Текст книги "Меня охраняют призраки. Часть 2"

– Что это такое, – процедила мадам с презрительным видом, глядя на крышу особняка, – куда делись горгульи, что здесь стояли испокон веков? – и она метнула ядовитый взгляд на Мелиссу – та дрогнула, однако твёрдо и без запинки ответила:

– Спросите об этом моего опекуна, когда он вернётся. А до тех пор я попрошу Вас придержать свои замечания при себе, мэм, если Вам угодно…

– Мне не угодно, – сварливо отрезала мадам и снова вцепилась взглядом в левое крыло особняка. – Но… а это ещё что такое? – она даже остановилась, её лицо гневно исказилось. – Что случилось со старым гаражом?

– Не всегда же ему быть старым, Габриэла, – примирительно заметил Бальтазар Эстелл.

– Девушка! – сердито воскликнула миссис Эстелл, круто поворачиваясь к Мелиссе, – объясните, что это значит! Ничего не осталось от дома, который я прежде знала!

– Не я же его переделывала, мэм, – устало отозвалась Мелисса и на этот раз даже не подняла глаз. – Вы вроде бы отдохнуть хотели… а вот сейчас Вы кричите, злитесь, сами себя напрягаете. Это нездорово.

– Способствует преждевременной потере молодости и красоты, мэм, – старательно подпела Габриэль.

У миссис Эстелл нервически вздрогнули губы и потемнело лицо. Она сжала ладони, пару раз глубоко вздохнула и только потом, опустив руку в карман, вынула оттуда карманное зеркальце и внимательно изучила в нём своё отражение (при этом она не сбавляла шага, уверенно держа курс на ступени крыльца).

– Итак, – пробурчала она недовольно, – раз уж Вы, девушка…

– Меня зовут Мелисса, – поспешно вставила та с оскорблённым видом.

– Мелисса, – презрительно фыркнула миссис Эстелл, – какое вульгарное и простецкое имя. Совершенно ничем не выделит тебя из толпы, девочка.

– Мне моё имя нравится, – снова по-бычьи наклонив голову, прошипела Мелисса и прибавила: – Его мне дали мои родители.

– У них никогда не было вкуса, – отрубила миссис Эстелл, и лицо Мелиссы начало наливаться опасной краской, а притом ещё и дёргаться, что, как Габриэль успела выучить, было крайне тревожным признаком.

Мистер Эстелл поспешил принести свои извинения:

– Юная леди, юная леди, не стоит так переживать… Простите мою супругу за её… несдержанность, – Габриэла дёрнула носом и искривила губы в презрительной усмешке, – уверяю Вас, что она вовсе не всегда ведёт себя подобным образом… Долгая дорога… и обстоятельства, которые нас сюда привели, Вы должны понять, юная леди…

– Я понимаю, – отчеканила Мелисса, – что хозяева не могут грубить своим гостям, но и гости должны вести себя вежливо. Не слишком это красиво – когда за приветливое обращение тебе платят попрёками и безосновательными нападками. Перед такими людьми нет желания распахивать свои двери! – эти слова она произнесла с явным намёком, что, как Габриэль считала, должны были понять даже люди наподобие Эстеллов.

Но Эстеллы либо действительно являлись толстокожими и непонятливыми, либо они становились таковыми, когда им невыгодно было что-либо понимать. Как кинозвезда улыбаясь Мелиссе, мистер Эстелл открыл перед нею дверь в дом, словно он был его хозяином, и подождал, пока все дамы (миссис Эстелл с гордым и недоступным видом шагала впереди всех) пройдут в приёмный холл. Следом втиснулся Арчибальд, которому совершенно не нравилось здесь находиться, если только его печальные гримасы и отсутствующие взгляды по сторонам стоило расценивать верно, и лишь затем мистер Эстелл вступил в особняк сам, плотно притворив дверь за собою.

Миссис Эстелл озирала приёмный холл недовольными ярко-зелёными глазами. Габриэль подспудно чувствовала, что мадам готовится произнести гадость: по любому поводу, – и теперь ищет этот повод, чтобы снова выразить своё недовольство. Ей не пришлось искать долго, она впилась взглядом гарпии в ступени лестницы и произнесла шипящим змеиным голосом:

– Девушка! Что это такое?

Мелисса хранила гордое молчание. Впрочем, это не подействовало на миссис Эстелл. Осмотревшись, она подошла к ступеням, поставила на них одну ногу и звучно постучала по ступени каблуком. Неприятный цокающий звук отдался от сводчатых высоких потолков зала.

– Здесь нет ковровой дорожки, – процедила миссис Эстелл звучно. – Когда хозяйкой была мадам, всё было ослепительно и величественно. Увы, Бертрам совершенно не…

– Габриэла, милая, всё это было, – напирая на последнее слово, проговорил мистер Эстелл и снова обратил к Мелиссе, чьи плечи тряслись уже довольно ощутимо, извиняющиеся глаза: – Прошу прощения, прошу прощения!

– Ещё одно слово, – пробормотала Мелисса себе под нос, ни к кому явно не обращаясь, – и я их всех, я их…

Габриэль понимающе склонила голову: когда она смотрела в надменные лица семейки Эстеллов, она чувствовала ту же самую злость и неприятие по отношению к ним, то же желание немедленно выставить их за порог, несмотря на то, что этот дом не принадлежал ей и, следовательно, она не имела никаких прав в нём распоряжаться. Арчибальд Эстелл сделал неловкий шаг поближе к ним; Мелисса гордо и холодно отстранилась. Арчибальд оскорблённо закусил губу.

– Может, чаю или кофе? – кривясь от омерзения, спросила Мелисса.

Миссис Эстелл не заметила ни одной из её гримас, а мистер Эстелл, хотя он их прекрасно видел, предпочёл притвориться, будто бы Мелисса задала этот учтивый вопрос с таким же учтивым выражением лица. «Подкаблучник», – легко определила Габриэль.

– Пожалуй, я не откажусь от хорошего кофе, – согласилась миссис Эстелл надменным тоном, – только, девушка…

– Меня зовут Мелисса! – прорычала та, сузив глаза и агрессивно выгнув шею.

– Не вижу особенной чести в том, чтобы так именоваться, – свысока обронила миссис Эстелл и продолжила говорить так, словно её ничто не прерывало: – Мелисса, раз тебе так угодно, не вздумай наливать в мою чашку ту бурду, на которой живёт и работает Бертрам и которую вы почему-то считаете кофе. Я требую настоящего, не молотого, а зернового кофе, вывезенного из той страны, где кофейные деревья есть.

– А если у меня нет такого кофе, мадам? – провокационно поинтересовалась Мелисса.

– Значит, сходи в магазин или пошли туда вот эту девочку, – миссис Эстелл брезгливо поморщилась в сторону Габриэль, которая, сочтя себя оскорблённой, по-звериному оскалилась. – Ведь ты тут горничной подрабатываешь, верно?

– Неверно, – огрызнулась Габриэль, – я её подруга! И мой дед – хозяин корпорации «Хаэн Камфортэбл!»

У мистера Эстелла в глазах заблестело уважение, однако миссис Эстелл нисколько не впечатлилась. Она посмотрела на Габриэль с высокомерным отчуждённым видом, а затем проронила, словно с сожалением тратя свои слова на такую, как она:

– Ах, это твой отец – тот несчастный неудачник, который прогорает раз за разом и сейчас едва тащит на себе несчастненький, потрёпанный, никому не нужный магазинишко, что, конечно, вот-вот закроют?

– Не закроют, – окрысилась Габриэль, – с чего Вы так в этом уверены?

– Людей, которые умеют делать деньги, – снисходительно улыбнулась миссис Эстелл, – видно сразу.

– Габриэла, хватит уже! – со страданием простонал мистер Эстелл, и только тогда его склочная супруга соизволила умолкнуть.

Вернее, она умолкла не столько по просьбе Бальтазара – она перестала хоть сколько-то его уважать с тех пор, как стала его женой, – а сколько потому, что поняла сама: она не продержится в этом доме ни одной лишней минуты, если продолжит показывать своё недовольство Бертрамом, его домом и воспитанницей, которая, кстати, не понравилась миссис Эстелл с первого взгляда. Она глубоко вздохнула и провела пальцем по широким перилам лестницы.

– Вы проводите нас в столовую? – спокойно и уже намного более вежливо спросила она.

У Мелиссы на лбу пролегли глубокие складки.

– Хорошо, – пробурчала она, – следуйте за мной, господа. Габриэль, – она обернулась к застывшей на ступенях подруге и, пользуясь тем, что ни мистер, ни миссис Эстеллы, ни Арчибальд не могли этого увидеть, сделала свои глаза печальными и умоляющими, словно у собаки, что в дождливый день сидит под дверью хозяйского дома. – Габриэль, ты же поможешь мне?

– Помогу, – с неохотой отозвалась Габриэль и, не дожидаясь прямых просьб, вразвалку потопала вниз, к двери, прятавшейся сбоку от лестницы и ведущей в уютную, тёплую и приветливую кухню, которая нравилась Габриэль куда больше холодной, необжитой и суровой столовой. Вслед ей нёсся требовательный окрик миссис Эстелл:

– Не забудь, что кофе должен быть непременно высшего качества! И положи мне две ложки сахара, причём не забудь добавить сливок, именно сливок, а не тех маловразумительных полуфабрикатов, которыми вы наверняка питаетесь!

Габриэль поспешно хлопнула дверью и прижалась спиной к гладкой, обитой новыми обоями стене коридора, чтобы изолировать себя от ненатурально высокого голоса миссис Эстелл, который начинал вызывать в ней тошноту. Неподалёку находилась малая гостиная, там, как Габриэль могла слышать, работал телевизор и негромко разговаривали девочки, а мальчики открыто выражали своё недовольство.

– Да неужели они там торт стряпают? – шутливо простонал Патрик. – Мой желудок похож на трубу неисправного пылесоса: если его сейчас же не накормить, он всосёт сначала мои кишки, а потом и всего меня.

– Не говори глупостей, – промолвила Люсинда, – думаю, нам всего лишь стоит пойти и поискать их.

– Мы слишком долго ждём, – проворчал Стивен, – скоро моя мать начнёт обрывать провода и требовать объяснений, почему я не предупредил её, что буду у Эстеллов. Кажется мне, ребята, не слишком ей нравится, что я здесь бываю.

– Бабушке тоже, – сумрачно прошептала Оона.

– Но ведь мы всё-таки пришли, – решительно сказала Люсинда, – стало быть, нет повода унывать. Давайте разыщем девочек и заодно подкрепимся.

Габриэль стояла в дверях кухни, слушала эти разговоры и мрачно смотрела на кофемолку. Ей категорически не хотелось что-либо делать ради этих противных Эстеллов, которые смели помыкать ею, насмехаться над нею, Мелиссой и Бертрамом… при мысли о том, что основная волна недовольства мадам была направлена именно на него, в ней вскипала дикая и необузданная ярость.

«Ну и зачем? Зачем я всё это делаю? – уныло спросила она у себя. – Он никогда не узнает, на что я готова ради него, равно как он никогда не оценит моих стараний. Стало быть… если всё напрасно… получается, что я могу действовать только ради своих друзей и ради самой себя. Ведь это мне же выгодно, значит, не будет бесполезной тратой сил и времени. Я могу убеждать себя в этом сколько угодно, однако я в любом случае каждой частичкой своей души, таясь от здравого смысла, буду отдавать Эстеллу добро и пользу от каждого своего хорошего поступка. Звучит слащаво и глупо, но это так». – Она протяжно вздохнула.

«Соберись, Габриэль! Забудь об Эстелле… хотя как можно забыть, если его так мерзко оскорбила женщина, о которой я слышала столько всего плохого! И о Мелиссе… и о ребятах… ведь их унижают в этом доме! Если бы он был моим, я не запустила бы за порог никого из этой семьи, даже если бы они ползали у меня в ногах!»

– Габриэль?

Голос Джоанны, послышавшийся из коридора, заставил её вздрогнуть и неловко вывернуться, словно выпутываясь из кокона собственных тяжёлых мыслей. Габриэль столкнулась взглядом с осуждающим лицом Джоанны, за которой толпились все остальные ребята, находившиеся не в лучшем расположении духа.

– Габриэль, – поинтересовалась Джоанна спокойным – даже слишком спокойным голосомо, – где Мелисса?

– Встречает гостей, – глухо пробурчала Габриэль.

– Каких? – удивился Патрик. – Хочешь сказать, что… Эстеллы… Эстеллы приехали?

– Ну да, – голос у Габриэль был отчуждённый, слова она выговаривала монотонно, будто медленно-медленно пережёвывая их. – И уже давно.

– И…и как? – у Стивена заблестели глаза.

– Плохо, – лаконично отозвалась Габриэль.

Стоять лицом к лицу с растревоженной толпой ей было не только неприятно, сколько страшно, словно эта толпа, состоявшая сплошь из её близких знакомых и друзей, могла наброситься на неё и растерзать, если какие-то её слова окажутся не слишком приятными. Габриэль прошествовала к кофемолке и пробежалась пальцами по навесным шкафчикам над тумбами. Она раскрывала и затворяла вновь каждый из этих шкафчиков по несколько раз, лишь бы успокоиться, и не столько искала то, что было ей нужно, сколько заворожённо следила за равномерным открытием и закрытием новых блестящих дверок. То, что находилось за ними, не могло остановить на себе даже невнимательного её взгляда.

– Габриэль, – вкрадчиво сказала Люсинда, осторожными кошачьими шагами и с кошачьей же грацией пробираясь в кухню, – ты так и не объяснила в подробностях, что у них там происходит.

– Они ведут себя ужасно, – прошипела Габриэль.

Она всё-таки сумела углядеть на полке новые кружки, в которых Мелисса подавала чай гостям, и извлекла одну из них. Раздражённо швыряя молотые зёрна в чашку, она шипела сквозь зубы всё то, что думала об этих Эстеллах, и не скрывала своих чувств.

– Они приехали и начали оценивать дом, как будто собрались в нём жить, – говорила она, – и посмели ещё заявить, что у Мелиссы плохое имя! Можно подумать, – она презрительно скривилась, – что Арчибальд или Бальтазар – это такие имена, которыми стоит восхищаться! Я даже не выговорю их с первого раза!

– Но Габриэль, – осторожно вмешался Блез, – никто из нас с самого начала не думал, что они окажутся приятными людьми.

– Таких монстров ты ещё не видел! – огрызнулась Габриэль и плеснула кипяток в чашку миссис Эстелл. – Если она смеет так вести себя в гостях, я ужасаюсь, когда представляю, что творится у неё дома. Да и муж её… полнейший подкаблучник! А сын… большего идиота я ещё не встречала! Пока мы шли от ворот к дому и стояли в холле, он ни слова не произнёс! И смотрел он на нас такими странными глазами, что можно подумать, будто его родители держат его в клетке. Хотя я уже не удивлюсь ничему, что связано с этой женщиной. – Габриэль презрительно фыркнула. – Я не понимаю, как Мелисса сейчас может сидеть с ними там… одна… – она возвела глаза к потолку и передёрнулась всем телом от отвращения. – Мне казалось бы, что я сижу напротив огромной ядовитой змеи, чувствую, как она гипнотизирует меня взглядом и готовится укусить. – Габриэль снова дёрнулась и отставила чайник в сторону. – Оона, подай сливки из холодильника, если они там есть, конечно. Что ж поделаешь, придётся попытаться угодить этой стерве, чтобы она не съела Мелиссу заживо. «Мелисса – вульгарное имя», – Габриэль нервно рассмеялась, – а Габриэла? Звучит отвратительно!

– Габриэль, но её имя практически такое же, как и у тебя, – напомнил Патрик.

Она сердито отмахнулась:

– Нет, не такое же! «Габриэль» звучит намного мелодичнее и красивее, чем какая-то там «Габриэла». Знаете, это имя напоминает мне стук ножа мясника по доске: «Габ-ри-э-ла!»

Краем глаза она заметила, что на лицах ребят застыли изумлённые маски, и постаралась изобразить у себя на губах улыбку как можно дурашливее, чтобы они решили, будто она шутила, в то время как шутить ей хотелось меньше, чем когда-либо.

Оона подала пакет со сливками, Габриэль с размаху опрокинула его над чашкой и бешено завращала ложкой в напитке. Оона и Линда суетились рядом: они разливали чай и составляли всю посуду на поднос, который Блез сумел разыскать где-то внутри тех же шкафчиков, а Люсинда ворошила продукты в холодильнике, отпуская скупые комментарии:

– Это не то. И это не подходит… а это вообще что такое? – и она брезгливо приподняла двумя пальцами пакет, в котором лежало нечто, источавшее угрожающий запах. – Кто-нибудь знает?!

Линда смерила пакет подозрительным взглядом.

– Понятия не имею… положи это на место и лучше не трогай, вдруг оно опасно?

Наконец, Люсинда сумела при помощи Ооны и Линды соорудить на скорую руку пудинг. Пока они этим занимались, на передовую – то есть на встречу с Эстеллами – отправился Блез, как самый спокойный в компании после Люсинды. Блез был снабжён чаем, кофе, магазинным печеньем, конфетами и поручением передать от поваров, что вскорости будет готово коронное блюдо.

– Именно так и передать? – недоверчиво спрашивал Блез. – Но это же звучит так, как будто я выслуживаюсь!

– Ничего ты не выслуживаешься, – спокойно возразила Люсинда, – я уверена, что эту семью нужно бить именно таким же способом, каким они бьют всех, кто им не нравится. Скажи им, что здесь действительно есть повара, – и они уже станут думать о Мелиссе и мистере Эстелле лучше.

– Это предположение взято всё из той же книги по расположению к себе людей? – скептически осведомился Стивен.

– Возможно, – Люсинда спокойно пожала плечами, – я уверена, что этот трюк подействует. А, даже если я и попаду впросак, нам всё же не стоит сообщать правду: что пудинг приготовили три школьницы, которые пришли сюда в гости. Я уверена, узнай миссис Эстелл об этом, она даже есть не станет

– Ну и славно выйдет, – пробурчал Блез, однако покорно принял и поднос, и наставления, а затем вышел.

Вокруг стола закипела напряжённая работа. Девочки действовали так слаженно и быстро, словно они умели читать мысли друг друга, Габриэль изредка подавала им миксеры, ложки, сахарницы, носилась из угла в угол по незнакомой кухне и с неожиданной быстротой обнаруживала всё, что ей требовалось. Вскоре пудинг был готов, и за ним явился Блез. Глаза у Блеза были остановившиеся, поражённые и неприязненно сощурившиеся, а сам он был бледен и дрожал – как Габриэль сообразила, от отвращения.

– Ну, и как? – сразу подались вперёд ребята.

– Сказать, что это ужасно… – Блез покачал головой и с трудом выдохнул, – значит ничего не сказать. Сначала эта женщина придралась к тому, что блюда принёс не дворецкий. Когда я сказал, что дворецкого тут вообще нет, она спросила, кто я.

– А ты? – с придыханием спросила Люсинда.

– А я сказал, что я помощник повара, подрабатываю тут в свободное от учёбы время, – Блез пожал плечами. – На это мадам Эстелл скривилась, обозвала меня неучёным идиотом и заявила, что никто в мире, даже последний осёл, не ставит подносы так, как я. Мистер Эстелл попросил её помолчать, она разошлась ещё больше и спросила у меня: «Какую дрянь ваши повара измыслили приготовить на этот раз?»

– Дрянь?! – охнула Джоанна.

– Именно так, – Блез невесело покачал головой, – дальше она придралась к тому, что я, видите ли, не надел никакой рабочей формы. Потом раскритиковала подносы. Короче говоря, это невозможная женщина. Делайте что хотите, но меня в то пекло больше не засунешь.

– Равно как и меня, – мрачно открестилась Габриэль.

– Я и не собиралась просить никого из вас, – Люсинда победоносно усмехнулась, – я сама туда пойду. Если пустить к ним кого-то из вас, боюсь, вы умудритесь окончательно рассорить Мелиссу с этими людьми.

– Рассорить?! – искренне возмутился Блез. – Да нам даже делать ничего не надо, они сами неплохо стараются!

– Блез, – Люсинда сердито нахмурилась, – пока что держи своё мнение при себе. Хоть оно и правильное, нам всем придётся помолчать и потерпеть.

* * *

– Итак, – миссис Эстелл недовольно оглядела гостиную, – есть в этом доме хоть одно место, где мы можем расположиться на ночь?

– Раз Вам так не нравится мой дом, мэм, – отрезала Мелисса, – я не стану обременять Вас необходимостью в нём находиться. Через квартал отсюда есть гостиница, не помню, как она называется, но Вы можете спросить по дороге.

У миссис Эстелл на щеках выступили гневные пятна.

– Нет, милочка, – зашипела она, – мы останемся здесь, останемся и будем дожидаться возвращения твоего опекуна, которого ты по какой-то удивительной детской наивности называешь дядей… – миссис Эстелл вздёрнула губу, выпустив из-под неё насмешливый фыркающий звук, – надеюсь, что мы не тебе не помешаем, верно?

– А если я скажу, что Вы ошибаетесь? – с вызовом поинтересовалась Мелисса.

Она смотрела миссис Эстелл в глаза, не моргая. Эти люди не вызывали в ней ни отзвука родственных чувств, особенно после того, как они начали распоряжаться, командовать, унижать её, её друзей и дядю Бертрама. Мелисса не хотела признаваться себе, что она всё-таки считает дядю близким для себя человеком, поскольку обижается, если о нём говорят плохо, и поэтому она старалась вообще о нём не думать. Но это было чересчур трудно, поскольку Эстеллы произносили его имя через каждые пару-тройку фраз, и всегда с раздражением и плохо скрываемой либо вовсе не скрываемой неприязнью.

Мистер Эстелл боязливо посмотрел на супругу, но, сообразив, что Мелисса действительно не собирается им уступать, мягко прижал её ладонь к столу своею.

– Послушай, Габриэла, – тихо сказал он, – предоставь это мне. Девочка не очень… хочет с тобой общаться.

Миссис Эстелл приняла недовольный вид и усмехнулась краем рта с величайшим презрением. Однако она покорно откинулась на спинку кресла и скрестила руки на груди.

– Отлично, дорогой, – она театральным жестом откинула со лба длинную светлую чёлку, – предоставляю переговоры с несовершеннолетней девчонкой, у которой непонятно что творится в голове… словом, предоставляю это тебе.

– Мистер Эстелл, – холодно сказала Мелисса, – Вы действительно думаете, что я позволю вам троим тут остаться, когда вы себя так ведёте?

– Мелисса, прошу прощения, этого больше…

– Сколько раз Вы мне это обещали?

Мистер Эстелл крепко стиснул руку миссис Эстелл, которая явно собиралась снова разразиться потоком оскорблений, и пробормотал:

– Теперь, Мелисса, я клянусь, что нашему разговору ничто не помешает. Я считаю тебя достаточно взрослой для того, чтобы откровенно сообщить о том, что нас сюда привело, несмотря на то, что…

– Несмотря на то, что Вы и Ваша семья не общались с моим дядей много лет? – иронично приподняв бровь, поинтересовалась Мелисса. – Я думаю, что для этого должна быть очень серьёзная причина. Что именно Вы хотите ему сообщить о мистере Энтони Эстелле?

– Мы хотим… вспомнить прошлое, – почти прошептал мистер Эстелл, краснея. – Пойми, Мелисса, когда обе наши семьи решительно воспротивились нашему с Габриэлой браку…

Миссис Эстелл снова фыркнула и неприязненно втянула носом воздух.

– Габриэла, дорогая, – мистер Эстелл обратил к ней виновато вспыхнувшее лицо, – ты не могла бы отойти куда-нибудь вместе с Арчибальдом? Ты не возражаешь, Мелисса, если они посидят в гостиной на втором этаже? Ведь там по-прежнему есть гостиная, верно?

Мелисса смерила миссис Эстелл оценивающим и настороженным взглядом.

– Хорошо, пусть посидят, – наконец, разрешила она, – ведь, я полагаю, сэр, что нам предстоит очень долгая беседа?

Миссис Эстелл, явно недовольная решением мужа, поднялась из кресла, грубо схватила Арчибальда (который в течение всего разговора сидел, забившись в кресло и склонив голову к груди) за руку и выволокла в широкий коридор. Мелисса видела, как они вдвоём поднялись по лестнице, вошли в нужную дверь и исчезли. С уходом миссис Эстелл ослабла напряжённость, которую она чувствовала повисшей в воздухе, и половина её враждебности к мистеру Эстеллу исчезла. Мелисса посмотрела на него настороженно, но не с откровенной неприязнью, и ждала, когда он продолжит говорить – а это ему, очевидно, было нелегко сделать. Она осторожно спросила:

– И… что было дальше, сэр?

– Дальше? – мистер Эстелл сцепил пальцы в замок у себя на коленях и промолвил, не поднимая на Мелиссу взгляда: – Дальше… мы остались наедине друг с другом, без крыши над головой, без работы, в чужом городе. Тогда мистер Эстелл, отец твоего дяди, пришёл к нам на помощь и отдал почти всё, что имел на своём банковском счету. Именно благодаря его бескорыстности мы сумели стать тем, что мы есть сейчас, – в голосе мистера Эстелла появились нотки гордости. – И когда мы узнали, что он сходит с ума, что он может умереть в больнице, мы решили помочь ему… решили помочь так, как он помог нам. Ведь у него осталась жена… любовница…

– Жена, – холодно поправила Мелисса.

– Верно, – согласился мистер Эстелл и продолжил, заметно нервничая: – А также – несовершеннолетняя дочь, Джоанна… Я понимаю, что болезни, подобные той, что поразила моего дядю, неизлечимы, но всё же я хотел бы сделать для него какое-то ответное добро, отплатить за всё, что он подарил мне… Я не хотел бы остаться в его памяти неблагодарным племянником.

– И что Вы предлагаете? – грозно набычившись, спросила Мелисса.

– Об этом, – голос мистера Эстелла неожиданно сделался холодным, решительным и твёрдым, и сам он гордо выпрямился, – я желал бы говорить только с твоим дядей и ни с кем, кроме него. Боюсь, что тебе, Мелисса, как ты ни была бы умна для своего возраста, по меньшей мере рано знать о таких делах.

– Это что-то чрезвычайно секретное? – она агрессивно вытянула шею, однако глаза мистера Эстелла не поменяли выражения. – Прошу Вас, сэр, объяснитесь сначала со мной. Я должна знать, по какому именно поводу собираюсь побеспокоить своего дядю.

– Он же не вечно будет занят, Мелисса, – мягко успокоил её мистер Эстелл, – сегодня или завтра, но он вернётся, и я сам поговорю с ним. Тогда он сам будет решать, стоит тебе знать об этом или нет, пока я не могу сказать тебе ничего больше.

– Я знаю об этой истории больше, чем Вы думаете! – с горячностью возразила Мелисса. – Мой дядя давно поссорился со своим отцом, и этому наверняка есть какое-то объяснение. Он разговаривал с женой своего отца, и я уверена, они и без вас уже решили, что будут делать дальше. Хотите помогать, сэр, – кто Вам в этом препятствует? Но я совсем не понимаю, зачем Вам понадобилось обсуждать это с моим дядей, обратитесь к миссис Эстелл.

Из уважения к Джоанне Мелисса приучилась называть её мать миссис Эстелл даже тогда, когда самой Джоанны рядом не было. Она знала, что дядя Бертрам этого не одобряет, однако при нём держалась своей позиции с ещё большим упрямством. Мистер Эстелл взглянул на неё с немалым удивлением. Однако, видимо, её страстные слова не оказали на него никакого воздействия, поскольку он бесчувственно, словно машина, повторил:

– Мелисса, твоё благородство меня поражает, однако я не могу – повторяю, не могу и не стану – объяснять тебе причин, по которым мне так необходимо пообщаться с Бертрамом.

– Но я…

– Мелисса, потерпи ещё немного. Прошу, дай всему встать на свои места – и тогда ты всё узнаешь, – мистер Эстелл взглянул на неё прямо и твёрдо (этот взгляд совсем не вязался с образом подкаблучника, который нарисовался в её голове, когда она увидела, как миссис Эстелл отдаёт ему холодные приказы, обязательные к исполнению).

Она опустила взгляд себе под ноги. Под её тапочками лежал толстый удобный ковёр, купленный дядей Бертрамом в прошлом году, к полу ковёр придавливали четыре ножки высокого стола со стеклянной столешницей. Напротив себя она видела начищенные ботинки мистера Эстелла и ножки его глубокого кресла, которое находилось в этом доме на разных местах и в разных комнатах столько, сколько Мелисса себя помнила (что давало основания предположить, что оно числилось среди предметов интерьера задолго до её рождения). Смотреть в эту сторону ей было неловко и неприятно, поэтому она быстро вернула взгляд наверх, но предпочла упереть его в столешницу. Сквозь столешницу просвечивали кончики её тапочек, казавшиеся сейчас бесконечно далёкими.

– Вы обещаете? – напряжённо и недоверчиво спросила она.

Мистер Эстелл торжественно наклонил голову:

– Обещаю, Мелисса.

– Смотрите! – подозрительно прошипела она. – Только попробуйте меня обмануть!

– У меня этого нет даже в мыслях, – беспечно ответил мистер Эстелл и пожал плечами. – Зачем мне обманывать подростка, к тому же – свою родственницу?

– Я Вам никакая не родственница, – пробурчала Мелисса.

– Почему же, ведь ты – приёмная дочь моего кузена и, стало быть, моя племянница, – мистер Эстелл говорил совершенно серьёзно, не думая издеваться, как его супруга, и потому Мелисса совершила глупейшую ошибку (как она сама стала считать впоследствии) – она ему поверила, расслабленно, хотя и не совсем, размякла в кресле и пробурчала:

– Хорошо, я подыщу вам комнаты на третьем этаже и позвоню дяде на работу. Но я предупреждаю, что ему ваш приезд может совсем не понравиться.

– С этим мы разберёмся сами, – улыбнулся мистер Эстелл. – Ты покажешь нам комнаты, Мелисса, или сначала угостишь фирменным блюдом своего чудо-повара?

«Интересно было бы узнать, что там девочки успели состряпать», – подумала она отстранённо и сказала без прежней агрессии:

– Пожалуй, сначала – сытный перекус, а потом – осмотр комнат. Я схожу за Вашей женой и сыном.

– Называй Арчибальдом, – крикнул мистер Эстелл ей в спину, – уверен, что вам удастся найти общий язык!

Мелисса совсем не разделяла его уверенности, однако возражать не стала. На её удивление, миссис Эстелл и Арчибальд сидели в гостиной и мирно о чём-то разговаривали. На её появление они отреагировали с одинаковой долей вежливости (миссис Эстелл даже не стала делать никаких провокационных замечаний), и покорно двинулись следом за нею обратно в столовую, где уже стояла у стены Люсинда с опустевшим подносом в руках и искоса следила за реакцией гостей. Мелисса незаметно подмигнула ей и продемонстрировала большой палец, Люсинда обрадованно улыбнулась, но тут же потупилась снова: в неё вонзился острый неприязненный взгляд миссис Эстелл. Той, видимо, не удавалось обуздывать свой характер дольше, чем на пару минут. Она одарила пудинг, гордо возвышавшийся на тарелке, презрительным холодным взглядом и поинтересовалась сквозь зубы:

– Девушка, могу я узнать, что за сорт пакости Вы нам преподнесли и какой повар умудрился это приготовить?

– Это йоркширский пудинг, мэм, – максимально вежливым официантским тоном ответила Люсинда, – а приготовил его личный повар мисс, – она кивнула в сторону Мелиссы, которая тут же покрылась толстым слоем краски от смущения и гордости. – Этот повар работает в доме более десяти лет, и на его работу ещё никто не жаловался.

– Конечно! – торжествующе фыркнула миссис Эстелл и с размаху хлопнулась на стул (мистер Эстелл взглянул на неё крайне неодобрительно). – У Бертрама никогда не было вкуса! Неудивительно, что девочка выросла вся в него: он умудрился привить ей все свои мещанские привычки!

– Мадам, – не меняя тона, невыразительно возразила Люсинда, – быть может, Вы сначала попробуете? Хотя бы кусочек?

– В самом деле, мама? – робко поинтересовался Арчибальд, кратко взглянув на мать. – Ты же даже не знаешь, что это за…

– Молчать, Арчибальд, – отрезала миссис Эстелл и скрестила руки на груди. – Какого чёрта я должна это есть? Что это за отвратительная непонятная масса? Девушка, спуститесь вниз и прикажите повару, чтобы он приготовил мне вегетарианскую лазанью!

– Габриэла, – предостерегающе прошептал мистер Эстелл одними губами.

У миссис Эстелл по щекам и по шее поплыли неровные багровые пятна.