Текст книги "В опиумном кольце"

Глава 9

Сэнди закричала. Один из бандитов прижал ее к стене, в его руке блестел нож. Другой бросился на меня, целясь в голову куском свинцового кабеля. Я перехватил руку бандита, и кабель упал на мостовую. Собрав все силы, я ударил нападавшего в солнечное сплетение. Он упал, но не на мостовую, а на меня. Я оттолкнул его тело на первых двух гангстеров, устремившихся ко мне. Один из них уклонился и выбросил вперед руку с ножом, целясь мне в грудь. Я отскочил, ударившись боком о стену, и нож прошел у меня под мышкой. Я оттолкнулся от стены и, выставив вперед правый кулак, бросил на бандита весь свой вес. Позиция была неудобной. Я метил в подбородок, но удар пришелся в лоб. При этом я сам потерял равновесие и упал, но в падении успел выхватить револьвер. Когда мои колени коснулись асфальта, он был уже у меня в руке.

Бандит, которого я ударил в лоб, еще держался на ногах и по-прежнему держал нож, но, кажется, был слегка оглушен. Тот, у которого я выбил свинцовый кабель, сидел у противоположной стены, держась руками за живот. Но третий шел на меняя. Увидев ствол «магнума», он остановился, потом отступил на шаг. Все было бы великолепно, если бы за спиной не оказалось четвертого.

– Брось револьвер, а не то убью твою бабу!

Одной рукой он обхватил Сэнди, другой приставил лезвие ножа к ее горлу.

– Чуть нажмешь, – сказал он, – кровь так фонтаном и брызнет!

Остальные не двигались, только наблюдали. Стоит выпустить револьвер из рук – и все трое сразу набросятся на меня. Все еще стоя на коленях, я положил револьвер на мостовую.

Державший Сэнди бандит тихо рассмеялся и свободной рукой погладил ее грудь. При этом острие ножа на несколько сантиметров опустилось. Для любой девушки это не составило бы никакой разницы, но Сэнди была первой ученицей дзюдо во всей полицейской школе.

Схватив руку бандита, в которой был нож, она рванула ее вперед и, почти незаметно изогнувшись, бросила его через себя. Он упал прямо на того из моих противников, что ближе всех стоял ко мне. В тот же момент я схватил револьвер и закричал:

– Ни с места!

Теперь все четверо застыли. За спиной я услышал стук каблуков убегающей Сэнди. Один из бандитов прохрипел:

– Самое большее, ты успеешь выстрелить в одного. Но мы тебя все равно схватим…

Я не ответил. Револьвер в моей руке был красноречивее. Я двигался к выходу из переулка спиной вперед, ни на миг не спуская с них глаз. Сохраняя дистанцию в несколько шагов, они вслед за мной свернули за угол. Я остановился. Они тоже.

– Первый, кто шевельнется прежде, чем я исчезну, получит пулю в живот, – предупредил я их.

Они видели, что я не шучу и не трогались с места.

Дойдя до конца переулка, я бросился бежать. Сэнди уже сидела в машине, мотор работал на полных оборотах, дверца, обращенная к тротуару, была открыта. Она сняла ногу со сцепления в ту же секунду, когда я впрыгнул в машину. Автомобиль рванулся по улице. Лишь проехав несколько кварталов, Сэнди сбавила скорость.

– Мы могли бы подержать их на мушке и вызвать полицию, но тогда мне пришлось бы признаться в участке, кто я такая.

– А зачем? Они бы ни в чем не признались. Сказали бы, что просто в шутку хотели нас напугать.

– Хороши шутки! Попытка изнасилования и убийства!

– Даже если бы ты открыла свою принадлежность к полиции, максимум, что бы им дали – это три месяца за угрозу изнасилования. Сами бы они и рта не раскрыли.

Сэнди внимательно посмотрела на меня.

– Как ты думаешь, они специально поджидали нас?

– Конечно! Тот, кто это подстроил – кто бы он ни был – всеми силами старается помешать нам найти Пауэрса.

Сэнди остановила машину на углу 42-й улицы и Лесингтон-авеню.

– Мне пора на работу. Попытаюсь все-таки выяснить адрес Шеда.

Я пересел за руль и дождался, пока Сэнди поймает такси. Потом поехал в восточном направлении. Мне удалось найти стоянку недалеко от здания ООН. Я зашел в первую попавшуюся кондитерскую и попросил телефонную книгу Лонг-Айленда.

Сев снова за руль, я проехал тоннелем под Ист-Ривер и направился по автостраде Лонг-Айленда. Я собирался нанести визит брату Сибил Лоудер – экс-гангстеру, ныне почтенному коммерсанту, Вирту Коулу.

На металлической вывеске, укрепленной на высокой изгороди, было написано: «Вирт Коул. Песок и гравий». Через открытые ворота я проехал по немощенной дороге к высокому песчаному холму. У подножия холма стоял высокий бетонный барак, за ним зиял огромный песчаный карьер. Он был настолько широк и глубок, что в нем свободно уместились бы несколько самых крупных небоскребов Нью-Йорка. По дну карьера ползали два экскаватора. Большой бульдозер подталкивал выкопанный песок к воронке транспортера. Когда-то и я на таком работал.

Я поставил свой «форд» рядом с дюжиной других машин на плоской вершине холма и направился к бетонному бараку. К его открытой двери вела деревянная лестница, заканчивающаяся узкой террасой, висевшей над пропастью карьера.

Барак служил одновременно и конторой, и складом. Какой-то человек в комбинезоне, склонившись над столом, списывал цифры с узких бумажек в конторскую книгу. Другой, в халате, говорил по телефону – судя по всему, с водителем, грузовик которого потерпел аварию где-то на дороге. Когда я вошел, человек у письменного стола поднял голову.

– Вирт Коул? – спросил я.

– Внизу, в карьере. – Он встал, подошел к окну и показал пальцем вниз. – Вон, видите? В красной фуражке, рядом с транспортером.

– Как туда спуститься?

Он объяснил. Барак имел вторую, заднюю дверь, через которую я и вышел. По краю карьера проходила узкая тропинка. Слева поднималась отвесная стена холма, справа зияла яма карьера глубиной более ста метров. Тропинка вела к шаткой деревянной лестнице, спускавшейся в карьер. При каждом моем шаге по обе стороны от лестницы возникали маленькие песчаные потоки. Шурша, они скатывались вниз.

Человек в красной фуражке с большим козырьком, какие обычно носят рыболовы, был коренаст и крепко скроен. С виду ему было лет 55. Он был в сапогах, коричневых брюках и синей рабочей спецовке. Лицо загорелое, твердое. Не отрываясь, смотрел на ленту транспортера и что-то помечал в записной книжке.

– Вирт Коул? – Перекричать грохот машин было нелегко.

Он посмотрел на меня без всякого выражения. Глаза его были словно подернуты матовой пленкой, на щеках лежали глубокие складки, какие бывают у людей, привыкших глубоко прятать свой необузданный характер. Он молча кивнул. Я назвал себя.

– Я провожу расследование смерти вашего зятя.

– Разве в полиции своих людей не хватает?

– Я работаю не для полиции, мистер Коул. Меня наняла жена Харриса Смита.

Он посмотрел с непонимающим видом.

– Ах, да… Смит. Этот сумасшедший пианист, который застрелил Стю?

– Его жена не верит, что он совершил убийство.

– Но он, кажется, сознался…

– Может быть, он сознался под давлением. Вполне возможно, что он потерял голову и взял на себя то, что не совершал. Знаете, люди, использующие наркотики, способны на что угодно, лишь бы вовремя получить свою дозу.

Его лицо снова выразило недоумение.

– Я не вполне вас понимаю. Кому же тогда потребовалось убивать Стю?

– Это я и надеюсь узнать у вас.

– У меня? Стю был никчемным малым, но, насколько мне известно, врагов у него не было. Если бы у него случились неприятности, сестра обязательно сказала бы мне об этом.

– А может быть, у него были неприятности, о которых жена не знала?

Он пожал плечами.

– В таком случае, я о них тоже не знал бы.

– А может, и могли бы.

– От кого же?

Я собрал все свое мужество.

– От кого-нибудь из ваших друзей-гангстеров.

Складки на его лице углубились, в глазах промелькнуло неприязненное выражение.

– Мне нечего скрывать, – сказал он. – Когда-то я был гангстером, но теперь я с преступным миром не связан! Ни с кем из людей, с которыми я был связан раньше, не поддерживаю никаких отношений. Днем я слишком занят, а к ночи так устаю, что и в город ехать нет сил. У меня домик в Норт-порте: там я отдыхаю, смотрю телевизор. Мое предприятие на хорошем счету. Вот и все.

Я перевел разговор на другую тему:

– Мне кажется, дела у вас идут неплохо.

– Да, неплохо. Всем нужен песок. Район развивается, строится. Я зарабатываю кучу денег.

– Как мне кажется, карьер этот влетел вам в хорошую сумму.

Лицо его ничего не выражало.

– Прежде чем меня посадили, я успел скопить кое-что. Вы утверждаете, что работаете на жену Смита, но почему тогда вы так интересуетесь мной? Может быть, вы из налогового управления?

Я отрицательно покачал головой.

– Ваш зять швырял деньгами направо и налево. Гораздо большими деньгами, чем могло давать его кабаре. Вот я и раздумываю, откуда могли взяться эти деньги?

– Откуда же, как не из кабаре? Стю строго придерживался законов.

– Ну, не всегда. Раньше, например…

– Во всяком случае, с тех пор, как он женился на моей сестре.

– Но могли же у него быть и побочные источники дохода. Я надеялся, что вы, возможно, слышали что-нибудь от своих бывших друзей. Да, ведь вы же больше не связаны с преступным миром.

– Совершенно верно, – сухо подтвердил он.

– Мне кажется, вы не очень-то горюете о Лоудере?

Коул пожал плечами.

– Это небольшая потеря. Стю не был идеальным супругом для Сибил.

– Ваша сестра высказывается в том же духе.

– Вы допрашивали ее?

– Нет, просто задал несколько вопросов.

Жесткий огонь снова загорелся в его глазах.

– Только что, – начал я с вызовом, – вы сами сказали мне, что не представляете себе никакого мотива для убийства Лоудера и тут же сами намекаете на возможный мотив.

Он посмотрел на меня, как могильщик на свежего мертвеца.

– У меня нет детей. Сибил – единственный мне родной человек. Если вы пытаетесь вовлечь ее в неприятности, то будете иметь дело со мной, ясно?

– А я-то думал, что вы навсегда расстались со своими гангстерскими замашками…

– Если придется, я их вспомню. А сейчас убирайтесь!

Я выбрался из карьера. Прежде чем сесть в машину, мне пришлось вытряхнуть из ботинок и из-за отворотов брюк кучу песка. Были, конечно, гангстеры, которые навсегда порывали с преступным миром и становившиеся почтенными гражданами. Однако имелось гораздо больше, так называемых, экс-гангстеров, которые, прикрываясь вполне невинными занятиями, продолжали преступную деятельность. Хотелось бы мне знать, к какой из этих категорий принадлежит Вирт Коул.

Глава 10

Ист-Хэмптон удален от Манхэттена на полтораста километров и лежит на южном побережье Лонг-Айленда. Его называют «Золотоплавильней», или «Золотым тиглем».

В больших виллах и на просторных пляжах проводят здесь лето самые разные типы людей: богачи давние и богачи новые, представители богемы. Цены на землю здесь головокружительные.

Уже смеркалось, когда я свернул к прибрежной вилле Сэма Бэккета, тестя Элли Овермана. Не один я опаздывал к празднику: перед огромным домом только что остановился красный «феррари». Из дома выбежал Оверман.

– Ну, наконец-то вы приехали, – закричал он радостно. – Быстро сбрасывайте вашу потную одежду, и в бассейн! Боже мой, Мардж, ты становишься все ослепительней! Тебя просто нельзя отпустить одну на улицу. Прими мои поздравления, Чак!

Женщина хихикнула, и лицо ее расплылось от удовольствия. Оверман поцеловал ее в губы. Спутник женщины сказал:

– Поэтому я и завидую вам, людям театра. Можете, если захотите, целовать любую женщину. От вас ничего другого и не ожидают. Попробовал бы я…

– Так есть же выход, Чак! – перебил его Оверман. – Вложи свои неправедно нажитые деньги в «Небоскреб из шелка» и дело в шляпе. Ты становишься театральным деятелем… Тебе откроется мир новых радостей!

– Кажется, наконец ты меня убедил, – ухмыльнулся мужчина.

Женщина взяла его под руку.

– Пойдемте в дом, – сказала она. – А то Элли со своими герлз окончательно заманит тебя в новый мир.

Все еще улыбаясь, Элли подошел к моей машине, ожидая встретить нового гостя. Увидев меня, он сразу перестал улыбаться.

– Вас пригласила Ингрид? – спросил он тихо.

– Нет. И вы неправильно истолковали то, что видели вчера в ее гардеробной. Там не было никаких личных чувств. Просто она была напугана и взволнована. Я – частный детектив. Она уговаривала меня поступить к ней на службу. Телохранителем…

Его лицо сначала прояснилось, но потом снова нахмурилось.

– А для чего ей понадобился телохранитель?

– Чтобы защитить ее от бывшего мужа, – сказал я, наблюдая за ним.

– От Шона? – Его лицо потемнело от гнева. – Опять он ей досаждает?

– Она сказала, что он звонил ей и обещал расправиться, если она не вернется к нему.

– Этого типа давно пора посадить в сумасшедший дом. Стоит ему выпить немного лишнего, как сразу же начинает приставать к ней. – Оверман покачал головой. – Но чтобы так серьезно – это впервые. – Он нахмурился, словно что-то вспомнил. – Но почему она мне об этом ничего не сказала? Я и сам способен о ней позаботиться. Пока я рядом, ей не нужен никакой телохранитель. Так вы, значит, охраняете ее на случай появления Шона?

– Нет, я отклонил ее предложение.

Он удивился.

– Почему же вы…

– Я занимаюсь расследованием убийства Лоудера.

– Но ведь его дело, кажется, уже закончено. Его ведь убил пианист, который раньше служил в его кабаре.

– Жена пианиста придерживается другого мнения.

– Его жена? Расскажите-ка поподробнее.

Я рассказал.

– Послушайте, ведь из этого можно сделать отличнейший фильм! Э… как вас зовут?

– Джейк Барроу.

– Вы здесь, очевидно, для того, чтобы выяснить, кто убил Лоудера? Не я ли?

– Все может быть.

– Нет, не может! Никто, имеющий отношение к «Небоскребу из шелка», не сделал бы этого! Лоудер собирался один финансировать ревю. Теперь нам приходится отчаянно выкручиваться, чтобы заманить меценатов, иначе зимой нам не видать подмостков.

– Но могут быть мотивы более сильные, чем эти соображения. Если я не ошибаюсь, Лоудер был бабником. Он мог связаться с какой-нибудь женщиной, а ее муж узнать об этом. И тому это могло очень не понравиться.

Он и глазом не моргнул.

– У Лоудера была прекрасная внешность. Женщины так и липли к нему. Но если у него и была связь с кем-нибудь из моего ревю, то мне об этом неизвестно.

– Вы не возражаете, если я поброжу немного среди ваших гостей? Я постараюсь быть как можно незаметнее.

– Вот этого не надо. Частный детектив, расследующий дело об убийстве – это только придаст компании остроту. Люди обожают сенсации, которые непосредственно их не касаются. Если бы было иначе – не существовало бы театра.

– А кто из присутствующих гостей имел дело с Лоудером в отношении ревю?

– Я, Ингрид, Карл Даноу… Это исполнитель главной роли и главная приманка для зрителей. Жена Карла – Оливия, она – его импресарио. Чертовски практична и упряма, когда дело касается денег. Пожалуй, больше никто. Авторов текста и музыки сейчас здесь нет.

Свою жену Рут он не упомянул.

Я подумал о Карле Даноу. Мне приходилось читать в газетах о его стремительном взлете. За несколько лет безвестный ресторанный певец превратился в звезду с мировым именем.

Я спросил:

– Разве Карл Даноу не в Европе?

– Был, но только что вернулся, буквально вчера.

Оверман провел меня в дом. Когда мы вошли в вестибюль, по изогнутой лестнице поднимались два пожилых безупречно одетых джентльмена. Один был низенький и худой, другой – высокий и толстый. Толстый, с чеканным выражением лица и гривой вьющихся седых волос, имел очень внушительный вид. Он показался мне знакомым. Маленький, со сморщенным лицом, был совершенно лыс.

– Хэлло, Элли, – сказал высокий глубоким приятным голосом. – Боюсь, ваша компания немного шумновата для нас.

Оверман ответил ему улыбкой.

– Что вы, Джудж, они еще не разошлись. Вы еще вообще ничего не успели увидеть!

Маленький, со сморщенным лицом, сказал язвительно:

– Если они поднимут еще больший шум, Элли, то я не поручусь, что еще хоть раз потерплю все это в своем доме.

Высокий положил ему руку на плечо и сказал миролюбиво:

– Мы стареем, Сэм. Давай-ка лучше спрячемся в твои четыре стены и предоставим молодежи развлекаться.

Когда они поднялись по лестнице, Оверман пробормотал, проводив их взглядом:

– До чего очаровательный тип мой тесть!

– Тот, что поменьше!

– Да. Сэм Бэккет собственной персоной.

– А кто второй?

– Джудж Киприано, судья.

Я вспомнил, что видел его портреты в газетах. Киприано был один из самых уважаемых и неумолимых судей Нью-Йорка. Он играл большую роль в кругах, поставивших себе цель искоренить организованную преступность в Штатах.

– Что он здесь делает?

– Он отец Оливии Даноу, – ответил Оверман. – Очень милый человек, поэтому я его и приглашаю. Мой дорогой тестюшка держится за него как за потерянного, а потом вновь обретенного брата. Видите ли, Киприано собирается баллотироваться в городской муниципалитет и Бэккет считает, что для его дел будет полезно иметь такого человека в своих друзьях.

Он бросил взгляд на входную дверь.

– Новые гости… Пожалуйста, чувствуйте себя свободно, а мне придется вас покинуть.

Я прошел в вестибюль, туда, откуда доносился шум. Открытая двустворчатая дверь вела в патио – внутренний дворик с овальным бассейном посредине. В патио было полно народу. Одни пили, другие плескались в бассейне, третьи танцевали под оркестр из трех человек.

Танцоры и танцовщицы из ревю в мокрых купальных костюмах, выгодно подчеркивавших их фигуры, развлекали богатых гостей, приглашенных Элли Оверманом на роль будущих меценатов. Большинство возможных благодетелей выглядело весьма невыгодно по сравнению с артистами, но это их ничуть не смущало. Танцуя с мускулистыми парнями и стройными красотками они чувствовали себя хозяевами положения, в то время, как артисты из кожи вон лезли, чтобы произвести хорошее впечатление и как-то обеспечить ангажемент на зиму. Лакеи разносили на подносах напитки. Я тоже выудил стаканчик, чтобы как-то приспособиться к всеобщему возбужденному состоянию.

У края бассейна два упитанных белотелых джентльмена раскачивали за ноги и за руки девицу в бикини. Они швырнули ее в воду, подняв столб брызг, и тотчас же прыгнули вниз, вслед за нею – естественно, чтобы спасать.

На пляже гибкий танцовщик крутил сальто перед восхищенной публикой, состоящей из нескольких грузных матрон. Его энтузиазм заразил высокую блондинку в плотно облегающем серебристом купальнике. Она взвизгнула и прошлась на руках по берегу. Какой-то лысый коротышка семенил рядом и подбадривал ее.

Ингрид Вэнс стояла на лужайке и излагала содержание «Небоскреба из шелка» группе слушателей мужского пола. Было очевидно, что публику гораздо больше интересует сама рассказчица, нежели ревю в ее изложении.

– Это фантастическая роль, – говорила она с возбуждением. – Я стала бы играть ее даже бесплатно. Элли говорит, что уже при первом чтении он сразу подумал обо мне. Видите ли, там надо и танцевать, и петь, и…

Она увидела меня и замолчала. Но сразу же овладела собой.

– Извините меня, пожалуйста, – сказала она, нежно улыбаясь слушателям. – Я неожиданно обнаружила старого друга.

Она поспешила ко мне, провожаемая удивленными взглядами.

– Что вы здесь делаете? – спросила она шепотом.

– Вам же требовался телохранитель, разве вы забыли?

– Значит, вы принимаете мое предложение? Но сюда вам незачем было приезжать. Шон не знает, что я здесь.

– Оставьте этот спектакль. Я вам нужен совсем не затем, чтобы охранять вас от кого бы то ни было. Мы оба прекрасно знаем, что вам надо было просто-напросто отвлечь меня от дела Смита.

Она нахмурила лоб и нервно оглянулась.

– Пойдемте, – сказала она и направилась к выходу из патио.

Я последовал за ней в сторону пляжа. Солнце уже зашло, постепенно темнело. Мы шли вдоль пляжа. Когда дом и толпа исчезли из виду, она повернулась ко мне и спросила:

– Что все это означает?

– Именно то, что я сказал. Зачем вам понадобилось, чтобы я бросил дело Смита?

– Я не понимаю, о чем вы говорите! И вообще, что это за дело?

– Дело Харриса Смита, – ответил я. – Пианиста, который, как считают, убил Лоудера. Но он этого не делал, и его жена хочет, чтобы я это доказал.

– А какое это имеет отношение ко мне?

– Вот это я и хотел бы выяснить. Вы сочинили историю о своем экс-супруге, чтобы помешать мне найти подлинного убийцу Стюарта Лоудера. Зачем?

– Это неправда! Зачем мне это надо?

Я посмотрел в ее глаза и сказал наудачу:

– Лоудер был донжуаном. Ваши отношения с ним выходили за пределы деловых.

Она выдержала мой взгляд и сжала губы.

– Это подлая ложь! У меня с Лоудером ничего не было. Кто вам сказал такую ерунду?

– Тот, кому это известно.

– Кто бы это ни был, он не может ничего знать. Потому что это неправда. Теперь можете уходить!

Я покачал головой.

– Нет, мне надо поговорить еще с несколькими людьми. Возможно, мне удастся выяснить, зачем вы прикрываете настоящего убийцу.

– Убирайтесь к черту! – закричала она. – Я не имею никакого отношения к убийству Лоудера! Я…

– Надеюсь, мы с вами поймем друг друга, – сказал я дружелюбно и решил избрать другую тактику. – Мне бы не хотелось ссориться с вами, миссис Вэнс. Я еще мальчиком смотрел все фильмы с вашим участием и даже некоторое время был в вас влюблен. Мне страшно подумать о том, чем вы рискуете, ввязываясь в уголовное преступление.

– Я же сказала вам, – ответила она устало, – что не имею ни малейшего понятия о том, кто убил Стю.

– Я говорю о другом убийстве. Убийство, которое случилось после того, как не удалась ваша попытка моего обольщения, и я не согласился тратить только на вас все свое время. Я говорю о бомбе, которая была заложена в мотор моей машины. Но вместо меня за рулем погиб сторож моего дома – безобидный, несчастный старик. Он взлетел на воздух, потому что меня не удалось устранить от дела другим способом.

Испуг, появившийся в ее взгляде, был совсем ненаигранным.

– Я… я… об этом… вообще ничего… клянусь вам!

– Но кто-то знает больше. Этот-то «кто-то» и велел вам заманить меня. Кто это? Назовите его имя, и я постараюсь избавить вас от печальных последствий.

Была минута, когда мне казалось, что сейчас она все скажет, но она все-таки овладела собой.

– Вы заблуждаетесь, и мне нечего вам больше сказать. – Она подняла голову, и глаза ее сверкали. – А если вы и дальше будете преследовать меня, я обращусь в полицию.

С этими словами она повернулась и пошла в сторону дома. Я выругался и побрел следом. Опускалась ночь, с каждой минутой становилось все темнее. Над патио загорелись гирлянды разноцветных лампочек. Шум, производимый компанией, достиг, казалось, наивысшей точки.

На краю бассейна я заметил человека, внешность которого была знакома не только мне, но и каждому, кто читает газеты и смотрит телевидение. Остро вырезанное лицо, высокая сухая фигура и неожиданно низкий звучный голос. На нем был застегнут широкий ковбойский пояс, на каждое бедро спускалась кобура с массивным шестизарядным кольтом. Вокруг теснилась толпа почитателей. Карл Даноу обращался с публикой с галантностью человека, привыкшего быть в центре внимания.

– …это меня и подкупило, – говорил он, когда я подошел. – Здесь дело не в куске хлеба. У меня есть десяток возможностей заработать больше. Но в «Небоскребе» я должен играть ковбоя, приезжающего в большой город в поисках своей юношеской любви. А я с детства мечтал стать ковбоем. Эту роль я сыграю по-настоящему. Я даже специально тренируюсь, чтобы молниеносно выхватывать револьвер. Вот, ребята, смотрите!

Он огляделся в поисках цели и увидел девушку, приготовившуюся прыгнуть в бассейн. Он улыбнулся улыбкой зловредного мальчишки. Выхватить револьвер, прицелиться и спустить курок – на все это ушло так мало времени, что глаз не успел различить отдельные фазы его движений. Только что пистолет лежал в кобуре – и вот уже раздался выстрел.

Девушка у бассейна подскочила с криком раненого животного. Восковая пуля попала ей чуть пониже спины. Карл разразился оглушительным хохотом, толпа вторила ему.

Когда девушка заметила у него в руке револьвер, то побледнела и стала испуганно ощупывать пораженное место.

– Не волнуйся, куколка, – закричал Даноу со смехом. – У тебя все на месте! Пуля была из воска!

– Ах ты, подлая собака! – взорвалась девушка. – Я уже много плохого слышала о тебе, Даноу, теперь вижу, что все это правда!

– Ну что за народ! Не понимает шуток! – проговорил Даноу.

Толпа продолжала улыбаться, но теперь менее уверенно. Из дома вышел Элли Оверман с довольно высокой шатенкой лет 25 с невзрачным лицом, но красивой фигурой.

– Карл, – пожаловался он, подходя. – Твоя жена отравляет мне жизнь!

Даноу посмотрел на жену с влюбленной улыбкой.

– Правда, Оливия? Ну и молодец! Продолжай защищать мои интересы! – Теперь он обращался к аудитории. – Оливия – лучше всех! Большинство жен в наши дни и знать не хотят, как обирают их мужей.

Оверман нахмурился.

– Ты всерьез думаешь. Карл, что я тебя обираю?

– Успокойся, Элли, – похлопал его по плечу Даноу. – Я не тебя имел ввиду.

Оливия Даноу сказала:

– Элли, я хочу, чтобы ты немного развил роль Карла. Ведь он, в конце концов, главная звезда ревю!

– Одна из звезд, – поправил Оверман. – Их две. Выражение лица Оливии стало жестким и упрямым.

– Мы все понимаем, что ты хочешь сделать для Ингрид. Но кассу наполняет не она, а Карл, и ты это прекрасно знаешь!

Оверман нервно оглядел присутствующих. Тех, кто должен дать деньги. В голосе его проскользнуло раздражение, но он пытался говорить весело и непринужденно:

– Тогда слушай, моя дорогая! Вы с Карлом читали текст пьесы перед тем, как подписать договор. С тех пор я не изменил ни слова.

– Я была против того, чтобы он подписывал, – раздраженно возразила Оливия. – Но Карл не послушался моего совета. Я думаю, что он еще пожалеет.

Оверман выдавил улыбку, обращенную к окружающим.

– Вот это темперамент! Настоящие люди театра! Мы все одинаковы – готовы в любой момент взорваться, как бомбы. Мы и обязаны быть такими, иначе у нас не хватило бы энергии создавать что-нибудь на сцене. И учтите, что настоящему актеру нельзя обращаться к психиатру. Он войдет к нему как сумасшедший, но гениальный артист, а выйдет как нормальный человек, но бездарность с точки зрения искусства.

Карл Даноу понял попытку Овермана сгладить острые углы. Он обнял Оливию за плечи.

– Дорогая, ты сердишься только потому, что я подписал контракт за твоей спиной и укатил в Европу. А тебе здесь пришлось заниматься скучной деловой прозой. Клянусь, любимая, в следующий раз мы поедем вместе. Честное слово!

– Почему же? – в запальчивости возразила она. – Тебе незачем брать меня с собой. Всегда найдется достаточно холуев, чтобы зашнуровывать твои ботинки и смеяться над твоими плоскими остротами!

Но Карл Даноу был упорен, в этом ему надо было отдать должное. Он ласково улыбнулся жене и заискивающе сказал:

– На что они человеку, который тоскует от любви?

Он снова притянул жену к себе. Ее твердость начала плавиться, как масло на горячем камне, а лицо приобрело беззащитное выражение. Но она выпрямилась, уперлась рукой в грудь мужа и оттолкнула его.

– Брось, – прошептала она. – Не надо играть на публике сцен, которые ты не в состоянии довести до конца наедине!

Она выскочила из круга любопытных и помчалась к морю. Карл Даноу был бледен. Оверман и другие делали вид, что ничего не поняли.

Я неторопливо пошел вслед за Оливией. Однако она исчезла. Вместо нее из моря появилась стройная женская фигура в черном купальнике. Мы остановились и при свете луны узнали друг друга. Мы с ней уже встречались и в телеателье, и в «Пинк Пэде». Это была жена Овермана – Рут.

– Видимо, судьба, – сказала она, улыбаясь. – Мы все время встречаемся. Должна же быть какая-то причина, вы не находите?

Она шла впереди, оставляя мокрые следы на песке.

– Причина есть. – У меня было такое чувство, что с Рут Оверман лучше всего говорить напрямик. – Я занимаюсь расследованием убийства Стюарта Лоудера.

– Действительно? – Она посмотрела на меня прямо-таки с хищным интересом. – Вы из полиции?

– Частный детектив.

– Тогда это еще интереснее… Но разве убийца не пойман?

– Пойман, да не тот.

– Поэтому вы и пришли сюда? Вы считаете, что убийца – кто-то из присутствующих? – Эта мысль привела ее в восторг.

– Я надеюсь, что вы поможете мне отыскать убийцу.

– Нет, вы серьезно? – Она бросила на меня взгляд: вызывающий и игривый одновременно. – Давайте попробуем, может быть, это будет забавно.

– Вы хорошо знали Лоудера?

– Очень хорошо.

– Знаете вы кого-нибудь, кто мешал бы ему или кому он мешал?

Она задумчиво сморщила губы.

– Гм… Над этим надо подумать… Я не уверена…

– Не уверены в чем? Надо ли это говорить?

Она улыбнулась, показав полукруг ровных зубов.

– Держу пари, что вы размышляете сейчас, как бы заставить меня разоткровенничаться. Попробуйте – вы ловкач. А я люблю ловких мужчин…

– Как Лоудер?

Она обхватила себя руками за мокрые плечи.

– Пойдемте, мне надо переодеться во что-нибудь сухое.

Я помедлил и оглянулся в направлении, в котором скрылась Оливия Даноу. Рут сказала раздраженно:

– Что вы стоите? Вы же хотели поговорить о Лоудере? Тогда пошли.

Мы направились не к дому, а в противоположную сторону. Выложенная каменными плитками дорожка привела нас к небольшому павильону. Войдя, Рут включила свет и посмотрела на меня взглядом фермера, приценивающегося на ярмарке к племенному бычку. Мне стало не по себе.

Середину помещения, в котором мы находились, занимал огромный круглый камин. Вдоль стен стояли две кожаные кушетки, в углу находился бар. На полу у камина были разбросаны большие кожаные подушки.

– Устраивайтесь поудобнее. – Она кивнула на бар. – Мне тоже налейте немного виски.

Я налил ей и себе. Она вышла в боковую дверь и закрыла ее за собой. Вскоре она вернулась. На ней было прекрасное, почти до пят, платье, застегнутое спереди на множество маленьких пуговок. На ногах – черные домашние туфли с помпонами.

– В полумраке лучше, – сказала она и выключила почти все лампы. – Почему бы вам не снять пиджак? Здесь не холодно. Нравится вам мое платье? Большинству мужчин нравится… Такая мягкая ткань… Потрогайте…

– Я хочу дать вам один совет, – сказал я. – Не надо переигрывать. Сдержанные женщины нравятся мне гораздо больше.

– Боже мой! Вы говорите точно так же, как Стю!

Я спросил осторожно:

– Я вам его напоминаю?

– Ах, знаете, его тоже интересовали только те женщины, до которых трудно добраться… Например, такой айсберг, как Оливия Даноу. Хотя он мог бы прекрасно проводить время и со мной! – Она нахмурилась. – Стойте! Мне показалось, что вы шли за Оливией?

– Значит, Лоудер за ней ухаживал?

– Назвать это ухаживанием нельзя, но попытки к сближению делал. – Рут захихикала. – Даже представить смешно, пытаться сблизиться с Оливией! Она настолько без ума от Карла, что других мужчин совершенно не замечает. Самое смешное, что Карл постоянно так накачивается героином, что ни на что не способен.