Текст книги "Божий дар"

Река

Мы, группа московских и красноярских паломников, совершили незабываемое паломническое путешествие по реке Енисей. Наш путь лежал в город Туруханск, жители которого свято чтут память двух великих угодников Божиих – святого мученика Василия Мангазейского и святителя Луки (Войно-Ясенецкого).

Дизель-электроход «Композитор Прокофьев», описав красивую пологую дугу, выходит на фарватер широкой быстрой реки. Город Красноярск, раскинувшийся по обоим берегам Енисея и окруженный дымчато-серыми отрогами Саян, постепенно уменьшается в размерах и вскоре тает за кормой.

Погода благорастворенная: на небе – ни облачка, очень тепло, легкий ветерок. Солнечные блики как бы танцуют на воде, которая кажется серебряной. Берега становятся круче, по ним наперегонки взбегают сосенки, стройные, желтовато-светлые с нежной зеленой кроной. А вот темные скалы, взметнувшиеся прямо из воды, поросшие мхом, лишайниками и лишь кое-где невысокими березками – диву даешься, как они могли прижиться на голом неуступчивом камне.

Река делает поворот, и на берегу возникает небольшое село; дома срублены крепко, надежно – из сосновых, потемневших от времени бревен; крыши двускатные или четырехскатные (если дом побольше); за домами – хозяйственные постройки и, конечно же, огороды – с ухоженными грядками и ровными рядами картофеля, капусты и других овощей: деревня без огородов – это не деревня. Река для людей – как бы большая сцена, на которой все время что-то происходит, и я сравниваю село со зрительным залом: дома, расположенные на краю обрыва, – это партер: все видно, все слышно, ни одна птица не пролетит незамеченной, амфитеатр – на пригорке, среди редких высоких, необыкновенной красоты елей, несколько избушек еще выше – это уже балкон, отсюда виден не только Енисей, но и вольные таежные просторы, раскинувшиеся на его противоположном берегу.

Я перехожу с левого борта на правый, потом обратно – одна картина сменяется другой, – движется вода, движутся берега, движется солнце – корабль все бежит и бежит вниз по течению, за кормой вспененная винтами вода похожа на две светлые девичьи косы, – смотришь, смотришь и никак не можешь насмотреться на дивную сибирскую красоту.

Осиновские щеки

Мы продвигаемся все дальше и дальше на север. Енисей стал гораздо шире. Вода темная, в серебряных узорах. Небо заволокли низкие свинцовые тучи. Пошел дождь, несильный, но частый – словно горсть песка бросили. Капли дождя залетают на прогулочную палубу, но паломники не уходят – стоят, облокотившись на перила, и смотрят, как небесная вода встречается с земной: вражды нет, встреча мирная, дружелюбная – Енисей проявляет «христианское смирение».

Вскоре дождь прекратился и небо посветлело. Это было очень кстати, потому что мы подходили к Осиновским щекам – одному из самых красивых мест на Енисее. Я поднялся в ходовую рубку, чтобы не упустить ни одной детали (здесь находилось еще несколько паломников). Река на глазах сужается, а берега поднимаются. Мы входим как бы в гигантский тоннель.

Впереди – встречное судно, которое мы пока не видим.

– «Композитор Прокофьев» говорит, как будем расходиться? – спрашивает по рации капитан Михаил Петрович Сизов.

– Разойдемся правыми бортами, – отвечает встречное судно. – Я раньше вас прохожу щеки.

Михаил Петрович берет в руки бинокль.

– Ага, вот оно…

Теперь уже и мы видим встречное судно: оно появляется из-за поворота и забирает вправо (если смотреть из нашей рубки), минует фарватер и на вполне безопасном расстоянии проходит мимо нас.

Я смотрю на эхолот: глубина под килем пятнадцать метров, через некоторое время – двадцать два, затем – двадцать восемь и, наконец, тридцать! Капитан сбавляет ход судна. Перед нами – остров Монастырский, настолько большой, что он заслоняет всю панораму, – непонятно, куда повернет Енисей и что нас ожидает через минуту-другую.

– Будьте внимательны – приближается самый интересный момент, – говорит Михаил Петрович. – Вот-вот появится «Кораблик».

– Сухогруз или танкер? – уточняю я.

– Нет, это остров так называется.

Из-за поворота показывается нос «Кораблика» – высокого скалистого узкого острова; он как бы плывет нам навстречу; на его вершине растет сосна, она очень похожа на мачту; мы подошли уже совсем близко к «Кораблику», теперь можно хорошо разглядеть его темно-серые, отшлифованные ветрами, дождями и снегами скалы, а также лиственницы, сосны, березки и мелкий невысокий кустарник на его крепкой спине.

– Право на борт, – командует Сизов.

Дизель-электроход плавно огибает «Кораблик», место очень узкое, берега стоят стеной, мы, затаив дыхание, следим за событиями, «Кораблик» уже миновал нас, а за ним – новый остров, совсем не похожий на своего соседа: низкий, длинный, от самой воды густо заросший растительностью – он похож на огромную баржу, которая везет в город зеленые саженцы, – остров так и называется – «Барочка».

– Где такое еще увидишь! – восклицает один из паломников.

Через некоторое время Осиновские щеки остаются позади, и река снова становится широкой, раздольной, вольной.

Туруханск

Чем дальше мы продвигались вниз по течению, тем становилось все холоднее и холоднее. На палубе всего несколько человек, да и те надели свитера и плащи. Небо хмурое, неласковое; на реке (чуть не сказал – на море) волны с белыми пенящимися барашками – ветер разгулялся не на шутку; селений стало меньше.

В Туруханск мы прибыли поздно вечером. Но, несмотря на это, было светло, как днем – ведь до Северного полярного круга рукой подать. Поселок расположен на высоком крутом берегу. Песок у сходней еще влажный – после весеннего паводка река постепенно входит в свое обычное летнее русло. На последнем, самом трудном отрезке обрыва, деревянная лестница – иначе и не поднимешься. Смотровая площадка переполнена народом – не так уж часто прибывает корабль с «материка».

Нас встретил насельник Троицкого монастыря – иеромонах Софроний.

– Я буду вашим гидом, – сказал он, – и постараюсь, чтобы ваше пребывание в Туруханске запомнилось надолго.

На другой день он познакомил нас с обителью, а потом мы попросили его рассказать о святом мученике Василии Мангазейском, которого почитают не только в Сибири, но и далеко за ее пределами.

Праведник

– Святой Василий родился около 1583 года в Ярославле, в семье небогатого горожанина, – начал свой рассказ о. Софроний. – Когда он достиг совершеннолетия, то уехал в заполярный сибирский город Мангазею; сюда его пригласил один предприимчивый ярославский купец, пообещав ему место управляющего торговым домом. В то время (конец XVI века) в связи с активным освоением северного морского пути Мангазея переживала расцвет как центр торговли и колонизации (впоследствии город запустел и в конце XVII века прекратил свое существование).

Кроткий и смиренный от природы, с детских лет исполненный страха Божия, Василий исправно исполнял свои обязанности и пользовался добрым расположением жителей города. Все свободное от работы время он проводил в храме, а придя домой, читал духовные книги.

Однажды, когда угодник Божий молился в церкви на пасхальной заутрене, хозяин обнаружил, что воры ограбили его лавку. Несмотря на зовы хозяина, Василий не покинул храма до тех пор, пока не закончилась пасхальная служба.

Кроткий и смиренный, с детских лет исполненный страха Божия, Василий пользовался добрым расположением людей

– Ты – сообщник воров! – такими грозными словами встретил своего работника хозяин.

– Нет, я им не помогал, – тихо, но твердо ответил Василий.

– Врешь, сукин сын! – взревел хозяин. – Почему ты сразу не пришел, когда я позвал тебя?

– Я причащался Святых Христовых Таин.

Эти слова привели хозяина в бешенство, и он набросился на юношу с кулаками.

– Сознавайся, где ты спрятал мое добро?

– Я не взял у тебя ни одной копейки, – кротко ответил Василий.

Тогда хозяин отвел юношу к городскому воеводе, назвав его вором. Воевода подверг святого всяческим пыткам и издевательствам, которые тот безмолвно претерпел. Кротость и незлобие праведника привели купца в дикую ярость. Он схватил связку амбарных ключей и ударил ими юношу. В ту же секунду угодник Божий скончался. Это произошло 4 апреля 1600 года.

Тело святого было предано земле в очень сыром месте и без должных для христианина почестей. Через полвека мангазейский стрелец Степан Ширяев заметил, что вблизи храма, на тропинке, обнажилась верхняя часть неизвестного гроба. На него – «для мирского ходу» – положили доску. К великому изумлению мангазейцев, гроб поднялся еще выше и переломил ее. Жители поняли, что это произошло для их вразумления и за короткий срок построили на этом месте часовню. С этого времени началось народное почитание угодника Божия.

В 1670 году строитель Свято-Троицкого Туруханского монастыря иеромонах Тихон перенес мощи мученика из Мангазеи в свою обитель (трехсоткилометровый путь был пройден пешком). Почитание святого среди местных жителей еще более усилилось. По его молитвам совершилось много чудес. Хотите о них узнать?

– Конечно, – в один голос ответили мы.

– Один охотник по имени Димитрий промышлял в сибирских лесах пушнину. Внезапно он заболел (у него схватило живот), да так сильно, что не мог встать. Следом пришла другая беда: соболей, лисиц и песцов, которые попадали в его ловушки, стали поедать дикие звери. Несколько дней Димитрий усердно молился святому мученику Василию Мангазейскому, прося его избавить от бед, и получил просимое: болезнь исчезла, и он тут же отправился в тайгу. Благодарный охотник отправил в храм – в дар святому Василию – связку пушнины.

Еще одно чудо. Василий Феодотов, Сидор Веригин со своими помощниками, собрав обильную дань с северных народов (она предназначалась для государственной казны), отправились по Нижней Тунгуске в Туруханск. Лодки (их было очень много) сопровождали двести человек. Когда караван достиг речки Таймур, неожиданно разразилась буря: налетел порывистый северный ветер; несмотря на то что была середина лета, пошел снег, все смешалось, и далее одного метра ничего нельзя было рассмотреть; караван с большим трудом пристал к берегу; ударил мороз, да такой лютый, что птицы на лету падали в траву; снег валил хлопьями и скоро покрыл землю чуть не до колен.

– По грехам нашим получили сие. – Люди как один упали на колени. – Святой мучениче Василий Мангазейский, спаси нас – погибаем!

Едва были произнесены эти слова, как ветер стих, снег прекратился, и наступила необыкновенная тишина; небо прояснилось, и теплые ослепительные лучи солнца залили землю; снег за считаные минуты растаял. Путешественники воздали хвалу Богу и продолжили свой путь. Прибыв в Туруханск, они прежде всего явились в монастырь, где покоились мощи святого мученика Василия, и перед его ракой отслужили благодарственный молебен.

Следующая история. Иоанн, сын священника Ермолая, жил в городе Иркутске; он был охотник. Однажды он отправился в тайгу на промысел. Подойдя к ручью, чтобы напиться, Иоанн вдруг упал на землю и почувствовал себя полностью расслабленным: он не мог поднять руку, чтобы осенить себя крестным знамением, не мог шевельнуть языком, чтобы произнести Иисусову молитву. Прошло некоторое время, охотник забылся, и в тонком сне ему явился некий человек.

– Знаешь ли ты, кто я? – спросил он. – Я мученик Василий Мангазейский. Ты всегда, выходя на охоту, просил меня о помощи. Сегодня – тоже. Видишь, как быстро я явился к тебе.

Открыв глаза, Иоанн увидел святого Василия – «лицем млада, образом священнолепна, очи имуща светлы, взирающа на него прелюбезне, власы же главы его русы».

Угодник Божий коснулся рукой головы охотника.

– Вставай, чадо, – сказал он, – продолжай охоту; сегодня у тебя будет очень удачный день.

И тут же стал невидим.

Охотник встал с земли совершенно здоровым, как будто с ним ничего не случилось. Он вернулся домой с обильной добычей.

Через несколько недель в обитель Пресвятой Троицы, что в Туруханске, вошел загорелый, крепкого сложения человек – это был Иоанн; он явился сюда, на далекий север, чтобы воздать хвалу и благодарение своему помощнику и покровителю – святому мученику Василию Мангазейскому.

Три радуги

– В безбожные времена Туруханский монастырь был разорен и закрыт; монашеская жизнь в нем возобновилась в 1991 году, – продолжал о. Софроний. – Через два года одной пятилетней девочке явился во сне святой Василий Мангазейский.

– Пусть братия побыстрее восстанавливает обитель, – сказал он. – Мощи мои пока не ищите.

Прошло пять лет. Монастырь возрождался, число монахов увеличивалось. И вот наступило время, когда мощи мученика были обретены. Случилось это так. У одной из могил монастырского кладбища, которое находилось на берегу Енисея, стала осыпаться земля, – братия обители вскрыла могилу, чтобы перезахоронить останки монаха. И вдруг в небе показались три яркие сияющие радуги, хотя никакого дождя и в помине не было.

Святой мученик Василий Мангазейский, моли Бога о нас!

Это произошло в пять часов утра. Неожиданно облачность исчезла, и на востоке возникло ярко-бордовое, огненное зарево, такого зарева ни я, ни кто-либо из жителей Туруханска, которые присутствовали при вскрытии могилы, ни разу не видели. Алтарь как будто полыхал в пламени. Радуги играли такими дивными необыкновенными красками, что от них невозможно было отвести глаз. Показалось солнце, осветив своими лучами водную гладь, белокрылых чаек над нею, моторную лодку, пересекающую реку. Это было явное знамение Божие.

Затем мы перезахоронили останки еще одного монаха. И лишь после этого наступила очередь святого Василия Мангазейского. По архивным документам мы определили, где стояла рака с мощами мученика (в Троицком приделе), вскрыли пол и увидели склеп; он был поруган безбожниками; мы обнаружили лишь часть мощей угодника Божия.

Своими силами мы изготовили раку, с чувством глубокого благоговения поместили в нее великую святыню и по благословению правящего архиерея поставили ее на клирос, слева от царских врат, – закончил свой рассказ о. Софроний.

Святитель Лука

Мы вышли на берег Енисея и расположились на нескольких скамейках. Перед нами открылись широкие, насколько хватало глаз, дали. Воды Енисея сияли под лучами полуденного солнца. Две рыбацкие лодки спешили по своим делам. Вдали показался катер, который тащил за собой баржу, груженную стройматериалами. Стаи ласточек и стрижей стремительно носились по-над крутым берегом. Воздух был чист и свеж.

Я попросил о. Софрония рассказать о другом угоднике Божием – святителе Луке (Войно-Ясенецком), имя которого тесно связано с Туруханском.

– Я поведаю вам о нем с большим удовольствием, – отозвался батюшка, – потому что я почитаю его так же сильно, как и святого мученика Василия Мангазейского. Святитель Лука прибыл в Туруханск в 1924 году и сошел на берег в сопровождении милиционера; люди, встречавшие его, понимали, что он приплыл сюда не как хозяин епархии, а как ссыльный, и тем не менее все как один опустились на колени. «Слава Богу, и в этом маленьком поселке люди не забыли Тебя», – подумал владыка, благословляя мужчин, женщин, детей.

В автобиографии, которую оставил святитель, содержится много драгоценных подробностей его пребывания в Туруханске. «Меня… поместили в квартире врача больницы и предложили вести врачебную работу, – пишет он. – Незадолго до этого врач больницы распознал у себя рак нижней губы и уехал в Красноярск. В больнице оставался фельдшер, и вместе со мной приехала из Красноярска молодая девушка, только что окончившая фельдшерскую школу и очень волновавшаяся от перспективы работать с профессором. С этими двумя помощниками я делал такие большие операции, как резекция верхней челюсти, большие чревосечения, гинекологические операции и немало глазных».

С великим удивлением угодник Божий обнаружил, что местные христиане пребывали… в расколе. «В Туруханске был закрытый мужской монастырь, в котором богослужения совершал старый священник. Он подчинялся красноярскому живоцерковному архиерею, и мне надо было обратить его и всю туруханскую паству на путь верности древнему Православию». Святитель произнес проповедь, в которой, во-первых, показал заблуждения живоцерковников и, во-вторых, обличил грех раскола. Священник признал свой грех, раскаялся в нем и вместе со своею паствою вернулся в лоно Матери-Церкви.

Владыка бывал на всех службах и почти всегда произносил простые, но глубокие проповеди. Это очень не нравилось местному безбожному начальству. Святителя вызвал уполномоченный ГПУ.

– Я запрещаю вам благословлять людей в больнице, проповедовать в монастыре и ездить на покрытых ковром санях, – сказал он.

– Если я не буду благословлять людей и проповедовать, я перестану быть архиереем, – ответил святой. – Повесьте объявление о том, что вы против этого. И скажите крестьянам насчет ковров.

Чекист побоялся сделать и то, и другое и затаил против святителя лютую злобу. Вскоре владыку снова вызвали в ГПУ. Подойдя к зданию, он увидел сани, запряженные парой лошадей, и милиционера.

Владыка бывал на всех службах и почти всегда произносил простые, но глубокие проповеди

– Сегодня вы должны покинуть Туруханск, – жестко сказал уполномоченный, не глядя на собеседника.

– За что же такая немилость?

– Вы не выполняете наших требований.

– Куда вы меня отправляете?

– К Ледовитому океану, – не скрывая ненависти к святому, отрубил чекист. – Поторопитесь – на сборы вам дается полчаса.

Владыка вышел на улицу.

– Я ваш друг, – шепнул ему милиционер, – можете на меня рассчитывать.

Эти слова приободрили изгнанника.

Через некоторое время сани, скрипя полозьями, выехали за пределы поселка; впереди расстилалась безбрежная белая пустыня.

Стояли трескучие морозы, и путь по Енисею был очень труден. Владыка не падал духом. «Я почти реально ощущал, что со мною Сам Господь Иисус Христос, поддерживающий и укрепляющий меня», – записал он. В первой же деревне, где сделали остановку путники, угоднику Божиему подарили прекрасное меховое одеяло.

То немногое, что мог сделать доброго милиционер, он сделал: заботился о владыке в дороге, выбрал для проживания деревню Плахино, расположенную между Игаркой и Дудинкой (к Ледовитому океану ему и самому не хотелось ехать). Изгнаннику выделили пол-избы; она была «с двумя окнами, в которых вместо вторых рам были снаружи приморожены плоские льдины. Щели в окнах не заклеены, в углу сквозь большую щель виден дневной свет. На полу лежала куча снега. Вторая куча, никогда не таявшая, находилась у порога. Для ночлега и дневного отдыха крестьяне соорудили широкие нары и покрыли их оленьими шкурами. Подушка была у меня с собой. Вблизи нар стояла железная печурка, которую на ночь я наполнял дровами и зажигал, накрывался я енотовой шубой и меховым одеялом. Ночью меня пугали вспышки пламени в железной печке, а утром, когда я вставал со своего ложа, меня охватывал мороз; вода в ведре покрывалась толстой коркой льда».

Днем было не лучше. «Когда я сидел тепло одетым за столом, то выше пояса было тепло, а ниже – холодно. Однажды мне пришлось помыться в таком холоде. Мне принесли таз и два ведра: одно – с холодной водой, а другое – с горячей, не понимаю, как я умудрился помыться в таких условиях. Иногда по ночам меня будил точно сильнейший удар грома, но это был не гром, а трескался лед на Енисее».

Не каждый мог вынести такие, мягко говоря, спартанские условия. Но угодник Божий не унывал и не роптал. Он умудрился крестить в Плахино двух младенцев. «В станке, кроме трех изб, было два человеческих жилья, одно из которых я принял за стог сена, а другое – за кучу навоза. Вот в этом последнем мне и пришлось крестить. У меня не было ничего: ни облачения, ни требника, я сам сочинял молитвы, а из полотенца сделал подобие епитрахили. Убогое человеческое жилье было так низко, что я стоял, согнувшись в три погибели. Купелью служила деревянная кадка, а во время совершения таинства мне мешал теленок, вертевшийся возле купели».

Возвращение

Господь послал святителю одного гостя. Это был Арсений Кузьмич Константинов; он ездил по тундре и заготавливал меха для московской сырьевой конторы. Во время разговора владыка сказал: «Господь Бог дал мне знать: через месяц я буду в Туруханске». Собеседник не поверил, и святитель Лука добавил: «Вижу, вы неверующий. Вам мои слова кажутся невероятными. Но будет именно так».

И действительно: ровно через месяц скиталец снова оказался в Туруханске. В местной больнице умер крестьянин, нуждавшийся в неотложной операции, которую некому было сделать. Это так возмутило жителей, что они, вооружившись вилами, косами и топорами, решили разгромить ГПУ и сельсовет. Перепуганные власти немедленно вернули святителя в Туруханск. Он снова стал лечить людей, ездил в монастырь в санях, покрытым дорогим ковром, произносил доступные для крестьян проповеди, а иногда – благодарение Богу! – служил литургию.

Часто и подолгу владыка молился у мощей святого мученика Василия Мангазейского; он благодарил его за предстательство перед Престолом Всевышнего, за духовное утешение, за возвращение в Туруханск, просил дать терпение, долготерпение, физические и душевные силы для несения тягот ссылки; он верил, что мученик поможет ему в самое ближайшее время вернуться на «материк» – к родным, друзьям, братьям и сестрам по вере.

В середине 1925 года Господь утешил страдальца: «Скоро ты вернешься домой». Святитель с нетерпением ждал этого дня и часа, но время шло, а все оставалось по-прежнему. «Я впал в уныние и однажды в алтаре зимней церкви, которая сообщалась дверью с летней, со слезами молился перед запрестольным образом Господа Иисуса Христа. В этой молитве, очевидно, был и ропот против Господа за долгое невыполнение обещания. И вдруг я увидел, что изображенный на иконе Иисус Христос резко отвернул Свой пречистый лик от меня. Я пришел в ужас и отчаяние и не смел больше смотреть на икону. Как побитый пес, я вышел из алтаря и пошел в летнюю церковь, где на клиросе увидел книгу Апостол. Я машинально открыл ее и стал читать первое, что попалось мне на глаза.

К большой скорби моей, я не запомнил текста, который прочитал, но он произвел на меня чудесное действие. Им обличалось мое неразумие и дерзость ропота на Бога и вместе с тем подтверждалось обещание освобождения, которого я нетерпеливо ожидал. Я вернулся в алтарь зимней церкви и с радостью увидел, глядя на запрестольный образ, что Господь опять смотрит на меня благодатным и светлым взором».

Между тем с низовьев Енисея один за другим прибывали пароходы и, взяв на борт счастливчиков-пассажиров, уходили на юг. Про опального архиерея как будто забыли, никто не вызывал его в ГПУ, чтобы выдать необходимые документы.

Однажды вечером (это было в конце августа) в Туруханск пришел последний пароход. На рассвете владыка читал утреню, а судно разводило пары, чтобы через некоторое время отчалить от пристани. Раздался первый гудок, за ним – второй. «Я читаю четвертую кафизму Псалтири. Последние слова тридцать первого псалма поражают меня, как гром. Я всем существом воспринимаю их как голос Божий, обращенный ко мне:

Я с радостью увидел, глядя на запрестольный образ, что Господь опять смотрит на меня благодатным и светлым взором

Вразумлю тя и наставлю тя на путь сей, воньже пойдеши, утвержу на тя очи Мои. Не будите, яко конь и меск, имже несть разума: броздами и уздою челюсти их востягнеши, не приближающихся к Тебе.

И внезапно наступает глубокий покой в моей смятенной душе. Пароход дает третий гудок и медленно отчаливает. Я слежу за ним с тихой и радостной улыбкой, пока он не скрывается от взоров моих.

Иди, иди, ты мне не нужен.

Господь уготовал мне другой путь, не в грязной барже, которую ты ведешь, а светлый архиерейский!»

Через три месяца святитель Лука заболел: на голени появилась маленькая варикозная язва; кожа вокруг нее воспалилась. Болезнь была достаточной причиной для прекращения ссылки. Угодник Божий стал упаковывать вещи. Однако отъезд пришлось отложить до середины января – именно в это время устанавливался санный путь по Енисею. Крестьяне сделали для любимого архиерея крытый возок.

И вот настал долгожданный день отъезда. Чуть ли не все население Туруханска пришло проводить святителя Луку. Многие плакали. Священник благословил страдальца крестом. Он рассказал о поразительном событии, которое произошло сегодня утром, после окончания Божественной литургии. Он потушил все свечи и собрался покинуть храм; внезапно вспыхнула одна свеча на паникадиле; примерно с минуту она горела ярким пламенем, а потом погасла.

Возок тронулся с места. Христиане упали на колени – точно так же, когда святитель прибыл сюда полтора года назад. Они каждый день молились о том, чтобы Господь облегчил его участь и продлил его дни, но более всех молился о нем святой мученик Василий Мангазейский – благодаря его усердному заступничеству и непрерывному ходатайству владыка отправился сегодня в далекий, но счастливый путь – в Ташкент, в свою епархию, чтобы, как и раньше, служить людям и отдавать им самое ценное, что у него было, – свое любящее сердце.

Такими словами закончил свое повествование о. Софроний.