Текст книги "Избранное"

 
В золотом угаре осень раздарила свой наряд!
Человек ли, ветер просит – ей не жалко всем подряд.
И последние грибочки, и последних листьев рой –
Раздарила всё до точки, синей точки дождевой.
Что ж ты, осень, загрустила, хмуря облачную бровь?
Не напрасно ль раздарила свою жаркую любовь?
Нет, конечно, не напрасно ты сгорела, как звезда.
В поле чисто, в речке ясно, и на сердце красота!
Залегли, как золотые, в душу, в песню, в погреба –
Все твои дары лесные, полевые все хлеба.
Серебро из паутины – в пахоте у большака,
И широкие картины, уходящие в века!..
 

 
Хмельной и дикий шум народа
Остался где-то за спиной…
Опять со мной – моя природа,
Раздумья, воля и покой.
 
 
Такой покой сегодня редок!
Синица щёлкает в бору…
Как золотых родимых деток,
Поленья на руки беру.
 
 
Люблю смотреть живое пламя –
Привет тебе и похвала!
Начнёт смола шептать и плакать
О том, что сгублено дотла.
 
 
Не надо, милая, не надо,
Я не за тем пришёл к тебе…
Ты видишь, как синица рада
Встречать зарю в своей судьбе!
 
 
И в это низкое оконце,
Что потонуло в полусне –
Опять Господь мне дарит солнце
И дарит вечность в тишине!..
 

 
Река мою лодку толкнула на остров.
За тёмным утёсом открылась луна!
Дух светлой травы был таинственно-острый,
И светлою тайной была тишина.
 
 
Мерцали созвездья в реке и над бором,
Блестели цветы, искупавшись в росе.
И вся эта глушь, позабытая богом,
Лежала в какой-то великой красе!
 
 
И долго скользя зачарованным взглядом
По звёздам, по дальним холмам и воде –
Я чьё-то живое присутствие рядом
Душой ощутил в голубой темноте!
 
 
Кому эти звёзды дарили сиянье?
Пред кем красовалась ночная тайга?
Царица-природа хранила молчанье.
И веял не ветер – дышали века!
 

 
В горах покой, величие и тёплый дух весны.
Туманные обличия – деревьев и луны.
И таинством, и робостью объята ночь в горах.
Стою один над пропастью, затерянный в мирах!
Весенних ветров веянье раскроет небосклон.
И чувствую и верю я, что где-то рядом Он…
Нам счастье жизни послано космической игрой.
Лежит в ладони Господа туманный Шар Земной!
 

Заполярье, 2003

 
Работа бесконечных волн могучих
Подобна мыслям, мыслям без конца –
О жизни и о смерти неминучей,
О гении вселенского Творца…
В седобородых и суровых тучах
Живут, меняясь, очерки лица!
 
 
И молния сверкнёт, как буйный взор,
И на своём великом языке
Заговорит разгневанный простор,
Высокий дуб ломая вдалеке,
И расстилая огненный узор –
На гребнях гор и на сыром песке.
 
 
И повинуясь воле свысока –
Вдруг затихает ливень и прибой.
И в поднебесье дума глубока,
И на земле задумчивый покой!..
И чья-то тень – легка, но велика –
Вечерний свет уводит за собой!..
 

 
Зацепилось мохнатое небо за гору –
И пошли по тайге проливные дожди!
Птица ищет гнездо, звери прячутся в нору.
Только я полюбил эту грустную пору,
Потому что покой ощущаю в груди!
 
 
Отшумели дожди. И угрюмая сырость
Под луною блестит во дворе лесника.
И такое болото во мгле задымилось,
Будто в волнах потопа земля наша скрылась –
И не выбраться мне уж отсюда никак!
 
 
Первый луч поутру поцелует окошко –
И гора золотится зарёю, и лес!
А над мокрой землёй, над печальной сторожкой –
Собираясь как будто бы к нам за морошкой –
Наклоняется радуга с чистых небес!..
 

 
Тебя загубит суета,
Гордыня, спесь и всё такое…
Душа спасётся только там –
Среди природы и покоя!
 
 
Ещё ты сердцем не оглох
И не задушен спрутом сплетен –
Уйди туда, где в белый мох
Врастают чёрные столетья!
 
 
Уйди туда, где горный лёд
Ценнее гордого брильянта,
Где по цветам размазан мёд,
А на камнях – следы атланта.
 
 
Он держит небо. Он устал.
Подставь ему плечо крутое.
Душа спасётся только там –
Среди вселенского покоя!..
 

2011

 
Солнцем наполнились горы,
Избы, сады и река.
Словно угрюмые годы –
Вдаль унесло облака.
 
 
Утренний, звонкий, залётный –
Снег на вершинах лежит.
В этой долине зелёной,
Видно, останусь я жить!
 
 
Клейкие запахи мая.
В сердце, в воде ли дрожат –
Улица эта сквозная,
Ласточки, дети, закат.
 
 
Вечер и весел и ярок.
Если к вершине взбежать, –
Можно, как в юности яблок,
Звёзд под рубаху набрать!
 
 
Ночи такие бывают
Спущены богом с небес!
Люди об этом не знают –
Знают лишь горы да лес.
 
 
Много луны и покоя.
Только вода родника
Золотокрылой пчелою
Жарко жужжит у жарка!..
 

 
Проводами зачёркнутый месяц
Кротко смотрит во мглу мостовой,
И Венеры лучистая прелесть
Чуть заметна за дымной трубой…
 
 
И трава, дивным дивом являясь,
Прошивает бетон и асфальт,
И о чём-то родимом печалясь,
Над землёю звучит нежный альт!
 
 
Может быть, это голос Венеры,
Может быть, песня русской души –
Столько в ней и надежды и веры,
И тревоги за хрупкую жизнь!..
 

 
Уж по утрам слезятся окна
Моей гостиницы пустой.
И журавлей осенний оклик,
Как песня женщины родной.
 
 
И лист летит на подоконник,
Как грустный пламенный привет!
И чей-то сын, прилежный школьник,
Идёт, прижав к груди букет!
 
 
Скрипит вдоль берега телега, –
Спешат, везут дрова к зиме.
В полях, как думы человека,
Колосья клонятся к земле!
 
 
При свете звёзд вершится тайна
Любви извечной. И в саду
Кого-то вновь согреет танго,
Озябнет кто-то на мосту.
 
 
И снова дождь, и плачут окна
Моей гостиницы пустой…
И журавлей осенний оклик,
Как песня женщины родной!
 

 
Цветы, огороды, поленницы.
Таинственная глухомань.
Как сладко окошечко светится
В эту осеннюю рань!
 
 
Дорога сырая, далёкая,
Погреться бы час, другой.
Открыла на стук черноокая –
С длинною русой косой.
 
 
Свеча, вышивание в горнице,
Тихо и прибрано в ней,
Старая матушка горбится
Перед иконой своей.
 
 
Уютом повеяло, древностью,
Жизнью простой да святой!
Душа отогрелась – и нежностью
Наполнилась, и добротой…
 
 
Всё реже и реже встречается
Такая святая земля!
Ветер в саду – обнимаются
Берёзы и тополя!..
 

 
Дождей серебряные клетки.
В плену пернатые молчат.
Берёза, шумная наседка,
В траву рассыпала цыплят.
 
 
В такие дни спешить не надо,
А постараться надо так,
Чтоб золотые вздохи сада
С души твоей прогнали мрак.
 
 
И с удивленьем и с улыбкой
Откроешь то, с чем был знаком.
Вот, словно мальчик лёгкой скрипкой,
Играет ветер тальником.
 
 
Мелькнул щенок, задира глупый,
Твою ладонь поцеловал.
Добры – в листве купались – губы,
И ты не злой, а лишь устал.
 
 
Но вспомнил пасеку и зелень,
И сладко сморщился на свет,
И так подробно любишь землю,
Как будто прожил уйму лет!
 

 
Возле куста облетающей ивы
Держится нимб золотой…
Ветер шумит и шумит сиротливый,
Что тебе надо, родной?
 
 
Лето наполнено было дождями,
Солнцем и яркой луной,
Дом твой звенел дорогими друзьями,
Что тебе надо, родной?
 
 
Жизнь пролетела – состарилась внешность,
Скоро прощаться с Землёй…
Ждёт впереди нас – прекрасная вечность!
Что тебе надо, родной?
 

 
Наступает пора холодов, наступают печальные даты.
Остывает душа у берёз и осин, у воды синеокой.
И последний пустой пароход зимовать уплывает куда-то,
И листва оголтелая кружит всю ночь над разбитой дорогой!
 
 
Раздвигает восток – словно ягодой зрелой расшитые шторы.
Где гуляли стада, там сверкает трава молоком леденистым.
Вы о чём, небеса, каждый миг нынче плакать, как дети, готовы?
Вы о чём, ковыли, ковыли затуманились во поле чистом?
 
 
Не шумите, леса! Не печальтесь, мои журавлиные степи!
Лето красное, летушко, чуть погостило и всё? Ну и с богом…
Будет праздник другой – молодая хозяйка придёт и постелет
Белопенную, вьюжную скатерть с весёлым морозным узором!
 

 
Я сегодня юность провожаю,
И в полях, головушку клоня,
Всё хожу-брожу да вспоминаю,
Сколько было песен и огня…
 
 
Холодает, поле, холодает,
Соловьи умчались за моря,
И горит листочек, догорает,
Как мечта весёлая моя!
 
 
Клён вослед мне веткой голой машет,
Выхожу к задумчивой реке…
Как в рукав платочек красный прячут –
Догорает солнце вдалеке.
 
 
За платочком тем не дотянуться.
Скоро быть метелице-беде.
Напоследок пляшут и смеются
Жёлтые зайчата на воде!..
 

1

 
Разгорелось и вдаль поманило
Лето красное – в поле, в лесах!
Дождь прошёл на заре – и малина,
Словно капли зари на ветвях…
Подставляй хоть ладони, хоть ведра,
Засыпай дивный дух в закрома!
Ветер ходит походкой нетвёрдой,
От июльской жары без ума!
Одурели от солнца опушки,
Побледнели во ржи васильки…
Повстречалась пустая избушка
На куриных ногах у реки.
За железную ручку не взяться.
Банный запах вселился в углы.
И над светлым окошком слезятся
Золотые сосульки смолы!..
 

2

 
Тихий вечер подарит прохладу
И горстями рассыплет росу…
Лунный свет – как мираж снегопада! –
Заблудился в дремотном лесу.
Лунный снег над полянами кружит
И сугробом ложится под ель,
В сонном царстве дроздов и кукушек
Разыгралась чудная метель!
Возле белых пушистых сосёнок,
Где ромашки свежи и легки,
Буду сказку смотреть я спросонок,
Будто зайцы играют в снежки.
 

3

 
Вот такими густыми ночами
Можно слышать с небес голоса!
Отступают от сердца печали –
Подступает восторга слеза.
В душу смотрит великая тайна –
Мирозданье над крышей дрожит.
Неужели всё это случайно –
Вдруг однажды родиться и жить?
Сквозь туман восходящее солнце
Посылает горячий привет…
Сколько их у меня остаётся –
Этих красных восторженных лет?!
 

Воронеж, 2005

Грустная улыбка чудака

 
Говорят, что я очень талантлив,
Мой отец, говорят, Бельмондо!
Возразить я хотел бы, да ладно,
Всё равно не поверит никто.
Говорят, что характер мой прелесть,
Красота моя девок свела…
Правда, сам я всегда, когда бреюсь,
Вижу в зеркале морду козла!
 

 
За стихами или за романом –
Господи, помилуй и прости! –
Граф Толстой был тоже графоманом,
Вот бы мне до графа дорасти!
 
 
Брошу к чёрту пёрышко простое,
Встану, над душою постою.
Гоголь, тот писал всё больше стоя,
Правда, он писал в чужом краю.
 
 
Может быть, мне лошадью вечерней
В Рим уехать иль махнуть в Париж?
Тяжело писать в тисках у черни –
Этот пьян с утра, а этот рыж…
 
 
На дворе печальная эпоха –
Опоздал родиться гений мой!
К зеркалу я подойду со вздохом,
Горько покачаю головой.
 
 
Борода не хуже, чем у графа,
А насчёт умишка, извини…
И другие пункты есть, и графы –
Мало соответствуют они…
 
 
Я ломаю руки от бессилья –
Рву и жгу, и снова да ладом…
И опять брожу я в поле синем –
И опять сутулюсь за столом!
 
 
Под окном берёзы и опушки,
И цветы вечерние в росе.
Эх, писал бы я сейчас как Пушкин,
Жалко только, мне уж сорок семь!
 
 
Я не знаю, чем он меня манит –
Русский наш глагол и светлый стиль.
Граф Толстой был тоже графоманом,
Вот бы мне до графа дорасти!..
 

2002

 
Когда я помру – мемуары
Начнёте строчить в тот же час!
Но вот я с обломком гитары
Стою на пороге у вас.
Пришёл я к вам утречком ранним,
Зеваете вы – во всю ширь…
Ну, где ваша совесть баранья?
Займёт ли мне кто на пузырь?!
 

 
Любил он родную голубку
Обнять за мартеновский стан.
«Снимай свою чёртову юбку!
С работы? А я не устал!..»
Жена как желанное солнце
С глазами, где свет да любовь –
Обнимет его, улыбнётся:
«В две смены работать готов?»
 
 
«Какие две смены, лапуля?
Бессменно я вкалывать рад!»
Постель – горячее июля,
Где травы сухие горят.
«Вся сила плавильщика в плавках! –
Смеётся он. – Да? Ё-моё!
У нас же высокая планка
И мы не опустим её!»
 
 
Луна за окном засияла,
Как будто металл из ковша…
Хвала сталевару и слава,
Хотя сталевар – не Левша.
Блоху подковать не сумеет,
Зато своё счастье куёт.
Пелёнки кругом пламенеют.
Стальное потомство растёт!
 

2012

 
Возле «Чёрного квадрата»,
Что Малевич малевал,
Я умнее стал, ребята,
Даже сам не ожидал.
Говорят, искусство лечит
Без таблеток, без питья…
Если гений ваш Малевич,
Значит, папа Римский – я!
 

 
За кормою вьётся много чаек –
С визгом, писком, вечной суетой.
А потом смотрю и замечаю
В небе что-то вроде бы не то…
В океане так порой бывает –
С головой матроса нелады.
Голуби над мачтами летают,
Отражаясь в зеркале воды!
Я потёр виски. Денёк погожий,
Но туман стоит в башке моей.
Боцман равнодушно, как прохожий,
Мне сказал: «Не вижу голубей!»
 
 
А потом ещё два обормота
Проявили странный интерес.
Разыграли, в общем, как по нотам,
Морячка в тот самый первый рейс.
Голубь сухопутный, мол, – не птица
В небе океанской широты!
К доктору, мол, надо обратиться,
А не то недолго до беды…
 
 
Доктор мигом выписал таблетки.
Взяв рецепт, по трапу я иду.
За большой трубою вижу клетки –
Здравствуй, голубятня на борту!
 

 
Руки мёрзнут и немеют.
Отдохнуть матросу? Что ты!
Боцман просто заболеет,
Если вахта без работы.
 
 
Завтра наша мать-землица.
На последних милях в море
Вдохновенный свет на лицах –
Красим, драим, чистим, моем.
 
 
Под фуражкой чёрной с крабом
Злость у боцмана в глазах:
– Чтобы весь блестел корабиль,
Как игрушка на волнах!..
 
 
Помолчи ты, бога ради,
Погаси ты злость в глазах,
Мы и так всё делать рады,
Мы же пашем не за страх.
 
 
У матросов сердце бьётся,
Как у тигров на бегу!
Ох, и встретимся ж мы, боцман,
Где-нибудь на берегу…
 
 
Будет вечер, будет столик
Среди фикусов и роз.
– Разрешите, боцман, что ли?
Сядет рядышком матрос.
 
 
Будет взгляд матроса лютым,
А кулак – что чайничек.
– Ладно, – скажет, – все мы люди.
Наливай, начальничек!..
 

 
Капитан картавил, иль шутил немного,
Только выходило странно и смешно:
– Бухта Золотого, понимаешь, Грога,
Мы там побухтели, аж в глазах темно!
 
 
Побухтели – хватит. За кормой остался
Город наш портовый – скромные дома.
Палуба танцует, словно пол на танцах,
Где ты встретил кралю и сошёл с ума!
 
 
В этой гребле с пляской протечёт полгода,
Побелеют в бурях юные виски!
А потом покинешь ты портовый город.
Далеко уедешь – надо, мужики.
 
 
И теперь, как только примешь ты немного –
Затоскуешь снова, тельник теребя.
Бухта Золотого, понимаешь, Грога,
Забухтит в стакане горьком у тебя!..
 

 
Маралий корень собирали мы в тайге.
Старик вздыхал: – Пропал моральный корень!
Вот раньше бы, а нынче-то, эге,
Найдём, конечно, брат, только не вскоре…
 
 
В болотах и урманах были мы,
Чуть на медведя сдуру не нарвались!
Потом, уже в преддверии зимы,
Нашли всё то, зачем идти старались…
 
 
Старик давно скончался на горах –
В таёжном захолустном поселенье.
А жизнь в округе ходит на ушах –
Как будто в день последнего веселья!
 
 
Пришла пора великой русской тьмы,
Пришла пора потери и печали!
Теперь нередко вспомнится, как мы
«Моральный корень» тот в горах искали.
 
 
Сейчас нигде, наверно, не найти –
В тайге ревут борзые бензопилы!
Там даже леший сбился вдруг с пути,
Даже медведи с горя там запили!..
 
 
В дырявом небе снова моросит.
Опять снега, морозы будут вскоре…
Пропал моральный корень на Руси,
Хоть на луне теперь ищи тот корень!
 

 
Готовый дом – прохладный и пустой.
Такой пустой – устраивай в нём танцы!
Потом хозяин всякой мелкотой
Стал тихо, скрупулёзно разживаться.
А через год – и впрок, и про запас,
А что там говорить, когда все десять…
Тут яблоку не то, чтобы упасть –
Его тут даже некуда подвесить!
Что яблоко? Уже и пулемёт
В хозяйстве мужику не помешает.
Нет, всё же он не глупый, наш народ,
Который эти сказки сочиняет.
А помнишь, дом-то был какой пустой?
Теперь – готовый. Не к чему придраться…
Вот так мы обрастаем ерундой,
С которой нам до смерти не расстаться!
 

 
– Отсырели спички на жаре!
Говорит старик мне, улыбаясь. –
Раньше я от курева зверел,
От него силёнка прибавлялась.
У меня такой был самосад,
У меня была такая трубка –
С этой трубкой мне сам чёрт не брат,
И чертовка мне была – голубка.
 
 
На работу был я шибко злой,
Но перекурить – это святое!
С перекуром мне всегда везло,
Потому как тело молодое!
Полежу на травке, покурю,
Поворкую с барышнею милой –
И опять в работе весь горю,
Всю печаль, как дым, проносит мимо…
 
 
А теперь здоровьишко не то,
И табак не тот, не охмуряет.
На дворе июнь, а я в пальто –
Старость, парень, жалости не знает!
Бабка мне – да ты, мол, пустобрех.
Шибко трудно ей поверить в это –
Отсырели спички на жаре
И рассохлась трубочка у деда!
 

 
После взмаха топора, после доброй баньки –
Засмурел палач с утра, оглушив полбанки.
Нездоровье у него – барахлит печёнка.
Ну, а так-то ничего – дом, жена, мальчонка.
Надо их кормить, поить, забывая страхи…
Ох, не сладко, братцы, жить в красной той рубахе!
Был бы он пройдоха, вор – пел бы, да смеялся.
Что ж поделать, коль топор от судьбы достался?
От судьбы ль, от сатаны – в поле травка сохнет.
Обезглавит полстраны тот палач, не охнет!
Молчаливый, как муму, он ни с кем не спорит.
Просто дай приказ ему – просто долг исполнит.
 

 
Запомни, сыночек, запомни,
Отец у тебя золотой!
Богатством весь дом он заполнил,
Когда был ещё молодой.
Лопатой ворочал он гору,
Не спал и не ел, и не пил,
Стахановец был он в ту пору –
Подкоп он под банк совершил!
Цыганка давно нагадала,
Что я переплюну Левшу…
Пишу я тебе с Магадана,
С лесоповала пишу…
 

 
Глаза дождя глядят из лужи –
Большие, рыбьи пузыри.
Ты здесь ни капельки не нужен,
Ты всё в округе разорил!
Шумишь, гремишь в одежде серой,
Как пьяный дядька тот рябой.
Сгниют хлеба, сопреет сено.
Маленько думай головой!
Залил уже все огороды,
Луга, поля и окоём…
Дождь лупоглазый, ты же вроде
Неглупый парень, ё-моё.
Иди к себе, ступай на небо,
Зачем опять шуруешь зря?..
Глаза дождя глядят и слепят –
Блеск дальних молний в пузырях!
Он русских слов не понимает.
В другом, что ль, месте лить нельзя?
С утра опять идёт и пялит
Свои бесстыжие глаза!
Ты здесь ни капельки не нужен,
Весь белый свет уже не мил…
Глаза дождя вспухают в лужах –
Надолго дождик зарядил!..
 

 
Северное скромненькое лето,
Изумрудец кривеньких берёз…
Был бы у меня талант поэта,
Я бы оду Северу принёс.
Здесь любой цветочек и травинка
Сердцу вдохновение даёт,
Здесь любой комар – моя кровинка –
Выпил крови, падла, и поёт!
 

2004

 
Мечтаешь ты к славе пробиться?
Но только учти наперёд –
Такие сермяжные лица
Никто там не ждал и не ждёт.
 
 
Другая нужна там походка
И твёрдый, воинственный глаз!
Раздавят тебя, самородка, –
Раскатится золото в грязь…
 
 
Увы, не однажды такое
Случалось уже на Руси!
Путь к славе – занятье лихое,
Пощады нигде не проси!
 
 
Давать не умеющий сдачи,
Навряд ли пробьёшься ты к ней.
Там нужно немного удачи –
И много железных локтей!
 
 
Ты лучше подумай о том, как
На родине много любви!
Роди золотого потомка –
И Славой его назови!..
 

 
Люблю я один по-над морем стоять,
Мечтать над седою равниной,
Давно говорили отец мне и мать –
Романтик я неисправимый.
Зеленоватые волны шумят,
Во рту от волнения сухо…
Закрою глаза – шелестят, шелестят
Доллары мои, бляха-муха!
 

 
Ливни с грозами замолкли
И земля давно суха.
В дом зайдёшь, а Ванька мокрый –
Он ещё не просыхал.
Возле Ваньки на окошке –
Тёзка в глиняном горшке.
На столе пустая плошка,
Мать в заботах и тоске.
 
 
«Ты когда просохнешь, Ванька? –
Говорит она ему. –
Ты разуй глаза да глянь-ка,
Ведь ни корочки в дому!»
 
 
Ванька мрачно отвечает,
Дым пуская в потолок:
«Цыть, старуха! Я в печали!
Лучше дай на пузырёк!»
«Ты дождёшься, окаянный,
Дам так дам, не унесёшь!
День и ночь спросонок пьяный,
На кого ты стал похож?..»
 
 
Ванька чешется, вздыхает,
Говорит с улыбкой мне:
«Ни черта она не знает
То, что истина в вине!»
Ванька выпросит заначку
И пойдёт за пузырём.
Ванька пить недавно начал –
Как под стол пошёл пешком.
 
 
Мы останемся на кухне –
Я за солью заглянул.
У неё глаза опухли,
Взор в туманы затонул.
Я люблю старуху эту –
Терпит, терпит дурака…
«Он меня сживёт со свету,
Но ни чо, живу пока.
Чо с ним делать, с этим чёртом?
Говорила же, лечись.
У него была девчонка.
Кто же стерпит? Развелись…»
 
 
Посидит она, седая,
Вся в заботах и тоске.
И заплачет, поливая
Ваньку мокрого в горшке!..
 

 
Красавица, тебе нужды едва ли
Помада, тушь, серьга и в нос кольцо.
Зачем Венере руки обломали?
Затем, чтоб не испортила лицо.
 

 
Добрый день и час, Микола!
Ты опять пропал? Куда?
Ты сказал, что жизнь – как школа.
А каникулы когда?
Приезжай хоть ненадолго.
Брат подрос, сестра цветёт.
Ты расскажешь им про Волгу,
Где течёт, да как течёт…
 
 
Я, сыночек, заблудилась,
Где ты есть, куда писать?
Адресов-то накопилось,
Не по пальцам сосчитать!
Ты уже седой да серый,
Должен вроде поумнеть.
Ну, зачем тебе тот Север?
Чтобы сопелькой звенеть?
 
 
Не серчай. Шучу, Микола,
Хоть на сердце грусть и боль.
В этой самой жизни-школе,
Нахватал ты двоек столь…
Позабыл в Москве детишек,
И родительский порог.
Написал ты уйму книжек,
А зачем они, сынок?
Сам сказал, что книжка это
Денег в дом не принесёт…
На Алтай свалилось лето –
Всё к шутам в полях спечёт!..
 
 
Много я бы отписала,
Но от этих катаракт
Плохо видеть нынче стала,
Не серчай, коль, что не так.
Всё в глазах – как будто к ночи,
Потому твержу тебе:
Приезжай скорей, сыночек,
Будет солнышко в избе!..
 

Ангел раскаянья

 
Исповедальный звон таинственный
Звенит над родиной моей!
Не тихий он и не воинственный,
Но дух захватит у людей.
Я сам придумал ту мелодию –
Исповедальный звон души.
Я был тогда ещё молоденький –
Гуляй, губерния, пляши!
Я был всего лишь барабанщиком –
С пустой гремящей головой,
Я свысока смотрел на батюшек –
Ни «отче наш», ни боже мой…
По кабакам с утра до полночи
Я барабанил свой горох,
И собирал такие подати,
Что просто «ах» и даже «ох»!
И приходили ко мне грешницы,
И смех, и грех стоял в дому…
А вот теперь по лёгкой лестнице –
Сквозь облака иду к Нему.
 
 
Как получилось? Волей Господа.
На Пасху ведь обычай есть –
Идут сюда со всего города
Звонить свою благую весть!
Я помню, дело было к вечеру,
И что-то вдруг я загрустил.
Услышал звон… Ну, делать нечего –
Поднялся, тоже позвонил…
С тех пор уже на землю грешную
Я опускаться не хочу.
И всенощная и всенежная –
Работа божья по плечу!
Исповедальный звон, как таинство,
Звенит над родиной моей –
Он только лишь меня касается,
Но дух захватит у людей!
 

2007