Текст книги "Матрица и потенциал характера. С позиций архетипического подхода и теорий развития. В поисках неиссякаемого источника духа"

Широкой поступью вошла она, 42 футов высотой, во внутреннее помещение храма, «покои Афины», и, как олимпийская богиня, воцарилась в Парфеноне, возвышающемся над городом, названным в ее честь. По легенде, ее единственным родителем был Зевс, из головы которого она, облаченная в доспехи, выпрыгнула, издав громкий боевой клич. Ослепительная, умная, храбрая, целомудренная, бесстрашная, искусная в вопросах военной стратегии, Афина была покровительницей воинов, заступницей героев, но, прежде всего, дочерью своего отца. Эта величественная и преисполненная достоинства богиня почитается с давних времен и обладает огромной силой. Афина одновременно была источником вдохновения и в своем классическом образе творением античной Греции. Во многих отношениях она символизирует апогей западной культуры, для которой служила еще и музой. Горе женщине, отождествляющей себя с этой силой, и горе тем, кто любит ее.

Нетрудно оценить по достоинству положительные качества прекрасной сероглазой Афины. Эта богиня ценит организованность, поддерживает государственность, правосудие и порядок. Инкапсуляция в девственности позволяет ей оставаться непоколебимой, целеустремленной и в высшей степени беспристрастной. Она – общественная фигура, всегда на виду, в ее истории нет ни одного упоминания о семейной жизни. По правде говоря, Афина – это богиня, которая ни за что и никому не покажет свою слабость. Она ослепляет Тиресия, увидевшего ее обнаженной, а следовательно незащищенной, но, оправдывая свое прозвище «справедливая», наделяет его мудростью и даром предвидения (Kerényi, 1978). Идентификация с этим классическим аспектом Афины как бы создает сверхчеловеческий каркас, на котором закрепляется защитная нарциссическая структура; за внешне победоносным и авторитетным архетипическим фасадом скрывается одинокая девочка, которая стыдится того, что чувствует себя нелюбимой.

Совершая путешествие в глубину таинственного мира души отдельно взятой женщины, мы неизбежно обнаружим все три аспекта этой великой богини: нам повстречается древняя Метида, сама Афина и вначале прекрасная, а затем ужасная Медуза. Кроме того, миф об Афине содержит одно любопытное замечание: в детстве за Афиной присматривала богиня стыда Аидос[21]21
  В своей книге «Превращаясь в Горгону. Медитация на стыде» Сандра Эдельман соединила в единое целое удивительно богатую мифическую реальность и личную историю (Edelman, 1998). Она ведет нас за собой в мир ее собственных снов и размышлений, чтобы показать сокровища, которые она добыла из недр древнегреческой мифологии. Ее познания в области доисторической мифологии также впечатляют.


[Закрыть].

Доклассические аспекты Афины: Метида и Медуза

Символически проходя сквозь слои коллективной истории, мы одновременно как бы прокладываем путь в личную историю человека с нарциссической защитной структурой. Знаменитая Афина античной Греции является воплощением сокрушительной воинской силы, однако существует множество легенд, согласно которым по своему архетипическому и географическому происхождению она родом из мест, еще более древних, чем Греция, а именно из темных чужеземных царств Африки и Востока. Обнаружение этих более ранних мифологических преданий помогает раскрыть и познать хтоническую природу Афины. Нам в первую очередь знаком образ Афины, пришедший из Греции V–IV вв. Более ранние версии мифа о богине скрыты в полумраке истории и представляют теневую сторону своего классического прототипа (Pratt, 1994). С момента удивительного рождения из головы Зевса и на протяжении всего периода царствования Афину сопровождают символы двух других богинь: это сидящая у нее на плече мудрая сова, символ ее проглоченной матери Метиды, и щит с изображением отрубленной головы Медузы-Горгоны с волосами-змеями. Афина – не только облаченная в доспехи дочь величественного бога, оберегающая свой любимый город и поклоняющаяся отцу. В более глубоком и многослойном архетипе этой богини живет еще несколько божественных сущностей. Более полная версия мифа об Афине содержит упоминание о ее мудрой матери, богине Метиде, и о страстной и красивой царице Медузе[22]22
  В своей блистательной книге «Греческое наследие» специалист по античной филологии и великолепный рассказчик Томас Кахилл, ирландец по происхождению, признавая истинность мифологической символики, говорит: «Можно легко вымотать читателя, упоминая слишком большое количество научных расхождений. Но всё же не могу не сказать о том, что многие уважаемые ученые – и среди них Питер Эко, Рут Трингхем, Мэри Левтковиц и Колин Рефру – подвергают сомнению (и даже решительно оспаривают) значимость культа богини земли в доисторической Греции» (Cahill, 2004, р. 276). Мы бы добавили, что правдивость мифов подтверждается реалиями развития человеческой души. В душе каждого из нас первичной является материнская реальность.


[Закрыть].

Классическая древнегреческая мифология изобилует преданиями, в которых проступает образ Афины. Они повествуют о том, как героическая сила одерживает верх над племенной примитивностью. Зевс побеждает Метиду, Афина побеждает Медузу. Этот сюжет встречается снова и снова в легендах о могущественных завоевателях, покоривших оседлые земледельческие племена, и в мифах об их богинях и богах: дракон или зверь должен быть убит; горгону нужно умертвить; чудовище, которое является воплощением зла, необходимо одолеть. Изучая символику мифов, можно понять, что внутри этих монстров таится земное божество – богиня подземного царства, одаривающая своими сокровищами, или бог животного мира. В душе женщины с контрзависимой нарциссической структурой характера эти монстры выступают символами ее «необитаемого» тела и связывают ее с потоками бессознательных аффектов. Когда этих «чудовищ» сознательно встречают и принимают, они открывают путь к индивидуации.

Метида – древняя богиня, поверженная мать-земля, воплощающая мудрость. Зевс, ревнивый и жадный до власти муж, проглотил ее. Мифы о Метиде и ее образы всегда фрагментарны, поскольку времена, в которые она появилась и жила, весьма отдаленные. Сохранившиеся ранние изображения богини подтверждают ее тесную связь с архетипом Великой Матери и Матерью-Землей. В начале одного североафриканского мифа говорится о том, что Медуза не родилась горгоной или чудовищем, она была смертной ливийской царицей, которую пленили и наказали греческие боги и герои (Fontenrose, 1959, р. 285). По легенде, Афина превратила Медузу в отвратительное чудовище, поскольку позавидовала красоте царицы.

При более углубленном и всестороннем исследовании архетипического ландшафта богини Афины перед нами предстает человек с преимущественно шизоидной или базовой шизоидной структурой характера. Идентификация женщины хотя бы с одной гранью классической богини Афины может открыть путь к невероятно многообразному и богатому архетипическому наследию. С психологической точки зрения, если женщина идентифицировалась с Афиной, облаченной в доспехи дочерью своего отца, то она должна встретиться и с некогда прекрасной, а потом изгнанной и опозоренной Медузой и осознать свою связь с ней, чтобы заявить свои права на мудрость, которая является ее архетипическим наследством (McGrew, 1988). Женщина может овладеть умениями и находчивостью древнегреческой богини Афины, ощутить красоту и величественную грацию Царицы Медузы, а также пережить изгнание и позор Горгоны, что позволит ей обрести целостность. При этом она может познать и мудрость Метиды. Медуза, Метида и Афина – это неизменные аспекты одного и того же архетипа. Просто ограниченное человеческое сознание развело их в стороны.

Учитывая такой обширный исторический контекст, давайте посмотрим, каким образом эти архетипические мотивы живут и даже устанавливают свои порядки в душе контрзависимого человека. Когда маленькая девочка сталкивается с безучастной или вмешивающейся матерью, то перед ней распахиваются врата в царство олимпийской Афины, с которой девочка бессознательно отождествляется. Ощущение, что ее не любит, не замечает или отвергает собственная мать, порождает глубинные чувства несоответствия и стыда. Если на раннем этапе между матерью и дочерью не установилась близкая физическая и эмоциональная связь, то, повзрослев, девочка чувствует дискомфорт и отчужденность от собственного тела. При более благоприятных обстоятельствах, когда в семье есть отец, она пытается преодолеть эти мучительные чувства по отношению к себе и своему телу посредством идеализации отца и идентификации с ним. Психологически эта ситуация повторяет миф об Афине, дочери Зевса, лишенной матери. Контрзависимая установка защищает на ранней стадии от переживания нелюбви, несоответствия или повышенной уязвимости в присутствии матери. Подобно Питеру Пену, девочка может не признавать, насколько важно иметь мать или быть матерью. Подобно Афине, она может осознавать, что принадлежит только своему отцу.

Отдаляясь от матери, девочка теряет бесценную связь с архетипической Самостью. Точно так же, как Метида утратила свою силу и видимость, женщина утрачивает способность ощущать собственную аутентичность. Как уже говорилось ранее, идентификация с Афиной используется для формирования структуры «ложного Я», которое взаимодействует с миром, инкапсулируя уязвимость и стыд. Образно говоря, идентификация с Афиной запечатывает реальность Метиды и Медузы, лежащую в основе этого архетипа. В итоге женщина вынуждена проживать свою жизнь в пустом бронированном панцире.

Посмотреть в глаза Горгоне: регрессия в анализе

Раскрыть примитивное царство стыда и ярости в душе человека с контрзависимой структурой характера – это часть работы терапевта, которую по ряду причин легко пропускают или избегают. Обаяние контрзависимой нарциссической личности, облегчение, которое ей приносит прогресс, достигнутый в других областях, и примитивность подавляемой агрессии – все это, как бы сговорившись, не дает терапевту «отправиться в это царство». Пробудить эти аффекты и встретиться с ними действительно страшно. Если терапевт не решается пойти по этому пути, то пациентка, которая выстраивала жизнь, ориентируясь на свой образ совершенства, может просто оцепенеть и не двинуться дальше. Встреча с Медузой перевернет ее представление о самой себе. «Медуза может познакомить с силами, ранее сокрытыми и опороченными, но с которыми необходимо вступить в контакт, чтобы жить, не страшась своих жестоких, мстительных и завистливых чувств, вызванных травмой и стыдом» (Pratt, 1994, р. 118).

Именно встреча с глубинным стыдом и страхом может помочь сокрушить ригидную контрзависимую нарциссическую структуру характера и вступить в более близкие отношения с Самостью. Если человек окаменевает уже на самой ранней (примитивной) стадии развития, то он проживает свою жизнь, не соприкасаясь с паттернами, образующими целостность[23]23
  Ясное представление о контурах и динамике внутреннего мира дается в книге Мюррей Стайн «Юнговская карта души: Введение в аналитическую психологию» (1998; рус. пер.: 2010) (В этой работе гармонично сплетаются духовное и психологическое.)


[Закрыть]. Афина, Медуза и Метида – не только три древние богини, но и составные части одной архетипической реальности, которая направляет процесс индивидуации. Точно так же, как в мифе о Деметре и Персефоне отражается динамика непрекращающихся процессов сепарации и воссоединения внутри психики, так и в мифе об Афине, Медузе и Метиде показана динамика обретения восприимчивого сознания, которое позволяет человеку проживать одновременно возвышенную и приземленную жизнь. В результате этого процесса происходит «не примитивное воссоединение с всеобъемлющим материнским началом, а активная творческая трансформация мощных бессознательных энергий, выполняемая автономным и величественным женским сознанием» (Elias-Burton, цит. по: Pratt, 1994, р. 123).

Глава 3
Обсессивно-компульсивная структура характера
Того, кто одержим порядком, у дверей караулит голодный волк

Сказка «Три поросенка» начинается с того, что лишенная сил мать отправляет трех добродушных поросят в мир искать счастья. Поросята покидают отчий дом слишком рано – они по-мальчишески вежливы, мечтают стать хорошими, но почти не способны постоять за себя (Steel, 1994). С психологической точки зрения, эта сказка повествует скорее о возведении защитных структур, а не о поиске счастья. Обсессивно-компульсивная структура характера символически представлена в образе третьего поросенка по имени Наф-Наф, который усердно и очень аккуратно работает, так что в итоге надежно инкапсулируется в своем добротном кирпичном доме: дом защищает развивающееся Эго от волка, караулящего у дверей. Менее ригидные защиты – домики из соломы и хвороста, построенные его братьями – Ниф-Нифом и Нуф-Нуфом – не смогли защитить милых крошек от страшного зверя, то есть развивающееся Эго от жизни, в которой есть тело, аффект и, конечно, агрессия. О некоторых свойствах обсессивно-компульсивной структуры характера мы можем судить по тому, из чего и как построен дом Наф-Нафа. Сначала кирпичи формуют из глины и обжигают, то есть из жизни извлекают аффект. Затем полученный материал высушивают и укладывают – методично, кирпичик за кирпичиком, с математической точностью. Кирпичи прочно закрепляют на месте. Так образуется крепкая защита.

Уход в инкапсуляцию, преданность работе, соблюдение дисциплины, неготовность к открытому проявлению агрессии и зависимость от рационального склада ума – вот признаки обсессивно-компульсивной структуры, описываемые в учебниках[24]24
  Если исходить исключительно из причинно-следственных связей, то происхождение обсессивно-компульсивного расстройства можно было бы рассматривать, как минимум, с точки зрения четырех биологических наук: нейроанатомии, нейрогенетики, нейрохимии, нейроэтологии (эволюционная нейрология). Однако можно было бы получить более полное представление о реальных сложностях человеческого развития, если рассматривать его с точки зрения комплексных адаптивных систем, в которых учитываются взаимодействия ребенка с опекунами в ходе развития, социальная система, индивидуальная психология и пр. А если еще принять в расчет воздействие физической среды на тело ребенка, скорость метаболических реакций его организма, последствия физических и эмоциональных травм, индивидуальный генетический код, географические особенности места, где он проживает, опыт его предков и свойственные им формы эволюционной адаптации, то становится понятно, что модель «природа против природы» является ограниченной и устаревшей для того, чтобы опираться на нее в исследованиях.


[Закрыть]. Глубокое чувство тревоги и уязвимости, которое испытывает обсессивно-компульсивный человек, заставляет его искать укрытие и безопасность, приспосабливаясь к ролям, формам поведения и ценностям, принятым в семье и обществе, прежде чем он сможет дифференцировать свои собственные. Защитный конформизм сталкивается с внутренней потребностью в автономии, которая проявляется в чувствах ярости и гнева по отношению к тем, от кого такой человек зависит или кого боится.

Поскольку перспектива выйти на более широкие просторы без достаточной интернализованной поддержки очень пугает, ригидные защиты нуждаются в постоянном укреплении. Неспособный перенять более гибкие способы совладания (coping), человек с обсессивно-компульсивной структурой характера, образно говоря, помещает себя за кирпичную стену. Спрятавшись за этим фортификационным сооружением, он упорно работает и старается быть безупречным. Но бессознательное напоминает о себе автономными обсессивными мыслями и тягой совершать компульсивные действия. Переживая сексуальные или агрессивные чувства, он ощущает, что свойственный ему вид инкапсуляции подвергается особой угрозе – регрессии в шизоидный ужас в моменты сильного напряжения и крайнего беспокойства. Преневротическая защитная инкапсуляция наглухо перекрывает поток энергии, текущей по оси Эго—Самость. Она блокирует доступ к неиссякающему, пульсирующему источнику живых образов и ярких мыслей, являющихся неотъемлемой частью архетипического наследия человека.

Защитная инкапсуляция и чрезмерная опора на разум и рассудок лишают человека возможности развивать аффективные и соматические реакции и ограничивают доступ к ресурсам воображения и творческому потенциалу.

Позвонил мужчина. Он настаивал на том, чтобы начальный этап терапии проходил преимущественно по телефону и желал незамедлительно ознакомиться со всеми правилами. Новый пациент в прошлом был сотрудником ФБР, после отставки стал работать консультантом в службе безопасности. В тот период своей жизни он неожиданно обнаружил у себя непреодолимую тягу к порно-сайтам, на которых просиживал часами. Мучительное чувство вины, боязнь потерять уважаемую должность и жуткий страх перед нервным срывом в конце концов вынудили его обратиться за помощью. Его жизнь всегда была обнесена надежной стеной – дисциплина, упорная работа и консервативное отношение: он «жил, как по уставу». Те же принципы определяли уклад семейной жизни. Он сухо рассказывал о своей верной жене, благовоспитанных детях и о положении в обществе, но всякий раз не забывал упомянуть о страхе, что интернет-забавы «разрушат до основания его дом». Он боялся потерять над собой контроль, боялся, что его разоблачат и уничтожат.

В ходе терапии нам пришлось выяснять, что же скрывается за этим влечением, и мы обнаружили, что отчасти оно представляет проекцию отрицаемой им агрессии. Он даже предположить не мог, что на самом деле хочет разрушить свой безупречный имидж до основания. Для него примитивная агрессия оказалась настолько чуждым аспектом его личности, что потребовалось несколько лет напряженной работы, прежде чем он смог отделиться от своего жесткого морального кодекса. За это время у него накопилось ощущение внутренней безопасности, достаточное для того, чтобы выдерживать аффективные бури, не впадая в сильное беспокойство и страх дезинтеграции. Приходилось осторожно контейнировать и интерпретировать не только его неослабевающее чувство вины, но и смертельный ужас. Прошло много времени, прежде чем он начал рефлексировать по поводу устойчивой потребности контролировать себя и других. Но в конце концов необожженная глина, сырая грязь человеческого тела и аффекта, становится той средой, в которой начинается индивидуация пациента, увязшего в защитной одержимости порядком. В сказке Наф-Наф не только строит кирпичный дом, но и придумывает, как заманить волка в котел с кипящей водой. С психологической точки зрения эту ситуацию можно интерпретировать как потребность обсессивно-компульсивного человека выйти из образа добродетельного умника и стать по-настоящему агрессивным. Как только волк «сварится» и инстинкты приобретут удобоваримую форму, человек с обсессивно-компульсивной структурой характера сможет ослабить ригидные защиты и соединиться с обновляющим источником спонтанности и воображения.

Вступление в преневротическую стадию: из диадных в триадные отношения

Не разрешив до конца проблемы более ранних этапов развития (примитивной и нарциссической стадий), человек с обсессивно-компульсивной, истерической или пассивно-агрессивной структурой характера вступает в преневротическую стадию, имея ряд структурных дефицитов. На первом году жизни Эго может лишь частично дифференцироваться от бессознательного. А. Хорнер (Horner, 1991) был введен термин «преневротический» для обозначения уровня отношений «Эго—объект», который является более высоким по сравнению с пограничной организацией, но более низким по сравнению с невротической. На этом уровне развития больше нет необходимости направлять психическую энергию индивида в первую очередь на дифференциацию и укрепление Эго. Эго уже получило достаточную внутреннюю и внешнюю поддержку, чтобы продолжить самостоятельно отделяться от бессознательного. Теперь, когда Эго относительно дифференцировано, следующей задачей развития становится расширение сферы взаимодействий с миром. Ребенок вступает в промежуточную стадию – он выходит из диадных отношений примитивной стадии, стремится к триадным отношениям и сталкивается с их первыми трудностями. Он уже не на руках у матери, но еще не вовлечен полностью в классическую эдипальную борьбу. Таким образом, структуры характера, формирующиеся на преневротической стадии, отражают способ, каким ребенок в возрасте от двух до четырех лет отделяет себя от матери и начинает движение навстречу отцу и миру, решая проблемы сепарации, автономии, вины и желания.

Обсессивно-компульсивный человек решает эту сложную задачу ценой подчинения правилам и подавления желаний. Истерик добивается того же, постоянно соблазняя мир, поверхностно и бессознательно. Пассивно-агрессивный человек вроде бы молча уступает требованиям окружающих, но при этом тяготится чувством негодования. Так или иначе все три структуры препятствуют обмену свободно текущей энергией между Эго и Самостью.

Рана, полученная на преневротической стадии, приводит в итоге к постоянному переживанию стыда и вины; стыд порождается зависимостью, а вина – гневом и негодованием, которые испытывают к тем, от кого зависят. У истерика с ищущим паттерном «не переваренный» архетипический аффект выражается в соблазняющем поведении. Так, он отчаянно пытается быть и оставаться в соединении со значимым окружением. С другой стороны, подобное соблазняющее поведение часто диссоциируется или отрицается. Стремление к автономии в условиях удерживаемой либидной связи обостряет фантазию об отвержении матерью и предвещает погружение в аффективной хаос. Такие люди испытывают стыд за свою «плохость» и вину за свои желания. Пассивно-агрессивный человек, живущий в антагонистическом паттерне, также переживает стыд и вину; именно стыд за собственную слабость и «явное подчинение» толкает его на совершение бессознательных пассивно-агрессивных действий, вызывающих, в свою очередь, чувство вины. Его потребность в автономии выражается в пассивно-агрессивных маневрах, которые ему же и вредят.

Но вернемся к обсуждению избегающего паттерна. В главе 1 мы отметили, что шизоидная героиня из сказки «Девочка со спичками» не испытывает беспокойства по поводу стыда и вины. Она лишь цепенеет от ужаса, чувствуя постоянную угрозу своему существованию. Она ушла глубоко в себя, парализована и не способна попросить о помощи. В свою очередь, обсессивно-компульсивный человек защищается от вызовов индивидуации и пробуждающихся желаний, стремясь к совершенству, которое внешне выглядит как конформизм. Желания подвергаются жесткой цензуре, поскольку являются еще и источником постоянного всепроникающего чувства вины. Наф-Наф знает, как выжить, но должен скрывать свою агрессию и потребность в чувственных отношениях.

Для обсессивно-компульсивного человека, как и в целом для избегающего паттерна, характерна скудность аффекта и телесной интеграции. Личное стремление к безупречности, верность долгу и работе, склонность к морализаторству и потребность в контроле приводят такого человека в инкапсуляцию. А она в решающие моменты развития отнимает возможность приобрести важные навыки взаимодействия с другими, что и в дальнейшем отрицательно сказывается на способности развивать партнерские взаимоотношения. Важно осознать защитную инкапсуляцию на ранних этапах терапии, так как сам аналитический процесс может невольно укрепить паттерн защитного ухода, поскольку ему позволено протекать исключительно в сфере размышлений, мечтаний и воображения.