Текст книги "Невидимые всадники. Культы одержимости глазами ученых"

Утопическим образом хтулуцена у Харауэй выступают сообщества «детей компоста» – экспериментальные популяции, состоящие из симбионтов (симов), которые от поколения к поколению всё более усиливают свое сродство с нечеловеческим. Харауэй разворачивает свое философско-антропологическое повествование, вкрапляя в него что-то вроде футуристического эпоса. В этом эпосе симбионт Камилло-2, результат генетического скрещивания человека и бабочки, узнает, что бабочки-монархи Danaus plexippus, которые возвращаются в свои зимние горные обители во время посвященных мертвым ноябрьских праздников, считаются народами масауа душами предков. Харауэй истолковывает этот анимистический концепт вне символического переноса, а скорее буквально: «Монархи не были символами душ мертвых, но были симами, соединявшими живых бабочек с мертвыми людьми в тех мультиприродных мирениях, которые Камилло-2 изучало, но почти не могло распознать и совершенно не умело приветствовать» [Харауэй, 2020: 201]. Уже симбионт Камилло-5, желая углубить свои связи с духами мертвых и «мультиприродными мирениями», обращается к горловой певице Тане Тагак и учению антрополога из XXI века С. Хардинг, которая в настоящее время состоит в переписке с Д. Харауэй и разрабатывает концепцию экспериментального анимизма. Ссылаясь на С. Хардинг и Э. Вивейруша де Кастру, Харауэй определяет этот новый анимизм как материалистический и экспериментальный – «не эзотерическое, нью-эйджевское желание и не неоколониальная фантазия, но мощное предложение по пересмотру рациональности, перспективы, процесса и реальности без сомнительных удобств, которые задают категории-оппозиции: модерн/традиция, религия/секулярность». Узлы человек-животное «делают нечто иное в этом мире», поясняет автор, повторяя свое ключевое утверждение: «Материально значимо то, какие миры мирят миры» [Харауэй, 2020: 212–213].

Экспериментальный анимизм, новая материалистическая вера в духов, – это часть глобальной киберфеминистической повестки, которую продвигает Харауэй. Киберфеминизм концентрируется на виртуальных мирах, свободных от социальных конструктов, видовых предопределенностей и гендерных различий. Эта идеология рассматривает технологии как инструментарий для ликвидации понятий пола и гендера, а также для совершенствования человека и создания из него нового постчеловеческого существа – своего рода сверхчеловека, киборга и постгуманоида. Духи в данном ключе предстают в качестве одной из разновидностей нечеловеческого, а предлагая возможность породнить и смешать измерения и реальности – еще и как способ или метод «мирения миров».

В настоящее время различные гуманитарии (антропологи, социологи, философы) как в сотрудничестве, так и независимо друг от друга разрабатывают модели, коренным образом меняющие наши представления о мире и о самих себе.

Вдохновением и материалом для таких теоретизирований зачастую служат туземные онтологии или этнометафизики. Чтобы понять сосуществование людей и духов, которое может казаться странным или парадоксальным, некоторые из них используют идею реляционности: любые существа представляют собой в первую очередь не субстанции, а отношения друг с другом [Shapiro, Espírito Santo, 2022: 11–18]. Кажется, духи уже распространили влияние за пределы своих храмов, и их агентность пронизывает не только души последователей культов, но и интеллектуальные миры некоторых антропологов.

Анализ радений в афробразильском террейро заставляет М. Голдмана признать, что духи поменяли его представления о политике, этике и власти [Goldman, 2015]. Э. Вивейруш де Кастро и Д. Харрауэй заявляют о новом понимании анимизма и предлагают человечеству парадоксальные идеи, включающие в себя реальность нечеловеческих актантов. А Э. Кон и вовсе призывает «заново открыть заколдованность мира», чем подытоживает и опрокидывает по меньшей мере двухсотлетнюю работу европейских ученых, которые, напротив, стремились «расколдовать мир» и вывести людей из-под власти «первобытных представлений и страхов».

Трудно представить, чем обернется этот захватывающий, драматический поворот в истории осмысления человеком самого себя и мира, в котором он живет. Пока же обратимся непосредственно к этнографическому полю – к культам одержимости, научному отображению которых посвящена данная книга.

Из интервью с жрецом кандомбле – пай де санту, баба Жуаном С., живущим в г. Сальвадор, Бразилия, 2020 г.

– Скажите, дорогой Жуан, что происходит с вашим сознанием, когда в вас входят ориши или духи мертвых.

– Во многих африканских религиях считается, что в это время наша душа покидает тело, как бы уступая его временно тому святому или тому духу, который в это тело входит. Этим объясняется, почему медиум обычно ничего не помнит, когда приходит в себя. Он танцует или говорит в беспамятстве. Если ставить знак равенства между сознанием и душой, то можно сказать, что мое сознание уступает место другому. Но что такое сознание? У человека может быть не одна душа, как многие привыкли думать, а несколько. Понятие об одной-единственной душе пришло к нам из христианства. В кандомбле считается, что человек состоит из нескольких начал.

– Строго говоря, психологи, нейрофизиологи и тем более философы пока не пришли к согласию даже внутри своих кругов, не то что с представителями других наук, относительно того, что такое человеческое сознание, и как оно работает…

– Значит, мы можем выдвигать свои предположения и суждения.

– Несомненно. У вас есть мнение на этот счет как у жреца?

– Я думаю, что выражение «мое сознание» само по себе неверно и противоречиво. В религии йоруба сознание соотносится с ори ину – это часть человеческого существа, которая одновременно является одной из космических сил, одним из оришей, которого зовут Ори, то есть Голова. Отсюда мы видим, что сознание охватывает нечто большее, чем просто индивидуальность человека. Оно мое в том же смысле, в каком и не мое. Ори развивается как что-то, имеющее отношение к божествам, но также и как что-то, на что влияет сообщество. Да, ори олицетворяет личность человека, но эта личность не появляется и не живет в вакууме.

– Ученые тоже считают, что мозг – социальный орган…

– Мозг и ори – это не одно и то же. Мозг относится к физическому телу, а ори не заключено в физической природе. То, что мы называем «внутренней головой», – это не мозг, а нечто больше. Я думаю, сознание не ограничивается мозговой деятельностью.

– Давайте вернемся к вопросу одержимости духами.

– Можно представить, что одержимость духами включена в сознание человека, просто это особый его режим. И разве вообще всё, с чем имеет дело человек, не включено в его сознание? Сознание больше индивидуального начала, как жизнь больше биографии. Ори включает в себя внутреннее ори, разум человека, и внешнее ори, его судьбу. Кроме этого, Ори в качестве ориши является заступником за каждую человеческую голову перед высшими силами. При этом человеческие головы, ори, или то, что можно объединить европейскими понятиями «сознание» и «судьба», бывают плохими или хорошими. Человек, прежде чем прийти на Землю, выбирает себе то или иное ори.

– И навсегда становится заложником своего выбора?

– Не совсем. Ори можно освежать, приносить ему дары, усиливать его. Можно менять характер проявлений вашего ори с помощью труда. Нужно консультироваться с оракулом, чтобы знать, чего хочет ори, какие ориши связаны с твоей головой. Как видите, сознание – это не только то, что человек осознает. Оно включает и неизвестное или неосознаваемое. В каждую конкретную минуту сознание занято чем-то одним, а потом – другим. Но в действительности оно объемлет многое, в том числе и опыт одержимости духами. Таково ори.

Часть II. Избранники духов

2.1. «Всевышний на покое, но у него есть сильные заместители»

Характерной чертой африканской религиозности является представление о Творце, который отстранился от сотворенного им мира и пребывает слишком далеко, чтобы активно вмешиваться в дела смертных. В религиоведении такого бога называют deus otiosus, что значит «праздный, или ленивый, бог». Подобный «праздный бог» свойственен не только африканским и афрогенным культам. Его можно обнаружить, к примеру, в учении индуистского направления вайшешика, где демиург Ишвара творит даже не сам мир, а только его универсальные законы, после чего удаляется. Но наиболее отчетливо deus otiosus проявлен именно в культурах Черного континента.

«Праздному богу» чаще всего не приносятся жертвы, а его культ обычно ограничивается лаконичными молитвенными формулировками [Элиаде, 1999: 58]. К примеру, верховный бог племени гереро из Юго-Западной Африки, носящий имя Ндьямби, не удостаивается жертвоприношений, потому что «его не нужно бояться»: в отличие от многочисленных духов и мертвецов, он не причиняет вреда человеку. Всевышнего, правда, вспоминают, когда человеку приваливает неожиданная удача, – такие вещи приписывают как раз Ндьямби.

Многие народы банту почитают Ндьямби, которого также называют Нзамби, Замби, Самби и т. д., но не поклоняются ему. У баконго словом нзамби иногда обозначают не только Творца, но и все непреодолимые, превосходящие человеческую силу вещи, такие как судьба или бытие. Иносказательно так могут назвать даже слона, чтобы подчеркнуть, насколько это большое и мощное животное, не имеющее реальных противников.

В сфере нзамби находится всё то, что не может быть исправлено или сотворено магией при помощи духов нкиси. Сила Нзамби, именуемая нголо, «подобна скале», она происходит сама из себя, сверкает в молнии, гремит в громе, дает рост растениям и дыхание живым существам. Мертвецы, которые уходят в небеса Нзамби, называются существами Нзамби – банзамби бампунгу. Это «добрые духи», с которыми нельзя взаимодействовать магически и которые не могут проникать в мир живых людей. Это значит, они не могут ни навредить, ни помочь. Традиционные колдуны и целители не обращаются к ним, как не обращаются и к самому Нзамби. Они коммуницируют с двоякими силами нкиси или опасными демонами ндоки [JacobsonWidding, 1979: 49–51].

В Африке различные ритуальные табу считаются формой взаимодействия с сакральным – способами упорядочивания энергетических аспектов существования. Сила Всевышнего (нголо у конголезцев), сила творения и неотвратимости, выходит за сферу табу и магических приемов. Поэтому у Нзамби нет никакого особого культа.

Но хотя верховное божество и удалено, будучи «на покое», оно представляет собой самое мощное и фундаментальное, что есть во Вселенной. Когда ни магия, ни наука, ни любая другая форма человеческой воли не могут воздействовать на объект, в Конго говорят, что это тот случай, когда реальность ограничивается силой Нзамби – непреодолимой космической силой естественного порядка.

Иногда это верховное божество представляется бесполым, иногда – двуполым, а иногда – мужским или женским. Черты его довольно смутны, а порою даже абстрактны. Сохранилась занятная центральноафриканская сказка, в которой Нзамби украл у трясогузки барабан, и та пожаловалась племенному вождю. Вождь, рассмотрев дело, вынес Творцу приговор: Нзамби, может, и сотворил трясогузку среди прочих живых существ, но уж барабан трясогузка сделала сама, а значит, никакого права на него бог не имеет – нужно вернуть [African Myths and Tales, 1963: 54].

Согласно Карлу Ламану (1867–1944), миссионеру и этнографу, долгое время жившему среди народов банту и составившему подробнейший словарь языка киконго [Laman, 1936], Нзамби идентичен Чамби – божеству, чей культ был сохранен народом баконго. По традиционным представлениям конголезцев, Нзамби дал людям жизнь; он является величайшим и самым могущественным духом среди всех, обитает на небесах, называемых нсулу, и никогда не спускается на землю нтото. Существует поверье, что люди были созданы на небесах и спущены на землю при помощи паучьей нити и что дух по имени Тиуказулу посещает землю в качестве посланника Нзамби. В целом же людьми управляют духи-божества нкулу (а также нкиси), прародители и наставники родов и племен.

Вместе с рабами из Центральной Африки Нзамби попал в Латинскую Америку. Это имя известно на Кубе, в Бразилии и других странах.

Не все согласны с тем, что Нзамби/Нсамби – это единый и вездесущий бог, хотя большинство придерживается именно такой точки зрения. В колдовской традиции пало майомбе сохранилось представление о Нсамби небесном (Нсамби Мунансулу) и Нсамби подземном (Нсамби Мунантото) [Cabrera, 1986: 129]. Не исключено, что это отзвуки дуализма, взращенного среди баконго католическими миссионерами, которые и отождествили христианского Творца и Троицу с Нзамби, а Сатану в противовес им нарекли другим конголезским именем – Nkadi a Mpemba. Эта сущность считается в Конго предводителем ндоки, злых сил.

Нкади а Мпемба (Нкадиемпембе, Кадиемпембе, Луканкаси) противопоставляется Нзамби и среди кубинских палеро: в обрядах для «общения» с ним не используют святую воду, распятие и другие предметы, связанные с Нзамби.

Считается, что с этим противником Творца и подвластными ему злыми духами можно заключить договор, который будет работать через специальную нгангу, направленную только на вредоносную магию [Bolívar Aróstegui, 2013: 117–120]. В Конго, напротив, Нкади а Мпемба нельзя вызвать или поместить в какие-либо минкиси – статуэтки или специальные сосуды [Jacobson-Widding, 1979: 350].

Возможно, небесный и подземный Нсамби связаны не с теологической оппозицией бога и дьявола, а с разделением в традиции баконго бытия на две сферы существования – видимую и невидимую (иногда говорят о земной сфере nseke и подземной mpemba) [Fu-Kiau Bunseki, 2001: 17–31].

Верховные божества, похожие на Нсамби, известны под разными именами у разных народов Африки. В Лесной Гвинее у народа менде это Нгево, у коно – Ятаа, у куранко – Алла, у кру — Ньонсва, у шербо – Хабашоке, у темне – Кру, у локко – Гебо, у киси – Малека, у кпеле – Йалла, у мано – Вала [Шмельков, 1986: 223]. В Центральной Нигерии различные народы почитают Всевышнего под именами Соко, Аондо, Хинегба, Кашилу. «Слишком далек, чтобы вмешиваться в земные дела», – говорят представители этих этносов о верховном боге. Впрочем, в отдельных случаях он удостаивается коротких молитвенных формулировок вроде христианского «С богом» или «Господи, благослови».

В культуре акан небесное божество Ньяме отождествилось с католическим Христом. У родственных им ашанти культ Ньяме даже дорос до алтарей, представляющих собой отесанные стволы деревьев с прикрепленными к ним трезубцами и неолитическими топориками. Ньяме, в отличие от его «коллег» у других народов, ашанти даже приносят жертвы – обычно птиц [Попов, 1986: 238–240]. Великий Ньяме известен также как Онианкапон (Оньянкапон), о котором в сказаниях говорится, что он удалился на более высокие небеса, подальше от людей, когда одна старуха во время размельчения зерна в ступе стала больно задевать пестиком его зад.

Согласно одной конголезской легенде, Нзамби когда-то жил на Земле вместе с людьми, но те его настолько огорчили, что сначала он отобрал у них еду, инструменты, тазы, чугунки и грабли, а когда эти санкции не подействовали – ушел на небо, построил там себе дом и живет-поживает. И только один лишь проследивший за ним Паук знает, как его найти. В другом сказании, распространенном в Нигерии среди йоруба (культура, давшая начало кубинской сантерии и бразильскому кандомбле), говорится о заговоре оришей против Всевышнего, которого в этой традиции зовут Олодумаре. Всевышний, самый сильный и могущественный в мироздании, очень боялся мышей, и ориши решили, что, если напустят на него целое полчище, то он испугается, отдаст им свою власть и, может быть, даже умрет. Но об этом злобном плане узнал хитрый трикстер Элеггуа. Он подождал, пока начнется «представление», и появился, когда Олодумаре уже не знал, куда бежать от мышей. Тогда Элеггуа съел всех мышей, одну за другой. Оришей, естественно, наказали, а Элеггуа пообещали исполнить любое желание – но только одно. Элеггуа сказал: «Хочу делать всё, что мне вздумается, получая всё, что пожелаю», – этим одним желанием он обеспечил себе реализацию всех желаний.

В гаитянском вуду верховный демиург известен под французским именем Папаша Добрый Бог (Papa Bondye, Бондьё). Как и Олодумаре в сантерии или Нсамби в пало монте, вудуистский Бондьё почти не вмешивается в дела земные, делегировав управление водунам (или лоа) – могущественным духам, которых можно сравнить с оришами или нкиси в сантерии и пало соответственно. Хотя гаитяне постоянно вспоминают о Бондьё присказками вроде Si Dye vle! («Если это угодно Богу!») или Bondye bon! (что-то вроде «Господь милостив!»), они не просят его помощи в обычной жизни. А вот лоа, как и ориши в традициях народов йоруба, распоряжаются различными аспектами «проявленного существования». Более того, они являются «хозяевами голов»: каждый человек принадлежит тому или иному божеству. Инициация в культ этого божества, а затем ритуально упорядоченная жизнь и соблюдение определенных табу призваны наделить человека удачей, здоровьем, пониманием и полной реализацией своей роли на Земле.

«Предоставление помощи людям является прямой обязанностью лоа, созданных Богом для этой цели. Лоа работают в сотрудничестве с Бондьё, Верховным судьей, всемогущим арбитром и последней инстанцией, с Господом, полным любви и сострадания ко всем своим детям, живущим посреди земных невзгод. Лоа вудуистского пантеона служат своего рода посредниками между Богом и людьми. В отличие от Бондьё, который не вмешивается напрямую в мирские дела, хотя и защищает верующих, лоа руководят всеми аспектами человеческой жизни и помогают в решении повседневных проблем, от любви и финансов до семейных отношений и коммунальных вопросов» [Michel, 2009: 136].

Подобных божеств великое множество в любой религиозной традиции, ведущей свое происхождение из Африки. Именно они, как и духи предков, входят в своих почитателей во время специальных церемоний, завладевают их телами и превращают их в своих верховых лошадок.

В Америке культуры различных африканских племен и народов смешались, одни божества были соотнесены или даже отождествлены с другими. Например, упомянутый выше Элеггуа, которого почитают в сантерии и кандомбле, был приравнен к трикстеру Нкуйо (Лусэро Мундо), с которым взаимодействуют адепты пало монте. В вуду тоже есть похожее божество – это Папа Легба.

Помимо божеств, существуют духи «меньшего калибра», населяющие перекрестки, берега водоемов, холмы, кладбища и иные локации. Для палеро эти места населены мертвецами нфумбе, водными существами симби, блуждающими душами нфьюри, демонами ндоки, предками нкулу [Cabrera, 1954: 171–218]. Все они образуют грандиозный космос, пронизанный силами и энергиями, интригами и войнами, прихотливыми связями и магическими возможностями.

Из интервью с жрецом пало монте – тата нкиси малонго Ярианом И., живущим в г. Пинар-дель-Рио, Куба, 2020 г.

– В одной из ритуальных песен вы просите Нсамби – всевышнего Бога – разрешить вам вести войну до утра. Что это значит?

– Это значит, что мы просим благословения и разрешения делать церемонию и осуществлять наши нсара (магические работы. – Прим. авт.).

Тата нкиси малонго Яриан И. с ритуальной сигарой (нсунга) на церемонии создания спиритической куклы Мамы Франсиски. 19 июня 2019 г. Гавана, Куба

– Направленные против кого-то?

– Не обязательно. Это могут быть и работы для хорошего. Для здоровья или процветания. Хотя раньше мы, палеро, часто воевали друг с другом.

– Но почему тогда «война»?

– Потому что война, или борьба, – это основа всякой магии. Чтобы заставить духов работать, мы иногда боремся с ними. Мы подчиняем их. Мы соперничаем с миром болезни, чтобы привести мир здоровья. Мы боремся, чтобы мир мертвых и мир живых пересеклись, и на перекрестке миров мы работаем. Поэтому мы поем:

Нсамби, дай разрешение этому дому вести войну до утра,

похорони меня, когда война будет идти до восхода солнца,

похорони меня, когда солнце взойдет на небо.

– Значит, есть мир мертвых и мир живых, и они обычно не пересекаются?

– Верно. Но мы, палеро, и ты, как один из нас, – мы живем в двух мирах сразу. Мы – живые мертвецы. Мы – свои среди мира смерти. Мы – свои для нфумбе и нфьюри. Потому мы поем о яйце стервятника в темной пещере, подразумевая нфумбе в могиле или в котле нганга. Потому мы просим похоронить нас, чтобы пройти в мир мертвых, в куналемба.

– А в каком мире живем Нсамби?

– Он правит всеми мирами, но он живет в далеком-предалеком небе. Нсамби не имеет своего мира, поскольку все миры сотворены им. Поэтому мы не приносим Нсамби никаких жертв, не кормим его (кровью животных. – Прим. авт.), но мы молимся ему.

– Не нужно ни о чем его просить?

– Мы только просим его разрешения и благословления на то или иное дело, но ни о чем другом. Нсамби – это Всевышний, он не занимается проблемами людей. Он сотворил мир и находится на покое. Но у него есть сильные заместители – это святые, которых в сантерии называют ориша, а в пало называют мпунго, нкиси, симби. Мы обращаемся к ним, когда нам нужно что-то конкретное: вылечиться, обрести удачу, открыть дороги, устранить врага и так далее. Если вы сантеро, один из оришей – это хозяин вашей головы или ангел-хранитель. Бабалао определяет, кто именно, и потом вы можете пройти инициацию, когда этого оришу усаживают в вашу голову. Если вы палеро, один из нкиси — тоже ваш персональный покровитель, отец.

– А Нсамби в жизнь людей не вмешивается?

– Он всё может, но дал нам свободу. В каждом мире есть след Нсамби. Нсамби на небе, Нсамби на земле! В тебе и во мне есть письмо, где записана наша судьба, и она записана буквами Нсамби. Это линии на ладонях и позвонки в позвоночнике, который направлен в небо, когда мы ходим, и который повторяет очертания земли, когда мы лежим. Вместе линии, вертикальная и горизонтальная, дают крест, и это знак нашей религии, как и знак христиан, церкви которых также являются местами Нсамби.