Текст книги "Придворный. Заклинание"

Пациентка

К полудню началось движение по мосту. Первыми подъехали генералы с сопровождающими их лицами. Попрощаться. Наговорили кучу хороших слов и откланялись, оставив двух интендантов для приема припасов. Ночью начала поступать последняя партия, надо же их было проверить и перенаправить.

Затем приехал обоз с мебелью и дружной пятеркой служанок. Если вы думаете про молоденьких и смазливеньких хихикалок, то обломитесь. Прибыли суровые тетки Мивдиного типа – слона на скаку остановит и хобот ему оторвет. Солдатики, приданные им в помощь, были моментально зашуганы, приставлены к выгрузке, дышали по команде и боялись мегер в стойке «смирно».

Переговорщики проехали, задержавшись на минуту, только чтобы меня поприветствовать. А мои чиновники, приданные им в помощь, просто показались под мои ясны очи, дабы прогнуться и поблагодарить за вчерашний банкет. Прогиб был принят и засчитан.

Уже сильно после полудня Кидор вывел на мост встретить карету. Так как гость, точнее, гостья прибывала инкогнито, совершенно… ну, совсем неофициально… никакой мундир для знакомства не подходил. Партикулярный костюм… тот, который вроде фрака… надевать было уж слишком фамильярно. Мордой и возрастом не вышел. Рангом, понятно, тоже. Совсем без знаков различия встречать гостью непристойно. Еще бы в подштанниках вышел к ТАКИМ людям. Вопрос «К каким именно?» камердинер тактично замял. Инкогнито же! А нарядил он меня в совсем простенькую рыцарскую мантию. Не ту парадную, из парчи, а шелкового бархата. Алую с желтой отделкой. Такие же берет и перчатки. На груди не нашивки, а оригиналы всех регалий, включая камергерский ключ. Рыцарский пояс, которым меня опоясали при посвящении в рыцари, с подвешенными коротким форменным мечом и кинжалом.

Скромненько так. Естественно, обувь кожи крокодила, но теперь я ее всегда ношу. Кидор засомневался насчет пера на берете, однако решил оставить страусиное. Единственно, посетовал на маленькую золотую заколочку. Можно было бы ее и чуть побольше, да с изумрудиком… Но! Увы! Нет в моем хозяйстве такой. Я чуть было не ляпнул в унисон: «Нужда проклятая!» – однако постеснялся. Кто его знает? Вдруг все бросит и побежит покупать? Навесил мне на шею золотую гильдейскую цепь со знаком магистра. Убедился, что часы в кармане, а на пальцах блестят все три перстня – изумрудная родовая печатка, нынче одновременно исполняющая роль знака баронского достоинства, пожалованный Лагозом перстень с изумрудом и Лаурин аметистовый. Только после того слуга последний раз оглядел меня и лишь потом, в таком скромном и полностью неофициальном наряде, вывел на встречу.

Сигнальщики уже давно сообщали о продвижении кареты без гербов. Понимаете, есть простые кареты, бывают с гербами, а вот эта БЕЗ ГЕРБОВ. Едет такая по провинциальному тракту, селяне шапки ломают, кланяются, не понимают дурни, что человек инкогнито едет, совсем по-простому. Главное, как узнаю́т, что шапки ломать надо? Не то по тому, что все кони серые в яблоках. И восьмерка першеронов, запряженная цугом в карету, и десяток аргамаков охраны подобраны масть в масть. А может, сама карета немного, раза в два по длине и в полтора по другим измерениям, больше других карет. Хотя, может, внешняя обивка их навела на мысль насчет поклониться. Такая, понимаете, веселенькая замша, ярко-желтого цвета. С набитыми бляшками амулетов от грязи, воды и холода. А может, еще от чего, глупые крестьяне не знают.

Еще при первых сообщениях о приезжих мойщики перил были отозваны, а егеря, что со мной ходили, в выправленных новых мундирах встали навытяжку, едят глазами начальство. Это не почетный караул, а так… просто оказались тут.

Охранники спешились. Они тоже инкогнито, без наград и знаков различия, но все в мышиного цвета форме. Росточком любой выше меня, не самого мелкого, на полголовы минимум. Выправка гвардейская, у каждого закручены усы. И все без исключения блондины. Если бы не дворянские печатки на пальцах, то от охранников купеческого обоза таких не отличишь. Верст с пяти… через лес… пьяным… и глядя в другую сторону. Лошадей у них мои приняли, а охрана окружила карету.

С запяток соскочили два дюжих лакея, приставили лесенку к дверце, и встреча нас, скромных и незаметных, началась.

Из кареты вышла женщина под вуалью. Кружевное летнее платье неброского серого цвета. Тончайшие перчатки, изящная миниатюрная шляпка, густая вуаль, лайковые туфельки – все было серым, но не однотонным, а тщательно подобрано по оттенкам. Потому наряд не казался блеклым, а даже мне, не искушенному в женской моде, представал в виде композиции художника. Руки к ней тянуть не стал, без меня было кому помочь выйти. Лакеи страховали с двух сторон. Я поклонился и продолжил стоять по стойке «смирно». Меня удостоили легкого кивка. Служанки, прибывшие раньше, и вышедшие из кареты окружили даму и повели к лифту. Причем на должность лифтера Кидор назначил Элю.

Последней вышла женщина, которую почему-то про себя я назвал «статс-дамой». Она сразу подошла ко мне, обаятельно улыбнулась и заявила:

– Барон, благодарю вас за гостеприимство.

Положенные ответные слова были произнесены, необходимые речи сказаны, после чего, отказавшись от отдыха, завтрака и всего остального, меня попросили осмотреть пациентку. Понятно, я переоделся. Увы! В ученическую мантию отца. Ничего другого подходящего не было. Всего через полчаса меня позвали в покои, отведенные гостье.

Комната преобразилась. Стены оказались увешаны тяжелыми гобеленами, несколько красивых ширм делили помещение на части, за одной стояла широкая кушетка. Сопровождающие вышли, кроме статс-дамы, которая отодвинула ширму, за которой стояла очень красивая молодая женщина, укутанная в тончайшую материю. Ткань была сдернута, пациентка осталась совершенно нагой, и дуэнья сказала:

– Моя госпожа родила ребенка. Роды были долгими и тяжелыми, однако врач уже разрешил входить мужу к ней в спальню. Но как я смогу показать ему бывшую первую красавицу королевства ТАКОЙ?!

Ну… Не так все страшно, однако действительно некрасиво. Обвисший живот, множественные растяжки, состояние кожи – наибольшие проблемы. Понятно любой женщине, такое неприятно. Будем честны, мужчине видеть этого точно не стоит. Что ни говори, разочарование будет сильным.

Маленькая Смерть на пациентку. Дальше уборка лишнего жирка, подтяжка мышц живота и выглаживание кожи. Устал, замучился, однако приобрел опыт изрядный. Статс-дама не мешала, но все время стояла рядом. Когда закончил, она свернула очередную ширму. Там стояло трюмо с ростовыми зеркалами. Временно велел его завесить тканью. Разбудил пациентку и пояснил:

– Я подтянул, сшил разорванные мышцы живота и просто привел их в тонус. Сгладил кожу и убрал отложения с некоторых мест на теле. Тысяча извинений за столь интимные подробности, но, убрав лишнее с талии, боков, спины и частично с бедер, ягодиц я трогать не стал. Некоторым мужчинам нравятся такие… пышные…

Недослушав, женщина вскочила, подбежала к зеркалу и сдернула занавес. Совершенно не стесняясь меня, долго, со всех сторон, разглядывала свое отражение. Потом плюхнулась на кушетку и заревела. Сквозь всхлипы слышалось: «Я не верила… Он смог…» Дуэнья накинула на нее ткань и деликатно выперла меня из комнаты.

За организованной для гостьи, меня и статс-дамы закуской я был захвален, орошен слезами и пожалован целовать руку. Был подарен кулон с большим необработанным алмазом. Еще позвали в гости, когда буду в своем поместье, документы на которое мне скоро придут. На прощанье я ей подарил по баночке каждого крема с наказом использовать перед свиданием с мужем. Кидор доложил, что ему на расходы был оставлен кошель. Глаза слуги плотоядно щурились. Уехала пациентка с наступлением легких сумерек.

Две точки зрения

(Иностранные газеты от 23 разноцвета 443 года)

«Деловой вестник Кандарии»

Вся прогрессивная общественность негодует по поводу бесчинств и произвола, учиненных бароном Загорским.

Предыстория проста – два баронства не поделили болотце с жирными пиявками и сладкоголосыми лягушками у речки Переплюйки. С тех пор уже несколько десятков лет между ними ведется непрерывная война. В этот год баронство Тихое бросило в бой все свое воинство, всех трех солдат. Назавтра они вернулись из набега со славной победой и поживой в пяток курей. Проигравший сию грандиозную баталию безумный барон Загорский от досады приказал повесить своих советников, составляющих Управляющий Комитет баронства. Мало того, он конфисковал их имущество в свою пользу, а семьи и служащих бросил в темное узилище.

Вина шести почтенных советников была лишь в том, что они вложили личные средства в развитие промышленности Загорских земель, открыли четыре шахты, три завода и множество мануфактур. Невозможно сказать, во сколько раз они подняли доходы баронства, ведь ноль странное число – по сравнению с ним, любая величина огромна. Так вот, личные доходы барона возросли от нуля или сравнимой с ним суммы до гарантированных, подписанных Укладом ежегодных шести тысяч талеров и одного процента от дохода с предприятий.

Жалкий безумец сорвал свою злость на наичестнейших, мечтающих о благе всего населения негоциантах и промышленниках. Он не подумал, что, ограбив вдов и сирот несчастных жертв собственного произвола, разорвав наипрогрессивнейший Уклад, дающий простолюдинам свободы, и нарушив любые возможные традиции, вновь вверг баронство в нищету, убожество и забвение. Давайте вместе со всей мировой общественностью осудим преступный произвол барона Загорского, потребуем его примерного наказания, освобождения незаконно арестованных и возврата имущества репрессированных жертв законным наследникам.

Лебенская ежедневная «Дворянская газета»

Наконец-то барон Загорский понял, что его заигрывание с простолюдинами-купчишками и подписание их Уклада не стоит чернил, которые ушли на подпись сей мерзкой бумажонки.

Суровый урок, приведший к просветлению, преподал юный барон Тихий, лихо, по-молодецки, во главе своей стражи напавший на приграничную заставу, тем самым убрав причину двадцатилетнего противостояния сторон. Проявив себя столь же изрядным политиком, сколь и умелым военачальником, молодой барон не стал развивать успех, а сразу сел за стол переговоров. Его требования весьма умеренны – небольшой участок земли для возведения укрепления, охраняющего границу.

Барон же Загорский, отдавший любые военные и политические рычаги управления недостойным советникам, стряхнул с себя многолетнюю негу и затребовал к рассмотрению документы по ведению дел в его землях. Дела оказались ужасны – из экономии армия оказалась распущенной. Ее роль исполнял нанятый на медные гроши мизерный наемный отряд. Лишь умеренность не дала соседу в один день захватить страну и осадить баронский замок. Налоги собирались с нарушениями. Суд большей частью был неправедным. И прочее, и прочее, и прочее.

Последний Совет завершился отменой нелепого Уклада и скорым судом корыстных негодяев, много лет морочивших голову законному правителю. Коий, посыпая… не будем говорить лысину… главу пеплом, собрал дворян баронства и торжественно пообещал Дворянскому собранию больше никогда не отлынивать от обязанностей управления землями, рачительно вести бюджет и не давать излишней воли простолюдинам.

Как завершающий штрих, хочется напомнить благородным читателям, что ни единого разу за всю мировую историю, ни в едином государстве дача хоть толики власти простецам не приводила ни к чему доброму или сколь-нибудь полезному.

Разговоры

– Прочитал афишку про нашего. Все-то начальники переврали.

– Однако же лестно.

– А то! Вестимо лестно под таким героем ходить. Опять же его милость добер. Мне два талера послал, не побрезговал простым унтером. Я их приговорил к пропиванию за здоровье господина барона. Он не то что… Кхм-кхм…

– Ты про прапорщика? Тот только и умеет щелкать солдат по зубам кулаком в лайковой перчатке.

– Молчи, дурак! Его благородие лучше знает, как рядовых воспитывать. А мы тоже… не первую пару казенных сапог истоптали… сами смогем кого поучить. Ежели за дело – накажи! Положено! А от настроения по мордасам получать – оно нам вовсе не любо!

– Чур, я! Я ловкий, аж страшно как! Доску в нужнике подпилить – мне на раз. Провалится – извольте в отставку, таковые, из дерьма, в офицерах не потребны, авторитету нетути.

– Я, знаете ли, каждый год в крепости с инспекцией бываю, а такую благодать только сейчас застал. Вот чувствуется в бароне армейская косточка. Деловитый! Никакой придворный так порядок не наведет. Шик-блеск-красота – это да, это они могут. Вызолотить какую-нибудь ерунду – тоже к ним. А настоящий армейский порядок лишь офицер навести сможет.

– А мне понравились сроки – пара дней, и все блестит. Я на мосту спрашиваю солдатика, который перила мыл: «Каков приказ?» А он четко отвечает: «Личное указание шеф-коменданта – мыть отсюда и до обеда».

– Кстати, да. Кормит барон знатно. И его вино, особенно красное, весьма недурно. Мне бочоночек презентовали.

– Вот вы меня простите, конечно, но именно в данном вопросе я с вами не соглашусь. Наливочки с местного завода значительно приятственней. Они просто чудо! Барон велел управителю по дюжинке каждой мне прислать.

– Управитель у него больно молодой, такой разве может имением управлять? Я, когда бумаги подписывал, сразу о том подумал. Но у ваших по продовольствию и фуражу нареканий же не было?

– Хм… Я как-то не спросил…

– Что так? Надо было уточнить. Для порядка хотя бы.

– Так я, как вашу подпись увидел, подумал, уже все проверили.

– А я думал, вы своим поручите.

– Вроде ничего такого… Лично проверю. Я приказал три повозки продовольствия мне домой отправить.

– Прикажите на мой адрес тоже прислать. И фуража пару возов. У меня же дома три выезда.

– Непременно! Сразу, как доберемся, прикажу. Единственно, не знаю, что делать с излишками. Переброску отменили, но приемный билет подписан, по нему деньги сейчас начисляют…

– Так решаем, как в прошлый раз?

– Милая, милая, милая!

– Изголодался, проказник, по своей маленькой женушке?! Всю ночь мне спать не давал!

– Ты чудо! И малыша мне подарила, и сама еще краше стала!

– Я тебе правда нравлюсь?

– Красивее тебя я никого не видел!

– Ну вот! Оказывается, пока я тебе ребенка вынашивала, ты на других смотрел и меня с ними сравнивал?! Ой! Какой ты смешной! Не оправдывайся! Я пошутила!

– Ты у меня единственная!

– А у меня теперь вас двое. Два мущинки: один – большой и сильный, а другой – маленький и крикливый! Но вас обоих я очень люблю! Да… Пока вспомнила! Я же к целителю ездила. Барон, магистр школы Жизни, очень молод, но с ужасным шрамом на лице. Он мне сильно помог. Зайчик, награди его как-нибудь достойно. Честное слово, заслужил. Так старался, так старался…

– Мамочка! Я твердо решила – выйду замуж за Тихого. Барон, герой и симпатяшка. Да! Еще волшебник. А шрам… Подумаешь! С ним он даже мужественней.

– Ты решила? Хорошо! Дело наполовину сделано. Осталось лишь жениха уговорить. Голова у тебя есть на плечах? Какое замужество? Лет пять, а то и шесть ему жениться нельзя. А через пять лет ты перестарком уже будешь. Да и неизвестно, как дела сложатся. Я же тебе говорила – Ранбранды его приманивают.

– Я уже все продумала. Ранбранды после женитьбы его графом лишь «из вежливости» сделать могут, по жене. Прав на титул не будет, только у совместных детей. А наш папочка может его просто графом сделать. И тогда он на мне сразу жениться сможет, если объявить брак династическим. Дворянское собрание не откажет – наследник графству действительно нужен.

– Маменька, папенька! Я согласна!

– На что согласна?! Горюшко мое луковое!

– В конкубины согласна, к Тихому. Я подслушивала у замочной скважины кабинета.

– Вот я тебе поподслушиваю! Розги достану, в соленой воде вымочу да и выпорю тебя по голой заднице!

– Ну, папенька! Меня ваши разговоры тоже касаются. А так говорить – не по-благородному.

– А я и есть купец неблагородный. Мне можно. И высечь тебя можно, никто ничего не скажет… Согласна она… А он согласен? Вопрос! Подвести тебя к нему уже знаю как. Вот дальше чего делать, не придумал. Опять же любовь. Будет ли он тебя любить? Другой вопрос…

– Мне не надо любви сразу. Пусть пока меня уважает. А как нашего ребенка на руки возьмет, точно полюбит.

– Доченька, отец за тобой такое приданое даст, любой уважать станет.

– Лаурка! Не будь собакой на сене – сама не ам и другим не дам. Уступи мальчика сестренке лучшей подруги.

– Ну ты и наглая!

– Что наглая? Ты замуж выходишь, за тобой сто глаз смотрит. И это кроме шпионов жениха! А если Тихий обручится, то и твой ревновать не будет, и другие чего было – не было додумывать перестанут. Мы же с тобой подружки! Что тебе, жалко? Ты сама мою сеструху куколкой звала.

– Не знаю… Дочка герцога Ранбранда тоже его заметила.

– Да какое у них герцогство?! Батя сестренке в приданое портовый городок даст и факторию в колониях. Всяко доходней графства Терезы. Лаурочка, миленькая! Ну что тебе стоит свести их?! Просто пригласи нас в гости, когда барон вернется. А его позови вроде как для доклада. И все! Прошу тебя, подруженька.

Дела хозяйские

До конца недели жизнь кипела. Вроде и сделать толком ничего не сделал, а занят был с утра до глубокой ночи.

Генералы уехали довольные. Результаты проверки оказались весьма положительны. Подписание авансом документов на приемку припасов ни разу и нигде не вспоминалось. Но и припасы были выданы по-честному, в срок. Осталось восполнить крепостной запас, и приказ будет выполнен полностью. Отчего не выполнить, коли такие деньги платят?

Мой управляющий, дабы не путать его с управляющими имений, был официально переименован в эконома. Эконом сразу завел массивную серебряную цепь на шею и прицепил к ней бляху с моим гербом. Пускай, заслужил. На радостях представил на рассмотрение три стратегии получения денег с имений. Вариант «оставить, как было» не рассматривался вовсе, ибо рассматривать там нечего, а потому лишь мое время потратится.

Все варианты связаны с армейскими поставками и различаются лишь деталями. Первый, самый простой способ: продавать все, что произвели имения, понятно, оставив для домашних нужд. Кстати, в мой дом и дом родителей припасы уже отправлены. Ни особых плюсов, ни особых минусов в таком варианте нет. Второй более сложен. Продавать по заключенному контракту ежегодный гарантированный объем, меньше общего производства земель. Излишки отправлять на нижние этажи башни для хранения. Минусы – меньшая прибыль в обычный год и необходимость заводить кладовщика с работниками на погрузку-разгрузку. Плюс – сверхприбыль в неурожайный год. Третий вариант похож на второй. Тоже контракт, тоже на гарантированный объем, но значительно больший, чем мое производство. Недостачу легко закупить и перепродать с выгодой. Плюс – приличная прибыль, минус – грандиозные убытки в неурожайные года. Я подумал и принял второй вариант.

Самолично имения я посетить не могу, мне было велено сидеть в башне. Ладно, к соседу забежал, до него от башни два шага, а на каждое имение не меньше дня пришлось бы тратить. Потому по очереди в замок приехали и были представлены управляющие земель. Тихий Уголок и Гремячий Поток обошлись без сложностей. Человек зашел, представился, доложил обстановку, дальше они вместе с экономом намечали изменения. Я внимательно слушал, иногда важно кивал, совсем редко выдавал что-то вроде «ну, возможно…» или более глубокомысленное «хм-м… это, пожалуй, стоит обсудить». Как ни странно, такого общения хватило, чтобы меня стали считать рачительным и разбирающимся в делах хозяином. Но если подумать, что я, семнадцатилетний пацан, вообще мог сказать людям, не один десяток лет занимающимся сельским хозяйством? Вон в той низинке обязательно посадите гречневую кашу, и непременно с молоком.

Из Дубков с управляющим приехали двое. Один – типичный богатый крестьянин, в расшитой бисером красной жилетке, в серо-коричневых портах из домотканой холстины, в воняющих дегтем сапогах гармошкой, с мятой соломенной шляпой под мышкой и прошением в руках. Второй – тоже типичный персонаж – унтер в отставке. Потертый, но идеально чистый мундир, блестящие, как зеркало, сапоги, форменная фуражка, носимая чуть набекрень. Мундир нашего Горно-Пехотного полка.

Случился конфликт двух общин. Крестьян и бывших солдат, после отставки осевших на землю. Покойная герцогиня выдала отставникам привилегию – разрешила собирать желуди в дубовом лесу. Простым крестьянам такое было обидно. Желуди – хороший корм, те же свиньи их жрут как не в себя. Узнав, что сменился владетель земель, селяне написали бумагу – по названию «Прошение», а по форме ультиматум.

Крестьяне требовали дать им разрешение тоже собирать в лесу желуди. Или снизить на четверть арендную плату. Иначе грозились уйти с земли. Дескать, Новый год скоро, как раз рассчитаемся и уйдем.

Тут пустыми словами не отделаешься, надо что-то решать, причем самому и срочно. Беру бумагу, читаю, с минуту думаю и выдаю свое решение:

– Раз покойница-герцогиня, – тяжкий вздох и поднятие глаз к потолку, – святая женщина! Раз она так решила, то не мне ее решение менять. Молодой я еще для этого.

Все присутствующие дружно закивали. Действительно, фигня какая-то. Как может новоиспеченный барон отменять старые законы? Беру перо, зачеркиваю абзац и продолжаю:

– Снизить аренду на четверть никак не могу. Если вам снижу – сразу и другие потребуют. Чем они хуже вас? А мне «за просто так» терять четверть доходов совсем не с руки.

Крестьянский староста готовится торговаться, но я вычеркиваю и этот абзац.

– Иначе все подписавшиеся, тридцать два двора, уйдут с моих земель. – Вновь мой тяжкий вздох. – Вся наша страна держится на законе. Слава богам, рабства у нас нет. Любой арендатор имеет право уйти. И ни один владетель не имеет права их задержать.

Обвожу данный абзац и на полях пишу: «Принял к сведению. Управляющему обеспечить окончание всех взаиморасчетов до Нового года и убедиться в освобождении домов с участками к сей дате. Барон Тихий». Растапливаю сургуч, накапываю, прикладываю печатку и отдаю бумагу управляющему.

– Обеспечьте выполнение. Какие силы потребны, просите эконома.

Селянин не готов к такому повороту. Видать, они только попугать меня хотели – где мне за месяц-другой взять три десятка семей? А пустая земля дохода не дает. Но мне такой расход не критичен.

– На освободившиеся участки новых арендаторов из крестьян не искать. Им тоже обидно будет. Селить только отставников из нашего полка, как покойница-герцогиня велела. – Вздох, взгляд в потолок. – Святая женщина! А кандидатуры согласовывать со старостой… Представьтесь, унтер-офицер!

– Яронин Хромой, ваше высокоблагородие!

– Со старостой Яронином Хромым. В первый год с новых арендаторов арендной платы не брать вовсе. Второй и третий годы – половину положенного. С четвертого брать, как со всех.

Условия для новых арендаторов очень хорошие, но и мне ветераны полезны. После принятия решения разговариваю с Яронином. Тот горд новым званием старосты. Мое решение считает полностью справедливым – офицер родного полка, я же хожу в простом офицерском мундире Горно-Пехотного Зеленоземского, – разве пойдет против своих же солдат? Да ни в жизнь! Опять же мы кровь проливали, нам облегчение после службы положено. А эти сиволапые не служили, а солдатских привилегий требуют. В морду им надо дать, а не желудей. Дукат от меня принимает с достоинством, и, чувствую, золотой ему совсем не противен.

Бывший староста мнется, но я на него внимания не обращаю. Он с товарищами уже отрезанный ломоть. Слышу, кто-то из присутствующих бормочет: «Крутехонек!» Но, думаю, я поступил правильно – из предложенных трех вариантов выбрал один. Не ругался, не угрожал, не торговался. Другое дело, что тридцать семей должны будут поискать себе хозяев. Участки освобождаются редко. Условия у каждого хозяина свои, а времени найти подходящие земли не так много. Уход одинаково плох и хозяину, и арендатору. Но я могу переждать, а вот они едва ли.