Текст книги "Хедин, враг мой (сборник)"

– Что ты с этим мертвяком делать собралась?

– Сейчас увидишь. Ты же брала с собой цепочку, Эйтери?

– Тебе нужна? Вот, держи. И чего теперь?

– Увидишь, – вновь пообещала Ниакрис.

На самом деле Эйтери ничего не увидела. Только услышала – короткий и резкий всхряск, с каким клинок дочери некроманта рассёк бродячему скелету позвоночный столб. Череп скатился с плеч, и Ниакрис ловко подхватила его свободной левой рукой. За второй меч она даже не взялась.

Обросший мхом костяк пошатнулся, слепо зашарил перед собой руками; Ниакрис пнула его в рёбра, безголовый костяк отбросило, он с глухим костяным стуком ударился о валун. Свистнула цепь, обматываясь вокруг покрытых чёрной осклизлой массой рёбер; скелет задёргался, но звенья держали крепко.

Ниакрис быстро закрепила цепочку на другой стороне валуна.

– Не выберется…

– И зачем это? – осведомилась гнома.

– Мне нужна голова. – Дочь некроманта подкинула и поймала череп, злобно щёлкнувший челюстями. – Тих-хо, ты! А то последние зубья вышибу!

Череп послушно стих. В глубине глазниц тускло мерцало зеленоватое пламя, магический огонь, «жизнь» подъятого из могилы.

– Так-то оно лучше. Идём дальше, Эйтери.

Они пошли – впереди Ниакрис, в правой руке изогнутый меч, или скорее короткая лёгкая сабля, в левой – притихший и присмиревший череп. Следом торопилась Эйтери, неодобрительно косившаяся на добычу своей пациентки.

Здесь коридоры мало чем отличались от самых старых и заброшенных гномьих. Разве что стены вырублены более грубо, крепежом служат поставленные стоймя каменные блоки. Если дочь некроманта и интересовало, кто именно, зачем и почему проложил эти переходы, она это никак не выказывала.

По мере того как они спускались, зеленоватое пламя в глазницах черепа мало-помалу всё разгоралось и разгоралось. Нижняя челюсть стала подёргиваться, словно ему не терпелось что-то выпалить, однако он никак не решался.

– Что-то… – остановилась, нахмурилась гнома, – что-то здесь не так. Не зря ты, девонька, меня сюда привела…

– Уж можешь мне поверить, – с неожиданной сухостью бросила Ниакрис.

– Да верю, верю, – проворчала целительница. – Но не могу понять… погоди, дай раскину кой-чего…

– Времени нет, Эйтери.

– Почему? Сколько времени оно здесь сидело, и ничего. Немного ещё подождёт.

– Нет, – покачала головой дочь некроманта. – Оно… ожило. Задвигалось. Не знаю, что оно такое, но больше уже не мёртвое.

– Оно будит мертвяков?

– Нет. Но поддерживает их, это уж точно. Компонент некромантии там точно есть. Нутром чую.

Час проходил за часом. Гномы обожают плотно подзакусить и выпить, но, если надо, способны шагать сутки напролёт без сна, отдыха, еды или питья. Эйтери и Ниакрис шагали. Целительница со всё большим и большим беспокойством посматривала на девушку – ту словно бы гнало вперёд целое облако демонов.

– Ниа… Что там? Я теряюсь, – наконец не выдержала она.

– «Зло», как сказали бы барды. – Ниакрис не повернула головы. – Или, как они ещё любят добавлять, «вековечное». Которое, сама понимаешь, «пробудилось». Хотя думаю я, что никакое это не «вековечное зло», а какие-то заклятья, чья-то магия. Кто-то очень умный или хитрый, а скорее всего, и то, и другое вместе, спустился сюда… и что-то оставил.

– Человек? Гном? Дракон? Орк? Мертвяк? Гоблин?

– Понятия не имею. Погоди, дай приблизиться, тогда вот эта черепушка нам, надеюсь, поможет…

…В конце концов они добрались до тупика. Вернее, не совсем тупика – дальше вела узкая-узкая щель, сквозь которую не протиснулась бы даже Ниакрис при всей её ловкости. Эйтери, постояв несколько мгновений подле щели, без тени сомнений заявила, что «ход дальше идёт», и Ниакрис кивнула, соглашаясь.

– Ничего, и тут сумеем. – Она установила череп на первом попавшемся камне, так, чтобы заполненные зелёным пламенем глазницы смотрели теперь прямо на щель.

– Что теперь, Ниа?

– Посмотрим, действительно ли я дочь некроманта.

Ниакрис быстро чертила перед щелью какую-то странную фигуру, стремительными росчерками ставила руны. Эйтери хмурилась всё больше и больше.

– Вот такого у нас точно не потерпели б!

– На Пике Судеб знают высшую некромантию?

– Не высшую некромантию. А руны. Злобные руны у тебя, девонька, жуткие… жутью от них несёт, один раз взглянешь – не поднимешься…

– Руны, они да, – отрывисто бросила Ниакрис. – Знак Разрушения, он, знаешь, тоже не из приятных.

Знаки, как и положено, медленно наливались огнём. Бледно-голубой, он тёк по росчеркам сложной фигуры, и чем ближе к середине, где Ниакрис изобразила нечто донельзя сложное, со спиралями и хордами, тем больше становилось в этом огне тёмно-багрового. Центральная спираль казалась заполненной кровью.

Разумеется, эликсиры ночного зрения делали всё почти бесцветным, но догадаться всё равно труда не составляло.

Череп на камне начал подпрыгивать. Зелёный огонь тёк из глазниц по костям скул, языки пламени вздымались всё выше.

– Сопрягается… – проговорила Ниакрис, как зачарованная, наблюдая за танцем зелёного, голубого и алого. Взгляд её то и дело падал на череп, словно она что-то могла уловить в пляшущей над ним зеленовато-огненной короне.

Где-то глубоко-глубоко под толщами камня, за узкой-преузкой щелью, за неведомыми ходами и пустотами, – что-то дрогнуло, шевельнулось, словно пещерный зверь.

– Что с чем сопрягается?! – не выдержала Эйтери.

– Заложенное… с некромантией… мёртвые… отзываются… – Ниакрис словно впала в транс.

– Какие мёртвые?! На что отзываются?

У Ниакрис перед глазами вновь стояло случившееся на Утонувшем Крабе, и явление Спасителя, и подъятие Им мертвецов. Там, внизу, крылось нечто донельзя сложное, магическое, сокрытое до времён и вот сейчас пришедшее в движение. Неотданная, нерастраченная сила мёртвых, сила, унесённая ими в давно сгнившие гроба, соединялась с чем-то новым, привнесённым извне.

И всё это вместе, сопряжённое изощрённейшими чарами, напоминало Ниакрис её собственный Знак Разрушения, только неимоверно растянутый во времени.

Знак Разрушения. Медленный. С такой скоростью движутся горы и высыхают моря… А уж масштаб его невольно вгонял дочь некроманта в трепет. Сопряжённые чары доносили отзвуки такой титанической мощи, что, не будь она столь замедленной, – просто прожгла бы саму ткань мира. Никакая материя не удержала бы такую силищу. А так…

А так, с замиранием сердца поняла Ниакрис, она её просто вскроет. Разымет сущее, подобно ланцету лекаря.

Она бы вглядывалась ещё и ещё, но тут Эйтери резко рванула её за локоть – как раз вовремя.

Тьма в узкой щели оживала, светилась десятками парных зелёных огоньков – чьих-то буркал.

Накатила волна зловония. Яростно защёлкал челюстью череп.

Зелёные глаза замерли на мгновение, пристально вглядываясь в Ниакрис с Эйтери, а потом… стали исчезать. Просто гаснуть, пара за парой.

– Скорее! – сорвалась с места дочь некроманта, одной рукой подхватывая череп, на котором медленно угасало зелёное пламя, а другой волоча за собой гному. – Они поняли! Пошли в обход! Хотят отрезать!..

Разумеется, она не ошиблась.

По множеству миров Упорядоченного разбросаны самые разные артефакты, мёртвые вещи, предметы, наделённые в той или иной степени способностью усваивать, направлять свободнотекущую силу. Множество колдунов, чародеев, волшебников, заклинателей испокон веку охотились за ними, придавая им огромное, колоссальное значение, видя в них обеспечение собственного бессмертия, всесилия, всевластия.

Мёртвые вещи обманывали, обманывали всегда. Но зато из-за них щедро лилась кровь, обильно смазывая оси и шестерёнки незримых мельниц богов, о коих столь пространно рассуждали и рассуждают древние авторы.

Но мало кто знает, откуда именно пошло громадное большинство этих самых «артефактов». Нет, нет, легенды полны детальнейшими описаниями их происхождения, вроде «создан богами на заре времён», «вышел из горна титанов, когда мир был юн» и так далее. Мало кто задумывается, откуда именно эти боги, титаны и прочие обрели знания, необходимые для сотворения подобных воплощённых чудес.

Копьё Старого Хрофта, молот его старшего сына…

Кто вложил им это в руки? Откуда пришло священное знание? Само по себе?

Империя там, где её Император.

Я охраняю Мельин.

Мельин, и не только, – я охраняю теперь и Эвиал. Два мира, странным образом соединённых, сшитых некогда незримыми нитями, теперь сделались единым целым.

Я ещё не привык к этому.

Странно, да? К тому, что я погиб, пал в бою, сделался призраком, – привык и принял почти сразу. В конце концов, такова участь воина – сражаться и отдать жизнь на поле брани, а не под тяжкими и душными одеялами.

Привык и к тому, что обретаю тело в присутствии Ракота Восставшего. Моего Учителя.

Не знаю, как он сделал это, как разорвал вековечное проклятие, тяготеющее над нами, смертными. Однако он это сделал.

Ему очень недолго выпало учить меня. К сожалению. В тех областях, где я теперь, познания в высокой и высшей магии оказались бы нелишними.

Нет, было славно вновь оказаться с ним в новом мире. Эвильин. Мевиал. Не важно как. Было славно вновь ступать по земной тверди.

Правда, отныне уже не Императором.

Ни к чему смущать моих добрых подданных. Они должны присягнуть моему сыну.

– Ну. – Повелитель Ракот хлопнул меня по плечу. Он вообще не признавал никаких куртуазностей, мой Учитель. – У тебя времени немного, но оно есть. Иди. Красавица ждёт. Даже две красавицы, если я ничего не путаю.

Он не может уйти далеко, мой Учитель. Он полагал, что лишь вдали от тварной плоти миров, в обители его названого брата, великого бога Хедина Познавшего Тьму, способен я обрести подобие плоти. Он скорбел по мне. Скорбел, что даже собственной жене я могу являться лишь во снах.

А потом что-то изменилось.

У него совершенно не было времени, у Ракота Восставшего. Краткий, исчезающе краткий миг, когда он спустился со мною в Мельин. Я никак не могу приучить себя дать этому новому, слившемуся миру, новое же и имя.

Я увидел их.

Дворцовый сад Мельина, имперской столицы. Немногие Вольные, оставшиеся, несмотря ни на что, при моей Сеамни. Женщина на зелёной траве – чародейка Сежес. Она держит данное мне слово, хорошо. А над колыбелью, вынесенной из безопасного, но затхлого покоя – она.

Сеамни Оэктаканн, Видящая Народа Дану.

Моя вдова.

Нет, не вдова. Моя жена!

Потому что вот он я, тут, рядом. И моя левая рука полностью здорова, с неё не капает кровь, как в былые времена, когда её оковывала плоть зачарованной латной перчатки, белой, словно свежие кости.

Я старался предупредить её во снах, что появлюсь. Что бытие моё не окончено и что я даже не всегда буду представать перед нею бестелесным. Но всё равно.

Вольные заметили нас вовремя – впрочем, мы с Учителем и не скрывались. Мы появились, словно из ниоткуда, на гребне окружавшей сад стены, и караульные никак не могли этого предвидеть. Тем не менее с места они сорвались мгновенно. Зашипели парные клинки, рассекая воздух.

– Тих-хо! – гаркнул мой Учитель, делая шаг им навстречу и вскидывая Чёрный Меч. – Рвение похвально, но неужели вы не узнали своего повелителя?!

Я откинул капюшон.

Сежес вскинула глаза – да так и села, обмерев и прижимая обе ладони ко рту, словно чтобы не вырвался крик. Кер-Тинор, стоявший, как и положено, возле своей повелительницы, сделал единственное, что обязан был сделать, – обнажил мечи и закрыл Сеамни собой.

– Экий переполох-то, – ухмыльнулся Ракот. Его, похоже, всё происходящее забавляло.

Я смотрел на Сеамни, глаза мои видели всё – и ничего. Кроме неё.

Она не упала на колени, не зарыдала, не испугалась. Просто сделала шаг навстречу и протянула руки.

– Торопись, – сказал Ракот, и в голосе его не было обычной усмешки.

Его сила била сейчас фонтаном, он не скрывал её, не прятал, и Вольные один за другим склонялись перед ним.

– То, что вы видите перед собой, – объявил мой Учитель, глядя поверх голов, – не чудо, не фокус и не обман. Я Ракот, Ракот Восставший, и вы наверняка слышали обо мне всякие страшные сказки.

Ошибиться было невозможно. Вольные чувствительны к Силе. Их не обманешь.

– Ваш повелитель пал, но мне удалось остановить его дух на самой грани серых пределов. Только здесь, только со мной он облекается плотью. Увы, не в моей власти обернуть смерть вспять. Но… сейчас он здесь. На время. Вы, все! – возвысил он голос. – Дайте им побыть вдвоём.

Кер-Тинор и Вольные исчезли, как растворились.

Сежес упала на колени.

– Повелитель… – Она плакала. – Повелитель, я…

– Мне ведомо, что ты помогаешь императрице во всём, – сказал я, коснувшись её плеча. – Ты с честью прошла испытания. Но…

– Но за нами охотятся! – перебила меня чародейка. – Повелитель, я знаю, что… что великий бог Ракот – да запомню я каждый миг, что созерцала его, – дал вам этот облик на краткое время… но не могу не сказать!

И она поведала мне о странном белом призраке – или облаке, пытавшемся атаковать их и Сеамни с младенцем[2]2
  «Ввалившееся через порог облако ослепительно-белого, сияющего света натолкнулось на мгновенно выставленную Сежес защиту. Ещё миг спустя белое пересекли крест-накрест чёрные молнии – клинки Кер-Тинора, капитана Вольных, верной стражи Императора, продолжавшей выполнять свою клятву – служить его сыну.
  Облако света этого словно и не заметило. Бесформенное, оно надвигалось и надвигалось, и Сежес застонала, выставив уже обе руки, точно пытаясь удержать наваливающуюся на неё необоримую тяжесть. Голубое сияние её завесы разлетелось во прах».


[Закрыть].

Сама Сеамни лишь молча стояла с дитём на руках и смотрела на меня, чуть склонив голову. Стояла, не выказывая нетерпения или, паче того, гнева.

– Прости, повелитель! – наконец спохватилась она. И кинулась прочь, подбирая полы длинного одеяния придворной чародейки.

Я заметил, что ни цветов Радуги, ни даже герба своего ордена она уже не носит.

А потом мы с Сеамни шагнули друг к другу.

* * *

– Я знала.

– Нет.

– Знала, да…

– Тогда б не плакала.

– Я всё равно плачу. Даже сейчас. Потому что ты уйдёшь.

– Но теперь ты знаешь, где я и что со мной. Что я с Учителем, – тут, надо сказать, я слегка покривил душой. – Что, когда он сможет, мы будем приходить к тебе. Хоть и ненадолго, но сможем.

Мы сидели рядом. Малыш лежал у меня на руках – всё-таки наперекор всему я подержу его. Тёплый и сопит, когда спит.

– Всё равно… – Она слабо улыбалась, прижимаясь к моему плечу. – Это… не знаю. Возьми меня с собой, Гвин! Возьми нас, пожалуйста!

Я вздохнул.

– Мы сделаем это. Как только трон Империи будет в надёжных руках нашего сына.

Она задрожала, поникла.

– Прости, – я знал, каково ей сейчас. – Но Дану в отличие от людей могут ждать. Оставить же Империю в хаосе, на волю случая…

– Я знаю, – повторила она, хотя голос дрогнул от слёз. – Но так тяжко… здесь одной…

– Этот подвиг, что требует от тебя Империя, моя императрица. И не бойся – я пройду по следу этой белой твари.

– Опять? – слабо улыбнулась она. – Белая тень… как в прошлый раз?

– Уверен, что нет, – сказал я, хотя, конечно, ни в чём уверен быть не мог. – Скорее всего, какой-нибудь недобитый чародей Радуги. Или всебесцветного Нерга. Я доберусь до него, обязательно доберусь. Даже не сомневайся.

Она тихонько вздохнула и прижалась к моему плечу. Руки её постоянно скользили мне по груди, по спине, касались локтей, ладоней, предплечий, словно она торопилась вобрать всё до конца, чтобы дар Учителя Ракота не «пропал понапрасну», как, наверное, она могла бы думать.

– Ты ведь ещё придёшь? Придёшь, правда? Пока… пока я не ушла к тебе?

– Конечно, – сказал я без тени сомнения. – Повелитель Ракот очень, очень занят, но… как видишь, он нашёл для меня мгновение.

* * *

Да, это было лишь мгновение, и Учитель не мог задерживаться долго. Сеамни держалась. Она стояла, бледная, но спокойная, а когда Ракот, кашлянув, слегка махнул рукой, даже улыбнулась.

– Я такая счастливая, – вдруг шепнула она мне на ухо, обнимая. – Ты вернулся. Ты есть. Мы будем вместе. Чего ещё надо влюблённой Дану?

Я склонился над сыном. Он не спал, смотрел на меня – спокойно, с интересом, и в глазёнках было что-то, впервые заставившее меня ощутить… резкую, режущую боль в сердце. Там ничего не могло болеть, да и сердца-то, наверное, не было, а тело целиком сотворено было магией Учителя – однако оно всё равно заболело.

Сеамни придёт ко мне, знал я. Она не остановится ни перед чем. Но ты, малыш… Тебе править на истерзанной земле моей Империи, и править хорошо.

Значит, я должен возвращаться. Как дух, как призрак, как-то ещё – неважно. Но я должен. Дверь не захлопнулась, она лишь призакрылась.

– Пора, – уже вслух сказал Учитель.

– Пора, – повторил я, тщетно пытаясь заглушить резь в груди.

– Приходи, – шепнула Сеамни.

И мы исчезли.

* * *

Учитель оставил меня сразу же, едва закончилось моё свидание с женой, и был он при этом непривычно сдержан, словно в глубоких, неведомых мне раздумьях.

– Ты знаешь, что делать?

– Да, Учитель. Я пройду по следу этой твари. Я успокоил Тайде, но…

– Я слышал, – проворчал Ракот. – Это не ренегат-чародей, не какая-то отрыжка Радуги или даже Серой Лиги. Кто-то нацеленно бьёт по твоему наследию, кому-то обязательно надо обратить твою Империю в прах. Особенно сейчас, когда два мира слились и неизбежны… столкновения.

– Я пройду по следу, – повторил я. В конце концов, быть призраком имеет порой свои преимущества, особенно в таких делах.

– Поспеши, – отрывисто бросил он. – Я не смогу тебе помочь, у меня…

– Не надо, повелитель, я справлюсь.

– Не сомневаюсь, – мрачно сказал Учитель. – Просто знай – те, кто против нас, имеют множество слуг и множество обличий. Не удивлюсь, если ты столкнёшься с теми, кто нам известен как Дальние.

Я склонил голову. Мне не хотелось спорить с Учителем и указывать ему на его ошибку. В конце концов, он был всего лишь богом, и я знал наверняка, что никакими Дальними тут и не пахнет.

Тот, кто умер в Мельине, знает лучше. След твари остался на земле, в воздухе, в корнях травы. Ошибаются те, кто думает, что духи, магические существа, могут «подобраться внезапно» или «исчезнуть неведомо куда». Дорожка всё равно остаётся, и она видна тому, кто знает, как именно её увидеть.

Я знал. Это пришло само, точно так же, как приходит к нам дыхание.

Призрак, созданный магией, явился издалека, словно и та белая тень, что похитила в своё время Тайде. Учитель прав – его послали прикончить Сеамни и моего сына, что окончательно погрузило бы Империю в хаос.

Да, это само собой наводило на мысль о мести последних из Радуги… но сотворить подобное им не под силу было даже в лучшие времена. Скорее, они уж могли получить помощь кого-то очень могущественного или прибиться к нему как слуги. И хозяин, быть может, довольный новыми лакеями, мог кинуть им кость.

Если, конечно, уничтожить Империю и в самом деле их цель.

Но какая ещё? Можно гадать сколь угодно, надо просто выловить это… создание.

Именно создание. И именно выловить. Потому что, желай неведомые мне чародеи просто уничтожить Сеамни и всех приближённых, призраку довольно было бы принести с собой достаточно свободной силы, чтобы попросту сгореть на пороге, воспламенив всё вокруг себя.

Нет, его отправили сделать что-то ещё… особое, совсем особое. И, судя по всему, конструкт этот был достаточно ценен – его попытались вернуть, не дали расточиться и исчезнуть.

След его вёл на запад от Мельина. Туда, где лежал затянувшийся, закрывшийся шрам былого Разлома.

Позади оставались огромные расстояния, и я видел – Империя медленно оживает. Она получила тяжкий, но всё-таки не смертельный удар.

А там, где раньше был Разлом, начинались уже совершенно новые земли. Я чувствовал, что два слившихся мира слились не просто так, когда к одному словно пришита суровой нитью часть другого. Здесь как будто открылись иные пути, сквозь то, что Учитель звал Межреальностью, остались прокладки, прожилки, тонкие слои… и они делали новый мир совершенно не похожим на оба старых.

Даже светила, похоже, слились как-то по-особому. Во всяком случае, за Разломом я увидел бескрайние барханы жёлтых песков.

След призрака уходил именно туда.

Не потребовалось много времени, чтобы достичь сердца пустыни. Кто знает, как долго она останется таковой, всё-таки северный континент Мельина никогда не отличался испепеляющей жарой. Однако над головой – чувствовал я – царило чужое солнце, а среди воздушных струй тянулись незримые для простых смертных нити Межреальности.

Быть может, старое естество Мельина поборет вбитый в него песчаный клин. С запада, востока и юга придут полные влагой облака, прольются дождями, упрямые деревья отдадут ветрам легионы безмолвных семян, что лягут в мёртвые барханы, и пустыня мало-помалу оживёт; а может, напротив, безжалостный напор чужого солнца возьмёт верх, и жадные пески поползут во все стороны, поглощая поля, леса и реки Империи…

Я не могу этого допустить.

Но пока моё дело здесь совсем иное.

Сердце пустыни, древний могильник. Он скромен, затерян в песках, засыпавших до середины сложенные из лимонно-жёлтого песчаника стены. Давно рухнули колонны, статуи уродливых тварей лишь угадываются под языками барханов.

Чёрный зев входа – его явно расчищали и поддерживали в порядке.

Там была жизнь, я чувствовал это. Глубоко под землёй, очень глубоко. Я ощущал каверны, пустоты, рукотворные и нет, проложенные и смертными, и подземными водами, и вообще нечеловеческими руками, руками рас, что были здесь до человека; и там, на дне, продолжалась напряжённая работа.

Я не мог щёлкнуть бесплотными пальцами, чтобы пески пустыни расступились бы передо мной. Я бестелесен, но земная твердь имеет надо мной власть. Я незрим, но маги, колдуны и шаманы посредством чар способны меня увидеть.

Что ж, посмотрим, что там.

В сказках призраки спокойно плавают сквозь стены; не знаю, как им это удаётся, потому что моё новое естество, моя магическая суть словно бы привязана к человеческой памяти, к привычкам прежней жизни – и оттого я всегда иду только через вход. Учитель усмехался и говорил, что всё со временем образуется, в том числе и такое столь полезное для призраков умение, когда нужно, проходить сквозь преграду; но пока мне до этого далеко.

Чёрный зев могильника прямо-таки смердел магией. Миазмы поднимались, словно из выгребной ямы.

Я поплыл ко входу.

Это очень странное ощущение, потому что собираешься «идти», а вместо этого словно бы плывёшь или просто перемещаешься в пространстве, невесомый и словно бы летящий.

Внутри хода царила чернильная темнота. Никаких тебе факелов, и сам ход казался грубо, наскоро пробитым в камне. Торопливая неровная кладка горловины, идущая сквозь слой песка, и дальше низкий наклонный ход, узкая щель, словно здесь поработали грабители могил, пробивавшиеся к потайной гробнице.

Ход петляет. Я понимаю, почему – обходит несокрушимый подземный монолит, скалу, какую не возьмёт даже гномья кирка, даже буры и алхимический огонь. Скала эта тоже не цельная, внутри её я ощущаю некую давным-давно запечатанную пустоту, но сейчас она меня не занимает, она не тронута.

Словно прогрызенный червём, ход ныряет под чёрную скалу. И я останавливаюсь, потому что ощущаю впереди жизнь.

Там люди. Впрочем, может, и не совсем люди. Или совсем не люди. Я слышу приглушённые голоса, но язык мне незнаком. Звуки частью хриплы, частью гортанны.

Пульсирует толчками, словно сердце, магия.

Я висел в абсолютной темноте. Позади осталось столько извивов и поворотов, что свет с поверхности давно исчез.

Не было его и впереди, создания, обосновавшиеся здесь, вполне без него обходились. Счастье, что и я теперь не слишком нуждался в свете, чтобы разглядеть окружающее – или каким ещё образом его воспринимают призраки?

Впрочем, неважно. Белая тварь – ими посланный конструкт вернулся сюда.

Прежний Император приказал бы перебить всех, кто тут окажется, не разбирая. Я же замер, не столько «всматриваясь и вслушиваясь», сколько пытаясь новообретённым чутьём на магию понять, что же происходит.

Нити силы тянулись сквозь толщу земли вниз, в невообразимые её глубины. Какие-то заклятия творились сейчас прямо передо мной, творились и уходили – к самому сердцу мира.

Это было болезненно и неприятно – словно игла лекаря касается полусгнившего зуба. Потому что там, в самой глуби, я смутно угадывал что-то ещё, дремлющую силу поистине невообразимой мощи.

Разрушительной мощи.

И с нею сейчас что-то творили собравшиеся здесь.

Изменяли? Что-то добавляли? Настраивали тонкие контуры управляющих чар? Я не силён в формальной магии, но сейчас казалось, что дело обстоит именно так, – тонкие нити сплетались и расплетались вокруг сжавшихся молчаливых ядер, несущих в себе смертоносный заряд.

Они должны были что-то сделать с нашим миром, но что – я понять не успел.

Голоса вдруг умолкли. Пространство вокруг меня сгущалось, сжималось, сдавливало, лишая порыва и движения – неужто заметили?! Но как? Нет, невозможно!..

Всё это слилось в один яростный, растянувшийся, казалось, до бесконечности миг.

Я ударил, уже понимая, что попал в ловушку. Что охота велась на меня нынешнего, и именно на меня. Что кому-то не терпелось насолить Учителю. Не терпелось лишить наш мир моей защиты.

Тьма давила, давила, давила.

Но и я изменился – и не поддавался ей.

Я не могу оставить мой мир! Не могу!.. Что будет здесь без меня? Кому сдерживать волны безумной магии?! Кому помогать срастаться корням двух миров? Кому хранить Империю? А Сеамни… малыш…

Но тут страх внезапно и резко овладел мной – мной, которому, казалось бы, уже нечего бояться. Страх, а за ним пришла боль.

Казалось бы, призраки не могут чувствовать боли за неимением тела. Однако многие некроманты утверждали иное, и оказалось – они таки правы.

Боль взорвалась вокруг меня и во мне, а вместе с ней взорвалась и моя всё ещё человеческая ярость.

Я не могу метать молнии, насылать снежные бури, швыряться огненными шарами. Но зато, будучи призраком, могу забирать себе чужие жизни.

Это тоже приходит само. Как дыхание, как утоление жажды.

И нужно всегда помнить, что ты такое, чтобы не сорваться… в неумеренное питие.

Я давил, я сопротивлялся и успел дотянуться до двоих. Всего лишь до двоих, однако они стоили множества.

Не люди. Один – я прочёл во вспышке сливающегося с моим сознания слово «дуотт», и причудливый вид человекоподобного существа с чешуёй вместо кожи, жёлтыми глазами, обрамлёнными бахромой мелких щупалец; другой – и того страннее, с пятью конечностями, что наподобие морской звезды или странных воздушных корней поддерживали продолговатое туловище.

Откуда здесь эти страшилища? Для чего?..

Неважно. Пространство закрывалось, но я ещё мог отнимать.

И я потянул на себя их жизни, холодные, полные яда, страха, ненависти.

Вбирал в себя и жёг.

Жёг до тех пор, пока пространство не схлопнулось окончательно и тихий голос с характерным змеиным шипением не проговорил мне в ухо:

– Наконец-то ты наш…

Но и двое чужаков лежали замертво.

Всё погасло.