Текст книги "Ангелотворец"

– Почему? Фишер, это важно, почему они…

Фишер обрывает его, рассекая воздух рукой, как клинком.

– Не знаю и знать не хочу, ясно? Если у тебя есть то, что им нужно, не жмись и отдай. Ты не Мэтью и сам так решил, но им плевать на твою добропорядочность. Это страшные люди, вот и все. Больше я ничего тебе не скажу, будь ты хоть трижды друг. Проваливай!

Фишер распахивает дверь черного хода, выталкивает Джо во двор, захлопывает за ним дверь и опускает жалюзи.

На улице Джо Спорк, теперь уже не на шутку встревоженный, прячет руки в карманы, как человек, которого послала на три буквы его женщина, и вскоре возвращается под краснокирпичные своды Тошерского удела.

В дверь звонят на следующий день после упомянутого разговора с Билли Френдом в тошниловке, в обед. Равнодушный курьер вручает Джо Спорку ящик с уже знакомой викторианской мерзопакостью и бумажный сверток с пресловутой ерундовиной. Памятуя, что в противном случае ему светит погрязнуть в бухгалтерской волоките, Джо поспешно разворачивает коричневую бумагу.

Изделие: несомненно, дневник или записная книжка. Джо принюхивается: у старых книг особенный, очень приятный аромат. Странно. В нос ударяет резкий запах морской воды с легким ароматом химикатов, а в основе – насыщенная смолистая нотка старой, очень старой кожи. Может, книжка, завернутая в промасленную ткань, долго пролежала в воде? Хм. Обложка гибкая, прямо-таки эластичная, кожа вдоль и поперек исчерчена беспорядочно петляющими линиями. Спереди тиснение (обратный конгрев, если использовать полиграфический термин): не то вывернутый наизнанку зонтик, не то диковинный ключ.

Джо осторожно раскрывает книгу. Она в самом деле непростая. Вдоль обреза каждой страницы идет перфорированная полоса в полдюйма шириной. Бумага плотная, и рисунок на всех страницах вроде бы разный. Наносили его при помощи квадратного клише четыре на четыре символа или – если предположить, что на каждой странице размещен единый блок данных, – колонки четыре на шестнадцать, разделенной на группы по четыре отверстия в высоту. Страниц около сотни; то есть, это весьма приличный объем данных. Длинная пьеса для пианолы, быть может.

Сквозь корешок проходит длинный шкант. Нет, он металлический – стало быть, штифт. Его концы немного выступают сверху и снизу. Получается, это не просто корешок – вал? Форзацы выполнены из мраморной розово-бирюзовой бумаги, и прямо на ней уверенной рукой начерчена пером схема – электрическая. Разобраться в ней Джо не под силу; вроде бы это чертеж дистиллирующего или сусловарочного аппарата, который он уже где-то видел. Интересно, где?

Людям с определенным типом мышления – дед отчасти обладал именно таким – необходимо, выражаясь фигурально, во что бы то ни стало соорудить идеальную мышеловку. У Джо складывается впечатление, что схема появилась здесь случайно, что вообще-то в книге писать не следовало, просто в какой-то момент владелец оказался без бумаги и вынужден был ее осквернить. Возможно, он долго ехал куда-то на поезде (написанные от руки строки то текут ровно, то вдруг уползают вверх или вниз, как если бы поезд дергался на стрелках). Некая емкость, напоминающая чайник, плавно переходит в некое подобие аквариума, а затем растворяется в непроходимых – для Джо – математических дебрях. Цитата: «Придумать что-то для слона». Цитата: «Все есть в моей книге». Цитата: «Кофе здесь отвратный». Хорошо. Если это – не книга, то что? Видимо, тетрадь для записей. Блокнот. Ерундовина.

Изделие. Или, скорее, изделия, во множественном числе. Мешочек с россыпью колес и пружин, муфт и валов, нестандартных и заурядных, больших и очень, очень малых. Та часть мозга Джо, которая привыкла решать головоломки, уже нетерпеливо поигрывает бицепсами. Вот эта деталька пойдет сюда, а та…

Фальстарт, Джо! Соберешь тяп-ляп – и что получится? Мусор! Куча хлама. Разве я этому тебя учил?

Голос деда, хрипловатый от разделяющего их времени и расстояния.

– Мне, кстати, тебя не хватает.

Не дури, юноша. Я был стариком еще до твоего рождения.

– Ну и что.

Совет на будущее: никогда не разговаривай с мертвыми. Тебя неправильно поймут.

– А если я объявлю тебя своим вымышленным другом?

…Лучше б девчонку нашел.

– Согласен.

Помощника.

– Не понял?

Не хорошо быть человеку одному, сотворим ему помощника.

А, ясно. Спутницу жизни.

– Да, было бы неплохо.

Кажется, он потерял нить. Дэниел Спорк, памятуя, быть может, о собственном любовном фиаско, никогда не давал ему советов относительно девушек. Воображение Джо категорически не желает вкладывать слова на эту тему в уста деда.

Ладно, поехали дальше.

Изделие: зажим или гарнитура со стержнем, чтобы удерживать ерундовину и листать страницы. Джо с любопытством прикасается пальцем к концу стержня и ощущает легкий электростатический разряд. Заинтригованный, он легонько прикасается им к странице книги. Да, страница действительно переворачивается, и да, заряд пропадает, стоит отнять стержень от страницы. Он трогает следующую страницу, и она вновь прилипает. Перелистнув ее, он поднимает стержень – и заряда опять нет. Хитро! Джо понятия не имеет, как это устроено. Быть может, внутри металлического стержня трутся друг о друга какие-то детали. Продуманный ход: заводные механизмы не так страдают от статического электричества, как электроника. Если изредка их чистить, они и не заметят. Это практически его кредо: всякому инструменту свое время и место.

Изделие: странная яйцевидная шкатулка или шар с роскошной гравировкой, притом ручной. Узор спиральный, в виде галактики или раковины морского моллюска. Золотое сечение, да, только не надо верить во всю галиматью, которую о нем пишут. Шар для своих размеров очень тяжелый. Если он не из чистого золота, внутри должна быть гирька или маховик. Неясно, как он открывается, хотя шов есть. Джо вертит его в руке и слышит, как внутри что-то тихонько дзынь-блямцает. Наметанное ухо сразу различает неладное в этом звуке – еще не катастрофу, но уже неисправность.

Он кладет шар в специальное углубление на верстаке. В мире огромное количество вещей околосферической формы, и многим из них категорически запрещено свободно перемещаться по рабочей поверхности. Было время, когда компания, поставлявшая ему особо лютую кислоту для чистки и гравирования, разливала ее по специальным контейнерам с круглым дном, чтобы для работы с этой кислотой вы приобретали у них специальные (весьма недешевые) зажимы и колбы. Яд за грош, противоядие – гинея. Короче говоря, шар уютно устраивается в выемке. Джо потягивается, слыша хруст в руках и шее, затем вновь сгибается над верстаком. Надо купить нормальный стул. Да, и еще с десяток вещей, которые я не могу себе позволить.

Изделие: приблуда неясного пока предназначения. Инструмент для выкручивания волшебных болтов и вскрытия замков, природу которых мы не в состоянии постичь. Вещица, служащая определенной, одной-единственной цели. Штуковина причудливого вида с рукояткой на одном конце и странной витой решеткой, напоминающей корзинчатую гарду старинной рапиры, на другом. Джо театрально взмахивает приблудой и тут же замирает. Как и шар, она на удивление увесистая.

Наконец, квадратная белая карточка с надписью фломастером: напоминание от Билли, что обращаться с изделием следует почтительно, а распутного егеря нужно починить побыстрее, поскольку клиентка уже теряет терпение.

Что ж, вперед – в Бэт-пещеру! Или, по крайней мере, за работу. Джо запирает дверь и вешает табличку: «Пожалуйста, звоните».

Эротоматон (он виновато косится на него, как на овощи с фруктами, которым предпочел кусочек торта) починить будет нетрудно. И, скорее всего, дело это куда менее интересное. Подождет до завтра. Глядя на фигурки, замершие в первых позициях – самый упорядоченный ménage à trios [5]5
   Любовь втроем (фр.).


[Закрыть] на памяти Джо, – он вспоминает известных ему экспериментаторов в области полиамории – многолюбия, – а также знакомых, что состояли в половой связи со всеми соседями в снимаемой квартире, или были втянуты в любовный треугольник; и приходит к выводу, что в таких отношениях, кто бы что ни говорил, все же больше поли, чем амора. Конечно, любовь там тоже имеет место, но шансы встретить даже одного спутника жизни и так невелики, а уж вероятность повстречать сразу двоих и вынести с ними все потрясения, возникающие на непростом жизненном пути, исчезающе мала.

Да, найти родственную душу непросто. Сегодня большой склад особенно пуст, а плеск Темзы за окнами особенно горестен. Джо заваривает чай, временно подложив под чайник вместо отвалившейся и бесследно сгинувшей ножки сложенный втрое розовый счет от газовой компании. Он почти уверен, что все оплатил. В любом случае, это тоже подождет до завтра.

Вернувшись за верстак с чашкой в руке (именно так следует подходить к трудной задаче, запасясь непоколебимым терпением, дабы в спешке не допустить роковой ошибки в самом начале пути), он окидывает взглядом разложенные перед ним детали. Что ж, начнем с простого: все сфотографировать и занести в журнал. Легкотня, в наш-то цифровой век! Джошуа Джозеф не испытывает ненависти к современным технологиям – он лишь не доверяет гладким, лишенным текстуры и души поверхностям, и легкости, с какой человек обучается выполнять задачи самым удобным для машин образом. А главное, его смущает простота копирования. Редкая вещь превращается в заурядную. Навык – в фишку. Цель важнее средства. На смену детищам души приходят системные продукты.

А вот вещи совсем иного рода: верстак и инструменты, которые Дэниел Спорк разработал и изготовил для себя сам. Столешница гладкая; она не покрыта лаком, а отполирована временем и слегка продавлена слева, в том месте, куда старик упирался локтем. Справа закреплены тиски и лежит новенький резиновый шланг, по которому газ поступает в древнюю горелку Бунзена. Темно-серые подпалины, светлые царапины от инструментов. Древесные волокна серебрятся на свету, их узор в буквальном смысле впитал ДНК Спорков, Дэниелову и его собственную: кровь, пущенную в результате секундной неосторожности, слезы, пролитые в минуты горя, и в каждой капле – прообраз человека, деда и внука. Хотя здесь наверняка представлен и Мэтью. Папаша Спорк тоже, бывало, посиживал за этим верстаком, хотя под его руками он превращался в оружейную кузницу, логово алхимика, где лился свинец и шипели едкие порошки.

Для любого мало-мальски важного дела Джо предпочитает вещи с историей, знающие имя своего создателя и согревающие руку того, кто ими работает. Живые вещи, а не «товары широкого потребления», избравшие людей удобным средством для захламления мира, странные паразитические устройства с собственными жутковатыми экосистемками. Впрочем, они как нельзя лучше подходят для задач каталогизации и архивированиями; Джо рад, что для этих целей у него есть крошка «кэнон» с цейсовской оптикой.

Итак. Каждый предмет необходимо снять с разных ракурсов, крупным и общим планом. Затем – занести в журнал. Джо спиной чувствует оценивающий дедов взгляд, воочию видит, как горят глаза Дэниела Спорка, почившего семь с лишним лет тому назад, в предвкушении интересной задачки – нет, лучше: задачки, над которой они будут ломать голову вместе с любимым учеником, сыном его непутевого сына.

Джо печально улыбается в знак признательности любимому гневливому покойнику, но не оборачивается. Не хочет увидеть пустую комнату. Вместо этого он задает вопрос вслух и позволяет собственному разуму сочинять ответы от имени Дэниела:

– Что дальше, дед?

Присмотрись хорошенько, юноша. Что ты видишь?

– Ерундовину.

Нет, Джозеф. Нет, нет и нет. Во-первых, поведай мне: неужели ты до сих пор якшаешься с этим невыносимым Уильямом Френдом?

– Иногда.

Пф-ф-ф.

– А во-вторых?

Неразумный отпрыск моего преступного сына, ты отлично знаешь, что я сейчас скажу. Знаешь. Разумеется, знаешь.

Разумеется, Джо знает. Эту речь он помнит наизусть.

Ищи характерное свойство. Суть, смысл, предназначение. Все остальное – мишура и само пойдет тебе в руки, стоит только познать вещь и природу вещи.

Дедушка Джо Спорка верил – или, скорее, иногда верил и всегда утверждал, – что Господь наделил всякую вещь на свете способностью развить во внимательном ученике то или иное положительное качество или добродетель.

Возьмем стекло. Какова природа стекла?

Это любопытный материал, из которого изготавливают окна и сосуды для питья. Его варят в стеклоплавильных печах и очищают, чтобы сообщить ему прозрачность, – и на этом этапе оно может быть безнадежно испорчено, стоит мастеру зазеваться, а также погубить или покалечить самого зазевавшегося мастера; оно красивое, хрупкое, опасное и прозрачное.

Продолжай.

На каждом этапе своего существования – при варке его выливают из тигеля, удерживая на конце длинной палки; при выдувании оно остается настолько раскаленным, что любая оказавшаяся поблизости органика моментально вспыхивает синим пламенем; при охлаждении оно приобретает форму, но по-прежнему может разлететься вдребезги, если не охлаждать его мучительно медленно, помещая в различные камеры и среды; в остуженном виде оно холодное, хрупкое и от малейшего удара металлическим предметом превращается в коллекцию смертоносных клинков, рассекающих плоть и нервы так чисто, что человек может не заметить ранения, пока не учует собственную кровь и не увидит ее на рубашке, – стекло преподает нам урок.

Да, Джо, вот именно. Каково его характерное свойство? Чему оно нас учит?

– Осторожности.

Он произносит это слово вслух и подпрыгивает от звука собственного голоса.

Вот и славно. Душеспасительно. Очень высокодуховно.

Не переставая ощущать за плечом язвительное присутствие деда, Джо Спорк изучает лежащий перед ним объект.

Итак, вопрос: что перед нами?

Ответ: куча хлама. Не просто книга, а еще и набор перфокарт. Инструмент неизвестного назначения. Россыпь деталей. Шар похожий на яйцо. Внутри что-то есть, но вовсе не факт, что он должен открываться. Возможно, это некое подобие китайских ажурных шаров из слоновой кости. Увесистый. Золотой? На поверхности есть узор – подсказка? Или просто украшение?

Джо откладывает шар в сторону и, продолжая инвентаризацию, берет в руки приблуду – иначе ее в самом деле не назовешь. На одном конце резное красное дерево с набалдашником, на другом – странная путанная штука с круглой горловиной и решеткой из двойного слоя закрученных по спирали металлических полос, напоминающих рельсы американских горок. Одна сторона «рельс» украшена, а другая совершенно гладкая, отполированная до блеска. Быть может, кто-то по ошибке соединил два конца от разных предметов? Или это детская игрушка, безумное воплощение бильбоке. Резная сталь, судя по всему… С виду даже симпатичная. Викторианские мастера любили изготавливать декоративные элементы из стали, но этой вещице не так много лет. И все же… для чего она? Тоже, кстати, увесистая. Фу ты, черт, как такое могло произойти?!

Джо раздраженно смотрит на приблуду, журя себя за неосторожность. Весь инструмент покрыт тонким слоем жира и сажи. Непозволительная оплошность – позволить такому случиться.

Ах, нет. Это не жир и не сажа. Джо проводит пальцем по странной субстанции. Глаза иногда подводят. Пальцы. Пальцами можно увидеть куда больше. На ощупь предмет сухой и слегка пушистый. Холодный. Железные опилки.

Приблуда обладает магнитными свойствами.

Джо откидывается на спинку стула, гадая, что это может означать. Приблуда и шар явно должны как-то взаимодействовать. Приблуда – ключ, а шар – замочная скважина. Книга и россыпь деталек вместе с шаром образуют… что?

Тогда следующий вопрос: какая у этой штуки определяющая характеристика? Джо ухмыляется. «У этой штуки». Не «у этих штук». Его подсознание решило, что все эти вещицы – части одного целого. Отлично. Чутью надо доверять. Итак: штука затейливая, даже хитроумная. Сложная. И, что самое главное, изящная. В голове вновь раздается взбудораженный голос деда:

Как-то раз мне попалась весьма изящная вещица из Шанхая – шкатулка слоновой кости с хитроумным замком. Снаружи мастер пустил узор, и если по этому узору вести магнитом, внутри, нажимая на штырьки, движется по лабиринту металлический стержень. Когда все штырьки нажаты в правильном порядке, шкатулка открывается. Вуаля! Изначально магнит был встроен в колечко, разумеется, чтобы было похоже на волшебство. То была игрушка, подарок для маленькой принцессы. Как будто она совершает магические пассы или произносит заклинание, понимаешь?

Я показал эту шкатулку твоей бабушке. Она занялась со мной любовью. Потом мы вместе открыли шкатулку. Магнит достался ей.

Джо вспоминает тот разговор – состоявшийся в этой самой комнате – за бутылочкой «арданзы» и тарелкой итальянских колбасок. Ученик Джо и ментор Дэниел, попивая испанское вино, откровенничали о прошлом и любви. Делились секретами мастерства вперемешку с воспоминаниями о любовных похождениях, и все это было так мило и по-свойски, что Джо в конце концов отважился задать недозволенный вопрос.

– Кто она, дедушка?

Однако Дедушка Спорк не отвечал на вопросы о любимой. Известно было лишь то, что они познакомились в тридцатых годах во Франции и зачали ребенка. Все было очень богемно и современно: сыграть свадьбу так и не удосужились. Когда во Францию вошли немцы, Дэниел с сыном сумели сбежать, а она осталась. После войны она нашла его, но к тому времени все изменилось – по причинам, которые нельзя было называть вслух.

Мать Мэтью. Фрэнки.

Фрэнки стала неуловимым призраком Дома Спорка; ее имя старались не поминать всуе, дабы не тревожить понапрасну живых и мертвых – вызвать ее дух по-настоящему оно все равно не могло, зато при каждом таком упоминании Дэниела постигало безысходное горе, а Мэтью разбирала ярость. Болотный газ. Атмосферный феномен. Миф.

Итак. Магнит и шкатулка. Джо направляет магнитную приблуду в сторону ерундовины. Что-то звякает, но больше ничего не происходит. Неудивительно: нечто столь замысловатое не может приводиться в действие одним-единственным движением рядом с магнитом. Джо покрепче сжимает приблуду. Странная штука, нелепая. Для чего этот металлический клубок? Нет, пожалуй, нелепой она быть не может, потому что в первую очередь она изящная. Значит, именно такой формы она и должна быть. А то, как она лежит в ладони, намекает на действие, каковое необходимо совершить. Да-да, она явно приглашает что-то сделать. Значит, я должен сделать то, что первым делом приходит на ум.

И… что же ему приходит на ум? Взмахнуть ею. Только не сильно. Осторожно. Хочется ею… покрутить.

Покрутить.

Джо вглядывается внимательней… Рельсы американских горок. Рельсы. Присмотревшись, он замечает на некоторых металлических полосах зубчики… О!

В одной руке он взвешивает шар, в другой – приблуду. Каково! Дьявольски мудрено и в то же время очевидно. Ответ был прямо у него под носом. Безупречно для отвода любопытных глаз, при этом не чрезмерно сложно в использовании… весьма в духе создателя головоломки, – больного на всю голову и в то же время гениального.

Джо вставляет шар в ажурную корзинку на конце приблуды. Тот входит и начинает катиться по рельсам, спиральный рисунок на поверхности шара идеально совпадает с зубчатыми рельсами приблуды, он крутится, крутится, проходя сложный путь, определенный простейшей конструкцией. Очень мило. Дзыньк-к-к! О, такого звука еще не было. Отлично. Дзы-дзыньк-крррр… Бряк. Шар выскакивает из корзины. Джо осторожно его проверяет.

Шар открывается.

Несколько секунд он молча смотрит внутрь.

– Ни хера себе… – произносит Джошуа Джозеф Спорк.

А потом, когда слегка отходит и может сделать вдох, берет в руки телефон.

– Билли, мне плевать. Слышишь, плевать! Плевать мне, какая она душка или клюшка и сколько у нее сестер. Нет. Билли, заткнись. Заткнись! Я должен встретиться с твоей клиенткой. Мне надо знать, откуда у нее эта штуковина!

В его голосе – решимость, и уже одного этого почти довольно, чтобы ненадолго сломить волю Билли Френда. В то же время Билли не любит знакомить людей, особенно клиентов и исполнителей. Это против его посреднической природы. Он разумно замечает, что клиентка может обидеться.

– Раз я понадобился ей для этой работы, то понадоблюсь снова. Для чего бы ни была нужна эта штуковина, без меня она работать не будет, так ей и передай. Устройство потребует постоянного техобслуживания, а некоторые ремонтные работы можно проводить только in situ [6]6
   На месте (лат.).


[Закрыть]. Это настоящее сокровище, черт подери, и я желаю знать… Что? Да. Да, я ору! Потому что это важно!

Джо Спорк переводит дух. Он сознает, что нехорошо взаимодействовать с миром таким образом. Раз, два, три… Поехали.

– Это надо увидеть, чтобы понять, Билли. Хотя ты все равно вряд ли понял бы. Механизм сложный и, главное, уникальный. Уникальный, понимаешь? Абсолютно уникальный. Что? Нет. Нет. Все равно нет. Ну, можно сказать, что он бесценен. Это как посмотреть.

Такое определение не вполне справедливо. Вернее было бы сказать, что у него нет цены. С научной точки зрения это подлинный бриллиант. В денежном отношении он не столь привлекателен, если только само устройство, в состав которого он входит, не умеет делать чего-нибудь эдакого и не окажется вещью столь же невероятной красоты, как и данный предмет, и в таком случае… Билли Френд, обладающий сверхъестественным чутьем, сразу делает стойку на слово «бесценен».

– Да, Билли, я так и сказал. Да. О нем будут рассказывать в шестичасовых новостях. Нет, до сюжета о плавающем кролике. И до спортивных новостей. Вот именно! Поэтому мы с тобой доставим заказ вместе, хорошо? Лично в руки. Прекрасно. Да. Да, «бесценен». Жду тебя на станции.

Джо кладет трубку.

На верстаке перед ним лежит во всем своем великолепии открытый шар. Джо его уже сфотографировал и при необходимости сможет доказать, что он существует.

Металл – мягкий, как хлопок, сплетенный не из звеньев, а из отдельных нитей; уже теплый, вобравший тепло его рук: Тканое Золото.

О тайне его изготовления порой перешептываются в касбах и ювелирных лавках, на встречах мастеров, конференциях и рынках; тайна почти всплывает, почти показывает себя, а потом вновь скрывается от глаз – неуловимая настолько, что многие считают ее вымыслом.

Дед Джошуа Спорка приобщился к ней так:

– Доброе утро, мадам. Чем могу быть полезен?

– Это часы мужа. Вернее сказать, мои часы, подарок мужа. Он купил их от человека из Камбоджи, и теперь они сломались. Вероятно, будет нелишне взглянуть и на ремешок. Он растянулся. Или я усыхаю.

Из данных слов можно судить о преклонном возрасте дамы, а также о том, что английский был ее вторым языком, что осваивала она его в спешке и не вполне довела до ума.

Дама извлекает из сумочки предмет в мятой оберточной бумаге и не без опаски кладет на стойку.

– Муж говорил, они из Азии, и, я думаю, они очень красивые, но пробы нет, поэтому я не знаю наверняка, что они золотые.

Дэниел Спорк поспешил заверить ее, что азиатские золотых дел мастера умели делать роскошные вещи, хотя и волновался, как бы не пришлось после осмотра часов сообщить даме, что спонтанная покупка ее супруга была ошибкой. Многие путешественники, усыпленные чувством северо-западного превосходства, отстегивали немалые деньги предприимчивым и не вполне чистым на руку уличным торговцам и лавочникам азиатских городов. По мнению Дэниела Спорка, иного обращения эти спесивцы и не заслуживали. Данное суждение, однако, не распространялось на членов их семей, и Дэниел ничуть не радовался, когда приходилось сообщать милым старушкам, что сокровища, которые они принесли ему на ремонт, – не золото и изумруды, а поталь и стекло.

Он вопросительно взглянул на даму, дождался кивка и лишь затем длинными дрожащими пальцами развернул бумагу.

Сами часы ничего особенного из себя не представляли – простая, хорошо сработанная вещица. Циферблат – тонкая пластина отполированного черного дерева, заключенная в золотой овал. Плоское стекло. Внимание Дэниела приковал именно ремешок, от вида которого у него дух занялся и сжалось сердце. Никогда в жизни он не видел ничего подобного. Слухи и сплетни, которые порой до него доходили, он всегда отметал. Теперь же он взял эту вещь в собственные руки и сразу понял, что тайна ее создания недоступна ему в той же мере, в какой она недоступна этой милой, ни о чем не подозревающей даме. Разница была лишь в том, что он, проведя жизнь среди зубчатых колес и подвижных механизмов, золота, ламе, весов и каратов, умел понять, что его превзошли, осознать, что перед ним шедевр великого мастера.

Дэниел с великой осторожностью возвращает часы даме.

– Ваш муж был… или есть?..

– Был.

– Сочувствую.

– Он умер давно.

– Ваш муж был мудрейшим человеком, мадам. Вещь, которую вы мне принесли и которую он для вас нашел… На поиски такой вещи человек менее достойный мог бы положить всю жизнь. Дорожите ею.

– Дорожу.

– Вот и славно. Если же вы когда-нибудь встретите мастера, который возьмется починить такую вещь, – который понимает, как это делается, – умоляю, скажите ему, что в Лондоне на Койль-стрит живет тот, кто, конечно, не просит открыть ему великую тайну, но кто почтет за честь выпить вместе чаю и убедиться, что где-то еще живет мастер, который владеет этой тайной и передаст ее следующим поколениям.

Он шмыгнул носом.

– Я вас огорчила…

– Напротив, мадам, вы меня осчастливили. Я могу починить часовой механизм, но к ремешку не притронусь. Даже не представляю, с чего начать. Возвращайтесь, когда я состарюсь. Может, к тому времени я научусь.

Тканое Золото. И это еще не самое примечательное в ерундовине. Джо впервые увидел начинку каких-то двадцать минут назад. Он понятия не имеет, что это и для чего.

Во-первых, замок. Вернее, пять замков разом, все крошечные, по одному на каждую секцию приблуды, работают поочередно. На последнем витке защелка отскакивает, и шар открывается. Замки эти, размещенные внутри шара, образуют причудливую конструкцию, своего рода клеть, отдаленно напоминающую вольер для птиц в Лондонском зоопарке. В разомкнутом виде они, подобно надкрыльям чудесного жука, свободно болтаются вокруг заводного сердца шара. Уже одного этого довольно, чтобы привлечь самое пристальное внимание. Хорошая работа – хорошая в том смысле, какой вкладывают в эту скупую похвалу суровые ремесленники, оценивая труд коллеги: Недурно у тебя вышел Тадж-Махал, старик, очень недурно. Только малость лысоват по краям. А зодчий в ответ: Ага, вроде хорошо получилось. С водой не перестарался, как думаешь? Жаль, не успею выстроить второй такой же черного цвета – вот это было бы нечто… Хотя и этот неплох, нестыдно людям показать.

Да, настолько хорошая работа.

Редкая.

Блестящая.

Надев белые перчатки и вооружившись пинцетом из мягкой древесины (лучше уж его сломать, чем оцарапать эту красоту), Джо вновь осматривает изделие: расправляет запорное устройство – при этом его не покидает отчасти непристойное ощущение, что он раздевает спящую принцессу, – и сквозь толстую ювелирную лупу разглядывает механизм.

Самый крупный зуб достигает в длину двух восьмых дюйма. Самый маленький – настолько крошечный, что Джо не представляет, как его можно было изготовить… Вернее, нет, он очень хорошо представляет, что это было сделано посредством особого инструмента, повторяющего все движения инструмента нормальных размеров, только в меньшем масштабе. Слева ты пишешь свое имя обычным образом, а инструмент выцарапывает его на плашке справа в таком размере, чтобы оно могло уместиться на рисовом зернышке. Нет, на половинке зернышка. А потом – и вот здесь у Джо голова идет кругом, – все отдельные детальки, все пружинки, оси, колеса и трибы, – кто-то взял и собрал. Вручную. Получилась живая, изменчивая и подвижная среда из взаимосвязанных, входящих в зацепление друг с другом храповиков и собачек, защелок и рычагов.

Только на разработку концепции подобного устройства, на создание чертежей – без помощи компьютера и даже копира – должен был уйти год, не меньше. Если представить, что обычный часовой механизм – это человек, то начинка приблуды окажется целым городом, мегаполисом. В ней много уровней и много узлов, каждый исполняет сразу несколько ролей и вращается не на одной, а на двух, трех осях. Вот здесь расположен узел еще меньших размеров и совсем уж загадочного предназначения, который одновременно служит гирькой в некоем подобии системы автоподзавода. Зубец, выходящий из шара с его северного полюса навстречу некоему диковинному устройству, приводимому в действие этим крошечным двигателем (хотя это, конечно, не двигатель, а нечто куда более странное и мощное: быть может, носитель данных, компьютерный жесткий диск, сработанный из латуни) – на самом деле всего лишь пылезащитный колпак. Когда приблуда активирована, он отъезжает в сторону, обнаруживая под собой секцию со столь сложными механизмами, что Джо вынужден мысленно назвать их современным словом. Слово это – интерфейс.

«Энигма», думает Джо. «Колосс»? Устройство военных времен для создания или взлома шифров? Неизвестно. Ясно лишь, что это нечто невиданное и неслыханное, волшебное, гениальное. А значит, бесценное.

И да, у приблуды есть один маленький изъян, что неудивительно, ведь она провела несколько десятилетий в чулане. Джо заносит пинцет над поломкой… и обмирает. Между наконечниками пинцета что-то сверкнуло.

Невероятно.

Джо поправляет лампу и присматривается. Затем подносит поближе еще два источника света и ручную лупу, которая в сочетании с основной обеспечивает поистине зверское увеличение.

Нет, это решительно невозможно!

Рядом с самым мелким зубчиком, приводимый в движение еще одним вспомогательным рядом крошечных зубьев, поблескивает металл. Джо всматривается сквозь двойную линзу и… да, вот он, словно висит в воздухе: очередной слой механизмов настолько микроскопических, что их едва можно рассмотреть даже при таком увеличении, ажурная паутинка соединенных друг с другом колесиков, уходящих вглубь шара.

Джо глядит на все это потрясенно и немного разочарованно. Здесь он бессилен. Нужны другие инструменты, стерильные условия, опыт в микроинженерии… Ему это не по зубам.

А впрочем…

Впрочем.

Действительно, если в микроскопической части механизма есть поломка, он не в состоянии ее исправить. Вероятно, на Земле просто нет человека с таким опытом. Устройство уникальное – и безумное, потому что, если уж ты способен такое создать, почему бы не использовать печатный монтаж? Если, конечно, печатный монтаж тогда существовал.

Ладно, это пока оставим. Устройство макро-части более-менее понятно. И да, центральная секция вынимается целиком. Эту проблему он предвидел (разумеется).

Джо идет на кухню, моет стеклянную форму для запекания, тщательно вытирает, извлекает из шара его немыслимое сердце, кладет в форму и закрывает крышкой. Затем переключается на оставшуюся часть механизма.