Электронная библиотека » Николай Карамзин » » онлайн чтение - страница 8


  • Текст добавлен: 7 декабря 2023, 18:04


Автор книги: Николай Карамзин


Жанр: Русская классика, Классика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 38 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Вследствие одной из достопамятнейших государственных перемен в мире, Швеция, после долговременного неустройства, угнетения, безначалия, как бы обновленная в своих жизненных силах, образовалась, восставала тогда под эгидою великого мужа Густава Вазы, который из рудокопни восшел на трон, озарил его славою, утвердил мудростию; возвеличил государство, ободрил народ, был честию века, монархов и людей. Освободив королевство свое от ига датчан, не думая о суетной воинской славе, думая только о мирном благоденствии шведов, Густав искал дружбы Василия и подтвердил заключенное с Россиею перемирие на 60 лет. Советники его, Канут Эриксон и Биорн Классон, приезжали для того в Новгород к наместнику, князю Ивану Ивановичу Оболенскому, и дворецкому Сабурову, а Эрик Флеминг в Москву. Уже Христиан, ненавистный и шведам и датчанам, скитался изгнанником по Европе: преемник сего Нерона, Король Фридерик, менее властолюбивый, признал независимость Швеции, и Василий, слыша о великих делах Густава, тем охотнее согласился жить с ним в мирном соседстве: дозволил шведским купцам иметь свой особенный двор в Новегороде и торговать во всей России; обещал совершенную безопасность финским земледельцам, которые боялись селиться близ нашей границы, и велел, в угодность королю, заточить в Москве славного датского адмирала Норби. Сей воин мужественный, но свирепый, по изгнании Христиана завладел было Готландиею, сделался морским разбойником, не щадил никого, брал все корабли без исключения, и в особенности злодействовал Швеции; наконец, разбитый ее флотом, бежал в Россию, чтобы возбудить нас против Густава. Великий князь объявил Норби мятежником и наказал его, в удостоверение, что хочет мира и тишины на Севере.

Утратив надежду иметь союзника в султане, Василий милостиво угощал его посланника Скиндера, который еще три раза был в Москве, по торговым делам, и там внезапно умер с именем корыстолюбивого и злого клеветника: ибо он, несправедливо жалуясь на скупость и худой прием великого князя, хвалился, что убедит Солимана воевать с нами; но умный султан не мог быть орудием подлого грека и, не думая умножать числа своих неприятелей, оставался другом России, хотя и бесполезным, и в конце 1530 года писал к Василию последнее ласковое письмо с турком Ахматом, коему надлежало купить в Москве несколько кречетов и мехов собольих.

[1527–1529 гг.] В сие время одни крымские хищники тревожили Россию, несмотря на усилия великого князя быть в мире с ханом и на союзные грамоты, после многих переговоров утвержденные взаимною клятвою. Сайдет-Гирей, ненавидимый народом и князьями за его любовь к турецким обычаям, лил кровь знатнейших людей и не мог держаться на своем ужасном троне, быв два раза изгнан племянником, сыном Магмет-Гирея, Исламом; примирился с ним, дал ему сан Калги, грабил Литву и требовал денег от Василия, который, видя ненадежность ханской власти, сделался тем умереннее в дарах. Послы Сайдет-Гиреевы находились в Москве, когда донесли государю, что царевич Ислам идет на Россию. Войско наше заняло берег Оки, стояло долго, не видало неприятеля и разошлося осенью по городам: вдруг запылали села рязанские: Ислам стремился к Коломне и Москве. Но воеводы, князья Одоевский и Мстиславский, оставались на Угре; не пустили разбойников за Оку и с великим уроном прогнали, в числе многих пленных захватив первого Исламова любимца, Янглыча Мурзу. Государь был в Коломне: раздраженный вероломством хана, он велел утопить крымских послов. И с варварами не должно быть варваром. Сам великий князь устыдился такого дела и приказал объявить хану, что послы убиты московскою чернию. Нимало не удивленный их казнью, столь несогласною с народным правом, Сайдет-Гирей винил только своего племянника, будто бы самовольно дерзнувшего напасть на Россию; снова клялся в истинном дружестве к Василию и, нагло ограбив его посла, не мешал крымцам злодействовать в областях Белевских и Тульских. Наконец, сверженный с престола князьями и народом, бежал к султану. Но Россия ничего не выиграла сею переменою: сперва Ислам, властвовав несколько месяцев в Тавриде, а после Саип, бывший царь казанский, утвержденный султаном в достоинстве хана, угрожали нам войною и пламенем, хотя оба, гонимые Сайдет-Гиреем, прежде искали милости в нязе, названом отце Ислама и брате Саип-Гирея: они непрестанно хотели богатых даров.

К счастию, Казань усмирилась на время. Юный Сафа-Гирей, ненавистник России, исполняя желание народа, требовал решительного мира от великого князя, винился перед ним, обещался быть его верным присяжником. Посол московский, Андрей Пильемов, взял с царя, вельмож и граждан клятвенную в том грамоту; а Василий отправил к ним свою с князем Палецким. Но сей знатный чиновник узнал в Нижнем Новегороде, что Сафа-Гирей переменил мысли, умел злобными внушениями возбудить казанцев против России, согласил их предложить ей новые условия мира и даже с грубостию обесчестил посла великокняжеского. Палецкий возвратился в Москву, и государь прибегнул к оружию.

1530 г. Страшное многочисленностию войско в судах и берегом выступило весною из Нижнего к Казани под начальством князей Ивана Федоровича Бельского, Михаила Глинского, Горбатого, Кубенского, Оболенских и других. Сафа-Гирей, одушевленный злобою, сделал все, что мог для сильной обороны: призвал свирепых диких черемисов и 30 000 ногаев из улусов тестя его Мамая; укрепил предместия острогом с глубокими рвами, от Булака Арским полем до Казанки; примкнув новую стену с двух сторон к городу, осыпал ее землею и каменьем. Конные полки московские, отразив пять или шесть нападений смелого неприятеля, соединились с пехотою, которая вышла из судов на луговой стороне Волги. Начались ежедневные, кровопролитные битвы. Казанцы, ободряемые царем, не боялись смерти; но, изъявляя удивительную храбрость днем, не умели быть осторожными ночью: прекращая битву, обыкновенно пировали и спали глубоким сном до утра. Молодые воины полку князя Оболенского, смотря издали при ясном свете луны на острог, видели там одну спящую стражу; вздумали отличить себя великим делом: тихо подползли к стене, натерли дерево смолою, серою; зажгли и спешили известить о том наших воевод. В одно время запылал острог, и россияне при звуке труб воинских, с грозным воплем устремились [16 июля] на приступ, конные и пешие, одетые и полунагие; сквозь дым и пламя ворвались в укрепление; резали, давили изумленных татар; взяли предместие; опустошили все огнем и мечем; кроме сгоревших, убили, как пишут, 60 000 воинов и граждан, а в числе их и славного богатыря казанского, Аталыка, ужасного видом и силою руки, омоченной кровию многих россиян. Сафа-Гирей ушел в городок Арский: за ним гнался князь Иван Телепнев-Оболенский с легким отрядом; а другие воеводы стояли на месте, и так оплошно, что толпы черемисские взяли наш обоз, семьдесят пушек, запас ядер и пороху, убив князя Федора Оболенского-Лопату, Дорогобужского и многих чиновников. Тогда россияне приступили к городу и могли бы овладеть крепостию, где не было и 12 000 воинов; но Бельский, уже и прежде подозреваемый в тайном лихоимстве, согласился на мир: приняв, как пишут, серебро от жителей, с клятвою, что они немедленно отправят послов к Василию и не будут избирать себе царей без его воли, сей главный воевода отступил, к досаде всех товарищей; хвалился именем великодушного победителя и спешил в Москву, ожидая новых милостей от государя, своего дяди по матери. Один летописец уверяет, что Василий, с лицом грозным встретив племянника, объявил ему смерть и только из уважения к ревностному ходатайству митрополита смягчил сей приговор: окованный цепями, Бельский сидел несколько времени в темнице в наказание за кровь, которую надлежало еще пролить для необходимого покорения Казани, два раза упущенной им из наших рук. Но сего известия нет в других летописцах, и Бельский чрез три года снова начальствовал в ратях.

Послы казанские, знатные князья Тагай, Тевекел, Ибрагим, приехали и смиренно молили государя, чтобы он простил народ и царя; уверяли, что опыт снял завесу с их глаз и что они видят необходимость повиноваться России. Надлежало верить или воевать: Государь хотел отдохновения, ибо не мог бы без чрезвычайного усилия, тяжкого для земли, снарядить новую рать. Согласные на все условия, послы остались в Москве; а великий князь отправил с гонцом клятвенные грамоты к царю и народу казанскому для утверждения, требуя, чтобы все наши пленники были освобождены и все огнестрельные орудия, взятые у нас черемисами, присланы в Россию. Сей гонец не возвратился: Сафа-Гирей, задержав его, писал к государю, что не может исполнить договора, ни присягнуть, пока чиновники казанские не выедут из Москвы; пока великий князь сам не возвратит ему пленников и пушек, взятых Бельским, и пока, вместо гонца, кто-нибудь из знатнейших вельмож российских не приедет в Казань для размена клятвенных грамот. Бояре наши с укоризною объявили о том послам казанским. Князь Тагай ответствовал: «Слышали и знаем; но мы не лжецы и не клятвопреступники. Да исполнится воля Божия и великого князя! Хотим служить ему усердно. Земля наша опустела; мужи знатные погибли или онемели в ужасе. Сафа-Гирей делает, что хочет, со своими крымцами и ногаями; распуская слух, что полки московские идут на Казань, мутит умами, не держит слова и нас вводит в стыд. Не будет так: мы еще живы, имеем друзей и силу. Изгоним Сафа-Гирея! Да изберет государь достойнейшего для нас властителя!» На сие бояре именем великого князя сказали, что для России все одно, кто ни царствует в Казани, Сафа-Гирей или другой, если будет только нам послушен и верен в клятвах. Тагай продолжал: «Напоминаем о невинном Шиг-Алее; он был жертвою злодеев: да возвратится на престол верно служить великому князю и любить народ! Пусть едет с нами в город Василь: оттуда напишем к казанцам, к горным и луговым черемисам, к князьям Арским о милости государя и скажем: царем мы умерли, а великим князем ожили: не хотим того, кто нас не хочет. Казанские пленники, тоскующие в неволе, имеют отцев, братьев и друзей: все к нам пристанут, и будет мир вечный». Василий советовался с боярами; наконец отпустили послов казанских с Алеем в Нижний Новгород, и князь Тагай сдержал слово: написал к согражданам о гибельном для них упрямстве царя, возмутил народ, свергнул Сафа-Гирея, который в порыве злобы хотел было умертвить всех задержанных в Казани россиян; но граждане и вельможи объявили ему, чтобы он немедленно удалился. Жену его отправили в Мамаевы улусы и побили многих ногаев, вельмож крымских, любимцев Сафа-Гиреевых. В сем благоприятном для нас происшествии немало участвовала казанская царевна Горшадна, сестра Магмет-Аминева. Сеит, уланы, князья, мурзы известили Василия об изгнании Сафа-Гирея и, согласные быть подданными России, молили, чтобы вместо Шиг-Алея, коего мести они страшатся, великий князь пожаловал им в цари меньшого пятнадцатилетнего брата его, Еналея, владевшего у нас городком Мещерским. Их желание исполнилось: Еналей со многочисленною дружиною был отправлен в Казань и возведен на престол окольничим Морозовым, к удовольствию мятежных сановников и легкомысленного народа. Все, от царевны и Сеита до последнего гражданина, с видом искреннего усердия присягнули нам в подданстве, славя милость государеву и любезные свойства юного царя, коему чрез несколько лет надлежало быть жертвою их неистовства! Но Василий не дожил до сей новой измены. Прошло три года в мире. В доказательство своего доброго расположения к казанцам великий князь уступил им все бывшие у них в руках московские пищали, чтобы они в случае неприятельского нападения имели способ обороняться, и дозволил Еналею жениться на дочери сильного ногайского мурзы Юсуфа, который мог примирить его с сею беспокойною Ордою. Важнейшие дела казанские, не только политические, но и земские, решились в Москве государевым словом. – Между тем Шиг-Алей. награжденный Коширою и Серпуховом, завидовал брату и, желая преклонить к себе казанцев, тайно сносился с ними, с Астраханью, с ногаями: происки его обнаружились, и злосчастный Алей, некогда верный слуга России, был как преступник заточен с женою на Белоозеро.


К. Лебедев. Василий III, великий князь Московский,

вводит во дворец невесту свою, Елену Глинскую. До 1916


В сие время Василий, благоразумием заслуживая счастие в деяниях государственных, сделался и счастливым отцем семейства. Более трех лет Елена, вопреки желанию супруга и народа, не имела детей. Она ездила с великим князем в Переславль. Ростов, Ярославль, Вологду, на Белоозеро; ходила пешком в святые обители и пустыни, раздавала богатую милостыню, со слезами молилась о чадородии, и без услышания. Добрые жалели о том: некоторые, осуждая брак Василиев как беззаконный, с тайным удовольствием предсказывали, что Бог никогда не благословит оного плодом вожделенным. Наконец Елена оказалась беременною. Какой-то юродивый муж, именем Домитиан, объявил ей, что она будет материю Тита, широкого ума, и – в 1530 году, августа 25, в 7 часу ночи – действительно родился сын Иоанн, столь славный добром и злом в нашей истории! Пишут, что в самую ту минуту земля и небо потряслися от неслыханных громовых ударов, которые следовали один за другим с ужасною, непрерывною молниею. Вероятно, что гадатели двора великокняжеского умели растолковать сей случай в пользу новорожденного: не только отец, но и вся Москва, вся Россия, по словам летописца, были в восторге. Чрез десять дней великий князь отвез младенца в Троицкую лавру, где Игумен Иоасаф Скрыпицын вместе с благочестивейшими иноками, столетним Кассианом Босым, Иосифова Волоколамского монастыря, и Св. Даниилом Переславским окрестили его. Обливаясь слезами умиления, родитель взял из их рук своего дражайшего первенца и положил на раку Св. Сергия, моля Угодника, да будет ему наставником и защитником в опасностях жизни. Василий не знал, как изъявить благодарность Небу: сыпал золото в казны церковные и на бедных; велел отворить все темницы и снял опалу со многих знатных людей, бывших у него под гневом: с князя Федора Мстиславского, женатого на племяннице государевой и ясно уличенного в намерении бежать к Польскому Королю; с князей Щенятева, Суздальского Горбатого, Плещеева, Морозова, Аятцкою, Шигоны и других, подозреваемых в недоброжелательстве к Елене. С утра до вечера дворец наполнялся усердными поздравителями, не только московскими, но и самых отдаленных городов жителями, которые хотели единственно взглянуть на счастливого государя и сказать ему: «Мы счастливы вместе с тобою!» Пустынники, отшельники приходили благословить державного младенца в пеленах и были угощаемы за трапезою великокняжескою. В знак признательности к угодникам Божиим, защитникам Москвы, святым митрополитам Петру и Алексию, великий князь заказал сделать для их мощей богатые раки: для первого золотую, для второго серебряную. Одним словом, никто живее Василия не чувствовал радости быть отцем, тем более, что он – вероятно, тревожимый совестию за развод с несчастною первою супругою – мог видеть в сем благословенном плоде второго брака как бы знак Небесного умилостивления. – Елена чрез год и несколько месяцев родила еще сына Георгия. Тогда Государь женил меньшего брата своего, Андрея, на княжне Хованской, Евфросинии. Братья Симеон и Димитрий Иоанновичи скончались безбрачными: первый в 1518, а второй в 1521 году. Василий, кажется, не дозволял им жениться, пока не имел детей, чтобы отнять у них всякую мысль о наследовании престола.

[1532–1533 гг.]. Упомянем о разных посольствах сего времени. Не уверенный ни в союзе Тавриды, ни в мирном расположении Литвы, великий князь тем благосклоннее ответствовал на дружественные предложения молдавского воеводы, Петра, который (в 1533 году) писал к нему, чтобы он, будучи в перемирии с королем Сигизмундом и в дружбе с султаном, берег его от первого или убедил Солимана защитить оружием Молдавию от нападения поляков. Великий князь отправлял не только гонцов, но и важных чиновников к сему Воеводе мужественному, еще опасному для Польши, Литвы и Тавриды соседу.

Новый царь астраханский, Касым, также предлагал тесный союз великому князю; но едва посол его успел доехать до Москвы, черкесы, взяв Астрахань, убили царя и с богатою добычею удалились в горы. Место Касымово заступил Акубек, но также не надолго: в 1534 году уже другой царь астраханский, Абдыл-Рахман, дал на себя клятвенную грамоту Василию в истинном к нему дружестве. – Послы ногайские тогда же находились в Москве единственно для исходатайствования купцам своим дозволения продавать лошадей в России. Но любопытнейшим посольством было индейское, от хана Бабура, одного из Тамерлановых потомков, знаменитого основателя Империи Великих Моголов, о коем мы упоминали и который, будучи изгнан из Хоросана, бежал в Индостан, где мужеством и счастием утвердил свое господство над прекраснейшими землями в мире. Обитав некогда на берегах Каспийского моря, Бабур имел сведение о России: желал, несмотря на отдаление, быть в дружелюбной связи с ее монархом и писал к нему о том с своим чиновником, Хозею Уссеином, предлагая, чтобы послы и купцы свободно ездили из Индии в Москву, а из Москвы в Индию. Великий князь принял Уссеина милостиво; ответствовал Бабуру, что рад видеть его подданных в России и не мешает своим ездить в Индию, но – как сказано в летописи – не приказывал к нему о братстве, ибо не знал, что он, самодержец или только урядник Индейского Царства?

После войны Казанской Россия наслаждалась спокойствием. Были только слухи о неприятельских замыслах крымцев. Сафа-Гирей, изгнанный из Казани, дышал ненавистию, злобою и всячески убеждал хана, дядю своего, ко впадению в московские пределы. Наконец – когда великий князь по своему обыкновению готовился ехать с двором на любимую охоту в Волок Ламский, чтобы провести там всю осень – узнали в Москве (14 августа), что войско ханское идет к Рязани. Сам царевич Ислам, тогдашний Калга, уведомил о сем великого князя, слагая всю вину на Сафа-Гирея; однако ж шел вместе с ним, будто бы склоняя его к миру. Увеличенные рассказы о силе неприятеля испугали двор, так что государь, немедленно послав воевод к берегам Оки и вслед за ними сам 15 августа выехав в Коломну, велел боярам московским изготовиться к осаде, а жителям с их имением перевозиться в Кремль. На пути встретились ему гонцы из Рязани от наместника, князя Андрея Ростовского, с вестию, что Ислам и Сафа-Гирей выжгли посады рязанские, но что город будет крепким щитом Москвы, если разбойники захотят осаждать его. Василий в тот же час отрядил легкую конницу за Оку добывать языков. Смелый воевода, князь Димитрий Палецкий, нашел толпы хищников близ Зарайска; разбил их и взял многих пленников. Другой воевода, князь Оболенский-Телепнев Овчина, с московскими дворянами гнал и потопил стражу неприятельскую в Осетре, но, в горячности наскакав на главную силу царевичей, спасся только необычайным мужеством. Ожидая за ними великого князя со всеми полками, татары ушли в степи. Война кончилась в пять дней; но мы не могли отбить своих пленников, уведенных неприятелем в улусы. Многолюдные села рязанские снова опустели, и хан Саип-Гирей хвалился, что Россия лишилась тогда не менее ста тысяч людей. «Царевичи, – писал он к Василию, – сделали по-своему, а не по-моему; я велел им воевать Литву: они воевали Россию. Но упрекай себя. Князья говорят мне: что дает нам дружба с Москвою? По соболю в год. А рать? Тысячи. Я не умел ничего ответствовать им. Избирай любое: хочешь ли мира и союза? Да будут дары твои по крайней мере в цену трех или четырех сот пленников». Он требовал от великого князя денег, ловчих птиц, хлебника и повара. Калга Ислам уверял Василия, как названого отца, в непременном дружестве; а Сафа-Гирей писал к нему с такими угрозами: «Я был некогда тебе сыном; но ты не захотел моей любви – и сколько бедствий пало на твою голову? Видишь землю свою в пепле и в разорении. Еще снова можешь сделаться нам другом, или не престанем воевать, пока здравствуют дяди мои, царь и Калга; где узнаю врага твоего, соединюсь с ним на тебя и довершу месть ужасную. Ведай!» Сии грамоты были отданы чиновникам великокняжеским декабря 1: Государь уже находился при последнем издыхании.

Летописцы говорят, что странное небесное знамение еще 24 августа 1533 г. предвестило смерть Василиеву; что в первом часу дня круг солнца казался вверху будто бы срезанным; что оно мало-помалу темнело среди ясного неба и что многие люди, смотря на то с ужасом, ожидали какой-нибудь великой государственной перемены. Василий имел 54 года от рождения; бодрствовал духом и телом; не чувствовал дотоле никаких припадков старости; не знал болезней; любил всегда деятельность и движение. Радуясь изгнанию неприятеля, он с супругою и детьми праздновал 25 сентября, день Св. Сергия, в Троицкой Лавре; поехал на охоту в Волок Ламский и в своем селе Озерецком занемог таким недугом, который сперва нимало не казался опасным. На сгибе левого стегна явилась болячка с булавочную головку, без верха и гноя, но мучительная. Великий князь с нуждою доехал до Волока; однако ж был на пиру у дворецкого, Ивана Юрьевича Шигоны, а на другой день ходил в мыльню и обедал с боярами. Время стояло прекрасное для охоты: государь выехал с собаками; но от сильной боли возвратился с поля в село Колпь и лег в постелю. Немедленно призвали Михаила Глинского и двух немецких медиков, Николая Люева и Феофила. Лекарства употреблялись русские: мука с медом, печеный лук, масть, горшки и семенники. Сделалось воспаление: гной шел целыми тазами из чирья. Боярские дети перенесли государя в Волок Ламский. Он перестал есть; чувствовал тягость в груди и, скрывая опасность не от себя, но единственно от других, послал стряпчего Мансурова с дьяком Путятиным в Москву за духовными грамотами своего отца и деда, не велев им сказывать того ни великой княгине, ни митрополиту, ни боярам. С ним находились в Волоке, кроме брата, Андрея Иоанновича, и Глинского, князья Бельский, Шуйский, Кубенский: никто из них не знал сей печальной тайны, кроме дворецкого Шигоны. Другой брат Василиев, Юрий Иоаннович, спешил к нему из Дмитрова: великий князь отпустил его с утешением, что надеется скоро выздороветь; приказал везти себя в Москву шагом, в санях, на постеле; заехал в Иосифову обитель, лежал в церкви на одре, и когда диакон читал молитву о здравии государя, все упали на колени и рыдали: игумен, бояре, народ. Василий желал въехать в Москву скрытно, чтобы иноземные послы, там бывшие, не видали его в слабости, в изнеможении; остановился в Воробьеве, принял митрополита, епископов, бояр, воинских чиновников, и только один показывал твердость: Духовные и миряне, знатные и простые граждане обливались слезами. Навели мост на реке, просекая тонкий лед. Едва сани государевы взъехали, сей мост обломился: лошади упали в воду, но боярские дети, обрезав гужи, удержали сани на руках. Великий князь запретил наказывать строителей. Внесенный в кремлевские постельные хоромы, он созвал бояр, князей Ивана и Василия Шуйских, Михайла Юрьевича Захарьина, Михаила Семеновича Воронцова, Тучкова, Глинского, казначея Головина, дворецкого Шигону и велел при них дьякам своим писать новую духовную грамоту, уничтожив прежнюю, сочиненную им во время Митрополита Варлаама; объявил трехлетнего сына, Иоанна, наследником государства под опекою матери и бояр до пятнадцати лет его возраста; назначил удел меньшему сыну; устроил державу и церковь; не забыл ничего, как сказано в летописях: но, к сожалению, сия важная хартия утратилась, и мы не знаем ее любопытных подробностей.


Неизвестный художник. Василий III благословляет перед кончиной сына своего Ивана IV. XIX в.


Желая утвердить душу свою в сии торжественные минуты, государь тайно причастился. Быв дотоле на одре недвижим, он с легкою помощию боярина Захарьина встал, принял Святые Дары с верою, любовию и слезами умиления; лег снова и хотел видеть митрополита, братьев, всех бояр, которые, узнав о недуге его, съехались из деревень в столицу; сказал им, что поручает юного Иоанна Богу, Деве Марии, Святым Угодникам и митрополиту; что дает ему государство, наследие великого отца своего; что надеется на совесть и честь братьев, Юрия и Андрея; что они, исполняя крестные обеты, должны служить племяннику усердно в делах земских и ратных, да будет тишина в Московской Державе и да высится рука христиан над неверными. Отпустив Митрополита и братьев, так говорил боярам: «Ведаете, что державство наше идет от великого князя Киевского, святого Владимира; что мы природные вам государи, а вы наши извечные бояре. Служите сыну моему, как мне служили: блюдите крепко, да царствует над землею; да будет в ней правда! Не оставьте моих племянников, князей Бельских; не оставьте Михаила Глинского: он мне ближний по великой княгине. Стойте все заедино как братья, ревностные ко благу отечества! А вы, любезные племянники, усердствуйте нашему юному государю в правлении и в войнах; а ты, князь Михаил, за моего сына Иоанна и за жену мою Елену должен охотно пролить всю кровь свою и дать тело свое на раздробление!»

Василий изнемогал более и более. Выслав всех, кроме Глинского, Захарьина, ближних детей боярских и двух врачей, Люева и Феофила, он требовал, чтобы ему впустили в рану чего-нибудь крепкого: ибо она гнила и смердела. Захарьин утешал его вероятностию скорого выздоровления. Великий князь сказал немцу Люеву: «Друг и брат! Ты добровольно пришел ко мне из земли своей и видел, как я любил тебя и жаловал: можешь ли исцелить меня?» Люев ответствовал: «Государь! Слышав о твоей милости и ласке к добрым иноземцам, я оставил отца и мать, чтобы служить тебе; благодеяний твоих не могу исчислить; но, государь! не умею воскрешать мертвых: я не Бог!» Тут великий князь обратился к детям боярским и молвил с улыбкою: «Друзья! Слышите, что я уже не ваш!» Они горько заплакали; не хотели растрогать его, вышли вон и пали на землю, как мертвые. Он забылся на несколько минут; открыл глаза и громко произнес: «Да исполнится воля Божия! Буди имя Господне благословенно отныне и до века».

Сие было 3 декабря 1533 г. Игумен Троицкий, Иоасаф, тихо приближился к одру болящего. Василий сказал ему: «Отче! Молись за государство, за моего сына и за бедную мать его! У вас я крестил Иоанна, отдал угоднику Сергию, клал на гроб Святого, поручил вам особенно: молитесь о младенце государе!» Он не велел Иоасафу выезжать из Москвы и, пользуясь слабыми остатками жизни, еще призвал думных бояр: Шуйских, Воронцова, Тучкова, Глинского, Шигону, Головина и дьяков; беседовал с ними от третьего до седьмого часа о новом правлении, о сношениях бояр с великою княгинею Еленою во всех важных делах, изъявляя удивительную твердость, хладнокровие и заботливость о судьбе оставляемой им державы. Пришли братья и неотступно молили его, чтобы он подкрепил свои силы пищею; но Василий не мог есть и сказал: «Смерть предо мною; желаю благословить сына, видеть жену, проститься с нею… Нет! Боюсь ее горести; вид мой устрашит младенца». Братья и бояре настояли, чтобы он призвал Елену. Князь Андрей Иоаннович и Михаил Глинский пошли за нею. Государь возложил на себя крест Св. Петра Митрополита и хотел прежде видеть сына. Брат Еленин, князь Иван Глинский, принес его на руках. Держа крест, Василий сказал младенцу: «Буди на тебе милость Божия и на детях твоих! Как Св. Петр благословил сим крестом нашего прародителя, великого князя Иоанна Данииловича, так им благословляю тебя, моего сына». Он просил надзирательницу, боярыню Агриппину, чтобы она неусыпно берегла своего державного питомца и, слыша голос супруги, велел унести Иоанна. Князь Андрей и боярыня Челяднина вели Елену под руки: она страшно вопила и билась об землю в отчаянии. Великий князь утешал ее, говоря: «Мне лучше; не чувствую никакой боли», – и с нежностию молил успокоиться. Елена наконец ободрилась и спросила: «Кому же поручаешь бедную супругу и детей?» Василий отвечал: «Иоанн будет государем; а тебе, следуя обыкновению наших отцев, я назначил в духовной своей грамоте особенное достояние». Исполняя желание супруги, он велел принести и меньшего сына, Юрия; также благословил его крестом и сказал, что он не забыт в духовной. – Умилительное прощание с Еленою раздирало сердца жалостию: все плакали и стенали. Она не хотела удалиться: Василий приказал вывести ее и, заплатив последнюю дань миру, государству и чувствительности, уже думал только о Боге.

Еще находясь в Волоке, он говорил духовнику своему, протоиерею Алексию, и любимому старцу Мисаилу: «Не предайте меня земле в белой одежде! Не останусь в мире, если и выздоровлю». Отпустив Елену, государь велел Мисаилу принести монашескую ризу и спросил игумена Кирилловской обители, в которой он издавна желал быть постриженным; но сего игумена не было в Москве. Послали за Иоасафом Троицким, за образами Владимирской Богоматери и Св. Николая Гостунского. Духовник Алексий пришел с Запасными Дарами, чтобы дать их Василию в самую минуту кончины. «Будь передо мною, – сказал великий князь, – смотри и не пропусти сего мгновения». Подле духовника стоял стряпчий государев, Феодор Кучецкой, бывший свидетелем Иоанновой смерти. Читали канон на исход души. Василий лежал в усыплении; потом, кликнув ближнего боярина, Михайла Воронцова, обнял его с горячностию; сказал брату Юрию: «Помнишь ли преставление нашего родителя? Я так же умираю», – и требовал немедленного пострижения, одобряемого митрополитом и некоторыми боярами; но князь Андрей Иоаннович, Воронцов и Шигона говорили, что Св. Владимир не хотел быть монахом и называн равноапостольным; что Герой Донской также скончался мирянином, но своими добродетелями без сомнения заслужил Царствие Небесное. Шумели, спорили, а Василий крестился и читал молитвы; уже язык его тупел, взор меркнул, рука упала: он смотрел на образ Богоматери и целовал простыню, с явным нетерпением ожидая священного обряда. Митрополит Даниил взял черную ризу и подал игумену Иоасафу: князь Андрей и Воронцов хотели вырвать ее. Тогда митрополит с гневом произнес ужасные слова: «Не благословляю вас ни в сей век, ни в будущий. Никто не отнимет у меня души его. Добр сосуд сребряный, но лучше позлащенный!» Василий отходил. Спешили кончить обряд. Митрополит, надев епитрахиль на игумена Иоасафа, сам постриг великого князя, переименованного Варлаамом. Второпях забыли мантию для нового инока: Келарь Троицкий Серапион дал свою. Евангелие и Схима Ангельская лежали на груди умирающего. Несколько минут продолжалось безмолвие: Шигона, стоя подле одра, первый воскликнул: «Государь скончался!» и все зарыдали. – Пишут, что лицо Василиево сделалось вдруг светло, что, вместо бывшего несносного запаха от его раны, комната наполнилась благоуханием. Митрополит омыл тело и вытер хлопчатою бумагою.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 | Следующая
  • 2 Оценок: 1

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации