Текст книги "Убийство на пивоварне. Чудовище должно умереть (сборник)"

«Адская машина, вот это что, – обреченно подумал Найджел. – Сорн решил взорвать все улики, а с ними и сыщиков. Ничего не скажешь, ловко придумано».

Миссис Пуф отдернула штору.

– Видно, мистер Зорн недавно писал стихи. Говорит, в темноте это завзегда легче.

– Вроде проявки фотографий? Дельная мысль. – За секунду до этого Найджел зажмурил глаза в ожидании неотвратимого взрыва, а теперь щурился, ослепленный внезапным солнцем.

– Чего только ни делают в темноте, да, мистер Стрейнджуэйс? – многозначительно произнес Тайлер.

– Ради бога, инспектор, не при даме, – запротестовал Найджел, медленно открывая глаза. – Вы разве не хотите сунуть бомбу в ведро воды, пока мы не взлетели на воздух?

– Бомбу! – подскочил инспектор. – Бомбу! Что еще за бомба? Вам голову напекло?

– А, прошу прощения. Вижу, что ошибся. Значит, Сорн питает слабость к часам… Интересно, сколько их здесь?

Найджел пошел вокруг комнаты, пересчитывая экспонаты.

– Слева направо идут: напольные часы; часы с кукушкой; два швейцарских хронометра, очень редкие и необычные, изображают соответственно гнома, стучащего по наковальне, и карету с неровным ходом заднего колеса; на камине – мраморные часы весом в тонну, увенчанные парой борцов без правил, не слишком старательных; также двое дорожных часов и настенные ходики с лепниной, нутром наружу; более скромный механизм, робко глядящий из красного плюша; такой же в зеленом плюше; и напоследок – часы со встроенным календарем и барометром, которые наверняка умеют предсказывать будущее и ежевечерне поддерживать разговор об урожайности свеклы. Подумать только, одиннадцать штук! И все принадлежат мистеру Сорну?

– Нет, зэр, – ответила миссис Пуф. – Это отцовские.

– Он коллекционер?

– Нет. Мой родитель – набожный христианин. Ему было видение, что Второе пришествие злучится в полночь третьего апреля прошлого года, и он, чтобы не ошибиться зо временем, стал ходить по аукционам, зкупая часы. Он расставил их в одном месте, так, что если бы какие вдруг вышли из здроя, он все равно бы знал, когда препоясать чресла. Потом, когда Второго пришествия не злучилось, у него рука не поднялась от них избавиться. Он, знаете ли, привык каждый день заводить их, но от огорчения уже не змог жить в этой комнате, и мы здали ее мистеру Зорну.

– Понимаю, – сказал Найджел.

Миссис Пуф, насколько позволяла ее фигура, сделала книксен и удалилась. Найджел обошел комнату. Диваны и стулья, с виду самые разные, были как на подбор неудобными. На книжной полке приютилась чрезвычайно пестрая компания: пьесы Шекспира стояли бок о бок с серьезным трудом «Как воспитать в себе уверенность», далее шли вводные лекции Фрейда, полное собрание стихов Эллы Уилер Уилкокс, переплетенное, очевидно, в эпонж пособие для начинающего велосипедиста, «Проповеди преподобного Сперджена», «Уход за мулами», «Из юнги в адмиралы», «Божественная комедия», «Письма Сакко и Ванцетти» и «Путешествие за успехом». На картинах были изображены в основном придворные сцены восемнадцатого века: чахоточные блондинки, раскинувшись на сельских скамейках или позируя у мраморных урн, слушали молодых людей небывалой внешности, облаченных в треуголки, сапоги для верховой езды и обтягивающие брюки. Некоторой компенсацией пресного содержания этих полотен служили висящие рядом подтяжки и копченая селедка.

– Знаете, – восхищенно сказал Найджел, – этому Сорну не откажешь в последовательности. Коровы за окнами, часы в квартире, картины, книги – все вместе создает идеальную обстановку для сюрреалиста.

– Я ему покажу сюрреализм! – прорычал инспектор. – Где это он гулял в ночь на пятницу, а? Наплел миссис Пуф с три короба про свою книгу!

– А вы заметили, в котором часу…

Слова Найджела, о чем бы он там ни собирался поведать инспектору, потонули в адском шуме. Лязг стрелок затих. Кукушка выпрыгнула из дверцы и с блеском изобразила сову на виселице, а вслед за этим вся комната наполнилась хрипом, грохотом, клекотом, отрыжкой и перезвоном – это десять других часов прочистили глотки перед тем, как отбить четыре.

– Знаете, – прокричал Найджел, – пожалуй, и хорошо, что Второго пришествия не случилось. Папаше Пуф понадобился бы нечеловеческий слух, чтобы распознать трубный глас за всей этой суматохой.

Когда гул утих, дверь открылась, и в комнату вошел Гэбриэл Сорн. При виде гостей его лицо тут же стало непроницаемым, а подвижный, безвольный рот недовольно скривился. Найджел прищелкнул пальцами: наконец-то он понял, кого напоминает ему этот юноша.

– Вот уж не думал, инспектор, застать вас дома в такой чудесный день, – развязно заговорил Сорн. – Разрешите присесть? Хотите направить мне лампу в глаза или выкинуть еще что-нибудь в этом духе?

Инспектор и ухом не повел. Его бледное бесформенное лицо, грозно возвышавшееся над полицейской формой, напомнило Найджелу гигантского ската.

– У меня к вам несколько вопросов, сэр. Во-первых, давно ли вам известно о завещании покойного мистера Баннета?

– Ответ простой: пока ничего.

– То есть вы не знаете, что он оставил почти все свое состояние… – инспектор выдержал паузу, пристально глядя на Сорна, – вашей матери, миссис Аннабель Сорн?

На лице юноши появилось выражение чуть ли не театрального изумления и испуга.

– Моей матери? – выдохнул он. – Но как же… То есть с чего вдруг?

– Я надеялся услышать это от вас.

– А, понимаю… – Сорн взял себя в руки. – Мотив. Но вы не можете обвинить ее: она, знаете ли, во Франции. Или вы охотитесь за мной? Ну конечно! Сын убивает работодателя, чтобы спасти вдовую мать от нищеты. Как вы вульгарны!

Он говорил в нос гнусавым голосом, который когда-то в массовом сознании соотносился с пуританами, а теперь по какой-то непостижимой прихоти случая достался в наследство эстетам.

– До этого мы еще дойдем, – сказал инспектор. Тон собеседника трогал его ничуть не больше, чем остроты Оскара Уайльда задевали Эдварда Карсона[13]13
  Эдвард Карсон (1854–1935) – ирландский политик и юрист, возглавлявший сторону обвинения в судебном процессе против Оскара Уайльда.


[Закрыть]. – Будьте добры, расскажите, в каких отношениях вы состояли с покойным, откуда друг друга знали и так далее?

– Баннет – старый друг моей матери. Когда я окончил университет, он предложил мне поступить на пивоварню в ученики. Видимо, у него на уме было сделать меня партнером, если я, говоря вашим языком, «добьюсь успеха».

– Ясно. Жалованье?

– О, мне платят немного. Карманные расходы, по сути. Еще я получаю небольшую помощь от матери. Как вы и предполагали, у меня был веский мотив убить старого негодяя.

– Так вы признаете, что знали о завещании?

– Ничего я не признаю. Первый раз слышу о завещании. Если вы не в состоянии понять…

– Знаете, Сорн, – вмешался Найджел, – я бы на вашем месте оставил иронию. Инспектор понимает факты, но не фигуры речи.

– Где вы были в ночь убийства?

– В постели.

– Забавно. А ваша домохозяйка слышала, что вы тайком спустились по лестнице вскоре после того, как вернулись с вечеринки.

– Ах да, – чересчур поспешно подтвердил Сорн, – я спускался за книгой.

– Какой?

– «Как строилась китайская стена» Кафки, семь шиллингов шесть пенсов без упаковки, – с готовностью ответил молодой человек.

– А как вы объясните тот факт, что вскоре после полуночи вас видели у ворот пивоварни?

Найджел резко выпрямился. Он впервые слышал, чтобы… О нет, инспектор бил наудачу и явно целил ниже пояса. Если Сорн попытается раздуть скандал, Тайлер всегда может сказать, что при опознании произошла ошибка. Однако нужды в этом не было: Сорн уже бросил храбриться. Ему не хватило духу настаивать на своей лжи: губы задергались, а в уголках рта выступила пена.

– Я не… наверное, я имею право выйти на прогулку, черт возьми?!

– Не странное ли время для прогулок?

– Поэты – люди странных привычек, мой дорогой инспектор.

– Например, им привычнее работать в темноте?

– Это тоже, если хотите. – Сорн спохватился, осознав двусмысленность фразы. – Я не был на пивоварне и не имею к этому никакого отношения. Не смейте на меня нападать! – Его голос возвысился до фальцета. Найджел покраснел и беспокойно поерзал.

– Никто вас не обвиняет, – сказал инспектор. – Зачем вы соврали миссис Пуф, что спускались за книгой?

– А то вы не знаете! Когда стало ясно, что Баннета убили прошлой ночью, я понял: скоро вы начнете вынюхивать, где я был в это время.

– Мне кажется, – произнес Найджел самым невозмутимым тоном, – это скорей говорит в пользу мистера Сорна. Если бы он совершил убийство, то постарался бы обеспечить алиби как можно раньше. На деле же он молчал целый день – до ужина, как показала миссис Пуф.

– Хм-м, возможно, но…

– Прекратите! – закричал Сорн. – Перестаньте немедленно! Я же сказал, что ни в чем не виноват! Как вы смеете обсуждать меня, будто я у вас под микроскопом! Вы что, не понимаете? Это глупо… то есть я не мог… со мной такое не может случиться! Ну вот, из-за вас у меня голова разболелась. Оставьте меня в покое, – добавил он, нелепо гнусавя.

– Возьмите себя в руки, сэр. Будьте добры сообщить, где именно вы гуляли и примерно в какое время.

После множества препирательств инспектор добился ответа. Сорн утверждал, что вышел из дома между 23.30 и 23.45, отправился вниз по Лонг-Акр, перешел железнодорожный мост на юге, свернул направо у Ханикумского парка и, спустившись по склону холма, снова попал в город. Ворота пивоварни, по его прикидкам, он прошел без двадцати час.

– И вы утверждаете, что не входили туда?

– Конечно, не входил. Сколько раз вам повторять? И если…

– Вы слышали или видели что-нибудь необычное? Внутри не горел свет?

– Ничего. Если не считать подозрительным человека на мотоцикле.

«Ну и ну! – подумал Найджел. – Виновен он или нет, юный дурень умнеет на глазах».

С тяжелым, нарочитым добродушием, будто говоря зазевавшемуся водителю: «Значит, вы ехали со скоростью двадцать пять миль в час?», инспектор ухватился за новые показания.

– Мотоциклиста? И где же вы его видели?

– Когда я прошел… ярдов пятьдесят от ворот, где-то за спиной завели мотоцикл и уехали в противоположную сторону.

– И этот ваш мотоциклист вышел из пивоварни, так?

– Он не мой. И я понятия не имею, откуда он вышел и мужчина ли это. Было слишком темно. Может, этот человек засиделся допоздна в одном из соседних домов. Я только знаю, что он не проехал мимо, когда я входил в город. Странно, – прищурился Сорн, – что его не заметил тот свидетель, который видел меня у ворот пивоварни.

– Очень странно, сэр, очень, – ядовито ответил инспектор.

– Но послушайте, я же сказал… – взвыл Гэбриэл Сорн.

– Забудьте! – нетерпеливо отмахнулся Найджел. – Это несложно проверить. У меня к вам другой вопрос, Сорн.

– Давайте. Можете со мной не считаться. Только, пожалуйста, не спрашивайте больше, не я ли убийца. Я нахожу повторы крайне утомительными, – ответил Сорн, понемногу возвращась к обычному состоянию.

– Нет-нет, вопрос в другом. Я хотел поинтересоваться, как давно вы знаете, что Юстас Баннет – ваш отец.

Гэбриэл Сорн откинул голову, будто в нее целил кулак. Затем его лицо налилось кровью, и он яростно прыгнул на сыщика. Инспектор с трудом оттащил нападавшего и усадил в кресло. Постепенно огонь в глазах Сорна утих, он криво улыбнулся и, тяжело дыша, сказал:

– Прошу прощения. До чего примитивны бывают реакции. Любящий сын защищает честь матери. Я готов поколотить негодяя, который назовет ее… Какой-то викторианский фельетон, ей-богу.

– Так вы знали? – тихо спросил Найджел.

– Не знал. Подозревал, если хотите. Определенное несчастливое сходство стало слишком выпирать. Как это унизительно! Интересно, кто еще заметил…

– Сходство отнюдь не разительное. Я сам долго не мог понять, кого вы напоминаете, – пока не услышал про завещание. Вероятно, это все объясняет.

– Вероятно. Однако есть кое-что, чего я никак не могу объяснить, – сказал Гэбриэл Сорн совершенно не своим голосом.

– И что же?

Юноша еле слышно прошептал в пустоту:

– Почему моя мать… как она могла связаться с этой скотиной?

Глава 7

Небось помнишь, чему учил Старый Лис? – это наш покойный родитель, джентльмены. «Держи всех на подозрении».

Чарльз Диккенс,

«Лавка древностей»[14]14
  Перевод Н. Волжина.


[Закрыть]

18 июля, 21.00–22.15

– Я уж думал, пива больше в рот не возьму, – сказал сержант Толуорти. – Но пока не попробуешь, не узнаешь, так ведь?

Найджел и Герберт одобрили столь четкое изложение главного принципа эмпирической философии, и их гость отпил добрый глоток, после чего отжал влагу с усов обратно в кружку. Было девять часов все того же вечера. Сержант с видимым удовольствием отвлекся от трудов и, расстегнув воротник, устроился с пинтой пива в самом удобном кресле, какое только нашлось в гостиной Кэммисонов. Софи рано легла в постель: голова разболелась.

– Может, и зря я пользуюсь вашим гостеприимством, доктор, – сказал сержант. – Я ведь у вас отчасти по делу. С другой стороны, в полиции и так бюрократов хватает.

Он сделал еще глоток, в этот раз более основательный.

– Я думал, вам нельзя пить только с подозреваемыми, – ответил доктор Кэммисон, смерив гостя испытующим взглядом. – Меня тоже включили в список, Джим?

– Можно сказать и так, сэр. Конечно, мы с вами не чужие люди. Вы знаете, что меня долг обязывает, я знаю, что могу на вас положиться, – так почему бы нам по-дружески не выпить по кружечке? Совместить, так сказать, приятное с полезным?

– Здравая мысль, и сказано удачно, – подтвердил Найджел. – Выпьем за это!

– Видите ли, доктор, – объяснил Толуорти, – дело такое… Сам бы я вас не стал беспокоить, но Тайлер – это сущий кошмар, ей-богу. Нелицеприятный он человек: пронюхал что-то и послал меня к вам. Для проформы, сами понимаете. В общем, инспектор наш, болван этакий, хочет знать, где вы были в ночь убийства.

Выдавив из себя это признание и основательно взмокнув, сержант Толуорти облегченно вздохнул, достал из кармана красно-белый платок размером с небольшое банное полотенце и утер им лицо.

– Позапрошлой ночью? – переспросил Кэммисон. – Вечером у нас была вечеринка. Гости разошлись в половине двенадцатого. Мы с Найджелом выпили напоследок. Без четверти полночь я лег в постель и проспал до утра. Боюсь, подтвердить это некому: у нас с женой раздельные спальни, а горничная, наверное, храпела в мансарде.

– Мне и этого хватит. – Сержант воздел руку, словно постовой на перекрестке. – В постели так в постели. Бог с ним, с инспектором. Имейте в виду, сэр, будь моя воля, я бы и не пришел – официально то есть. Это все Тайлер. Очень недоверчивый тип. Покажи ему «Татлер», он прочитает «Гитлер». Заподозрит хоть архиепископа Кентерберийского, дай только повод.

– Что ж, в конце концов, это его работа, – сказал Герберт.

– Хороша работа! По мне, так нечего воду мутить, но Тайлер есть Тайлер. Очень он невысокого мнения о человеческой природе.

– Еще пива?

– Спасибо, не откажусь… За ваше здоровье, сэр, и за ваше, сэр.

– Вы сказали, инспектор что-то пронюхал? – перешел в наступление доктор Кэммисон.

Сержант Толуорти в крайнем смущении дернул себя за воротник, поерзал в кресле, тяжело вздохнул и наконец выпалил:

– Это мерзавец Физер воду мутит!

– Физер? Вы про…

– Да, рабочий с пивоварни. Пришел сегодня в участок и говорит: имею, мол, важные сведения. Мелкий и подлый… извините за выражение, джентльмены. Добраться бы мне до него, я бы ему показал сведения, мокрого места бы не осталось. Сведения, тоже мне!

– А что он сказал?

– Он якобы недавно подслушал, как вы поссорились с мистером Баннетом. Будто бы вы грозили, что скорее его похороните, чем позволите выйти сухим из воды. А когда его и правда убили, этот Физер сложил два и два и принес ответ Тайлеру. Так и сказал. Ну и чесались у меня руки вытрясти душу из этого вруна!

– К сожалению, это правда – то есть по поводу ссоры. Мы повздорили из-за условий труда на пивоварне, и Баннет, само собой, позаботился, чтобы наш разговор подслушал шпион.

– Вот оно как? Нехорошо получается. Неловкое для вас положение. Конечно, я-то знаю, что вы не виноваты, но Тайлера так легко не убедишь. Ну да ладно, больше дела, меньше слов. Это еще не самое плохое. Тайлер мне говорит: зачем, мол, убийца спрятал тело в котел? Зачем, говорит, заметать следы, которые указывают, как он совершил преступление? А затем, что, если бы останки сохранились, убийцу стало бы видно по способу. А кто, говорит, убивает, как другие не могут: кто может раздобыть наркотики, яд, кто ловчее всех управляется с ножом? Врач! Прошу прощения, сэр. Сами видите, как оно выходит. Очень даже неглупо для Тайлера.

– Увы, – признался Найджел, – боюсь, я сам подал ему эту зловещую мысль. Впрочем, можно взглянуть на дело под другим углом. Лок, согласно расписанию, должен был появиться на платформе с котлами за десять минут до полуночи. Преступник мог убить там Баннета, а услышав шаги сторожа или зная, что он скоро придет, в спешке избавился от тела, затолкав его в котел.

– Теряешь форму, дружище. В твоей гипотезе дюжина слабых мест. Например, кем бы ни был убийца, он явно знал географию пивоварни и внутренние порядки, а значит, постарался бы совершить преступление там, куда сторож наверняка не придет.

– Да, – рассеянно ответил Найджел. – Никак не возьму в толк: зачем вообще было прятать тело в котле? Либо это входило в план, либо убийца поступил так под влиянием минуты. Насколько я понимаю, твой аргумент отвергает вторую возможность. В чем тогда состоял план?

– Может, этакий поэтический жест? – вмешался Толуорти. – Утопить хозяина пивоварни в его собственном пиве.

– Поэтический жест? Интересно. Тогда это Гэбриэл Сорн. Что ж, возможно.

– Или приступ слепой ярости? – предположил Кэммисон.

– Тогда следует, что преступление было непредумышленным. Как же объяснить анонимное письмо?

– Проще простого, – ответил Кэммисон. – Определенный тип характера – грубо говоря, чувствительный неврастеник с моральной слабиной – мог прийти в ярость только после того, как нанес первый удар. Знаешь, бывают люди, которые собьют машиной кошку, затем вернутся и измочалят ее, так что места живого не останется. Это все страх – страх вперемешку с садизмом.

– Да, в моей школе учился один такой парень. Робкий, забитый, нелюдимый. Как-то раз одноклассник стал его задирать, и он одним ударом свалил его с ног, а потом чуть не выколотил мозги из лежачего. Мы втроем едва его оттащили, а тот, другой, две недели провел в лазарете. Но способен ли такой человек спланировать убийство и набраться духу для первого удара? Вот в чем я сомневаюсь.

– Я бы сказал, это маловероятно, хотя и не исключено, – ответил Кэммисон. – Такой человек наверняка живет в мире фантазий. Он мог разработать в уме план казни, вполне был способен отправить анонимку и даже явиться на пивоварню. При обычном стечении обстоятельств этим бы дело и кончилось. Но, допустим, Баннет его обнаружил. Допустим, они повздорили и воображаемое убийство случилось на самом деле – почти в порядке самозащиты. Едва сбив Баннета с ног, он, так сказать, почуял запах крови и закончил начатое.

– Что ж, убедительно. Опять же, описание прекрасно подходит к бедняге Сорну. Мистера Барнса и мисс Меллорс, к примеру, не назовешь невротиками с богатым воображением.

Найджел, однако, уже не в первый раз слышал это определение – «моральная слабина». И относилось оно отнюдь не к Сорну. Нет, Софи говорила так о Джо Баннете.

– И опять-таки, Джим, есть еще вероятность dementia praecox – «раздвоения личности», – продолжал доктор Кэммисон. – Разум делится на две половины, и обе работают попеременно. Это объясняет, почему священники и школьные директора самой безупречной репутации иногда вдруг устраивают непристойные выходки в поездах. Ваш убийца может быть вполне безобидным парнем и не догадываться о том, что наделал. Доктор Джекил и мистер Хайд.

– Помилуйте, сэр, – запротестовал сержант. – Сейчас вы скажете, что убийца – Тайлер или ваша супруга.

– Интересно, – вставил Найджел, – может ли намеренное и осознанное раздвоение личности вызвать предрасположенность к патологии? Сорн, например, успешно сидит на двух стульях. На пивоварне и дома – два совершенно разных человека.

– Боюсь, этого я не знаю.

– Так или иначе, все слишком умозрительно. Нам нужны факты. Как насчет анонимного письма, сержант? Что-нибудь выяснили?

– Над ним работают, сэр. Почту забирают из Вестон-Прайорс в 14.20 и 19.20. Письмо опустили в ящик в эти пять часов, так что я устанавливал алиби не только на ночь убийства, но и на середину дня пятнадцатого июля. Тайлер дал мне список всех, кого надо опросить. Я уже вписал показания. Хотите взглянуть?

– Ого! – воскликнул Найджел, приняв бумагу. – Ваш инспектор широко мыслит, когда дело касается выбора подозреваемых.

Он углубился в изучение документа.

– Хм… Вряд ли от столбца за пятнадцатое июля будет польза. Барнс, миссис Баннет, Джо Баннет, Парсонс и мисс Меллорс – судя по всему, любой из них мог опустить письмо в ящик. Да и необязательно было самому это делать.

– О чем речь? – поинтересовался Герберт.

– О том, кто отправил анонимку из Вестон-Прайорс пятнадцатого июля между четырнадцатью двенадцатью и девятнадцатью двадцатью. Заполни свой пробел, раз уж мы об этом заговорили.

– Пятнадцатого? Черт, днем я был у Эглинтонов. На обратном пути проезжал в паре миль от Вестон-Прайорс – ну, Джим, ты знаешь, развилка у Олдминстера. Похоже, я все лучше и лучше подхожу на роль первого убийцы.

Сержант Толуорти от души рассмеялся.

– Любите вы пошутить, сэр. И все-таки расскажите подробней. Боюсь, Тайлер прикажет мне разыскать кого-нибудь из тамошней автомобильной ассоциации.

Кэммисон рассказал. Найджел тем временем изучил список.

– Вижу, вы загнали Ариадну в угол. Почему она не сказала вам, где провела тот день?

– Почем мне знать, сэр. Разошлась она не на шутку: нечего, говорит, полиции лезть в чужие дела. Я перед ней был все равно что карточный домик в ураган. Что ж, придется здесь покопать. Если мисс Меллорс высунула нос из дома, не заметить ее не могли.

– Вижу, у Эда Парсонса есть мотоцикл, – продолжал Найджел. – Инспектор, наверное, рассказал вам историю Сорна про налетчика в маске и прочее.

– В маске? Нет, про маску я не слыхал.

– Образно выражаясь. Под маской ночи скрыт от глаз людских. Белый стих.

– А-а… Тайлер им займется. Домохозяйка могла перепутать время возвращения, а эта Лили Барнс – та еще штучка. Хоть и говорит, что каталась с ним, но…

– А зачем Эду Парсонсу убивать Баннета? У него тоже был мотив? Хоть у кого-нибудь в этом городе и графстве его не было?

– Зная Баннета, я в этом сомневаюсь, – мрачно заметил Кэммисон.

– Эд Парсонс не ладил с мистером Баннетом. На пивоварне не всегда соблюдались ограничения веса грузоперевозок. Мы довели дело до суда. Эд заявил, что выполнял указания босса. Тот все категорически отрицал и с тех пор превратил его жизнь в ад. Я это слышал от моей Герти, а они с Лили Барнс, пассией Эда, когда-то были друзья неразлейвода. Как только Баннет его ни изводил – придирался по любому поводу, одним словом, действовал на нервы. И если бы только это. Моя Герти говорит, что Лили нажила ребенка, и винит во всем мистера Баннета. Но об этом лучше помалкивайте: Герти про ребенка только своей мамочке рассказала, и то по большому секрету.

– Да, это веский мотив. Хотя если бы Парсонс убил Баннета, он вряд ли объявил бы о своем присутствии ночным ревом мотора у ворот пивоварни.

– Верно, сэр. И потом, Парсонс – парень скромный и честный. Не чета этой Лили, если хотите знать.

– Интересно, догадывался ли мистер Барнс, что его дочь попала в интересное положение…

– Тайлер бы тоже об этом спросил. Только я ему про Лили еще не рассказывал. – Сержант поерзал в кресле и беспокойно дернул себя за усы. – Я тут подумал, сэр, простите за смелость: может, вы сперва сами с ней поговорите? Вы лицо неофициальное, с вами она откровеннее будет.

– М-м… Не знаю, гожусь ли я на роль кавалера при ветреной даме. Что ж… Ладно, поговорю. У меня в любом случае есть к ней пара вопросов по поводу Трюфеля. Какие новости с пулхэмптонского фронта?

– Мистер Джо Баннет приехал туда в три часа на собственной машине. Провел остаток дня за покупками: моторное топливо и так далее…

– Моторное топливо? – переспросил Найджел. – Софи говорила, что он презирает двигатели и ходит только под парусом…

– Так и есть, – подтвердил Герберт. – Джо – опытный моряк, но в этот раз он сам мне сказал, что поставит вспомогательный двигатель. Напарника для путешествия он не нашел, а годы уже не те, чтобы править яхтой в одиночку. Ему уже под пятьдесят, и телосложением он далеко не викинг.

– Ясно. Итак, в четверг в девятнадцать сорок пять Джо отплыл по направлению к западу, верно?

– Верно, сэр. Мы разослали предупреждения повсюду, где можно причалить, – в Эксмут, Плимут, Лайм-Реджис и так далее, но он пока нигде не объявился.

– Я бы и не рассчитывал на это, – сказал Кэммисон. – У него довольно припасов и пресной воды, чтобы не заходить в порт до конца путешествия. В прошлом году я был с ним в круизе. Первые четыре дня Джо даже не приближался к берегу: ложился в дрейф по ночам, а днем шел под парусом. Разве только шторм заставит его причалить.

– Видно, придется известить судоходные службы. Впрочем, спешить пока некуда. Еще день-другой пивоварня обойдется без него. Стоит ли портить человеку отпуск…

Сделав это вопиюще неформальное заявление, сержант пожевал губами и рассеянно заглянул в кружку. Герберт прочел эти знаки правильно: кружка снова наполнилась.

– Паршивое дельце, – сказал Найджел. – От трупа, считай, ничего не осталось. Мотив есть у каждого, алиби, похоже, ни у кого, кроме Барнса и Парсонса, да и тех прикрывают только близкие люди, так что эти алиби ни черта не стоят. Загадка в высшей степени необычная. По учебникам ее не решить. Придется прибегнуть к помощи спиритизма и лозоходства. Тайлер уже выбрал кого-нибудь из подозреваемых или у старого лиса нет предрассудков?

– Я бы сказал, сэр, что сейчас он ставит на мистера Сорна. Юный джентльмен больше всех выиграл от смерти мистера Баннета. Инспектор попросил французскую полицию связаться с миссис Сорн, однако с той стороны ждать нечего. Мы выяснили, что леди никогда не бывала у нас и не могла знать про пивоварню того, что знал преступник.

– Слушайте, – сказал Найджел, – по-моему, мы что-то упустили. Какой-то звон стоит у меня в ушах, и он смутно связан с вечеринкой после заседания литературного общества. Вот только что это, черт возьми?

Найджел перебрал в уме все, что случилось в этой комнате две ночи назад. Миссис Баннет вознамерилась выпить хереса. Юстас сказал: «Ты уверена, что не хочешь воды, дорогая?» Четкий надтреснутый голос эхом раздался у сыщика в голове, но чего-то не хватало. Голос сопровождал еще один звук. Еще один звук…

– Ха! – воскликнул Найджел. – Ключи! Баннет звенел ключами. Где они? Почему убийца оставил в карманах все, кроме связки ключей?

– А, так мы их нашли, сэр! Я тем вечером опять обыскал сливную трубу – мистер Барнс как раз вспомнил, что покойный всегда носил с собой ключи, – и что вы думаете: там они и оказались. В первый раз легко было пропустить. Кстати, еще немного зубов нашлось.

– Конец! Мертвы все деточки мои! – трагическим голосом продекламировал Найджел. – У меня не осталось идей. Я сдаюсь.

Сержант Толуорти не без труда поднялся из кресла.

– Ну, джентльмены, мне пора возвращаться. Вы, доктор, будьте спокойны: еще чуть-чуть, и мы его поймаем. А если Физер снова откроет рот, я ему башку откручу.

– Высокое покровительство, – сказал Найджел, когда сержант ушел.

– Да, Толуорти – славный парень. Год назад я спас от пневмонии его сынишку, Неда. С тех пор старина мне так благодарен, что порой не знаешь, куда и деться.

– Приятно в виде разнообразия найти полицейского, который не подозревает каждого встречного просто из принципа. Один из двух лучей света в этой темной истории.

– И какой же второй?

– Кто бы ни убил Баннета, в глубине души он явно не злодей, а значит, можно не бояться второго убийства. Fons et origo mali[15]15
  Корень и источник зла (лат.).


[Закрыть], если можно так выразиться, устранен. Так что все должны быть довольны.

– Будем надеяться, ты прав, – спокойно заметил Кэммисон.