Текст книги "500 великих катастроф"

Шуга – коварный лед

1816 г.

Было чему удивляться, когда 19 февраля 1806 г. утопленные в Балтийском море тяжелые железные цепи вдруг поднялись со дна бухты и, словно деревянные, плавали на поверхности воды!

Нечто подобное наблюдалось и раньше. Как-то раз, это было в начале XVII в., испуганные рыбаки прибежали к священнику и рассказали ему, что какая-то неведомая сила подняла со дна бухты якоря и железные цепи и те каким-то чудом держатся на воде.

Решив самолично убедиться в достоверности того, что рассказали прихожане, священник поспешил к заливу. Каково же было его удивление, когда он увидел наяву, как на воде вместе со льдом плавают многопудовые якоря и ржавые толстые железные цепи. Что за наваждение?

Однако явление это объяснимо. Богатырем, поднимающим тяжелые якоря и цепи с морского дна, бывает… лед. Но лед этот – особенный. Недаром на протяжении более 300 лет он представлял собой загадку для ученых всего мира.

Внимательный человек всегда заметит, что в начале зимы на реках можно увидеть разный лед. Иногда по реке плывут самые обыкновенные льдины, из плотного кристаллического льда, а в другое время поток несет рыхлые, губчатые массы льда, состоящие из большого количества граненых кристаллов в виде игл. Эта разновидность льда называется шуга, которая обладает иными качествами.

При определенных условиях на порогах, на камнях и других предметах, лежащих на дне, появляются кристаллики льда. К ним прилипают новые льдинки, и так происходит до тех пор, пока часть заледеневшей массы не оторвется и не всплывет вверх. Нередко вместе со льдом поднимаются и те предметы, на которых он образовался. Поток подхватывает всплывшие массы льда и несет их вниз по течению.

Жители Санкт-Петербурга имеют возможность наблюдать, как при морозах до 10 °С на Ивановских порогах на Неве возникает шуга. С высокого левого берега хорошо видно: в разных местах реки на поверхность выныривают комья ледяной каши. Эти пороги – гигантская «фабрика» шуги. Шуга в больших количествах идет осенью по Неве, Амударье, Амуру, Ангаре. Наблюдается она на Темзе, Эльбе, Маккензи и на многих других реках мира.

Долго никто не знал, почему и как образуется донный лед. Выдвигались различные гипотезы, ученые долго спорили. И вот они подметили, что донный лед образуется на участках, где еще нет ледостава, то есть где лед не сковал воду. Еще было установлено, что процесс зарождения шуги идет быстрее на каменистых быстротечных участках рек, главным образом на быстринах и порогах. А самое основное условие – это то, что вода и речное ложе должны быть сильно охлаждены.

Шуга не такое уж безобидное ледяное образование, как может показаться с первого взгляда. Очень часто донный лед нарушает работу гидроэлектростанций, намерзая на металлических решетках, на отводах, ведущих к машинному зданию ГЭС, или вызывает перебои в работе водопровода. Например, в 1894 г. жители Петербурга на двое суток остались без воды: оказалось, что лед закупорил отверстия водозаборного устройства, и пока его не скололи, водопровод не работал.

Когда по реке идет много шуги, это не сулит ничего доброго. Часто бывает так, что почти вся река покроется льдом, а на быстротечных участках вода все еще бурлит и носит шугу. Попадая под ледяной покров, шуга, словно кашей, забивает русло, стесняет течение воды. А дальше происходит самое неприятное: вода выходит из берегов и затопляет долину.

Разливы, да еще зимою – бедствие для населения. Зажоры (так называются подтеки воды из-за шуги) могут длиться в течение продолжительного времени – месяц и два.

Разлившаяся вода замерзнет, и лед будет держаться до весны. Поэтому нет ничего хуже зимних наводнений. С ними очень трудно бороться. Тут не помогают ни взрывчатка, ни бомбы. Шуга забивает русло потока на протяжении многих километров, причем все это происходит под ледяным покровом. Прочистить его – совершенно безнадежное дело.

Правда, есть один верный способ борьбы с зажорами – «утопить» фабрики шуги с помощью водохранилищ. Тогда на затопленных порогах донный лед не станет образовываться или его будет очень мало. К сожалению, такой способ не всегда применим, так как не везде можно устроить водохранилище и не так просто это сделать.

«Апреля с 25 на 26 1790 г. пошел Енисей по утру. Ниже Коркино деревни лед сперло, и вода прибывала с 6 до 9 часу на Яру. Тут стоял амбар дедушки, его потопило и своротило льдом… Жира помочено 3000 пудов, а остров против Ладеек весь в воде и кустов одни вершины были видны. А 27 лед пошел по лугу, а материк стал. Под горой огороды все сломало». Такая запись была сделана в церковной книге священником Рычковским, свидетелем грандиозного затора льда на Енисее.

А вот что, но уже в наше время писала газета «Правда» 19 мая 1961 г.: «Пришли известия о невиданном заторе на Северной Двине около поселка Ордены, в 150 км от Архангельска. Там глыбы смешанного с лесом льда образовали огромный вал высотой до 15 м».

^{Одна из суровых зим на берегах Невы. Рисунок, середина XIX в.}

В этих двух документах, разделенных по времени почти двумя веками, речь идет об одном и том же природном явлении – о заторах льда во время весеннего ледохода.

Каждый год с наступлением холодов наши реки погружаются в зимнюю спячку. Укрывшись под толстой ледяной шубой, дремлют они в течение нескольких зимних месяцев. Многие из них за это время не проявляют никакой активности.

Весной, когда солнце прогревает землю своими лучами, начинают таять снега, талые воды бурными, стремительными ручьями вливаются в русла рек. Реки вздуваются и превращаются в могучие потоки. Наступает самый активный период их жизни – половодье.

Сбрасывая с себя ледяную шубу, реки взламывают, дробят, крошат лед, превращают его в месиво, в бесформенную массу глыб и осколков. Спеша скорее очиститься от льда, они уносят его в море или в другие реки, притоками которых являются. Люди это называют «ледоход». Ледоход на реке – одно из величественных явлений природы. Можно часами стоять на берегу, а еще лучше – на мосту и смотреть, как мимо, шурша и потрескивая, проплывает бесчисленное количество льдин, больших и малых, чистых и загрязненных, ровных, как стол, или торосистых, словно ледяные ежи.

Ледоход обладает большой разрушительной силой. Встречая на пути какие-либо препятствия, плывущие льдины действуют как тараны, и не раз под их ударами ломались мосты и нарушалась работа гидротехнических сооружений.

И вдруг лед останавливается. А между тем льдины сверху все прибывают.

Такое нагромождение льда в руслах рек во время ледохода называется затором. Причина этому простая: двигавшийся лед наткнулся на какую-то преграду – на крутую излучину русла, на торчащие на дне коряги и топляки (утонувшие бревна), на мель, на острова. Льдины уплотняются, громоздятся друг на друга, ломаются. Ледяной барьер растет, выпирает на берега, образуя хаотические завалы. Наконец наступает такой момент, когда под натиском льда и воды масса льда срывается – и вся лавина устремляется вниз по реке.

Бывает, что ледяная пробка застревает прочно. Стесненное русло не в состоянии пропустить всю воду, она выступает из берегов, затопляет долину, угрожая бедами местному населению.

На помощь призывают авиацию. На затор с самолета начинают бросать бомбы – одну, вторую, третью… Иногда и авиация бессильна что-либо сделать. Тогда пытаются взорвать затор изнутри. Саперы закладывают в ледяную громаду взрывчатку. Гремит взрыв, в воздух летят куски льда, масса оседает, медленно трогается. Нередко заторы сокрушают при помощи ледоколов. Если затор не угрожает жителям или не опасен для сооружений, применяют другие способы борьбы: посыпают лед порошком темного цвета (пыль, уголь, сажа) или химикатами (например, хлористый кальций, соль), чтобы он быстрее таял.

На наших великих реках Сибири – Оби, Енисее, Лене, Амуре – ледоходы и заторы часто принимают грандиозные размеры. Нагромождения льда достигают высоты 3—4-этажного дома. Льды, вытесненные на берега, могут сокрушить постройки, покорежить железнодорожные рельсы, сломать деревья и телеграфные столбы.

В 1909 г. во время ледохода на Енисее у впадения реки Ангары образовался затор. Вода поднялась на 12 м. Когда барьер был сломлен, льды уволокли, сокрушили и раздавили несколько пароходов, зимовавших в расположенном ниже затоне.

Миражи-убийцы озера Чад

1823 г.

Первыми европейцами, вышедшими из Триполи, пересекшими раскаленный ад Центральной Сахары и обследовавшими берега озера Чад, были британцы Уолтер Аудни, Хью Клаппертон и Диксон Дэкхем. 4 февраля 1823 г. последний сделал следующую дневниковую запись: «Перед нами, приблизительно на расстоянии мили, сверкая в золотых лучах полуденного солнца, расстилалось великолепное озеро. Сильно забилось мое сердце. Я понял, что теплая водная стихия – ключ к великой загадке, которую предстояло разгадать, к тому, о чем образно повествовали древнегреческий царь-мудрец Птолемей и нумидийский правитель Юба II. Если докажем, что они были далеки от фантазирования, сможем познать истину. Чего бы это ни стоило!»

Цена любознательности оказалась слишком большой. Сделав ряд «географических и психологических открытий» на западных и южных берегах, установив, что река Сокото течет в страну Нигер, нанеся на карту устье реки Шари, Клаппертон и Дэкхем без Аудни, который тяжело заболел и умер, не вынеся неимоверных лишений, вернулись в Англию. Диксон Дэкхем подвел итог: «Я позволю себе высказаться в том смысле, что наш отряд существенно раздвинул рамки познаний по географии и природным условиям Африки, вынеся за скобки то, что понять нам не по силам. Сахара страшна и коварна. В песках ее погибло немало цивилизованных смельчаков, ослепленных, сбитых с толку призраками и миражами, схожими по силе воздействия с медленно убивающей пустынной жаждой. И это все по злой воле творится рядом с водой, пригодной для питья, но зачастую враждебной для пребывания рядом».

Дэкхем в дневнике экспедиции подробнейшим образом описывает впечатления от «нашествий ужасных водных миражей-призраков, поначалу безобидно радующих яркостью красок и четкостью очертаний, разнообразием проекций несуществующих в действительности предметов, людей, зверей». Путешественник высказывает предположение, что «понять мираж, проникнуть в него, стать его частью никак нельзя, не поняв рельефные, почвенные, климатические особенности Чада, не став частью озера и его племен – тиббу, хауса, муба, канебу, канури и рыжих арабов». Читаем далее: «Наше общение с аборигенами было осложнено незнанием их языков. Сами эти разноплеменные народы каким-то непостижимым образом общались между собой. Хороший сюрприз ждал нас в племени сяо. Вождь этих рослых смуглых людей – Толок – сносно изъяснялся по-английски. Он, обрадованный встречей с нами, рассказывал, что далекие предки народа сяо были великанами, легко переносящими на плечах туши убитых огненными стрелами слонов, глыбами, перегораживающими реки, переговаривающимися друг с другом через сотни километров. Мы в этом усомнились. Толок велел соорудить для нас ночлег вблизи высоченных песчаных холмов, по его словам, захоронений предков-великанов. Провели мы там три ночи, убедившись, что вождь не сказочник.

В первую ночь нас разбудило потрескивание над холмами. Пески клубились под луной. Длилось это с полчаса. Мы обомлели, когда увидели над холмами человеческие фигуры гигантских размеров – обнаженные, прекрасного сложения, черно-бронзового цвета. Фигуры стояли неподвижно, словно чего-то ожидая. Мы вскоре увидели парусник с оборванными снастями, плывущий со стороны берега. Мачты его искрили. Парусник остановился над холмами. Утром его охватил огонь. Когда лучи восходящего солнца, причудливо разбитые на три световых потока – красный, синий и зеленый, – дали ход дневному свету, парусник просыпался на наши головы белым мелким песком. А великаны, несмотря на дневное освещение, оставались на месте ровно два часа. Мы смело направились в их сторону, но они при нашем приближении исчезли среди песчаных холмов. Клаппертон решился идти дальше. Это стоило ему обморока. Очнувшись, он удивился, что рядом нет гигантов, предупредивших его, что мы вторглись в чужие владения.

Толок сказал, что единственный выход для нас – пожертвовать пару сандалий и, стоя на одном из холмов, попросить у великанов прощения. Мы тотчас же отправились в компании вождя на холм. Толок закопал в песок сандалии из кожи буйвола. Мы попросили прощения. В следующую ночь пролился ливень – явление для аборигенов долгожданное. Толок сказал, что мы прощены, так как колодцы племени полны до краев.

На прощание вождь подарил нам древний керамический горшок, на внутренних и внешних поверхностях которого весьма искусно были изображены великаны – мужчины и женщины. Художники пускали для окаски охру, зеленую краску, серебристый лак. Предмет искусства великих людей обернулся бедами, потому что отныне по ночам нас преследовали призрачные твари, возникающие на фоне озерной волны. Мы прежде никогда не видели, как горит вода. А тут она горела, выбрасывая клубы пара. Что-то отвратительное, отравляющее, ядовитое залегает на дне Чада. Уж не преисподняя ли? Надобно искать рациональное объяснение кажущимся иррациональными вещам».

Можно предположить, что со дна озера Чад в сезоны дождей прорываются на поверхность ядовитые галлюциногенные газы. Они образуются из останков растений и животных, которые веками скапливаются на дне. Немудрено, что люди, попавшие в зону их действия, начинают грезить наяву. Косвенные свидетельства о проявлениях этого феномена есть в путевых записках Диксона Дэкхема.

«Часто мы сталкивались с таинственным явлением, – пишет Дэкхем. – Как только укладывались на отдых, пустыня вокруг, да и озерная вода, начинали выбрасывать высокие песчаные струи. Фонтаны били недолго. Оттого окружающая среда делалась тусклою, имеющей запах прогорклого масла. Головы наши кружило, подкатывала тошнота, и мир приобретал неприятные краски, из которых выползали люди-звери, стремящиеся к диалогам с нами. Диалоги шли и шли, несомненно, как игра наших собственных мыслей. Обозначался опасный предел всему этому, близкий к гибели. Чаще всего мы наблюдали кораблекрушения на Чаде, вполне натуральные. И все при том, что озеро это никогда не было судоходным, и плавали по нему утлые долбленки аборигенов. Пусть наши видения вынашивают в себе песчаные яды. Не могут же эти яды уносить и возвращать разные предметы, даже отдавая те, что нам не принадлежат».

^{Вид на озеро Чад, каким оно предстало первым побывавшим здесь европейцам}

Далее путешественник рассказывает о телепортации, об общениях с призрачными сущностями, ее осуществляющими: «На день-два из наших мешков бесследно исчезали ножи, булавки, фляги со спиртом, хина, брикеты пороха и запасы дроби. Дважды пропадал мой дневник. Поиски, сопровождаемые взаимными подозрениями в розыгрышах, не приводили ни к чему. Предметы, необходимые нам, сами собой возвращались. Я видел обнаженные по локоть руки, подсовывающие их. К вору обратился, без гнева осведомившись, кто он и как делает неприятности. Наблюдалось это при костре ночью. Вор предстал призраком покойного нашего товарища Уолтера Аудни. Он ответил, что проделывает шутки, чтобы мы не забывали о нем. Проделывает это, оборачивая твердые предметы в свой разряженный дух, что возможно только у воды в Сахаре и поблизости от некоторых других водоемов Земли. Аудни сказал, что теперь он помогает нам во всем.

Общение с призраком конкретного Аудни, бесспорно, проистекает из моего болезненного состояния в условиях Сахары, как мы поняли, отличающейся преследующими нагромождениями миражей. Исчезновение предметов, очевидно, принадлежит к дополнительной составляющей окружающего мира, еще не познанной человеком».

Озеро Чад, или Нги-Буль, отмечается уникальными парадоксами. Поэтому последние пять десятилетий ученые пытаются разобраться в его аномалиях. Как не вспомнить слова гениального физика Льва Ландау: «Отличие современной науки в том, что человек может понять вещи, которые он не в силах вообразить».

(По материалам А. Кобеца)

Нева вздувалась и ревела…

1824 г.

День 6 ноября 1824 г. с самого утра был очень неприятным. Шел дождь, и дул пронзительно холодный ветер… К вечеру он еще больше усилился, предвещая Петербургу грозное бедствие. Только когда вода поднялась на три с половиной фута, на Адмиралтействе были зажжены сигнальные фонари и всю ночь (на 7 ноября) неоднократно раздавались пушечные выстрелы.

А ведь многие народные приметы, над которыми ученые люди того времени посмеивались, предвещали катастрофу еще месяца за четыре до того рокового дня. Летом камень, лежащий близ берега на Каменном острове, был весь покрыт водой. По приметам старожилов, это предвещало осенью необыкновенное повышение воды.

Необычайно высоко устроили свои «склады» зимних запасов муравьи – на верхней перекладине ворот. И опять-таки старые люди увидели в этом предупреждение: когда быть большой воде, муравьи делают свои гнезда как можно выше.

За несколько дней до 7 ноября известный физик и механик Роспини увидел, что его барометры показывают такое низкое давление, какого он никогда еще не видывал. Это обстоятельство сильно его встревожило.

За день до наводнения кошка в одном доме перетащила своих котят на ту ступеньку лестницы, до которой вода потом не поднялась. Во многих домах крысы и мыши из подвала перебрались на чердак. Но большая часть жителей отнеслась к чудовищным порывам ветра с какой-то беспечной легкомысленностью, хотя ветер вздымал воду в реках и каналах Петербурга до самых берегов.

Известный писатель того времени Фаддей Булгарин отмечал в своих записках, что «к 10 час. толпы любопытных все равно устремились на берега Невы, которая высоко вздымалась пенистыми волнами и с ужасным грохотом разбивала их о гранитные берега.

Необозримое пространство Финского залива казалось кипящей пучиной, над которой высоко стоял туман от брызг! Белая пена клубилась над водяными громадами, которые беспрестанно увеличивались, а потом с яростью устремлялись на берег. Много любопытных погибло от беспрестанно прибывающей воды. Ветер усиливался, и потому возвышение воды в Финское заливе простерло бедствие на целый город. Нева, встретив препятствие в своем естественном течении, не могла излиться в море. Она возросла в своих берегах, переполнила каналы, через подземные трубы фонтанами хлынула на улицы».

К 12 ч. дня уже две трети города оказались затопленными. Но между тем даже это обстоятельство немногих насторожило.

А стихия уже разбушевалась вовсю. Вдруг разом на все улицы, со все сторон хлынула невская вода. Она затопляла нижние этажи домов, экипажи, ломала заборы, разрушала мосты через каналы, фонарные столбы и несущимися обломками выбивала не только стекла, но и сами рамы в окнах, двери, перила, ограды… Только тогда смятение и ужас объяли петербуржцев. В полдень улицы уже представляли собой быстрые реки, по которым носились барки, полицейские будки, крыши с домов, дрова. Среди порывов ужасной бури со всех сторон раздавались отчаянные людские крики, ржание коней, мычание коров и истошный лай собак. Исаакиевский мост бурей был разорван на части, которые понеслись в разные стороны.

По затопленным улицам сновали на лодках, шлюпках и просто на спасательных плотах. Со всех сторон погибающие молили о помощи. Но ветер был так силен и неистов, что и собственная жизнь спасателей часто подвергалась опасности, и они сами вынуждены были искать спасения на возвышенных местах. Многие при спасении вещей и товаров сами погибали в погребах.

Разъяренная Нева представляла собой страшную силу. По ней (с Васильевского острова к Охте) неслись барки с сеном, дровами, углем, плоты, бревна, различные суда и обломки строений.

А.П. Бушуцкий, адъютант графа М.А. Милорадовича, писал впоследствии: «Вода кипела в Неве, как в котле. Дома на набережной казались парусами кораблей, нырявших среди волн. На площади против дворца картина представала такая. Под небом, почти черным, темная зеленоватая вода вертелась, как в огромном водовороте; по воздуху, высоко и быстро крутясь, носились широкие листы железа, сорванные с крыши нового строения Главного штаба. Буря играла ими, как пухом.

Зрелища уничтожения и гибели особенно ужасны были на Чугунном заводе. С самого начала наводнения рабочим было позволено вернуться в свои жилища, расположенные отдельно от завода. Но вода прибывала так быстро, что вскоре стала неодолимым препятствием.

Александр I смотрел на ужасы наводнения с балкона Зимнего дворца. Едва вода настолько сошла, что можно было проехать по улицам, он поехал в Галерную гавань.

Страшная картина разрушений предстала перед ним. Пораженный, он вышел из экипажа и несколько минут стоял безмолвно. Слезы медленно текли по его лицу. Народ обступил императора с воплями и рыданиями. “За наши грехи Бог же карает!” – сказал кто-то из толпы. “Нет, за мои!” – ответил скорбно государь.

Целую неделю посещал он места разорения, принося пострадавшим помощь вещественную и утешение.

Одна женщина лишилась приюта, бежит по воде с малолетней дочерью, выбирая высокие места. О своей жизни она уже не думает. Вдруг видит позади себя солдата, который плавает на бревне. Она бросает к нему через голову свое дитя. Солдат подхватывает девочку, а бедная мать на его глазах погружается в воду и тонет».

К утру 8 ноября ударил мороз. Стужа особенно чувствительной сделалась для тех, кто спасался не в жилых помещениях, не в домах, а на крышах, чердаках и на деревьях и у кого не было под рукой ни еды, ни теплой одежды.

В Адмиралтейской части и везде, где строения были каменные, наводнение оказало не столь пагубное воздействие. Но отопление всех нижних этажей, магазинов, складов, лавок, лабазов и погребов нанесло несметные потери. За короткое время невозможно было спасти все товары и запасы, и на одной только Бирже пропало 300 тыс. пудов сахару. Не меньше исчезло и соли. Совершенно негодными сделались крупа и овес, а также все колониальные товары.

Быков, лошадей, коров и прочей домашней живности в одном только Петербурге погибло 3609 голов. Их невозможно было свозить за город и закапывать, поэтому сжигали прямо в городе.

В городе погибло более 3 тыс. человек, большей частью люди из низшего сословия.

Очевидцем наводнения был и А.С. Грибоедов, который впоследствии писал: «Ветер сильнейший, и в панораме пространное зрелище бедствий… Хаос, океан, смутное смешение хлябей, которые отовсюду обтекали видимую часть города, а в соседних домах, примечал я, как вода приступала к дровяным запасам, разбирала по частям, по кускам и их, и бочки, ушаты, повозки и уносила в общую пучину… Сошедши несколько ступеней, увидел, что пятнадцать детей, цепляясь, перелезли по кровлям и еще не опрокинутым загородам, спаслись в людскую, к хозяину дома, в форточку… Все это осиротело. Где отцы их, матери?»

Образную картину петербургского наводнения 7 ноября 1824 г. дал в своей поэме «Медный всадник» А.С. Пушкин, хотя замысел и идея произведения, конечно же, намного глубже.

Как напоминание об этом страшном бедствии, долгое время на стенах петербургских домов сохранялись пометки в виде жестяных, а кое-где и мраморных дощечек с надписью: «7 ноября 1824 г.», отмечавших уровень воды.

Наводнения, большие и малые, угрожали Петербургу постоянно. В 1890 г. случилось новое наводнение, которое от всех предшествующих отличалось необычайной стремительностью. И еще тем, что для всех явилось совершенной неожиданностью.

Наибольшие размеры наводнение приняло в районе Васильевского острова, в особенности на его окраине – в Галерной гавани и на острове Голодай. Здесь вода из берегов Невской губы выступила еще 15 августа, но до домов пока не дошла, 16-го же числа ветер усилился до степени шторма, поднял воду в гавани и к 10 ч. вечера залил улицы, дома и огороды.

Собаки, свиньи, коровы подняли неимоверный рев и вой, к которым вскоре присоединились истошные вопли людей.

Вода не убывала, и к 3 ч. ночи дошла до небывалого уровня – выше 10 футов. При неярком свете наступившего утра петербургские обыватели увидели, насколько велико было бедствие.

Те из петербуржцев, кто смог, уходили на более высокие места. Кому это не удалось, проводили ночь на крышах.

Жуткую картину представляло собой Смоленское кладбище. Поступавшая сюда с Галерной гавани вода разломала забор и нанесла целые груды капусты, которая потом так и осталась лежать среди могил. Было размыто сорок могил, а некоторые, недавно вырытые, еще не успели осесть и были очень сильно повреждены. После спада воды картина представлялась мистическая. Кресты на многих могилах, которые были посолиднее, покосились. А деревянные почти все были смыты, да так и плавали по кладбищу.

^{Наводнение в Санкт-Петербурге 7 ноября 1824 г.}

Более всех пострадал Васильевский остров, как самый низменный.

Страшный переполох наделала нагнанная бурей вода среди гуляющей публики в Крестовском саду. Своей кульминации грозная стихия достигла на Елагином острове. В ночь 17 августа здесь все одним разом очутилось под водой: дворец со всеми своими службами, дача министра финансов, Императорское садоводство, дачи придворного духовенства. Сообщение с ними поддерживалось на лодках.

В то время, когда вода затопляла аллеи Александровского сада, в Зоологическом саду еще даже и не подозревали, что вскоре будут врасплох застигнуты наводнением.

Только когда вода показалась из-за эстрады, где играют музыканты, – все как один повскакали со своих мест. Некоторые бросились к воротам, но оказались отрезанными бушующей уже водой. Так многим и пришлось опять вернуться на веранды.

Спасенных зверей размещали на сцене, в буфете, на террасах – словом, везде, куда вода не могла добраться. Когда слона вывели из стойла, он, почувствовав себя на свободе, стал метаться по саду, разыскивая сушу.

Остроумнее всех поступил тюлень. Благодаря царившей кругом суматохе он выбрался из своей небольшой клетки и, несмотря на погоню, улизнул через открытые ворота, получив столь желанную свободу.