Текст книги "Командировочные расходы"

Глава 4

В каждом сомнительном деле единственное средство не ошибиться – это предполагать самый худший конец.

(Людовик XIV[7]7
  Людовик XIV де Бурбон – король (ССПЗ XVII–XVIII).


[Закрыть])

Аллея упорно петляла через вековой лес, летнее солнце слепило сквозь изумрудную листву. По голубому небу вполне натурально бежали легкие облака. Из-за мохнатых стволов раздавались звонкий смех и пение птиц. Штимер с досадой прислушивался к девичьим голосам. В поисках нужной каюты он уже который час бездарно блуждал по лесным склонам Второго уровня. Очередной раз плавно изогнувшись, Аллея вывела Штимера к высоким каменным воротам. Он даже не сразу сообразил, что стоит перед входом в каюту.

– Могу я видеть профессора Стайна? – спросил он, обращаясь к воротам.

Чмокнула неприметная калитка, и на пороге моментально появился тип с рыжими глазами.

– Что вам угодно?

– Мне нужно переговорить с профессором.

– Поясните, пожалуйста, – детина стоял так, что мимо него и дикая баньши ночью бы не проскочила, – какое дело у вас к профессору?

Штимер взглянул на собеседника, с виду типичный офицер безопасности, таким кол на голове теши – с места не сойдут.

– У меня к нему несколько вопросов по поводу Б-объектов.

Рыжие глаза слегка потускнели.

– Если вы Б-контролер, обращайтесь в установленном порядке в Думу, – заученно отбарабанил он, – если нет, то в региональный контролярий. Профессор Стайн весьма занят и не занимается такого рода вопросами.

– Возможно, мое сообщение заинтересует его.

– Возможно. Действуйте в установленном порядке. Если что-нибудь важное, профессор наверняка заинтересуется. До свидания.

– Ну, хорошо, передайте ему, что заходил Штимер по поводу флуктуации в четыреста двенадцатой каюте.

– Спасибо, мы в курсе.

– Думаю, не совсем.

– Хорошо, я запомнил вашу фамилию.

– О-о. Кто к нам пришел! У нас контрафактисты? – из глубины залитого солнцем двора к ним направлялась белокурая журналистка.

«Ну, конечно, – подумал Штимер, – она ведь тоже Стайн. Наверняка дочка».

При слове «контрафактисты» детина чуть встрепенулся и взглядом еще раз обыскал Штимера.

– Вы ко мне, есаул?

– Я к вашему отцу.

– Профессор Стайн мой брат, с вашего позволения. Ну, пошли. У него уже битый час джаны сидят. Пора спасать.

Она взяла Штимера за руку и под звонкий щебет птиц устремилась через огромный двор по направлению к двум каменным, замшелым и нелепым, готическим башням. Рыжеглазый молча топал следом. Обойдя разноцветный фонтан, они оказались перед увитой лозой беседкой. Внутри, в прохладной тени, вокруг низкого столика, расположились три человека. Двое – наголо бритые, в абсолютно белых комбинезонах, сидели, чопорно выпрямившись. Третий – тот самый седовласый атлет, которого Штимер видел в каюте Биллинга, непринужденно полулежал в кресле с бокалом в руке. Он кивнул пришедшим и снова повернулся к одному из джанов.

– Все, что вы говорите, дорогой Элимон, очень красиво. Как всегда. Но ваши практические действия не столь прекрасны.

– Наша практика неотделима от высоких принципов. Законы нашей Общины справедливы и одинаковы для всех, – у джана был низкий могучий бас.

– И, кажется, весьма суровы?

– Они лишь кажутся суровыми. Для нас это дорога радости.

Джан мельком глянул на новых слушателей.

– Смотрите! – загудел он, как взлетающий бронеглайдер. – Вот вошли три человека. Они такие разные, такие индивидуальные, такие свободные. Да? Но вы думаете – они счастливы? Отнюдь! Их мучают проблемы и постоянные сомнения, а человек, который сомневается, тревожен. Он не может быть счастлив.

– Понятно. А вы, стало быть, никогда не сомневаетесь?

– Иногда сомневаюсь, но, в отличие от них, это не постоянное мое занятие, а лишь эпизоды.

– А идеальный член вашей общины никогда не сомневается?

– Да.

– Вот это и страшно.

– Но почему? Может быть, потому, что страх – порождение все той же энтропии?

Ольга и Штимер уселись в глубине беседки, рыжеглазый пристроился позади Стайна.

– Брат терпеть их не может, – зашептала Ольга, почти касаясь губами уха порозовевшего Штимера, – вам не повезло. Весь яд, который он сейчас накопит, достанется, догадайтесь, кому.

– А может, я сам – порождение этой пресловутой энтропии? – усмехнулся Стайн.

– Чепуха. Мы все рождены гармонией. И вы тоже. Все. Она создала нас, а мы должны создавать ее. Разум с момента своего рождения начинает созидать, устанавливать порядок. Мы бы и сейчас жили в прекрасном мире, но энтропия разрушает и нарушает все.

– Ваша схватка со Вторым законом термодинамики просто великолепна! Где нет порядка, там – энтропия. В прическах не может быть абсолютного порядка, и, значит, что? Вы тотально бреетесь.

– Да нет же! Порядок для нас вовсе не цель, а всего лишь средство. Только установлением порядка, даже самого правильного, гармонии не достичь.

– Да уж! Не только. Я наслышан о ваших подвигах. Об этой вашей «Высокой евгенике», «Лагерях совершенства», о «Программе для каждого» и прочих штучках.

– Это работает.

– Работает на кого? У вас многовато тайн для мирной общины.

– У нас нет тайн.

– Но вы не пускаете к себе наблюдателей.

– В этом нет необходимости.

– А члены Общины не путешествуют… за исключением руководства.

– Для нас это тяжелая обязанность, другие свободны от нее. Путешествуя, легко теряешь гармонию. Ваше так называемое искусство – сколько в нем энтропии!.. Ваш всесильный Культурный Надзор – разве он защищает гармонию? Нет, он лишь на страже сверхприбылей большого арт-бизнеса… Ваша энтропийная культура давит и калечит людей. Надо много мужества, чтобы устоять. Она – везде, и обволакивает как ядовитый туман. Она порождает разногласия, вдохновляет безумцев и обессиливает мудрых. Вы ведь знаете: одолевает энтропия – начинаются войны, разрушения…

– Да, я слышал эту теорию, но она не объясняет, почему люди, попав к вам, никогда не возвращаются.

– Просто никто не хочет. Мы не печалимся о прошлой жизни.

– Никто и никогда?

– У иных бывают минуты слабости, но мы преодолеваем их сообща, и это проходит.

– Проходит?! – вскочила Ольга. – А я слышала, вы уничтожаете тех, кто хочет вернуться и рассказать правду.

– Это клевета, – джан неторопливо поднялся. Его белая фигура четко проступала в сумраке беседки, а загорелое, темно-коричневое лицо стало почти невидимым. – Нам нечего скрывать. Тайны нужны там, где есть жульничество. Государственные тайны скрывают, как правило, государственное воровство. У нас нет государства. Порядок не нуждается в тайнах.

Второй джан тоже поднялся, и теперь они стояли совершенно неподвижно и величественно, как статуи.

– А еще известно, что вам вечно не хватает денег, и, чтоб их достать, вы пускаетесь во все тяжкие.

– Опять клевета. «Порядок и Справедливость» – для нас не просто слова. Да, богатства ваших толстосумов куда больше, чем все, что есть у Общины, но «непорядочный джан» – это так же бессмысленно, как «хаотическая справедливость».

Профессор Стайн, не торопясь, наполнил бокал.

– Вы в курсе, что Лимитный Комитет рассматривает вопрос об установке в вашей зоне станций наблюдения? В последнее время Община приобрела ряд подконтрольных материалов.

– Обязанность Лимитного Комитета следить, чтобы военные где-нибудь не накопили чересчур мощное оружие. Всем известно, что мы – мирные люди. У нас вообще нет военных и уж тем более того оружия, что должно интересовать Комитет. Материалы – просто предлог.

– А, собственно, зачем вам подконтрольные материалы?

– Конечно, не для того, чтобы делать бомбы. Проблемы, над которыми мы работаем, куда важнее и глубже. Но еще важнее та толика гармонии, что согревает нашу Общину, и мы не отдадим ее, нет! Мы не потерпим вмешательства в нашу жизнь.

– Хотите объявить войну Комитету?

– Наоборот. Мы будем биться за мир до последнего человека.

– Что ж, позиция ясна, – Стайн тоже поднялся, оказавшись заметно ниже присутствующих. – Дорогой Элимон, – проговорил он, – я ведь вас давно знаю. И помню те времена, когда вы не были джаном. Да и самих джанов, считайте, еще не было.

– Джаны были всегда.

– Ну, пусть. Так вот, Элимон, вы были мне симпатичны, я видел в вас задатки большого ученого, а не только демагога. Поэтому я согласился на сегодняшнюю встречу. Я выслушал ваши аргументы, и они не показались мне убедительными. Я по-прежнему не поддерживаю и не одобряю вашу деятельность. Вероятно, мы больше не увидимся. Прощайте.

Джан медленно наклонил голову и пошел к выходу, за ним, так же молча, другой. В их походке была какая-то тяжелая грация, проступали спокойная уверенность и сила. Это шли люди, знающие цель и цену своей жизни. Рыжеглазый отправился проводить их до ворот.

Стайн некоторое время стоял молча, потом всем корпусом развернулся к сестре.

– Я ведь, кажется, учил тебя не влезать без разрешения ни в помещение, ни в разговор?! Или ты, как всегда, решила, что знаешь все лучше всех?! – от профессорского баса немного закладывало уши и жалобно звенели бокалы.

– Познакомься, Стайн, – хладнокровно глядя на разъяренного брата, Ольга вновь уселась на скамейку, – это есаул тайного дивизиона Короны Альфред Штимер.

– А-а, припоминаю твою статью.

– Моя статья ни при чем!

– А я сразу сказал, что она глупейшая.

– Нормальная статья.

– Ну да, помню. Шедевр журналистики – «Дятел без крышки».

– Прекрати, Стайн!

Повисла тишина, птицы и те смолкли. Вернувшийся рыжеглазый флегматично разглядывал цветные струи фонтана. Есаул мрачно уставился на кончики собственных ботинок.

– Вы пришли сообщить о помолвке? – миролюбиво обратился профессор к Штимеру.

– Хватит! – теперь по-настоящему разозлилась Ольга. – У Штимера к тебе дело.

– Дело? – Стайн вопросительно взглянул на рыжеглазого референта.

– Флуктуация в каюте четыреста двенадцать, – доложил тот, – новые сведения.

– Кстати, вы узнали координаты «Лотоса» на тот момент?

– Только приблизительные. Я предъявил полномочия, но луниты считают полную информацию о траектории абсолютной тайной, обеспечивающей безопасность полетов. Все требуемые сведения капитан предоставит вам по прибытии на Розу.

– Понятно, – хмуро кивнул Стайн.

– У меня есть запись того, что происходило в это время в каюте, – подал голос Штимер.

Профессор первый раз с интересом посмотрел на него.

– Вы ведь не контролер. Откуда узнали про флуктуацию?

– Вы сказали.

– Я докладывал о структуре обороны четыреста двенадцатой каюты, – вмешался рыжеглазый, – боевые лазеры на потолке и один или несколько человек прикрытия в смежной комнате.

– Ладно. Давайте посмотрим запись, – Стайн стремительно покинул беседку и помчался к ближайшей каменной башне. Внутри оказалось прохладно и сумрачно. Готический интерьер башни полностью соответствовал внешнему виду – высокие потолки, крутые лестницы и древние доспехи на стенах, но оборудование профессорского кабинета выглядело вполне современным.

Штимер еще раз посмотрел сцену битвы лазеров с червяками и решил, что все-таки, наверное, не с червяками, а скорее с осьминожными щупальцами.

– Съемка сделана стерегущей системой, – пояснил он, – там есть привязка к бортовому времени.

– Это интересно, – профессор буквально впился в экран, – Скорее всего коллоид, – бормотал он, прокручивая запись на разных скоростях. – Просто коллоид. Но черт меня подери…

Штимер оглянулся: Ольга молча и пугающе неподвижно застыла на диване, референт, потеряв невозмутимость, сосредоточенно грыз ногти. Профессор неразборчиво пробормотал что-то, как есаулу показалось, нецензурное. На экране по-прежнему брыкался серый осьминог, бодро сверкали лазеры, но теперь рядом с изображением поплыли цифры. Некоторое время Стайн мрачно смотрел на все это мелькание и, наконец, выключил экран.

– Это впечатляет, – буднично сообщил он, поворачиваясь к Штимеру. – Весьма. Нам надо сделать паузу.

Небрежно посвистывая, профессор подошел к бару и наполнил четыре хрустальных бокала. Штимер с отвращением узнал золотистый цвет напитка.

– Мой тост, как всегда, за Творца целокупности и его законы, – провозгласил профессор. – Кстати, – продолжил он, когда все выпили, – а что делает полиция Короны на «Лотосе»?

– Ну, – Штимер замялся, – просто так, к общему сведению, могу сказать, что по нашим законам мероприятия, которым определен статус «совершенно секретно», не подлежат упоминанию.

– Понятно, – профессор покосился на референта. – Так в чем там дело?

– Сегодня утром на Короне было совершено ограбление танкера с креофитовым сырьем. Похищено триста два и сорок пять сотых стандартных камня. Ведутся активные поиски.

– Ничего себе. Такой объем еще сбыть надо. Креофитовый рынок вздрогнет и Лимитный Комитет тоже. Все одно к одному. Эта штука серая как пить дать – с Короны. Ну, с чего ей на вашего полицейского нападать? Он ведь даже не контролер. Что у вас вообще на Короне делается?

– И Виктор Блюм, – подала голос Ольга, – на Короне погиб, опять же при странных обстоятельствах. Может, конечно, это все и совпадения…

– Вряд ли, – Штимер внимательно смотрел на Стайна, – вы ведь знаете, что за последнее время на Короне погибло несколько контролеров?

– Один погиб, двое пропали, насколько я знаю, – профессор раздраженно пожал плечами. – Контролеры умирают регулярно от самых разных причин, как и все остальные. Вы не представляете, есаул, сколько раз Думу буквально на уши ставили по поводу всяких случаев с контролерами. И какими страшилками на пустом месте пугали! Один раз в течение неполной недели на планетах поумирало больше двух сотен контролеров. С точки зрения статистики вполне вероятное событие. Но с точки зрения паникеров… что тогда было! Я сам чуть не помер… от злости.

– У нас трое погибло: Октав Гу, Блюм и еще один лунит. И есть вполне определенная точка, куда все они наведывались перед смертью. Вряд ли это совпадение.

Теперь уже Стайн внимательно посмотрел на Штимера:

– С этого места поподробнее, пожалуйста. Октав Гу и лунит все-таки погибли, а не пропали без вести? И что это за точка?

– По существу, дело выглядит так, – начал Штимер, – есть у нас на Короне такая местность, называется Старый Город…

Когда Штимер закончил рассказ, профессор молча разлил еще по дозе золотистой жидкости и некоторое время разглядывал игру света в хрустале.

– Ну что, сестра, – заговорил он наконец, – прав я был: статья твоя и в самом деле глупейшая.

Ольга, против обыкновения, промолчала. Все, что она сейчас слышала и видела, пахло не просто сенсацией – настоящей бомбой. Ее журналистская сущность уже повизгивала от восторга и резонно подозревала препоны на пути к славе прежде всего со стороны брата.

– Есть еще один факт, профессор, – сказал Штимер.

– Черт побери, еще факт?!

– Ну, на самом деле не факт, а подозрение. Неподалеку от четыреста двенадцатой каюты, сразу после того, как там серая зверюга случилась, встретился мне в коридоре человек, одетый по розуанской моде. Так вот, я думаю, что узнал его, – это Философ…

– Философ? – на этот раз встрепенулся рыжеглазый референт. – Командир «Бригады блаженных защитников контрафактной продукции»?

– …и в руках он тащил шар такой радужный и, похоже, тяжелый. Я таких шаров раньше не встречал.

– Если я правильно понимаю, – после некоторой паузы заговорил Стайн, – вы намекаете, что этот самый Философ мог завладеть каким-то Ключом к «бобам»? И мы имеем на борту готового убивать пирата, имеющего в руках супероружие. У вас больше нету новостей?

Штимер покачал головой. В кабинете опять повисла тишина. Профессор откинулся на спинку кресла и, задрав подбородок, неподвижно уставился на высокий сводчатый потолок. Ольга и референт как будто замерли. Есаул поймал себя на том, что тоже затаил дыхание.

– Строго говоря, – прервал всеобщее оцепенение профессор, – перед нами несколько разрозненных фактов. Ваша гипотеза об их взаимосвязи чисто умозрительна. Нет ни одного четкого доказательства. С другой стороны, надо признать, она хорошо описывает факты, и мы вполне можем принять ее за рабочую. Кто-нибудь хочет еще пива? – он поднял графин с золотистым напитком. Желающих не оказалось.

– Итак, что плохого мы имеем, если все это правда? Первое и главное – Ключ. Лохи определенно знали, что это такое. Есть несколько альтернативных переводов их понятия о Ключе: «Работник мнений», «Неограниченное искажение» и даже просто «Власть», но, честно говоря, я надеялся, что его больше нет в природе. Второе – обладатель Ключа агрессивен. Неясно, зачем ему инспектор, может, старые счеты, а может, вообще случайность. Третье – наша система контроля явно хромает. Никаких суперфлуктуаций в районе вашего Старого Города да и вообще на Короне не фиксировалось. Я бы знал. И в четыреста двенадцатой каюте, как можно убедиться, аномалия возникла только в последние секунды, когда эта штуковина уже кусками падала. Но, что самое нехорошее, я не получил ни одного соответствующего оповещения от Б-контролеров, за исключением собственного помощника, – профессор учтиво кивнул рыжеглазому, – а по идее сейчас их шквал должен сыпаться.

– Шквал – не мусор, сыпаться не может, – пробормотала Ольга. Про себя она уже трудилась над будущей статьей, по ходу подправляя язык и стиль ключевых фраз.

– Теперь что хорошего, – продолжал профессор, не обращая внимания на сестру. – Первое: этот ваш Философ явно пока не умеет толком обращаться с Ключом, что весьма и весьма обнадеживает, ибо в противном случае у нас просто не существовало бы шансов. Второе: если бы эта штука попала в лапы разведки какой-нибудь суверенной планеты, уверяю вас, все было бы гораздо сложней. Теперь самое интересное: что нам делать? Уважаемый есаул, я ошибаюсь, или у вас телеком сигналит?

Штимер кивнул и включил связь.

– Доктор Штимер, – раздался взволнованный голос Гро, – вы меня слышите? Это говорит помощник инспектора Биллинга.

– Что с Билом? – рявкнул есаул.

– Он жив и вне опасности, только без сознания. Я рядом с ним. Командор Третьего уровня дал ваш телеком и просит срочно подойти сюда.

– Иду, – Штимер уже был на ногах, – где вы?

– У каюты триста три, – сообщил Гро и отключился.

– Минуту, есаул, – не повышая голоса, произнес Стайн, и Штимер подумал, что профессор, пожалуй, вполне мог бы командовать дивизией рейнджеров. – Все, что там случилось, – уже случилось. Друг ваш, как я понял, вне опасности, а командор Третьего уровня может и подождать.

Профессор открыл массивный сейф и достал большой глянцевый лист с текстом на одной стороне и замысловатым рисунком на другой.

– Подойдите сюда, есаул. На «Лотосе» складывается необычная и весьма опасная ситуация, поэтому я, как Сопредседатель Лимитного Комитета, прошу вас стать временным оперативным агентом Лимитного Комитета по линии Б-контроля.

– Согласен.

– Ну что ж, тогда ознакомьтесь с должностной инструкцией.

– Здесь больше ограничений, чем я думал, – заметил Штимер, бегло проглядывая содержание глянца.

– Но и права немалые. Давайте его сюда. Теперь, – профессор перевернул лист рисунком вверх, – приложите ладонь к кругу посередине… Хорошо… Что-нибудь чувствуете? – Стайн тоже приложился к листу.

– Что за… – Штимер обеими руками схватился за голову.

– Сейчас пройдет. Вы получили доступ к Б-информации. Полностью инсталлировать вас как Б-контролера долго, нудно и ни к чему. Но без нулевой фазы – нельзя.

– Я думал, мне башку разнесет.

– Медики уверяют – это безвредно. Ну что? Прошло?

– Да, вроде бы…

– С этой минуты вы наш полноправный агент. Теперь раскройте ладонь и вот так сложите пальцы.

Штимер повернул ладонь, и в воздухе над ней возникло небольшое, но четкое изображение серебряной пирамиды.

– Это знак ваших полномочий. Вашей целью является Ключ, а противником, соответственно, его обладатель. У вас – Право Крайних Мер, другими словами – лицензия на убийство. Теперь определитесь со снаряжением, мой референт вам поможет, и действуйте самостоятельно. Подозреваю, что на самом деле у нас очень мало времени. До связи… А ты останься, – приказал профессор уже направившейся к выходу Ольге.

– Стайн, мне надо…

– И не думай.

– Ста-айн!

– У меня есть к тебе поручение.

Что именно собирался поручить профессор своей сестре, Штимер уже не услышал, вслед за референтом он прошел в низкое помещение, больше похожее на модуль безопасности.

– Итак, до конца мероприятий на «Лотосе» вы – агент Комитета и будете подчиняться непосредственно Стайну. Поздравляю. Оружие есть?

– Нет.

– Держите, – референт протянул длинноствольный увесистый пистолет, – калибр – полмиллиметра. Лупит, как армейский штурмовой лазер. Когда-нибудь стреляли из такого? Я имею в виду – из штурмового лазера?

– Нет. На стрельбище как-то видел.

– К сожалению, здесь нет стрельбища. Вот предохранитель и переводчик огня, здесь – регулятор сектора удара и дальности. Полная дальнобойность – триста метров, установленная – восемь, поражение веерного типа, сектор удара – пять градусов. Менять ничего не рекомендую. Здесь полно иллюзий, и перспектива практически везде – кривая, запросто кого-нибудь зацепить невзначай.

– А есть у вас блокиратор иллюзий?

– Есть такой шлем. Я как-то в нем целые сутки по «Лотосу» бродил. Как пугало. Так за мной постоянно еще двое стюардов таскалось, чтобы, значит, куда не надо не полез.

– Так лунитам вроде плевать, кто чем занимается.

– На самом деле луниты постоянно фиксируют практически все, что происходит на борту. Здесь кругом точки наблюдения. Если вас утешит, могу сообщить, что сами они эти записи, по понятным причинам, не смотрят и другим не дают, за одним исключением… Вы никогда не думали, почему пассажирские командоры так ловко раскрывают убийства и крайне редко другие преступления? – референт протянул пистолет Штимеру. – Короче, шлем я вам не дам. Реальную картину можно из технологического коридора увидеть – вас обязаны пустить – там односторонние иллюминаторы с оптическими фильтрами. Еще есть вопросы?

– Связь?

– Мой код на вашем телекоме. Кстати, мое оперативное имя – Лис. С профессором связь, опять же, через меня. Ну, вам пора. Я думаю, все-таки стоит узнать, что там с вашим инспектором, – он почти бегом отвел Штимера к лифту и неожиданно улыбнулся. – Останемся живы – будет о чем вспомнить! До связи.

* * *

Первое, что увидел Биллинг, – беззвучно шевелящее губами лицо Штимера. Потом вернулся слух.

– И что ты лежишь, как на пляже? Это неприлично. Погляди, вон Петр – как огурчик… маринованный.

– С ним все в порядке, – раздался незнакомый высокий тенор, – по данным анализа, такая же доза наркотика. Сейчас придет в себя.

Чья-то рука коснулась носилок, и они начали постепенно изгибаться, принимая форму полулежачего кресла. Биллинг увидел Петра, вяло улыбающегося с других носилок, Гро, стоящего рядом со Штимером, незнакомца в парадном черном мундире с разноцветными аксельбантами и двух санитарных роботов.

– Поскольку все уже полностью в сознании, – громко начал парадный мундир, и Биллинг понял, что неприятно-высокий тенор раздается именно оттуда, – я, как командор Третьего пассажирского уровня люкслайнера «Лотос», должен уведомить вас о серьезности произошедшего инцидента, – обладатель тенора еще больше приосанился и продолжал: – Получив сигнал о несанкционированном посещении одной из кают вверенного мне Уровня гостями более низкого Уровня, я обнаружил следующее – излагаю факты: трое из четырех здесь присутствующих пассажиров незаконно проникли в не принадлежащую им каюту более высокого Уровня, чем их собственная. Один из указанных пассажиров в состоянии наркотического транса произвел выстрел из боевого оружия. В результате нанесен существенный ущерб как интерьеру каюты, так и ее конструктивным элементам. Поврежден манекен, принадлежащий хозяевам каюты. Жертв нет. Выношу решение. В соответствии с бортовыми законами ущерб будет учтен и вместе со штрафом взыскан с виновных. Также должен уведомить, что, поскольку никто из вас не обладает ни Конфедеративным, ни Локальным иммунитетом, в качестве меры пресечения я запрещаю вам находиться на Третьем уровне. Я подтверждаю ваше право на ношение оружия, однако напоминаю, что по закону любое убийство, кроме случая последней меры обороны, карается смертью. К вам ограничения на передвижение по данному Уровню, разумеется, не относится, – добавил он, обращаясь к Штимеру, – вы не участвовали в инциденте, и, кроме того, ваша каюта здесь. Однако, по моим сведениям, вы все являетесь членами одной организации, а именно Полицейского Департамента Короны и действуете совместно. Это так?

Повисла тишина. Биллинг глубоко вздохнул, искренне радуясь, что тенор наконец заткнулся, утомленная физиономия Петра тоже слегка прояснилась. Штимер некоторое время молча рассматривал непреклонного командора, затем так же молча взял его под руку и отвел в сторону. Повернувшись, чтобы не видели коллеги, есаул раскрыл ладонь – пирамидка послушно засеребрилась в воздухе.

– Теперь, уважаемый, расскажите мне, что тут на самом деле произошло. А?

Командор вдруг утратил говорливость – выпучив глаза, он уставился на пирамидку, как на собственный приговор. За секунду до того он собирался поправить один из своих аксельбантов, но теперь, явно про все забыв, стоял с видом отключенного манекена.

– Говорит автономный санитарный робот каюты триста три. Командор, ваше артериальное давление превысило установленные нормы. Вам необходима медицинская поддержка, – заявил ближайший к ним робот, бодро подкатил к командору и, не теряя времени, вкатил инъекцию. Командор Третьего пассажирского уровня люкслайнера «Лотос» даже не вздрогнул, а только вяло отмахнулся ладонью, с тоской разглядывая серебристую пирамидку. Штимер в общем надеялся, что знак его новых полномочий будет внушать уважение, но столь мощного эффекта не ожидал. «Внимательней должностные инструкции читать надо! – укорил он себя, убирая от греха пирамидку. – Черт ее знает, может, эту штуку в особых только случаях показывают, перед ядерным ударом, например, или чтоб понудить к чему-нибудь неприличному».

Командор тем временем немного оправился, принял позу «И не таких видали», но заговорил почему-то шепотом:

– Я же не знал, что у вас Полный Конфедеративный иммунитет. Докладываю: сработал сигнал о неправомерном вторжении в номер. В таких случаях я сам лично разбираюсь. Когда я прибыл на место, один из ваших коллег лежал на крыльце, второй в холле каюты, рядом со входом. Оба находились под сильным наркотическим воздействием. Третий вызвал санитарных роботов и пытался оказать им помощь. Там было еще три дезактивированных манекена. Один – с отстреленной головой, два – просто выключенных. Ну и дыра в стене, ближе к потолку. Соседняя каюта не задета, но в этой – сильные повреждения.

– Что за наркотик?

– В этом – проблема. Они получили дозу «брынзы» – бинарного наркотика, с ультразвуковым детонатором. С обычным наркотиком их бы с такой дозой сразу блокировали. У них бы пассажирские браслеты гудели и все прочее. А так они компоненту выпили или съели с чем-нибудь, может, еще на Короне, а здесь, в каюте, под ультразвук попали, ну и нейтральный компонент прямо в крови в наркоту перешел.

– Я знаю, что такое «брынза». Что именно им вкатили?

– Довольно безвредную разновидность – «отруб», но большие дозы. В принципе, это – быстрое снотворное.

– А на одного эта штука, значит, не подействовала?

– Да, вы правы, хотя у него в крови мы ту же самую «брынзу» нашли. Я думаю, когда ультразвук включился, он в воде был, или под водопадом, или что-то в этом роде, ну, а после бластера тут, конечно, все отключилось – и свет, и звук, и ультразвук, все отключилось, и манекены тоже. Обратите внимание, я не конфисковал оружие ваших коллег. Потому что понимаю: здесь что-то не то. Потому и на уровень доступ закрыл, для их же безопасности. С хозяевами каюты у меня отдельный разговор будет.

– Никаких ограничений на передвижение моих коллег, – веско и тоже почему-то шепотом распорядился Штимер. – Сейчас мы осмотрим место происшествия и далее будем работать по своему графику. Спасибо за сотрудничество, – добавил он, чтоб не выпадать из образа супер… то ли агента, то ли, наоборот, контрразведчика.

– Принято, – кивнул командор и, отпихнув робота, направился к дверям каюты.

– Я отменяю решение о мерах по ограничению вашего перемещения по кораблю, – сказал он, проходя мимо уже поднявшегося на ноги Биллинга, – можете следовать за мной, но ничего не касайтесь.

Ремонт в холле каюты триста три уже завершался. Юркие уборщики вычищали строительный мусор и наводили первозданный блеск. Большое темное пятно на стене у самого потолка быстро сохло и бледнело. Биллинг с изумлением глядел вокруг – это был не тот холл, куда он так бесславно вломился. Унылое серое помещение. Что-то похожее на множество зеленых соплей свисает с потолка, несколько строгих кресел, пара отключенных манекенов у дальнего прохода, большие шкафы ремонтников и все. Ни водопадов, ни хрустального бассейна.

– А где бассейн? – в голосе Петра звучали истерические ноты. – Это ведь не глюк. Я точно помню – бассейн, и там полно… – Петр осекся. – Это… бассейн где?!

– Вы – хозяева каюты? – солидный мужчина в белом комбинезоне с ярко алой надписью «СОПА-7» вышел из-за ремонтного шкафа и вразвалку двинулся навстречу.

– Хозяева сейчас подойдут, – торопливо ответил командор, – есть проблемы?

– Проблема с третьим манекеном, – махнул рукой СОПА-7, указывая на открытый люк одного из шкафов. Там, перед ремонтной панелью, уперев ладони в коленки, уткнувшись головой в нишу, стоял голый женский манекен.

– Башку мы ей приделали, – продолжал он, – рефлексы есть, щекотки боится, но все остальное по нулям. Взять неоткуда.

– Понимаю. Вы вот что… – командор решительно взял ремонтника под руку и увлек назад к шкафам. Там они вступили в негромкую, но яростную перепалку.

– А ты его здорово напугал, – заметил Биллинг, когда командор достаточно удалился.

– Да. Теперь он будет вскакивать по ночам… Ладно, давайте – рассказывайте.

– Здесь бассейн был, – упрямо повторил Петр.

– Прошу прощения, мы не представлены, – промолвил Гро.

– М-да, – Биллинг осторожно, как переполненным горшком, качнул головой, – мои помощники – Гро, Петр. Наш коллега – Штимер – есаул тайного дивизиона. Будем работать вместе. Рассказывай, Гро, что здесь случилось.

– Мы вошли, потому что дверь открытая была, – голос Гро чуть дрогнул, – слева действительно был бассейн, большой с прозрачными стенками. В холле находились три манекена. То есть мы потом поняли, что это манекены.

– Я не понял, – вставил Петр.

– Так. Все три манекена плавали в бассейне, играла громкая музыка. С потолка в бассейн падала вода, как дождь, и со стен – водопадами…

Штимер покрутил головой. Со стороны ремонтных шкафов раздался звучный хлопок – СОПА сильно шлепнул себя по коленям и крикнул что-то вглубь холла. Командор явно выиграл диспут и уже направлялся в их сторону. Интерьер холла стал неуловимо быстро меняться. Зеленые сопли светильников втянулись в потолок. Темно-серый пол слева затуманился, пошевелился и все наконец увидели знаменитый бассейн. Мощные водяные струи взлетели, потом под шорох и бульки падающих капель рассыпались дождем. Фейерверк золотых искр сплошным потоком полился с потолка. Низкие хрустальные бортики наполнились рубиновым огнем.