Текст книги "История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6"

В награду за труды по заключению мира Ртищев был произведен в генералы от инфантерии. Шах пожаловал ему знаки ордена Льва и Солнца[187]187
  На ордене и звезде была сделана следующая надпись в стихах: «Так как посредником дружбы Фетх-Али-Шаха с Российским императором был доброжелатель Ртищев, то орден Персидского государства украсил его подобно как солнце отражает луч свой на луну».


[Закрыть] на золотой с эмалью цепи, для ношения на шее, с зеленою шелковою лентою через плечо и приказал отпустить ему в подарок 500 тавризских батманов шелку. Мирза-Абуль-Хасан-хан был назначен чрезвычайным посланником в Петербург и награжден шахом подарками, состоявшими из ножа, сабли, кинжала, усыпанного бриллиантами, и нити жемчуга (100 зерен), полной лошадиной сбруи, украшенной алмазами, и разной одежды из тирмэ[188]188
  Тирмэ – войлок.


[Закрыть]. Сир Гор Узелей получил письменное изъявление благодарности за свое участие в переговорах как от шаха, так и от наследника и многих министров. «В самом деле, – писал он[189]189
  Послу в Константинополе Миттону 2 ноября 1813 г. Арх. Мин. иностр. дел, 1-13, 1802-1816, № 3.


[Закрыть], – я обязан всем неограниченной доверенности шаха к моим советам и тому (деньгам), что я привез с собою в Адербейджан для своего подкрепления».

Заключение Гюлистанского мира, прибавлял Узелей, произвело «необычайную радость между персиянами всякого состояния». Надеясь возвратить хотя часть уступленного России по трактату, шах торопился отправлением посольства в Петербург, и 21 июня 1814 г. Мирза-Абуль-Хасан-хан прибыл уже в Тифлис в звании чрезвычайного посла персидского шаха. Он имел с собою ратификованный трактат, привел двух слонов, несколько разной породы персидских жеребцов, назначенных в подарок императору, и привез значительное число вещей, состоявших из сабель древних шахов, драгоценных каменьев, жемчуга и дорогих шалей. Он намерен был немедленно ехать в Петербург, но политические обстоятельства в Европе были причиною того, что не только путешествие Мирза-Абуль-Хасан-хана замедлилось, но и самая ратификация императора Александра I последовала тогда, когда Ртищева не было уже на Кавказе.

Глава 7

Отношения между Россией и Турциею после Бухарестского мира. Вопрос о возвращении туркам некоторых крепостей в Закавказье. Интриги Порты среди горцев и кабардинцев. Волнения в Абхазии. Посылка турецкого уполномоченного в Петербург для переговоров о крепостях. Ответ, ему данный. Приближение эрзерумского сераскира к нашим границам. Меры, принятые Ртищевым к отклонению могущих произойти неприязненных действий. Прекращение притязаний Порты

С заключением Гюлистанского трактата окончились военные действия на Кавказе, и генерал-лейтенанту Ртищеву оставалось обратить внимание на внутреннее положение вверенного ему края и сгладить те недоразумения, которые встречались от неясности и неполноты мирных трактатов, заключенных как с Персиею, так и с Турциею.

16 мая 1812 г. был подписан в Бухаресте мирный договор России с Турциею. В VI статье этого акта было сказано, что границы в Азии восстановляются так, как были прежде, до войны. На этом основании Россия обязывалась возвратить Порте все те занятые нами укрепленные пункты, которые находились за чертою наших владений.

«По смыслу оной статьи ясно разумеется, – писал граф Румянцев Ртищеву[190]190
  В письме от 5 августа 1812 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 917.


[Закрыть], – что она отнюдь не относится до владений и областей, которые прежде и в продолжение последней войны нашей с Портою добровольно покорились скипетру его величества и присоединились к Российской империи; а потому и никакие притязания со стороны Порты на сии области и владения не должны быть нами приняты и не могут быть уважены. Содержание оной статьи касается единственно до тех только крепостей и замков с землями, к ним принадлежащими, которые в нынешнюю войну у турок завоеваны силою оружия».

Для сохранения полного доверия к русскому правительству тех владельцев и ханов, которые добровольно признали над собою власть России, необходимо было удержать за собою все пограничные владения, и потому император Александр I повелел Ртищеву резиденцию абхазского владетеля, крепость Сухум-Кале, несмотря ни на какие домогательства Порты, не отдавать во власть ее. Ртищев возвратил туркам крепости Ахалкалаки и Поти, первую 29 октября, вторую 7 декабря, и на домогательство Порты получить в свои руки Сухум-Кале отвечал, что сделать этого не может.

Абхазское владение, говорил он, никогда Порте непосредственно не принадлежало, всегда сохраняло свою независимость, а потому и в мирном трактате о нем ничего не упомянуто.

Отказ Ртищева заставил Порту прибегнуть к обыкновенным ее мерам – к распространению ложных слухов и к возбуждению магометанского населения против России. Распуская слухи, что по Бухарестскому миру все магометане будут переселены в Турцию, анапский паша волновал живших в черте нашего кордона нагайцев и кабардинцев.

Когда русское правительство вступило в сношение с кабардинцами, тогда оно имело дело с двумя или тремя владельцами. Существовавший в Кабарде обычай, по которому отец семейства делил свое имение на столько частей, сколько у него было сыновей, сделал то, что в короткий сравнительно промежуток времени число владельцев увеличилось до 200 человек. Будучи независимы друг от друга, они преследовали свои личные интересы, не считали нужным исполнять условий, заключенных с русским правительством, и часто случалось, что, переговариваясь с русским правительством о мире и добром согласии, владелец в то же время посылал своих подвластных в набег в русские владения, чтобы получить на свою долю часть добычи. Производство в чины и денежные награды кабардинским владельцам мало помогали делу, потому что ими пользовались такие лица, которым подчинялось не более двадцатой части населения; остальные сохраняли постоянные сношения с враждебными нам закубанцами и вместе с ними хищничали в наших пределах.

С другой стороны, многие военнослужащие, как доносил Ртищев[191]191
  В отношении князю Горчакову, 14 декабря, № 123.


[Закрыть], «из высших и нижних чинов, будучи расположены на одном месте более 15 лет, занимаются менее службою, чем своим хозяйством, как-то: построением собственных домов, развитием скота, овощей и тому подобного». Начальство, допуская подобные занятия, тем самым допускало нижним чинам сводить «как с внутренними, так и с заграничными народами знакомство, более ко вреду благосостояния всего кавказского народа, нежели к пользе оного служащее». Казаки тайком хищничали вместе с закубанцами, и прорывы хищников в наши пределы стали повторяться чаще и чаще[192]192
  Рапорт генерал-майора Дельпоццо Ртищеву, 18 марта 1814 г. № 153.


[Закрыть]. Знакомство горцев и частные сношения с жителями на линии давали им средства узнавать о силе русских войск, расположенных в каждой крепости, на каждом пикете и кордоне. Пользуясь этими сведениями, горцы шли за добычей почти безнаказанно, тем более что начальство не принимало почти никаких мер к прекращению хищничества. Командовавший войсками на линии генерал-майор Портнягин злоупотреблял здесь властью точно так же, как злоупотреблял ею в Грузии[193]193
  Рапорт Ртищева кн. Горчакову, 31 июля, № 105.


[Закрыть]. Он не столько заботился о безопасности края, сколько об увеличении своего благосостояния: вмешивался в гражданские дела, доставлявшие ему известную прибыль, не исполнял приказаний главнокомандующего, принимал подарки, притеснял чиновников и отличался полнейшею бездеятельностью относительно обеспечения границы. Турецкий чиновник Сеид-Ахмед-эфенди, находясь за Кубанью, свободно переговаривался с ногайцами относительно переселения их в Турцию. Он уверял их, что по последнему мирному трактату России с Портою все ногайцы могут, если желают, перейти в Турцию, где получат удобные земли для поселения, деньги и свободу религии. Ногайцы перестали обрабатывать землю и в течение нескольких месяцев собирались к переселению. Портнягин знал это и не принимал никаких мер. Ахмед-эфенди с 1500 человеками закубанцев подошел к Кубани и с согласия Портнягина виделся с ногайскими мурзами и старшинами. Он убедил ногайцев, что если они останутся в пределах России, то будут обложены новыми податями и обязаны нести рекрутскую повинность, что они не сохранят тогда магометанской религии и будут преданы проклятию. Ногайцы были недовольны русским правлением «за необращение к ним ни малейшего внимания, также за то, что самые справедливейшие их просьбы оставляются начальством в пренебрежении и что все притеснения, терпимые ими от воровства, делаемого у них казаками, не только никогда почти не удовлетворяются, но нередко случается, что когда открыты бывают самые следы похищения, то вместо розыска искавшие бывают захватываемы и содержимы долгое время под караулом»[194]194
  Отношение Ртищева князю Горчакову, 5 января 1814 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 982.


[Закрыть].

Таким образом, притесняемые тем же Портнягиным ногайцы решились переселиться, и 6 сентября 1813 г. Ахмед-эфенди беспрепятственно вступил в пределы Кавказской губернии. Он переправился через р. Кубань в таком месте, где в двух верстах находилась крепость с войсками и сам генерал Портнягин. В течение пяти дней Ахмед оставался в наших владениях, поднял 2000 ногайских аулов с населением до 27 000 душ обоего пола и спокойно, никем не тревожимый, ушел с ними за р. Кубань. Ногайцы переправлялись через реку в виду наших войск, успевших только захватить часть скота, о задержании которого Портнягин донес как о неприятельской добыче, взятой войсками от народа, состоявшего в подданстве России[195]195
  Отношение князя Горчакова Ртищеву, 9 декабря 1813 г., № 226. Рапорт Ртищева князю Горчакову, 5 января 1814 г., № 5. В 1814 г. ногайцы, в числе 140 семей, пожелали возвратиться на Кавказскую линию. Их поселили около Темнолесской станицы с целью удалить во внутренность губернии (Рапорт генерал-майора Дельпоццо, 24 июля 1814 г., № 487).


[Закрыть]. Имея личную вражду с ногайским приставом султаном Менгли-Гиреем и из мести к нему допустив переселение ногайцев, Портнягин обвинял во всем султана и, несмотря на то что тот был предан России и подчинен Министерству иностранных дел, Портнягин самовольно удалил его от управления ногайцами. Главнокомандующий, напротив, находил, что все беспорядки на Кавказской линии происходят от злоупотреблений Портнягина. «Доколе, – писал он[196]196
  Отношение Ртищева князю Горчакову, 14 декабря 1813 г., № 123.


[Закрыть], – генерал-майор Портнягин будет оставаться командующим войсками на Кавказской линии и не переменит он своего поведения, до того времени не может быть водворено тишины и спокойствия. Я убедительнейше прошу взять его из моей команды, чтобы я не мог ответствовать за беспорядки и впредь какие на Кавказской линии в командование его последовать могут».

Император Александр I повелел за противозаконные поступки генерал-майора Портнягина предать его суду, а начальником Кавказской линии и командующим там войсками назначить бывшего во Владикавказе комендантом генерал-майора Дельпоццо[197]197
  Рескрипт Ртищеву 19 октября 1813 г


[Закрыть].

Пока высочайшее повеление достигло до главнокомандующего, Портнягин успел произвести две экспедиции за Кубанью, разорил несколько аулов и восстановил тем все население. Этим случаем старались воспользоваться турки, распускавшие слухи о близком разрыве с Россиею и приглашавшие закубанцев действовать с ними против врагов магометан. «По всеобщему притом слуху за Кубанью, – писал Ртищев[198]198
  Письмо Ртищева к т. с. Вейдемейеру от 10 июня 1815 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 956.


[Закрыть], – ожидают в непродолжительном времени прибытия из Константинополя назыря Сеид-Ахмед-эфендия, который будто бы, по уважению к единодушному желанию всех закубанских народов, назначен Портою Оттоманскою главнокомандующим пашою в Анапу».

Ахмед действительно прибыл и стал укреплять Анапу. Он уговорил черкесские племена отправить депутацию в Константинополь с просьбою поддержать их неприязненные действия против России. Порта приняла прибывших весьма благосклонно, но не давала решительного ответа в ожидании, какой оборот примут домогательства ее о возвращении Россией укрепленных пунктов в Закавказье. Чтобы вернее достигнуть желаемого, турецкое правительство вскоре после заключения Бухарестского мира отправило эмиссаров в Мингрелию, Гурию, Абхазию и в Закубанье с поручением склонять население на сторону Турции и объявить ему, что по трактату все эти владения уступлены Порте. Сообщая, что Мингрелия, Гурия, Абхазия и Имеретия с давних пор принадлежат высокой Порте и что Россия не имеет никакого права на эти земли, трапезондский сераскир вызывал в Поти владетелей для совещаний о подданстве султану и о недопущении к себе ни одного русского, «считая себя освобожденными от них»[199]199
  Письма трапезондского сераскира владетелям Мингрелии и Гурии. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 589.


[Закрыть].

Получив такое письмо, князь Леван Дадиани представил его Ртищеву и отвечал посланному, что он предпочтет смерть подданству султана. «Скорее подставлю обнаженную выю мою обнаженному мечу, – писал он главнокомандующему[200]200
  В письме от 16 марта 1813 г. Там же, № 588.


[Закрыть], – но уже не выйду из рабства обожаемого и августейшего государя. Несколько раз присягал я ангелоподобному российскому императору и как нарушу обещание и клятву мою? Лучше бы было мне не родиться, нежели слышать об этом. Если бы даже он (султан турецкий) наполнил дом мой множеством разнообразной славы, возложил на меня венец и облек в порфиру, то и тогда немыслимо, чтоб я вышел из подданства счастливейшему и непорочному российскому престолу».

Князья Дадиани и Гуриели просили защитить их от притязаний турок, возмущающих их подданных и в особенности абхазцев, среди которых было много сторонников Порты, вследствие кровавой вражды, существовавшей между двумя родными братьями, спорившими за право владения страною. Ртищев приказал усилить сухумский гарнизон одною ротою Белевского полка[201]201
  Предписание генерал-майору Симоновичу, 16 мая 1813 г., № 90.


[Закрыть] и тем поддержал владельца Абхазии Сефер-Али-бея, принявшего христианство и названного Георгием Шервашидзе. С своей стороны турки распространяли слух, что Абхазия уступлена Порте, которая утвердила законным владельцем Арслан-бея. В Абхазии произошло волнение, и сторонники враждующих братьев разделились на две партии, причем Порта всеми силами старалась усилить партию Арслана. По ее интригам преданный нам полковник князь Манучар Шервашидзе, зять владетельного князя Мингрельского Левана Дадиани, был убит родным братом, передавшимся на сторону турок. Вслед за этим политическим убийством партия турок, вместе с Арслан-беем, явилась в Абхазию с намерением силою овладеть Сухумом, Редут-Кале и Анаклиею. Расположившись в селении Гудаве, на границе Абхазии с Мингрелиею, турки ожидали прибытия из Поти подкреплений, отправленных на лодках. На требование выйти из наших границ они отвечали, что донесут об этом трапезондскому сераскиру, но сами этого сделать не могут[202]202
  Отношение Ртищева графу Румянцеву, 6 сентября 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 936.


[Закрыть]. Тогда находившийся с войсками в Имеретин полковник Мерлини, по приказанию главнокомандующего, отправил отряд под начальством майора 15-го егерского полка князя Кутиева, который, присоединив в себе войска Дадиана Мингрельского, разогнал собравшуюся толпу без выстрела. Арслан-бей с десятью человеками своих приверженцев бежал и скрылся в соседних с Абхазиею горах, а оставленный им на произвол народ явился с покорностью, присягнул на верность и выдал аманатов[203]203
  Рапорт Симоновича Ртищеву 24 сентября 1813 г. Там же, № 597.


[Закрыть].

Видя неудачу в этом направлении, эрзерумский сераскир Ахмед-паша, тот самый, который подписал мирные условия в Бухаресте, обратился к Ртищеву с официальным письмом, в котором, по повелению султана, требовал, «чтобы царство Имеретинское, также княжества Гуриельское, Мингрельское и Абхазское и разные другие крепости, к сим владениям принадлежащие, кои в краю здешнем состоят непосредственно в подданстве Российской империи, были немедленно отданы под власть Порты Оттоманской»[204]204
  Ютношение Ртищева т. с. Италийскому 7 июля 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 931.


[Закрыть].

Ртищев отвечал, что Имеретия и Гурия более 40 лет уже не зависят от Порты и добровольно поступили в подданство России, что они давно составляют одну из российских провинций; что Мингрелия и Абхазия до присоединения к России точно так же не зависели ни от какой державы. Присоединение этих областей к русской державе, – писал Ртищев[205]205
  В письме эрзерумскому сераскиру 29 ноября 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 940.


[Закрыть], «происходило во время теснейшей дружбы, существовавшей между Россиею и Портою Оттоманскою, т. е. за несколько лет до последовавшего разрыва мира, и Порта ни в то время, ни по прекращении войны в 1807 г., которая вскоре потом опять возобновилась, даже до сего времени не делала притязаний своих на сии владения, потому что и не имела на то права, так как все сии владения, управляемые своими собственными и притом самовластными владельцами, не подлежали никакой над ними законной власти Порты».

Не ограничиваясь только этим ответом, главнокомандующий для лучшего обеспечения того края отправил в Имеретию два батальона и усилил небольшим отрядом гарнизон Редут-Кале, находившийся всего в 30 верстах от Поти. Движение этих войск до того испугало трапезондского пашу, что он, опасаясь нападения, сжег весь потийский форштадт и собственный дом, а находившегося у него под покровительством беглого имеретинского царя Соломона взял в крепость, в которой и сам заперся[206]206
  Донесение Ртищева гр. Румянцеву, 2 января 1814 г. Там же, № 941.


[Закрыть]. Паша донес, что русские самовольно вступили в Абхазское владение, усиливают там войска и таким образом приближаются к Анатолии, что считал он весьма опасным для Порты. Донесение это не произвело того впечатления в Константинополе, на которое рассчитывал паша. Порта не считала возможным становиться в неприязненные отношения к России, после блистательных успехов наших во Франции, хотя и смотрела на них неприязненно. В случае успеха Наполеона турецкое правительство намерено было, по покорении Сербии, учредить в Шумле главную квартиру верховного визиря и при первом удобном случае вторгнуться в пределы России. Случай этот не представился, и получаемые ежедневно сведения об успехах союзников заставили

Порту отозвать верховного визиря в Константинополь. Рейс-эфенди заявил только нашему посланнику Италинскому крайнее сожаление, что Россия, в отношении азиатских владений, будто бы принадлежащих султану, пользуется могуществом своих сил и первенствующим положением в Европе. Наш посланник отвечал относительно этих владений то же, что писал Ртищев эрзерумскому сераскиру, и рейс-эфенди, по обстоятельствам, принужден был удовольствоваться таким ответом.

«Министры, – писал Италинский[207]207
  Ртищеву в письме от 4 января 1814 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 942.


[Закрыть], – с которыми нахожусь я в сношении по делам текущим, не представляются в прежнем их жестоком и угрюмом виде. Но все сие происходит из одного повиновения силе обстоятельств, преодолевающей ненависть к нам правителей империи сей. Я не сомневаюсь, что они везде, где могут открыть себе тайные пути для направлений по оным усилий своих вредить нам, всякая в сем виде деятельность употреблена будет».

Такой вывод был сделан из тех поступков Порты, которые совершались на глазах нашего посланника и состояли в поддержке и обнадеживании имеретинского царя Соломона.

Проживая в Эрзеруме, Соломон находился в самом бедственном положении, и сераскир помогал ему из одного человеколюбия. Вся свита беглого имеретинского царя, состоявшая первоначально из 400 человек, разбежалась, и при нем осталось не более 25 человек, но и те, точно так же как и сам Соломон, распродали своих лошадей, оружие и имущество, чтобы на вырученные деньги поддержать свое существование. В таком безвыходном положении бывший царь естественно употреблял все усилия к тому, чтобы возвратить себе потерянное владение или по крайней мере получить от турецкого правительства денежное пособие. С этою целью он отправил в Константинополь зятя своего князя Малхаза Андроникова с чиновником эрзерумского сераскира с просьбою о присылке войск и денег[208]208
  Донесение Ртищева графу Румянцеву 15 мая 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 1044.


[Закрыть]. Порта приняла посланного благосклонно, поместила его на жительство у греческого патриарха и, не отказывая в просьбе, затягивала окончательный ответ[209]209
  Соломон не дождался от Порты помощи; 7 января 1815 г. скончался в Трепизонде. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 570.


[Закрыть]. Решение вопроса о помощи Соломону турецкое правительство ставило в зависимость от результата посылки своего курьера в главную квартиру русского государя.

Видя, что главнокомандующий на Кавказе и представитель России в Константинополе не соглашаются ни на какие территориальные уступки, Порта решилась обратиться прямо к императору Александру. В депеше графу Нессельроде рейс-эфенди Талиб, бывший в Бухаресте первым полномочным при заключении мирных условий, подробно развил мнимые свои права на требуемые Турциею пункты и просил принять в уважение его доказательства. Ответ на домогательство султана был получен весьма скоро в Константинополе, и Италийскому поручено было объявить турецкому министерству о падении Бонапарта, о возведении Людовика XVIII на престол и обнадежить Порту в искреннем расположении императора Александра.

«Сходственно с оными расположениями, – говорил Италинский, – Его Величество желает, чтобы Порта, отвергая всякие коварные советы и внушения, наблюдала в отношениях своих с Россией правила доброго соседства и постановления существующих трактатов; желает, затем, чтобы она была уверена в благонамерениях и усердии его к империи Оттоманской. По предмету же представлений ее о возвращении нескольких мест в Азии, которых она не почитает принадлежностью России, государь император обещает рассмотреть оные со всею существу их приличною умеренностью и снисхождением, коль скоро позволят нынешние его величества упражнения, спокойствие и благоденствие Европы на непоколебимом основании утвердить имеющие».

Выслушав столь резкое и решительное заявление русского посла, Порта приняла его с наружным видом признательности, но в действительности с сознанием, что все эти обещания в будущем могут быть легко преданы забвению. Она покорилась необходимости потому, писал Италинский[210]210
  В письме Ртищеву от 17 мая 1814 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 949.


[Закрыть], что «Россия, представляясь теперь Порте во сне и наяву страшилищем, от которого ничто не может ей обещать заступления, принудила ее принять вид кротости и добросердечия». Обвиняя как в заключении мира, так и в неуспехе своих домогательств рейс-эфенди Талиба, султан, по совету своих приближенных, лишил его всех чинов и отправил в ссылку. «Новый рейс-эфенди, – писал Италийский[211]211
  В письме Ртищеву от 16 июня 1814 г. Там же, № 950.


[Закрыть], – добр и со способностями, но качества сии остаются в совершенной праздности: будучи творением врагов предместника своего, он единственно вдохновениями их живет и действует в новом звании своем». Когда наш посланник потребовал от Порты отправки фирмана пограничным пашам, чтобы они не предпринимали никаких неприязненных действий и чтобы наши транспортные суда были пропущены до р. Риону, то рейс-эфенди отвечал, что Порта не согласна, опасаясь, что Россия может основать на этом в пользу свою право, предосудительное желаемому со стороны Порты окончанию дела».

Что же касается до фирманов пограничным пашам, то рейс-эфенди хотя и обещал исполнить желание нашего посла, но медлил своим распоряжением, и турки производили хищничества в наших пределах. В конце 1814 г. сын кобулетского бека ворвался в Гурию с 500 человеками турецких войск и разграбил Озургеты. Часто турки, переправляясь на лодках через р. Рион и скрываясь в лесах, стреляли по нашей команде, расположенной у пристани, где выгружался провиант; они нападали на наши небольшие команды, находившиеся у Редут-Кале, и захватывали в плен одиночных людей.

Бегство Наполеона с острова Эльба и переворот, им сделанный в делах Европы, произвели сильное впечатление в Константинополе, тем более что вскоре в столицу султана явился французский агент Жобер, знакомый туркам по прежним сношениям с Наполеоном. Порта втайне радовалась такому обороту дел в Европе, но не решалась открыто признать в Жобере представителя Франции. Она приказала снять герб Наполеона, самовольно выставленный Жобером на доме французского посольства, что и было исполнено особым отрядом янычар, для того назначенным[212]212
  Отношение Италинского Ртищеву 16 июня 1815 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 957.


[Закрыть]. Хотя Порта и заявила, что не потерпит никаких трехцветных знаков Наполеонова владычества, что она признает законным государем Франции короля Людовика XVIII, но Жобер оставался в Константинополе и переговаривался с влиятельными лицами. Турецкое правительство прислушивалось к гулу европейских выстрелов и, готовясь извлечь из них пользу, подготовляло для того почву. Оно отправило в наши пограничные владения своих посланных, распускавших слухи, что все союзные державы, отклонясь от России, присоединились к Наполеону и что находящиеся в Закавказье войска вызываются в Россию для защиты собственных ее границ. Считая неудобным выжидать окончания борьбы в Европе и полагая, что главнокомандующий на Кавказе будет теперь более уступчив, Порта предписала эрзерумскому сераскиру вновь потребовать уступки провинций и поддержать свое требование военными демонстрациями.

В половине июня 1815 г. эрзерумский сераскир, под предлогом наказания ахалцихского Селим-паши, собрал до 15 000 войск, подошел к имеретинским границам и остановился недалеко от Ахалциха. Он прислал к Ртищеву своего чиновника с письменным требованием, чтобы ему были уступлены Имеретия, Гурия, Мингрелия и Абхазия, как собственность, принадлежащая Порте, и чтобы русские войска очистили крепости Кутаис, Багдад, Шаропань, Кемгал (Редут-Кале) и Анаклию. Предуведомленный заранее о движении сераскира, главнокомандующий хотя и располагал весьма ограниченным числом войск[213]213
  Защищая границу, имевшую до 1500 верст протяжения, содержа гарнизоны более чем в 20 крепостях и редутах, Ртищев имел в своем распоряжении только две дивизии и один драгунский полк. В них недоставало по старому положению 6450 человек, а по новому штату 20 250 человек и сверх того 247 человек штаб-и обер-офицеров. Для действий в поле главнокомандующий, при всех усилиях, мог собрать отряд от 3 до 4 тысяч человек.


[Закрыть], но успел сосредоточить их в трех небольших отрядах, расположенных в таких пунктах, из которых они могли двинуться в Ахалцихский пашалык и выйти в тыл туркам. В то же самое время владетели Гурии и Мингрелии были приглашены содействовать своими силами русским войскам, если бы неприятель покусился вторгнуться в Имеретию, а командующему войсками в Крыму была отправлена просьба немедленно командировать из черноморского флота эскадру судов с десантом, для крейсерования у наших берегов[214]214
  Отношение Ртищева генералу Рудзевичу от 4 июля 1815 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 958.


[Закрыть], и посадить на нее потийский гарнизон[215]215
  Гарнизон этот был сформирован по высочайшему повелению для крепости Поти, когда она была взята у турок. По заключении же мира, когда Поти была возвращена Порте, то гарнизон этот оставался в Крыму до дальнейшего назначения.


[Закрыть].

Сделав все эти распоряжения, Ртищев отвечал сераскиру, что требование, «дабы я, очистив от российских войск Имеретию, Гурию, Мингрелию, Сухум-Кале, Анаклию и Кемгал (Редут-Кале), также крепости Багдади, Кутаис и Шаропань, отдал бы вам на основании мирных условий, как принадлежность Порты, – то позвольте мне отвечать вам на сие со всею искренностью, что требование такового рода для меня уже не новое. Предместники ваши, сераскир Эмин-паша и также Ахмед-паша, равным образом требовали от меня уступки сих владений… Предместники вашего высокостепенства, по благоразумию своему, вняли истине моих доказательств и не входили более ко мне со своими о сем требованиями. Сама Порта, убедившись справедливыми представлениями по сему предмету полномочного российского посла, находящегося при высочайшем турецком дворе, которому я сообщил подробно все сведения, до сего касающиеся, оставила было через своих главнокомандующих в здешнем крае продолжать притязания на земли, вами упоминаемые, и, как мне известно, обратилась по законному порядку к объяснениям с кабинетом его величества. Но по какому поводу вы изволили возобновить сии предложения, – мне неизвестно».

Ртищев говорил, что, не находя в трактате ни малейшего намека на уступку требуемых провинций и не имея на то высочайшего повеления, он не уступит четверти аршина и будет защищаться силою оружия. «Думаю также, – присовокуплял он[216]216
  В письме от 7 июля 1815 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 959.


[Закрыть], – что и вы без особой воли вашего государя не покуситесь ни на какое насилие, без объявления войны самими государями, по существующим правилам во всем свете. А потому, если вы имеете от своего государя фирман, чтобы начать войну, то обяжите меня присылкою копии с оного, дабы, при неизбежном в сем случае кровопролитии, мы оба могли оправдать себя перед судом всей Европы – ваше высокостепенство в том, что действовали по воле султана вашего государя, а я, что при всех миролюбивых расположениях моего великого императора, чуждающегося всякого напрасного пролития крови человеческой, невольно вынужден был встретиться с вами в поле и насилие ваше отвратить силою оружия».

Сераскир не отвечал на это письмо, а полученные в Константинополе известия о новых успехах русского оружия во Франции заставили Порту отложить до времени свои притязания. В половине августа сераскир поспешно отступил, и главнокомандующий получил возможность принять меры к водворению спокойствия в Грузии и в сопредельных ей мусульманских провинциях.