Текст книги "Матрица и потенциал характера. С позиций архетипического подхода и теорий развития. В поисках неиссякаемого источника духа"

Эта задача не из легких. Самонадеянность и высокомерное отношение, используемые в качестве защиты, удерживают контрзависимого нарцисса в инкапсуляции. Девизом человека с контрзависимой личностной организацией, бесспорно, могла бы стать фраза «Мне ничего не нужно». Проявления эмпатии не принимаются всерьез и с пренебрежением отклоняются, особенно в начале терапии. Чтобы по возможности удерживать мучительные переживания и неразвитые аффективные состояния от осознания, потребность в зависимости категорически отвергается, а любое проявление слабости воспринимается с презрением.

Когда контрзависимый нарцисс чувствует достаточное внутреннее равновесие, он готов пуститься в невероятные приключения; и ничто не сможет сдержать полет его фантазии и авантюрные порывы. Но вся эта гонка за приключениями изматывает и наводит уныние, если дома никто не ждет. Огни рампы и аплодисменты, столь необходимые его эксгибиционистской персоне, есть та тонкая нить, которая привязывает его к миру людей.

Шизоидное начало, составляющее основу характера Питера Пена, подобно племени потерянных мальчиков, живущих изолированно на острове посреди моря, в стране Нет-и-не-будет. Вытесненная неудовлетворенная потребность в зависимости живет, затерявшись в далеких просторах бессознательного. В сказке маленькие Дарлинги узнают о страшном пирате – капитане Крюке, злом роке Питера. Капитан Крюк является символическим воплощением альфа-человека, который совершенно магическим образом приводит сюжет в движение и подготавливает героя к трансформации. С этой мощной хтонической маскулинной энергией человек сталкивается, когда теневое содержание, порожденное архетипической Самостью, из внутреннего мира прорывается наружу. Архетип злодея, ярким представителем которого является капитан Крюк, динамично присутствует в сказках как персонаж, который продвигает сюжет, как мощная темная сила, запускающая индивидуацию. И если бы злодей капитан Крюк оказался более сильной фигурой и смог нанести Питеру поражение, то человек, отождествляющий себя с этой сказочной историей, имел бы больше шансов на освобождение. В человеческой жизни поражение Питера означало бы, что нарциссическая инфляция как защита и инкапсуляция Эго повержены, и тогда переживания слабости и уязвимости, вытесненные в бессознательное, поднялись бы на поверхность. Таким образом, человек, некогда захваченный архетипом, мог бы начать соединяться со своей человеческой природой.

Но в сказке Питер дает отпор Крюку и не проигрывает ему. В одной отчаянной схватке он отрубает пирату руку. В этой истории капитан Крюк – недостаточно сильная теневая фигура, которая могла бы вызвать трансформацию сказочного Пуэра. Похоже, что с возрастом контрзависимому человеку необходимо совершать все более дерзкие поступки. Над стареющим Пуэром, чей нарциссический характер слишком однобок, все неотвратимее нависает угроза краха. В сказке капитан Крюк терпит поражение, когда в схватке Питер отрубает ему руку и ее проглатывает крокодил, неотступно следующий за пиратом. Нарциссическая травма и защиты провоцируют угрозу появления примитивного аффекта – архетипического зверя, живущего в бессознательном и всегда готового «проглотить» сознание. Победа Питера Пена над Крюком порождает еще более свирепого врага. Если архетипический злодей не в состоянии пробить защиту, он возвращается в бессознательное только затем, чтобы однажды вернуться вновь.

После пугающей встречи с опасными и примитивными силами – капитаном Крюком и его пиратами – младшие Дарлинги хотят вернуться в свой безопасный дом, где они могут быть просто детьми под защитой и опекой собственных родителей. Питер выполняет просьбу детей и возвращает их домой. Растроганная историей об одиноком храбром мальчике и преисполненная чувством благодарности, госпожа Дарлинг предлагает усыновить Питера. Но он отказывается. Отказ от такой прекрасной возможности символизирует избегание чувственной связи, которая могла бы привести к трансформации героя. У человека с контрзависимой личностной организацией страх «запутаться» часто оказывается сильнее желания создать человеческие отношения. Опасность «запутаться» страшит больше, чем по-прежнему одинокая жизнь в капсуле, так же как раньше он не смог принять поцелуй Венди, теперь он отказывается от предложения войти в семью и улетает один в ночное небо.

Архетипы молодости и старости

Если человек идентифицирует себя с одной стороной архетипа, другая уходит в тень. Можно догадаться, что если мальчик идентифицирует себя с Питером Пеном, то энергия озлобленного поверженного злодея, капитана Крюка, поглощенная примитивной энергией зверя, таится в темноте бессознательного. «Сенекс» в переводе с латинского означает «старец». Как метафора «сенекс используется для обозначения строгой приверженности к порядку и символизирует ограничения и тяготы старости» (Hillman, 1983, р. 117). В каких клинических и динамических формах может проявляться напряжение между «исконной золотоносной молодостью», с которой охотно идентифицируются, и темным, разрушительным, ограничивающим аспектом старости, который отрицают? Ранняя идентификация с Пуэром приводит к преждевременной инкапсуляции развивающегося Эго. Захваченный архетипом Пуэра человек часто оказывается не в состоянии делать и создавать нечто реальное и значимое. Даже если он действительно чего-то добивается, то вместо того, чтобы просто радоваться плодам своего труда, он часто не может избавиться от пугающей фантазии, что будто бы совершает мошенничество. Ему постоянно необходимо внимание и одобрение, но при этом он держит других на расстоянии. А тем временем комплекс Сенекса ждет в бессознательном и накапливает энергию, готовясь захватить сознание и обрушить поток кастрирующей критики, которая заточит в свинцовые оковы наивные юношеские надежды и раз и навсегда положит конец заоблачным мечтам и творческим устремлениям. Нарциссическая инкапсуляция – очень хрупкая адаптация, которая грозит ввергнуть человека в пучину опасностей, от которых она же и защищает. С возрастом последствия этой архетипической идентичности становятся все более катастрофическими для психики человека:

Если идентификация с Пуэром не будет проработана или человек «не вырастет» из нее, то произойдет энантиодромия: Пуэр попадет под власть архетипического Сенекса. И тогда парящий в небе и любящий веселье мальчик спросит со всех, станет жадным до власти и будет символически пожирать творческий потенциал окружающих его людей. Вот так непрожитая жизнь Пуэра проявляется в ее негативной форме. В своей душе стареющий Пуэр встречает не мудрого старца, а дряхлого Сатурна с его сокрушительными ограничениями. Не сумев утолить свою горечь, он стал одержим порядком… Тот, кто проживает только одну сторону паттерна, полностью исключая другую, рискует целиком подпасть под власть противоположного полюса… Подобно дряхлому Сатурну, проглотившему своих детей, Сенекс пожирает все новое, а заодно съедает и собственного ребенка.

(Hillman, 1983, p. 117)

Сказочный мир населяет множество мальчиков и девочек, которые остаются вечными детьми. Давайте познакомимся с психологической динамикой Пуэллы на примере сказки «Белоснежка». Это история об одной из «сестер» Питера Пена из страны фантазий (Grimm, 1972). Сказка начинается со слов: «Однажды, глубокой зимой, когда хлопья снега, похожие на птичий пух, падали с неба…». Сцена описана поэтически: середина зимы, падает снег. Мы настроены услышать еще одну историю о губительной власти льда, столь же печальную, как сказка о Девочке со спичками. Но, судя по всему, о Белоснежке все же заботились и заботились достаточно, потому что эта сказочная героиня не замерзает во льду, а лишь заключена в стеклянную капсулу.

Белоснежка вынуждена слишком рано стать независимой, чтобы защитить себя, ведь новая жена отца прогоняет ее одну-одинешеньку в страшный лес. Ради собственной безопасности она пренебрегает собственными потребностями. Она становится воплощением чистоты, образцом бессмысленной независимости, что дает ей ощущение некоторого превосходства. Она селится в доме у гномов и заботится о них. Она – маленькая мама, которая все знает о потребностях других, то есть преуспевает в том, что не удалось ее матери. Такая «домашняя» адаптация помогает спрятать отчаяние, связанное с утратой матери, переживанием эдипального конфликта и поражением в нем, которое ей наносит женитьба отца на злой мачехе. Роль «маленькой мамы» позволяет скрыть стыд и унижение, которые она чувствует, потому что лишена любящей матери и отдана отцом на милость ведьме.

Человек с шизоидной структурой характера символически замерзает во льду, а нарцисс, находящийся на более продвинутом уровне развития, помещен в стеклянную гробницу. Если Девочку со спичками никто не замечал, то на Белоснежку устремлены взоры многих. Ее хотя бы видят. В ней есть какая-то жизнь, которую можно возродить, и есть те, кто тянется к ней и защищает ее, несмотря на то, что отец, по сути безучастный к судьбе дочери, и завистливая, самодовольная, злобная мачеха нанесли Белоснежке раны, оставляя ее аффекты не отзеркаленными, и обрекли на участь маленькой одинокой девочки.

Если вдуматься, то ведь в сказке о Белоснежке мы имеем дело с теми же, хотя и усложнившимися, архетипическими мотивами, которые образуют бесплодный ландшафт шизоидной реальности. Шизоидная структура характера формируется на примитивной стадии в рамках избегающего паттерна отношений. Пройдя примитивную стадию, ребенок вступает в нарциссическую стадию развития, на которой в рамках избегающего паттерна формируется контрзависимая нарциссическая структура характера.

По мере того как сюжет сказки разворачивается, образ снега переходит в образ стекла. Сирота становится жертвой происков темной мачехи-ведьмы, которая отравляет прелестную девушку. Белоснежка на много лет погружается в состояние «мертвого сна» – одна, изолированная от внешнего мира, она лежит в стеклянной капсуле, но многие по-прежнему любят и даже обожают ее. Опечаленные гномы выставляют ее напоказ в стеклянном гробу. Как и во многих других сказках о спящих красавицах, только смерть Пуэллы, которую прокляла темная мать, может освободить из бессознательного героический анимус. К сожалению, в современном мире живет много девушек, которыми восхищаются и восторгаются, несмотря на то, что они пребывают в пассивно-мертвенном состоянии, поскольку отравлены темной матерью. Существует много спящих красавиц, которые никак не могут дождаться появления принца.

Поля, на которых расцветают Пуэры и Пуэллы, возделываются архетипом, который воплощается в символах молодости и старости независимо от половой принадлежности. Существующие в обществе гендерные различия навязывают разные формы поведения для Пуэров и Пуэлл и таким образом маскируют универсальную природу этого «архетипического сплава». В юнгианской литературе главным образом освещаются проблемы Пуэра, и почти не формулируются схожие, но имеющие свои психологические отличия проблемы Пуэллы[17]17
  Зрелый проницательный взгляд с позиции юнгианства на этапы женского развития представлен в работе Полли Янг-Айзендрат и Флоренс Вайдеман «Женская власть. Обретение возможностей через психотерапию» (Young-Eisendrath, Weideman, 1987).


[Закрыть]. Кроме того, следует учитывать, что архетип молодости и старости по-разному проявляется в разных культурах. У девушки с контрзависимой нарциссической структурой характера сохраняется архетипическое восприятие феминности, поскольку при общении с собственной матерью ей не удалось наполнить это восприятие личными переживаниями, поэтому она считает себя папиной дочкой. И в этом случае она не в состоянии избавиться от идентификации с отцом и создать прочную связь с матерью и женщинами вообще, а в конечном счете и с собственной феминностью. В итоге ее личное ощущение своего Я по большей части, как и связь с архетипической Самостью, остается в бессознательном.

Если взросление человека проходит на фоне идентификации с Пуэром/Пуэллой, то архетипическая реальность бессознательного расщепляется на Сенекса-Мудрого Старца или Мудрую Старицу-Ведьму. В любом случае, если Эго идентифицируется с образом юности, то противоположный ему образ старости уходит в бессознательное. Тогда женщина с идентичностью Пуэллы «разглагольствует», как умудренная опытом старица, но присутствующие все же воспринимают ее как девочку-подростка, напустившую на себя премудрый вид. К этой же категории можно отнести стареющего профессора-пуэра, который, читая лекцию в университете, ведет себя как самонадеянный юнец, или сотрудника министерства обороны, который, зачитывая доклад, держится высокомерно и вызывающе.

Итак, мы увидели, что некоторые классические сказки в символической форме описывают защиты контрзависимого нарциссизма. Белоснежка, лежащая в стеклянном гробу, и Питер Пен, улетающий на остров Потерянных Мальчиков, являются яркой иллюстрацией отчужденности, высокомерия, неприступности и инкапсуляции. Сильный, немногословный, дерзкий, уверенный в себе герой-одиночка, восседая на своем коне, скачет навстречу новому приключению – знакомый всем образ мужчины с чертами контрзависимого нарцисса. Нарциссическая инкапсуляция, подобно образу исчезающего в закате смелого и одинокого ковбоя, часто идеализируется и представляется в виде ухода в прекрасное одиночество.

Если внутрипсихические и межличностные факторы «сговариваются» создать нарциссическую инкапсуляцию, то для взаимодействия с миром подготавливается непроницаемая «юношеская» персона мужского или женского пола – неважно. Эта ограниченная персона служит наглядным подтверждением того, что произошла задержка внутреннего развития. Ранняя нарциссическая инкапсуляция не дает полноценно сформироваться оси Эго—Самость, которая обеспечила бы человека прочной связью с архетипической Самостью, то есть с тем источником, из которого каждый из нас может черпать смысл. Лишенная таким образом гибкости, структура характера блокирует ток психической энергии. Прерывается поступательное развитие внутренней структуры, обеспечивающее формирование реалистичных устремлений и идеалов, которые помогли бы взрослому человеку прожить «земную», наполненную близкими отношениями жизнь. Примитивное слияние с Самостью порождает во внешнем мире эксгибиционизм и грандиозность, в то время как внутренний мир остается аффективно пустым. Из-за этого слияния контрзависимый человек подвержен приступам самоуничижения в те моменты, когда ощущает себя простым смертным.

Из-за слабой связности своего Я человек, идентифицирующий себя с Пуэром/Пуэллой, всегда подвергается опасности: его адаптация, будучи хрупкой и поверхностной, может не сработать, и тогда он столкнется с пугающим переживанием угрозы. И все же не каждый ребенок обречен стать пищей для голодного дряхлого Сатурна. Нарциссическую инкапсуляцию можно «проработать»: человек должен освободиться от слияния с Самостью и направить энергетический поток в русло последующей интеграции и обретения целостности. Зная о существовании в психическом пространстве другой динамической противоположности и сознательно удерживая напряжение между полюсами «юность» и «старость», человек получает возможность творчески их синтезировать.

Клинический случай: романтичная и недолюбленная матерью Эмили

Давайте отвлечемся от клинической теории и архетипического ландшафта Вечной Девочки и рассмотрим описываемую динамику на примере личной истории конкретного человека. Итак, знакомьтесь: Эмили. Она пребывает в инфляции, обусловленной архетипом Puella Æterna: всегда готова к новым приключениям, избегает любых реальных отношений и никак не может угомониться. Эдакая вечная девочка: очаровательная, игривая и романтичная. Серьезно относится к своему внешнему виду, в котором тщательно продумана каждая деталь. Ее веселый нрав притягивает мужчин, как магнит. Она забавляется с ними снова и снова, пока ей не наскучит. Для окружающих она остается загадкой. Ее умение соблазнять легко сочетается с детским обаянием. В компаниях она развлекается, пуская в глаза присутствующим волшебную пыль, что делает ее душой общества. Такая яркая и радостная адаптация часто скрывает от стороннего наблюдателя до боли пустой внутренний мир контрзависимого человека.

При том что Эмили заполняет свою жизнь другими людьми, она старательно оберегает себя от вовлеченности в отношения. Что касается ее внутренней жизни, то ей снятся пророческие и синхронические сны. Ее фантазии необычайно романтичны, величественны и безличны. Легко вступая в контакт с миром образов, она использует плоды бессознательного в терапии, чтобы защитить себя. На сессиях относится ко мне с изрядной долей пренебрежения и презрения. Но Эмили приближается к среднему возрасту и на фоне увядающей красоты все острее чувствует, насколько скуден мир ее отношений. Она приступает к терапии с четкой целью стать юнгианским аналитиком. В ходе дальнейшей работы выяснилось, что она начала анализ по той причине, что мужчина, который проявлял к ней участие и с которым она стала понемногу сближаться, отверг ее. Поскольку боль отвержения не утихала, уверенность Эмили в своей привлекательности и обаянии пошатнулась и она решила сделать косметическую операцию. Почти сразу она смогла понять, что проблема как раз и состоит в том, что она мечтает об операции, которая, по сути, ничего не изменит в ее жизни.

Казалось, что лечение продвигается очень медленно, натыкаясь на преграду в виде некой непроницаемой оболочки. На сессиях Эмили часто говорила о своих успехах, триумфах и странных снах. Звучало много красивых слов, но они казались вычурными и вымученными. Совершенно неожиданно Эмили предложили престижную работу в другом городе. Она согласилась, была польщена, взволнована и готова к новому приключению. И, совсем как Питер Пен, «улетела одна в ночное небо», к новой жизни в квартире, расположенной в высотном доме. Мне подумалось, что уж слишком легко покидает она своих друзей и меня и радуется как-то преждевременно. Неожиданно для нее самой первые несколько месяцев на новом месте, где она никого не знала, оказались невероятно тяжелыми. Беспокойство по поводу стареющей внешности и болезненное ощущение одиночества усилились. Труднее становилось изображать счастье перед незнакомыми людьми. Несколько раз она плакала прямо на работе и боялась, что вот-вот «психанет». Больше всего она боялась, что коллеги пристыдят ее за слезы. Когда стало совсем плохо, она позвонила мне. Ее жилье в нашем городе еще не было продано, и, поскольку было куда возвращаться, она вернулась.

Но на этот раз, возобновив анализ, она больше молчала и плакала. Ей приснился сон:

Я вижу себя шестимесячным ребенком, голодным и зовущим мать. Появляется мать, но вместо того, чтобы накормить меня, берет на руки и разворачивает лицом к кинокамере. На мне жесткое белое платье.

Этот образ преследовал и тревожил пациентку. В ходе терапии стали вспоминаться другие случаи, когда мать, ранее идеализируемая, представала холодной, красивой и безучастной. Осознав, чего же ей недоставало в раннем детстве, Эмили поначалу испытала печаль, которая затем сменилась неистовой яростью. Она поняла, что эта ярость была адресована матери, но проявлялась в ярости по отношению к женщинам, с которыми встречались ее мужчины, а также в презрении к женщинам вообще, включая меня. С моей стороны потребовалось немало времени и стойкости, чтобы вывести эту архетипическую проекцию «злой мачехи» на уровень сознания и «распутать» ее. В результате длительной работы одна архетипическая проекция уступила место другой и ярость Эмили трансформировалась в злость.

Очень медленно Эмили переходила к восприятию меня как носительницы образа Великой Матери. Она постепенно научалась делиться нуждами и не скрывать свою уязвимость. Она тихо плакала, когда чувствовала, что ее ценят, поддерживают и принимают. Был период, когда ей хотелось говорить только о своих вкусовых пристрастиях. Она понимала, что так ее внутренний голодный ребенок дает о себе знать и устанавливает с ней контакт. Мало-помалу она смогла высвободиться из своей «стеклянной капсулы». Идеализация – это то естественное русло, по которому течет энергия Самости; она прокладывает путь, следуя которым, человек становится ближе к самому себе. Очень важно чувствовать защиту и поддержку со стороны идеализированной фигуры, чтобы обрести опыт переживания радости и творческого подъема, комфорта и безопасности. Такой нуминозный опыт, приобретенный в детстве, закладывает прочный фундамент, способный выдержать напряжение последующих этапов развития, а также порождает и укрепляет отношения между Эго и Самостью.

Конечно, в процессе анализа может возникнуть идеализирующий перенос, который или поможет развитию, или заведет в тупик. Если аналитик осознанно поддерживает идеализированную проекцию, то пациент со временем сможет интегрировать ее содержание. Если же аналитик остается бессознательным по отношению к идеализации, принимая ее за «чистую монету», пациент «чахнет», попав в зависимое положение. Иногда идеализирующие проекции разрешаются крайне неудачно: быстро обесцениваются и внезапно прекращаются. Наилучший сценарий развития событий выглядел бы так: пациент постепенно интернализует идеализированный образ в личное ощущение Самости и одновременно в процессе деидеализации обретает реалистичное восприятие аналитика как обычного человека.

Несложно провести аналогию между сказкой о Белоснежке и историей Эмили. Подобно тому как Белоснежку, одинокую и окруженную завистью, прогоняют в глухой и пустой лес, зарождающееся Эго Эмили оказывается в пустынном пространстве инкапсуляции. Блуждая в дебрях бессознательного, регрессировавшее Эго страдает от изоляции, неизбежной при шизоидной регрессии. Окрепшее сознание сможет высвободиться из заточения-инкапсуляции, только если разрушится защитная нарциссическая структура и пустоту заполнят слезы и эмпатия, несущие с собой тепло человеческого общения.