Текст книги "Невидимые всадники. Культы одержимости глазами ученых"

2.2. Бвити: волшебное зеркало и трансперсональная биохимия

За время своего развития люди научились вызывать измененные состояния сознания разнообразными способами, причем каждый из них (или несколько сразу) бывает характерен для той или иной культуры. Наиболее часто употребимые – медитативный (фокусировка внимания, концентрация сознания), динамический (интенсивная двигательная активность, обычно – танцы), сенсорная перегрузка (акустическая, тактильная, зрительная) или, напротив, сенсорная депривация (например длительное молчание и пребывание в темноте), гипервентиляция легких (особые режимы дыхания) и, наконец, химическая интоксикация [Жилек, 2001].

В целом для африканских культов, в отличие от шаманизма коренных жителей Америки, использование психоактивных веществ не является характерным или определяющим. Такие вещества, если и употребляются, обычно играют вспомогательную роль. К примеру, гаитянские вудуисты иногда перед своими радениями пьют специальный напиток тифей — настойку полыни горькой (Artemisia absinthium), куда изредка могут добавлять дурман [Volpato et al., 2009]. Но не так много вудуистов употребляют тифей, а для тех, кто его использует, он не является основным методом добиться транса. В той же степени алкогольные испарения и клубы табачного дыма могут выступать в качестве вспомогательных средств для трансформации состояния создания в сантерии, пало монте, кандомбле. Но в качестве главного способа, позволяющего перейти онтологические границы и испытать единение с духами, выступают танцы под ритмичный барабанный бой.

И всё же в Африке существуют духовные традиции, которые ориентируются на психоактивные вещества. Наиболее известная традиция называется бвити, она распространена в Габоне и Камеруне. Надо сказать, что посвящение в бвити также отличается от большей части инициатических мистерий народов банту. Вместо традиционной одержимости новоиспеченный адепт испытывает внетелесное путешествие, больше напоминающее трансовые состояния шаманских камланий. Именно из-за такого своеобразия и стоит рассмотреть этот культ отдельно, прежде чем перейти к классическим версиям «религии одержимости».

Не исключено, что своеобразие культа бвити объясняется его происхождением: у фанг и других народов банту он был заимствован из культуры пигмеев. Пигмеи – удивительные люди, породившие в свое время множество сказочных образов о «волшебном народе карликов». Некоторые антропологи даже выделяют их в отдельную расу. В отличие от завоевавших их скотоводов банту, пигмеи были (и частично до сих пор остаются) собирателями, истинными «людьми леса», теснейшим образом связанными с таинствами природной стихии. Именно они начали первыми употреблять галлюциногенное растение под названием ибога (Tabernanthe iboga), способное вызывать глубокие модификации сознания: видения, путешествия души в потусторонний мир, контактирование с божествами и духами.

Сами пигмеи приписывают открытие ибоги бородавочникам. Дикие свиньи копают ямы у подножия кустов ибоги и пережевывают ее корни, чтобы после этого беспорядочно прыгать, бегать либо, напротив, застывать на месте, испытывая психоделические переживания. Дикобразы и гориллы тоже не брезгуют этим растением. Уже в начале прошлого века его использовали в клинической практике и европейские медики из колониальных миссий – они считали ибогу средством против неврастении. Сами африканцы традиционно употребляют ибогу в небольших количествах как стимулятор для охоты, преследования добычи, а также во время боевых действий [Barabe, 1982]. Помимо этого, ибога активно используется в религиозных целях. Возникшие вокруг растения культы обычно называют собирательно – религия ибоги, или бвити.

Существует целый ряд направлений и сект бвити, отличающихся друг от друга мерой синкретизации с католицизмом, языковыми особенностями, пантеонами и некоторыми литургическими различиями. Большинство сект бвити практикуют две разновидности обрядов: так называемые нгозе (ночные мессы), идущие несколько дней и ночей подряд и представляющие собой службы в честь духов, и тоби се – обряды посвящения, которые свершают один раз в жизни, когда человек решает присоединиться к религиозной общине.

Если на бвитистских мессах люди употребляют по щепотке ибоги, то во время тоби се инициируемого кормят огромным количеством наркотика – иногда уходит до 1 килограмма древесного вещества. Такие предельные дозы нужны, чтобы человек оказался буквально на грани жизни и смерти.

Во время месс духи могут захватывать тела практикующих, но во время инициации человек сам отправляется в царство духов: знакомится с ними, получает от них новое имя и перерождается в баанзи — букв. «тот, кто ел» – нового члена общины, как бы новорожденного человека (это подчеркивается облачением его в простыню-пеленку) и вместе с тем адепта – живого, побывавшего мертвым.

Последователи религиозного сообщества бвити нгонде в ритуальных одеяниях. Габон. Фото предоставлено Полем Меданг Томби

Во время посвящения человек сидит на земле и поглощает всё новые дозы толченого корня ибоги, а его нана (крестная мать в культе) иногда пробует на вкус выходящие из человека рвотные массы, чтобы проверить, как растение действует на его желудок. Если рвоты нет либо ее слишком много, обряд могут прервать, поскольку его продолжение угрожает здоровью и жизни новиция.

Ибога обладает ощутимой кардиотоксичностью, и жрецы бвити научились регулировать ее дозировку. Впрочем, сами они считают, что «святое растение» не ядовитое, а плохое самочувствие объясняют тем, что на предуведомляющей посвящение исповеди новичок скрыл какие-то тяжкие грехи.

Руководитель церемонии – обычно это жрец комбо или находящийся на еще более высокой ступени нима – следит за тем, когда сознание окончательно покинет новиция. Для этого он может использовать специальную иглу, которой прокалывает его тело в определенных точках, чтобы определить, насколько оно потеряло чувствительность. Перед тем как новиций потеряет сознание, жрец перестает вкладывать порошок ибоги в его рот.

В некоторых сектах бвити используют зеркало, в которое вглядывается посвящаемый. По мере интоксикации он видит, как его отражение размывается и вместо него проступают духи предков и различные существа. Он переживает трансперсональный опыт, осознавая себя в качестве звена в родовом потоке душ, который, в свою очередь, вплетен в живой, динамичный, дышащий космос.

Инициация – это новое рождение после пережитой смерти, что в бвити подчеркивается специальной ритуальной «пуповиной», сплетенной из белой и красной пряжи и замотанной вокруг талии. Эта пуповина – генеалогический ряд, родословная, связывающая людей с мертвецами и божествами. Она же – дорога, по которой человеческое существо движется от анонимной жизненной стихии к оформленной индивидуальности, когда рождается на свет и когда отправляется в путешествие души во время тоби се. Человек минует переходные пространства, заселенные гибридными флуктуациями, и налаживает непосредственные контакты с духами предков, богами, тотемными животными… Такова задача обряда тоби се.

Независимо от того, проходит ли человек сквозь свое отражение в магическом зеркале, если таковое используется, или же отправляется в путешествие без вспомогательных предметов, во время трипа он переживает утрату собственного «я», вплывает в надындивидуальные слои психокосмоса и ощущает единство себя и пребывающих на том свете духов: «<…> в зеркале предок, фактически представляющий собой отражение посвященного, появляется во время финальных стадий сессии с ибогой. Этот образ подразумевает не только преемственность, но и единство живых с мертвыми» [Fernandez, 1982].

Европейские исследователи Западной Африки столкнулись с ибогой на рубеже XIX–XX веков. Уже в 1901 г. был получен гидрохлорид ибогаина, а через тридцать лет он появился во французских и немецких аптеках под названием «ламбарен». Им лечили депрессию и астению, некоторые принимали этот экстракт как допинг во время больших физических нагрузок. В 1967 г. ламбарен во Франции был запрещен. Интерес к нему вернули исследования американца Говарда Лотсофа в 1980–1990-х годах, по итогам которых появилась надежда лечить этим священным африканским алкалоидом героиновую зависимость.

В настоящее время ибогаиновую терапию применяют преимущественно в центрах интегративной и традиционной медицины, действующих в ряде стран Америки и Западной Европы. В России в 2019 г. ибогаин попал в списки запрещенных веществ.

В наше время многие европейцы ездят в Габон, чтобы приобщиться к таинствам ибоги. Кто-то – из любопытства, кто-то надеется побороть депрессию или наркоманию, а некоторых влекут духовные поиски.

Первым европейцем, составившим описание трансперсональных переживаний во время инициации, стал этноботаник, создатель Итальянского общества изучения состояний сознания Джорджио Саморини. В мае 1993 г. он прошел посвящение в синкретической христианско-бвитистской секте Ндеа Наризанга Фанг Бвити. Естествоиспытатель описал, как медленно, но верно с каждой новой ложкой перемолотого корня его тело, теряя свою чувствительность, становилось всё холоднее и холоднее. Чтобы избежать «переохлаждения», уже неподвижные тела посвящаемых иногда ненадолго выносят под солнце.

Опыт Саморини, оказавшегося в пространстве ясного света среди лучезарных строений и светоносных существ, заставляет вспомнить описания состояний сознания, достигаемых буддийскими йогами, – с той лишь разницей, что последние не принимают никаких психоактивных веществ, добиваясь преображения исключительно при помощи ментально-психической концентрации. Исследователь сравнил свой опыт с многочисленными свидетельствами людей, переживших кому или клиническую смерть. Образы яркого света, к слову, описываются и в знаменитой тибетской книге мертвых «Бардо Тхёдол», посвященной путешествиям человеческого сознания по промежуточным мирам между смертью и новым рождением.

«После долгого “психоделического путешествия”, состоявшегося во время поглощения ибоги, с характерными зрительными, звуковыми и тактильными галлюцинациями, а также проявлением аномальных ощущений вроде поля зрения на 360°, я пережил момент потери сознания, ясно “наблюдая сверху” собственное тело, вокруг которого суетились служители, осторожно перемещавшие его со стула на землю. Я наблюдал эту сцену, отдаляясь всё дальше и дальше, всё выше, уже с большего расстояния, до тех пор, пока, “открыв глаза”, я не почувствовал себя “захваченным” световым вихрем, своего рода светящимся, очень быстрым и почти мгновенным взлетом. С этого момента у меня больше не было “галлюцинаций”, а было чистое “видение”, воспоминание о котором отлично запечатлелось в моей памяти и живо до сих пор» [Samorini, 1997/1998: 49–50].

Итальянский исследователь замечает, что в бвитистских инициациях часто бывают случаи, когда новичок «пробуждается» позже ожидаемого времени. Чтобы он не затерялся в иных мирах, под ухом у него звонят специальным колокольчиком нгомби.

Крайне редко, но бывают случаи, когда человек в состоянии ибогаиновой интоксикации покидает мир живых насовсем. Такую смерть приверженцы бвити могут интерпретировать двояко: либо новиций скрыл от жрецов серьезные грехи вроде убийства или каннибализма, либо же он попросту решил не возвращаться к людям и остаться в мире духов.

Из интервью с Полем Меданг Томби, главой Габонской Ассоциации народной медицины Moguessangano, верховным жрецом (нима) общины бвити нгонде (лунного бвити), сыном короля народности мембе

– Какое-то время, в эпоху колониальной зависимости, культ бвити был запрещен. Однако первый президент независимого Габона Леон Мба, возглавивший республику в 1961 г., был как раз приверженцем бвити. Его личность как-то повлияла на развитие вашей традиции?

– Нет, я бы не сказал, что это на что-то повлияло. Конечно, многие приободрились из-за того, что Леон Мба – бвити, и для кого-то это, возможно, предмет гордости. Но на саму нашу традицию никакого влияния это не оказало. Дело в том, что она никогда не прерывалась. Знания передавались всё время, пусть и тайно. У нас было много врагов, в том числе некоторые миссионеры… Нас обвиняли в разных нехороших вещах, но запретить и подавить нас было невозможно, поскольку наша деятельность направлена на благо, а бвити – важная часть культуры народа. При этом среди миссионеров были не только противники бвити, но и люди вполне положительно настроенные, а некоторые даже сами стали приверженцами бвити. Например, монсеньор Альберт Швейцер.

Поль Меданг Томби, верховный жрец общины бвити нгонде с визитом в Москву, Россия. Фото Андрея Луконина

– Вы говорите о том самом докторе Швейцере – великом гуманисте и лауреате Нобелевской премии?

– Да, это очень уважаемый, можно сказать, почитаемый в Габоне человек. Народ хранит о нем благодарную память. Швейцер был музыкантом, врачом и христианским миссионером. Он прибыл в Африку, чтобы лечить людей, спасать их во время огромных эпидемий, и ему многое удалось. Традиция бвити помогла Швейцеру завоевать доверие габонцев, получить статус, а также знания, которые он применял, соединяя их со знаниями, полученными в Европе.

– Известно, что Швейцер использовал низкие дозы ибоги для снятия усталости у пациентов. Кроме того, ибогаин, который тогда легально производили французские фармакологи, получил торговое название «ламбарен» – по наименованию местности, где находилась знаменитая клиника доктора Швейцера. Но я не предполагал, что Швейцер был не просто знаком с бвити как наблюдатель…

– У Швейцера не было иного выхода, кроме как встать на путь бвити, поскольку ему нужно было, во-первых, найти общий язык с народом Габона, а во-вторых, он неустанно изучал целебные растения нашей страны и применял их в своей практике. В этом нет ничего особенного, ведь бвити открыто для людей разных взглядов. Еще и поэтому я считаю, что бвити – это не религия, а традиция. Вообще-то есть разные мнения, но я считаю именно так… Дело в том, что среди приверженцев бвити есть представители самых разных религий. К нам обращаются католики, мы контактируем с адептами вуду в Бенине, Того, Нигерии. Большинство последователей бвити также сами крещены. Бвити было испокон веков, это древняя уважаемая традиция народов банту. Религии же на земле Габона появились позднее. Кроме того, мы, приверженцы бвити, теперь исследуем различные религии и культуры и можем брать что-то себе. Например, мы изучили буддизм, и теперь у нас есть свой Будда.

2.3. «Не бывает плохих людей, бывают плохие медиумы» – злые ветры религии зар

Религиозно-магическая традиция зар (zār, араб. زار) распространена в северной части Африки и в странах Ближнего Востока. В основной массе населения приверженцы зар пользуются весьма неоднозначной славой.

Будучи в Омане, я потратил более двух недель на их розыск. Местные жители наотрез отказывались предоставлять даже самую скупую информацию про зар: одни делали вид, что никогда прежде ничего такого не слышали, а вторые уверяли, что «зар есть где-то в Занзибаре, а тут у нас такого нет, тут только мусульмане». Те же, кто сознавался в мимолетном знакомстве с последователями зар, категорически отказывались обращаться к ним, поскольку «эти люди шайтана могут сделать вас безумным». И только транссексуал с клубным именем Зизи оказался единственным моим собеседником, положительно отозвавшимся о зар. По словам Зизи, ничего особенного эти люди не делают, «просто общаются с духами и лечат людей». Он пообещал познакомить меня с Абдуллой, известным баба хобуб, «который не единожды пил кровь». Такая формулировка значила, что Абдулла наладил отношения уже с несколькими могущественными духами, которые во время заключения договора требуют от одержимого ими человека принимать свежую кровь жертвенного животного.

Зар — название религии, и так же называют самих духов, которых почитают ее приверженцы. Общины пополняются верующими вовсе не благодаря проповеди: их туда приводят сами зары, которые вселяются в своих избранников и мучают до тех пор, пока они не становятся последователями культа.

Правильнее говорить не об одном культе, а о нескольких. На огромном ареале, охватывающем целый ряд историко-культурных регионов, действуют самые разные секты зар, отличные между собой. Отличия в первую очередь заключаются в том, элементы каких религиозных практик своего ортодоксального окружения эти секты в себя включают. Бывает зар с христианскими и даже с иудейскими примесями, но больше всего в мире общин зар, переплетенных с исламом. В разных странах последователи зар могут использовать различные музыкальные инструменты, сохранять местные легенды и соблюдать особые своды правил.

Также имеются секты бори [Barbera, 2021: 428] и шетани, что значит «дьяволы» – их иногда рассматривают как вариации зар или очень близкие к нему формы [Mianji, Semnani, 2015: 226].

Объединяет их всех одно – культ одержимости зарами, опасными и чаще всего недобрыми существами, с которыми необходимо найти общий язык и установить ритуально регламентированное взаимодействие. Если этого не сделать, одержимый перестает себя контролировать и становится социально опасным. В прошлом таких людей иногда изгоняли из селений в дикую местность и обрекали на голод или смерть от диких животных.

Вудуисты и последователи множества других африканских культов используют метафору наездничества: духи представляются всадниками, а люди, которыми эти духи завладели, называются лошадьми или оседланными. То же самое и в зар. Медиума, в которого вошел дух, называют фарас – лошадью. Мишель Лейрис, первым составивший детальное описание эфиопского зар, зафиксировал поговорку: «Не бывает плохих людей, бывают плохие фарасы» – это значит, что люди сами по себе существа добрые и жизнерадостные, но духи зары, подчиняющие людей своей воле, могут портить им характер, насылать тоску или злобу, подвигать на скверну и асоциальное поведение [Leiris, 1938].

Лейрис был одним из самых необычных исследователей. Он ни в чем не походил на самоуверенных и суровых антропологов-всезнаек, бороздивших колониальную Африку с полным ощущением цивилизационного превосходства. Его записи полны мучительной рефлексии, а местами превращаются в откровенную аутоэтнографию: отчаяние сменяется энтузиазмом и наоборот, скука смешивается с поисками «экзотики», исследовательское воодушевление гаснет, когда Лейрис осознает, что, отнимая по команде Гриоля у догонов их священные артефакты, занимается культурным грабежом, а душевное опустошение, спровоцированное неприглядной обыденностью, взрывается романтическими позывами – в том числе к дочери эфиопского колдуна зар, весьма влиятельного в округе и имеющего в своем распоряжении несколько «сильных духов». Возможно, что практики зар были для Лейриса отдушиной, позволяющей не обращать внимания на бедность и нужду африканцев. Они уводили его неспокойное сознание в дионисизм кровавых жертвоприношений и чародейства, которое, впрочем, то и дело оказывается фальшивым…

Лейрис оставляет удивительный комментарий, в котором признается, что давно вышел за общепринятые нормы этнографии, оторвался от «научной объективности» и сам чувствует себя одержимым: «Теперь я далеко не равнодушен. Кто-то, возможно, скажет, что я действительно проявляю признаки одержимости» (цит. по [Schreiber, 2017]). Его переполняют эмоциональные и интеллектуальные терзания: мир белых и мир черных, антропология и колдовство, тревожная политическая атмосфера на родине и удручающая повседневность Африки – всё это сталкиваются в его разуме, и это столкновение отвечает мятежному душевному складу исследователя, складу скорее пристрастного художника, нежели невозмутимого ученого. Становится ли он «лошадью», медиумом некоей мрачной силы – «воображаемого демона, связующего внешние и внутренние миры и являющегося нашим собственным духом», как пишет сам Лейрис? Во всяком случае, он ощущает себя пронизанным этим властным голосом, способным изнурять, понукать и ввергать в отчаяние.

Демоническая одержимость в Африке может концептуализироваться не в одних лишь зооморфных метафорах. В Египте, к примеру, об одержимых говорят не только как о лошадях, но и как об одежде духов: человеческая личность становится лишь оболочкой, внутри которой скрывается другой субъект: «Говорят, что дух носит одержимого им человека словно платье» (El Hadidi, 2016: 36).

Одержимость сильно влияет на поведение и образ жизни человека, но это почти всегда можно исправить, умилостивив и подкупив зара – в чем и состоит главная цель культа.

Зар, безусловно, имеет африканское происхождение. В нем наглядно присутствуют почти все ключевые элементы африканских культов одержимости – от традиционной метафоры «всадник – лошадь» до использования священных барабанов и кормления духов кровью жертвенных животных. Из-за его экспансии на южно-иранское побережье некоторыми учеными высказывалась идея персидского происхождения культа, однако она едва ли состоятельна. Характерно, что еще в прошлом веке в Иране, как и в арабских странах, зар исповедовали преимущественно темнокожие – потомки людей, завезенных туда из Африки за время арабо-мусульманской колонизации Черного континента [Голамхосейн, 1977; Mianji, Semnani, 2015: 228]. В Султанат Оман, где мне приходилось общаться с адептами зар, данный культ попал вместе с рабами из Занзибара [Al-Adawi et al., 2001: 49].

В настоящее время в большинстве мусульманских стран общины зар не имеют официальной регистрации в качестве религиозных учреждений, а зачастую вынуждены действовать подпольно. В Иране запрет на зар был наложен еще в 1920-х годах [Mianji, Semnani, 2015: 226]. С точки зрения ортодоксальных мусульман, приверженцы культа занимаются едва ли не дьявольщиной – отдают себя во власть темных сил, сотрудничают с духами, совершают «идолопоклонство» и приносят жертвы.

Сами адепты зар, живущие в исламских странах, обычно считают себя мусульманами и говорят, что поклоняются только Аллаху, а с джиннами и зарами просто вынуждены общаться волей жизненных обстоятельств. При этом различаются зары-мусульмане и зары-язычники. Последние, особенно прибывшие из экваториальной Африки, обладают наиболее скверным нравом, а радения в их честь могут обходиться без обычных мусульманских формулировок и атрибутов, что порождает дополнительные обвинения в сихре – запретной магии.

Согласно распространенной в Эфиопии легенде, зары – это дети Евы, которых она пыталась скрыть от бога. Часть ее потомства, пятнадцать детей из тридцати, родились слишком красивыми, и Ева спрятала их, по одной версии – стыдясь своей плодовитости, по другой – чтобы их не сглазили. Разумеется, бог спрятанных детей легко обнаружил и тут же проклял: повелел им скрываться отныне и навсегда – то есть обитать в ночи. Духи зар считаются потомками тех древних «детей ночи». Они обладают способностями, недоступными смертным, могут господствовать над умами людей, подчинять себе их тела, живут целые тысячелетия, летают по воздуху, знают тайны магии и местонахождения кладов. Людей, своих более уродливых и слабых собратьев, они обычно презирают, но в то же время тайно завидуют им: ведь люди, «дети дня», обрели не проклятие, а благословение Аллаха [Al-Adawi et al., 2001].

Из этой легенды становится понятно, почему зарам нравится вторгаться в человеческие жизни, мучить своих смертных собратьев, вмешиваться в их жизни и манипулировать ими. Лишенные плоти, «дети ночи» жаждут человеческой телесности, а потому падки не только на благовония в кадильницах, но и на физиологические выделения, особенно сперму и кровь.

Зары поджидают людей в пустынях, лесах, заброшенных зданиях, но также и в общественных банях и туалетах. Их прельщают экстремумы человеческой воплощенности, а в оправдание неоднозначных эстетических вкусов демонов можно указать на их сильную привязанность к изящным украшениям и фимиамам. Так, среди коптов-христиан считается, что священник, вышедший с литургии в облачении, которое пропитано запахом ладана, легко рискует стать объектом внимания заров.

Автор книги вместе с помощником Саидом обследуют заброшенные строения, пользующиеся вниманием поклонников культа зар. Октябрь 2021 г. Бахля, Султанат Оман

Считается, что зары в большей степени опасны для меланхоличных людей, тех, кто имеет слабое здоровье или слишком близко к сердцу принимает происходящее и любит уединение. Иногда, напротив, зары выбирают сильных и успешных личностей [Al-Adawi et al., 2001: 49]. Одни говорят, что зарам нравятся красивые люди, другие считают, что уродливые или чем-то отличающиеся от других также привлекают их внимание. Как нищие и беззащитные, так и слишком богатые люди могут оказаться избранниками заров. Особенно рискуют стать объектами внимания духов «те, кто спит в одиночку», нередки и случаи инкубизма – сексуальной связи зара и человека [Al-Adawi et al., 2001: 49–52]. Можно сказать, что зар — это болезнь исключенных либо исключительных.

Атакуя своих избранников, зары помрачают их рассудок, крадут покой и причиняют тысячу беспокойств. Так называемая болезнь зар имеет огромный спектр проявлений. Среди них апатия, асоциальность, бессонница, депрессия, двигательные автоматизмы, галлюцинации, диссоциации и т. д. [Al-Adawi et al., 2001: 50; Mianji, Semnani, 2015: 227]. Часто зарам вменяется вина за бесплодие, нетипичные сексуальные предпочтения, охлаждение к законным супругам. Одни одержимые перестают есть и впадают в анорексию, другие, напротив, становятся обжорами. Симптомы могут различаться в зависимости от конкретного духа, атакующего своего избранника [Barbera, 2021: 421]. Считается, что особенно свирепые и сильные зары могут убить человека [Голамхосейн, 1977: 45–46].

В некоторых странах заров делят на «легких» и «тяжелых». Соответственно, различается и состав ритуальных подношений для них [Barbera, 2021: 426–427]. Адепты традиции имеют дело также с джиннами и ифритами, нобанами (хозяевами местности), шейхами, различными демонами и призраками, которых объединяют в общем понятии хобуб, что значит «ветры». Последователей зар часто называют «людьми ветра».

Зары также связываются с различными «землями»: одни пришли из Африки, другие – из Аравийской пустыни, третьи имеют индийское происхождение, четвертые были завезены купцами из Азии, а пятые вышли на поверхность из пучины морской, вселившись в ловцов жемчуга. Похожим образом в своем пантеоне вуду гаитяне различают лоа из Конго, из Гвинеи, от народа йоруба, а также тех, кто появился непосредственно на острове.

Пантеон зар сам по себе является этнографическим зеркалом. Прибывшие из глубин Черного континента хобуб говорят на языке суахили (или тарабарщине, содержащей отдельные африканские слова), требуют для себя неистовых танцев и заставляют своих последователей преступать мусульманские ритуальные нормы. Духи шейхов, после смерти ставшие ветрами и хозяевами определенных местностей, обычно более мирные. Они предпочитают вкушать изысканные благовония и слушать арабскую поэзию. Духи пашей в Северной Африке требуют, чтобы медиумы носили высокие войлочные фески. Духи колониальных администраторов из разряда хавайят заставляют последователей носить галстуки и бабочки. А духи дервишей, вселяясь в суданских мужчин и женщин, берут в руки четки и посохи. Уже одно это позволяет рассматривать зар как форму сохранения исторической памяти, а также перформативный способ осмысления и переработки колониального опыта.

В XXI веке, с развитием информационного общества, в зар завелись даже духи шаманов-индейцев. В этом нет ничего неожиданного: люди читают книги, смотрят фильмы и путешествуют – мир всё больше запутывается в своем разнообразии, а вместе с этим усложняются и нарастают клубки спиритуальных связей. Одна из моих иранских информанток, называющая себя Сора, уверена, что внутри нее обитает женщина из шаманского рода, жившая когда-то в бразильском Сан-Паоло и выросшая в амазонских джунглях. После смерти эта женщина переселилась в тело Соры, благодаря чему та научилась готовить целебные мази и зелья. Сора продает их в Иране и экспортирует в Европу, используя социальные сети.

В Африке среди заров исследователи нашли даже британского режиссера Золтана Корда, снимавшего здесь некоторые свои фильмы и, видимо, оставившего у местных жителей неизгладимое впечатление. Похожим образом в бвити попал Будда, в тела воинствующих сектантов Северной Уганды могут вселяться духи Гитлера и Брюса Ли, а на алтарях вуду, помимо африканских божеств, католических святых и индуистского Шивы обнаруживаются фотографии Элвиса Пресли или игрушки, изображающие Кинг-Конга. Анимизм, стремящийся не к разобщению, а к инклюзии, легко впитывает в себя сущностей не только из чужих религий, но также из истории и поп-культуры. Ведь силами пронизаны все уровни психокосмоса – так почему бы не черпать из них?

Духи в пантеонах зар связаны между собой и с людьми длинными и прихотливыми генеалогиями. В эфиопском зар родство учитывается по материнской линии, что Лейрис связывал с наибольшей активностью женщин в общинах верующих. Это может быть и наследием традиционных африканских систем родства: некоторые из них матрилинейны. Лейрис описывает представления, согласно которым многие зары обитают в зарослях саванн, в скалистых или лесистых местах, причем домашним скотом этих существ считаются дикие животные, такие как слоны, львы или буйволы: зары доят молоко зверей или катаются на них [Leiris, 1958]. Как видим, отношения в духе перспективизма можно различить не только у аборигенов Амазонии: хищники, для которых добычей может считаться человек, являются скотом для духов.

Когда зар атакует человека, ему необходимо найти жрицу (мама зар или мама хобуб, т. е. матерь ветра) или жреца (баба зар или баба хобуб, т. е. отец ветра). Они организуют и проводят специальную церемонию, на которой выясняют, какой именно дух завладел человеком и чего он хочет. Обычно во время этой церемонии одержимый впадает в транс, может говорить на чужих языках, а его тело сотрясает сильная дрожь. Из тела фараса доносится голос духа, который требует определенные дары – кровь тех или иных животных, яства и напитки, драгоценные украшения, специальные церемониальные трости из бамбука и т. д. С некоторыми особенно жадными духами приходится торговаться. Зар также сообщает, какие именно «игры» (гази) и сколько раз в году должны быть произведены в его честь [Barbera, 2021: 425]. На гази обычно музицируют, поют и танцуют, а расходы за них оплачивает одержимый или его родственники. Среди подношений зарам часто фигурируют молоко и молочные продукты белого цвета, что символизирует начало новой жизни «с чистого листа» – зар больше не гневается на человека, а напротив, помогает ему [El Hadidi, 2016: 51–52].