Текст книги "Как работать над собой. И создать будущее, которое отличается от настоящего"

Справиться со своими травмами

– Ты свинья! Отребье! Позор семьи! – страшно кричала однажды мама, обращаясь ко мне.

Этот ужасный момент стал одним из редких примеров того, как взорвалась моя мать после долгих лет подавления эмоций. Все произошло после свадьбы сестры. Я была подружкой невесты, и мне разрешили пригласить на церемонию трех своих лучших друзей по колледжу. Одной из них была моя тайная девушка по имени Кэти.

Никто не знал, что мы встречаемся, даже наши друзья. Мы не стыдились этого, просто это были мои первые однополые отношения, и я не чувствовала необходимости заявлять об этом всему миру, тем более семье, в которой не принято было говорить о чем-то серьезном. В день свадьбы мы с друзьями начали пить с самого утра. Я помню, как всхлипывала, наблюдая за танцем отца и дочери, что наверняка казалось странным моим приятелям и родственникам, потому что меня вообще не волновали свадебные традиции. Но в глубине души я ощущала сосущее чувство потери, потому что знала, что мне не светит такой ритуал; я ведь не планировала традиционную свадьбу! Вечер пошел насмарку, и чем грустнее я становилась, тем больше замыкалась в себе.

Кэти тоже была пьяна, и ее расстраивала моя отстраненность. Каждый раз, когда она звала меня потанцевать, я отмахивалась. Потом она попыталась поцеловать меня, и я сделала лицо, говорящее: «Прекрати это немедленно». Она разозлилась и убежала. За этим последовали разборки, и всем в зале стало очевидно, что между нами не просто дружба.

Я настолько пребывала в отрицании, что поверила, будто нам все сошло с рук. Никто не упомянул Кэти ни в тот вечер, ни на следующий день. Только через месяц или около того, когда я уже вернулась в Корнеллский университет, мама оказалась у меня на пороге без всяких предупреждений. Они вместе с отцом приехали на машине из Филадельфии, и как только я открыла дверь, она влетела в нее и бросила в меня те самые болезненные слова. Она продолжала кричать, пока я пыталась выгнать ее из квартиры. Вопли стояли такие, что вышел сосед, чтобы узнать, не нужна ли мне помощь. Я вывела ее из квартиры и вернула в машину вместе с отцом, который сидел с опущенной головой, не говоря ни слова. Эта ситуация застигла меня врасплох, поскольку моя мама редко – если такое вообще случалось – проявляла эмоции в таком ключе, и этот взрыв оказался дестабилизирующим для всех нас.

Когда через несколько месяцев я вернулась в дом своего детства на летние каникулы, мама вела себя так, словно меня не существовало, словно она могла бы пройти прямо сквозь меня, потому что я была невидимкой, призраком. Если мы встречались в коридоре, она проходила мимо с поднятой головой и смотрела куда-то в сторону. Отец вторил поведению матери, хотя разговаривал со мной. Это была полноценная детская травма. Я чувствовала себя такой недостойной, такой нелюбимой. Я не существовала. Ощущалось чуть ли не облегчение от того, что мои страхи обрели физическое проявление. Я готовилась к этому всю свою жизнь. Это был мой «космический корабль» в действии.

Это эмоциональное отчуждение продолжалось несколько недель, пока в один прекрасный день мама не начала снова разговаривать со мной. Она вела себя так, как словно между нами ничего и не произошло. Мы больше никогда не говорили о моей сексуальной ориентации, и она совершенно спокойно приняла всех моих будущих девушек, как будто иного никогда и не было. На самом деле мы никогда больше не обсуждали ту ситуацию. После долгих лет подавления ее тело выплеснуло все чувства разом, что привело к чрезмерному, деструктивному извержению эмоций. Когда пыль осела, она как будто не смогла поверить, что так отреагировала – что она вообще способна на такое эмоциональное выражение.

Впоследствии я то вступала в романтические отношения, то выходила из них, но чувствовала, что меня постоянно бросает из состояния эмоциональной реактивности к эмоциональной замкнутости. Я часто выбирала партнерш, с которыми могла сохранять дистанцию, быть отстраненной, часто эмоционально недоступной. Когда я чувствовала, что мои потребности и желания не удовлетворены, я нападала: забрасывала звонками и сообщениями, закатывала истерики и устраивала ссоры. Если в конечном итоге я добивалась реакции, которой подсознательно жаждала, я отделялась и диссоциировалась, чувствуя себя подавленной. Я становилась призраком, которым научилась быть еще в детстве. Я винила их, когда отношения неизбежно портились. Реальность такова: я застряла в выученных шаблонах, которые были моими копинг-стратегиями, или способами контролировать мое внутреннее смятение.

В 1984 году два психолога-новатора, которые изучали стресс и эмоции, покойный профессор Калифорнийского университета в Беркли Ричард Лазарус и профессор Калифорнийского университета в Сан-Франциско Сьюзан Фолкман представили теорию о копинге. Они определили его как «непрерывно меняющиеся когнитивные и поведенческие попытки справиться со специфическими внешними и внутренними требованиями, которые оцениваются как чрезмерные или превышающие ресурсы человека»[41]41
  Lazarus, R. S., & Folkman, S. (1984). Stress, appraisal, and coping. Springer.


[Закрыть]. Иными словами, копинг – это выученная стратегия, призванная справиться с напряжением в теле и сознании, которое порождает стресс.

Лазарус и Фолкман описали адаптивные и дезадаптивные копинг-стратегии. Адаптивными являются действия, которые мы предпринимаем, чтобы вернуть себе чувство безопасности, например встретить проблему лицом к лицу или перенаправить негативные мысли в другое русло. Главное здесь – активность; адаптивные стратегии требуют усилий и сознательного признания дискомфорта. Использовать их будет труднее, если нам не показывали их в качестве образца или не учили их применять.

Дезадаптивные копинг-стратегии, часто перенятые от родителей, дают нам возможность ненадолго отвлечься от чувства дискомфорта (как, в моем случае, употребление алкоголя на свадьбе) или избежать любой эмоциональной реакции (как, снова в моем случае, диссоциация). Однако любая такая попытка облегчить симптомы стресса заканчивается еще большим отчуждением от своего истинного Я.

То, как мы справляемся с конкретной ситуацией, в меньшей степени связано с ситуацией и в большей – с нашими копинг-стратегиями. Допустим, у двоих людей одна и та же работа – невероятно стрессовая, нацеленная на результативность. Соня справляется со стрессом, применяя адаптивные копинг-стратегии: регулярно посещает спортзал или звонит лучшей подруге за поддержкой. Мишель, испытывающая тот же уровень давления, принимает психоактивные вещества, чтобы отключиться и уйти от реальности. Возможно, в моменте она и чувствует себя лучше, но на следующее утро просыпается, а в голове у нее туман, она не может ни на чем сфокусироваться и впадает в отчаяние. Стресс и чувство стыда усугубляются, и цикл дезадаптивного копинга набирает обороты.

В своей практике я наблюдала множество дезадаптивных копинг-стратегий. Вот некоторые из наиболее распространенных:

• Стремление угодить людям. Как только желание удовлетворяется, стресс (временно) уходит.

• Гнев или ярость. Если есть возможность выплеснуть свои эмоции на другого человека, вы освобождаетесь от них.

• Диссоциация. Вы «покидаете» свое тело в стрессовой ситуации, чтобы вообще не переживать травму. Эта форма отчуждения может проявляться в сексе, когда человек вступает в половой контакт с людьми, к которым не проявляет особого интереса; при этом он нацелен максимально удовлетворить партнера, не обращая внимания на свои желания либо не сознавая их.

Все эти копинг-стратегии позволяют избежать повторного переживания старой травмы, отсрочить немедленно наступающую боль. Но они не помогают полностью удовлетворить физические, эмоциональные и духовные желания и потребности. Когда они из раза в раз остаются забытыми, боль и разобщенность усугубляются. Самосохранение ведет к самовредительству. Это замкнутый круг, в котором очень легко застрять. Цикл неразрешенной травмы, повторения дезадаптивных копинг-стратегий и последовательного отвержения своей личности позволяет боли жить в нашем разуме и в теле, что в конечном итоге ведет к болезням.

Потенциал для перемен

Все мы носим в себе неразрешенные травмы. И как мы уже видели, оставленный ими след определяется не столько тяжестью события, сколько нашей реакцией на него. Стойкость можно развить с помощью обусловливания; если в нашем детстве ее не проявляли наши родители, есть вероятность, что мы так ей и не обучились. Прорабатывая травмы, мы можем стать более стойкими. Этот опыт даже может стать катализатором глубокой трансформации.

Когда я делюсь информацией о травмах со своим онлайн-сообществом SelfHealers, то получаю много откликов от людей, которые задают такие вопросы, как «То есть вы считаете, что все травмированы?» и «Как мне не травмировать своих детей?». Но вот в чем дело: травма – это часть жизни. Она неизбежна. Ваш самый первый опыт на этой планете – рождение – был травмой, скорее всего, и для вас, и для вашей матери. Но тот факт, что мы пережили травму, не обязательно означает, что теперь мы обречены на жизнь, полную страданий и болезней. Мы не обязаны повторять шаблоны, которые сформировали ранние этапы нашей жизни. Выполняя работу, мы можем измениться. Начать двигаться вперед. Исцелиться.

Травма, может, и универсальное явление, но она индивидуальна и затрагивает всего человека – нервную систему, иммунитет, каждый кусочек его физиологии – по-своему. Первый шаг к исцелению разума и тела – это осознание того, с чем вы имеете дело, идентификация неразрешенной травмы. Следующий шаг – понимание ее долгосрочных последствий и того, как выученные копинг-стратегии не дают вам двигаться дальше.

ВЫПОЛНЯЕМ РАБОТУ: КАК ВЫЯВИТЬ ДЕТСКИЕ ТРАВМЫ

Чтобы осознать свои личные детские травмы или подавленные эмоции, выделите время на то, чтобы порефлексировать и оставить заметки ниже в соответствии с приведенными подсказками. Отвечайте только на те вопросы, которые вызывают внутренний отклик. У многих людей с неразрешенными травмами, включая меня, сохранилось не слишком много воспоминаний, что затрудняет ответы по некоторым из пунктов. Уделите внимание всему, что приходит на ум.

Наличие родителя, который отрицает вашу реальность

Вспомните случай из детства, когда вы обратились к родителям с идеей, эмоцией или переживанием, а в ответ столкнулись с обесцениванием. Например, реакция могла быть такой: «Все было не так», «Ничего страшного», «Просто забудь об этом». Выделите время на налаживание контакта со своим внутренним ребенком, подумайте, что вы могли почувствовать, услышав подобную реакцию от родителей. Если вам это поможет, воспользуйтесь шаблоном ниже:

В детстве, когда мои родители _____________________________,

я чувствовал(а) _____________________________.

Наличие родителя, который вас не видит или не слышит

Вспомните случай из детства, когда вы хотели получить признание от родителей, а они казались отчужденными, занятыми или каким-либо иным способом заставили вас почувствовать себя незамеченными. Выделите время на обдумывание обстоятельств, в которых вы чувствовали себя неувиденными и неуслышанными. Затем поразмышляйте и напишите, какими способами вы пытались привлечь их внимание. Вы «проворачивали» что-то, закатывали истерику или становились более замкнутым? Если вам это поможет, воспользуйтесь шаблоном ниже:

В детстве, когда мои родители _____________________________,

я чувствовал(а) _____________________________.

Чтобы справиться с этим, я _____________________________.

Наличие родителя, который косвенно проживает вашу жизнь либо «лепит» под себя

Были ли в вашем детстве случаи, когда вам прямо говорили, кем вы (не) являетесь? Произносили ли ваши родители что-то вроде: «Ты такая чувствительная, вся в мать», «Нужно приносить сплошные пятерки, чтобы семья тобой гордилась»? Были ли вы так же одержимы этими целями, как они, или же чувствовали, что делаете все это только для того, чтобы угодить им?

Выделите время на обдумывание того, какие замечания вы слышали в свой адрес в детстве, а также обратите внимание на то, какими разными способами на ваши желания могли повлиять родители – прямо или косвенно. Если вам это поможет, воспользуйтесь шаблоном ниже:

В детстве…

Я слышал(а) о себе следующее: _____________________________.

Я знал(а), что мои родители ожидают от меня следующего: _____________________________.

Наличие родителя, который не признает границ

Выделите время на то, чтобы вспомнить свой детский опыт в отношении личных границ и их нарушений, а также различные виды ограничений в целом (или их отсутствие), которые вы перенимали от своих родителей. Если вам это поможет, воспользуйтесь шаблоном ниже:

В детстве…

Могли ли вы спокойно сказать «нет»? Или родители принуждали вас вести себя определенным образом? _____________________________

Случалось ли такое, что родители устанавливали четкие лимиты времени, энергии и ресурсов в ваших отношениях? _____________________________

Уважали ли родители вашу личную жизнь или вторгались в нее? Вторжение включает в себя такие поступки, как чтение дневника, прослушивание телефонных разговоров и другие типы поведения, связанные со слежкой. _____________________________

Позволяли ли родители вам вести беседы и любым другим способом взаимодействовать с другими людьми, присутствовавшими в вашей жизни, не вмешиваясь?

Наличие родителя, который чрезмерно зациклен на внешности

В детстве многие из нас слышали в свой адрес прямые и косвенные сигналы насчет внешности. Возможно, кто-то из родителей комментировал конкретные аспекты внешности такими заявлениями, как: «Тебе стоит носить волосы распущенными», «У тебя бедра полнеют», «Ты правда думаешь, что стоит идти за добавкой», «Стоило надеть другую одежду». Иногда такие высказывания могут звучать и в адрес других людей. Возможно, ваши родители комментировали внешность окружающих, выделяя одни качества как положительные, а другие – как отрицательные. Внимание ваших родителей к собственной внешности или связанные с ней ритуалы также формировали ваши убеждения и ценности касательно того, что приемлемо, а что нет. Если вам это поможет, воспользуйтесь шаблоном ниже:

Какие сигналы, касающиеся внешности, вы получили? _____________________________

Наличие родителя, который не умеет управлять своими эмоциями

Одним из важных аспектов эмоционального здоровья является то, как вы справляетесь со своими эмоциями и переживаете их. В детстве мы учимся эмоциональной регуляции, наблюдая за тем, как родители выражают (или не выражают) свои чувства и как реагируют на проявления ваших. Выделите время на то, чтобы обдумать, как вы справлялись с эмоциями в детстве. Если вам это поможет, воспользуйтесь шаблоном ниже:

Когда родители испытывали сильные эмоции (например, гнев или грусть), как они реагировали? Например, хлопали дверью, срывались, кричали или молчали? _____________________________

Были ли у ваших родителей конкретные копинг-стратегии? Например, компульсивные покупки, употребление психоактивных веществ, избегание определенных (или любых) эмоций? _____________________________

Когда родители испытывали сильные эмоции, как они коммуницировали с вами и с окружающими? Например, начинали обзываться, обвинять, стыдить или прекращали разговаривать? _____________________________

После сильных переживаний находили ли родители время, чтобы объяснить ситуацию или помочь вам разобраться в собственных чувствах по поводу случившегося? _____________________________

В детстве я получал(а) следующие сигналы, касающиеся чувств в целом и моих чувств в частности: _____________________________

Глава 4
Травмированное тело

Для меня переломным моментом, по крайней мере с физической точки зрения, стал день, когда я потеряла сознание – упала в обморок.

Я годами сталкивалась с симптомами дисрегуляции. Как в игре «Ударь крота», я пыталась решать проблемы по отдельности, когда эти симптомы начинали приносить какой-то дискомфорт. Мне казалось, что диссоциация стала чертой моей личности. У меня плохая память! Я рассуждала так: тревожность – это результат как генетики, так и внешних факторов, я ведь жила в Нью-Йорке сама по себе. Моя мама была больна – и я обратилась к психиатру, чтобы тот выписал мне лекарства, с помощью которых я переживала тяжелые времена. Головные боли тоже передались по наследству. Туман в голове возникал из-за чересчур напряженной работы. Я понятия не имела, откуда брался запор, но видела аналогичную проблему у мамы и сестры, так что даже не потрудилась на этот счет задуматься. Вместо этого я одну за другой пила бутылочки с пивными дрожжами, черносливовый нектар и кучу безрецептурных лекарств. Были отдельные проблемы и их отдельное лечение. Никакой связи между ними не было.

Примерно в то же время я переехала из Нью-Йорка в Филадельфию, заниматься работой по психодинамике в Филадельфийской школе психоанализа. Поскольку я стала физически ближе к своей семье, то начала чаще встречаться с родственниками. Параллельно я ходила к своему психотерапевту раз или два в неделю, чтобы моя собственная практика была эффективнее, и начала ковырять болячки детских травм, о которых уже давно забыла. Терапия позволила мне понять, какой проблемной была семейная динамика отношений – как в моей семье клеймили «другими» всех, кто находился за пределами нашей ячейки, как все усердно трудились, чтобы сохранить лицо и явить миру гармонию и единство, а на деле жили в ловушке тревожности и страхов. Я увидела, как трудно моей матери проявлять истинную любовь и заботу, и все это шло от ее собственных дефицитов – не только материальных, но и эмоциональных, и духовных, – созданных ее родителями, которые сами никогда не выражали любовь. Я увидела свои защитные механизмы – отстраненность, перфекционизм, оцепенение – как обусловленные реакции на травму, передавшуюся мне от маминых травм.

Это осознание оказалось жестоким и печальным. Мне некуда было деть эти эмоции. И тогда я начала «нарываться» в отношениях с Лолли: затевала ссоры, отталкивала ее, а потом бесилась, когда она отстранялась. Такую же схему я годами использовала и с другими своими партнерами – циклически металась между эмоциональной разобщенностью и неизбежной паникой, возникающей, когда пропасть становилась слишком уж огромной.

Потом я начала терять сознание.

Первый раз это случилось на новоселье в квартире моей подруги детства, Аманды. (Тот факт, что это произошло в доме человека, связанного с моим детством, не остался незамеченным.) Был теплый летний день. В ее жилом комплексе был бассейн, который она с восторгом нам показывала, и когда мы шли мимо него, я вдруг почувствовала себя нехорошо. Солнце сильно припекало на затылок, я начала потеть. Потом вдруг резко ощутила головокружение, а небо словно закружилось. Помню, как подумала: «Николь, соберись».

Я открыла глаза. Лолли и моя подруга с беспокойством смотрели на меня сверху вниз.

– Все нормально? – спросила Лолли, пока Аманда – квалифицированный парамедик – оценивала состояние моих когнитивных функций. Она видела, что я довольно сильно ударилась головой о бетон, и подозревала сотрясение мозга. Я настаивала на том, что со мной все в порядке, хотя голова все еще кружилась и меня слегка подташнивало.

Это падение не стало тем поворотным моментом, каким должно было стать. Я списала все на нелепый инцидент и вернулась к работе, такая же дерганая и отстраненная, как и раньше. Я начала все чаще замечать мелкие когнитивные нарушения. Я часто с трудом подбирала нужные слова. Во время одной из сессий я настолько потеряла ход мыслей, что в воздухе на несколько минут повисла тишина, а я потом страшно извинялась перед клиентом за такое недоразумение.

Потом я снова упала в обморок. В рождественские праздники мы с Лолли значительную часть времени провели с моей семьей. Мы отправились за ножами для устриц. Я помню, как зашла в хозяйственный магазин, чувствуя головокружение и думая о том, как же жарко под этими магазинными лампами, излучающими резкий свет.

И снова увидела над собой толпу обеспокоенных лиц.

С моей нервной системой явно что-то было не так. Только когда мое тело закричало, что на него пора обратить внимание, я сделала это.

Травмированное тело

Я не преувеличу, если скажу, что каждый клиент, приходящий ко мне в офис с некими психологическими симптомами, также страдает от каких-то физических проблем со здоровьем. Неразрешенная травма вплетается в саму суть нашего существования.

Из опыта НДО нам известно, что психотравмы увеличивают риск развития множества физических и психологических заболеваний, от депрессии и тревожности до сердечных приступов, рака, ожирения и инсультов. Результаты исследований однозначны: люди с неразрешенными травмами болеют серьезнее и умирают раньше.

Пути воздействия травмы на организм сложны и разнообразны, но физическая дисфункция сводится к одному знаменателю: стресс. Стресс – это не просто статус психики; это внутреннее состояние, нарушающее гомеостаз, или физическое, эмоциональное и ментальное равновесие. Мы испытываем физиологическую реакцию на стресс, когда наш мозг дает сигнал, что нам не хватает ресурсов на преодоление препятствия или угрозы (что является привычным делом, когда речь заходит о неразрешенных травмах). Специалист по лечению психологических травм и зависимостей, доктор Габор Матэ, автор множества книг, включая «Когда тело говорит нет»[42]42
  На русском языке книга вышла в издательстве «Портал» в 2021 году. – Прим. перев.


[Закрыть], называет это явление «связью между стрессом и болезнью»[43]43
  Матэ, Габор. «Когда тело говорит нет. Цена скрытого стресса». Портал, 2021.


[Закрыть].

Когда мы подвергаемся стрессу, организм переключает свои ресурсы с поддержания гомеостаза, счастливого состояния благополучия и равновесия, на самозащиту. Стресс неизбежен (сами попытки его избежать приведут к стрессу!). Нормативный стресс и вовсе является естественной частью жизни: рождение, смерть, брак, расставание, потеря работы – все это часть нашего человеческого опыта. В качестве адаптивной реакции мы можем выработать собственные копинг-стратегии, которые помогут вернуться к психологической и физиологической исходной точке: искать источники поддержки, учиться успокаиваться самостоятельно и помогать своей заклинившей нервной системе вернуться в состояние гомеостаза. Это нарушение баланса и последующее к нему возвращение называется аллостазом. Оно позволяет развить биологическую способность к адаптации.

Возможно, вы знакомы с таким механизмом реакции организма на стресс, как «бей или беги». Борьба и бегство – это две инстинктивные, автоматические реакции, которыми тело отвечает на стресс (третью – замирание – мы еще тоже обсудим). Когда мы сталкиваемся с угрозой, реальной или воображаемой, в мозгу загорается миндалевидное тело – центр страха. Активировавшись, эта зона мозга посылает остальным частям тела сообщение о том, что мы подвергаемся нападению, побуждая различные системы организма мобилизовать все ресурсы, необходимые для выживания.

Нормативный стресс помогает нам расти и адаптироваться; хронический же стресс – постоянный и настойчивый – изнуряет нас и вредит абсолютно всем системам организма. Когда мы находимся в состоянии хронического стресса и не можем вернуться в состояние гомеостаза – из-за того, что так и не выучили или не развили адаптивные копинг-стратегии, или из-за того, что стресс вообще кажется необъятным, – тело чрезмерно активизирует одни системы и подавляет другие. В этом случае наши надпочечники постоянно выделяют кортизол и другие гормоны стресса, например адреналин.

Стресс также активизирует иммунную систему организма, побуждая ее проявлять особую бдительность и реагировать при малейшем намеке на неприятности. Иммунитет учится на нашем поведении и привычках еще с внутриутробного развития. Как только он получает сигнал о том, что мы живем в состоянии практически перманентной угрозы, он систематически выбрасывает химические вещества, вызывающие воспаление во всем теле. Эти вещества становятся своего рода «зачинщиками» широкого спектра симптомов, повышают риск развития аутоиммунных заболеваний, хронической боли и других болезней – от сердечно-сосудистых до рака[44]44
  Punchard, N. A., Whelan, C. J., & Adcock, I. M. (2004). The Journal of Inflammation. The Journal of Inflammation, 1(1), 1.


[Закрыть].

Цитокины – молекулы, координирующие коммуникацию между клетками, – становятся одними из таких химических веществ, вызывающих воспаления. Цитокины побуждают иммунную систему действовать в случае столкновения с травмой или с токсическими захватчиками. Они отвечают за воспалительные симптомы, которые мы испытываем, заболевая: температуру, отеки, покраснения, боль. Но когда они реагируют чересчур остро или атакуют само тело, результаты могут быть плачевными.

Когда иммунитет постоянно дезинформирует такие провоспалительные клетки, как цитокины, способность организма реагировать на настоящее заболевание снижается. При этом воспаления возникают по всему организму и могут даже затронуть мозг. Влияние стресса и психотравм на иммунную систему настолько значительно, что ученые открыли новое направление в исследованиях связи между телом и разумом – психонейроиммунология. Воспалительные процессы в головном мозге были выявлены при различных формах психологической дисфункции и психических заболеваний – от депрессии и тревожности до психоза.

Принимая во внимание эти потенциально разрушительные последствия, крайне важно устранить чрезмерную активность механизма «бей или беги». Если не предпринимать никаких мер или застрять в этом паттерне, наша иммунная система продолжит запускать воспалительные реакции по всему организму. «Пока психологическая травма сохраняется, – пишет в книге “Тело помнит все” доктор Бессел ван дер Колк, – гормоны стресса, выделяемые организмом для самозащиты, продолжают по нему циркулировать»[45]45
  Ван дер Колк, Бессел. «Тело помнит все: какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают». БОМБОРА, 2020.


[Закрыть][46]46
  Matheson, K., McQuaid, R. J., & Anisman, H. (2016). Group identity, discrimination, and well-being: Confluence of psychosocial and neurobiological factors. Current Opinion in Psychology, 11, 35–39.


[Закрыть][47]47
  Paradies, Y., Ben, J., Denson, N., Elias, A., Priest, N., Pieterse, A., Gupta A., Kelaher, M., & Gee, G. (2015). Racism as a determinant of health: A systematic review and meta-analysis. PLOS ONE, Article 10.1371. https://journals.plos.org/plosone/article?id=10.1371/journal.pone.0138511.


[Закрыть][48]48
  Goldsmith, R. E., Martin, C. G., & Smith, C. P. (2014). Systemic trauma. Journal of Trauma & Dissociation, 15(2), 117–132.


[Закрыть]. Телу также приходится тратить избыточную энергию на «подавление внутреннего хаоса» травмы, или активированный механизм «бей или беги», что еще больше толкает нас в состояние дисрегуляции. Это порочный круг, физиологическая петля, повторяющаяся снова и снова.

Стресс влияет на все системы организма, включая кишечник, – и неудивительно, что проблемы с желудочно-кишечным трактом (ЖКТ) являются одной из наиболее частых жалоб среди людей, страдающих от тревожности. Когда мы подвергаемся стрессу, пугаемся или тревожимся, организм с трудом переваривает пищу и либо задерживает ее, что приводит к запору, либо слишком быстро высвобождает, результатом чего становится синдром раздраженного кишечника (СРК) или диарея. Стресс влияет на наш выбор продуктов питания и состав микробиоты в кишечнике, который находится в постоянном контакте с мозгом (подробнее поговорим об этом в главе 5). В этом случае тело лишается необходимых питательных веществ – либо потому, что недостаточно быстро расщепляет еду, либо потому, что избавляется от нее еще до того, как начинает перерабатывать. Без нормального функционирования пищеварительной системы проблемы и болезни возникают во всех частях тела.

Связь между стрессом и болезнью особенно губительна для угнетаемых слоев населения[49]49
  Paradies et al. Racism as a determinant of health.


[Закрыть]. Угнетение становится причиной практически постоянного травматического состояния у людей, что вызывает хронические, непрекращающиеся стрессовые реакции. Неудивительно, что существует задокументированная связь между угнетением и более высокими показателями физических заболеваний и психологического дистресса. Исследования показывают, что представители BIPOC испытывают более высокий уровень депрессии и тревожности, чаще сталкиваются с гипертонией, кальцификацией артерий, болями в поясничном отделе и раком. В одном шокирующем исследовании[50]50
  Williams, D. R., & Mohammed, S. A. (2013). Racism and health I: Pathways and scientific evidence. American Behavioral Scientist, 57(8),1152–1173.


[Закрыть] за группой темнокожих женщин наблюдали на протяжении шести лет; все они изначально заполнили анкету о дискриминации в повседневной жизни. Те, кто сообщил о большем числе инцидентов, подверглись более высокому риску развития рака груди, чем те, кто рассказал о меньшем их количестве. Мы еще только начинаем осознавать масштабы последствий системного угнетения. К счастью, увеличивается число публикаций, посвященных этим исследованиям. И хотя эта тема выходит за рамки моей компетенции, есть несколько книг, которые я считаю обязательными к прочтению. Они включены в раздел «Также рекомендовано к прочтению», который вы найдете в конце книги. В конечном итоге все работы подтверждают следующий факт: расизм, предвзятость и нетерпимость проникают в клетки организма, внося фундаментальные и разрушительные изменения, которые передаются из поколения в поколение. Последствия расизма проявляются во плоти.