и теорию сложных систем. Под пограничной реальностью он понимает спектр реальности, который раскрывается и оказывается доступным только тем, кто чувствителен к его трансрациональной сущности. Как и сами духовные способности, люди, наделенные ими, борются за признание, поддержку и понимание в обществе. Бернштейн говорит о том, что западное сознание нуждается в этих духовных способностях для собственного обновления, поскольку мы неумолимо приближаемся к границе с хаосом, который сами же и создали.


[Закрыть].

Шизоидная структура характера способна претерпеть полную трансформацию. Освободившись от инкапсулирующей власти бессознательного, женщина устанавливает связь с Самостью и приносит морскую жемчужину в земную жизнь. Она выучивает новый язык, совершает новые открытия, становясь для других вдохновляющей силой, бесценной для общества в целом. Как подтверждают работы мистиков и их жизнь, истинные дары бессознательного добыть нелегко. Откровения mysterium tremendum – это ноша не для всех. Однако человек, чей ум, душа и тело едины, может быть одарен вдохновением, которое наполнит его творчество таинственным присутствием, открывающим совершенно новую картину мира.

Глава 2
Контрзависимая нарциссическая структура характера
Независимость в стеклянном гробу

РЕГИСТРАЦИОННАЯ ЗАПИСЬ, ПАЦИЕНТ #6882, ПИТЕР ПЕН – ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ КЛИНИКА НЕВЕРЛЕНД-ХАЙТС

Господин П. Пен – моложавый, холостой, обаятельный, импозантный и харизматичный мужчина. Решил начать терапию, потому что его беспокоит смутное ощущение пустоты и тоски по «дому, которого у него никогда не было». Свое поражение он чувствует особенно остро в те моменты, когда сознает, что стареет и теряет силы.

Господин Пен очень рано ушел из дома и, собственно, никогда не знал своих родителей. Он часто общается с компанией молодых людей, которые уважают его как смелого и дерзкого лидера. Прилежный работник с грандиозным ощущением собственного могущества. С гордостью рассказывает о своих многочисленных рискованных предприятиях, однако как профессионал не состоялся. Ежедневно занимается поддержанием физической формы и духа.

Господин Пен в какой-то степени разочаровался в любовных отношениях, хотя ему и трудно в этом признаться. Он уверен, что оказывает на женщин магическое действие, однако построить близкие отношения ему не удалось; его романы всегда были короткими и бурными. Он часто испытывает острое желание контактировать, которое, по его словам, не связано с сильным сексуальным влечением.

КЛИНИЧЕСКИЕ НАБЛЮДЕНИЯ

Во время сессии пациент беспрестанно флиртовал. Он пытался управлять ходом сессии при помощи обольщения, но впечатление такое, что это отработанный и поверхностный прием. Вместо того чтобы вдохновляться своей моложавостью, господин Пен, кажется, инкапсулировался в своей молодости, заперся в детстве. Он сбит с толку собственной сексуальностью. Не сумев адаптироваться к зрелости, сейчас он сражается с приближающейся старостью.

У интервьюера есть некоторая озабоченность по поводу способности пациента адекватно тестировать реальность. Рассказывая о своих похождениях, он заявил, что «летал». На следующей сессии необходимо выяснить, является ли это сравнением, бредом или метафорой.

ДИАГНОЗ

Контрзависимый нарциссизм. Исключить возможные признаки бреда.

История пациента, так игриво переданная в записях аналитика, является откровенным воплощением архетипической истории о Питере Пене. В приведенном выше описании специалисты могут распознать защитные паттерны, подпадающие под определение «нарциссические». Человек с контрзависимой нарциссической организацией личности с виду бесстрашен и часто озабочен своим внешним обликом. Он выглядит решительным, ярким и харизматичным. Твердо отстаивает свою независимость, защищаясь таким способом от глубокого и сильного желания контактировать. Взрослый мужчина ведет себя уверенно, несколько самонадеянно. Он может быть великолепным любовником, который чувствует себя нелюбимым. Его личность завораживает, в нем видят победителя и прекрасного лидера. Но бесчисленные похождения и победы не удовлетворяют его желание быть раскрытым, освобожденным от показной независимости. Контрзависимый нарцисс не только отрезан от контакта с другими людьми, у него нет реальной связи с подлинным ощущением своего Я. Он избегает того, что могло бы его освободить, а именно погрузиться через печаль в свой внутренний мир с его питательным и адаптогенным потенциалом. Зацикленный на самом себе, он постоянно ищет одобрения у других, пытаясь таким образом обрести самоуважение.

В своей книге «The Problems of the Puer Æternus», написанной в классической юнгианской традиции, Мария-Луиза фон Франц (Von Franz, 2000) отмечает, что Пуэр – это человек, психологическое развитие которого задержалось на подростковой стадии. Он нетерпелив, не имеет привязанностей, никак не может обрести равновесие, он как бы живет «временной» жизнью. Идеалистичный, бесхитростный и, как ребенок, предающийся фантазиям, он живет сиюминутными удовольствиями, часто не осознавая последствий такого отношения к жизни. Неосознанное психическое напряжение, нагнетаемое ощущением силы вкупе с полным отсутствием дисциплины, толкает его на немыслимые авантюры, многие из которых обречены на неудачу. По мнению фон Франц, идентификация с безграничным потенциалом данного архетипа ведет к формированию дилетантского подхода к жизни. Идентификация «с птицей высокого полета» в сочетании с неспособностью устанавливать «земные» отношения представляет основную трудность в терапии контрзависимых нарциссов. Фон Франц проводит аналогию с пилотом, поднимающим самолет высоко в небо: в анализе ничего нельзя будет достичь до тех пор, пока у самолета не закончится топливо и он не начнет падать.

Идентификация с одним из аспектов любого архетипа – это непосильная ноша для человека. Такая идентификация нарушает порядок прохождения стадий развития и ведет к формированию систем ригидных защит. В ходе развития, когда естественная потребность ребенка в зависимости не удовлетворяется, вокруг образовавшейся внутренней пустоты выстраивается противофобическая защита. При наличии некоторых особенностей внутрипсихической структуры и неблагоприятных факторов окружающей среды архетип вечного ребенка захватывает душу человека, суля ему волшебную жизнь в заоблачных далях, высоко-высоко над миром взрослых отношений и обязанностей, и начинает искажать динамику структуры характера, которая со временем постепенно закрепляется.

Хотя человек, захваченный архетипом Пуэра, несет нелегкий багаж ранимости и архетипической инфляции, в наследство ему также достается игривый творческий дух ребенка. Юнгианский автор Джеймс Хиллман отмечает, что в Пуэре «открывается наша исконная природа, „золото, залегающее глубоко“ в нашей тени… ангельское существо, посланное Небом» (1979). Архетип Пуэра и Пуэллы Этернус переполнен энергией вечного обновления, творчества и игры. Освобожденная от оков ригидных защит нарциссической структуры, вдохновенная, живая, поэтическая красота, подобно роднику, пробивается в обычную земную жизнь. Архетип Пуэра/ Пуэллы может обеднить, а может и обогатить жизнь человека с контр-зависимой нарциссической структурой характера.

Изначально в своих рассуждениях о нарциссизме юнгианские теоретики опирались на архетип Пуэра как на метафору, описывающую человека, развитие которого как бы остановилось на стадии юношества. На самом деле в юнгианской литературе для амплификации динамики нарциссизма часто используется сказка о Питере Пене. Но, по нашему мнению, Питер Пен является воплощением лишь одного конкретного аспекта нарциссической структуры характера, а именно контрзависимой формы нарциссизма.

Нарциссической стадией развития мы называем этап в жизни ребенка, который наступает по завершении примитивной стадии, на которой ребенок испытал определенное чувство всемогущества, и длится до момента констелляции доэдипального конфликта (см. с. 18). Все доэдипальные структуры характера возникают вследствие отвержения, которое в некоторой степени является естественным и неизбежным в ранних отношениях, определяющих в дальнейшем гибкость эго-структуры. Другими словами, во всех этих структурах присутствуют «проблемы с матерью». По правде говоря, все три стадии, включенные в Матрицу, по определению, являются доэдипальными и диадными, поскольку отражают психологическую динамику и характерологические проблемы, возникающие в период младенчества на этапе сепарации—индивидуализации и в период, предшествующий попытке отделиться от матери, в случае успеха которой становятся возможными триадные отношения.

Однако, исследуя архетипическую основу и механизмы формирования нарциссизма, мы обнаруживаем, что он существует в трех различных формах. В сказочном мире, кроме Питера Пена, есть много иных героев, воплощающих динамику «юность—старость». В главах 5 и 8 мы покажем, как в других сказках более полно воплощается динамика ищущего и антагонистического паттернов отношений: например, «хорошая дочь» – это манифестация зависимого нарциссизма, а «гордая принцесса» – проявление альфа-нарциссизма. Эти три юных сказочных персонажа-нарцисса ведут скрытую сексуальную игру: они флиртуют и соблазняют. В них еще не проявилась сексуальность взрослого человека, утратившего свою невинность и умеющего строить близкие отношения, и пока не сформировалась способность к установлению любовных, супружеских и родительских отношений.

Сказка

Неугомонный Питер Пен, по-мальчишески дерзкий и очаровательный предводитель большого племени потерянных детей, как нельзя лучше подходит для исследования специфической динамики контрзависимого нарциссизма. Сначала шотландский драматург Джеймс. М. Барри написал пьесу «Питер Пен», а уже потом на ее основе создал детскую сказку. Вот ее краткое содержание (Barrie, 1991):

В первый раз сказочный герой Питер Пен попадает в дом идеальной, но при этом вполне обычной семьи Дарлинг поздно ночью, когда трое детей супругов Дарлинг уже легли спать. Он влетает в открытое окно детской спальни непрошенным гостем. И тут же сталкивается с Наной, большой собакой-водолазом, которая при всем своем добродушии упреждающим лаем выгоняет мальчишку обратно в окно, но прежде успевает схватить зубами его тень. Испугавшись, Питер Пен улетает в ночное небо, забыв о собственной тени. Не на шутку обеспокоенный, он возвращается за ней, но обнаруживает, что она никак не хочет «крепиться обратно», и впадает в отчаяние. Он сидит на полу и горько плачет; от его плача просыпается Венди.

Вежливая Венди хочет узнать причину слез и утешить мальчика, поэтому спрашивает, как его называет мама. Питер с вызовом отвечает: «Да не плакал я… и никакой мамы у меня нет!». Да родители вообще не нужны. Лично он начал жить по-настоящему только тогда, когда ушел от них и решил навсегда остаться в детстве. Вот что узнает Венди и, сочувствуя этому необычному мальчику, помогает ему – пришивает обратно его тень. А Питер Пен все это время держится самодовольно, хвастается и рисуется. Когда же он улетает прочь, Венди уже не сомневается в том, что в жизни не встречала более нахального мальчишки.

Каждую ночь Питер прилетает к окну детской и забирает маленьких Дарлингов с собой в увлекательные приключения. Он учит их летать, и однажды все они попадают в страну Нет-и-не-будет. Именно здесь, на волшебном острове, дети, у которых нет мам, никогда не вырастают. Маленькие Дарлинги узнают, что Питер нашел этот остров, убежав из дома как раз в день своего рождения. Он услышал разговор родителей о реалиях взрослой жизни с ее обязанностями, тяжелой работой, страданиями и спешно покинул отчий дом.

Попав на остров Потерянных Мальчиков, дети слышат историю о страшном пирате – капитане Крюке. Вскоре мы узнаем, что этот ужасный и опасный пират – злой рок Питера – оплакивает свою одинокую жизнь. В одной отчаянной схватке Питер отрубил пирату руку. Однажды днем, когда Питер отсутствовал, пираты Крюка похищают маленьких Дарлингов и остальных потерянных мальчиков с намерением сбросить их всех в море. Благодаря своей сообразительности, находчивости, силе и смелости Питер спасает детей и снова одерживает победу над Крюком. Старый одинокий пират падает в море, где его проглатывает крокодил, уже давно преследовавший его. В благодарность за спасение братьев Венди хочет поцеловать Питера, но он стыдливо уклоняется от поцелуя.

После этого великолепного сражения Питер возвращает детей домой, как они и просили. Миссис Дарлинг, обрадованная их возвращением и растроганная историей о храбром и одиноком мальчике, хочет усыновить Питера. Но он отказывается от предложения обрести семью и дом и улетает один в ночное небо.

Архетипические темы из сказки о Питере Пене четко просматриваются в жизни человека с контрзависимой нарциссической структурой характера. Мифологема «детство без матери» приводит к отрицанию важности материнской заботы и адаптации к жизни по типу «сам справлюсь», отличительными признаками которой являются чрезмерная бравада, авантюризм и одиночество – вот что обуславливает использование контрзависимым нарциссом защиты в форме ухода от земной жизни и бегства в потусторонний мир воображения. Но человек не может жить вечно в сказочном мире. Реалии повседневной жизни и давление примитивного аффекта, между которыми зажата инкапсулированная структура характера, угрожают раздавить хрупкую нарциссическую оболочку.

Впервые появившись в образцовом доме семьи Дарлингов, заколдованный мальчик Питер Пен пробуждает защитные инстинкты любимицы семьи Наны, собаки, которая выполняет роль бабушки. Испугавшись ее лая, Питер вылетает в окно, но Нана успевает схватить зубами его тень. Такое поведение типично для Пуэра: бегство от конфликтов, неизбежных при воплощении себя в отношениях, есть проявление защитной инкапсуляции. А не задумываться о последствиях, которые уход может иметь для личных отношений, – это способ не вступать в контакт с тенью. Оторванный от связей с людьми по причине бегства в страну «Нет-и-не-будет», то есть в бессознательное, человек не контактирует с теневой стороной своей души, которая могла бы бросать вызов, пробивать защиты и содействовать дальнейшему развитию. В невоплощенном состоянии Пуэр утрачивает связь с душой и тем, что могло бы вызвать к жизни его «личностный дух» (Kalsched, 1996).

Контрзависимый нарцисс «раздувается» от ощущения безграничного потенциала; талант и харизма часто плещут через край и подпитываются архетипической энергией так, что создается впечатление, будто бесконечные возможности выходят за рамки человеческой ограниченности. Высокий полет в одиноких, бездушных пространствах может опьянять, но часто не имеет ни цели, ни смысла.

Материнское сострадание воплощается в образе Венди, которая приходит на помощь Питеру и пришивает обратно его тень. Развитая способность к эмпатии и состраданию, а также естественная способность заботиться о других – вот те качества, которых чаще всего не достает человеку с нарциссическим расстройством характера. Исцеление может наступить при длительной и тщательной проработке переноса. Только ощущая заботливое и чуткое отношение на протяжении долгого времени, такой человек сможет познакомиться со своим шизоидным началом, постепенно признать свою тень и встать на путь обретения целостности.