Текст книги "Острова испытаний"

Глава 4

Однако у Джонни были свои планы на ближайшее будущее, он гордился тем, что прочитал уже больше сотни книг, но решил не останавливаться на этом и дал себе клятву довести их счет до тысячи. Читал с фанатичным увлечением – в этот момент к нему лучше не подходи, – а самое интересное и полезное записывал в свою кожаную тетрадку. Предстоящий круиз через океан требовал от Джонни дополнительных знаний, и он снова целыми днями пропадал в библиотеке, предпочитая не посвящать любопытных родителей в свои перспективные замыслы. Для него библиотека – это не хранилище книг, а целебный храм, где всегда можно подобрать нужное лекарство для больной души, найти вдохновение для творческого ума и неиссякаемый источник фантазий для полета неудержимых мыслей.

– Где ты целыми днями пропадаешь? – поинтересовалась мама за завтраком и уставилась на его заспанное лицо, требуя своим прищуренным взглядом незамедлительного ответа.

– Как всегда в библиотеке, – последовал невозмутимый ответ. Джонни уже знал, как только он говорил правду, ему обязательно никто не верил, поэтому и на этот раз не утруждал себя бесполезным занятием по приведению неопровержимых доказательств: не на допросе же.

Папа привычно усомнился в искренности беспутного сына, который, как ему казалось, совсем от рук отбивается. А самое главное, постоянно лжет и не краснеет.

– И что ты там уяснил? Надеюсь, это не военная тайна?

– В настоящее время я изучаю историю, жизнь, обычаи и традиции аборигенов Латинской Америки. Как же они отличаются от своих собратьев из Африки – просто поразительно!

От удивления за столом все надули щеки, а когда уже не в силах были сдержать себя, дружно рассмеялись. Лишь сестра, нарушив все мыслимые и немыслимые правила приличия, показала указательным пальцем на висок и с вызовом бросила ему:

– Непутевый. Кажется, ты перегрелся, пока мысленно пребывал там.

– Неправда, я путевый, потому что собираюсь стать путешественником… предпочтительно в жарких странах.

– Да, ты неисправимый лгунишка и фантазер, – выдохнул папа, приложив салфетку к влажным глазам.

Задетое самолюбие Джонни возмутилось, и он, нахмурив брови, привстал:

– Я правду сказал. Для меня она торжествует всегда, а ложь имеет свойство размножаться при ее отсутствии.

– Ну хорошо, хорошо, допустим, – сменил тон папа. – А зачем тебе эти аборигены? У тебя что, с ними намечается бизнес?

– Знания всегда пригодятся, – твердо ответил непреклонный сын и своей уверенностью в голосе прервал устроенный ему семейный допрос, включающий в себя обидные обвинения.

Вступилась заботливая мама:

– А ты свои вещи собрал?

– Так еще целых три дня впереди, – парировал сын, посчитав эту процедуру пустяковым делом. – А вы нашли свои?

Напоминавший прокурора Джонни прошелся своим неторопливым взглядом по лицам родных в поисках искреннего ответа. Все опустили головы и молчали. На этот раз Джонни никуда не торопился: дело чести важнее. Затянувшаяся пауза изматывала, но каждый из притихших не решался начать первым. Сын напомнил о своей угрозе бегства из дома.

– Пожалуй, пора мне в дальнюю дорогу. Два рюкзака сухарей я уже насушил – на первое время хватит, чтобы не умереть с голода.

Тогда пришлось откликнуться папе – по старшинству.

– Лично у меня ничего не пропало. Так что извини, я погорячился, – без выражения выдавил он из себя.

– У меня тоже всё нашлось, – просияла мама, продемонстрировав на пухлых щеках свои ямочки.

– И у меня, – шепотом призналась Кэт, даже не приподнимая головы.

– Тогда где извинения? А впрочем, отработаешь добрыми делами и поступками. Я возьмусь за твое воспитание.

* * *

В суете и в заботах последние дни и ночи пролетели как один насыщенный день. Когда на семейном совете прикинули общий багаж, больше всех вещей оказалось у Джонни. Отец возмутился:

– Ну куда тебе столько?

– Пригодится.

– Скажи, зачем тебе спальный мешок?

– Если в каюте будет душно, буду спать на палубе. Должен же я закаляться морским воздухом.

– Ну хорошо, а резиновая лодка зачем?

Ответ за брата поспешила дать въедливая сестра:

– Как зачем: плавать на палубе! – звякнула она и захихикала.

Надувший губы Джонни швырнул в нее недобрый взгляд и одновременно послал тяжелую тираду мысленных угроз – она сразу заткнулась. Но родители ждали пояснений, пришлось удовлетворить их любопытство:

– А вдруг нас ждет кораблекрушение?

Бедная мама с испуга аж подпрыгнула на стуле.

– Сынок, ты на что намекаешь? Даже не думай об этом, а то вдруг и вправду…

– Мне сегодня сон приснился: не кончится добром наше путешествие.

Взглянув на мужа, бедная мама прижала ладони к горящему лицу и часто захлопала ресницами.

– Ты что, и вправду решил напророчить?

А папа, нахмурив густые брови, потребовал веских доказательств.

– Я не знаю, что ты задумал… Так вот, так и знай: ни отговорить, ни запугать нас не удастся. Вопрос уже решен: ты отправляешься с нами.

– Да ничего я не хочу. Я же о вас беспокоюсь. Вдруг на всех шлюпок не хватит и по закону подлости – именно для нас.

– И что тогда? Ты вызовешь ангелов?

– Я буду вашим ангелом-хранителем. Да, да… У нас своя лодка и всегда под рукой: вы втроем в ней, а я могу на воде продержаться, пока не подоспеют спасатели.

– А параплан зачем? – не унимался назойливый папа.

– Хочу полетать над статуей Свободы.

– Где уж ты всё знаешь, а тут… такие элементарные пробелы! Нельзя над ней летать, – уверенным тоном заявил отец и взглянул на внешне невозмутимого сына, ожидая его реакции.

Эмоциональный Джонни не заставил себя долго ждать и выразил возмущение:

– Да что же это за свобода такая, над которой нельзя летать? И почему я не имею право взглянуть на нее сверху и внимательно рассмотреть оттуда? Почему я должен смотреть на нее снизу и держаться подальше? А вот я хочу, – он выдохнул скопившийся горячий воздух, – хочу быть выше свободы, быть над свободой.

Снова вмешалась сестра: ехидство с радостью слетело с ее вредного языка.

– Да мало ли кто чего хочет! В свободной стране далеко не всё свободно… продается и покупается.

– В этом ты ошибаешься: всё и вся! Читай газеты и журналы.

Увлеченная только своими мыслями, она его не слушала.

– Думаешь, ты один такой умный? А вдруг все захотят летать над свободой, да еще плевать на нее сверху. Люди же всякие бывают.

– Глядя на тебя, в этом я не сомневаюсь. Что касается меня, то я вовсе не собираюсь на нее плевать, а только полюбоваться и ощутить себя свободной птицей. В конечном счете она должна служить человеку, а не человек ей.

Отец хмуро усмехнулся, сосредоточенно покачивая головой.

– Да ты у нас, я гляжу, настоящий демократ! Или либеральный оппозиционер?

– Я простой человек, а поскольку еще юный, поэтому пока вне политики, экономики и всяких грязных избирательных технологий… Пап, признайся, а ты не хотел бы взять и взмыть к облакам?

– Упаси бог.

– Сочувствую. Всякая душа хочет летать, да не у каждой есть крылья.

Сестра саркастически хмыкнула:

– То ты у нас птица, то человек… Не поймешь тебя.

– И не пытайся, а то сдвиг произойдет. В одном уверяю тебя: не краса я.

– Это у тебя уже крыша поехала: одни тараканы на уме.

Несмотря на сахарный диабет, мама не могла удержать себя. Однако при упоминании ненавистных тараканов она поперхнулась и чуть не подавилась третьим по счету пирожным – последний кусок весьма некстати застрял в ее горле.

– Ч-что? Ч-что? – еле вымолвила она чужим хриплым голосом, продолжая давиться непережеванными остатками. А выплюнуть неприлично.

Однако дочь не успела удовлетворить ее любопытство, вмешался Джонни и пригрозил:

– Кэтти, еще одно слово, и родители узнают о тебе очень много нелицеприятного. Не думаю, что ты хочешь разочаровать их.

Сестра вспыхнула, ее нижняя губа затряслась. Встретив недоуменные взгляды родителей, она еще больше разволновалась. Мгновение, и ее словно ветром сдуло со стула, со слезами она поспешила покинуть столовую. На прощание она, горько всхлипывая, причитала:

– И когда прекратится это издевательство? Какая я ему Кэтти?

Нервно хлопнула дверь – и всё стихло. Мысленно все присутствующие, конечно же, обвинили невоспитанного брата. Затянувшуюся нервную тишину прервал отец, который вполне оправданно переключил свое внимание на сына.

– Джонни, и всё же я категорически против параплана.

– Тогда я никуда не поеду, – дерзко возразил тот и даже привстал. Он готов был бросить следующую фразу, что если его всё же будут принуждать, то в день отплытия просто-напросто сбежит. И тогда никто его не найдет. К его удивлению, принципиальный отец, который не любил даже малейших возражений, на этот раз оказался более рассудителен и постарался быть убедительным.

– Ну посуди сам: в океане ты же летать не будешь. А если ты без него жить не можешь, то купишь в Америке и забавляйся, сколько тебе хочется.

– Да что вы хотите от меня, когда я уже ничего не хочу? Оставьте меня в покое и отправляйтесь одни. А я и один не пропаду.

Если б он знал, что в эти секунды испытал его отец, который просто не мог допустить, чтобы Джонни остался дома. Иначе… Но сын в это время перевел мечтательный взгляд с потолка на окно, за которым вольготно плавали густые белые облака. Как же он завидовал им!

– Пап, да как ты не поймешь, к этому параплану я уже привык, он подогнан и слушается меня, как родной.

Еле сдерживая свою внутреннюю злость, отец прекратил бесполезный разговор и встал из-за стола. Но мама в подобных вопросах всегда была сторонницей и выразительницей воли главы семьи, поэтому не сдавалась:

– Лучше возьми что-нибудь из одежды, чтобы выглядеть более прилично.

– Я бы рад, да выбор из малого более сложен, чем совсем из ничего. – Удивившись, что она его до сих пор не поняла, он продолжил: – Мама, в мире столько интересных вещей, но все они почему-то не в моем вкусе и не моего размера.

Глава 5

Настал мучительно-долгожданный и одновременно очень трогательный момент, когда семейство Крегов дружно покидало свой дом. Окруженные грудой вещей, все взволнованно смотрели на него с внешней стороны и мысленно прощались. Несмотря на разный возраст и характеры, в голове каждого трепыхалась назойливая тревожная мыслишка:

«Неужели навсегда? Все-таки предстоит дальнее путешествие по морям и океану. Да еще в первый раз!»

Незаметно пролетели одна задумчивая минута, другая, и глава семьи уже с деловой важностью и привычной напыщенностью давал последние указания прислуге, а невеселый Джонни, задрав голову, витал в своем мире: густая городская синева словно специально в знак протеста потемнела, и сплошная облачность скрыла прежнее небесное великолепие, которое еще утром услаждало душу будущего исследователя.

– Жаль! Проклятая непогода такую красоту загубила! К чему бы это?

Из-за неважного настроения всё остальное уже неважно, но придется подчиниться.

«Если у вас сегодня странное состояние, не пора ли отправиться странствовать?» – спросил внутренний голос, и Джонни и тут же согласился уверенным кивком.

* * *

Морской порт торжественно провожал в дальний путь белоснежный лайнер. И пусть он не современный и не самый комфортабельный, зато имеет богатую историю и не раз побеждал в борьбе с безумной водной стихией.

Отплывающие и провожающие взволнованно толпились у трапа и не торопились прощаться: словно чего-то выжидали. В голове и в душе Джонни всё смешалось, в стоящем гулком гомоне он умудрялся одновременно улавливать всеобщее волнение, трогательные слезы, резкие запахи духов, цветов, пота и занудные напутствия, которые не отличались разнообразием. Видимо, большинство из них, как и он, впервые отправляются в такое дальнее путешествие, только этим можно объяснить вполне объяснимое нагнетаемое беспокойство, оно словно наэлектризовано неуемной тревогой. Все-таки предстоит преодолеть Атлантический океан! А он, как известно, непредсказуем. А кто-то об этом даже не догадывается и беспечно пребывает в эйфории от ожидания захватывающих впечатлений.

От нечего делать Джонни стал изучать ближайшее окружение: его блуждающий взгляд метался с одного чужого лица на другое. Кто же они, рискнувшие подвергнуть себя серьезному испытанию? Какие же они разные: и по возрасту, и по благосостоянию, и по характеру. Но одержимые.

«Чует мое сердце: ох и достанется вам, господа хорошие!»

Среди ничего неподозревающей толпы наблюдательный Джонни обратил внимание на высокую костлявую женщину с ярким макияжем и выпирающей нижней челюстью, похожую на сухую ветку, украшенную искусственными цветами и листьями.

«С годами женщины в совершенстве овладевают наукой лжи… И в первую очередь о своем возрасте. О, Боже, сколько у нее лишних вещей! Куда ей столько? Глядя на нее, невольно возникает мысль: как много человеку надо, когда ему уже ничего не надо. Но она, видимо, придерживается другого принципа: в восемьдесят лет застрахуй свою жизнь на кругленькую сумму и отправляйся в кругосветное путешествие – риск благородное дело!»

Затем его взор вырвал из толпы двоих на первый взгляд невзрачных мужчин, проявлявших подозрительную нервозность. Только удивленный Джонни хотел присмотреться к ним, а они взяли и отвернулись от него, чем еще больше заинтересовали Вундеркинда. Незаметно приблизившись к ним со спины, он услышал следующий диалог:

– Не дрейфь, Билли. Еще две ходки, и всё. Не стой истуканом, лучше затеряйся среди пассажиров и больше улыбайся. Главное, не выпячиваться, не высвечиваться.

Как же они ошибались: юный сыщик уже выделил их из тысячной толпы: а у него хватка цепкая! Порой одной мелочи или элементарной ошибки ему вполне достаточно, чтобы заострить свое внимание.

– А капитан, а его помощник?.. Они, как натасканные ищейки, сверху видишь как зыркают. У меня какой-то мандраж. Мне кажется, что они наблюдают только за нами.

– Да кому ты нужен, чтобы персонально тебя пасти? Зачем ты забиваешь свою голову всякой ерундой?

– Так я же не гвоздями ее забиваю. Если уж заниматься ерундой, то делать это надо серьезно. – Тощий тяжело вздохнул и снова оглянулся: Джонни едва успел вовремя присесть. – Мне кажется, что мы примелькались уже: сколько раз бегаем туда и обратно, будто запасаемся на всю оставшуюся жизнь.

– Ну и что. Может, нас кроме жен провожают десятки любовниц: пусть все завидуют.

– Завидую тебе, Фреди. Так ты уверен, что они ничего не подозревают?

– Да нет, конечно, но, думаю, у них своих забот хватает. К тому же на твоей постной роже ничего примечательного совершенно не просматривается: одна трусливая пустота и постная скукота.

– Значит, они высокомерные, – с облегчением выдохнул Билл. Только сейчас Джонни заметил у худого мужчины родимое пятно на щеке. Тут же обнаружилась еще одна особая примета: у него такие выразительные глаза, будто собрались умереть голодной смертью.

После того, как он взвалил на плечо тяжелый рюкзак, его тело заметно сгорбилось и сильно перекосилось. Точно такой же был и у другого, плотного мужчины с седой шевелюрой и небольшим шрамом около левого уха. Загорелое лицо незнакомца напоминало витрину универсального магазина, а выпирающий живот – его переполненный склад.

Продолжая незаметно наблюдать за ними, Джонни в душе ликовал: у него появился интерес к потускневшей жизни, во всяком случае за время круиза скучать ему не придется, так как в поле зрения попали очень подозрительные типы, которые требуют к себе самое пристального внимания. Так подсказывала его чуткая интуиция.

«А вдруг это террористы или пираты XXI века? Может, их сразу обезвредить? Нет, это было бы слишком просто и быстро. Не может он добровольно лишить себя такой радости, как постоянная интрига, тревога от ощущения реальной опасности, предельная осторожность, слежка, если надо, то и погоня. Вершиной всех этих приключений должна быть кульминация, а завершится всё победным концом и триумфом! Это для него, а их ожидает разоблачение и позорный арест. – Другого исхода для них он не видел, заранее посчитав своих незадачливых жертв обреченными на провал. – Так что же у них в рюкзаках? И чего они так боятся?» – родились первые вполне оправданные вопросы в сознании юного сыщика, которому предстоит напрячь свой мозг и найти ответы: такова теперь его нелегкая доля.

Он застыл в глубоком раздумье, а в душе сразу же сработали обостренные чувства подозрительности, закопошились сомнения в искренности услышанных слов. Позже они только усилили его обоснованное беспокойство.

В этот момент до него донеслось собственное имя, которое поочередно выкрикивала встревоженная мама, поддержанная папой и писклявой Кэтти. Вечно она сует свой нос, где ее не спрашивают, поэтому и заслужила к себе откровенную неприязнь. Она очень не любила, когда он ее так называл, и требовала к себе не только почтительного отношения, но и уважения как к старшей сестре, однако неисправимый Джонни делал всё наоборот, чтобы порадовать свою неугомонную душу. Вот и на этот раз он с радостью утешил себя: «Дорогая Кэтти, ну что ты суетишься и взвинчиваешь себе и без того одряхлевшую нервную систему? Напрасно ты волнуешься за меня! Или делаешь вид? Сама, наверно, только и мечтаешь, чтобы я где-нибудь затерялся, опоздал или без вести пропал».

После ускорения, застыв в шаге от широких бедер и массивной спиной мамы, он хладнокровно известил о себе:

– Да здесь я, здесь. Что вы так раскричались? Вы же приличные люди, а вынуждаете, чтобы на вас обращали внимание.

Сердитое лицо папы вытянулось до привычной узнаваемости, затем последовал вполне справедливый вопрос:

– Ты где был? Я же строго-настрого предупреждал…

– Да я никуда и не отходил. Это вы потеряли меня в двух шагах.

– Я потом с тобой разберусь, – грозно пообещал побагровевший родитель, затем обратился к остальным: – Наши вещи уже на судне. Пора и нам на посадку. Держитесь друг за другом, а ты… – его указательный палец устрашающе, словно живой кинжал, уперся в чувствительную грудь Джонни, будто собирался в любую секунду вонзиться прямо в непокорное сердце, – ни на полшага от меня. Иначе… Ты меня знаешь.

Кому же охота погибать в таком юном возрасте, да еще в самом начале многообещающего путешествия на другой край света.

– Пап, не заводись, а то на тебе ездить будут.

– По-моему, ты давно уже оседлал, а я всё терплю, – отец указал на свою шею. Глядя на него и на маму, сын пришел к выводу: «У родителей много прав, но пусть лучше они занимаются своими непосредственными обязанностями».

В голове Джонни уже прочно засела навязчивая мысль, что этот круиз сулит преподнести массу загадочных приключений, прежде чем ему удастся открыть самую загадочную тайну. Обязательно древнюю-древнюю и очень интересную! И не книжную, а настоящую.

«У меня всегда всё по-взрослому – иначе не интересно. Однако посмотрим, что произойдет на этот раз».

Азартный Джонни предчувствовал что-то необычное и настроен был смело броситься в кипящий водоворот предстоящих событий, наверняка таивших в себе реальные опасности и угрозы для жизни и здоровья. Но разве может струсить и остановиться мужественная и одновременно романтическая душа начитанного двенадцатилетнего мальчишки, готового вступить в бой с несправедливостью и жаждущего совершить самый настоящий подвиг. Однако он откладывался на неопределенный срок, а пока пришлось юному герою подчиниться и неотступно следовать за строгим отцом, чем-то напоминавшего гуся. Мысленно же Джонни был уже где-то очень далеко.

Зато остальные члены семьи в предстартовом ожидании выстаивали свое призрачное счастье, изнывая от нервозной усталости и суеты в безмерной очереди к трапу. И всё же что-то их заряжало, и они как дети заранее радовались, словно предвкушали какое-то великое чудо.

«Уносит юность от причала, как важно правильно найти начало!» – прошептал внутренний голос Джонни, чтобы вернуть его на землю и приободрить.

На его глаза снова попалась разукрашенная древняя старушенция, которая в растерянности не знала, за какую поклажу хвататься в первую очередь: рук две, а вещей пять. Джонни – добрая душа – искренне сжалился над ней и предложил свои услуги:

– Миссис, вам помочь?

– Нет, нет, я сама, – испугалась она и отмахнулась от него как от назойливой мухи. – Много вас тут, заботливых «помощников», а сами только и норовите что-нибудь украсть.

Эта грубая реакция не могла не задеть самолюбивого Джонни, и он дерзко ответил ей про себя:

«Возраст пожилых женщин всегда хромает приличной неточностью. Поскольку на приличную старушку вы не похожи, выходит, вы хромая? Тогда лучше скакали бы отсюда и не нервировали меня? – Она швырнула в Джонни презренный взгляд, который явно не поднял ему скверное настроение, поэтому снова включился острый на язык разум. – У нее не глаз, а сглаз. Почему так: в молодости все цветут и пахнут, а в старости становятся одноразовыми вениками? Как же быстро вянут и изнашиваются».

Оставив ее за спиной, безобидный на таких неизлечимо больных и старых Джонни сразу же забыл о ней. А спустя минуту черт его дернул обернуться: а там опять эти назойливые типы.

«А может, это грабители или обыкновенные воры? И давно они следят за нами? – Он чуть развернулся и снова боковым зрением взглянул на них. – Надо же, как они похожи – как родные братья!»

И как это он раньше не догадался? Теперь он должен, нет, просто обязан быть рядом с ними, чтобы слышать их подозрительные разговоры. Тут же у него якобы развязался непослушный шнурок, и юный сыщик нагнулся, чтобы пропустить вперед сестру. Однако предусмотрительная мама, слегка присев и широко расставив руки, резко затормозила. Движение очереди приостановилось, но мама-наседка терпеливо ждала, пока ее сын-петушок не примет вертикальное положение и спокойно продолжит путь к трапу. Джонни ничего не оставалось, как привстать и догнать неповоротливую сестру.

«Что же делать? Они следуют за мамой всего-то в трех шагах! И о чем-то договариваются… Видимо, дело идет к развязке. А вдруг все наши семейные деньги у нее? Надо что-то срочно придумать, чтобы оказаться рядом. Джонни, думай, думай, включай свои мозги».

Уже на трапе он обратил внимание матери на красивый морской пейзаж, она с восторгом увлеклась и тут же потеряла проворного сына из виду. А он сознательно приотстал и оказался перед братьями, которые как назло о своих преступных замыслах – ни слова, только пыхтели и изредка проклинали устоявшуюся жару.

Отец уже предъявлял билеты и очень разозлился, не увидев за собой сына. Чтобы успокоить его, Джонни крикнул и помахал рукой: его широкая улыбка выражала, что не стоит волноваться – он не сбежал, по-прежнему бодр и весел. Ему казалось, что он идет не по трапу океанского лайнера, а по бесконечному трапу жизни: и каждая ступенька была очередным этапом и важным событием. Куда эта уверенная поступь приведет, он даже не предполагал, но шествовал смело, иначе не приучен.

А подозрительные типы держались самоуверенно: они приветливо поздоровались с вахтенным и как-то запросто бросили ему дежурные фразы:

– Это опять мы.

– Никак не простимся. Ну и погодка сегодня.

– Проходите, – деловито отреагировал тот, не выдав на своем худом смуглом лице даже тени сомнений относительно принадлежности их к экипажу.

«Выходит, они здесь свои? – откровенно разочаровался поникший Джонни, разглядывая на шумной палубе удаляющиеся сутулые спины. – А я-то размечтался, настроился… Какой же я наивный! Мальчишка!» – сознательно унизил он себя.