Текст книги "История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3"

– Удерживание русскими аманатов ваших, – заметил паша, – есть явный знак нарушения ими обязательств. Они разрушили уже мир с калифом (султаном) и умышляют истребить правоверных. Вскоре разгорится война, и каждый истинный мусульманин должен, вооружась, защищать правую веру до последнего издыхания. А как известно, что по ревности твоей к вере послушны тебе не только чеченцы, но и многие другие дагестанские народы, то сей случай подаст тебе лучшее средство приобрести Божественное милосердие и султанские щедроты для блаженства сей и будущей жизни. Старайся побуждать и увещевать, чтобы все магометане, вооружась, ополчились против россиян и нанесли бы вред врагу мусульманской веры. Будь уверен, что служение твое Богу и калифу награждено будет такими воздаяниями, какие только вообразить можно.

– Конечно, – отвечал Мансур, – я, как магометанин, обязан действовать по законам религии, но о чеченцах и дагестанцах ничего утвердительного сказать не могу, так как народы эти имеют своих начальников и свои обстоятельства, соображаясь с которыми устраивают свои дела.

Несмотря на уклончивый ответ Мансура, паша ласкал его и содержал хорошо[357]357
  Показание Мансура Шешковскому. Госуд. арх. VII, № 2777.


[Закрыть]. Ободренный приемом и надеясь на поддержку со стороны турок, лжепророк прислал своим односельчанам письмо, в котором писал, что скоро вернется в Чечню знаменитым человеком[358]358
  Рапорт бригадира Нагеля от 7 июля. Госуд. арх. XXIII, № 13, папка 61.


[Закрыть]. Он советовал правоверным быть единодушными, держаться данных им наставлений и тогда обещал избавить их от притеснений русских. «Все закубанские народы, – писал Мансур, – меня чтут и ко мне присоединились». Он обещал прийти с ними в Чечню, как только получит турецкие войска, пушки и снаряды.

Покровительство паши и внушения турок принесли Мансуру большую известность во всем Закубанье. В Чечне от него требовали чудес, а здесь довольствовались одной его проповедью. Должно быть, Господь послал ему откровение, говорили закубанцы, если он, говоря только на одном чеченском языке, так твердо знает Коран.

Народ стекался к нему отовсюду: здоровые приходили для изъявления почтения и сочувствия, а больные для исцеления. Мансур настраивал их против России и поощрял к разбою на наших территориях. Закубанцы переправлялись на наш берег Кубани, и, хотя при встрече с нашими войсками всегда терпели поражение, отдельные партии их причиняли жителям большое разорение. «Всегдашнее подвержение поселенцев в губернии Кавказской набегам закубанским довольно доказывает, – писал князь Таврический[359]359
  В письме П.С. Потемкину от 19 августа, № 2104.


[Закрыть], – особливо же в теперешних обстоятельствах, что рано они там поселены. Кажется, нужно будет ближайших к границам подать назад, дабы их обезопасить и лишить корысти закубанцев, которых наши селения приманивают».

«По известиям цареградским, – писал светлейший в другом письме от того же числа[360]360
  От 19 августа, № 2093.


[Закрыть], – министерство турецкое, вопреки миролюбивым намерениям султанским, ищет разрыва мира; черкесы собираются делать за Кубань свои набеги. Ваше превосходительство доносите об усилении там имама Мансура. Все сие требует принятия сильных мер. Я предписываю вам, во-первых, собрать раздробленные части и привести себя в почтительное состояние. Лучше пожертвовать ненужным, нежели ослабить себя раздроблениями повсеместными. Кизлярскую сторону обеспечьте достаточным отрядом; главное же внимание устремите к правому флангу. Генерал-поручику Иловайскому приказал я собрать войско Донское, генерал-майору барону Розену расположиться на р. Ее и стоять обоим в полной готовности к предприятиям, каковых обстоятельства востребуют».

Осмотрев берега Кубани, генерал-поручик Потемкин счел необходимым немедленно приступить к устройству укреплений, которые могли бы хотя отчасти уберечь жителей от вторжений грабителей. Так, у устья Терновки был заложен редут Терновский на одно орудие и роту гарнизона; при устье Камышеватой на левом берегу – Мстиславльский редут на четыре орудия и два полка гарнизона; при Калмыцком броде – Надзорный редут для небольшой команды; близ бывшей Царицынской крепости – Царицынский редут на одно орудие и небольшую команду. Затем следовали Прочный Окоп; на излучине Кубани – Державный редут на одно орудие и небольшую команду; на месте прежнего Сенгилеевского редута Григориополисский ретраншемент на четыре орудия; на высоте по правую сторону речки Горская – Убежный редут на два орудия; при Овечьем Броде – Недреманный редут на два орудия и, наконец, Преградный стан на десять орудий; редут при Бесленейской дороге на два орудия, редут при Невинном мысе на два орудия, Усть-Невинный редут на Кубани на два орудия и ретраншемент при Воровском лесе на четыре орудия.

«Ваша светлость изволите знать, – доносил генерал Потемкин[361]361
  В рапорте князю Таврическому от 16 июля, № 1135.


[Закрыть],– что дистанция, мне порученная, простирается на восемьсот верст, и недреманное бдение иметь должно, чтобы нигде не могли иметь татары (закубанцы) и малейшей удачи, ибо она послужит новым сигналом к общему народов возмущению, кое предупредить приложу я всевозможное старание».

Для лучшей защиты линии войска были разделены на два корпуса – Кубанский егерский, перешедший под начало генерал-аншефа П.А. Текелли, и Кавказский, оставшийся в ведении генерал-поручика Потемкина. Войска последнего были расположены: главный корпус[362]362
  Кавказский мушкетерский полк, 3-й батальон Кавказского егерского корпуса, пять эскадронов Астраханского драгунского полка, эскадроны легионные, Уральский казачий полк и шесть орудий.


[Закрыть]под личным командованием Потемкина находился между Бештовыми горами и Кум-горой, «дабы удобно было, прикрывая линию от самой вершины Кубани, или подкрепить отряды правого крыла, или обратить к Кабарде, если б оные поколебались». За главным отрядом следовал отряд генерал-майора Елагина[363]363
  Нарвский карабинерный, Нижегородский пехотный, 3-й батальон Кубанского егерского корпуса, батальон Ладожского пехотного, батальон гренадер из рот Нижегородского и Ладожского полков, казачьи полки Грекова, Каршина, хоперские казаки и три орудия.


[Закрыть], расположенный при Кум-горе для защиты участка от Преградного стана до Камышеватой и Ставропольского округа; отряд полковника Германа[364]364
  Каргопольский карабинерный, Владимирский пехотный с его гренадерскими ротами, батальон Ладожского и 120 гренадер Кавказского полка, четыре эскадрона астраханских драгун, казачий Кутейникова полк и три орудия.


[Закрыть] для содержания коммуникационных постов с линией и охрану участка от Преградного стана до отряда полковника Ребиндера[365]365
  Ростовский карабинерный, Тифлисский пехотный, батальон Кавказского егерского корпуса, батальон из гренадерских рот Тифлисского и Казанского полков, казачий Янова полк и четыре орудия.


[Закрыть], расположенного у аулов Ислама-Муссина. Последний отряд должен был охранять пространство до Песчаного брода. При Лысой горе стоял отряд полковника Гротенгельма[366]366
  Казачий полк, волжские казаки и два орудия.


[Закрыть], назначенный для защиты участка от Песчаного брода до Павловской, и, наконец, подвижной отряд бригадира Нагеля[367]367
  Кабардинский и Московский пехотные, батальон из гренадерских рот Московского и Кабардинского полков, Моздокский казачий полк, Терское Семейное, Гребенское войско и шесть орудий.


[Закрыть] для защиты пространства от Кизляра до Моздока, а от Моздока до Павловской участок было поручено охранять екатериноградскому коменданту. Для лучшего и безопасного сообщения с Черкасском приказано было построить при селении Песчаном редут на тридцать человек и одно орудие, при Верхнем Егорлыке — также редут на сорок человек и одно орудие, в селении Вестослав – редут на тридцать человек и два орудия и при Медвежьем кургане — редут на двадцать человек. Сверх того в селениях Преградное и Безопасное были усилены гарнизоны, а по всей линии на высотах, где должны были находиться сторожевые посты, приказано было сделать башни с бойницами и иметь при каждой по три маяка. При приближении неприятельской партии меньше ста человек следовало зажигать малые маяки, до трехсот – средние и, наконец, при появлении партии до тысячи человек – большие[368]368
  Предписание генерала Потемкина генералу Солеману от 14 мая 1787 г.


[Закрыть].

Все эти меры лишь до некоторой степени спасали жителей от набегов горцев. При малочисленности войск невозможно было иметь сторожевые посты на близком расстоянии друг от друга, и грабители всегда могли найти лазейку для своих быстрых налетов. Безопасность селений обусловливалась защитой самих жителей, так сказать, местной или земской силой. Но русских селений на Кавказе в то время было мало, и князь Потемкин-Таврический решил отдать их под охрану местного населения, более или менее подвластного России. Он испросил высочайшего повеления на формирование поселенного или земского войска из осетин, ингушей и кабардинцев. Обе

Кабарды (Большая и Малая) были объявлены поселенным войском, от которого должно было находиться на действительной службе девять сотен – шесть от Большой и три от Малой. Каждой сотне полагалось по два князя и по четыре узденя. «Должность войск сих, – писала императрица князю Таврическому[369]369
  От 20 августа 1786 г., № 706. Архив кабинета, св. 442.


[Закрыть], – будет охранять расстояние, им определенное, от воров, дабы дорогу содержать в безопасности и притом стараться не допускать закубанцев к набегам в границы наши». Войска Большой Кабарды должны были охранять пространство от верховьев Ей до Невинного мыса или Преградного стана, а Малой Кабарды – от Комбулеи до Терека или от Колиновой станицы до Екатеринограда.

Пересылая кабардинцам грамоту светлейшего, генерал-поручик Потемкин просил их пристава внушить народу, что «всякое правительство, под властью которого они бы ни находились, не оставило бы народ без взимания податей». Русская же императрица не только не требует дани, но, напротив, изливает свои щедроты, «которые и обязаны они, с благодарностью приемля, заслужить верностью своею»[370]370
  Предписание полковнику Савельеву 16 апреля 1787 г., № 514. Госуд. арх. XXIII, папка 62.


[Закрыть].

В мае 1787 года в специально созванном собрании кабардинцев была прочтена грамота светлейшего. «Высочайшее матернее ее императорского величества о вас попечение, – писал кабардинцам князь Таврический[371]371
  От 24 декабря 1786 г.


[Закрыть], – всегда состояло в том, чтобы поставить вас в благополучнейшее состояние, доставить всевозможные выгоды, как верным своим подданным. Депутаты ваши в бытность свою здесь довольно могли насмотреться, коликих благ от милосердой ее десницы ожидать можно. Хотя случаи несчастные, а может быть, и советы пагубные вовлекали вас неоднократно нарушать верность подданническую, но, принося чистосердечное покаяние пред ее императорским величеством, всемилостивейше прощены вы во всем. Теперь настало время доказать вам свою верность точным исполнением высочайшего о вас распоряжения, к вашему благу клонящегося».

Далее из той же грамоты кабардинцы узнали как о количестве требуемого с них войска, так и о том, что все, состоящие на действительной службе, будут получать жалованье и чины. «Князьям и узденям, – писал князь Таврический, – отворяется путь к степеням по службе их. Подданные их, бежавшие от них, возвращаются к своим помещикам с обязательством доброго содержания; и если настоящее местопребывание обеих Кабард для них тесно и невыгодно, то могут они требовать лучших пространных и привольных мест, какие только есть праздные в империи Российской».

Не земли, а деньги особенно прельщали кабардинцев. Жадные до легкой наживы, они с особенным удовольствием узнали, что находящиеся на службе князья будут получать жалованья по 120 рублей в год, уздени – по 50 рублей, а рядовые – по 12 рублей да холста на две рубашки. Они охотно присягнули и тотчас же выбрали депутатов для отправки к князю Таврическому. Последний принял их ласково, до мельчайших подробностей применялся к их обычаям и старался не нарушать их привычек, чтобы не подать повода к подозрению, что русское правительство намерено изменить их бытовое и общественное устройство.

«Ее императорское величество, – писал он генерал-поручику Потемкину[372]372
  В ордере от 17 июня 1787 г., № 1309.


[Закрыть], – всемилостивейше позволяя свободное отправление веры разным народам в пределах пространные своея империи обитающим, предоставить им изволила и наблюдение их обычаев и обрядов. Таким образом все магометане, к высочайшему престолу являющиеся, не снимают шапок своих, но имеют оные на головах и в самом присутствии ее величества. Не лишаются сего права и кабардинцы; присланные от них депутаты пользовались оным во все время пребывания своего при мне и навсегда им сие дозволено, о чем я вашему превосходительству чрез сие знать даю, предписываю, ни кабардинского народа, ни прочих магометан к снятию шапок отнюдь не принуждать»[373]373
  Еще раньше этого, почти за год, кн. Потемкин просил своего троюродного брата обращаться с соседними народами по возможности проще и без всяких затей. «Прочитав донесения вашего превосходительства, – писал светлейший, – от 6 сего (апреля) месяца с копиями переписки вашей с разными владельцами кавказскими, за нужно нахожу рекомендовать вам об уменьшении высокопарности в ваших к ним письмах. Переводчик, не поняв оные, таких наставит узлов, что и следа дела там не останется. При воспоминании о мне не хочу я, чтобы описывали меня ближайшим министром, а тем, что я есть, и именно: главнокомандующим, фельдмаршалом всех полуденных границ и высочайше уполномоченным в вашем краю» (предписание П.С. Потемкину от 27 апреля 1876 г., № 72).


[Закрыть].

Выказывая особую предупредительность к депутатам и одарив их подарками, князь Потемкин-Таврический отправил их обратно с предложением внушить кабардинскому народу, чтобы он жил в мире и тишине. «Во время вашего при мне пребывания, – говорил светлейший, – довольно вам известно быть могло попечение всемилостивейшей монархини о благе ее подданных. Соответствуя оному, старался я всемерно о доставлении возможных выгод народам от меня зависящим. Обе Кабарды опытом в том удостоверены. Несмотря на нарушение присяги, не уважая чинимых оными на наши селения набегов и предавая забвению явные их бунты, отвращал я от них наказание тогда, когда не оставалось им иного спасения, кроме пощады. Преступления их были прощены, и в довершение всех благодеяний возвращаются ныне бежавшие от них подданные, определяется жалованье за службу и награждаются чинами служащие. Таковые благодеяния обязывают народ кабардинский пресечь навсегда беспокойства и мятежи и жить в мире, тишине и ненарушимой верности. Сего я от вашего ожидаю старания, и сего, собственно, требует польза всего народа, ибо если еще откроются в Кабардах каковые-либо неустройства, то навлекут неизбежные бедствия, и тогда ничто не отвратит заслуженного наказания, в том удостоверяю я вас моим словом».

Депутаты ручались за верность кабардинского народа, но князь Таврический, не особенно доверяя их обещаниям, принимал меры, чтобы изолировать кабардинцев от контактов с соседними племенами, нам враждебными. Ввиду этого он охотно согласился на просьбу осетин-дигорцев принять их в подданство России и построить крепость у Татартупа. Возведение крепости в этом пункте разделяло кабардинцев с чеченцами и позволяло прервать сношения между ними, обуздывало Малую Кабарду и могло служить осетинам не только охраной от притеснений, но и поводом переселяться с гор на равнину. «А по множеству осетинского народа, – доносил генерал-поручик Потемкин[374]374
  Князю Таврическому от 9 апреля, № 452. Госуд. арх. XXIII, № 13, папка 62.


[Закрыть], – уповательно, что со временем великое число выселится их на линию, и сие выселение тем полезнее будет, что они все желают быть христианами и весьма будут верны». Вслед за осетинами жители Эндери и аксаевцы обратились с просьбой завести у них земское войско по примеру кабардинцев. Их побудили к этому пример и внушения шамхала Тарковского, давно уже перешедшего в подданство России.

После смерти шамхала Муртаза-Али ему наследовал его брат Бамат, который еще в 1784 году отправил к князю Потемкину прошение на высочайшее имя. Отдавая себя в подданство России, шамхал Бамат просил только, чтобы не быть ему униженным перед другими владыками и особенно перед царем Грузии, «ибо через то могу я быть осрамлен в народе здешнем. Царь Ираклий никогда не мог считать себя в высшей меня степени, доколе не подвергся под покровительство Всероссийское, и я никогда не могу его предпочесть себе, будучи в равном с ним достоинстве».

Переговоры о подданстве шамхала тянулись довольно долго – до 1786 года. Заминка в подписании договора и присяге произошла из-за того, что шамхал по разным причинам долго не мог собрать своих советников для объявления им своего решения принять подданство России. Наконец, 19 мая 1786 года в Екатериноград прибыли уполномоченные шамхала, и через шесть дней приступили к торжественной присяге.

В десять часов утра 25 мая за уполномоченными были отправлены особые экипажи, в которых они прибыли в дом наместника. После обычной церемонии и угощения послы были введены в аудиенц-залу и поставлены напротив трона, у подножия которого сидел генерал-поручик Потемкин. Старший из уполномоченных обратился к представителю русской власти с особой речью.

«Промысл Всевышнего, – сказал он, – устроив солнце, луну и мир, предопределяет жребий земным царствам. Он возвысил славу империи Всероссийской под державою премудрой, победоносной и дивной в свете императрицы Екатерины Алексеевны. Блистающие лучи славы и величества ее освещают все концы вселенные. Озарен будучи величием дел и милосердием ее величества, наш владетель, шамхал Дагестанский, пожелал быть подчиненным всероссийскому императорскому престолу и прислал нас с полною мочью повергнуть себя в подданство и совершить присягу на верность ее величеству и ее высоких преемников».

После ответа П.С. Потемкина было зачитано полномочие, и затем приступили к присяге под гром пушечных выстрелов[375]375
  Поденная записка. Госуд. арх. XXIII, № 13, папка 51.


[Закрыть]. Отобедав у главнокомандующего и проведя несколько дней в Екатеринограде, уполномоченные отправились обратно, одаренные подарками[376]376
  Шамхалу посланы в подарок от имени императрицы: сабля, богато украшенная, шуба, «владетелю приличная», кинжал, осыпанный каменьями, соболий мех и парча для покрытия меха. От князя Потемкина перстень, а от П.С. Потемкина шуба на горностаевом меху, покрытая малиновым бархатом, и платье из богатой парчи. Матери шамхала послан кусок парчи и пять кусков разного атласа; двум сыновьям по табакерке; четырем дочерям по атласу на платье; послам: старшему – перстень и пятьсот червонцев, а младшему – перстень и четыреста червонцев (рапорт П.С. Потемкина князю Таврическому 28 мая 1786 г., № 285).


[Закрыть]. Генерал-поручик Потемкин советовал Бамату отправить в С.-Петербург своего сына для принесения благодарности императрице. Шамхал охотно согласился, но беспокойства в Дагестане были причиной в промедлении с отправкой посольства. Эти же беспокойства побудили Бамата оставить сына при себе и оправить в Петербург депутацию из приближенных людей.

«Повергнув себя, – писал при этом шамхал императрице, – дом мой и все подвластные мне пределы и народ в зависимость знаменитого престола Всероссийской империи, удостоен я благоволением вашего императорского величества, сопричтен быть к тем счастливым народам, которые наслаждаются славой и благостоянием под премудрым правлением вашего величества.

С начала вступления моего на шамхальское достоинство ревновал я сего счастия. Провидение Господне благоволило увенчать желание и ревность мою успехом. Униженное мое прошение внято, и клятвенная присяга на подданство от моего лица и всего мне подданного народа совершена. Я почитаю себе священною должностию отправлением моего посольства подтвердить данную мне клятву на верность пред самим престолом вашего величества.

Повергая себя и весь народ, мне подвластный, высочайшему благоволению, обещаюсь новою клятвой за себя и преемников моих сохранить свято и навсегда верность к вашему величеству и престолу всероссийскому и учинить себя достойным мощного покрова и милосердного благоволения.

Сие чувство, напечатленное в душе моей, потщусь я впечатлеть в сердца всех народов моих, коих удостоили признать своими подданными и общим голосом молить Всевышнего, да продолжит Он драгоценный век ваш и да вразумит нас служить премудрой и Великой Екатеринее со всею возможною ревностию».

Произведенный в тайные советники и награжденный бриллиантовым пером, Бамат был утвержден в шамхальском достоинстве особой грамотой императрицы. Ему было пожаловано шесть тысяч рублей в год на содержание войск и в виде особой почести назначен особый конвой из русских войск для постоянного пребывания при шамхале.

Примеру шамхала последовали многие горские владыки, искавшие покровительства России. Ханы Казикумухский, Аварский и Дербентский также прислали своих посланных с просьбой принять их под покровительство России. Князь Таврический представил их прошения императрице и получил разрешение поступать по своему усмотрению. «Нужным делом для пользы нашей государственной почитаем, – писала императрица князю Потемкину[377]377
  В именном указе от 26 августа 1786 г., № 706. Архив кабинета, св. 442.


[Закрыть], – дать вам общую полную мочь на принятие под державу и покровительство наше тамошних народов, заключение с ними постановлений, самим ли беспосредственно или поручая под вами начальствующим, быв уверены, что вы тут все ко благу империи и к славе нашей учреждать будете, уведомляя нас подробно для получения нашей решительной воли».

Получив такие полномочия, светлейший обнадежил посланных в милости императрицы к их владыкам, одарил подарками и, чтобы удержать Омар-хана Аварского от беспрерывных вторжений в Грузию, назначил ему шесть тысяч рублей в год под предлогом того, что хан при заведении земского войска вынужден будет нести лишние расходы. Вместе с тем в письме к Омар-хану светлейший высказывал уверенность, «что в настоящем положении дел, когда Россия, возбужденная сделанным со стороны Оттоманской Порты нарушением мира, подняла праведное оружие», хан будет считать врагов России своими врагами[378]378
  Письмо князя Потемкина хану Аварскому 25 августа 1787 г., № 2200.


[Закрыть]. Фет-Али-хану Дербентскому князь Потемкин писал, что с особенным удовольствием исполнит его желание и заранее уверяет его в благоволении императрицы. «Впрочем, как теперь, – прибавлял князь Таврический[379]379
  Письмо Фет-Али-хану Дербентскому 25 августа 1787 г., № 2201.


[Закрыть], – Порта Оттоманская дерзнула приступить к разрыву с империей Всероссийскою, то я надеюсь, что в рассуждении Грузии и прочих подвластных России народов не оставите вы поступать так, как истинному доброхоту надлежит».

Глава 13

Интриги Порты. Нарушение ей условий мирного трактата. Разрыв с Турцией и объявление войны. Экспедиция генерала Потемкина за Кубань. Поражение полчищ Шейх-Мансура. Назначение генерал-аншефа Текелли командующим войсками. Боевые и продовольственные средства. Состояние края. Скудость известий о неприятеле. Экспедиция за Кубань. Поражение горцев на реке Уруп. Неудачный поход к Анапе. Бой на реке Убин. Назначение графа Салтыкова командующим Кавказским и Кубанским корпусами

Вынужденная признать совершившимся фактом присоединение к России Крыма и Кубани, Порта с течением времени все больше и больше осознавала важность потери. С этим присоединением весь северный берег Черного моря перешел под власть России, и ее корабли при первом удобном случае могли появиться под стенами Константинополя. Не имея возможности силой противодействовать усилению России, турецкое правительство прибегло к обычному своему средству – интриге.

Еще в начале 1787 года Порта отправила капиджи-башу через Баязет, Нахичевань и Шушу в Дагестан для настраивания местного населения против России. С капиджи-башой было послано 80 000 червонцев и 30 халатов для подарков разным владыкам и влиятельным лицам. В то же время, получив известие о бегстве лжепророка Мансура к закубанцам и зная, что он пользуется там доверием многих, турецкое правительство старалось войти с ним в контакт и сделать его орудием исполнения своих планов. Для Порты, конечно, выгоднее всего было держать закубанцев в заблуждении, что Мансур – это истинный имам, и, хотя султан Абдул-Гамид на вопрос, допускает ли Коран появление нового имама, получил у муфтия отрицательный ответ, он решил не препятствовать Мансуру называться имамом. Султан позволил ему сохранять этот титул, чтобы было более удобно поднимать бунт среди мусульман, и послал ему в подарок часы и подзорную трубу.

Рассчитывая, что восстание мусульманского населения затруднит положение русских войск в Грузии и отвлечет значительную часть сил от Европейского театра военных действий, Порта решила объявить войну России и стала нарушать заключенные договоры. Первым было нарушено постановление о Молдавии и Валахии, состоявшее в том, чтобы не брать с жителей княжества податей два года и не сменять господарей. Затем договор об удалении запорожцев за Дунай не только не был исполнен, но, напротив, они были поселены вблизи русских границ и пополнялись русскими беглыми. Дипломатические переговоры по этому поводу окончились тем, что 15 июля 1787 года Порта пригласила нашего посланника Булгакова на конференцию с рейс-эфенди. Тот передал нашему послу ультиматум, в котором требовал 1) выдачи молдавского господаря Маврокордато, бежавшего в Россию; 2) отзыва русских консулов из Ясс, Бухареста и Александрии; 3) допуска турецких консулов во все русские гавани и торговые города; 4) признания грузинского царя Ираклия II подданным Турции; 5) осмотра всех русских кораблей, выходящих из Черного моря, и 6) постановления, чтобы турецкие купцы платили пошлины не более 3 %.

Булгаков, конечно, не мог согласиться с подобными требованиями и спустя несколько дней был опять призван к рейс-эфенди. На этот раз турецкий министр иностранных дел не счел нужным скрывать истинного желания своего правительства и потребовал, чтобы Россия вернула Турции Крым и уничтожила договор о вечном мире. Удовлетворить такое требование Булгаков был не в силах, и 5 августа 1787 года Порта арестовала его и заключила в Семибашенный замок.

9 сентября 1787 года Екатерина II объявила манифестом о разрыве с Турцией и о начале военных действий. 21 августа турки напали на два наших бота, находившиеся в Очаковском лимане, и отправили отряд из Суджука к закубанцам для поддержки при их вторжении в пределы России. Получив известие об этом, генерал-поручик Потемкин решил опередить закубанцев и 20 сентября с отрядом в 7988 человек и 85 орудиями переправился через Кубань у Прочного Окопа. Он разделил свои силы на три отряда, а четвертому под началом генерал-майора Елагина приказал переправиться через Кубань ниже Овечьего Брода и прикрывать его наступление. Главной целью было уничтожение сборища имама Мансура числом 8000 человек между реками Уруп и Лаба. Высланный против него отряд полковника Ребиндера в тот же день, 20 сентября, встретил передовой отряд лжепророка, состоявший из 600 арб, расположенных вагенбургом. Заметив приближение русских, горцы громогласно прочли молитву, сочиненную Мансуром, и решили сопротивляться до последнего. Вагенбург был, однако, взят, и защитники его лишились 400 человек убитыми.

На следующий день Мансур с своей толпой атаковал отряд полковника Ребиндера, но был отбит после весьма упорного боя. Самая жаркая схватка горцев была с Ростовским карабинерным полком. При атаке неприятеля полк наткнулся на засаду и сверх того был атакован во фланг. Два эскадрона ростовцев и часть казаков пришли в замешательство, но подоспевшие драгуны Астраханского полка с батальоном гренадер опрокинули неприятеля. Горцы обратились в бегство.

При первых выстрелах генерал-поручик Потемкин отправил для поддержки Ребиндера отряд князя Ратиева, который уже не успел на поле сражения. Отступив верст на десять, Мансур остановился, к нему на помощь прибыли темиргойцы, бесленейцы и абазинцы, и 22-го числа он опять появился в виду нашего отряда. Генерал-майор князь Ратиев атаковал горцев, и они, не в состоянии выдержать жестокий огонь, «разделились по нациям и, заседая в лощинах и рощах», старались удержать напор атакующих, но были повсюду вытеснены. Ближайший к месту боя аул и дом, в котором поселился Мансур, были сожжены. При доме имама найдено было два сарая, в которых хранилось 10 000 пудов коровьего масла и множество ячменя, масло сожжено, а ячмень роздан войскам. «Никто из закубанцев не смел уже тут показаться, а смотрели только на сие позорище с вершин ближайших к снежным горам холмов»[380]380
  Всепод. донесение князя Потемкина 23 октября 1787 г., № 46. Журнал князя Потемкина. Московс. арх. Главн. штаба.


[Закрыть].

25 сентября генерал-поручик Потемкин приказал всем отрядам возвращаться к берегам Кубани. Горцы преследовали, но вяло из-за больших потерь, понесенных в последние дни. Многие из закубанцев не имели ружей, были вооружены луками, стрелами и хотя чувствовали неравенство в бою, но продолжали собираться толпами и группировались около Мансура.

В таком положении были дела, когда генерал-поручик П.С. Потемкин был отозван и вместо него назначен генерал-аншеф Текелли. 4 октября 1787 года Текелли принял командование всеми отрядами, расположенными между Азовским и Каспийским морями, в его же ведение поступила и эскадра русских судов, находившихся в Каспийском море.

«Ваше бдение и забота, – писал Текелли князь Потемкин-Таври-ческий[381]381
  В ордере от 26 августа 1787 г., за № 2207. Арх. Главн. штаба. Исходящий журнал князя Потемкина.


[Закрыть], – должны обнимать все сие пространство, но при всем том держаться извольте генерального правила, чтобы не раздроблять силы свои, не иметь многих постов кроме нужных и поставить себя в состояние к сильному поражению, если бы неприятель к границам нашим покушение сделать осмелился».

Таким образом, в распоряжение генерал-аншефа Текелли поступили Кубанский и Кавказский корпуса. Первый, под командой генерал-майора барона Розена, был расположен по Кубани, упираясь правым флангом в Азовское море, и состоял из двух полков пехоты и егерского корпуса[382]382
  Низовский и Азовский пехотные полки и Кубанский егерский корпус.


[Закрыть], двух драгунских полков[383]383
  Нижегородский и Владимирский драгунские полки.


[Закрыть] и 16 орудий полевой артиллерии. Кавказский корпус состоял из 9 полков пехоты и егерского корпуса[384]384
  Пехотные полки: Кавказский, Ладожский, Кабардинский, Тифлисский, Владимирский, Казанский, Московский, Воронежский, Нижегородский и Кавказский егерский корпус. (См.: Москов. арх. Главн. штаба. Исходящий журнал князя Потемкина.)


[Закрыть], трех карабинерных[385]385
  Ростовский, Нарвский и Каргопольский.


[Закрыть] и двух драгунских[386]386
  Астраханский и Таганрогский.


[Закрыть], четырех Донских полков, полка уральских казаков, поселенных казаков астраханских и кавказских и 32 орудий полевой артиллерии[387]387
  Сверх того при каждом пехотном и драгунском полку было по четыре полковых орудия, а при егерском батальоне по две 3-фунтовых пушки.


[Закрыть].

Флотилия наша на Каспийском море состояла из трех фрегатов, одного бомбардирского корабля, трех палубных ботов и двух транспортных судов с 45 орудиями[388]388
  Пушек 3-фунтовых 20, 6-фунтовых 24 и одна пудовая гаубица.


[Закрыть].

Пехотные полки были некомплектны и состояли из двух батальонов, в карабинерных полках было по шести эскадронов, но недоставало много лошадей, точно так же как и в артиллерии. В докторах был большой недостаток, а госпиталей совсем не было устроено.

Войска Кубанского корпуса располагались на зимних квартирах в Ейском укреплении, в Азове, в Таганрогском и Бахмутском округах и около Черкасска в донских станицах. Кавказский корпус был расположен в Ставрополе, в Прочном Окопе, Григориополе, Сенгилеевске и по Черкасской дороге[389]389
  Ведомость, представленная князю Потемкину-Таврическому, при рапорте Текелли 17 декабря 1787 г. Георгиев, воен. архив.


[Закрыть].

Для продовольствия Кубанского корпуса была учреждена провиантская комиссия в Ростове, а для Кавказского корпуса – в Астрахани. Отдаленность комиссий от войск послужила причиной того, что в некоторых пунктах войска не имели даже хлеба в достаточном количестве и получали скудное довольствие от местных жителей.

Сдавая корпус Текелли, генерал-поручик П.С. Потемкин не оставил своему преемнику никаких сумм[390]390
  П. Потемкин заявил, что хотя у него и есть 50 000 червонцев, но он должен доставить их князю Таврическому.


[Закрыть], не передал никаких дел, не оставил переводчика и не сообщил никаких сведений о крае и народах, его населяющих[391]391
  Донесение Текелли князю Потемкину-Таврическому от 8 октября. Георгиев. военн. арх.


[Закрыть].

В то время русских поселений на Кубани не было совсем, и получать сведения о неприятеле было крайне затруднительно. Кабардинцы делали частые набеги, переправляясь всего чаще у Бабукова брода. Жившие за Кубанью племена, будучи подданными Порты, были нам явно враждебны, в особенности с тех пор, как турецкое правительство, готовясь к войне с Россией, усилило свои гарнизоны в Суджуке и Анапе и поставило там особых пашей для командования войсками и управления краем. Бежавший из Чечни имам Мансур побуждал мусульман к бунту, призывая их на брань против христиан. Кабардинцы волновались и готовы были восстать поголовно. При тогдашнем политическом положении России относительно Турции войск Кубанского корпуса было слишком мало, чтобы принудить горцев к повиновению и покорности. Князь Потемкин хотя и предписал войсковому атаману Иловайскому быть всегда готовым двинуться на усиление Кубанского корпуса, но советовал Текелли влиять на горцев и в особенности на кабардинцев не столько страхом оружия, сколько лаской и мягкостью обращения.

«Я надеюсь, – писал светлейший[392]392
  Генералу Текелли в ордере от 26 августа 1787 г., № 2207. Москов. арх. Главы, штаба. Исходящий журнал Потемкина.


[Закрыть], – что благосклонное ваше с ними обращение более произведет в них привязанности и усердия к империи Российской, нежели страх наказания. Нужно иметь к ним снисхождение. По закону магометанскому они носят шапки, которые приказали им скидать, и сие их огорчило. Ваше превосходительство, оставьте их в шапках, так как и всех магометан, и больше их к себе привлечете.

Из всех прочих народов горских наиболее оказывают привязанности к России и даже склонности к закону христианскому осетины и ингуши. Надобно стараться умножить в них сию преданность и усердие, делая им ласковые приемы и отличая пред другими».

Ближайшие к нашим границам персидские ханы и владельцы частью искали покровительства России, частью были независимы. Шамхал Тарковский перешел в подданство России, и ему был пожалован чин тайного советника. Фет-Али-хан Дербентский искал расположения России, и хотя не был искренне предан нашему правительству, но один из немногих не принял подарков Порты и письмо к нему визиря прислал к князю Потемкину. Непримиримый враг Фет-Али-хана аварский Омар-хан двуличничал и, уверяя, что предан России, в то же время вторгался в Грузию и грабил ее жителей. Для защиты этой страны и вообще для содействия нашим планам князь Потемкин просил Текелли постараться соединить союзом царей Грузии и Имеретин. «С присовокуплением Фет-Али-хана, – говорил он, – в состоянии они будут одержать преимущество над врагами нашими». С этой целью князь Потемкин-Таврический отправил на Кавказ двух братьев Горичей для словесных переговоров и объяснения подвластным нам горским народам прямой для них пользы в привязанности к России и в сохранении тишины и спокойствия[393]393
  Открытые ордера Горичам 22 августа 1787 г., № 2156 и 2157.


[Закрыть]. Зная по опыту, что азиаты неохотно поверяют бумаге свои сокровенные тайны и всегда предпочитают словесные объяснения, светлейший поручил генерал-майору младшему Горичу отправиться к «народам, пребывающим между Моздока и моря Каспийского», а бригадиру старшему Горичу – к кабардинцам, осетинам, бесленейцам, абазинцам и прочим закубанцам. Ему же приказано было посетить аварского и дербентского ханов и обнадежить их в том благополучии, которое их ожидает с переходом в подданство России.