Текст книги "Фантом"

Спартаковские трибуны взорвались торжествующим ревом. Митров вскочил на ноги, рядом с ним потрясал кулаками Кочубей. Знаменитая «спартаковская волна» покатилась по рядам, и они, подхваченные ею, почувствовали себя одним целым.

Концовка матча проходила под диктовку спартаковцев, и еще не раз трибуны взрывались шквалом аплодисментов, но мяч упорно не шел в ворота. Игра закончилась боевой ничьей, но Митров не выглядел расстроенным. Его любимцы не ударили в грязь лицом, показали класс, и не их вина, что на этот раз им не хватало удачи. Футболисты покинули поле, а он, спускаясь по ступенькам трибуны, все еще жил перипетиями матча. Кочубею только и оставалось, что подыгрывать ему, и, когда наступил подходящий момент, он предложил:

– Сережа, если не спешишь, давай отметим результат и знакомство?

– Идет. Помнишь, как у Высоцкого: «Домой придешь, там ты сидишь…» – пошутил он.

– У меня то же самое, – поддакнул Кочубей.

И они завертели головами по сторонам.

– Спорт – это здоровье, и если его укреплять, то лучше всего в кафе «Спорт», – шутливо заметил Николай и кивнул на маняще мигавшую рекламу.

– Я не против подкачаться, – в тон ему ответил Митров.

В кафе мест свободных не нашлось, и им пришлось перебраться в соседнее. Его название «Здоровье» оказалось обманчиво, в нем был богатый выбор пива и водки.

– Ну что, для начала пивка для рывка? – предложил Сергей.

– А потом водочки для обводочки, – поддержал Николай.

После нескольких рюмок водки у них нашлась еще одна общая, помимо футбола, тема – военная. Брошенная Николаем вскользь фраза о службе в армии, он не стал уточнять, что в «иранской», дала Сергею пищу для нового разговора. Болтливостью он не отличался, но благодушный настрой после футбольного матча и градус настроили его на «лирический лад». В голосе звучали грусть и ностальгия, когда речь зашла об учебе в военном училище и первых годах офицерской службы, полных радужных надежд и честолюбивых планов. Разговор постепенно подошел к главной для Николая теме – шпионской, но он не стал форсировать события и отложил ее до следующего раза. Расстались они почти друзьями и, обменявшись номерами телефонов, договорились о встрече на очередном матче «Спартака».

В оперативном штабе операции тоже остались довольны первыми результатами операции. Пока все шло строго по плану, но накануне второй встречи Николая с Мировым в него вмешалась капризная природа. С вечера подул пронизывающий северный ветер, нагнал тучи, температура резко покатилась вниз, и в едва успевшую отогреться на апрельском солнце Москву вернулись февральские холода. Ночью ударил мороз, а к утру снег лег на землю. Поэтому, перед тем как отправиться на стадион, Николай позвонил Митрову. Тот, несмотря на собачий холод, не изменил своим любимцам-спартаковцам и был настроен решительно. В оперативном штабе перевели дыхание – операция перешла в ключевую стадию, и ее результат уже зависел от ума и артистических способностей Кочубея.

За два часа до начала матча он встретился с Митровым в кафе «Спорт». Подготовку к нему они начали с легкой «разминки» армянским коньяком, две-три рюмки быстро сгладили шероховатости погоды. Поглядывая за окно, где нудно накрапывал холодный дождь, они вспоминали яркие эпизоды из прошлого матча «Спартака» и делали прогнозы на предстоящий. О том же с жаром говорили за соседними столиками. И в этом монотонном шуме, напоминавшем гул растревоженного пчелиного улья, громче всего звучали голоса майора и капитана. Они, листая расписание поездов на Санкт-Петербург, костерили на чем свет стоит неведомого полковника Еременко и искали варианты, чтобы успеть посмотреть оба тайма и не опоздать на поезд до Бологого.

Майор со щеголеватыми усиками – это был Остащенко, убеждал капитана – Салтовского, послать куда дальше Еременко с его «быть как штык на месте к началу проверки», плюнуть на Бологое и досмотреть до конца игру. Упоминание этого небольшого городка, затерявшегося в лесах на полпути между двумя столицами, легкой тенью отразилось на лице Митрова. Он с грустью посмотрел на военных и посочувствовал:

– Не повезло ребята, я в этой «дыре» когда-то начинал.

– В каком смысле? – сделав вид, что не понял, спросил Кочубей.

– В том, что служил в ракетной дивизии.

– А я думал, ты москвич.

– Тоже нашел мне москвича! Как был окопным офицером, так им и остался! – отмахнулся Митров.

– Если не секрет, ты в каком звании? – старался расшевелить его Николай.

– Да какой тут секрет – подполковник!

– О! А я дорос только до капитана.

– Подполковник, капитан – никакой разницы. В мои годы некоторые уже дивизиями командуют, а я все старшим офицером штаны в штабе протираю, и в перспективе ничего не светит.

– Ну, это как кому повезет.

– Особенно тем у кого «лапа» в «арбатском» военном округе или дядька в Охотном ряду трется.

– Без связей везде тяжело, – поддакнул Кочубей.

– Вот-вот, а мне безродному куда деваться? Четыре года в общаге на Власихе с женой нищету пложу. Если бы не квартира, которую обещают, то давно на все плюнул и ушел на гражданку, – с ожесточением произнес Митров и потянулся к бутылке.

Болезненная для каждого военного тема карьеры разбередила душу Митрова, и Кочубей, посчитав, что настал подходящий момент, чтобы подвести его к главной теме – «шпионской», предложил:

– Сережа, выпьем за надежду!

– И чтобы она не умерла раньше нас! – горько обронил тот.

– Одним словом, за удачу! – поднял тост Николай и, выпив, заметил: – Только не надо ждать, когда она сама упадет в руки.

– Легко сказать. Выше головы не прыгнешь, – уныло произнес Митров.

– Так не стоит биться ею о потолок, а лучше осмотреться по сторонам, и тогда откроются иные перспективы.

– Поллад, какие к черту перспективы, когда над головой нет крыши, а на руках висят два пацана!

– А все-таки, если как следует подумать, то могут появиться другие варианты. По крайней мере, вопрос с квартирой решить реально, – исподволь подводил к главной теме Кочубей.

– Реально? Да ты что?! У нас в управлении очередь на десять лет вперед расписана? Стоп, а ты, что… – и Митров другими глазами посмотрел на Николая, – «бугор» в конторе, где ордера выдают?

– Не «бугор», но с квартирой могу помочь.

– Ты?! Мне? Ну, меня нет таких «бабок», чтобы на «лапу» дать.

– И не надо. Ты же специалист.

– Я? Не смейся! После двадцати лет службы только и гожусь на то, чтобы перед «Метрополем» шлагбаумом перед «жирными котами» махать!

– В Москве, может, и да, а в другом месте твою голову и опыт оценят как надо.

– В каком таком месте?

– Например, в «Исфахан-текнолоджи».

– Где, где?!

– В «Исфахан-текнолоджи». Солидная иранская торгово-промышленная компания, на российском рынке работает пять лет. У нас уже есть несколько ваших военных, и пока никто на жизнь не жалуется, – бросил очередную наживку Кочубей и с нетерпением ожидал реакции Митрова.

Осторожная радость на его лице сменилась недоверием, потом переросла в настороженность, и осипшим голосом он спросил:

– И кем я там буду?

– Ты же ракетчик!

– Ну да.

– То, что нам требуется. Одно из основных направлений в работе компании – это современные ракетные технологии.

– Ракетные технологии? – потухшим голосом произнес Митров и заерзал на стуле.

– А что здесь удивительного? Мы уже второй год работаем с рядом российских компаний в этом направлении, но ваша дремучая бюрократия серьезно мешает деловым отношениям, потому предпочитаем сотрудничество с конкретными специалистами на договорной основе. В итоге все оказываются в выигрыше. Озолотить мы тебя не озолотим, но то, что будешь с квартирой, так это точно.

– Стоп-стоп, Поллад! Погоди с квартирой! Ты кто такой? – спросил Митров и судорожно сглотнул.

– Я?.. Я не последний человек в компании, – самоуверенно заявил Николай.

– Я не о том. Ты что, не русский, ну, в смысле не наш?

– А-а-а, вот ты о чем. Азербайджанец, но из Ирана.

– А как же с капитаном?

– Сережа, капитаны есть не только в русской, а и в иранской армии, – с усмешкой заметил Кочубей.

Митров ответил вымученной гримасой и с опаской оглянулся на майора с капитаном за соседним столиком. Для него, офицера, дававшего подписку о неразглашении, сам факт разговора о ракетной технике, да еще с иностранцем, в лучшем случае грозил разбирательством в службе по защите гостайны, а в худшем – об этом даже не хотелось думать, вызовом в отдел контрразведки. А там, после того что он наболтал иранцу, ничего хорошего ждать не приходилось.

Три года назад Митрову уже пришлось испытать это на себе. После командировки, поленившись сдать документы в секретную часть, он потащил их в общежитие, а на следующее утро уже объяснялся с особистами. В тот раз дело закончилось строгим выговором и лишением квартальной премии. Сейчас все обстояло гораздо серьезнее. Встреча с иностранцем и разговор о футболе – это одно, и совсем другое работа на иностранную компанию, от которой потягивало шпионским душком.

Пряча глаза, Митров просипел:

– Поллад, давай выпьем!

А «иранец» словно не замечал его состоянии и, поддержав, воскликнул:

– За ракетчика, которому в нашей компании будут только рады!

Митров поперхнулся и бросил затравленный взгляд на майора с капитаном. Те перестали говорить и с интересом посмотрели на него и «иранца». Майор-здоровяк сделал даже попытку присоединиться к их компании, но капитан придержал его. Лицо Митрова пошло пятнами, и он поспешил уткнуться в тарелку с закуской. С этой минуты между ним и иранцем будто выросла незримая стена. И потом на трибуне Лужников ее не смогли разрушить ни голы спартаковцев, ни заразительный азарт болельщиков, ни проглянувшее под занавес матча весеннее солнце. Он сидел как на иголках, и не успел прозвучать финальный свисток судьи, как подхватился с места и ринулся к проходу. Призывы Николая подождать, остались без ответа. Митров как черт от ладана шарахнулся от него в сторону.

На следующий день на настойчивые звонки Николая ни один из его телефонов не отвечал. Все воскресенье, по данным разведчиков наружного наблюдения, он не выходил из комнаты общежития. В понедельник с опозданием появился на службу, имел разбитый вид, а от запаха перегара завял даже фикус в кабинете.

Все вместе взятое наводило контрразведчиков на грустные размышления. Сердюк, Гольцев, психолог Федоряк и Кочубей снова и снова обращались к видеозаписи разговора в кафе «Спорт», чтобы найти ответ на главный вопрос: кто, перед ними – честный офицер подполковник Митров или затаившийся Инициативник. Экран монитора погас, стихли голоса Митрова с Кочубеем, и в кабинете воцарилась тишина. Первым решился ее нарушить Гольцев.

– Похоже, работать на иранцев Оператор не рвется, – заключил он.

Федоряк не был столь категоричен и осторожно заметил:

– В предварительном порядке, судя по интонациям в голосе и физиомоторике, можно предположить, что объект проверки является…

– Петя, ты можешь без научного тумана русским языком сказать: он шпион или нет? – перебил Гольцев.

– По тому, что я видел и слышал, ясно одно: это довольно распространенный тип личности. Для нее характерны устойчивый алгоритм мышления и логически связанная последовательность действий. Вместе с тем при определенных обстоятельствах и наличии ряда побуждающих факторов он способен на неординарные шаги. Более подробный отчет я смогу представить завтра после углубленного изучения видеозаписей беседы.

– Петя, да что ты все вокруг да около! – потерял терпение Гольцев.

– Виктор Александрович, не горячись! А тебя, Петр Алексеевич, попрошу не затягивать с отчетом, – закончил на этом бесплодный разговор Сердюк и, после того как Федоряк вышел, взял красный карандаш и склонился над аналитической схемой розыска Гастролера.

Гольцев и Кочубей уныло смотрели за тем, как под его рукой в цепочке, где значилась фамилия Митров, появился красный крест. Отложив схему в сторону, Сердюк с грустью признал:

– Итак, по «ракетчикам» мы, похоже, имеем чистый ноль.

– Анатолий Алексеевич, по Митрову я и без заключения Федоряка был уверен, что он чист, а вот по Оноприенко и Литвину вопросы остались. К ним надо вернуться, – предложил Гольцев.

Но ответа он не услышал – зазвонил телефон оперативной связи. Сердюк снял трубку, и в кабинете отчетливо зазвучал голос Писаренко. Его просто распирало от радости.

– Анатолий Алексеевич, докладываю: на нашей улице намечается праздник! Он раскрылся! Комбинация заработала!

– Кто? Стельмах? Дудинец? – встрепенулся Сердюк, поддавшись его эмоциональному порыву.

– Стельмах!

– Василь Григорьевич, а ты не торопишь события?

– Нет! Фактура «железная»! – торжествовал Писаренко. – Вчера он полез к секретам по «Тополю», и это подтвердил не только наш человек, а и техника. Видеозапись у меня на столе.

– Весомый аргумент, против такого не попрешь, – согласился Сердюк.

Гольцев переглянулся с Кочубеем, на их погрустневших лицах все было написано. Писаренко со Стельмахом повезло больше, чем им. В негласном соперничестве двух отделов в розыске Гастролера удача оказалась не на их стороне. Писаренко не скрывал радости и торопился поделиться еще одной новостью:

– Анатолий Алексеевич, это еще не все! Стельмах срочно запросился в команду, послезавтра он вылетает в командировку к миротворцам в Абхазию, – выпалил он.

– Где он в прошлый раз «засветился» на контакте с поляком-ооновцем, – вспомнил Сердюк.

– Да! Я уверен, это американцы вытаскивают его на явку! Если следовать логике, то… – Писаренко уже было трудно остановить.

Сердюк отстранил трубку, то, что сейчас говорил Писаренко, для него не являлось новостью. Абхазия, победив в тяжелейшей войне войска Госсовета Грузии, постепенно оправлялась от нанесенных ей ран, и десятки тысяч россиян, а в последний год сотни иностранцев вновь потянулись в этот благословенный край. Вслед за ними в Абхазии появились разведчики из Турции и США. Осев под «крышами» различных фондов и исследовательских центров, они чувствовали себя как рыба в мутной воде. Местной, только вставшей на ноги, Службе государственной безопасности было не до них. У нее едва хватало сил, чтобы отбиваться от вылазок грузинских боевиков. А российские военные контрразведки разрывались между постами миротворцев, разбросанными в горах по восточной границе с Грузией.

Сердюк, не дослушав до конца, остановил Писаренко и спросил:

– Василий Григорьевич, ты что предлагаешь?

– Направить за Стельмахом опергруппу и подключить на месте отдел Быстронога.

– Я двумя руками «за»! Кого включим в группу?

Писаренко замялся и уныло ответил:

– Таких, кто хорошо владеет обстановкой в Абхазии, у меня нет. Но координатором, мой зам готов вылететь хоть сейчас и на месте организовать взаимодействие.

– Ох, хитер же Писаренко: на нашем горбу решил въехать в рай. Может, ему еще Стельмаха в наручниках… – не удержался от язвительного выпада Гольцев, но осекся под колючим взглядом Сердюка.

Тот сурово сдвинул брови и сухо ответил:

– Спасибо, Вася, за координатора, но у меня своих девать некуда.

Писаренко попытался еще что-то сказать, но Сердюк решительно отрезал:

– Раз у тебя нет людей, то Стельмаха в Абхазии мы берем на себя! С Градовым я согласую.

Положив трубку, он повернулся к Гольцеву с Кочубеем и спросил:

– Все слышали, надеюсь, объяснять не надо?

– Куда уж яснее. Когда выезжать? – поинтересовался Гольцев.

– Завтра! В Абхазию полетит Кочубей, он там почти свой.

– Я готов, Анатолий Алексеевич! Холостому недолго собраться – подпоясался и вперед, – загорелся Николай.

– Кого возьмешь в помощь?

– Майора Остащенко и, если позволите, капитана Салтовского?

– Справитесь вдвоем, без Салтовского! В твоем распоряжении будет отдел Быстронога. Надеюсь, не забыл такого?

– Как можно?! У меня с ним хороший контакт еще с прошлого года.

– На том и порешили! Вопросы есть?

Кочубей улыбнулся и спросил:

– Товарищ генерал, мне на этот раз как – под абхаза – работать?

Сердюк хмыкнул и спросил:

– А что, понравилось?

– Если на оперативные расходы подкинете, то жизнь как у Христа за пазухой.

– Ладно, Христос, командировку и деньги я беру на себя, только дело не завали! – закончил на этом совещание Сердюк.

Из его кабинета Кочубей вышел в приподнятом настроении: впереди ожидало многообещающее дело, и не важно, что номером один из пятерки подозреваемых оказался не «их ракетчик», а генштабист Стельмах. После неудач с Митровым и Оноприенко неожиданно свалившаяся служебная поездка в Абхазию, к которой он за годы командировок и отпусков прикипел душой, оказалась подарком судьбы. Там, в Стране Души, как ее называли сами абхазы, он находил то, чего порой не хватало в Москве.

Война с Грузией не ожесточила их. Они, не раз смотревшие смерти в глаза, познавшие горечь утрат и сладость победы, сумели сохранить верность дружбе и слову. Пожалуй, нигде так пронзительно, как в Абхазии, Николай не ощущал тепло этих простых человеческих чувств и отношений. Абхазы, русские, армяне, греки – те, кого в роковом августе девяносто первого циничные политики лишили Родины их отцов, а затем безжалостно бросили в пламя гражданской войны, по-прежнему продолжали говорить, думать и любить ту страну, которую многие уже поспешили стереть с карты земли.

Глава девятая
Новые тайны Абхазии

– Господа! Наш самолет совершит посадку в аэропорту города Сочи. Просьба привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни безопасности! Температура воздуха в городе плюс 25 градусов… – объявила стюардесса.

– Двадцать пять?!

– Наконец, согреемся!

– А в Москве под ноль катит!

– Те, кто по морозам соскучился, пожалуйста, обратно!

– Лучше сразу на Чукотку, к Роме Абрамовичу, с ним всегда в плюсе!

Эта веселая разноголосица оживленной волной покатилась по рядам пассажиров рейса Москва – Сочи. Истомленные долгими холодами, они горели желанием погреться под южным солнцем и с головой окунуться в беззаботную жизнь черноморских субтропиков.

– Коля, ты остаешься? – бодрый голос Остащенко разбудил задремавшего Кочубея.

Широкоплечая под метр девяносто фигура коллеги нависла над ним. Веселая улыбка гуляла на добродушном лице, а в глубине карих глаз сверкали веселые искорки. Для Юрия, не привыкшего протирать штаны в душных кабинетах и «вылизывать» очередную докладную «наверх» или «шить бумагу» в «тухлое дело», нынешняя командировка после недавней шестимесячной в Чечне представлялась не более чем увлекательной прогулкой. Живая работа, в которой всегда находилось место для риска и экспромта, была ему в радость, и он отдавался ей всей своей широкой душой.

На вид увалень, он, когда вопрос касался конкретного дела, преображался на глазах. На городском рынке, в портовой забегаловке, в кроссовках и потертой джинсовке его можно было принять за тертого-перетертого «толкача». В выгоревшей штормовке с неподъемным рюкзаком за плечами он сходил за своего в бесшабашной братии туристов и экстремалов, тянувшихся в Абхазию. А будь на нем смокинг – Юрий не выглядел бы белой вороной на светской тусовке.

– Господа! Наш полет закончился! Экипаж прощается с вами и желает приятного отдыха! – еще раз напомнила стюардесса.

Николай с Юрием, перебросив за плечи спортивные сумки, двинулись к выходу. Весеннее буйство южной природы впечатлило их. Солнце только выглянуло из-за горизонта, первый луч робко скользнул над безмятежной гладью моря и ослепительными искрами рассыпался по заснеженным вершинам Кавказских гор. В утренней дымке они походили на гигантские брильянты, обрамленные тончайшим малахитовым ожерельем из сочной зелени субтропиков. Зеленые, рубиновые, алые крыши санаториев, домов отдыха и частных пансионатов, подобно самоцветам, густо усыпали узкую прибрежную полоску. Уставшая после свирепых мартовских штормов морская волна шаловливо поигрывала галькой. Все вокруг – горы, небо и море – дышало негой и покоем.

– Юра, рано теряешь голову, в Абхазии еще не то увидишь! – поторопил Кочубей, шагнул на трап и поискал взглядом подполковника Быстронога.

Он скромно занимал место за спинами местных начальников, встречавших высокопоставленных гостей из Москвы. За ними строго в ряд выстроилась вереница мерсов. Особняком сиротливо стоял ядовито-зеленого цвета армейский УАЗ начальника военной контрразведки по группе российских миротворческих сил в Абхазии. На фоне лоснящихся новых «членовозов» он выглядел серой лошадкой, случайно попавшей в стойло для породистых рысаков из барской конюшни.

– Да, Боре скромности не занимать! С кирзовой рожей и в калашный ряд, – хмыкнул Остащенко.

– Мы – военная контрразведка! Станем там, где надо! – бросил в ответ Кочубей.

Быстроног узнал Николая, и белозубая улыбка появилась на его загорелом лице. Выше среднего роста, русоволосый, со жгуче-темными глазами, легкий в движениях, он выглядел гораздо моложе своих тридцати пяти лет.

– Как долетели? – ответив крепким рукопожатием, поинтересовался он.

– Нормально! Если не считать того, что от Юриного храпа самолет чуть не развалился, – пошутил Кочубей и насторожился, когда из УАЗа вышел пассажир.

– Тимур из Службы безопасности Абхазии, – представил коллегу Быстроног.

Среднего роста, худощавый, Тимур мало походил на выходца с Кавказа. Из-под густой шапки рыжевато-бронзовых волос на Кочубея и Остащенко смотрели голубые глаза. Большой с горбинкой нос не портил суховатого с правильными чертами лица. Ранняя седина, усыпавшая виски, и рубец на шее говорили о том, что Тимуру пришлось хлебнуть горя в своей жизни. Сдержанно поздоровавшись, он отошел в сторону.

– Как, Коля, все идет по плану? – поинтересовался Быстроног.

– Да. Следующим рейсом прилетает Штабист, – подтвердил Кочубей.

– Схема работы прежняя?

– До трапа его ведет московская наружка, а здесь подключаемся мы.

– Понятно! Как распределимся по маршруту?

– Тебе с Тимуром виднее.

– Мы принимаем его на выходе и ведем до автобуса. Водила и старший – наши люди, поэтому любой контакт Штабиста не останется без внимания.

– А как после поста на Псоу?

– Там ребята Тимура присмотрят.

Тот кивнул головой и подтвердил:

– Все будет нормально!

– Что со связью?! – уточнял Кочубей.

– Специальная, – и Тимур продемонстрировал болтавшийся за плечом громоздкий ящик.

– У меня не лучше. Военная, без такой-то матери не докричаться, – с сарказмом произнес Быстроног.

– Как всегда, связь есть, но не работает, – посетовал Остащенко и предложил: – Коля, лучше перейти на мобильники?

– Решено! – согласился Кочубей и распорядился: – Передай Тимуру фото Штабиста.

Юрий открыл кодовые замки на кейсе с аппаратурой спутниковой связи, вытащил пластиковый пакет с фотографией Стельмаха и отдал Тимуру.

– Ну что, Боря, теперь вперед! Не будем глаза мозолить! – поторопил Кочубей и вместе с ним и Остащенко сел в УАЗ. Тимур отправился на служебную стоянку, там, в стареньком мерседесе, его поджидали трое крепких и живых, словно ртуть, парней.

– Трогай, Женя! – распорядился Быстроног.

Через двадцать минут они подъехали к пограничному переходу Псоу. Перед ним было настоящее столпотворение. Быстроногу не помогли ни красные корочки удостоверения, ни командирский голос. Фруктово-овощная река подхватила УАЗ и медленно понесла его к полосатому шлагбауму. Она «плескалась» в битком набитых капроновыми мешками москвичах, жигулях и тарантайках, растекалась золотисто-коричневыми ручьями по наспех сколоченным торговым прилавкам, чавкала и сочилась бурыми ручьями по асфальту. Через сорок минут они, наконец, добрались до поста. Сержант-пограничник усталым голосом потребовал:

– Документы!

Тут же за его спиной возникла алчная физиономия в мышином мундире. В воздухе мелькнула красная корочка – удостоверение Быстронога, и таможенника как ветром сдуло. Пограничник, не став проверять документы, нажал на кнопку, и шлагбаум взлетел вверх. Они въехали на мост и через сотню метров оказались на абхазской стороне. Здесь повсюду о себе напоминала прошедшая гражданская война. Посеченные осколками стволы платанов и эвкалиптов походили на тела зараженных чумой. По обочинам валялись ржавые остовы машин. Закопченными глазницами-окнами печально смотрели на мир брошенные дома. Казалось, смертоносное дыхание войны убило все живое.

– Да, натворила война тут бед! – проводив взглядом изрешеченную пулеметной очередью автобусную остановку, печально произнес Кочубей.

– Если бы только здесь! А в Чечне? В Грозном камня на камне не осталось! – напомнил о другой трагедии Остащенко.

– Мерзавцы-политики! Всех бы их к стенке!

– Ага! За ними такие «бабки» стоят, что тебе, Коля, и не снились!

– Юра, не все деньги решают. Это им еще аукнется.

– Коля, Юра, давайте не будем о грустном. Лучше обратите внимание вон на ту гору, – и Быстроног махнул рукой на вершину, густо поросшую сосновым лесом.

– Гора как гора, ничего особенного, – пожал плечами Остащенко.

– Не совсем так, Юра. На ней находится дача Сталина.

– Да?! И что, там все осталось, как при Сталине?

– Даже его гвоздь!

– Гвоздь Сталина? Я про него еще не слышал. Ну-ка, ну-ка, расскажи, Боря, – оживился Кочубей.

Быстроног сделал значительное лицо и изрек:

– О! Это известная история!

– Боря, не томи, расскажи! – насел на него Остащенко.

Тот подмигнул Кочубею и начал рассказ:

– Этой истории скоро будет семьдесят лет. Началась она с Нестора Лакобы – председателя Совнаркома Абхазии. В конце двадцатых он построил на Черной реке гостевой домик, а к тридцатому отгрохал дачу, по нынешним временам, можно сказать, хибару. Принимать ее приехал Сталин в компании с Берией и Власиком – начальником личной охраны. Сталин прошел по всем комнатам, но так и не сказал ни слова и уже на выходе потребовал от Власика, чтобы тот принес молоток и гвозди!

Власик пулей слетал в подсобку, принес не только их, а и веревку.

Сталин посмотрел на него и сказал:

– Заставь дурака богу молиться, так он и лоб разобьет! – затем забрал у Власика молоток, выбрал самый большой гвоздь и заколотил в панель у входа.

Берия не удержался и спросил:

– Товарищ Сталин, а зачем здесь гвоздь?

– А затем, Лаврентий, чтобы таких мудаков, как Мержанов – тоже мне архитектор нашелся, за яйца подвесить. Я что, чукча в чуме, чтобы по таким хоромам в тулупе расхаживать!

Остащенко от души посмеялся и предложил:

– Боря, заедем и заберем гвоздь, чтобы чьи-то яйца остались целы?

– Вот и ты туда же, – с улыбкой ответил Быстроног. – Таких охотников там уже сколько перебывало, что бедняга комендант замучился гвозди закупать, – и, бросив взгляд на гору, с грустью произнес: – А если без шуток… То на этой даче Сталин, а может, сам дьявол выбрал Берию главным «всесоюзным палачом», и здесь же решилась судьба Лакобы.

– О, я этой истории еще не слышал, расскажи! – заинтересовался Кочубей.

– Ребята, а вы не боитесь? Дух Берии до сих пор в этих местах бродит.

– Боря, мы не из слабонервных, давай про Берию, – отмахнулся Юрий.

– Что, соскучился?

– Боже упаси!

– А вот его на той встрече точно не было, – с улыбкой заметил Быстроног и перешел к рассказу:

– Произошло это осенью то ли тридцать первого, то ли тридцать третьего.

– Не важно, нам с ними детей не крестить и за одним столом не сидеть, – подгонял Юрий.

– А вот для Лакобы те посиделки закончились плохо. Случилось это позже – в тридцать шестом, а тогда он был в фаворе у Сталина. Тот подчеркивал эту близость и подшучивал: «Я – Коба, а ты – Лакоба».

– А с чего Сталин к нему такой любовью воспылал? Сына родного Якова отказался обменять на фельдмаршала! А тут какой-то партийный князек?

– Было за что. Лакоба ему очень помог после смерти Ленина, когда началась борьба за власть, – пояснил Быстроног, и его снова потянуло на мистику: – Хотите верьте, хотите нет, а Абхазия для Сталина была счастливым талисманом.

– Первый раз слышу? – удивился Кочубей.

– В 1906 году на сухумском рейде Сталин с боевиками провел «экс» – взял кассу в 20 тысяч рублей золотом на пароходе «Цесаревич Георгий». Полиция все выходы перекрыла, но так и не нашла ни денег, ни Сталина.

– Чего захотели. С Кавказа выдачи нет! – напомнил Кочубей.

– Да, лихие были ребята. Потом, в октябре семнадцатого, вывернули всю Россию наизнанку, – заключил Юрий и поторопил Быстронога: – Боря, так чем же Лакоба помог Сталину?

– Помог и еще как! Если бы не он, то еще неизвестно, кто после Ленина стал бы хозяином в стране.

– Да ладно?! Тебя послушать, так Абхазия с Лакобой – пуп земли.

– Я этого не говорил! Если не хотите слушать – я молчу.

– Хотим! Давай дальше, – попросил Кочубей.

– Ладно! – согласился Быстроног и вернулся к рассказу. – В конце декабря двадцать третьего конкурент Сталина – Троцкий заболел странной болезнью. Врачи ничего не могли понять, и в январе двадцать четвертого по настоянию Сталина он вместе с женой отправился на лечение в Абхазию. В Сухуме их встретил Лакоба. И вот тут все самое интересное начинается! Перед приездом Троцкого, 18 января, Лакоба получил личные письма от Дзержинского и Орджоникидзе. Серго Орджоникидзе ему писал… Здесь Быстроног сделал паузу, достал из-под сидения книгу Станислава Лакобы «Очерки политической истории Абхазии» полистал и зачитал:

«Дорогой Нестор! Надо товарища Троцкого так обставить, чтобы абсолютно исключалась любая пакость. Мы все уверены, что ты сделаешь все, что необходимо. Дела здесь идут замечательно хорошо», —

и продолжил рассказ:

– Какие дела в Москве шли замечательно, можно только гадать. Спустя три дня после этого письма умер Ленин. Троцкий, лечившийся в Абхазии, собрался на похороны, но Сталин убедил остаться. И здесь в дело вступил Лакоба – до апреля ублажал Троцкого. А за это время в Москве, в его отсутствие, «троцкисты» сдали Сталину одну позицию за другой. Позже, лишенный всех постов и изгнанный за границу, Троцкий вспоминал в Мексике:

«Как это не покажется невероятным, но меня обманули насчет дня похорон. Ленина похоронили не 26-го, как извещал в своей телеграмме Сталин, а 27-го. Мы потеряли темп, а затем и власть».

– Да-а? – протянул Кочубей. – Вот тебе и Абхазия?! Так вместо Сталина мог оказаться Троцкий, и тогда, где бы мы все были, один черт знает.

– Боря, давай ближе к Берии! – торопил события Юрий.

– А что Берия? – пожал плечами Борис: – Он был не дурак.

– Это понятно. А как его карьера была связана с Лакобой? – допытывался Николай.

– Просто. Осенью тридцать первого Берия подкатил к Лакобе и уговорил организовать ему встречу со Сталиным. Произошла она как раз на госдаче «Холодная речка». Лакоба, прихватив Берию, тот взял с собой бочонок любимого вина Сталина – хванчкара, и в компании с Ворошиловым отправились к нему в гости. Сталин был в хорошем настроении и предложил перед обедом провести субботник в парке. Охрана принесла топоры, грабли и метлы. Берия достался топор.

– Топор?! Надо же? Судьба сама выбрала его в палачи! – удивился Юрий.