Текст книги "Ловкач. Том 1"

Стоп.

Что-то ещё там было. Я не помню, что, но знаю – было. Что-то металлическое, чуть более тяжёлое, чем этот футляр, с характерной гранью. И оно исчезло, пока я был без сознания.

Все-таки гостеприимные хозяева меня обыскивали.

То ли изъяли эту штуку, то ли проверяют, хватится ли «объект». И отмычки оставили, скорее всего, как приманку; это ведь приглашение к ошибке, к действию.

Меня опять проверяют, может, хотят узнать, нарушу ли я правила.

Да пусть хотят что угодно! И к демонам осторожность, пусть слышат!.. Придётся и разбивать, и ломать.

Оставаться я здесь не собираюсь. Потому просто подошел к столу, смел с него все, что было, и проломил окно вместе с решеткой.

М-да… в удар пришлось вложить последние крохи энергии, остатки моей былой силы… Но, наверное, мне бы всё равно не удалось, если б вдруг не помогло кольцо. Подбросило ту самую соломинку, что и сломала спину верблюду.

Зато теперь в стене зиял целый проход.

Глава 3. Трущобы и тень

Я сбежал. По обломкам кирпичей, подвижным под ногами, быстро спустился на улицу. Не высоко – второй этаж; дом назывался «Окружным судом» (это мне услужливо подсказала память Ловкача). Астрал – или то, что от него во мне осталось – послушно впустил меня в город.

Ночь, горят газовые фонари и на мокром булыжнике отражается их бледный призрачный свет. Я огляделся – никого. Глухой час, когда спит даже стража.

Уноси ноги, Ловкач.

Я заметил, что называю себя именно так – прозвищем своего носителя, с которым, надо понимать, случилось что-то не сильно хорошее. И ещё я понял, удивительно холодно и отстранённо, как рядовой факт, что не помню собственного имени. И не знаю, как на самом деле звали бывшего обладателя этого тела.

Другой бы запаниковал, задёргался в такой пустоте, но только не я. Маг Астрала, мастер творения призрачных сущностей любое обстоятельство использует к своей выгоде. Моё прошлое отрезано, значит, надо мной не довлеют старые привычки, предубеждения и прочее. Начинаем с чистого листа – это будет даже интересно.

И сейчас я позволил ногам Ловкача нести меня, куда они сами решат. Понимал, что тело поведет меня в место, которое оно само будет считать безопасным. Туда мне и надо – настроиться, принять здешний Астрал и, наконец, разобраться, что происходит. Перво-наперво я должен найти ЕГО.

Узел.

То, ради чего я и оказался здесь. Вернее, одно из.

Блестели рельсы, убегавшие в сгустившийся мрак, и я пустился рысью – всё-таки остатки моей магии многое смогли, в частности – полностью залечить плечо и ногу.

Я знал, что улица эта именовалась Литейным проспектом и вела, в общем, куда мне нужно. Я поднял воротник пальто повыше и ускорил шаг. Сейчас я почти ничем не отличаюсь от простого смертного, и это хорошо – буде кто попытается меня выследить через Астрал, его ждёт разочарование. Таинственный маг, взламывающий стены, исчез, просто растворился в ночи.

Я сейчас жадно втягивал, вбирал в себя, так скажем, аромат здешнего Астрала. Астрал – он повсюду, и везде являет себя по-разному. Маг, владеющий его секретами, часто оказывается слеп к малейшим, легчайшим колебаниям – сила имеет обратную сторону. Но сейчас я шёл, лёгок и свободен, и дышал полной грудью, пусть даже и сырым ночным воздухом, полным миазмов. Шёл и слушал, слушал и искал.

Чтобы слушать, надо молчать, а мастер Астрала слишком привык всё время говорить.

Я не был лишён сил – я обретал новые.

Сейчас я шагал, совершенно не думая, ноги сами вели в нужную сторону. Я чувствовал, как тело, которому я пока не принадлежал, вспоминает маршрут – и позволяет мне идти вместе с собой, словно пассажиру в повозке.

Мы миновали широкий проспект – «Невский», подсказала чужая память. Ветер Астрала, неощутимый прочими, едва коснулся моих щёк; где-то в этом городе, не так далеко, вполне можно дошагать, прятался узел. Я отчетливо чувствовал его.

Совсем небольшой, наверное, ещё очень молодой, не успевший далеко распространиться. Где-то на окраине этого города, в бедных кварталах, там, где в нищих халупах и домишках часто гостят нужда с горем.

Узел. Или – судя по размерам – пока только его проекция – астральный фантом, который не нашёл себе плоти, но уже заявляет о себе. Я не мог сказать точно. Но Лигуор уже посылал сигналы. Что-то здесь явно начиналось.

Лигуор. Имя, прозвание, определение чего-то великого, неописуемого, необъятного. Космического, протянувшегося от края и до края сущего. Я был с ним. Я… был… его… воином?.. Воином, да. Но сейчас я помнил только лишь самые общие основы, ничего конкретного. Есть Лигуор. Есть Астрал. О нём я помню больше, он мой рабочий инструмент, так сказать. Но в памяти очень многое стёрто, исчезло, улетучилось. И я должен верить, что так надо – для вящей славы Лигуора и исполнения нашего долга.

Лигуору нужно отчаяние, нужна беда, чтобы прийти и пообещать утешение. Не словами проповедников, не поучениями, да и вовсе не словами. Но – ощущениями, смутными надеждами. Узел начнёт разрастаться, и всё больше и больше местных станут… сомневаться.

А потом придём мы.

Что ж, таков закон вещей. Что-то зарождается, растёт, расцветает, а потом наступает его время – и является Лигуор. Необходимая часть великого цикла, так, во всяком случае, я себе всегда говорил.

И не сомневался.

Время шло, вокруг меня текла ночь, проспект обернулся улицей, поднялись высокие и не слишком ухоженные доходные дома, и Ловкач подсказал мне – пора сворачивать.

Сенная площадь. Здесь, между ней и рекой Фонтанкой, лежит рынок. А возле него, ближе к набережной – знаменитая Вяземская лавра, район, где уже давно укоренился самый лихой народ. Углубил и без того глубокие подвалы, соединил их, где надо, устроил выходы в подземные коллекторы – и получился настоящий лабиринт, точнее, настоящая крепость, которую можно пройти насквозь, ни разу не показываясь на улицах города.

Именно туда ноги и несли Ловкача, по одному ему известному адресу. И я следовал этим путём, в этом сейчас и состояла моя цель – оторваться от погони, запутать им следы. А потом, когда всё более-менее успокоится, выйти в Астрал. Отчего-то я не сомневался, что тогда прояснится многое, если не всё. Сейчас я просто использую своего реципиента, и – уверен – именно таков и был план. Всё, что сейчас происходит – наверняка часть моего собственного плана.

…Я свернул в узкий проход, заваленный мусором. Впереди – трёхэтажные краснокирпичные флигели, стоят телеги, и, в отличие от всего остального города, тонущего во тьме – в окнах то тут, то там горит свеча.

Вот и нужная дверь. Стучу три раза, потом два и ещё три. Тишина, а потом дверь отворяется.

…Кто видел одно злачное место, видел их все. Тут темно, воняет чем-то кислым, и из темноты на тебя пялятся настороженные взгляды.

Это был не «Малинник», главный и самый знаменитый здешний трактир, а какая-то частная «чайная», только для совсем уж своих. Ночь уже должна была катиться к утру, но здесь этого будто не знали – горели свечи, а за несколькими грязноватыми столами шла азартная карточная игра. Публика… ну, чего ждать от посетителей подобных заведений? Всё предсказуемо – мрачные бородатые мужики, хлыщеватые молодые люди с претензией на элегантность, развязные девки, зарабатывающие тяжким трудом свою копеечку…

За стойкой, где пыхтел двухведёрный самовар, возвышалась монументального вида матрона, настоящая бордель-маман, бандерша, короче – явно главенствующая тут тётка неопределённого возраста, а рядом с ней – пара молодцов, косая сажень в плечах, двое из ларца – одинаковы с лица, со взглядами совершенно тупыми, но, что называется, «в полной готовности».

– О, Ловкач! – услыхал я. – Глянь-ка, жив курилка!.. А болтали, что, мол, спекли тебя лягавые!..

– Не родился ещё лягаш такой, – небрежно бросил я. Сейчас надо было позволить отвечать Ловкачу, это его мир.

И он, похоже, точно знал, что надлежит сделать. Пусть себе, я наблюдаю – потому что Лигуор тут ощутим особенно сильно. Интересно… здесь уже действуют его агенты?

Так или иначе, я небрежно облокотился на стойку, кивнул бабище.

– Привет, Марфа-посадница, поздорову ли?

– Поздорову, – она чуть помедлила. – Что стряслось-то, Ловкач? Ты хвоста за собой ко мне не притянул?.. А то ж и впрямь болтали…

– Враки, – уверенно заявил я.

И тотчас заметил странный взгляд, что Марфа бросила в угол. Кто-то там сидел, кто-то важный… Хотя Ловкачу, которому сам чёрт не брат, тут бояться некого и кланяться тоже некому.

– А коль враки, так говори, чего нать, – слегка нахмурилась Марфа.

– Ключ нать, – я понизил голос. Точнее, понизил изначальный, первый Ловкач. – Ключ давай. Время пришло.

– Клю-у-уч? Ну лады, даю, даю…

Железка брякнула о тёмные, многочисленными ладонями отполированные доски. Ключ с затейливой бородкой. Ловкач оставил его здесь на крайний случай; и вот он – крайний – как раз и наступил.

Теперь следовало отыскать крошечную каморку, снимаемую Ловкачом под самой крышей. И там…

– Смотрите-ка, – сказал вдруг кто-то, голос этот был низкий, с лёгким южным акцентом, и при этом неожиданно спокойный. – Кто бы мог подумать. Ловкач. Явился-таки.

Марфа молчала, но взгляда от меня не отрывала. Словно ждала чего-то.

Проверяют на вшивость, так тут это называется?

Я остановил жест, ладонь замерла на стойке. Все взгляды в комнате обернулись ко мне. Игроки опустили карты, девки перестали елозить у клиентов на коленях. Кто-то замер, кто-то, наоборот, усмехнулся.

В дальнем углу поднялся человек. Я его узнал – точнее, узнал Ловкач. Что-то внутри меня напряглось.

Человек был смуглым, с изломанным, но красивым лицом. Чёрные волосы волной ложились на плечи. Пальто – потёртое, но носил он его с форсом. И на меня глядел слишком уж внимательно.

– Ловкач, – произнёс он, и в этих двух слогах прозвучали и насмешка, и недоумение. – Вернулся, никак? Или… тебя вернули?

Я не ответил. В памяти зиял провал, эта часть оказалась словно выжжена. Я чувствовал, что должен знать этого типа, обязательно должен! Но… не мог. Тот, кого я заменил – знал его до меня, а я нет.

И он это понял.

– Не признал? – он усмехнулся и шагнул ближе. – Бывает. Сломали тебя крепко, раз даже меня забыл.

– Ой, а это кто? – пискнула какая-то девка, совсем ещё молодая. Видать, новенькая у Марфы.

– Дурёха, та то ж Мигель-цыган, – ухмыльнулся бородач, на коленях у которого она устроилась. – С Ловкачом у них давно контры.

«Мигель»? Для Ловкача это многое значило. Для меня же оставалось пустым звуком.

– Что, приятель, скверно делишки пошли, что у Марфы, хозяюшки ласковой, подрабатывать приходится? – я не полез за словом в карман.

Сейчас неважно, что говорить, лишь бы говорить.

– А ты, Ловкач, видать, и в самом деле всё позабыл, – Мигель покачал головой, словно и не заметив моей насмешки. – Ну… что ж, ходи, пока…

Он хотел сказать что-то вроде «пока можешь», но мой взгляд заставил его осечься.

Да, это он зря. Ловкач – и прежний, и я – не забывает ни обид, ни насмешек. И всегда возвращается за своим.

Я пожал плечами.

– Пока собака лает, караван идёт. Прощевай, приятель, у меня дела.

Я ожидал, что он загородит мне дорогу, и уже готовил прямой в горло – свой коронный удар, мой собственный, не своего предшественника – но этот Мигель вдруг посторонился, давая мне пройти.

– Еще встретимся, – с ядовитой усмешкой на губах бросил он.

Публика разочарованно зашумела. Здесь, похоже, ожидали доброй драки.

– Благодарствую, Марфа, благодетельница, – я слегка кивнул и вышел в серое, с явным трудом разгорающееся утро.

⁂

Мигель уступил. Уронил авторитет, не вступил в бой. А по законам этого места – почти что потерял лицо. Отчего же он так решил?.. И что у них там было с Ловкачом?..

Впрочем, неважно. Важно то, что память Ловкача вдруг дала сбой, и случилось это явно неспроста. Мы с ним, выходит, как два брата-акробата – помним, что было раньше, но выборочно, который что.

Но вот насчет того, что Мигель уступил – совсем нет. Он, видимо, просто не захотел устраивать разборки внутри чайной.

Я пробирался по узким и кривым проходам меж флигелями, когда из-под ближайшей арки на меня вывалилось трое. Судя по виду – обычный мелкий сброд, промышляющий кто чем, даже не порядочные карманники. Эти, самое большее, пьяного раздеть способны или отобрать последнее у девки из притона Марфы. Хотя нет, Марфа такого не спускает.

Я шагал прямо на них, спиной ощущая устремлённый мне вслед взгляд. Чужой взгляд. Зуб даю, это Мигель.

Один с резкими, дергаными движениями, явно под дурью. Второй – ниже ростом, одолеть было бы легко, но на пальцах тускло блеснул кастет. Третий – просто здоровенный громила, крупнее и выше всех. Наверное, бывший грузчик, теперь, скорее всего, долги выколачивает. Или просто вышибала.

– А ну-ка, стоп, светило ночное, – проговорил самый низкий, тот, что с кастетом. Остальные слаженно рассыпались полукольцом, отрезая пути отхода. – Разговор есть!

Главное действующее лицо ждать долго не пришлось – из ближайшей подворотни вышел Мигель, с беззаботно-фасонистым видом перекладывая револьвер из руки в руку. Пижон чёртов.

– Здорово, Михрютка, – ухмыльнулся тот. – Думаешь вот так спокойно уйдешь?

Михрютка. Значит, в этом мире моего реципиента звали Михаилом. Так себе имечко. Да и вообще, по законам воровского мира блатного зовут так, как зовут. Прозвищем. Ловкач не зря стал так зваться. И назвать его «Михрюткой» – хуже, чем пощёчину дать.

И тут Мигель вдобавок смачно сплюнул мне под ноги.

Второе оскорбление. Он меня провоцировал, этот цыган с испанской кличкой. А сам-то, небось, какой-нибудь «Яшка» или что ещё попроще.

Я не ответил. Просто чуть отступил назад, позволяя спине коснуться стены. Хорошо. Пусть думают, что зажали, что я испугался. Ловкач, конечно, ловок, но работа у него тонкая, с механикой и механической магией, а здесь требовалось кулаком, коленом, ребром ладони.

– Молчишь, Михрютка-холоп? Объясниться не хочешь? – спросил Мигель, светя револьвером. – Говорить со мной, значит, не желаешь? Али в русскую рулетку сыграем?

Он демонстративно вытащил из барабана револьвера все патроны, кроме одного. Защелкнул барабан обратно и наставил дуло на меня. Я не отводил взгляд. Что за чепуха? Он что, идиот – самому разоружаться? Или настолько в себе уверен, что считает – троих громил более чем достаточно, чтобы я и не рыпнулся? Но если я такое ничтожество, что всё стерпит, зачем вообще всё это? Тот «Михрютка», что не ответил бы на оскорбления Мигеля, уже бы всё рассказывал, обливаясь слезами и соплями. И вообще, каких «объяснений» этот хам хочет? Если б я что и помнил, то объясняться бы не стал.

Но то ли Мигелю собственная идея о русской рулетке уж очень понравилась, то ли посчитал, что я уже совсем «готов» и трясусь от ужаса. Так или иначе, он кивнул своим дружкам.

– Держите его!

Ну, наконец-то. Я тебе покажу «Михрютку»!

Первый, который дёрганый, рванулся вперёд, словно стараясь взять на испуг. Но такие на испуг возьмут лишь такую же шушеру; я чуть отшагнул в сторону и просто выставил кулак, метя в горло – жёстко, без замаха, коротко. Он захрипел и осел на землю.

Второй, что с кастетом, пошёл уже серьёзно, вместе с громилой. Ложный замах, кастетом на разворот, снизу вверх. Я ушёл нырком, извернулся, достав его локтём в висок. Сухой хруст – и кастетный, взвизгнув, упал на колени. Добивать его времени не было, потому что кулачище третьего уже летел мне прямо в затылок.

Я извернулся вторично, но громила оказался неожиданно шустр. Я блокировал удар, хоть и с некоторым трудом; не давая тому опомниться, вошёл в клинч, апперкот снизу в челюсть, а потом ещё коленом в пах.

Громила повалился, завывая и хватаясь за промежность. На мгновение мне показалось, будто остался доволен сам Астрал.

Я выпрямился. Отряхнул пальто. Показно оглянулся.

Прямо на меня смотрело дуло револьвера. Мигель не побежал – как ему следовало бы, но пока и не стрелял. То есть чего-то хотел, чего-то добивался… но у него в барабане всего один патрон – дофорсился, пижон.

– Ну что, Мигель, объясниться не хочешь? – я ухмыльнулся ему прямо в глаза.

Палец его надавил на спуск. А в глазах мелькнуло… что-то странное. Ибо если он пришёл завалить меня (как выразился бы мой реципиент), то чего медлил и зачем форсил?.. А если ему от меня что-то было нужно, то зачем стрелять?..

Мысли эти пронеслись в моём сознании куда быстрее, чем поднявшийся курок револьвера сорвался, ударяя по бойку.

Кольцо на моём пальце сделалось вдруг холодным, как лёд – нет, куда холоднее льда. Настолько холодным, что обожгло.

И я уже знал, что сделать.

Выстрел. Взлетает облачко сизоватого, мгновенно рассеявшегося дымка.

Пуля ударила меня в грудь. Точнее, во что-то плотное, неведомо как оказавшееся во внутреннем кармане моего летнего пальто. Толкнула, но совсем не так сильно, как я ожидал; а я сделал шаг к Мигелю, усмехаясь и протягивая руку:

– Как там насчёт русской рулетки, Мигель? Жалеешь, небось, что патрончиков-то не осталось?..

Лицо его дронуло, но не от ужаса, как можно было ждать. Мигель словно увидел нечто… ожидаемое. Маловероятное, но возможное. И сейчас он, не вдаваясь в объяснения, вдруг повернулся и кинулся прочь.

Причём не просто наутёк, а мигом шмыгнув в какую-то щель; я оказался там мгновением позже, увидав разве что массивную, хоть и узкую дверь, железную, словно в банке. Реципиент умел с ними управляться… но именно, что умел. Я ощущал, что могу разнести её сейчас, эту преграду, но… стоила ли она последней искорки силы, что жила в моём кольце?.. Оно уже не было ледяным, медленно теплело, словно отходя от тяжкой работы.

Рука моя коснулась груди, ощущая твёрдый прямоугольный предмет во внутреннем кармане.

Футляр. Железный футляр с отмычками. Он принял на себя пулю. Но… как он оказался тут? Я ведь точно помнил, что лежал он в брючном кармане!.. И почему на нём нет отметиныы от пули?..

– Спасибо, – негромко сказал я кольцу.

Видать, поистине непрост был мой реципиент, что носил такую штуковину…

Так или иначе, а пора двигаться дальше. Мигель со своими громилами моих проблем не решат.

Но всё-таки хорошо, что на крайний случай есть и такие резервы.

Я шёл по грязному переулку к своей каморке под крышей, и тень узла Лигуора на горизонте пульсировала уже не дальним эхом, а ударами сердца, пусть пока ещё и слабыми. Тень ждала, как ждут семена дождя.

Глава 4. Память и свет

Человек со смуглой кожей и длинными чёрными волосами, делавшими его похожим на испанца, через крошечное подвальное окошечко смотрел, как уходит тот, кого он пренебрежительно назвал Михрюткой. И уходит после того, как разобрался с тремя подручными Мигеля, которым, увы, сегодня не повезло. Уходит после того, как получил – должен был получить – пулю в грудь. Досмотрел, отвернулся, зажёг бледно-желтый электрический фонарик и быстро зашагал сквозь лабиринт подвалов Вяземской лавры, спрятав револьвер. Все, чего Мигель хотел – у него получилось. Никаких сомнений не осталось.

Сенной рынок уже просыпался к жизни, бесчисленные возы выстраивались прямо на площади, дюжие ломовики, зевая, подгоняли новые. Шум, гам, брань, каждый норовил занять местечко получше и оттереть соседа.

Мигель их игнорировал. Быстрым шагом прошёл по Садовой к Невскому, свернул направо, миновал садик с памятником Екатерине, Аничков дворец, перешёл Фонтанку и свернул налево, по Литейному.

Сюда выходили зады роскошного дворца, фасадом своим глядящего на реку. Мигель черной кошкой скользнул вдоль вереницы телег – на кухню доставлялось необходимое. Приказчик со стражником, препиравшиеся с возницами у ворот, воззрились на него с подозрением.

– Ты! Чего надобно?

– Его милость Константина Макарыча надобно, уважаемый, – льстиво пропел Мигель. – С весточкой я для него. Ты уж позови, не затруднись, добрый человек, – и Мигель поспешно сунул в подставленные ладони по двугривенному.

На кривые усмешки он привык не смотреть. Эти люди были просто дверями – деревянными полотнищами.

– Лады, тута жди, – приказчик ушёл, пыжась от важности.

А немного погодя Мигель уже сидел в дворницкой, и мажордом Константин Макарыч, прищурившись, глядел на него.

– Токмо его светлости? Самолично его княжеской милости? Мне никак?

– Никак невозможно, милостивец! Его светлость тебе потом подтвердит.

– Тута жди, – тучный управитель поднялся. – Ох, грехи наши тяжкие…

Мигель послушно ждал. Правда, недолго.

…Его ввели в кабинет, более напоминавший додревние боярские палаты. Колонны поддерживают сводчатый потолок, стены покрыты яркой росписью – птицы Сирин, Алконост и Гамаюн, пардусы, гепарды, медведи…

За огромным столом, разгораживавшим кабинет надвое, боком к окну, сидел старик, сухощавый, совершенно седой, в богатом кафтане, какой не увидишь нигде, кроме как в театре… ну или в этом дворце.

– Ваше сиятельство, – Мигель отбил поясной поклон. Иных хозяин кабинета не признавал.

– Сияю, сияю, – буркнул старик, откладывая перо. – Чего у тебя? Чего шум поднял, управителя моего смутил? И обращайся как положено.

– Видел, господин мой княже, сегодня зело преудивительное…

Князь Иван Михайлович Шуйский слушал молча, сведя кончики пальцев вместе, и под немигающим этим взглядом Мигелю стало совсем не по себе. О том, что в подвалах Шуйского люди исчезали бесследно, на дне Петербурга шептались уже давно. Но он продолжал говорить, будто сказитель пел.

– Вот, значит, как… – проскрипел старый князь, когда Мигель замолчал. – Ну, молодца, молодца, что ко мне пришёл. Кому ещё сказывал?

– Никому, княже, вот истинный крест, ни единой душеньке!

– Обратно молодца. Теперь ступай, Куракиных оповести, Гедиминовичей этих, подлюк подлючих. Молчи! Не возражай. Ведаю, что и они тебе платят.

– Ва-ваше си-сиятельство… да я… я ж всецело вам… всей душой… живота не пожалею…

– Пожалеешь, – сухо сказал князь. – Отбивался, значит, этот Ловкач твой, как никогда раньше б не смог?

– Именно так, княже и господине! И… чуял я это в нём, как есть чуял!.. а еще…

Мигель вдруг чуть подался вперед и зашептал на ухо Шуйскому. И едва ли не с каждым его словом брови аристократа поднимались всё выше.

– Ты осторожнее с тем, что чуешь, – посоветовал Иван Михайлович, когда Мигель закончил.

Он явно задумался над услышанным, на висках проступили бисеринки пота.

– Девка у этого Ловкача имелась? – наконец, спросил Шуйский.

– Никак нет!

– Значит, сыщешь. Толковую найди. Вот тебе на траты, – длинные стариковские пальцы открыли шкатулку, выудили и пододвинули к Мигелю столбик монет. – Бери да помни, за всё спрошу строго. Пить-гулять потом станешь, как службу исполнишь. Значит, понял ли? Куракины и девка. Завтра с докладом явишься.

– А… ваше си… то есть господин мой князь Иван Михайлович… а Куракиным-то мне что сказать?

И весь, до носков обувки, замер в ожидании. Ждать Мигель умел едва ли не лучше всех.

– Скажи, – князь пожевал бескровными губами, словно древний сом в омуте, – что явился сюда сильномогучий чародей. Им сие зело-о интересно будет, – он вдруг хихикнул. – А мы поглядим, поглядим, как они заскачут-завертятся… Ну, ступай теперь. Куракины и девка. Утром жду тебя. Кланяйся теперь, да пониже, пониже, спины не жалей!..

⁂

Князья Куракины жили совсем иначе. Их особняк, стоявший на Мойке возле самой Дворцовой площади, переоборудован был по последнему писку моды: колонны, зимний сад в застеклённой галерее, электрическое освещение, бронзовые дверные ручки в виде виноградных лоз. Внутри – лепнина, гобелены, кресла в стиле Людовика XV. Здесь вставали поздно, и до визита в особняк Мигель даже успел перехватить яичницы с колбасой в аустерии на Конюшенной площади.

В приёмной играла музыка – кто-то разучивал модный этюд на фортепиано.

Мигеля ввёл молодой камердинер в строгом фраке. Проводил до гостиной, где в кресле у камина устроился князь Владимир Александрович Куракин, в модном парижском сюртуке, нацепив пенсне, в котором, по правде говоря, совершенно не нуждался. Рядом его младший брат, Михаил, в неизменном светло-сером костюме, курил тонкую изящную пахитоску.

Мигель поклонился, но уже совсем не так, как старику Шуйскому, а манерно, даже ножкой шаркнул.

– Какие гости к нам пожаловали, редкие, – лениво бросил младший князь. – Что за пожар, Мигель, любезнейший?

– Надеюсь, редкость посещений моих не сделает визит сей менее полезным, – склонился Мигель. – Есть весточка. Видел тут кое-что, сегодня ночью, самолично. Решил, что вам, ваши сиятельства, знать надо.

– Светлости, – резко бросил Владимир Александрович. – Мы от правителя Гедимина род свой ведём, не от каких-то князюшек, в Орде на карачках ползавших, ярлыки на княжение вымаливавшиих!..

– Виноват, ваша светлость, – Мигель склонился ещё ниже, но масляной улыбки с лица не убрал. – Так вот, строго веления ваши исполняя, доношу – явился некто с немалой с силой. Самолично видел, как троих громил как есть раскидал-покалечил.

Старший Куракин чуть приподнял бровь.

– Ну и что?

– Я, ваша светлость, типчика этого, что громил раскидал, знавал, как есть знавал, – зачастил Мигель. – Мишкой звать, а Ловкач у него кликуха. Медвежатник опытный, чего сказать, везучий, чертяка. Но хлипкий паря, соплёй перешибёшь. А тут за секунду троих положил, да так, что те уж и не встали. В общем, теперь говорю вам, ваши светлости – в городе появился кто-то… иной. Мишка, вроде, но… – Мигель перевёл дыхание. – Кто-то в его теле, но другой совсем. И воля другая, и сила. Как бы не из Старших. Или из тех, кто оттуда. А я-то слова ваши помню, что, коли чего такое увижу, вы заинтересованы будете. Зуб даю, что это и есть… Ловкач.

– Мы заинтересованы всегда, когда появляется игрок без флага, – ровно сказал старший князь.

– Да, и ещё, ваша светлость, – торопился Мигель. – Мишка этот, который не Мишка, или не тот Мишка, он ведь не только тех троих завалил. Он ещё и вот что сделал…

И Мигель, как и в разговоре с Шуйским, наклонился к уху Куракина и что-то зашептал.

– Где он? – резко спросил Куракин, едва Мигель закончил.

– Да где ж ему быть-то, болезному, в лавре Вяземской. Там у него лёжка. Но действовать уже начал, подниматься. Боюсь, не один я его углядел, ваши светлости. Но многое он не помнит, по тому судя, что меня, грешного, забыл. А настоящий Мишка нипочём не забыл бы.

Михаил усмехнулся:

– Забыл… То есть для нас материал удобный. Пока не разобрался, что к чему, его можно подтолкнуть… куда следует.

И посмотрел на брата.

– Не люблю я тех, кого подталкивать надо. Я бы решил просто – убрать. Пока не поздно, – сухо возразил князь Владимир. – Эй, Мигель!.. Пара молодцов у тебя найдётся?.. Таких, кому доверить деликатное дело можно?

– Найтись-то найдутся, ваши светлости, как не найтись!.. А только драться он и впрямь силён.

– Вот дурак-то, Господи прости, – вздохнул Владимир Александрович. – На кулачках драться вздумал!.. Есть такая вещь, винтовка называется. Слыхал? Которая издалека бьёт, уж коли он вблизи такой… ловкий.

Мигель покраснел.

– Виноват, ваша светлость. Сущеглуп есмь!..

– «Сущеглупым» у выжившего из ума Шуйского каяться станешь, – отмахнулся Куракин-старший. – Всё ли понял?..

– Брат, брат, погоди, – запротестовал Михаил. – Ещё ничего не известно, а ты уж «куля в лоб, так куля в лоб». Кулю в лоб всегда успеем. К тому же, если он из Старших… А вот взять его по месту – было б невредно.

Мигель повёл плечами, вроде, почтительно втянув голову, и проговорил негромко, медоточиво, но…

– Виноват, ваши светлости, не моего ума то дело, однако не стал бы я пытаться Ловкача сейчас по месту брать. Неведомо, что это за Ловкач, что, если и впрямь Старший? Неладное выйти может!..

– Ты тут ещё прекословить нам будешь?! – вскинулся Михаил, и Мигель поспешно ссутулился, съёжился как только мог.

– Виноват, ваши светлости. Виноват, простите великодушно, не моего ума то дело, я весть доставил, и пора мне теперь…

– Куда ж это ты так поспешаешь, приятель? – прищурился старший князь.

– Девку ему подсунуть думаю. Девка в нашем деле – первое дело, простите, каламбур-с…

Смеяться на это, конечно, здесь никто не стал.

– Ну, подсунь. Не помешает, – кивнул Куракин-младший. – А ты, брат…

– Виноват, – вновь принялся кланяться Мигель. – За вами выбор-то, господа князья. Я весть доставил. А теперь мне девку искать надо. Значит, найду.

– Ищи. И нам докладывать не забывай, – Куракин-младший протянул Мигелю несколько ассигнаций.

Мигель поклонился. И ушёл, как вошёл: мягко, без следа, только его и видели. И едва он повернулся спиной, по губам на миг скользнула улыбка. Но ни Шуйский до того, ни Куракины сейчас ничего не заметили.

Гостиная вновь наполнилась тишиной. Князья переглянулись.

– Начинается, – тихо сказал младший.

– Уже началось, – поправил его старший. – И надо быть первыми, кто дотронется до узла.

– А если это и впрямь Старший?

– Чепуха. Мигель – дурак, хоть и ловкий. Узел едва наметился, едва ещё наши астралоходцы его обнаружили. Старшим ещё рано.

– Но ты сказал – пристрелить?..

Договорил он совсем тихо, недоверчиво. А ответ прозвучал ровно.

– Сказал. Потому что Старшего так всё равно не убьёшь, а все остальные нам помешать могут.

– А если это настоящий Старший окажется?

Куракин-старший вздохнул.

– Учу тебя, Мишель, учу… в балеринках да во всяческих инженю ты разбираешься отлично, а тут… Ладно, стрелять не будем. Возьмём по месту, как ты предлагаешь. Если это настоящий Старший, я объясню, что убирали мы фантома, подменыша, импостера. Старшие поймут. И поддержат.

– О! – Младший брат с уважением глянул на старшего и повторил: – О! То есть мы им скажем…

– Что мы их же и защищали.

Михаил молча склонил голову.

Князья вернулись к своим бокалам.

Снаружи над Невой занимался утренний петербургский свет – тусклый, пепельный, предвещающий день, который не обещал никому ничего хорошего..

⁂

– Ну что ж…

Я вытащил сундучок. Но крышку не открывал, медлил. Стоял, крепко зажмурившись, отстранившись от всего, что только может помешать или отвлечь – от грязной каморки, от доносившегося с улицы пьяного шума, наконец, от самого реципиента, его проблем и тревог.

Я не рефлексировал и не сомневался, я размышлял чётко и спокойно.

Я помню, кто я. Помню главное. Ведь даже моё собственное имя, сейчас забытое – по сути, ничто. Имён может быть много, как и одежды, как и личин. Прошлое? Воспоминания? Я найду способ их вернуть. Ничто не исчезает бесследно, когда имеешь дело с магией.

А сейчас мне нужно дотянуться до Астрала. Восстановить силы, сделать это тело своим оружием, полноценным, а не какой-то урезанной версией. На громил и пулю от Мигеля сил хватило – да и то с помощью чужого кольца – но этого недостаточно. Я должен был уложить их всех куда скорее.

Но столь же важно, если не важнее, понять, где именно, на каком моменте обрываются мои воспоминания. Что вычищено из них, что нет – это поможет постичь намерения проделавшего это, кем бы он ни оказался. Был ли это его план или случилось всё спонтанно? Скажем, какой-то магический катаклизм? – в последнее, правда, я не сильно верил.