Текст книги "Василий III. История государства Российского"

Кроме зодчих, денежников, литейщиков, находились у нас тогда и другие иноземные художники и ремесленники. Толмач Димитрий Герасимов, будучи в Риме, показывал историку Иовию портрет Великого Князя Василия, писанный без сомнения не русским живописцем. Герберштейн упоминает о немецком слесаре в Москве, женатом на россиянке. Искусства европейские с удивительною легкостию переселялись к нам: ибо Иоанн и Василий, по внушению истинно великого ума, деятельно старались присвоить оные России, не имея ни предрассудков суеверия, ни боязливости, ни упрямства, и мы, послушные воле государей, рано выучились уважать сии плоды гражданского образования, собственность не вер и не языков, а человечества; мы хвалились исключительным православием и любили святыню древних нравов, но в то же время отдавали справедливость разуму, художеству западных европейцев, которые находили в Москве гостеприимство, мирную жизнь, избыток. Одним словом, Россия и в XVI веке следовала правилу: «хорошее от всякого хороню» и никогда не была вторым Китаем в отношении к иноземцам.

А. П. Рябушкин. «Едут!» Народ московский

во время въезда иностранного посольства в Москву в конце XV в. 1901

Язык наш, то есть славянский, был в сие время известен от Каменного Пояса до Адриатического моря, Воспора Фракийского и Нила: им говорили при дворе турецкого и египетского султанов, жены их, ренегаты, мамелюки. Мы имели в переводах сочинения св. Амвросия, Августина, Иеронима, Григория, Историю Римских императоров (вероятно, Светонову), Марка Антония и Клеопатры; но Иовий укоряет нас совершенным невежеством в науках: в философии, астрономии, физике, медицине, сказывая, что мы именуем лекарем всякого, кто знает некоторые целебные свойства растений. Успехи словесности примечались в чистейшем слоге летописей, пастырских духовных посланий, Святых Житий и проч. Старец, архиепископ Ростовский Вассиан, мог назваться Демосфеном сего времени, если истинное красноречие состоит в сильном выражении мыслей и чувств: славное Послание его к Иоанну уже известно читателю. Житие Св. Даниила Переяславского писано не без искусства, умно и приятно. Особенного замечания достойны два Слова: первое о рождении Царя Иоанна, второе похвальное Василию; в том и в другом есть прекрасные места; выпишем некоторые:

«Кто поведает силу Господню и все чудеса Его? Во дни наши совершилось дело Небесной любви, коего примеры видели мы в Ветхом и Новом завете: молитва отверзает ложесна неплодные! Господь милостию утешает людей своих в отчаянии: ибо славный и великий во царях не скудеет в Вере, припадая ко Всевышнему; уже вступает в шестое десятилетие жизни и еще надеется благословить чадо милое, вожделенное не только родителю, но и всей державе христианской: она требует Пастыря для дней будущих. Слышит Господь молитву и долго не исполняет, да более и более разгорается усердием сердце державного. О диво! Монарх оставляет престол и величие, идет с жезлом как бедный странник в обители дальние, смиренный видом и душою: се царские стопы его изображаются на песках дикой пустыни! За ним добродетельная, премудрая царица, ему подобная. Оба исполнены смирения и надежды; оба ведают, что Вера возмогает и надежда не посрамит. И бысть! лобызаем наследника державы!.. Когда бы Всевышний даровал Василию дщерь, и тогда бы сердце родителя возвеселилось, но едино: Господь дарует ему сына, да веселится и блаженствует с ним вся Россия!» – В похвальном слове Василию так описаны дела и свойства его: «Сей государь добре правил хоругвями отечества, твердо укоренного Богом, подобно вековому древу; всегда благословляемый успехом, всегда спасаемый от врагов видимых и невидимых, покорял страны мечом и миром, а в своей наблюдал правду, не усыпая ни умом, ни сердцем; бодрствовал над душами, питал в них добродетель, гнал злобу, да не погрязнет корабль великой державы его в волнах беззакония! Душа царева светилась яко зерцало, блистая в лучах Божественной премудрости. Мы знаем, что государь естеством телесным равен всем людям; но властию не подобен ли Богу Единому? Неприступен во славе земного царствия: но есть вышнее, Небесное, для коего он должен быть приступен и снисходителен к людям. Телу дано око, а миру царь, да промышляет о благе его. Царь истинный царствует над страстями, в венце святого целомудрия, в порфире закона и правды. Таков был великий князь Василий, правитель велеумный, наказатель добродетельный, истинный кормчий, образ благости, столп твердости и терпения; защитник государства, отец вельмож и народа, мудрый соглагольник духовенства; высокий житием на престоле, смиренный сердцем яко в пещере, кроток взором, почтен Божиею благостию; всех любил и любим всеми: ближние и дальние припадали к нему, от Синая и Палестины, от Италии и Антиохии, да узрят лицо его, да услышат слово. Кто опишет его достоинства? Как саламандр, по сказанию богослова, среди огня не сгорает; как светлая река, именуемая Кафос, течет сквозь море и не теряет сладости вод своих: так огнь страстей человеческих, так бурное житейское море не повредило душе Василия: она чистою, благою воспарила от земли на небо. Одним словом, сей великий князь в житии богомудром уподоблялся Димитрию Иоанновичу Донскому». Мы предложили здесь читателю не точные слова, но точные мысли авторов, слова принадлежат веку, а мысли векам.

Неизвестный художник. Господарь Валахии

Влад Цепеш (Дракула). Вторая половина XVI в.

Судя по слогу, можем отнести к сему времени сочинение двух русских сказок: о купце киевском и Дракуле, мутьянском воеводе. В первой описывается мучитель, именем Смиян гордый, владетель неизвестной приморской страны, гибельный для всех плавателей, которые искали там убежища от бурь и не умели отгадать царских загадок: им надлежало отвергнуться Христа или умереть. Сын путешествующего киевлянина Борзосмысл, юный отрок, вдохновенный небесною мудростию, как новый Эдип решит все хитрые задачи Смияна, отсекает ему голову в присутствии народа, садится на трон, проповедует Веру Христову, пленяет граждан, остается у них царем и женится на Смияновой дочери. Вот содержание. Красот пиитических мало, остроумия также; рассказ довольно складен. – Вторая повесть любопытнее. Дракула, хищник Мутьянской, или Волошской Державы (о коем упоминается в Византийской истории Дуки около 1430 года) представлен гонителем всякой неправды, обманов, воровства и свирепым кровопийцею. Никто в земле Волошской не дерзает взять чужого, ни обидеть слабого. Испытывая народ, он поставил золотую чару у колодезя, отдаленного от домов: мимоходящие пили воду и не трогали богатого сосуда. Искоренив злодеев, сей Воевода казнил и за самые легкие вины. Не только жена вероломная, любострастная, но и ленивая, у которой в доме было не чисто или муж не имел хорошего белья, лишалась жизни. На площади, вместо украшений, висели трупы. Однажды пришли к нему два монаха из Венгрии: Дракула желал знать их мысли о себе. «Ты хочешь быть правосудным, – отвечал старейший из них, – но делаешься тираном, наказывая тех, коих должны наказывать единственно Бог и совесть, а не закон гражданский». Другой хвалил тирана, как исполнителя судов Божественных. Велев умертвить первого монаха, Дракула отпустил его товарища с дарами и наконец увенчал свои подвиги сожжением всех бедных, дряхлых, увечных в земле Волошской, рассуждая: «На что жить людям, живущим в тягость себе и другим?» Автор мог бы заключить сию сказку прекрасным нравоучением, но не сделал того, оставляя читателям судить о философии Дракулы, который лечил подданных от злодейства, пороков, слабостей, нищеты и болезней одним лекарством: смертию! – Заметим, что древние русские писцы имели более гордости, нежели писатели: первые почти всегда означали имя свое в конце переписанной ими книги, а вторые почти никогда, укрываясь таким образом от хвалы и критики: знаем творения, не зная творцов. По крайней мере видим, что предки наши занимались не только историческими или богословскими сочинениями, но и романами; любили произведение остроумия и воображения.

В окончании сей статьи предложим некоторые известия из Герберштейновой книги о соседственных с Россиею землях, восточных и северных. Ногайские татары, кочуя близ моря Каспийского, разделялись в Василиево время на три улуса, принадлежащие трем князьям-братьям: Шидаку, Кошуму и Шиг-Мамаю; первый жил в городе Сарайчике на Яике; второй повелевал всею землею между Кумою, Яиком и Волгою; третий господствовал над частию Сибири. В двадцати днях пути от Шидаковых владений, к востоку, обитали юргенские, или хивинские, татары, повинуясь Барак-Солтану, брату соседственного хана Катайского, или Киргиз-Кайсакского, Бебейда. За Вяткою и Пермию жили в лесах Тюменские и шибанские моголы; первых считалось не более десяти тысяч. За Волгою находились еще улусы калмыков: сие имя дано им для того, что они не стригли волос на голове, как другие моголы. Астрахань, знатнейший базар татарский, славилась богатством, а Шамаха, уже подвластная тогда Персии, своими прекрасными шелковыми тканями. На Дону, в двенадцати милях от Азова, был город Ахас (где ныне Старый Черкаск), изобильный плодами, рыбою, дичью, веселый местоположением, окруженный садами природными, богатый всем, что нужно человеку для самой роскошной жизни. Говорили: «Имей только огонь и соль: все прочее найдешь в Ахасе!» – На восточном берегу Черного моря жили авхасы; далее в горах вольные черкесы, не подвластные ни туркам, ни татарам, ужасные разбойники; текущими из гор реками выплывая на лодках в море, они грабили суда купеческие; исповедовали христианскую греческую веру, употребляли в богослужении язык славянский, впрочем, мало думали о законе. Близ устья реки Фазиса, или Риона, показывали остров, где будто бы стоял корабль Язонов.

Описывая наружность татар, Герберштейн сказывает, что они были среднего роста, черноволосые, широколицые, с маленькими, впалыми глазами и что знатнейшие носили длинные плетенки, или косы: в сем изображении еще узнаем истинных моголов, нынешних калмыков и киргизов. Сему же писателю обязаны мы изъяснением достоинств и чинов татарских. Солтанами назывались сыновья ханские, уланами главнейшие по хане сановники, беями князья, их дети мурзами, первосвященники (Магометова рода) сеитами.

Север России был еще предметом баснословия для самых москвитян. Уверяли, что там, на берегах океана, в горах, пылает неугасимый огнь чистилища; что в Лукоморье есть люди, которые ежегодно 27 ноября, в день Св. Георгия, умирают, а 24 апреля оживают снова; что они перед смертию сносят товары свои в одно место, где соседи в течение зимы могут брать оные, за всякую вещь оставляя должную плату и не смея обманывать: ибо мертвецы, воскресая весною, рассчитываются с ними и всегда наказывают бессовестных; что там есть и другие чудесные люди, покрытые звериною шерстью, с собачьими головами, с лицом на груди, с длинными руками, но безногие; есть рыбы человекообразные, но только немые, и проч. Сии басни питали любопытство грубых умов. Однако ж москвитяне уже знали имена всех главных рек Западной Сибири. Они сказывали, что Обь вытекает из озера (Телейского); что за сею рекою и за Иртышом находятся два города, Серпонов и Грустина, коих жители получают жемчуг и драгоценные каменья от черных людей, обитающих близ озера Китая. Мы обязаны были сими сведениями господству великих князей над землею Пермскою и Югорскою. Лапландия также платила нам дань. Дикие жители ее приходили иногда в соседственные российские области, начинали заимствовать некоторые гражданские обыкновения и ласково угощали купцов иноземных, которые привозили к ним вещи, нужные для хозяйства.

Вообще Герберштейново описание России есть важное творение для нашей истории XVI века, хотя и содержит в себе некоторые ошибки.

Приложения
Воспоминания об эпохе Василия III
Из сборника «Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о русском государстве»

Франческо да колло
Доношение о Московии. Relatione sulla moscovia

Престол сего великого господина Василия, императора и государя всея Руси и великого князя находится в городе Московии, окружность которого – три с половиной лиги[3]3
  Трудно точно определить эту меру длины, поскольку протяженность мили заметно разнилась в зависимости от конкретной страны, области или даже города, где эта единица пространственного измерения применялась. Далее в тексте выясняется, что «лига» соответствует 2,5 итальянской мили.


[Закрыть], и который по большей части расположен в болотах, так что значительную часть приходится проходить по деревянным настилам[4]4
  У Ключевского (Ключевский В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве. М., 1916. С. 195–196) читаем: «В дождливое время город был очень грязен, поэтому на площадях и улицах строились кое-где мосты». Если к свидетельству Ключевского добавить сведения Татищева (История российская в семи томах. М.—Л., 1962–1968. Т. VI. С. 118) и учесть, что в Москве существовали многочисленные «пруды, образованные запруженной Неглиной, которые отделяли каменный Кремль от остального города» (Тихомиров М. Н. Россия в XVI столетии. М., 1962. С. 73), то вполне объяснимо впечатление да Колло, что город построен на болотах. Кроме того, не исключено, что под словом «palude» (болото) венецианец подразумевал просто «грязь». Ср. у Тихомирова: «Непролазная грязь отделяла Замоскворечье от города и в других местах, оставив о себе воспоминание в названиях «болото», «за болотом» (Ук. соч. С. 82).


[Закрыть], в коем городе имеется каменный кремль, построенный тому уже лет пятьдесят некоторыми итальянцами, присланными в угоду сему князю сиятельнейшим Лодовико, герцогом Миланским, или построен по образцу Кастелло-Рокка в городе Милане[5]5
  Ключевский называет Московский Кремль «крепостью» (Ук. соч. С. 196), Аннинский переводит как «замок» (см.: Трактат. С. 114). Мы предпочли перевести словом «кремль», поскольку нам кажется, что это лучше соответствует определению миланского «Кастелло Сфорцеско», послужившего в данном случае, хотя бы частично, образцом. Да Колло применяет титул «дука» и к Людовику Сфорца, и к русским князьям, поэтому «дукати» названы их владения. Мы перевели этот титул по-русски как «герцог», когда идет речь о Людовике, и «князь», когда идет речь о русских князьях.


[Закрыть]. Он весьма укреплен и надежен, а внутри его есть дворец, тоже каменный, жилье и местопребывание князя. Там есть также каменная церковь, в коей совершаются богослужения. Во всем государстве, притом, что оно столь обширно, найдется разве что еще одна каменная церковь, да четыре-пять домов [каменных], все теми же итальянцами построенных[6]6
  Церковь, о которой говорится, – Успенский Собор, построенный Аристотелем Фиораванти; однако же Карамзин не допускает, что это была единственная каменная церковь в Москве в 1518 г. (Ук. соч. Т. VII. Прим. 392). И Меховский говорит о трех каменных церквях и о трех каменных домах (палатах) (см.: Трактат о двух Сарматиях. Введение, перевод и комментарий С. А. Аннинского. Л., 1936. С. 114).


[Закрыть]. Есть в этом городе река судоходная, называемая Московия, которая его омывает, как и значительную часть страны, много большей, чем Италия, – от коей получает князь титул великого князя, в отличие от многих других князей, его вассалов, которые находятся под его властью. [Город] имеет стены не каменные, но из дерева, столь хорошо спаянные между собою, что их поистине можно назвать укреплениями[7]7
  Переводим словом «укрепление» итальянское «forte», т. е. fortezza, что значит «крепость», поскольку да Колло говорит о «стенах». Вероятно, венецианец имеет в виду Китай-Город, где после 1535 г. деревянные его стены были заменены каменными (см. Тихомиров М.Н. Ук. соч. С. 74–76).


[Закрыть]; разделен на районы со своими разгородками: так что войти из одного в другой вовсе нелегко для всех[8]8
  Предпочитаем использовать для «contrade» слово «район», поскольку им пользуется и Тихомиров, говоря о Москве конца XVI в. (Ук. соч. С. 68–69). Что касается распоряжения о закрытии ворот и о запрете свободного движения, оно касается лишь ночных часов, даже если да Колло этого не объясняет. То же сведение, с нужным уточнением, находим и у П. Иовия (Ук. соч. С. 187 г). См. также подробные сведения, данные Ключевским (Ук. соч. С. 195 и 218), и Карамзиным (Ук. соч. Т. VII. Столб. 127).


[Закрыть]; и еще того менее разрешено кому бы то ни было переходить из одного города в другой или с одного места на другое без разрешения князя или его служителей. Покидать страну запрещено кому бы то ни было и в особенности чужеземцам, поскольку все выходы строжайше охраняются, и нарушителей подвергают суровейшим наказаниям[9]9
  «Иноземцам с умом и дарованьем легче было въехать в Россию, нежели выехать из нее». (Там же. Столб. 112). Меховский сообщает, что не только холопы и пленные, но и свободные люди и иностранцы не могли покинуть страну без разрешения князя (см. Трактат. С. 115).


[Закрыть]. Чужеземцам из любой страны свободно разрешено въезжать в страну, и, того более – их не только принимают, но и осыпают милостями; князь немедленно повелевает одеть их в лучшие одежды[10]10
  На эту подробность указывает Ключевский: «При поступлении на службу иностранец получал от царя в подарок платье, лошадь и прочее…» (Ук. соч. С. 111).


[Закрыть] и благоустроить их; если это ремесленники, им надлежит заниматься соответственным искусством, если же солдаты – эти особенно дороги; итальянцев же прежде всех уважают и любят. Нет здесь никакого писаного закона, но князь старательно следует собственным обычаям. Его воля, однако, единственно почитается за закон, и настолько ему все подчинены, что, если он прикажет кому пойти и повеситься, бедняга не усомнится немедленно подвергнуть себя таковому наказанию. Не видно ни у кого и такой смелости, чтобы кто-то решился сказать – это имущество мое; но говорит – по милости великого государя приобрел я сие имущество. И, если сказать правду, все имущество, не только общественное, но и частное, каково бы оно ни было, – принадлежит сему князю, и он сегодня дает одному и отнимает от другого завтра и крайне часто в одно мгновение возвышает одного до самых высших степеней и положения и опускает другого до самого низа и нищенских условий. И тот, кто низложен или от коего отнято что-то, не только не жалуется или печалится, но, простершись ниц, бьет челом о землю и возносит хвалу государю, что тот его низложил или же отнял у него то имущество, коим он владел столько времени по его милости[11]11
  Этот отрывок об отсутствии написанных законов и о воле великого князя, действующей как закон, а также два примера поведения подданных по отношению к княжеским приказаниям были приведены Карамзиным (Ук. соч. Прим. 384 к VII тому). В подтверждение рассказанного да Колло описывает эпизод, имевший место во время путешествия, на который указывается и в ТМ. От Смоленска до Драгобужи польский конвой плыл на лодке, а лошади велись по земле. В какой-то деревне двое из русских, ведших лошадей, поспорили с местными жителями, но, как утверждает да Колло, без каких-либо последствий.


[Закрыть]. Дела духовные отправляются и для князя, и для народа его епископами, священниками и монахами согласно порядку и обряду греческому; высшее священство избирается князем, рукоположение же и воздвижение в сан принимают от патриарха Константинопольского, или же от его наместников в этой стране[12]12
  Об этом же см.: Меховский. Трактат. С. 114.


[Закрыть]. Отказываются подчиняться папе Римскому, не потому, что не почитают его за Наместника Христова и преемника Петра, но потому – говорят – что отклонился от порядка Христова и обычаев Петра.

Сей князь весьма силен, даже всемогущественен благодаря деньгам, серебру и золоту, ибо постоянно накопляет и мало тратит на войны и охрану своих городов, так как получает ежегодную дань из областей, – о которых затем будет идти речь – в огромных размерах, но не в золоте, или серебре, или деньгами, кои во многих областях неизвестны, но шкурами таких зверей, как соболи, куницы, снежные барсы, волки, горностаи, барсуки, собаки, и других животных разных видов[13]13
  Это же сведение о плате дани в мехах встречаем у Меховского (Трактат. С. 1). Из перечисленных зверей и животных да Колло возбуждает некоторое недоумение лишь «пардо» т. е. леопард. Думается, что да Колло имел в виду снежного барса (irbis), в то время распространенного в районе Южного Урала. «Доссо» в итальянском тексте, вероятнее всего, ошибочно переписано «тассо» – барсук. Для lupo cerviero – рысь, см. ниже примечание 14.


[Закрыть], медом и воском; равным образом получает не только десятину злаками и плодами земли, но такую часть, сколько он хочет и сколько ему нравится, ибо не позволено противиться его воле. Цена этих шкур велика, есть соболи, которые стоят по сто дукатов за штуку[14]14
  И это сведение да Колло воспроизводится Карамзиным (Ук. соч. Т. VII. Столб 123).


[Закрыть] и которых очень ценят в особенности поляки, литовцы, самогиты, масовиты, богемы, слезы, молдавы, моравы, венгры, валахи и турки, прусы, ливоны, шведы, даны, англичане, немцы, французы, испанцы, итальянцы и, наконец, все народы, где дает себя знать холод. Из этих народов некоторые приобретают их за деньги, прочие – обменивая другие свои вещи и товары, как делают в особенности граничащие с Балтийским морем, которые доставляют на рынки в город – столицу Ливонии, на берегу реки Двины – бархат, камку, атлас и другие подобные ткани, а московиты привозят соболей и другие меха, приезжают со знаками и даже с толмачами для обмена товарами[15]15
  Более подробное описание этой ярмарки на берегу Двины находим в ТМ: москвичи стояли на берегу, иностранные купцы были в лодках, а когда река замерзала, стояли на льду. Каждая сторона выставляла свои товары, переговоры велись знаками, кивком головы – да или нет. Купля-продажа производилась иногда наличными деньгами, иногда обменом товарами.


[Закрыть]. Князь в этих делах более чем ловкий, имея свои места и постоянных представителей, которые настойчиво занимаются этой торговлей. Я уже сказал, что некоторые народы доставляют в качестве дани шкуры собак, ибо поистине есть собаки такой белизны и со шкурой столь блестящей и длинной, что сии меха выделяются красотой и ценностью большими, чем меха рысей[16]16
  Из описания шерсти этих собак, «блестящей, длинной и очень белой», можно предполагать, что идет речь о песцах (по латыни canis logopus). Пользуясь переводчиком, да Колло, вероятно, понял «собака», исходя из слова «песец», понимаемого как «пес». Карамзин, наоборот, говорит, что речь идет о волках, хотя правильно отождествляет lupo cerviero с рысью (Ук. соч. Прил. 387 к VII тому). При всем том, что сибирский волк может иметь шерсть белую и красивую, она, однако же, не бывает такой белой и блестящей, как описывает да Колло шерсть этих «собак», т. е. песцов.


[Закрыть]. Другие же собаки столь велики и сильны, что их обучают волочить повозки или сани, особенно в горах, где охотятся на соболей – таким образом, что охотники и лучники, которые их преследуют на этих санях по снегу, поднимаются до самых вершин гор и с такой ловкостью, что удобно ранят соболей только в носовые дырки, так как иначе испортился бы мех[17]17
  Далее в тексте мы узнаем, что этот рассказ о ловкости охотников касается жителей Урала и вообще Югры. Ключевский ссылается на свидетельство Самуэля Коллинса (сто лет спустя), который рассказывает об охоте с собаками, запряженными в сани (Ук. соч. С. 167–168). Герберштейн также говорит о ловкости местных охотников, умеющих простреливать зверям ноздри, чтобы не портить мех, но он имеет в виду лапландцев (см.: Comentari della Moscovia. С. 72)


[Закрыть]. Меда же и воска великое изобилие; из меда приготовляется особый напиток, под названием медовуха, каковой используется в качестве пития всем благородным населением страны. Смею сказать, что видел леса в сто и более миль, полные пчел, которые сами по себе, без помощи людей, производят мед[18]18
  О богатстве русских лесов, в которых жили дикие пчелы, дающие мед, сообщает и М. Н. Тихомиров (см.: Тихомиров М. Н. Средневековая Россия на международных путях. М., 1966. С. 59).


[Закрыть]. Этот мед, смешанный с разными фруктами и ягодами, особенно с земляникой – которая в огромном количестве и в больших размерах произрастает – делает описываемый напиток столь приятным этим людям, что – как они говорят – он ни с чем не сравним; они почитают его столь приятным, что никогда не насыщаются вполне, и более того – пьют его без всякой другой пищи, до полного опьянения. Но пить его дозволяется отнюдь не всем; более того – это запрещается всем, кроме как служителям князя, каковые, по приказанию его светлости, продают его и от сего извлекают великую прибыль[19]19
  Внимательно наблюдающий за всем да Колло уже отметил присутствие медовухи во время путешествия к Москве. Сведения о запрете, наложенном на свободную продажу медовухи и других алкогольных напитков, находим и у Меховского (Трактат. С. 114). Под разрешением торговать подразумевается, вероятно, казенная монополия. Ключевский пишет, что в XVII веке «питейная продажа была едва ли не самою выгодною монополию казны» (Ук. соч. С. 151). Судя по сведениям да Колло, такое положение характерно уже для начала XVI века.


[Закрыть]. Что же касается рыб, сия страна имеет их в большом количестве и таких размеров и столь доброго качества, что я не видал и не пробовал ничего подобного ни в какой другой стране. Из костей же и зубов сих рыб производят наручия для оружия, украшения для седел, шахматы и иные изделия, каковые кажутся сделанными из натурального эбена. Имеют сии страны зерна и фуража безмерно, несмотря на то, что земля покрыта снегом почти девять месяцев в году, и вследствие столь долгого снежного периода почти все парнокопытные звери и животные – и в особенности зайцы, лисы, медведи и птицы – все белые, как снег.

Ф. Г. Солнцев. Вооружение русского пешего воина XVI в.

Альбом «Одежды Русского государства». 1869

Сей князь может поставить под ружье около 400 тысяч конников[20]20
  Трудно что-либо сказать об этой цифре. У Меховского указано намного меньше – около 200 000 (см.: Трактат. С. 112–113). Иовий (Ук. соч. С. 137) дает цифру 150 000, т. е. ближе к Меховскому, информаторами которого были военнопленные. Возможно, преувеличение да Колло основано на ложных сведениях, данных ему его русскими собеседниками, которые хотели представить свое государство более мощным, чем оно было на самом деле (см.: Ключевский. Ук. соч. С. 81–82).


[Закрыть], по большей части лучников, а также других – копьеносцев и владеющих саблями, при весьма малых расходах, ибо они воюют не по найму, но из любви, уважения, страха и подчинения, и обильное питание является для них единственной наградой. За два алтына можно получить большой мешок с зерном, а алтын равен примерно шести венецианским сольдо[21]21
  Сольдо был самой мелкой монетой в Венеции, один же золотой дукат равнялся 125 сольдо.


[Закрыть]. Из-за великого изобилия зерна имеется здесь и великое изобилие пива – широко распространенный напиток в этой стране, который производится из зерна. Есть здесь и великое изобилие мяса вследствие большого числа волов; самая же большая цена, что платят за лучшего вола, не превышает золотого дуката[22]22
  «Золотой монеты в Московском государстве не чеканили, но в обращении было много иностранных золотых монет, и их цена колебалась» (см.: Ключевский. Ук. соч. С. 274, 277). Приблизительная цена, установленная да Колло, который сравнивает стоимость мешка зерна и вола, кажется убедительной.


[Закрыть].

Изобилуют здесь также и молочные продукты, птицы дикие и домашние, и звери лесные, кои при столь большом количестве практически ничего не стоят.

Платою же за доблесть воинов служат одежды из различного качества материй шелковых и суконных, коими изобилует князь, получая их из разных концов страны; и смею сказать, что только в Москове видал более 200 тысяч камзолов, шитых золотом и из шелка, и камлотовых, по цене более низкой, подбитых куньим мехом или барсуком; они хранятся во множестве хранилищ мехов, качество коих [мехов] выше описано, и кои [хранилища] занимают главную улицу, длиннее, чем от Риальто до Сан Марко[23]23
  После да Колло несколько путешественников отмечают роскошную одежду, принадлежащую казне, и говорят об обычае одалживать ее дворянам и их свите по большим праздникам (см. Ключевский. Ук. соч. С. 45, 54, 149–150). Возможно, да Колло преувеличивает цифру в 200 000, но, так или иначе, интересно его замечание о многочисленности государственных кладовых на значительном расстоянии, как от моста Риальто до площади Сан-Марко в Венеции.


[Закрыть]. Хочу отметить, что всякий раз, когда нас приглашали к князю и когда приходилось идти к его светлости, мы видели с одной стороны улицы от нашего жилища вплоть до Кремля – местопребывания сего князя, на расстоянии с пол-лиги – что составляет две с половиной итальянских мили – людей, одетых в одежды, полученные из казны, числом более 40 тысяч, расположенных в знак уважения; а когда приходилось возвращаться домой в ночное время, стояли зажженные лучины вышиной около шага по обеим сторонам улицы в двух шагах друг от друга, и они создавали такое освещение, как если бы было полуденное солнце[24]24
  Этот отрывок об иллюминации был переведен и объяснен Карамзиным (Ук. соч. Прим. 356. Т. VII).


[Закрыть]. Что же до прокормления нашего и нашего окружения, мы не израсходовали ровно ничего, ибо князь не терпел – более того, прямо запрещал – чтобы нам что-либо продавали; но с его двора нам посылались каждый день продукты разного рода и в таком количестве, что достало бы и двумстам персонам, так что приходилось питать ими прохожих, и ближних, и бедных, что мы и делали как по приезде, так и во время проживания там и возвращения через всю страну; и сии продукты обычно были дикие петухи, куропатки, фазаны, журавли, лебеди, дикие утки, зайцы и другие животные[25]25
  Ключевский тоже рассказывает, что «по обычаям московского двора, иноземные посольства освобождались от всяких путевых издержек с самого вступления на почву Московского государства», и уточняет, в чем состоят эти «провизии» (Ук. соч. С. 42, 51–52). Рассказ да Колло показывает обилие провизии и подтверждает обычай посылать иностранным делегациям уже готовую еду с княжеской кухни, о чем пишет, между прочим, и Ключевский (там же).


[Закрыть].

Обложка «Трактата о двух Сарматиях»

Матвея Меховского. 1517

Имеет сей князь под господством и полною властью своею одну и другую Русь целиком, то есть Черную и Белую, кои суть царства громаднейшие. Черная, которая именуется Русью Королевской, почти непрерывно ведет войну против Южной Ливонии и весьма часто ведет сражения на замерзшем море. Белая же Русь ведет войну против Ливонии Северной и весьма часто сражается в северном Ливонском море, иногда же на озере Пейбус (Чудское оз.), замерзающем со стороны сей Белой Руси. И одна, и другая Русь вместе ведут войну против короля Польского и великого герцога Литовского и против самогитов, прусов и курляндцев. Помимо сих двух Русей и княжества Московского, названный князь имеет под собою княжество Володимерское, княжество Смоленское с областью Смоленскою, приобретенною с недавнего времени и отторгнутою от короля Польского и Великого княжества Литовского, и коя была причиною стольких столкновений между московитами и поляками, а также литовцами, и стольких сражений[26]26
  Как видно из картины, описанной да Колло, Московское княжество отделено от Белой и Черной Руси. Но у него границы указаны довольно неясно. Кроме того, да Колло еще путает и дает неточно некоторые термины. Белую Русь он называет также Великой (в ней истоки Днепра – ТДП. С. 42). И в ТМ читаем, что княжеский престол – в Великой Руси. Иными словами, да Колло отождествляет Московию с Белой и Великой Русью. Но ведь так же считали и П. Иовий (Ук. соч. С. 188), и А. Кампензе (Ук. соч. С. 127). В дальнейшем в европейской историографии все чаще использовался лишь термин Московия.


[Закрыть]. Держит под собою также царство Псковское, где главный город того же имени, который разделяется двумя большими реками, его омывающими, Волгой и Окой[27]27
  В тексте название Plescovia одинаково для города и для области. Здесь явная ошибка, вызванная тем фактом, что так же, как около Нижнего Новгорода происходит слияние Волги с Окой, так и у Пскова соединяются тоже две реки – Пскова и Великая.


[Закрыть]; княжество Тверское[28]28
  В итальянском тексте ottiseris для Твери; у П. Иовия встречаем в форме Ottisserie (Ук. соч. С. 134v).


[Закрыть], княжество Югорское, область Сибирь, царство Новгородское, коего главный город того же имени омывается важной рекой Волгой, вышеназванной и известной, с которой сливается в конце города другая река, именуемая Окой, которая теряет имя[29]29
  Поскольку несколько ниже да Колло говорит о «царстве Нижегородском», несомненно, здесь речь идет о Новгороде Великом, и в таком случае очевидна ошибка, касающаяся Волги и Оки. Но это не должно нас удивлять, потому что путаница «Волхов-Волга», а также «Волга-Волок» была более чем оправдана для западного уха. В случае с Новгородом такая путаница усугублялась фактом существования одного и того же наименования для двух разных городов. В ТМ читаем, что Новгород – огромное царство и город, который омывает река Волга; видимо, это относится к Волхову. Нет никаких намеков на Оку, которая упоминается и в ТМ в заметке о Нижнем Новгороде.


[Закрыть]; княжество Пермское, очень большая область; княжество Вятское[30]30
  Vatia, затем Vitka и Viatha – речь идет все время о Вятке; вариации зависят от того, как да Колло слышит название. Ниже да Колло еще раз повторяет название княжества – Вятское (на этот раз правильно).


[Закрыть], Болгарское, царство Нижненовогородское, каковое имеет главным городом город того же названия, в окружности семь лиг; область Черенигова, некогда царство; княжество Рязанское, то есть Резенсон, выше коего имеется большое стечение воды – о чем писал тот самый Краковский доктор в Трактате о двух Сарматиях – и отсюда берет начало река Танай, которая отделяет Азию от Европы, что на самом деле не так и противоречит истине, как будет сказано; княжества Вятское, Волоцкое, Ржевское, Вельское[31]31
  По итальянскому оригиналу трудно определить эти три княжества – Волоцкое, Ржевское и Вельское. Наш перевод обусловлен тем, что они следуют в том же порядке в списке великокняжеских титулов у Карамзина и у П. Иовия.


[Закрыть], Устюжское, Ростовское[32]32
  Трудно идентифицировать и княжество «Ростовское» (по-итальянски Rusonese, а в ТМ Rusomense). Но у Карамзина после «Бельский» и перед «Ярославский» встречаем «Ростовский». Устюг не числится между титулами великого князя, и поэтому его нет у Карамзина.


[Закрыть], Ярославское, Белозерское[33]33
  Belosonia – в итальянском тексте ошибочное написание (п вместо г). Подтверждением, что речь, несомненно, идет о Белоозере, является то, что у Карамзина после «Ярославский» идет «Белозерский».


[Закрыть], Обдорское[34]34
  У Карамзина после «Белозерский» идет «Идорский» и потом – «Обдорский». В ТДП отсутствует «Идорский», который, напротив, встречается в ТМ. Таким образом, исчезает последнее недоумение в значении Oldgriense. Видимо, буква «б» (Ь) прочитана Латино или даже записана самим Франческо как «л» (1).


[Закрыть], Хмельское[35]35
  Под вопросом остается Comalense. Тут ни Карамзин, ни Иовий не могут нам помочь, и следует обратиться к Меховскому. Он говорит именно о княжествах Холмском, Зубцовском и Клинском (Трактат. С. 122–123). Мы предполагаем, что Comalense соответствует Хмельскому. Аннинский тоже поясняет, что Холмский – это Хмельский.


[Закрыть], Клинское, Зубцовское, Тверское[36]36
  «Тверь» уже появлялась как Othseria, теперь мы встречаем наименование «Туворда». У Кампензе находим «Тиверда» (Ук. соч. С. 127).


[Закрыть], Суздальское, Биармия, некогда громаднейшее царство, граничащее с областью Скризинской[37]37
  Sripsinia (правильно: Скрисиния) – древнее наименование северо-восточной Швеции, которая граничила с государством великого князя, как несколько раз подчеркивает да Колло.


[Закрыть] и другими княжествами, близкими ему, опустошенными частыми набегами татар; на границах коих – все они, подданные императора [хана] полевых татар[38]38
  Итальянский термин castricampi (прилагательное от castrum campi, т. е. «полевые палатки») соответствует полностью русскому термину «полевые», «кочевые» или «степные» (татары). На уже упомянутой карте Вальдзеемюллера (см. с. 17 Введения) в степи между Доном и Днепром указано Campestria Tartar (т. е. татары степные). Иовий, который основывается на сведениях, сообщенных Д. Герасимовым, объясняет, что татары пользуются в качестве домов телегами, покрытыми кожей (Ук. соч. С. 188). То же указание находим на карте Московии Г. В. Аньезе (1550), которая срисована с другой, приписываемой Д. Герасимову (1525), или, во всяком случае, сделанной по его наставлениям (см.: Багров Л. Ук. соч. С. 40). На уровне средней Волги там можно прочесть Tartan castricampi, со следующим кратким пояснением: «Все эти северные татары не располагают постоянными жилищами, кроме тех, что они возят с собой, – телеги, покрытые кожей, вместо домов». Поскольку у Меховского не встречается прилагательное castri campi, можно предположить, что да Колло перенял его у Вальдзеемюллера или читал Иовия, а возможно, и имел доступ к карте Г. В. Аньезе. В этом случае отсутствие автографа не дает возможности установить, существует ли соответственное слово уже в заметках или оно появилось позже.


[Закрыть] – имеется область Устюг[39]39
  В итальянском переводе трактата Меховского Historia delle due Sarmatie (с. 121–122) встречаем Usczuga рядом с Usczuch (вероятно, так было и в латинском оригинале). Оба названия встречаются и у да Колло, кроме разницы в буквах (d вместо g – как читается в итальянском тексте). Более чем естественно предположить, что эти два названия казались ему двумя разными городами.


[Закрыть], весьма обширная и некогда царство; помимо того, Вятка, обширнейшая область и некогда царство[40]40
  Вятка вошла довольно поздно, в конце XV в., в состав Московского княжества. До тех пор она сохраняла свою независимость. Вероятно, да Колло имеет в виду именно эту долгую независимость, когда называет эту «область» царством.


[Закрыть] на границе с татарами ногайскими – все эти под владычеством сего светлейшего князя. Помимо того, под его господством Вогульская область в самой Татарии, взятая из рук татар предшествовавшими князьями московскими[41]41
  Valudchzta у да Колло очень напоминает Vauldizka у Меховского (Ук. соч. С. 121). Кроме того, порядок перечисления у да Колло тот же, что и у Меховского: Устюг, Вятка, Вогульская земля (у да Колло отсутствует здесь Пермь, которую встречаем у Меховского). Любопытно также указание, что эта область находится в Татарии (другое наименование Азиатской Скифии) – области, простирающейся за Танаем. Сведение довольно точное.


[Закрыть]. Есть и область Тверская, в коей город того же имени с кремлем, называемым Творд, который окружен прежде названной рекой Волгой[42]42
  Да Колло в третий раз называет Тверь, но каждый раз называет по-новому: Atheseria, Tuvarda (см. прим. 26 и 34), а теперь – область «Таурска». У Меховского (Ук. соч. С. 122) находим «Тдоверчска» и «Таверд». Поэтому можно предположить, что да Колло списал у него, не отдавая себе отчета, что речь идет о том же самом городе, уже названном им.


[Закрыть]. Владеет еще сей князь областью Казанской, названной Ордой, взятой из рук императора татар Казани, за какую сии татары, даже будучи магометанами, выплачивают ежегодно дань вышеназванному светлейшему князю, служа ему на войне 30 тысячами коней, со всей верностью[43]43
  Сведение, что казанская земля дает 30 000 воинов, что ее жители татары – магометане, имеется у Меховского (Ук. соч. С. 113, 116).


[Закрыть]. В сей области имеется один единственный кремль, называемый Казанский, который омывается рекой Волгой. И еще обладает сей князь двумя обширнейшими областями на Севере – Югра и Карелия, – кои покрыты высочайшими горами и имеют обширнейшие поля, долины и леса и простираются вплоть до Ледовитого моря[44]44
  Данные, касающиеся Югры и Карелии, ее гор, лесов и долин, которые простираются до Ледяного моря, а также сообщения о жителях, об их языческих обычаях и примитивных нравах встречаются и у Меховского (Ук. соч. С. 129–130). В противовес Меховскому, который полемизирует с теми, кто утверждает, будто это высокие горы, да Колло рассказывает о высочайших горах, думая, наверное, о Рифее.


[Закрыть]; обитаемы они людьми совершенно чуждыми всякой чистоты, человечности и обхождения, которые являют лишь полное подчинение и приносят годовую дань вышеназванному князю собольими шкурами, шкурами снежных барсов, рысей и других подобных животных, медом и воском – всего этого у них в изобилии имеется, и не знают они употребления ни золота, ни какого иного металла; не имеют кровли, ни какого жилища, кроме лесов и хижин из ветвей и листьев; не умеют ни пахать, ни сеять, не знают хлеба; питаются мясом диких зверей, убитых на охоте, в шкуры которых одеваются, сшитые беспорядочно и кое-как; поклоняются Солнцу, Венере, почитают Рощи и Змей как нечто священное и считают, что таковая их жизнь блаженна и что не существует более блаженной жизни[45]45
  Сообщение о первобытных нравах жителей касается, по всей вероятности, лапландцев, об отсталости которых пишет и Иовий (Ук. соч. С. 133).


[Закрыть]. Имеются в этой области разные горы огромнейшей высоты, среди которых чаще всего называют – она же самая высокая – Югорскую[46]46
  Да Колло неоднократно называет самую высокую гору на Рифее «Югориска» (lugoriska), что, несомненно, представляет собой искаженное написание или понимание прилагательного «югорская», «югорские», относящегося к таким словам, как «гора», «камни», «горы», как привычно называли Урал вплоть до XVI в.


[Закрыть], которая среди Рифея признается самой высокой, так что, хотя она и легко доступна, невозможно добраться до ее вершины иначе, как в четыре дня и четыре ночи; и – насколько мне говорили и заверяли люди, достойные доверия, в особенности маэстро Николай Любчанин[47]47
  Да Колло называет Nicola Lubacense, т. е. Николая Любчанина. Это врач, который присутствовал при кончине Василия III в 1533 г., а до того вел полемику с Максимом Греком по богословским и другим вопросам. См.: Майков Л. Н. Летопись. С. 134. Личности Булева и его полемике с Максимом Греком уделяет значительное место Н. В. Синицына в уже цитированной книге «Максим Грек в России». См. также: Буланин Д. М. Переводы и послания Максима Грека. Л. 1984; Лурье Я. С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV – начала XVI в. М.—Л., 1960; Зимин А. А. Доктор Николай Булев – публицист и ученый-медик. В кн.: Исследования и материалы по древнерусской литературе. М., 1961. Очень странно, что беседовать с венецианским послом и сообщать ему нужные сведения Василий III назначил иностранца – т. е. Николая Булева, даже если не только он выступал в этой роли. Следует предположить, что Василий III считал его достойным представлять культуру и науку Московии и также доверял ему. Можем только сожалеть, что да Колло не оставил нам более подробные заметки об этих беседах, которые, следует думать, не касались лишь вопросов географии. Ugrino Bazerovic должен быть Угрим Баграков, человек великого князя, попавший в опалу (см. Майков Л. Н., там же). Отождествление Угрино Базеровича с Угримом Баграковым проводит также и Л. С. Берг: Древнейшие сведения о крайнем севере Сибири до XVIII в. в книге: Очерки по истории русских и географических открытий.


[Закрыть], профессор медицины и астрологии и всех ученых наук – на сей вершине вечный свет, что мне подтвердили также Угрин Базерович и один его брат, с коими имел я после оказанной мне князем милости долгие беседы; ибо князь повелел им прийти ко мне из их мест как знающих дальние области. Названный брат Угрина меня уверял, что он подымался до самой вершины названной горы или, по крайне мере, до той ее части, которая возвышается над всеми облаками и бурями воздушными, и где беспрерывный свет, не прерываемый никакою темнотою. На сей горе особенно живут соболи и многие другие виды животных и зверей, на коих охотятся охотники на повозках, которые тянут, как уже говорилось выше, собаки большой силы и обученные. Гора эта весьма близка области Югра и более других известна, так как живут здесь люди немного человечнее, или не такие зверские. От начала и до середины покрыта постоянно снегом, с середины и выше – земля пепельного цвета, и воздухом невозможно дышать, если как-то не позаботиться об этом прежде – как это и сделал названный брат Угрина, который, чтобы противостоять этому, намазал – как он говорил – лицо, голову и руки козьим салом и держал во рту губку, пропитанную этим же салом[48]48
  Верное указание о расположении Уральских гор рядом с областью Югра. Название Югра для восточного Урала, где проживали вогулы и остяки, вначале находившиеся по ту сторону гор, появляется в XIV–XV веках (см.: Кизилов Ю. А. Ук. соч. С. 62 и след.). Вогулы были полуоседлыми охотниками горнотаежного Зауралья, и, быть может, собеседники да Колло имели в виду эту характерную для них черту, когда описывали их менее дикими, более человечными (по сравнению с вышеназванными лапландцами). Что же касается описания горы «Югориски», то единственное недоумение вызывает сведение, что от подножья до середины там вечные снега, а от середины до вершины – «пепельная» почва. Что это может означать? Что наверху, выше облаков нет даже снега? Возможно, тучи, окутывавшие пики, производили впечатление, что снег доходит лишь до середины горы. Герберштейн, который, как и да Колло, не видел Урала, описал его горы по рассказу очевидцев: «…они совершенно лишены леса и почти даже травы…» (Трактат. С. 205). Скалистый, строгий вид этих гор, по описаниям русских, мог привести да Колло к заключению, что с середины до самого верха они «пепельные». Один из русских летописцев описывает эти горы очень живо: «…суть горы заидуче луку моря, им же высота аки до небес… Есть же путь до гор тех непроходим пропастьми, снегом и лесом; тем же не доходим их всегда…» (цит. по: Барсов Н. П. География начальной летописи // Очерки русской исторической географии. Варшава, 1865. С. 61).


[Закрыть]. Есть еще и другие горы Рифея как в европейской Скифии, так и в Азиатской, которые превосходят Гипербореи и вместе с ними соединяются[49]49
  Следуя космографии своей эпохи, да Колло говорит о двух Скифиях, указывая, что Рифейские горы возвышаются и в той, и в другой, и соединяются с Гиперборейскими, которые идут с запада на восток вдоль Арктического океана (что можно видеть и на карте Вальдзеемюллера).


[Закрыть], но самой высокой из всех является названная выше гора Югорская, на которой зарождаются известнейшие реки, среди коих очень часто упоминаемая древними и в новейшее время Танай, славная не только своей шириной и длиной, но так как природой была расположена, а людьми избрана для разделения Азии от Европы. Это верно, что начало свое берет с названной горы и что – протекая большой частью по упомянутой провинции Югорской и Эксобигитанской и другим областям князя Московии и татар полевых и чагатайских[50]50
  Exobigitana – по Птолемею, это область, простирающаяся между Борисфеном и Танаем, где проживали Exobigiti. Их соседями на западе были роксоланы, на востоке – хамаксобы.


[Закрыть] – получает увеличение из многих других рек, направляется в болото Меотиду и море Эвксинское, или Понтийское, – что подтверждается славнейшими из древних писателей, и в особенности Птолемеем, князем космографов. Хотя, как уже было сказано, согласно мнению современного краковского автора, который составил Трактат о двух Сарматиях и преподнес его императору Максимилиану, который поэтому поручил мне исследовать истину во время сего моего путешествия в Московию – эта река берет начало свое в государстве названного Московского князя и княжестве Рязанском из большого скопления воды, а не в горах, и что, протекая через земли татар, течет в болота Меотиды и в Эвксинское море. Тем не менее он признал ошибку и что был обманут – как мне подтвердил в присутствии короля Сигизмунда после моего возвращения из сих краев, в городе Петрокове, утверждая, что получил таковые сведения от нескольких пленников-московитов и что преподнес в дар [книгу свою] его императорскому величеству, зная, что он интересуется космографией, но что не предпринял иных усилий для установления истины, как то сделал я со всею тщательностью, устанавливая истину в Москве и в других местах от людей, знающих эти места; и все сии люди утверждали мне, что вышеназванная река берет начало на названной горе Югорской, а область Рязанская совершенно ровная, и названное скопление воды не что другое, как из дождевых вод, которые стекают с гор, но с которых не вытекает никакая река; и потому невозможно, чтобы из этого скопления воды могли рождаться столь большие реки, кои текут в разных направлениях; согласно названному Краковянину, из сего скопления вытекает также река Двина, которая, протекая вначале к северу, потом к западу, впадает в Балтийское или в Шведское море в части южной Ливонии, возле города Риги. Помимо того, рождается [все согласно Краковскому ученому] Борисфен, который направляется на юг, протекает по одной и второй Руси возле Львова[51]51
  Сведение, что Борисфен-Днепр протекает около Львова, находим также в отчете о ходе переговоров (см. прим. 61 Введения). Но в ТМ рассказ подробнее: Борисфен «протекает по трем русским землям – т. е. Черная Русь королевская, Белая Русь Московского князя и Красная (Червонная) Русь Польского короля, вблизи ее столицы Леополис, а затем впадает в то же море Еуксинус…»


[Закрыть], главного города, и потом в море Эвксинское. И этого недостаточно, но [доктор Краковянин] утверждает, что зарождается здесь также и река Волга, которая – протекая через земли Московии и Татарии в направлении к востоку – впадает в Каспийское море.