Текст книги "На земле Святой Троицы"

Всю субботу мы провели в церкви.

Вечером украсили ее вместе с местными прихожанами, в десять часов начали читать Апостол.

– Огонь свечи, передаваясь от одной свечи к другой, только множится… – говорил на проповеди отец Геннадий. – И мы, делясь пасхальной радостью, только умножаем ее.

Во время службы священник даже внешне меняется. Я смотрел на отца Геннадия и не узнавал в нем человека, с которым сидел за столом всего несколько часов назад.

И пел хор…

Голоса девочек звенели, глаза светились. Такая чистая, такая неподдельная радость Пасхи была в этих звенящих, взлетающих под самый купол храма голосах, в этих сияющих глазах!

Только что закончился крестный ход, мы все вернулись в храм.

– Христос воскресе! – возгласил батюшка, и, словно прямо из души, как выдох, прозвучал ответ: «Воистину воскресе!»

И нарастала, нарастала эта пасхальная радость, в который уже раз на земле повторялось величайшее чудо, захватывая в себя всех, кто находился сейчас в храме.

И что как не выражение этой радости – само пасхальное христосование.

– Христос воскресе!

– Воистину воскресе…

И незнакомые люди целовались друг с другом, чистое и дивное веселие охватывало всех. И тех, кто всегда ходит в церковь, и тех, кто, подобно нам, еще только пытается воцерковиться.

– Как хорошо, что все собираются здесь… – сказал я местной учительнице.

– А где же еще нам собираться? – ответила она.

Действительно, где еще можно собираться так, кроме церкви?

Уже под утро причастились все, а потом, так почти и не поспав, отправились в Лиственку, где должен был отец Геннадий служить в тамошней часовенке.

Лиственка – обыкновенная деревенька.

Дома, огороды, все серое в накрапывающем дожде, безрадостное. Еще – быстрая, стремительно бегущая вода в реке. Кажется, что она рядом, но до нее идти неожиданно далеко по переулку, заплывшему сырой землей. Часовня как раз у воды, поднявшейся вровень с берегами.

Здесь в ожидании службы уже толпились местные жители.

Когда отец Геннадий открыл двери, в часовенке сразу сделалось тесно и жарко от возжженных свечей. Строители явно не рассчитывали на такое число прихожан. После бессонной пасхальной ночи трудно было стоять стиснутому со всех сторон в этой жаркой духоте, и я вышел из часовни.

По-прежнему накрапывал дождь.

Пережидая его, мы сидели в автобусе, разглядывая серые дома, сараи, хлевушки, заборы. Лиственка – самая обычная деревенька, и ничего необычного не было в открывающемся глазу пейзаже, и все же – трудно было догадаться, в чем дело! – что-то отличало ее от тех бесчисленных поселков и деревень, в которых доводилось мне бывать.

Только время спустя отгадал я причину этого. Из высоко стоящего над землей автобуса видны были многие деревенские дворы, и нигде, ни в одном из них, не замечал я людей. Все были в часовне, где шла сейчас служба…

И как-то неуютно стало в теплом автобусе, пожалел я, что ушли мы из часовенной тесноты, где сейчас рассеялась пасмурная погода и небо засияло над часовней…

И снова мчался наш автобус высоко над землей, обильно политой русской кровью, осиянной красотой Православия.

Вот село Поток.

Из окна автобуса, мчащегося по шоссе, оно кажется совсем низким, такое ощущение, будто засасывает село в болото вместе с разрушенным храмом Чудотворной иконы Тихвинской Божией Матери.

И снова, как будто и не сговариваясь, звонко и чисто запели девочки из церковного хора пасхальный тропарь:

 
Христос воскресе из мертвых,
 смертию смерть поправ,
и сущим во гробех
живот даровав…
 

И снова на мгновение проглянуло, рассеивая серую, дождевую хмурь, солнце, заливая радостным светом и развалины храма, и асфальт, проложенный прямо по могилам здешнего кладбища…

Мы ехали в Ефимовское, где до сих пор в церкви Ильи Пророка размещается ветлечебница и под сводами храма мычат больные коровы, визжат свиньи…

Местная жительница, заведующая детским садиком, Анна Анатольевна Сергевина собрала общину, которая хочет возродить храм, и начальство не возражает против этого, но пока все равно ничего не получается, и пасхальное освящение куличей и яиц решено было проводить в этом году в клубе.

Здесь и состоялся небольшой концерт.

Регент, Ирина Валентиновна Болдышева, выстроила своих хористок на сцене, завешенной рекламами предприятия «Фарт». Девочки старались и здесь, но странно и непривычно тускло звучали со сцены голоса, куда-то исчезла ангельская чистота, а вместе с ней – и пасхальная радость.

Девочки пропели пасхальный тропарь вначале по-русски, потом на греческом языке, и, наверное, замечательно пропели его, но, увы…

Чуда не свершилось.

Раздались жиденькие хлопки, тускло и серо было в огромном, погруженном в полумрак кинозале. Зрители в кинозале явно скучали, между рядами, пошатываясь, бродили подвыпившие местные парни.

Все оживились, когда на сцену поднялся финский православный священник отец Андрей. Светловолосый, светлобородый, со спокойными сосредоточенными, словно бы обращенными в самого себя, глазами…

По национальности отец Андрей – швед, родился в Финляндии, в лютеранской семье. Он изучал богословие в университете Турку и писал маленькую – так перевел переводчик – научно-исследовательскую работу о Православии.

– Вместе с группой студентов, – говорил отец Андрей, – нас послали в Россию.

В Прощеное воскресенье в Москве лютеранский студент-богослов попал в Елоховский храм. Службу вел Патриарх. И когда, словно последний грешник, поклонился Патриарх народу, испрашивая у него – «Простите, братья и сестры!» – прощения, эта сцена так потрясла студента-богослова, что, вернувшись в Турку, он немедленно крестился в Православие, а через год принял священнический сан. Сейчас он служит в Православном приходе, где три тысячи шестьсот прихожан…

Со сцены, завешенной назойливыми рекламами, отец Андрей рассказывал о своей весне духовной, о своих путях духовных исканий…

– Господь сподобил меня встретиться и с нынешним оптинским старцем Илией. Он разговаривал со мной по-русски, никакого переводчика не было, я не все понимал умом, но сердцем, душою постигал, мне кажется, все, что он говорил. Впитывал в себя исходившую от него благодать.

Самое замечательное в рассказе отца Андрея было не то, что он говорил, а как говорил… Даже и тени сомнения, что здесь, вблизи Тихвина, где явилась одна из главных святынь Православной Церкви, могут не знать об оптинских старцах, не возникало в нем.

Простые и ясные слова отца Андрея каким-то чудесным образом сделали свое дело. Смолк рассеянный шум, прекратилось хождение по залу. Что-то отозвалось в сердцах слушателей…

– Ишь ты… – похвалила отца Андрея сидевшая впереди старушка. – Финн, а ведь правильно говорит… Почитать стариков надо… Много пользы от них получить можно…

Вечер в Ефимовском закончился неожиданно очень хорошо и душевно.

Снова пели пасхальный тропарь, только теперь уже на финском языке. Потом освящали куличи и яйца.

Местные жители подходили к отцу Геннадию под благословение. Благословлял и отец Андрей.

– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа… – с сильным акцентом, старательно выговаривал он…

Словно благословлял нас на тот православный путь, которым должны мы пройти, которым идет наша страна, чтобы вернуть себе растерянные и забытые духовные богатства…

На родине преподобного Никифора Важеезерского

Важины…

С самого раннего детства запало в память название этого свирского поселка.

В Важинах была единственная в нашем Подпорожском районе незакрытая церковь, и туда, чтобы покрестить, собиралась отвезти нас бабушка…

В принципе, можно понять, чем руководствовались гонители Русской Православной Церкви. Черная сатанинская сила двигала Лениным и Троцким, Бухариным и Хрущевым… И повинуясь этой силе, злобные враги Православия и закрывали православные храмы, стремились загасить светильники, затопить темнотою всю Россию.

Это понятно…

Но постигнуть, почему, закрывая одни храмы, других они не трогали, почему пощадили в нашем районе именно Воскресенскую церковь в Важинах, где родился преподобный Никифор Важеезерский, трудно…

Как часто в духовном пространстве икон, как и перед очами Божиими, рядом стоят подвижники, которые в земной жизни и не встречались друг с другом…

Таковы и святые Геннадий и Никифор Важеезерские.

Рядом стоят они на иконе, рядом стоят и в «Олонецком патерике», составленном архимандритом Никодимом.

Память преподобного Геннадия – 8 января.

Память преподобного Никифора – 9 февраля.

Рядом стоят эти святые и в нашей духовной истории…

Оба они были учениками святого Александра Свирского, оба, хотя и в разное время, совершали иноческие подвиги на озере Важе, из которого вытекает быстрая и верткая река Важинка, впадающая в Свирь как раз в том месте, где стоит село, в котором родился преподобный Никифор.

«Блажен тот, кто от юности возлюбил Господа и последовал Ему: взял крест и пошел за Христом!» – начиная рассказ о преподобном Геннадии, пишет архимандрит Никодим.

Геннадий в числе первых учеников пришел к Александру Свирскому, и здесь, на берегу Святого озера, он прошел великую школу смиренномудрия, а когда почувствовал достаточные духовные силы, удалился в затвор. На берегу Важского озера устроил себе пещеру и подвизался одиноким пустынником, подобно своему великому учителю, вплоть до своей кончины 8 января 1516 года.

Вполне вероятно, что в земной жизни преподобный Никифор никогда не встречался со своим предшественником. Он пришел к Александру Свирскому в обитель Живоначальныя Троицы около 1510 года, когда преподобный Геннадий уже удалился в затвор. Скорее всего, никакого личного общения между двумя основателями Задне-Никифоровской пустыни не было, но так ли уж и необходимо личное общение, если есть общение молитвенное?

Причем в случае с Никифором и Геннадием Важеезерскими эта истина как бы обретает материальное воплощение…

В самом деле, Никифор ведь родился и вырос в селе Важины, стоящем на Важинке, что вытекает из Важского озера, на берегу которого и совершал свои молитвенные подвиги Геннадий Важеозерский и, получается, что в детстве и юности Никифор пил эту намоленную преподобным Геннадием воду, омывался ею… И может быть, молитвы важского затворника определили жизненный путь его более молодого соратника.

Будучи еще совсем молодым человеком, Никифор почувствовал призвание к монастырской жизни и в 1510 году пришел в обитель Живоначальныя Троицы. Подобно Геннадию, под руководством святого Александра Свирского постигал он науку стяжания Святого Духа.

Житие говорит, что Никифор всегда первым являлся в церковь и последним уходил. Церковные службы, монастырские правила и послушания проходил он с удивительным терпением, смирением и незлобием.

Не довольствуясь постом и бдением, инок изнурял себя тяжелыми веригами – носил их на голом теле. Весили эти вериги более двадцати килограммов.

Видя такие подвиги, братия прославляла Бога, но Никифор всячески избегал похвал и скоро попросил Александра Свирского благословить его идти в Киев на поклонение святым Печерским угодникам.

Преподобный Александр отговорил своего ученика от этого паломничества и посоветовал прежде сходить в обитель Воскресения Христова к преподобному Кириллу, игумену Новоозерскому, побеседовать с ним о монашеской жизни и поучиться монастырскому уставу.

Об этом путешествии преподобного Никифора нужно рассказать подробнее, поскольку в нем в зримой полноте явлена «учительная благодать» святого Александра Свирского…

В те далекие времена на Руси не было почтовой службы и наши святые предпочитали переписке молитвенное общение.

– Когда придешь к Новоозеру, лодки-то не ищи… – напутствовал Александр Свирский любимого ученика. – Отойди в сторону и молись, пока за тобой не приедут.

Преподобный Никифор так и сделал.

Достигнув озера, он не стал останавливаться в деревне Кобыльина Гора, а отошел в сторону и принялся молиться. Потом его сморило, и он прилег на камень отдохнуть.

Скоро его разбудили.

Никифор увидел незнакомого монаха, вылезающего из лодки.

– Благослови меня, святой отец! – попросил преподобный Никифор. – Прости, что уснул…

– Меня благослови! – ответил преподобный Кирилл. – Ведь ты послан духовным братом моим Александром – служителем Пресвятой Троицы.

Как утверждает предание, когда святые обнялись, дивный свет воссиял над ними…

Отблески этого света различаем и мы, четыре с половиной столетия спустя, размышляя о наших великих молитвенниках и праведниках.

Никифор провел в Новоозерском монастыре восемь дней.

Прощаясь с ним, преподобный Кирилл сказал:

– Хотя мы имеем с братом Александром большое желание увидеть друг друга, но по Божиему изволению в нынешнем веке сего не сподобимся и увидимся, когда от тела разлучимся, а твои труды, честный отче, не будут забыты пред Богом.

И только после этого святой Александр Свирский благословил ученика и на паломничество в Киево-Печерский монастырь…

В чем же смысл «урока», преподанного Никифору его великим учителем? Почему Александр Свирский отпустил его в Киев только после путешествия в Новоозерский монастырь, а не прежде того?

Нам кажется, что святой Александр хотел укрепить своего ученика, хотел помочь ему прозреть свое предназначение.

Как бы то ни было, возвратившись из Киева, преподобный Никифор едет в родное село Важины и оттуда уходит на Важское озеро, где уже упокоился в жизнь вечную преподобный Геннадий…

Местное предание свидетельствует, что, покидая село, Никифор испил воду у ключа в Усть-Боярском и стала вода в источнике целебною. Многие болезни излечивала она, и в память об этом чуде была поставлена у источника Никифоро-Геннадиевская часовня.

Никифор пришел на берег Важского озера, чтобы продолжить начатое преподобным Геннадием молитвенное делание. При нем отшельническая пустынька на берегу Важского озера становится процветающей обителью.

Не сохранилось сведений, как строился Геннадие-Никифоровский Важеезерский монастырь, известно только, что уже в 1530 году на берегу озера поднялась деревянная церковь во имя Преображения Господня, а вокруг выросло десять келлий для братии.

Известно, что заботился преподобный Никифор и о том, чтобы возрожденная им обитель преподобного Геннадия не распалась после его кончины. Для этого и хлопотал он, испрашивая для монастыря царскую грамоту на владение землей.

Он так и не увидел долгожданной царской грамоты.

9 февраля 1557 года преподобный Никифор завершил свой земной путь, а грамоту на его имя, в которой указывалось владеть землею вокруг монастыря «на все четыре стороны по версте, опричь мхов и болот и глыб», Государь подписал только 9 марта 7065 (1557) года.

Вот и получается, что грамоту эту важеезерскому игумену удалось выхлопотать, только представ рядом со своим предшественником перед Престолом Божиим.

Стоящими рядом видим мы преподобных и на иконах…

Погребли преподобного Никифора рядом с преподобным Геннадием, и святые мощи их и сейчас почивают под спудом в устроенном ими Важеезерском монастыре…

Вместе являются они и к людям, с верою призывающим их.

В списке чудес преподобных – исцеления, избавление от погибели путешествующих.

Однажды преподобные явились к важинскому крестьянину, которого мучили непрекращающиеся головные боли и который без пользы обращался к разным знахарям и уже не чаял ниоткуда помощи.

– Ты человек умный, зачем же ищешь помощи у людей, у которых кроме вреда ничего не получишь? – сказал крестьянину преподобный Никифор. – Приходи лучше к нам! У нас лекарство без денег. Отслужи молебен, попей святой воды и станешь здоров.

– Кто вы, святые отцы? – вопросил их больной. – Я вас не знаю!

Преподобные Геннадий и Никифор Важеезерские сказали, кто они и откуда.

Крестьянин исполнил повеление и стал здоров.

И вот что поразительно…

Большевики закрывали храмы и монастыри, оскверняли святые мощи, но самих святых запретить не могли…

С детства запомнился мне похожий на сказку рассказ, как осенью, едва только выпадет первый снег, мимо еще не сбросивших багряных уборов деревьев проходят святые Геннадий и Никифор Важеезерские, Корнилий Паданский, Иоасаф Машеозерский, Кассиан Соломенский, Ферапонт Вознесенский, старцы Игнатий, Леонид, Феодор. Проезжает на своей лошадке, нагруженной кожаными переметными сумами, преподобный Иона Яшеозерский…

– А ты… Ты сама их видела, бабушка?

– Не… Сама не видела, Миколя. Откуль мне было видеть…

– А кто же видел их?

– Дак ведь видели… Были люди… Чай, не теперешние…

Потом, много лет спустя, уже в воспоминаниях очевидцев, в архивных документах довелось мне прочитать продолжение этой чудесной сказки…

Тогда и узнал я об Исайе (схимонахе Игнатии), возобновившем Задне-Никифоровскую пустынь после петровского разорения…

Исайя долго жил на Афоне, но совершенного смиренномудрия достиг в обители, основанной преподобными Геннадием и Никифором…

– Я, да свинья, да третий сатана… – говаривал он. – Свинья по безумству, сатана по гордости – вот товарищи гордых…

Дивное смирение доставляло отцу Исайе духовные дары и видения…

Он поведал однажды, что душа его увидела невещественный свет и в то же время увидела самое себя как бы составленное из света, а тело мертвым, словно душа уже вышла из этого света…

История Никифорово-Важеезерской обители тесно связана с именем другого великого русского святого – отца Иоанна Кронштадтского…

В 1885 году в обители произошел пожар. Уцелели лишь каменная Всесвятская церковь, где под спудом почивали мощи основателей, небольшой каменный дом да часовня. Пришлось монастырской братии разбрестись по другим обителям.

Чтобы спасти пустынь, иеромонах Геннадий приступил к сбору пожертвований. Собрать ему удалось немалую сумму. Только деньгами она составила 9 887 рублей 75 копеек, а материалами и утварью еще 11126 рублей 78 копеек.

Но все же главным в этом деле стало знакомство иеромонаха Геннадия с протоиереем Кронштадтского Андреевского собора отцом Иоанном Ильичом Сергиевым.

Иеромонах Геннадий обратил на себя внимание Всероссийского Батюшки нелицемерным смирением, кротостью и энергией в сборе пожертвований.

В 1890 году по просьбе иеромонаха Геннадия и при непосредственном содействии святого Иоанна Кронштадтского мещанка Екатерина Гайлевич пожертвовала в Задне-Никифоровскую пустынь каменный дом с участком земли, чтобы там было устроено Подворье…

С молитвенной и практической поддержкой святого Задне-Никифоровскую пустынь удалось возродить буквально в считанные годы. Причем возрождена она была в большем великолепии, нежели была до пожара.

В 1892 году достроили каменную церковь Преображения Господня, и 19 июля ее освятил приехавший в монастырь Иоанн Кронштадтский.

И какие могут быть сомнения в молитвенном общении отца Иоанна Кронштадтского с присвирскими святыми? Молился он во время своего пребывания в монастыре и перед образом основателей обители, и перед иконою девяти важеезерских чудотворцев – преподобных Никифора, Геннадия, Даниила, Игнатия, Леонида, Феодора, Ферапонта, Афанасия, Корнилия…

Быстро строилось при содействии отца Иоанна Кронштадтского и монастырское подворье в Санкт-Петербурге:

«23 сентября 1894 года о. Иоанн Кронштадтский отслужил молебен в честь закладки трехпрестольного храма, а уже 23 мая 1901 года был освящен главный придел в честь пророка Осии. Освящение совершил Преосвященный Вениамин, а сослужил ему отец Иоанн Кронштадтский вместе с игуменом Митрофаном.

После литургии священнослужителям, почетным гостям, благотворителям и всем споспешникам создания храма была предложена трапеза, оконченная “здравицами”, особо Иоанну Кронштадтскому, главному виновнику возникновения Подворья и при нем храма и настоятелю Подворья игумену Митрофану, виновнику настоящего торжества.

На следующий день, 24 мая, был освящен второй придел храма в честь Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова и преподобного Иоанна Рыльского – небесного покровителя о. Иоанна Кронштадтского»…

Так при молитвенном и непосредственно-практическом участии святого отца Иоанна Кронштадтского была восстановлена обитель святых учеников преподобного Александра Свирского.

Тогда на Петербургском почтовом тракте в ста верстах от Петрозаводска, в пятидесяти от Олонца, на седьмой версте Кескозерской станции, у самой окраины леса стояла деревянная часовня, указывающая путь к Задне-Никифоровской пустыни.

Еще одиннадцать верст по лесу, и вот уже и монастырская мельница у истока реки Важинки…

На южном, холмистом берегу озера открывался сам монастырь: высокая колокольня, две пятиглавые церкви, три башни по лицевому западному фасаду каменной ограды…

Все это отражалось в тихой воде озера, словно там был еще один монастырь…