Текст книги "Дело частного обвинения (сборник)"

За скромным фасадом третьесортной шашлычной скрывалась штаб-квартира «горцев» – мощнейшей в городе преступной организации, единственной не боявшейся столкновений с ОМОНом, терявшей из-за этого людей и сферы влияния, – но не шедшей на компромиссы с Властью. Издревле воевавший с Российской империей, побежденный, но не покоренный ею, маленький кавказский народ был поставлен вне закона не царскими сатрапами, а человеколюбивой советской властью. Муки и смерть тысяч женщин и детей, вывезенных с родной земли, через десятилетия выплеснулись на улицы тихих северных городов ответным разгулом бандитизма, поножовщины, отчаянных драк. Не признававшие законов государства, горцы не желали подчиняться и законам чужого им российского преступного мира. В конце концов установилось некое подобие шаткого равновесия – городской рэкет потеснился, чужаки приступили к медленному перевариванию захваченного куска «пирога», а в милиции города появилось несколько новых сотрудников, переведенных из южных регионов страны и знакомых со спецификой оперативной работы в среде «горской мафии».

Собственно, то, что пути Виноградова и горцев пересеклись, чистая случайность. Торговых точек, созданных выходцами с Кавказа, на Морвокзале не было, а поборами с проституток джигиты не занимались, считая это ниже мужского достоинства, поэтому «окно в Европу» в сферу их интересов не попадало. Просто месяца три назад, возвращаясь с работы, Виноградов увидел у метро троицу изрядно пьяных пэтэушников, осатанело пинавших ногами чернявого пузанчика лет двенадцати. Особого мужества и даже применения силы вмешательство Владимира Александровича не потребовало, более того, по совести говоря, в конфликте оказались виноваты обе стороны – поэтому он, сдав в пикет на станции одного из хулиганов и окровавленного подростка и оставив короткий рапорт с указанием звания и должности, поспешил домой. А через день Виноградов уже удостоился чести беседовать с отцом спасенной им, так сказать, жертвы – одним из старейшин горской общины города. Встреча, начавшаяся с доставания из «дипломата» пачек купюр, кидания на стол ключей от новеньких «жигулей», закончилась простым рукопожатием и клятвой в вечном долге и братской дружбе. Сейчас у Виноградова возникла необходимость убедиться в крепости клятвы.

Без двух минут пять, вывернув из-за бурого кирпичного заводского забора в переулок, Виноградов с маху налетел на высокого усатого милиционера. Оба в сердцах выругались. Потирая ушибленную о рифленый конец резиновой палки руку, Виноградов увидел в конце переулка, у входа в шашлычную, желто-голубой кубик спецмашины. Мертвенно-синий маяк на ее крыше ритмично вспарывал пронзительными вспышками окружающее пространство. Черная «Волга» 6-го Управления и потрёпанная «шестерка» кого-то из сыщиков приткнулись чуть дальше.

Виноградов механически предъявил удостоверение, как-то отстраненно удивившись отсутствию зевак, даже в таком глухом районе это вызывало недоумение.

– Проходи, – кивнул милиционер и зачем-то добавил: – «Скорая» уже уехала.

На невысоком, в две ступеньки, бетонном крыльце ярко выделялся белый меловой силуэт (как тогда на пандусе – отметил про себя Виноградов). Круглая пулевая дыра, раскинувшая характерную сеть морщинок по стеклу. Еще одна, обведенная экспертом дыра в пластике двери.

– А, и ты здесь! – младший инспектор уголовного розыска из местного отделения милиции – пару лет назад они вместе занимались рукопашным боем – вышел из шашлычной, на ходу застегивая куртку. – Здорово.

– Привет. Вот – дежурю сегодня, ну и прислали. Может, что по линии транспортников…

– Фигня! Можешь уезжать. Своим начальникам скажи – пусть не страдают. Чистая территориальность.

– Введи хоть в курс.

– Нет проблем. Тут, не секрет, у «черных» берлога была. Мы знать – знали, но до поры не трогали. Все равно без толку. А сегодня около двух часов подъехала машина – только что в ГАИ отбуксовали, вся как решето…

– Не «девятка» белая?

– Нет, синяя «пятерка». Двое в машине остались, а двое вылезли и в шашлычную пошли. Когда мимо одного джигита из охраны проходили – самый здоровый к нему дернулся. То ли спросить, что хотел, то ли «вырубить» его. Теперь уж не разберешь. В общем, джигит от нервов две пули в живот и выпустил.

– Так кто это такой-то был?

– Да личность уже установили – Володин, «ракетчик». С ним еще, – сыщик еще сверился с записями, – Строганов, а в машине – Белов и Алмакаев… Эти двое, кстати, даже вылезти не успели – их с крыши, из автомата. Наповал. Вот у них, кстати, «пушки» с собой были, а у Володина со Строгановым – нет, у Строганова только кобура пустая под мышкой. Он, кстати, лихим парнем оказался – пистолет у «чёрного» выбил, перехватил, «завалил» из него второго – и из «мертвой зоны» отстреливался.

– Спецназ! «Афганец»…

– А ты откуда знаешь?

– Встречался.

– Можешь еще повстречаться. – Кивок в сторону шашлычной. – Он там сейчас.

– Ого!

– Когда стрельба началась, группа захвата с районной охраны в двух кварталах отсюда проезжала. С ходу рванули. В них – с крыши… Одного нашего слегка зацепило. Тут уж парни душу отвели! Жаль, оцепить не догадались, всех бы положили. А так… Три трупа, двое в реанимации и еще одного повязали. «Стволы» взяли, ножей кучу.

– А Строганов?

– Прихватили, не отпускать же. Молчит, сука, но молодец. А «черные»… Что ж, тоже бойцы неслабые – мы же из ихнего начальства никого не замели, одних джигитов. Прикрывали до конца, дали своим скрыться.

– Я пойду?

– Нет проблем.

Виноградов вошел в помещение шашлычной. Жужжание мух, запах остывающего мяса… На опрокинутой посудной стойке – вырванная с куском косяка дверь в «щитовую».

– …твою мать! – На расцарапанном лице Строганова синеют искривленные губы, в разрыве черного от засохшей крови рукава – наспех наложенный бинт.

– Чем я могу тебе помочь? – Задержанный был вторым человеком в володинской «бригаде», Виноградов уважал его за боевое прошлое и полное равнодушие к деньгам – в рэкете Строганова привлекал риск, игра, возможность самоутвердиться.

– Саныч, ну почему так? Мы у вас все на виду, «свеченные», фотографии, приметы в каждом отделении, «стукачи» вокруг… Чуть что – сразу «упакуете». Здесь наш дом, нам бежать некуда. А эти… Нагадил – и ищи-свищи по Союзу. Сволочи беспредельные!

– Я тебе, Строганов, судьбу не выбирал. Володина – жаль. Веришь?

– Верю. Он тебя тоже за человека считал. Какой был мужик! Ох, мало я их, еще сочтемся.

Виноградов повернулся к молоденькому, щуплому младшему сержанту, сжимавшему на коленях устаревшего армейского образца «Калашников».

– Он в наших стрелял?

– Нет, что вы. Очень помог, наоборот. Следователь из прокуратуры приезжал, говорит – действовал в пределах необходимой самообороны.

– Зачем тогда держите?

– Приказали, чтоб глупостей не наделал. Сейчас за ним «скорая» приедет.

– Язык придержи, салабон! – Строганов резко повернулся, неловко зацепил раненую руку и коротко охнул.

– Брат, оставь нас на минутку. – Виноградов положил руку милиционеру на плечо и, уловив мелькнувшее в его глазах сомнение, добавил: – Ты поверь, он если захочет уйти – так ни ты, ни я, ни батальон МВД не остановят.

– Тоже мне – Рембо, – пробурчал младший сержант, но вышел.

– Строганов, я мент по жизни и по масти. Это весь город знает. Но я тебя сейчас как мужик мужика спрошу… Вы знали, что в зоне тамаринцы двух «горцев» завалили?

– Знали.

– Что они сейчас – психи… понимали? Что пока не отомстят – не успокоятся? И по их закону – правы будут.

– Да брось, Саныч, не только по их закону. По любому.

– Так какого же…

– Не знаю. Володин сказал – срочно нужно «развести». Я отговаривал его, но… Для него, как и для тебя, вопрос с Квадратным – дело чести. Что-то Володин важное узнал, хотел с Султаном перетолковать. Блин, мы же даже «стволы» в машине оставили!

– Тамаринцы знали, что вы с «горцами» общаетесь?

– Видел я их на… этом самом. И тех и других. Тамарин если считает, что Квадратного «черные» убрали – так это его личное дело. А Володин в это, как я понимаю, не верил, потому и к Султану пошел – хотел до правды докопаться. Вроде тебя, Саныч.

– Знаешь, что я тебе скажу… Володин с Султаном в два хотел беседовать, я – в пять. Если бы наоборот – кто знает?..

– А я потому тебя и не послал с разговорами твоими. Начальство – везде дерьмо, им бы лишь меры принять и наверх доложить. Тамарину выгодно все на «черных» списать, а твоим прокурорам – дело закрыть.

– Слышь, переходи к нам? Тебе ж еще тридцатника нет!

– Лучше ты к нам. – Строганов повернулся в сторону двери. – Эй, служба! Вали сюда, салабон, а то смотри – не укараулишь.

Кто-то с наслаждением повернул в его мозгу визжащее острие бормашины… Еще раз… Еще.

Виноградов с трудом оторвал от постели вялое, ноющее тело, старательно водрузил его на подгибающиеся ноги. Протяжно охнул – под черепной коробкой тягуче перекатывалось что-то тяжелое и жидкое.

Телефон продолжал звонить. Проклиная себя за то, что с вечера не удосужился выдернуть шнур из розетки, Виноградов снял трубку:

– Слушаю.

– Шолом тебе, брат!

– Пошел ты… морда! – Вопреки общей алкогольной интоксикации организма, Владимир Александрович не смог сдержать улыбку – общение с Аликом Фридманом всегда действовало на него благотворно, даже в голове полегчало. Фантазер, бессребреник и вечный неудачник – с ним было нескучно и просто, как с домашним животным.

– Ваше благородие, а погромы будут? – этот вопрос Алик задавал Виноградову при каждом разговоре с тех пор, как тот стал сотрудником «внутренних» органов – как и все еврейские мальчики из интеллигентных семей, он был не только немного поэтом, немного музыкантом, но и немного диссидентом. Вообще же они были знакомы более пятнадцати лет, со школьных еще времен – Дворец пионеров, лагерь на берегу живописного озера, грамоты и парады… Несколько лет назад, зашвырнув за шкаф математический диплом, Фридман с головой окунулся в мутные воды первого потока кооперации, неожиданно даже для самого себя баснословно по тем временам разбогател на «компьютерной теме», затем в одночасье разорился, запил, вылечился, во время туристической поездки в Хельсинки через Миссию попытался завербоваться в южноафриканскую армию, но вместо этого – женился на милой и толстой шведке. Развелся, оставшись без гроша в кармане, воровал в супермаркетах, попался – и был выдворен в пределы родной страны. В настоящее время, как слышал Виноградов, он занимался разработкой и адаптированием программ для игровых автоматов какого-то СП.

– Алик, а ты помнишь, я тебе рассказывал – в Кишиневе в восемьдесят девятом году плакат видел: «Утопим евреев в русской крови»?

– Ну?

– Гну… Рассольчику бы сейчас.

– Перебрал? – в голосе Алика проклюнулись искренняя забота и участие. Что такое похмельный синдром, он, ныне «подшитый», еще очень хорошо помнил.

– Не то слово. Вчера вдруг все так надоело, долбись оно…

– Так слышь, Саныч, я что звоню – пошли сегодня вечером в баню? Как раз взбодришься, омоешься. Пивка возьмем в «Березке».

– А кто будет?

– Да так, человек пять. Наших.

– А девушки?

– Что – надо? – В возникшей паузе зашелестела мембрана телефонной трубки. – Сделаем.

– Ох, брат… Что-то тут не то. Раньше ты вроде по баням не шастал?

– Какой русский не любит быстрой езды? И какой еврей не любит русскую парную?

– Ладно, давай я адрес запишу… Во сколько, говоришь?

В формировании, становлении самой преступной деятельности и зачастую в прекращении существования любой банды рэкетиров баня играет исключительно важную роль. Здесь, как правило, встречаются отцы-основатели, сюда приводят «новобранцев»: в сауне легко оценить рельеф мускулатуры и боевые качества только что освободившегося из лагеря спортсмена или просто земляка, при необходимости – сразу же проверить его кровью, повязать «криминалом». Проводятся и переговоры «на высшем уровне» – под простыней не спрячешь диктофон или пистолет. В периоды досуга – а они случаются и в беспокойной «ракетной» жизни – именно от бань с ревом срываются с места «восьмерки» и «девятки» с мрачно-возбужденными «быками», чтоб, объехав пару-тройку интуристских кабаков, вернуться с бледными от страха, хлюпающими носами «путанами» – а уж здесь с ними вытворяют такое непотребство… Естественно, это не секрет и для соответствующих служб милиции – зачастую боевой путь «бригад» и даже целых «команд» обрывается прямо в их «семейном» физкультурно-оздоровительном комплексе.

Искушенный человек, попав в «штабную» баню, практически безошибочно определит статус «бригадира» в иерархии преступного мира, стиль его «команды», особенности национального и спортивного состава, пожалуй, даже – приблизительный период массовой «посадки» посещающих эту кузницу здоровья бойцов. Значительная прослойка высококлассных спортсменов, талантливых массажистов, отменно оплачиваемых врачей… Организованная преступность заботится о своих кадрах лучше, чем Министерство внутренних дел – о своих.

В свое время, утверждаясь на Морском вокзале, Виноградов тщательно изучил «банную» географию города. Вотчины Тамарина, Старышева, Феклистова, Султана, других патриархов рэкета – кое-где он побывал лично, кое-где – пользуясь глазами и ушами «своих» вокзальных проституток. Значительно реже делились информацией коллеги – на этом профессиональном уровне служебная этика не позволяла даже соседу по кабинету сообщать ничего, что могло бы поставить под удар «источник», приобретенный в преступной среде. Сам оперативник в принципе ничем не рисковал – но тот, кто на него работал… Смерть информатора была неизбежной и редко – быстрой. «Мы в ответе за тех, кого приручили», – любил декларировать в беседах с молодыми сыщиками Виноградов.

Адрес физкультурно-оздоровительного комплекса «Макаби» в криминальном плане Виноградову ничего не говорил. Придерживая на плече симпатичную спортивную сумку с банными принадлежностями и коробкой изумительного «липтоновского» чая, он шел просто отдохнуть, сбросить напряжение – физическое в ледяном бассейне и моральное – в пустопорожнем и веселом трепе с Аликом Фридманом и его приятелями.

Первая неожиданность встретила Виноградова в скверике перед входом в ФОК. На покосившейся детской скамейке с нарочито отсутствующим видом сидел высокий смуглый парень в форме сержанта милиции – он действительно был сотрудником отделения, на территории которого располагался Морвокзал, Владимир Александрович несколько раз сталкивался с ним по службе. Кроме того, Виноградов располагал информацией о том, что этот юноша, уроженец Поволжья, работал на своих земляков, весьма влиятельную преступную группировку, и изредка, с разрешения «руководства», оказывал разовые услуги деликатного свойства другим нуждающимся. Он был незаменим там, где требовалась легальная милицейская форма, например, сопроводить «левую» наличность из одного кооператива в другой, шепнуть пару бесценных, может быть, слов с «воли» задержанному, провести разведбеседу с сотрудником милиции, а при необходимости – выступить гарантом, а то и передатчиком взятки. На уровне, разумеется, не выше младшего и среднего начсостава органов внутренних дел.

Проснувшееся профессиональное чутье позволило Виноградову почти мгновенно выделить из множества людей, находившихся в сквере, – мамаш с детишками, пенсионеров, командированных – здоровенного бугая с классически огромным носом, упакованного в коричневую кожу. Они с милиционером настолько симметрично расположились в противоположных концах аллейки, полностью перекрывая подходы к бане.

– Не понял, – Виноградов подошел к сержанту вплотную.

– Все нормально, товарищ капитан, – глаза парнишки забегали. – Кругом чисто – с гарантией. Если что, я предупрежу.

– Там все собрались?

– Ой, я не знаю. Мне только сказали – обеспечить, чтоб без заморочек… Даже про вас ничего не говорили, – он заговорщицки усмехнулся, – я сам догадался.

– Тебе-то не надоело формой торговать?

– Кто чем может, товарищ капитан.

– Что-о?

– Да я не о вас… Повыше вас есть – такие дела ворочают! А мы с братом пошли работать. Денег – шиш, на двоих комната три на два в общаге. Брат водителем к начальнику устроился, радовался. А через год шеф пьяный в дупель его с руля согнал, сам сел – и вдребезги, оба насмерть. Ребята кто чем мог скинулись, замполит матпомощь пятьдесят рублей выписал… Даже на похороны не хватило. Хрена с два! Я своих не предам, я просто добираю по справедливости то, что мне государство не доплачивает – за эту же самую форму.

– Бывай здоров. – Виноградов подошел к массивной, окованной двери и нажал на кнопку звонка…

Попарились славно. За исключением Алика, гостя в бане явно нечастого и потому с оханьем и визгом стремившегося поскорее выскочить из парилки к столу, ломившемуся от фантастически вкусной снеди, пестрых банок и пары причудливой формы бутылок, остальные трое толк в паре и ледяной воде понимали, отдыхали основательно и не торопясь. С любовью размачивали веники, смачно кряхтели на верхних полках, махом обрушивались в бассейн… И разговор шел сугубо банный, мужской. Не будь демонстративной охраны у входа…

Одного из хозяев Виноградов немного знал. В восьмилетием возрасте в числе десятков других еврейских мальчиков Миша Манус был отдан в секцию самбо – времена в стране были неспокойные, община нуждалась в защитниках. Прошли годы, многие из них стали чемпионами Союза, мастерами спорта… Кто-то ушел в рэкет, возродив традицию Бени Крика и поражая видавший виды преступный мир беспредельной храбростью, жестокостью и точным просчетом каждой акции, кто-то заработал славу и «звезды» в Афганистане и в Закавказье. Многие уехали на землю предков – подготовка позволяла открыть частную школу самообороны или, к примеру, проявить себя в рядах спецназа. Заслуженный мастер спорта Михаил Манус выбрал свой путь. Человек со стальным, идеальных форм телом, фанатик самбо, хулиган и весельчак – он собственными руками переоборудовал загаженную котельную в уютный, небогатый, но удивительно функциональный оздоровительный комплекс, потихоньку «отбил» долги, встал на ноги – и теперь лишь изредка наведывался в какой-нибудь «центровой» кабак, чтобы слегка сбить спесь с охамевшего «воротчика» или подгулявшей компании, неуважительно отозвавшейся о его ярко выраженной семитской внешности. Серьезные же люди Мануса уважали за справедливость, честность и выдающиеся бойцовские качества, используя его в критических ситуациях в качестве незаинтересованного арбитра.

Второй – полноватый мужчина лет пятидесяти, густо поросший черным волосом практически по всему телу за исключением, пожалуй, прогрессирующей лысины на темени, представился Ильей Михайловичем. Третьим был жилистый, с волевой нижней челюстью блондин – Виноградов обратил внимание на характерный пулевой шрам на его предплечье и трехцветную татуировку над левым соском – оскалившийся, готовый к прыжку леопард.

– Владимир Александрович, дорогуша, – Илья Михайлович говорил, барственно грассируя и несколько нарочито растягивая гласные, – вы как предпочитаете – прямо сейчас к делу или немножко еще погреться?

Этим вопросом, оборвав на полуслове очередную байку Фридмана – Алик даже поперхнулся от такой внезапной бестактности, – он круто, по-хозяйски изменил атмосферу вечера, высветил реальный «расклад». В общем, распределение ролей для Виноградова особой тайной не являлось – старого приятеля, вероятно, даже не посвящая в детали, использовали в качестве наживки. Манус являлся для обеих сторон гарантом безопасности и серьёзности намерений. Илья Михайлович, очевидно, был тут за главного, а вот блондин с кровожадной киской на груди… Для телохранителя – староват, такому впору открывать собственную школу карате или рукопашного боя. И не торгаш – нет в глазах суетливых живчиков, непременных спутников любого «делового» (слава богу, на спекулянтов, магазинных жуликов и прочую шушеру Виноградов в свое время насмотрелся). Нехорошие, кстати, глаза. Прохладные.

– Как скажете… Вы хозяин. – Владимир Александрович, придерживая спадающую с плеча простыню, взял со стола банку «Туборга».

– Тогда мы сейчас – еще заходик, а всеми уважаемый и любимый Алик пока соберется, оденется… Миша, вы его проводите?

– Разумеется. Только я тогда уже не вернусь. – Манус встал, перекатывая под смуглой упругой кожей бугры не знакомых с анаболиками мускулов. – Жена ждет.

– Миш, а она от твоего здоровья на стенку еще не лезет? – Фридман, поначалу виновато следивший за реакцией Виноградова, а теперь, понявший, что такой поворот приятеля устраивает или по меньшей мере не пугает, вновь взял привычный фамильярный тон.

– Нет, Алик. Я женат уже пятый год. – Манус говорил серьезно, как если бы отчитывался на тренерском совете о ходе выполнения предолимпийского графика. – Со свадьбы взял за правило – секс каждый, вечер. Поначалу было трудно, но потом втянулся… Пойдем-ка, брат.

– Мы тут все выключим и закроем, Миша! – крикнул вдогонку Илья Михайлович. – Или как?

– Не надо только ничего трогать. – Дверь, за которой только что скрылись Манус и Фридман, внезапно вновь отворилась и в щель просунулась озабоченная физиономия спортсмена. – В двенадцать придет бабуська, все уберет, помоет, обесточит. Будете уходить – просто защелку хлопните посильней.

– Добро! – Это короткое слово выбросил, как выплюнул, до того почти все время молчавший блондин. В голосе его явственно звякнули командирские решительные нотки… сдобренные изрядной долей нетерпеливой раздражительности. Дверь закрылась.

– Баня – потом. Времени мало. Илья, переходите прямо к делу.

Илья Михайлович нервно дернулся, подобрал животик. Виноградову даже показалось, что сейчас он вскочит, вытянет руки по швам и гаркнет: «Есть!» На какое-то мгновение, представив себе эту сцену, Владимир Александрович развеселился, но…

– Дорогуша, убийство нашего общего знакомого Контровского заказал и оплатил Виктор Викторович Сухарев.

Виноградов не обольщался насчет приятного и легкомысленного начала вечера, но чтобы так… Он даже не попытался скрыть свою ошарашенность.

– Однако! Заявочка серьезная.

– За базар, как говорят блатные, отвечаем. Но прежде чем продолжить – стоит ведь, да? – хотелось бы заручиться некоторыми гарантиями.

– Ну?

– Всего-навсего – ваше честное слово, что сведения, которые получите, не используете в ущерб тем, кто их сообщил.

– Со скрипом, но – приемлемо.

– Кроме того, получив доказательства виновности упомянутого лида и удовлетворив вполне понятное чувство справедливой мести, вы прекращаете дальнейшее копание в этой истории.

– Заинтриговали… Ладно, согласен. Но ведь если клиент попадет ко мне – не боитесь, что многих за собой потащит? Специально я ему рот затыкать не буду, тем более – начальство.

– Наши проблемы, – вмешался в разговор блондин, демонстративно взял с серванта массивные золотые часы и начал пристегивать ремешок. – Времени в обрез.

– Да-да, – засуетился Илья Михайлович. – Видите ли, Владимир Александрович, я представляю в Союзе фирму «Эриксон-балтик». Мы импортируем из Скандинавии игровые автоматы… У вас на Морском вокзале, кстати, тоже стоят наши…

Виноградов мгновенно вспомнил влажно-теплые ксерокопии арендных договоров, грузовые документы – инофирма гнала паромами через морские ворота страны десятки контейнеров с компьютерными играми и «однорукими бандитами», с детства приобщая нас, сирых, к достижениям западной цивилизации. За бешеные деньги и еще более фантастические взятки жадная стая кооператоров-прилипал растаскивала контейнеры по городам и весям от Мурманска до Свердловска и Еревана. Пузатые дяди в «пропитках», сопливые школяры – и у тех, и у других карманы опустошались пусть даже не мгновенно, но неотвратимо. Пароходство как постоянный деловой партнер получало зал игровых автоматов практически бесплатно, пополняя за счет чужих пороков и страстей небогатый фонд своего социального развития. Виноградов вспомнил также инициалы и фамилию под документами фирмы.

– Вы – Домантович?

– Правильно.

– А вы? – Виноградов повернулся к третьему собеседнику. – Вероятно, Эриксон?

– Разумеется, нет. Я Виктор Судниекс, гражданин Швеции. Если это для вас так уж важно… Я руковожу отделом безопасности шведско-советского филиала фирмы.

– А это правда, что у нас пишут – игорный бизнес на Западе контролируется мафией? Ну там – казино, притоны…

– Простите, Владимир Александрович, вы дурака изображаете, чтобы время выиграть? Или еще почему-нибудь?

– Простите. Все, больше не буду.

– Продолжайте, Илья.

– Так вот, Константин Георгиевич Контровский работал в нашей фирме, даже точнее – в «аппарате» господина Судниекса. Некоторое время назад у нас возникли… скажем так, определенные недоразумения со «Спорттуром».

– «Спорттур» – это Тамарин?

– Владимир Александрович, не секрет ведь, что за «деревянные» рубли сейчас приличную охрану не нанять. А Тамарин – это гарантия нормального бизнеса, это – имя. Поэтому и родился «Спорттур» – вроде как дочернее предприятие с определенным процентом прибыли от общего оборота. Ребята обеспечивали порядок, Сухарев придавал всему этому респектабельность – и в сами операции с игровыми автоматами «Спорттур» не встревал. Но в январе ко мне неожиданно обратился Сухарев с просьбой… Собственно, он сказал, что это личная просьба Тамарина – пропустить через него два-три контейнера с «однорукими» не по бумагам, а живьем.

– С чего это вдруг?

– Вроде как в Закавказье у них шикарный сбыт высветился… Да нет, в общем, понятно – Тамарину же даже на зону сообщают, какая это «сладкая» тема, а он человек с размахом – решил, как мы подумали, самостоятельно нажиться, минуя нас.

– С бандитами – с ними всегда так. Того и гляди – прирежут дойную коровку.

– Неуместная ирония. Тем не менее – вы правы. Короче, мы решили не ссориться, выделить прямо с теплохода, через вашу таможню на Морском вокзале получил. Я специально посмотрел – в «фуры» загрузили и транзитом – на юг. И все бы ничего…

– Неделю назад к нам в Стокгольме обратился только что прибывший эмигрант из бывших кавказских боевиков. – Судниекс в течение разговора успел надеть белье и теперь застегивал пуговки белоснежной сорочки. – Он нес какую-то ахинею – благодарил за помощь в борьбе, просил еще… В конце концов выяснилось – в контейнерах, пришедших по документам в адрес Сухаревского «Спорттура» и отправленных им в Закавказье, помимо наших игровых автоматов было упаковано оружие.

– Что, простите?

– Оружие. Пистолеты в основном и припас к ним. Систему и модель назвать?

– Догадываюсь, – перед глазами Виноградова промелькнуло: сквер, скамейка, справка КГБ.

– Тем лучше. Технически это было несложно – контейнеры под пломбой, досматривают их таможенники без особого пристрастия – репутация фирмы прекрасная, никогда – ничего. А что там внутри каждого агрегата – рентгеном не просветишь, собачка не унюхает.

– Да-а, дела.

– Мы удивились, – вмешался Илья Михайлович. – И возмутились, конечно. Тамарин никогда в политику не лез и поперек дороги государству не вставал. Нам это тем более ни к чему, мы торговцы мирные и честные… Словом, вычислили одного бывшего тамаринского – Контровский сам, дурак, его в свое время пригрел, с жильем помог, вид на жительство организовал, работу… А тот, собственно, и не скрывал – да, «зарядил» контейнеры, валюта – тамаринская, через Сухарева…

– Каким же образом?

– Мы проверили – Сухарев действительно когда с круизом в Стокгольм приезжал, с бывшим тамаринцем встречался. Да парня того винить нечего – он думал, что уж мы-то точно в курсе, а что не уточнил у Квадратного или у шефа – так излишняя болтовня в нашем деле…

– Понятно. И на разборку прислали Квадратного?

– Да. Константин Георгиевич должен был, никого не посвящая, через всеми уважаемого Мишу встретиться с Домантовичем. Предлог был – Манус с Контровским давние приятели, Квадратный ему вез приглашение, по гостевой…

– Так, допустим, поставили бы в известность Илью Михайловича, он что – так свободно может на Тамарина выйти? Или как?

– Это наши проблемы, дорогуша. Уже сегодня была бы организована разборка по нашей «предъяве». Владимир Александрович, с тех пор, как человечество изобрело денежные знаки…

– Илья, еще короче!

– Ладно. Чего тут врать – мы с Тамариным сегодня виделись, свидание вполне официальное, можете проверить. Что получается… Сухарев, без ведома Тамарина, связался с боевиками, взял валюту на оружие… Не знаю уж, зачем, чего не хватало? Тянул, волынил – а там ребята дикие, серьезные. Прижали его. Сухарев без ведома Тамарина, но пользуясь его именем и авторитетом, переправляет всю эту ерунду в Союз, в горы, как это вы уже слышали. Сами понимаете, за такое надо отвечать. Он же, дурак, понял, зачем Контровский приехал, во всяком случае, догадался. Ну и решил – одним ударом кучу зайцев. Дернулся сначала к «горцам» – если бы они согласились «завалить» Квадратного, Сухарев их потом бы подставил, спровоцировал бы большую резню между тамаринцами и «черными». Но Султан отказался – не знаю уж, почему. Тогда Сухарев совсем запаниковал, испугался, что Контровский или шеф узнает, с чем он к «горцам» ходил. Контровского руками Перешненко убрал, успел – даже ствол ему свой, личный, из контрабандной партии не пожалел, а Тамарину «цинк» на зону пустил, что, дескать, это Султана и его джигитов работа, дескать, они хотят под себя игорный бизнес взять. Мол, Домантович говорит – если тамаринцы нас защитить не в силах – зачем они нужны, уж лучше с «горцами» дело иметь. Сволочь! И Султану передал, мол, раз мою, то есть Тамарина, просьбу не выполнил, будешь наказан. И в тот же день двух джигитов убивают.

– Естественно, Тамарину же надо доказывать, что он еще чего-то стоит, что свою добычу защитить может.

– Именно. Одно к одному. Еще Володин…

– Знаю, я там был. Чуть позже… Значит, столкнул он вас все-таки лбами?

– Попытался, Владимир Александрович. Попытался. – Судниекс, полностью одетый, причесанный, с кожаным «кейсом» в руке, уже подпирал мощным плечом дверной косяк. – Неужели вы думаете, что из-за одного подонка сможет разрушиться такой серьезный, годами создававшийся бизнес? Полезный, кстати, и для вашей страны.

– Да, я знаю – налоги, валютные отчисления, благотворительность…

– И вашей организации перепадает – в каждом зале игровых автоматов милиционеры по договору дежурят, за красивые глаза денежки имеют, между прочим. Вроде пугала, только подороже. А прокуроры? А шишки министерские? К ним со взяткой – ни-ни! Принципиально. Так мы их – консультантами, экспертами… Кое-кому – загранпоездочку.

– Ну и на хрена ж вы мне все это объясняете? Я что, дурнее других, сам, что ли, без глаз?

– Упаси господи, Владимир Александрович, дорогуша! Помяните мое слово – быть вам генералом. С вашим умом, храбростью, порядочностью…