Текст книги "Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей"

В конце переговоров усиленно спорили за Киев; Нащокин убеждал царя уступить и Киев. Он смотрел на него не более, как на порубежный город, указывал, что в данное время в Московском государстве уменьшились доходы, нечем давать жалованье ратным людям; денег мало; турки и татары угрожают овладеть Малороссией, а на верность казаков нельзя полагаться. Когда наконец на исходе 1666 года Нащокин известил, что если не будет заключено перемирие, то польские войска войдут в Смоленский уезд, царь согласился на уступки. В то время заднепровский казацкий гетман Дорошенко, напрасно хлопотавший перед царем, чтобы не допустить русских до примирения с Польшей, призвал татар и начал ожесточенную борьбу с поляками. Татары разорили польские области и увели до 100 000 пленных. Это событие было признано польскими комиссарами за главное препятствие к вечному миру. Они боялись, что если будет заключен вечный мир, то это озлобит турок и татар. 12 января 1667 года заключили перемирие на 13 лет, до июня 1680 года. Днепр назначен был границей между русскими и польскими владениями; Киев оставлен за Россией только на два года, а на удовлетворение шляхте, разоренной казаками, царь обещал миллион злотых. Когда потом в Москве утверждалось это перемирие, Нащокин и польские послы пришли обоюдно к сознанию необходимости обоим государям, русскому и польскому, общими силами усмирить казаков. Нащокин ненавидел их потому, что считал их беспокойными мятежниками. Такой взгляд совпадал с теми понятиями, какие человек этот составил себе о государственных порядках. Он с презрением отзывался о голландцах, называл их мужиками и, услышав, что французский и датский короли соединялись с голландцами против Англии, называл их безрассудными именно за то, что вступают в союз с республиканцами. «Надобно бы, – говорил он, – соединиться всем европейским государям, чтобы уничтожить все республики, которые есть не что иное, как матери ересей и бунтов».

Андрусовский мир считался в свое время успехом. Действительно, Россия приобрела то, чем владела до Смутного времени, и даже несколько больше; но эти приобретения были слишком ничтожны по сравнению с потерей нравственного значения государства. Достигнув цели стремления многих веков, овладев почти добровольно теми древними областями, где начиналась и развивалась русская жизнь, потерять все это – было большой утратой и унижением. Андрусовский договор носил в себе зародыш тяжелых бедствий, кровопролитий и народных страданий на будущие времена. Несчастная Малороссия испытала прежде всего его пагубное влияние. Эта страна, выбившаяся с такими усилиями из-под чуждой власти, соединившаяся добровольно с другой половиной Руси и, несмотря на жестокую борьбу с поляками, стоившую ей много крови, еще довольно населенная и в некоторых местностях цветущая, ни за что не желала возвращаться под власть поляков и потерпела такое опустошение, что через несколько лет ее плодоносные поля, начиная от Днепра до Днестра, представлялись совершенно безлюдной пустыней, где только развалины людских поселений да человеческие кости указывали, что она была обитаемой. Сама Польша только временно и внешне выигрывала, а не на самом деле, как показали события. Все это, однако, было последствием не столько самого Андрусовского договора, сколько тех прежних ошибок, которые привели к необходимости заключить Андрусовский договор. В истории, как в жизни, раз сделанный промах влечет за собой ряд других, а испорченное за несколько месяцев и годов исправляется целыми веками. Богдан Хмельницкий предвидел это, сходя в могилу, когда московская политика не хотела слушать его советов.

И.Е. Репин. Запорожцы пишут письмо турецкому султану

Война отразилась многими изменениями во внутреннем порядке. Это время было замечательно, между прочим, тем, что тогда умножилось количество вотчин и земля более и более становилась наследственной частной собственностью. Обычная царская награда служилым людям за их воинские заслуги состояла в обращении их поместной земли в вотчинную; впрочем, это делалось так, что в награду переходила в вотчину только часть поместной земли[111]111
  Боярам по 500, окольничим по 300, думным боярам по 250, думным дьякам по 200, а прочим – со 100 четей по 20 четей, а в дву потому ж.


[Закрыть].

Скудость средств для ведения войны заставила прибегать к усиленным и ненавистным путям их приобретения. В 1663 году возобновлены были снова винные откупы. Горячие напитки продавались в государстве двумя способами: на веру и с откупа. Дело винной продажи чаще всего соединялось с таможенным делом, и там, где продажа вина и таможенные сборы были «на веру», – то и другое поверялось назначаемым от правительства таможенным и кружечным головам и выборным целовальникам при них. Должности эти были до крайности затруднительны и разорительны для тех, на кого возлагались, потому что головы и целовальники, находя таможню и кружечный двор в расстройстве, должны были заводить на свой счет всякого рода материал. Правительство требовало, чтобы как можно больше доставлялось доходов, и в случае недобора приходилось им доплачивать в казну и из собственного состояния. Для увеличения доходов от вина правительство приказывало смешивать плохое вино с хорошим, «лишь бы казне было прибыльнее», и стараться, чтобы к концу года был выпит весь наличный запас вина. Кроме того, таможенным головам и целовальникам запрещалась всякая другая торговля во время исполнения своей должности. Неудивительно, что эти блюстители царской выгоды пополняли свои убытки всевозможными злоупотреблениями. Таможенные и кружечные сборы отдавались на откуп в приказах «с наддачей», то есть тому, кто больше дает, иногда – компании торговых людей, а иногда – целому посаду. Кружечные дворы были собственно в посадах, а в селах и деревнях учреждались временные «торжки», куда таможенные головы посылали особых целовальников для торговли. В 1666 году начали появляться и в селах постоянные кабаки. Они утаивали в свою пользу все, что получали сверх оклада, занимались тайно торговлей, вопреки запрещению пропускали беспошлинно одних торговых людей по свойству, по дружбе, а больше всего – за посулы, другим же торговцам причиняли ущерб и разорения своими придирками. Особым предлогом к придиркам и задержкам служило подозрение в торговле заповедными товарами, как, например, табаком. За намерение торговать табаком и даже за следы существования этого зелья бралась в то время огромная пеня.

Стараясь ухватиться за любую меру увеличения казенного дохода, правительство осталось глухо к убеждениям посланника английского короля Карла II графа Карлейля, который от имени своего государя просил о возобновлении привилегий английской компании и расточал множество доводов в подтверждение мысли, что беспошлинная торговля принесет обогащение и московской казне, и народу; Карлейль уехал ни с чем: англичане были уравнены с прочими иноземцами. В этом случае правительство делало угодное московским гостям и вообще крупным торговцам, которые и прежде не терпели привилегий, даваемых иноземцам, тогда как, напротив, мелким торговцам эти привилегии были выгодны, потому что давали возможность непосредственно торговать с иноземцами и тем освобождали их от зависимости, в которой иначе они находились бы у русских крупных торговцев. Правительство, нуждаясь в деньгах, в то время до того мирволило интересам крупных торговцев, доставлявших ему деньги, что во Пскове согласилось было даже на возобновление выборного самоуправления, устроенного ради выгод крупных торговцев. С 1665 года по ходатайству бывшего тогда во Пскове воеводой Афанасия Ордина-Нащокина (который по своей любви к иноземщине склонен был к порядкам, смахивавшим на магдебургское право) правительство положило учредить выборное начальство из пятнадцати человек, из которых пять управляли бы по году; вместе с этим вводились свободная продажа питей с платежом в казну оброка и беспошлинная торговля с иноземцами на два двухнедельных срока в год. Хотя мера эта, как говорилось, предпринималась с целью оградить маломочных людей от сильных, но такая цель не только не могла быть достигнута, а была противоположна смыслу устава, по которому правление сосредотачивалось в руках этих сильных людей, маломочным же людям не дозволялось вступать в прямые сношения с иноземцами: им оставлялось только право служить комиссионерами у русских крупных торговцев для скупки русских товаров, которые будут переходить в руки иноземцев не иначе, как от крупных торговцев. Вскоре место Нащокина во Пскове занял его враг Хованский; маломочные люди подали последнему челобитную, доказывая, что новое правление, выдуманное при Нащокине, будет выгодно только для лучших людей и не принесет пользы казне. Все затеи псковских лучших людей, покровительствуемых Нащокиным, уничтожили; продажу вина велели производить с откупа; все управление осталось опять в руках воевод и дьяков со всеми вопиющими злоупотреблениями, свойственными тогда этого рода управлению в России.

В.Г. Шварц. Вешний поезд царицы на богомолье при царе Алексее Михайловиче

Скудость казны побуждала правительство к стеснению торговли. В 1666 году существовавшую рублевую пошлину заменили двойной (по 20 денег с рубля), но в 1667 году издан был новый торговый устав, по которому возобновили прежнюю десятую пошлину с разными видоизменениями[112]112
  Так, русские и иноземцы в Архангельске платили с весомых товаров 10 денег, а с невесомых и с монеты – 8 денег. За продажу соли везде брали 20 денег. Сахар и вино подлежали особой повышенной пошлине. Иноземцы, торговавшие внутри России, платили 12 денег и кроме того проезжих пошлин 20 денег. Иноземцы под страхом отобрания товаров не смели торговать с иноземцами русскими товарами и, приезжая в русский город, могли вести торговлю только с купцами этого города.


[Закрыть]. Тогда по челобитью торговых людей были установлены в Москве и в порубежных городах особые головы и целовальники по торговым делам, не зависевшие от таможенных голов. Понятно, торговля стеснялась тем, что купцы, разъезжая с товарами, много раз подвергались задержанию, осмотру и разным платежам. Правительство старалось как можно больше привлечь в казну золотой и серебряной монеты и приказывало собирать с иноземных купцов пошлину золотыми, считая каждый золотой за рубль, и ефимками (серебряные монеты), считая ефимок за полтину, а потом приказывало прикладывать к ефимкам штемпели и выпускало их в обращение как рубль. С иноземцев, покупавших русские товары за чистые деньги, не брали вовсе пошлин. Для накопления в казенное достояние всякого вида драгоценных металлов запрещалось людям низкого состояния покупать золотые вещи под благовидным предлогом – чтобы не дать им промотаться.

Правительство обращало тогда внимание на торговлю с Персией главным образом потому, что через эту страну можно было получать из Индии драгоценные камни, жемчуг, золото и разные редкости, так называемые узорочные товары; но торговля эта для русских купцов была очень затруднительной, так как на пути они подвергались грабежам, особенно в Шемахе и Тарках. В 1667 году армянин Григорий Усиков, член армянской компании в Персии, при посредничестве Ордина-Нащокина заключил договор, по которому компании с платежом пошлин в размере пяти денег с рубля предоставили право торговать в Астрахани, Москве, Архангельске и ездить за границу. Договор этот был важен потому, что повлек за собой сооружение первого русского корабля для плавания по Каспийскому морю[113]113
  Русские намеревались прежде завести флот на Балтийском море, в Курляндской земле, для торговых целей; но курляндцы отклонили русских от этого намерения.


[Закрыть]. Постройка его производилась в селе Дедилове Яковом Полуектовым с большими препятствиями: Полуектов с трудом мог найти рабочих, жаловался на их неумелость, а они жаловались на то, что он их бьет и морит голодом.

Малороссийский крестьянин

Корабль, однако, был изготовлен, назван «Орлом» и спущен в 1669 году на Оку, а потом на Волгу. В одно время с «Орлом» построили яхту, два шенска и бот. Сооружение «Орла» обошлось в 2021 рубль, а капитаном его назначили голландца Давида Бутлера. Все матросы на нем были иноземцами. Этим не ограничились: хотели изготовить еще суда с целью плавания по морю. Но Стенька Разин сжег первый русский корабль.

Планы армянской компании после того пошатнулись. Между тем гости и торговые люди, у которых правительство просило совета, были против дозволения армянам торговать с иностранцами. Армянам разрешили только продавать шелк в казну. Русским не позволяли ездить в Персию, а персиянам дозволили торговать только в одной Астрахани.

Одновременно с собиранием в казну серебряной и золотой монеты правительство старалось об отыскании в своем государстве всяких руд, особенно серебряной. В 1659 году приказано было в Сибири кликать через биричей, чтобы каждый, кто ведает где-нибудь по рекам золотую, серебряную и медную руды и «слюдные горы», приходил бы в съезжую избу и доносил о том воеводе. По этим «кликам» было несколько заявлений, которые, однако, не привели к важным последствиям. Сибирским удальцам, отправлявшимся для отыскания новых земель, давался наказ высматривать: нет ли где серебряной и золотой руд. Правительство также надеялось найти их на северо-востоке европейской части России – в Пустозерском уезде. Тамошние жители обязаны были искать руду, и это стало для них до крайности затруднительно, потому что им приходилось бороться с большими препятствиями, а добиться чего-либо они не могли, потому что являлись неискусными и несведущими в этом деле[114]114
  Сам царь Алексей Михайлович очень любил золотые и серебряные вещи и часто проводил время в рассматривании работ серебряников и ювелиров. Обычай наших предков украшать образа окладами развил серебряное мастерство в разных видах, но в то время царь повелел лучших из мастеров выбирать в Приказ золотого и серебряного дела на вечную службу и вообще старался скупать в казну такого рода работы. За неимением своих драгоценных металлов золото и драгоценные камни привозили в Россию из-за границы, между прочим, с Востока – греки, персияне и армяне.


[Закрыть].

Медь добывалась близ Соликамска и доставлялась в казну по два и по три рубля за пуд, а продавалась из казны на месте добывания частным лицам по четыре рубля с полтиной, но ввиду ее малого количества не приносила большого дохода. В конце царствования Алексея Михайловича нашли медную руду около Олонца и на реках, впадающих в Мезень[115]115
  Правительство давало на обработку этой руды привилегии нидерландцу Иовису и Петру Марселису с условием выписать мастеров из Дании.


[Закрыть]. Обработка железа производилась на юге от Москвы, близ Тулы и Каширы. Один из самых больших заводов принадлежал Петру Марселису: его работы производились на протяжении 30 верст между Серпуховым и Тулой. Другой завод, на реке Протве, за 90 верст от Москвы по Калужской дороге, находился в заведовании Акемы. Заводчики имели свои привилегии и приписные села. На заводах изготовляли полосовое, листовое и прутовое железо, якоря, гвозди, мельничные снаряды, двери, ставни, ступы, ядра. У Марселиса делались и пушки. Величайшее затруднение этих заводчиков состояло в том, что трудно было достать мастеровых, и вообще работники обходились очень дорого[116]116
  Надзиратель за работами получал 300 рублей в год, мастер – с пуда алтын, простой рабочий – две копейки с пуда, а кочегар – деньгу. Дрова обходились по 14 копеек за квадратную сажень.


[Закрыть].

Крестьяне во времена войн Алексея Михайловича находились в утесненном положении, так как владельцы, вынужденные терпеть издержки по поводу военной службы, старались доставлять себе через их работу больше доходов. Тогда крестьяне еще более потеряли в своих правах и уравнивались с холопами. Прежде запрещено было брать крестьян во двор, но теперь вошли в обычай и такие случаи. Когда помещик уклонялся от службы и не могли его отыскать, то брали его крестьян и держали в тюрьме. Когда давалась вотчина, то вотчинник ничем не был связан по отношению к крестьянам: не было постановлено никаких твердых правил, ограничивающих произвол владельцев; напротив того, крестьянам вменялось в долг делать все, что прикажет помещик, и платить все, чем он их изоброчит[117]117
  Крестьяне, бывшие на издельной работе, по-прежнему разделялись на выти, полагая обычно в выти по две десятины в каждом поле. Эту господскую землю они должны были обработать, убрать хлеб, связать в снопы, собрать в копны, которые назывались «сотницами» и записывались приказчиками в «ужинные» книги. В других местах вместо господской работы брали в пользу господина выдельный хлеб – пятый, шестой или четвертый сноп. Кроме того владелец облагал крестьян многими мелкими поборами. Иные обрабатывали у помещиков землю на условиях половины, четверти и т. п. Такие условия заключались обычно с нетяглыми гулящими людьми. До какой степени было скудно население, видно из того, что в 44 деревнях и 23 починках на северо-востоке России насчитывалось сто крестьянских дворов и 106 крестьян. Это, однако, не было повсеместным правилом. Например, в Хлыновском уезде – 53 деревни и 44 починка, дворов 133, людей 714 или 103 деревни, 209 дворов, 1055 крестьян.


[Закрыть]. В боярских вотчинах еще существовали в то время выборные старосты и целовальники по давнему обычаю, но над ними выше стоял приказчик, назначенный от владельца. Находясь в полном повиновении у хозяина, крестьяне должны были иногда исполнять по его повелению и беззаконные дела; так, вотчинные и помещичьи крестьяне по приказанию господина нападали на крестьян другого владельца, с которым их господин был в ссоре.

Эти явления совпадали с произволом, господствовавшим во всем и повсюду. Сильнейший давил слабейшего; низший исполнял беззаконные приказания высшего. Служилые люди по повелению воевод делали всевозможные насилия посадским и крестьянам.

Неудивительно, что при такой неурядице разбои были постоянным явлением. В 1655 году правительство, будучи не в силах справиться со множеством воров и разбойников, решилось объявить им всем прощение, если они принесут покаяние и перестанут совершать преступления. Эта кроткая мера, естественно, не могла привести к желаемому успеху, так как не прекращались причины, побуждавшие к побегам и разбоям. Через два года, в 1657 году, грабежи, убийства, поджоги усилились до такой степени, что правительство разослало сыщиков из дворян ловить разбойников, которые были большей частью из беглых крестьян и прежде всего обращали свои злодеяния на господ. Сыщики, гонявшиеся за беглыми с отрядами стрельцов, пушкарей и собранных волостных людей, были одновременно и судьями, казнили смертью обвиненных и тут же пользовались своей властью для обирательства народа. Не говоря уже о том, что они отягощали жителей доставкой себе лошадей, сторожей, пищи, питья, сыщики, подобно воеводам, нередко научали ябедников или пойманных ими преступников клеветать то на того, то на другого в участии в разбоях или в пристанодержательстве разбойников, чтобы потом притянуть оклеветанных к делу и обирать их. Само собой разумеется, от такого обращения только усиливалось бродяжничество, которое правительство хотело искоренить. Военные обстоятельства тысяча шестьсот шестидесятых годов прибавляли к числу беглых людей множество ратных, ушедших со службы. Поимка беглых и борьба с разбойниками усиливались с каждым годом; правительство то и дело посылало то в один, то в другой край сыщиков ловить посадских, черносошных, вотчинных крестьян, служилых людей, наказывать их и отправлять на места жительства, а разбойников вешать. За всяким таким сыском следовали новые беспорядки. Разбойничьи шайки становились все многолюднее и смелее; народ делался все недовольнее, и таким образом подготавливалась почва для страшного бунта Стеньки Разина, нанесшего такое потрясение в конце царствования Алексея Михайловича.

Задунайский запорожец

Это событие, возмутившее государство, стоило много крови; произведено было много бесчеловечных казней. Правительство, силу которого составляли бояре, воеводы, дьяки служилые и приказные люди, вышло с победой из борьбы с черным народом, потерявшим терпение. Но оно не воспользовалось этим уроком для народной пользы. Только служилые и приказные люди получили свои выгоды и награды за службу во время мятежа. Управление по-прежнему оставалось в руках воевод и приказных людей: они могли брать посулы и поминки, делать всякого рода насилия и ускользать от наказания. Соблюдалась более всего форма, особенно когда дело касалось имени государя[118]118
  Дьяк мог безнаказанно грабить и утеснять «сирот государевых», как назывались на деловом языке все неслужилые люди, однако за малейшую ошибку или описку в государевом титуле приказному человеку еще строже прежнего грозили батоги или по крайней мере выговор вроде следующего: «Ты, дьячишко, страдник, страдничий сын и плутишко, ты не смотришь, что к нам, великому государю, в отписке писано непристойно; знатно пьешь и бражничаешь, и довелся ты жестокого наказания».


[Закрыть]. Страх за царскую безопасность или честь стал еще более предметом озабоченности, и в это же время последовало запрещение ездить в Кремль мимо царского дворца. Ужасное «государево слово и дело» получало больше силы после каждого народного волнения.

Польский король Ян Казимир отказался от престола еще в 1668 году. В Польше образовалась партия, желавшая избрания сына Алексея Михайловича – царевича Алексея Алексеевича. Нащокин, имевший по-прежнему большое влияние на государя, отговорил его посылать в Польшу послов для этой цели, представив, что русский государь потратит понапрасну много денег, а избрание не состоится. На польский престол избрали Михаила Корибута Вишневецкого. Малороссия никак не могла успокоиться; гетман Дорошенко всеми силами сопротивлялся Андрусовскому договору 1667 года, делившему Малороссию на две половины между Россией и Польшей: Киев не мог быть отдан Россией в установленное время Польше. Это повлекло новые переговоры в 1670 году. После нескольких предварительных съездов Нащокин подтвердил Андрусовский договор в Мигновичах. Вопрос о сдаче Киева Польше оставили нерешенным. В конце 1671 года договор этот был подтвержден польскими послами в Москве: здесь уже главную роль играл боярин Артамон Сергеевич Матвеев: Нащокин сошел со сцены[119]119
  После Андрусовского договора Нащокин приобрел значительное влияние. Царь дал ему небывалый еще титул «Царственные большие печати и государственных великих посольских дел оберегателя». Самолюбивый до чрезвычайности, желчный и неуживчивый, Нащокин постоянно выставлял себя перед царем единственно умным и способным человеком в государстве, бранил и унижал бояр и дьяков, восстанавливал царя против них и был всеми ненавидим. Он явно добивался, чтобы царь во всем слушал его одного, и постоянно играл роль сироты, гонимого и обижаемого врагами, а между тем управлял по своему усмотрению. Но такое могущество при всеобщем раздражении против него других близких к царю людей не могло быть продолжительным. Царь сблизился с Матвеевым. Нащокин в 1671 году потерял место начальника Посольского приказа, на которое назначен был Матвеев. Причины, вызвавшие эту перемену, неизвестны, но без сомнения удаление Нащокина показывает, что он потерял доверие царя. Нащокин не смирился со своим падением и постригся в Кривецком монастыре близ Пскова под именем Антоний.


[Закрыть]. Русский государь обещал оказывать помощь полякам против турок, и гетман Дорошенко, не желая оставаться под властью Польши, готовился поднять силы турок и татар за Малороссию. Московское правительство заключило мирный договор и с Крымом: крымский хан обещал отпустить всех пленников, но бедный Шереметев был задержан и оставался в плену до уплаты большого выкупа в 30 000 червонцев. Надеясь, видимо, на мир с Крымом, правительство обратило внимание на заселение южной части государства, и в 1672 году состоялось замечательное постановление о раздаче духовным лицам и служилым людям «диких полей» в украинных областях. Но примирение с Крымом, дававшее надежду на спокойствие украинных земель, было непродолжительным. Смуты в Малороссии вскоре привели Россию к военным действиям против турок и татар, когда Дорошенко призвал тех и других для противодействия разделу Малороссии, учиненному Польшей и Россией.

Совместные действия против турок и Дорошенко сдружили московское правительство с Польшей. В Варшаве стал жить постоянный русский посланник – резидент. Из Польши прислали в Москву такого же резидента. В конце 1673 года скончался польский король Михаил, и в Польше опять образовалась партия, состоявшая преимущественно из литовских панов (гетмана Паца, Огинского, Бростовского и др.), которая желала избрать на польский престол сына Алексея Михайловича – царевича Федора со следующими условиями: принять католичество, вступить в брак со вдовой покойного Михаила, возвратить Польше все завоеванные земли и давать деньги Польше на войну против турок. Ближние царские бояре Матвеев и Юрий Долгорукий отвечали на это, что царь сам желает быть избранным в польские короли, но от принятия католичества отказывается. Такой ответ уничтожал планы соединения польской короны с московской, и 8 мая 1674 года польский сейм выбрал в короли коронного гетмана Яна Собеского. Московское государство, связанное по договору обещанием войны против турок, продолжало и при этом короле оставаться в дружеских отношениях с Польшей.

А.Л. Ордин-Нащокин

Царь Алексей Михайлович, как мы уже не раз говорили, любивший всякий блеск, парадность, дорожил как своей славой, так и славой своего государства в чужих землях. Прием иноземных послов был для него большим праздником; любил он рассылать и своих послов в иноземные государства. В его царствование мы встречаем несколько посольств, отправлявшихся без особой нужды и потому не имевших важных последствий. Так, еще в 1656 году стольник Чемоданов, отправленный в Венецию с целью попытаться занять денег, после многих приключений на море, испытанных на пути от Архангельска до Италии, прибыл случайно в Ливорно и вместо Венеции попал во Флоренцию. Тосканский герцог Фердинанд Медичи так замечательно принял московское посольство, что Алексей Михайлович послал туда одно за другим еще два посольства (Лихачева и Желябужского). В 1667 году послан был в Испанию, а в следующем году – во Францию стольник Петр Потемкин. Московский царь искал дружбы и союза с государями этих стран. Со своей стороны в Испании и Франции московскому посланнику сделали мирные предложения, которые он не мог принять, не имея наказа. Таким образом из этих посольств ровно ничего не вышло, кроме разве того, что царь Алексей Михайлович из рассказов посланников узнавал о порядках и обычаях далеких иноземных государств и само Русское царство становилось известнее на Западе.

Таким же бесплодным стало и посольство к папе майора Менезиуса в 1674 году, отправленного для переговоров по поводу войны с турками. Папа Климент X ни за что не хотел давать Алексею Михайловичу царский титул, не зная, что собственно этот титул означает по смыслу западной дипломатии. С Персией Алексей Михайлович был постоянно в мирных и частых сношениях, хотя грузинские дела, набеги казаков па персидские берега и задержки русских купцов на пути в Персию вызывали между двумя дворами некоторые недоразумения. В 1675 году царь направил посольство в отдаленную Индию искать дружбы одного из тамошних государей. В тот же год переводчик Посольского приказа Николай Спафарий, родом из Валахии, возглавил посольство в Китай. Русские в Сибири, двигаясь к востоку, дошли наконец до пределов Китайской империи. Возникли столкновения по поводу власти над берегами Амура, что повело к враждебным действиям с обеих сторон. Для прекращения этих столкновений царь Алексей Михайлович и отправил посольство в Китай в надежде заключить договор. Спафарий с большим трудом при посредничестве иезуитов добился представления богдыхану, но выехал из Пекина ни с чем, даже без грамоты, и привез в Москву такое мнение о китайцах, «что в целом свете нет таких плутов, как китайцы».

1669 год был знаменательно несчастлив для царского семейства. 2 марта скончалась царица Мария Ильинична, родив дочь, которая умерла через два дня после рождения. Мария Ильинична была очень любима за свой добрый нрав и готовность помогать людям во всякой беде. Вслед за ней через три месяца умер царевич Симеон, а спустя несколько месяцев другой царевич – Алексей. В то время царь, требовавший себе дружеского утешения, особенно сблизился с Матвеевым, который и прежде пользовался его благорасположением. Артамон Сергеевич был из немногих русских людей нового покроя, сознававший пользу просвещения, любивший чтение, ценивший искусство. Начальствуя Посольским приказом, он обратил его некоторым образом в ученое учреждение. Под его руководством там переводили и составляли книги: Василиологион – история древних царей; Мусы (музы), или семь свободных учений. Также написана была русская история под названием «Государственная большая книга» с приложением портретов государей и патриархов. При своей любознательности, чаще всякого другого находясь в обращении то с иностранцами, то с малороссиянами, Матвеев познакомился с иноземными обычаями, начал признавать их превосходство. Этому способствовала его семейная жизнь. Он был женат на иностранке из Немецкой слободы – Гамильтон, шотландке по происхождению, принявшей при переходе в православную веру имя Авдотьи (Григорьевны). Матвеев служил в иноземных полках и был произведен в рейтарские полковники. Он находился по жене в родстве с Нарышкиными: это был род старинных рязанских дворян, происходивших от одного крымского выходца в XV столетии. В XVII веке Нарышкины были наделены поместьями в Тарусе. Один из них, Федор Полуектович, был женат на племяннице жены Матвеева, также из рода Гамильтон и также в крещении названной Авдотьей (по отцу – Петровной). Брат Федора Кирилл Полуектович, стрелецкий голова, потом пожалованный в стольники (женатый на Анне Леонтьевне Леонтьевой), кроме сыновей имел дочь Наталью, которая с одиннадцати или двенадцати лет воспитывалась в доме Матвеева и познакомилась сызмала с иноземными обычаями.

В конце 1669 года царь Алексей Михайлович возымел намерение вступить во второй брак и по обычаю велел собрать девиц на смотр. Много их привозили и увозили. В начале февраля 1670 года царю понравилась больше всех Наталья Нарышкина, но царь продолжал смотреть девиц, в надежде найти еще покрасивее. В апреле, видимо, он колебался между Нарышкиной и Авдотьей Беляевой. Между тем против Нарышкиной и, главное, против Матвеева начались козни; боялись, чтобы брак с Нарышкиной не сделал всемогущим Матвеева, уже без того пользовавшегося доверием и любовью царя Алексея Михайловича. Подкинуты были подметные письма с целью отклонить царя от брака. Подозрение в составлении этих писем пало на дядю Беляевой Шихарева. Его обыскали, но не нашли ничего, кроме травы зверобоя, которой он лечился. В то время трав очень боялись, потому что с ними связывали разные суеверия. Найденной травы было достаточно, чтобы подвергнуть ее несчастного хозяина пытке; от него не добились ничего. Выбор царя остановился на Нарышкиной; однако свадьбу почему-то отложили. Так как у Алексея Михайловича были уже взрослые дочери почти одних лет с Натальей, то у них появилось нерасположение к будущей мачехе; притом тетки же царя, пожилые девы, богомольные хранительницы старых порядков, не терпели Матвеева и его родню за преданность иноземным обычаям. Это обстоятельство, вероятно, также способствовало замедлению брака, но не могло предотвратить его. 22 января 1671 года Алексей Михайлович сочетался с Натальей.

Прием царем Алексеем Михайловичем шведского посольства в 1674 г.

Опасения ревнителей старины были не напрасны. Алексей Михайлович как натура увлекающаяся, способная вполне отдаться тем, кто в данное время был близок его сердцу, подчинился влиянию жены и Матвеева. Он называл Матвеева не иначе, как «другом», написал ему такого рода письма: «Приезжай скорее, дети мои и я без тебя осиротели. За детьми присмотреть некому, а мне посоветовать без тебя не с кем». Матвеев, однако, вел себя с необыкновенным благоразумием и, хотя официально управлял одновременно и Посольским, и Малороссийским приказами, но носил только звание думного дворянина. По желанию царя Матвеев построил себе большие палаты у Никиты на Столпах и в соответствии со своим вкусом по-европейски украсил их картинами иностранных мастеров и мебелью в европейском стиле; даже в его домо’вой церкви иконостас был сделан на итальянский образец. Он не держал взаперти ни своей жены, ни своих родственниц и воспитанниц. В доме Матвеева была введена музыка и даже устроен домашний театр, в котором играли немцы и его дворовые люди.

30 мая 1672 года родился царевич Петр, будущий русский император. Матвеев и отец царицы Натальи были возведены в звание окольничих. Наталья получила еще больше силы над царем. В отличие от прежних обычаев царица позволяла себе ездить в открытой карете и показывалась народу к соблазну ревнителей старины, видевших в подобных явлениях приближение Антихриста. Алексей Михайлович до такой степени изменился, что допускал то, о чем и подумать не смел бы несколько лет назад, когда церковные ходы и царские выходы доставляли единственную пищу его врожденной страсти к художественности. В то время под влиянием Матвеева и жены у царя был заведен театр: вызвали в Москву странствующую немецкую труппу Ягана Готфрида Григори, устроили в Преображенском селе «комедийную хоромину», а потом «комедийную палату» в Кремлевском дворце. Она представляла собой сцену в виде полукружия, с декорациями, занавесом, оркестром, состоявшим из органа, труб, флейт, скрипки, барабанов и литавр. Царское место, обитое красным сукном, находилось на возвышении; за ним были галерея с решеткой для царского семейства и места в виде полукружия для бояр, а боковые места предназначались для прочих зрителей. Директор театра по приказанию царя набирал детей из Новомещанской слободы, заселенной преимущественно малороссами, и обучал их в особой театральной школе, устроенной в Немецкой слободе. Сначала представлялись такие пьесы, содержание которых было взято из Священного Писания. Таковыми являлись «История Олоферна и Юдифи», комедия о «Навуходоносоре», комедия о «Блудном сыне», о «Грехопадении Адама», об «Иосифе», о «Давиде и Соломоне», «Товия», об «Артаксерксе и Амане», «Алексей Божий человек» и пр. Комедии эти писались силлабическими виршами; две из них – о «Навуходоносоре» и «Блудном сыне» – принадлежат перу Симеона Полоцкого, ставшего, так сказать, придворным поэтом и проповедником Алексея Михайловича. Остальные комедии, как показывает их язык, были сочинены малороссами. Совесть Алексея Михайловича успокаивалась тем, что его духовник объяснил ему, что и византийские императоры допускали при своем дворе такие увеселения. Мало-помалу молодое театральное искусство стало переходить и к мирским предметам. Так, в числе сыгранных у Алексея Михайловича пьес была пьеса «Баязет», содержание которой составляла борьба Баязета с Тамерланом. Гордый и самоуверенный Баязет насмехается над своим противником, на сцене происходит сражение. Баязет побежден, заключен в клетку и представлен победителю, сидящему на коне. В отчаянии Баязет разбивает себе голову. Трагический элемент смешан здесь с комическим: на сцену выводится шут, потешающий публику веселыми песнями. В 1675 году театральный вкус развился уже до того, что на сцене давали на масленице балет, главным героем которого был мифологический Орфей. Царь несколько смущался, когда пришлось допустить пляску с музыкой, да еще с мифологическим сюжетом; плясовая музыка соблазняла его еще более самой пляски, но он потом успокоился, когда ему представили, что при дворах европейских государей употребительны такого рода увеселения. Шаг был важный, если вспомнить, что названый Дмитрий среди прочих отступлений от русских обычаев за музыку и танцы потерял и корону, и жизнь.