Текст книги "Трансформация. Книга 2. Забавы Саула"

Московский скверик

Юровский замер, вслушиваясь в тишину за дверью. Ни голосов, ни звука шагов. Хотелось верить, что весь персонал заведения только что погиб в борьбе за денежные знаки. Теперь нужно было быстро найти ключ от входной двери и покинуть кофейню незамеченным.

Связка ключей лежала в выдвижном ящике стола. Юровский уверенно вышел из кабинета. Не встречая никого, добрался до выхода и первым же ключом открыл дверь.

На улице темнело.

«Через несколько минут наступит ночь, она спрячет меня, но куда бежать? Как в полной темноте выбраться из этого лабиринта?»

Вдруг неясная тревога охватила его. Что-то было не так с этим местом. Ещё секунду назад он был уверен, что вышел на ту самую площадь, откуда попал в кофейню. Ту площадь скорей можно было назвать небольшой мощеной площадкой, на ней не было ни одного дерева или куста. Сейчас перед ним был сквер с десятком зелёных деревьев. Таких мест в Каире Юровский ещё не видел. Зато что-то подобное есть в каждом втором московском дворике. Мало того, этот сквер был ему знаком. Именно такой был рядом с «высоткой» на улице Живописной в Москве. В этой «высотке» жила Катя.

Юровский учился на третьем курсе, когда познакомился с первокурсницей Катей в общежитии МГУ. Как-то, крепко выпив, он вместе с приятелями отправился на поиски приключений к первокурсницам. Там они бесцеремонно ввалились в комнату к незнакомым девчонкам. Девушки возражали недолго, началась пьяная студенческая вечеринка. Спустя некоторое время москвичка Катя в поисках сокурсницы случайно заглянула к ним в комнату. Она увидела пьяную компанию и хотела сразу уйти, но тут встретилась глазами с Юровским. Катя влюбилась и осталась с ним до утра на узкой студенческой койке, в комнате, где совокуплялись ещё две пары студентов. Через три дня она разыскала Юровского. Он с трудом её узнал. Катя красотой не отличалась, была широка в кости и полновата – совсем не пара Юровскому. Тем не менее он несколько раз уступал просьбам девушки, приходил к ней домой. Последний раз они виделись в скверике у её дома. Тогда он честно сказал Кате, что не хочет больше с ней встречаться. Девушка спросила, почему. Глупый вопрос. Разве можно такие задавать? Юровский торопился куда-то и хотел быстрее отвязаться от «надоевшей дурёхи», поэтому сказал честно: «Да всё просто: страшненькая ты, мне стыдно перед ребятами, что я с тобой встречаюсь». Он ушёл, не оглядываясь, а Катя вернулась домой, написала прощальное письмо и выбросилась из окна.

Неприятные воспоминания пронеслись молнией и обожгли мозг. Они материализовались. На скамейке под развесистым деревом сидела Катя и, не замечая Юровского, читала книгу. Ошарашенный, он сделал несколько неуверенных шагов в её сторону и остановился. Впервые за много лет Юровский почувствовал себя неуверенно, больше того – он испугался.

В этот момент девушка оторвала взгляд от книги и посмотрела в его сторону. Юровский облегченно вздохнул. Это была не Катя. На скамейке сидела совсем юная, поразительно красивая девушка с европейской внешностью.

Но откуда здесь появилась эта девушка? Красивая молоденькая европейка одна преспокойно читает книгу в глухом районе Каира за несколько минут до наступления темноты? Рядом ни одного дома, только глухие высокие стены без дверей. Это было нелепо, больше того – противоестественно. А он, как он попал сюда? Воспользовался не той дверью, через которую попал в кофейню, а другой, ведущей в этот удивительный сквер?

И тут Юровский понял, что девушка смотрит не на него, а на его руки. Он опустил глаза и увидел, что они в крови. Всё в его голове вдруг встало на своё место. Девушка имеет какое-то отношение к этому заведению и видела кровь на его руках. Она свидетель. Что делать? Избавиться? Да! Но прежде нужно узнать, как выбраться из этого проклятого места.

– Извините, что отвлекаю вас от чтения, но не подскажите ли мне, как добраться до центра города?

Юровский приближался не спеша, приветливо улыбаясь. Он опасался, что девушка испугается его окровавленных рук, начнёт кричать, звать на помощь. Между тем она повела себя более чем странно. Не отреагировала на его громкий вопрос, а склонилась над книгой и вновь углубилась в чтение. Теперь он вновь видел перед собой Катю. Та же прическа, тот же наклон головы, те же полноватые плечи в веснушках. Юровский опять почувствовал неуверенность и остановился, не в силах что-либо предпринять. И тут за его спиной раздался звук трамвая. Того самого трамвая, который ходил в его студенческие годы по улице Живописной. Юровскому стало холодно. Он медленно оглянулся, ожидая увидеть что-то невероятное. Но реальность не покинула этот мир – ко входу в кофейню, разрезая фарами темноту, подлетел полицейский «Форд» с включённой сиреной. Только теперь Юровский понял, что наступила ночь. К счастью, его не заметили. Лишь бы девушка не бросилась за помощью к полицейским! Она может закричать в любой момент. Он повернул голову, но не увидел ни девушки, ни скамейки, ни деревьев – абсолютная темнота. У Юровского не было времени, чтобы осмыслить происходящее. Он пригнулся и бросился бежать.

Павел Лялин

Пока полицейский фургон кружил по городу, Паша ещё на что-то надеялся. Вдруг они передумают? Может быть, им просто нужны деньги? Он отдаст им все свои накопления. А если по справедливости, то их должна устроить и тысяча. Большие деньги, конечно, но и у него ещё что-то останется. Ну не звери же они, чтобы забирать последнее?

Буквально через пятнадцать минут машина остановилась перед полицейским участком. Пашу, грубо подталкивая, повели внутрь здания и там заперли в унылом помещении без всякой мебели. Сесть было не на что, и он стал нервно ходить из угла в угол. По мере того как Паша осознавал реальность происходящего, ему становилось всё хуже. Он почувствовал близость обморока и прислонился к стене, потом сполз вниз, свернулся калачиком и то ли тихо завыл, то ли заскулил от безысходности. Через некоторое время его внимание привлек громкий разговор в коридоре. Паша вслушался. Говорили о нём. Один голос принадлежал, возможно, полицейскому, его английский был корявым. Зато второй, волевой и решительный, мог принадлежать чиновнику высокого ранга. Его английский был безупречен.

– Готовь все документы и через два часа отправляй русского в суд! Там давно ждут, и приговор готов – десять лет.

– А как же дипломатический иммунитет? У нас не будет неприятностей?

– Забудьте, что он дипломат, на всё есть санкция министра. А когда русские узнают, он уже будет гнить на рудниках. На их запрос мы заявим, что нам не было известно о его гражданстве и статусе. Одновременно передадим во все ведущие международные телеканалы полнометражный фильм о том, как советский дипломат ворует колбасу.

Неизвестные залились визгливым смехом. Вот тогда Паше стало совсем плохо. И всё же сквозь парализованную волю пробилась одна здравая мысль:

«Почему они говорили на английском, почему не на арабском? Специально для меня? Хотят ещё больше напугать? Но зачем? У них и так в руках все доказательства моего падения».

Паша не был суперменом – да и с чего вдруг. В Институте Внешней разведки этому не учат. Разведке нужны люди с интеллектом и устойчивой нервной системой. Не больше, но и не меньше. Нельзя брать на работу глубоких интеллектуалов – у них часто бывает слабая психика. Ещё меньше для этого подходят люди с железной волей – эти, как правило, не способны мыслить абстрактно. Паша вполне вписывался в требования кадровиков. Успешная учёба в престижном МГИМО, спокойный, уравновешенный характер. А какова степень его психологической устойчивости? Никто во Внешней разведке и не пытается узнать пределы воли сотрудников в стрессовых ситуациях. Да и целесообразно ли это? Ни одна специальная школа, за исключением школы жизни, не научит человека правильному поведению в ситуации, которая видится ему абсолютно безвыходной. А в такие ситуации офицеры Внешней разведки в последние десятилетия попадают всё реже. Подавляющее большинство из них служит во вполне комфортных условиях, и ничего экстремального с ними не происходит до самой пенсии.

Дверь камеры открылась, вошёл высокий, стройный и ухоженный европеец примерно того же возраста, что и Лялин. Вспыхнула искра надежды. В чужих полудиких странах хочется верить в легенду о том, что европеец всегда придёт на помощь европейцу. Паша с трудом, преодолевая слабость, чувствуя боль от побоев во всём теле, встал. Ему был стыдно за свой вид.

Вошедший заговорил на английском. Этот язык для него был, несомненно, родным:

– Здравствуйте, мистер, я заехал по делам в этот полицейский участок и случайно узнал, что здесь в камере содержат белого. Это неправильно. Начальник этого участка – мой хороший знакомый, он разрешил мне поговорить с вами. Могу я чем-то помочь?

– Да, конечно! Всё произошло неожиданно. Я отправился в магазин за покупками. Полностью расплатился, и тут на меня налетели полицейские, стали избивать. Сказали, что я якобы что-то украл, и привезли сюда. Это недоразумение, ошибка, глупость! Верьте мне…

Паша вначале пытался сохранять достоинство, быть спокойным и рассудительным. Потом сбился, стал говорить торопливо, путая слова и мысли.

– Но бог с ними, пусть так думают, я готов заплатить! Ведь люди потратили на меня столько времени! Скажите им, я заплачу. Я советский…

Паша хотел сказать, что он советский дипломат, но осекся – признаваться, что он дипломат, было стыдно.

– …специалист. Помогите мне, я готов выполнить любые условия этих людей.

В глазах посетителя Паша прочёл сочувствие.

– И только-то? Не переживайте, я вам помогу. Мы компенсируем потери магазину, заплатим полицейским за беспокойство, и всё устроится.

Он подмигнул Паше и добавил:

– Верьте мне, через пятнадцать минут вы будете на свободе.

Иностранец вышел, и радость захлестнула Пашу. Возможно, никогда раньше он не испытывал такого душевного подъема. Сейчас весь этот ужас закончится. Может быть, он даже сохранит тысячу долларов, с которой уже мысленно расстался.

Однако прошло некоторое время, и в душе Паши появились сомнения. Ведь он сказал этому человеку неправду. Если у полиции действительно есть доказательства его воровства на кинопленке, то незнакомец не захочет ему помогать. Просто побрезгует. Тревога вновь охватила несчастного Лялина. Конечно, как только этот парень узнает правду, он уйдёт, не простившись!

Прошла целая вечность, а может быть, всего пятнадцать минут – и дверь открылась. Иностранец всё же пришёл, но уже какой-то неуверенный, смущённый.

– Мистер Лялин, я забыл представиться. Меня зовут Майкл Вудсон. Я третий секретарь американского посольства.

Павел! Вы позволите мне вас так называть? Всё оказалось намного сложнее. Моего влияния не хватит, чтобы вытащить вас отсюда. Через час суд. Им плевать, что вы дипломат. Видимо, в этой политической акции заинтересован министр то ли внутренних дел, то ли иностранных дел, а возможно, и сам Мубарак. В полиции есть все необходимые доказательства. Простите меня, Павел, но я ничем не могу помочь.

– А деньги вы им предлагали? – спросил едва слышно Паша.

– С учетом менталитета египтян именно с этого предложения я и приступил к переговорам. Они, кстати, согласны. Но условия их неприемлемы. Вначале они назвали сумму… Вы не поверите, Павел, в миллион долларов! Не буду вам рассказывать подробности нашего торга, а скажу сразу последнюю цифру. Сто тысяч долларов. Как я понимаю, у вас их нет. Я тоже не смогу достать таких денег.

Паша сник, жизненные силы вновь стали покидать его. Появилось безразличие, апатия. Единственное, чего он продолжал бояться больше египетских рудников и смерти, – это сослуживцев и руководство, да и всех соотечественников. Он совершил чудовищно постыдный поступок. Если они узнают, он никогда не сможет никому из них посмотреть в глаза. Он, коммунист, которому страна доверила такую ответственную, тонкую и деликатную вещь, как её международный престиж. А он! Он, советский разведчик, дипломат, стал красть в магазинах продукты, КОЛБАСУ!

Паша всё же собрался и, уже не заботясь о том, как он жалко выглядит в глазах американца, умоляюще посмотрел на него.

– Я вас прошу, помогите! Если мой посол узнает, я повешусь! Клянусь!

Майкл Вудсон, казалось, заколебался.

– Вы знаете, Павел, я очень боялся такой реакции. Я не хочу быть причастен к чьей-то смерти. Поэтому заранее позвонил одному своему соотечественнику. Он согласен вам помочь, но не совсем бескорыстно.

И тут Паша стал догадываться, что происходит. Компрометация с последующей вербовкой – классический приём всех разведок со времен Адама. Эта операция требует работы целой команды. Как правило, это несколько опытных разведчиков, сотрудники оперативно-технической службы и наружного наблюдения. Кроме того, попутно вербуется или используется «в темную» ещё много людей из числа тех, с которыми объект разработки сталкивается в повседневной жизни. Значит, все люди, с которыми он сегодня общался во время ареста и после – члены одной команды, цель которой – вербовка советского дипломата-разведчика Павла Лялина. Наверное, и полицейский Али, которого он сам готовил на вербовку, давно работает на американцев. Паша знал в лицо резидента ЦРУ Ника Хаммера, ему его как-то показали на приёме в американском посольстве коллеги по внешней контрразведке. Вербовка разведчика противника – высшее достижение резидентуры. Скорей всего, именно Хаммер проведёт вербовочную беседу. А кто ещё? Цэрэушников в Каире всего несколько человек, почти в десять раз меньше, чем сотрудников КГБ. Они берут не количеством, а финансовыми возможностями. Это много эффективней.

– Этот человек Ник Хаммер? – спросил Паша, теряя последнюю надежду.

Майк понял ход мыслей русского. Что ж, это упрощало его задачу. Он утвердительно кивнул.

Паша неожиданно успокоился. Самообладание вернулось к нему. Американцы решат все его проблемы, вытащат из этой выгребной ямы. И не важно, что они же и сбросили его туда. Важно то, что никто, кроме них, его из дерьма не вытащит.

Их не за что винить, это их работа, которую они мастерски сделали. А когда главная опасность будет позади, он что-нибудь придумает. Может быть, даже признается резиденту, скажет, например, что действовал так специально, чтобы проникнуть в ЦРУ, и его даже похвалят или хотя бы простят ему воровство. Паша недолго смог успокаивать себя подобными наивными мыслями и глупыми мечтами. В камеру вошёл Ник Хаммер.

Виктор Ветров. Париж

Сегодня утром, как только Виктор переступил порог резидентуры, ему сообщили, что его ожидает Патрон. Патроном сотрудники называли за глаза резидента.

Витя Ветров работал в Париже под прикрытием старшего инженера Торгпредства более трёх месяцев. Первый восторг от встречи с городом его мечты уже прошёл. Нет, он не разочаровался. Проблемы и тревоги – вот что мешало ему наслаждаться этой встречей. Никаких успехов в работе у него не было. Вообще никаких. Перед ним как сотрудником научно-технической линии Внешней разведки стояла задача получения ценной научной и технической информации закрытого характера. Основной путь к решению этой задачи – вербовка агентуры из числа лиц, имеющих доступ к такой информации. За три месяца Витя не только не познакомился ни с одним интересным в этом плане французом, но и вообще ни с одним местным жителем. Мешали языковой барьер и неуверенность в себе. Потом возник страх собственной несостоятельности. Что, если он так и не сможет завести интересные для разведки связи, не добудет значимой информации? Тогда его признают бесперспективным и с позором отправят домой! Возможно, он вообще не создан для такой работы. А тут ещё эти партийные собрания! Они, как и в Москве, проходили ежемесячно и в том же ключе. Витя с отвращением ждал, что скоро его заставят выступить в прениях, и очень боялся, что однажды его «успехи» станут повесткой очередного партийного сборища.

Однако от сегодняшней беседы с резидентом Виктор не ждал ничего плохого. Того интересовали прежде всего результаты работы сотрудников политический линии разведки. С сотрудниками других линий он встречался редко, для этого у него были соответствующие заместители. Значит, беседа не коснется результатов его работы. Скорей всего, резидент поручит ему встретить кого-либо в аэропорту, отвести в отель, потом ещё куда-нибудь. В общем, поработать шофёром, носильщиком, гидом и переводчиком. Чаще всего такие мероприятия ложились на плечи самых бесполезных сотрудников. Именно таким себя видел в глазах резидента Виктор Ветров.

Патрон читал какие-то документы и даже не посмотрел на вошедшего в кабинет Ветрова, не поздоровался в ответ и не предложил сесть. Он выглядел усталым, хмурым и озабоченным. Прошло несколько минут, наконец он вспомнил о подчиненном и протянул ему газету «Франс Суар»:

– Прочтите в разделе искусство подчеркнутую фломастером статью.

Ветров нашёл нужную статью и углубился в чтение:

Второе пришествие Кандинского или …

Сегодня утром в художественной галерее «Мезон нуар» открылась выставка-продажа полотен молодых художников, творчество которых можно коротко охарактеризовать как маргинальное. Подобные выставки проходят в нашем городе регулярно и редко представляют серьёзный интерес. Но на этот раз случилась сенсация. К нам в редакцию позвонила взволнованная домохозяйка. Она сообщила, что потеряла сознание, рассматривая картины неизвестного художника. Объяснить, что изображено на картинах, она не смогла и стала жаловаться на головную боль. Мы бы не придали значения словам женщины, если бы следом за ней не позвонили ещё два парижанина с подобными сообщениями. Заинтригованная, я отправилась в галерею «Мезон нуар», где встретилась с её хозяином и моим хорошим знакомым месье Ирве Фашем. Вот его комментарии на звонки в нашу редакцию:

– Действительно, вскоре после открытия выставки посетители стали жаловаться на плохое самочувствие после созерцания двух картин, написанных в весьма необычной манере. Никто, конечно, не падал в обморок, но жалобы встревожили меня. Я снял эти полотна, отнёс к себе в кабинет и попросил моего друга, известного знатока современного искусства Мориса Дюбуа приехать ко мне и взглянуть на них. Чем он сейчас и занимается.

– Скажите, дорогой Фаш, кто автор этих картин и что на них изображено?

– Автор мне не известен, и я пока не могу рассказать историю их появления в моей галерее. Непросто говорить и о самих картинах. Впрочем, вы можете взглянуть на них сами. Пройдёмте в мой кабинет.

Когда мы вошли в кабинет Фаша, известный искусствовед и мой старый друг Морис Дюбуа задумчиво стоял у окна и рассматривал уличный пейзаж. Я же направилась к картинам, которые определила сразу среди десятка других. Они отличались яркостью красок и совершенством неопределенности сюжета. Полотна висели на стене в дальнем углу помещения. Пока я медленно приближалась к картинам и рассматривала их под углом, они казались абсолютно одинаковыми, и только что-то неуловимое отличало их. Мне показалось, что на одной картине образы «двигались» по часовой стрелке, на другой – против часовой стрелки. Но всё это потеряло значение, как только я остановилась напротив первой из них. По мере того как я всматривалась в картину, дневной свет вокруг меня стал сумеречным, а уже через несколько секунд мне показалось, что я парю в невесомости, в полной темноте. Подобные ощущения я испытывала только в детстве, когда закрывала глаза перед сном. Одновременно мне почудилось, что картины – вовсе не полотна, разрисованные красками, а какие-то реальные или, если хотите, ирреальные объекты, которые поглощают теплоту моего тела. Мне стало холодно, возник страх. Тут я не выдержала и сделала шаг в сторону. Наваждение исчезло, я оказалась рядом с Морисом и Ирве, которые внимательно меня рассматривали.

Дорогие читатели, не знаю, действительно ли со мной случилось что-то необыкновенное или мне просто показалось, но вот слова Дюбуа, которые он сказал, прощаясь со мной:

– Пока я не могу дать однозначного заключения. Понятно одно – эти картины не имеют аналогов и, возможно, бесценны. Кроме того, у меня есть ощущение, что существует третья картина, которая, возможно, является ключом к единому сюжету. Сообщите вашим читателям, что я готов заплатить миллион франков тому, кто покажет мне эту картину и передаст эксклюзивные права на её исследование.

Мы с Фашем простились с экспертом, и я пригласила Ирве на чашечку кофе в соседний бар, где после долгих уговоров он рассказал мне, что наши загадочные картины написаны каким-то неизвестным художником в России.

Мари Баккара

– Внимательно прочли, Ветров?

– Как будто бы да.

– Пожалуйста, разберитесь с этими картинами: установите, действительно ли они написаны советским художником. Если да, то кто он, как картины попали во Францию, какова их действительная цена? В общем, соберите всю информацию. Не удивляйтесь, что я поручаю вам задачу, которая входит в компетенцию внешней контрразведки. К сожалению, среди сотрудников этой линии нет никого, кто бы разбирался в изобразительном искусстве. Кроме того, в отличие от других, вы совсем не загружены. Вот и поработайте. Жду доклада через месяц.