Текст книги "От библейских древностей к христианским"

Среди статуэток западного вида – изображения греческих богов и героев с соответствующими атрибутами (львиная шкура Геракла, коническая шапка Гермеса); им может сопутствовать (например, в Доре) восточно-греческая или афинская керамика, а иногда – надписи; их стиль копирует элементы каменной архаической греческой скульптуры («архаические» улыбки, клиновидные бороды мужских и длинные носы женских статуэток). Чрезвычайно высокое качество некоторых серий выделяет их из достаточно грубого массового материала, что позволяет предполагать существование в городах (прежде всего на побережье) районов, населенных греками (Дор) и греческих храмов. Глиняные фигурки крайне полезны для изучения не только раннего греческого, но и финикийского культа, а также бытовых деталей (одежда; разнообразие головных уборов). Конкретные изделия различаются также подходом – от строгого (в изображении основных богов и героев) до гротескного (для фигур, причастных к культу Диониса). Особую группу составляет скульптура из известняка (от миниатюрной до близкой к натуральным размерам), связанная с кипрским культом. С ним же связаны греческие надписи, выполненные кипро-силлабическим письмом и находимые на побережье от Амрита до Дора в составе фависс персидского периода и внутри финикийских храмов (Тель Михал). Это свидетельствует о восприятии местным населением кипрского культа как своего (Stern 2001, р. 507).

Наряду с упомянутыми «официальными» культами, широкое распространение в Палестине получила народная апотропеическая (отвращающая беду) магия. Среди связанных с ней объектов особый интерес представляют глиняные маски, возникшие в позднем бронзовом веке. В персидский период они получили особое распространение и насчитываются многими десятками, представляя все те же два стиля – восточный и западный (греческий). Наиболее популярен был третий, гротескный, помогавший отпугивать злых духов. Такие маски представляли старое безбородое лицо с резко очерченными лбом, щеками, и большим ртом со зловещим оскалом (в ряде случаев маленький рот обрамлен овальной морщиной). Особо выделяются найденные в Доре маски Медузы Горгоны, очевидно, украшавшие завершающий ряд кровельных черепиц греческого храма (Stern 2002, рр. 50–57).

Характерны для апотропеического культа изображения египетско-финикийского бога Беса (в скульптуре, гравировке на сосудах, в виде одно– или двуликих ваз). Обычно он наг, с короной из перьев, а иногда и с рогами. Такие изображения помещали в жилищах, святилищах и погребениях как апотропеи «широкого спектра действия», одно из основных средств против любого зла. Той же цели служили фаянсовые бусы и амулеты, которыми украшали, прежде всего, детей. Ожерелья включали изображения египетских божеств и символов, воспринятых там финикийским населением. В центре ожерелья помещали стеклянные подвески, изображавшие мужское и женское божество, возможно, Баала и Астарту. Известны на подвесках и устрашающие, гротескные изображения, подобно маскам, отпугивавшие враждебные силы. Такие ожерелья и амулеты в VI и, особенно, в V в. до н. э. распространились по всей Палестине, включая Иерусалим и Эйн-Геди. Охранные функции приписывали также выполненным из бронзы и камня амулетам в виде символов местных божеств.

Погребальные памятники персидского периода известны в Палестине очень широко[35]35
  Большинство их раскопано вдоль побережья – у Ахзива, Шавей Цийона, Акко, Бейт ха-Эмека, Лохамей ха-Гетаот и Йацура. Известны некрополи и вдоль побережья Кармель и в долине Шарон (Атлит, Дор, Тель Михал), а далее к югу – в Азоре, Бат Яме, Ашкелоне, Тель эль-Хези, Тель эль-Фаре (южн.), Газе. Они есть в Галилее и в долине Йезрееля (Хирбет Ибсан, Эйн ха-Назив). На холмах Самарии погребения найдены в Шхеме, в Иудее – в землях потомков Вениамина (Нахшоним, Тель эл-Фул, Абу Гош), а далее в Иерусалиме с его окружением, Бейт-Шемеше, Гезере. В Идумее погребения вскрыты в Лахише, Хорват Бейт Лойане, Ештемое и Айн Арубе близ Хеврона. Несколько погребений известны к востоку от Иордана (все в районе Раббат Амона, заселенном почти беспрерывно с позднего железного века до конца персидского периода; среди находок здесь отмечены аттические сосуды). Погребения найдены в Макабелейне, Умм Утейне и Хилде. Большой некрополь исследован в Тель Мазаре (долина Иордана): это кладбище вавилонского периода, но захоронения в глиняных гробах месопотамского типа можно отнести к персидскому времени. То же касается монументальных, вырубленных в скале гробниц семьи Товиев и погребений под «курганами» в Яфите (долина Иордана).


[Закрыть]. Существенно, что они имеют близкие датированные параллели в соседних странах, то есть оказываются малой частью огромного ближневосточного ареала. Погребения Палестины персидского периода в большинстве принадлежат двум различным типам – цистовому и шахтному, к которым можно добавить простые прямоугольные ямы. Основные типы различны не только по форме, но и по инвентарю и ареалу: даже местная керамика цистовых погребений иная, чем находимая в шахтных гробницах.

Цистовые гробницы – вырубленные в скалах горных районов камеры или, в песчаных пустынях, могилы с каменной облицовкой стен, полов и перекрытий. Иногда они содержат глиняные гробы месопотамского стиля в прямоугольных ямах, где находят также большие серии металлических сосудов ахеменидского стиля, влияние которого отражается на формах керамики. Ярчайший пример погребений этого типа – «ахеменидские» могилы в Шхеме, датированные второй четв. V в. до н. э. Они вырублены в скале, внутрь помещены глиняные гробы месопотамского типа с рельефным «шнуром» с многочисленными ручками на обеих узких сторонах (их использовали для спускания гроба).

Применение глиняных гробов месопотамского типа в Палестине началось в ассирийский период (в большинстве это были, скорее, оссуарии) и продолжалось в вавилонский период, когда распространились и большие гробы, вмещавшие полный скелет. Такой гроб вавилонского периода найден в одном из трех цистовых погребений большого некрополя в Тель Мазаре, облицованных кирпичом и содержавших металлические сосуды и печати месопотамского стиля. Похожие гробы найдены в Иерусалиме и Тель эс-Насбехе, они относятся к рубежу вавилонского и персидского периодов (середина или кон. VI в. до н. э.) и отражают месопотамский обычай погребения высшей знати у ассирийцев, вавилонян и персов. Видимо, этот обычай ввела в Палестине иноземная администрация. Анализ металлических «ахеменидских» сосудов из цистовых погребений показал, что они импортировались из Ирана, хотя частично могли быть произведены в Палестине или на финикийском побережье.

Кроме Шхема и Тель Мазара, цистовые погребения найдены в Хилде (Иордания), Хирбет Ибсане, в Нижней Галилее, в районе Бейт-Шеана, Лахише, Гезере, Тель эль-Фаре (южн.) и в таких центрах за пределами Палестины, как Угарит, Деве-Уйюк, Тиль Барсип, Вавилон, Ниппур, Киш, Ур, Сузы и Персеполь. Западнее Сирии и Палестины ни одного такого погребения пока нет. Поражает единообразие инвентаря всех известных погребений этого типа в Иране, Месопотамии, Сирии и Палестине. Например, абсолютно идентичны находки из погребений в Деве-Уйюк (Анатолия) и в Гезере. Может быть, этот «стандарт» погребений (в литературе их обычно именуют «персидскими», «ахеменидскими» или «иранскими») поддерживали воины, служившие в гарнизонах разных провинций, или представители имперской администрации, обычаи которой могли перенимать и местные сановники.

Шахтные погребения распространены в основном на финикийском побережье Палестины (Асор, Атлит, Дор, Михморет, Бат Ям, Анжелон, Газа и другие) – ни в восточной Палестине, ни в соседних странах этого типа нет. Выделяются два различных типа подобных погребений: полностью вырубленные в скале и частично достроенные из камней. Они отличаются от цистовых не только по форме: ахеменидские сосуды в них не найдены, зато обычна греческая и финикийская керамика и другие продукты импорта. За пределами Палестины такие погребения есть в Финикии, на Кипре и в западных финикийских колониях. В Палестине эти погребения единичны или образуют небольшие группы, но за ее пределами финикийские погребения изучены в столь больших сериях, что к ним применимы методы статистической обработки. По-видимому, в Палестине и на Кипре они совершались финикиянами или под их прямым воздействием.

В шахтных погребениях Палестины известны два случая находки каменных саркофагов (в Газе и в Шавей Цийоне, севернее Акко), различных по стилю, хотя хронологически близки (V–IV вв. до н. э.). Первый выполнен в чисто греческом стиле, несет великолепное изображение женской головы и имеет ряд аналогов в Сидоне; второй – местная имитация египетского (он изображает мужчину в парике с накладной бородой Осириса). Однако и он имеет параллели в Сидоне, поскольку ему подобны саркофаги сидонских царей Эшмуназзара и Табнита, на которых сохранились египетские надписи. Их гробы были изготовлены в Египте в конце XXVI династии (VI–IV вв. до н. э.) (Stern 2001, р. 274). Финикийские мастера в персидский период имитировали египетские саркофаги, сохраняя оригинальные египетские мотивы и подчеркивая их фальшивыми бородами[36]36
  Антропоидные саркофаги широко распространены в Финикии: в Сидоне и его окрестностях (Сарепта, Айн Хильв, Эйн Зейтун, Меймие, эль-Махра, Барами), Бейруте, Библе, Триполи и Арваде, а дальше – в Тарсе и Солое на Киликийском побережье, на Кипре (в Аматусе и Китионе), в западных финикийских поселениях, особенно населенных египтянами.


[Закрыть]. Этот тип саркофагов датируется V в. до н. э. К концу века и особенно в IV в. до н. э. греческое влияние усиливается, и саркофаги становятся чисто греческими.

Итак, по форме и инвентарю можно выделить «восточную» и «западную» группы погребений. Если шахтные погребения содержат массу западного импорта (греческой керамики, греческих и финикийских монет, украшений и косметических средств), то цисты – металлические изделия и оружие ахеменидского стиля. Даже если не брать в расчет местную керамику, все равно заметно сходство инвентаря «восточных» погребений на всем протяжении от Персии до Палестины.

Третий тип – простейшие погребения в ямах. В персидский период он охватывает территорию Палестины и области к западу и востоку от нее. Во всех находят аттические сосуды, украшения, статуэтки, финикийские монеты, – то есть то же, что и в шахтных могилах Асора, Атлита, Тель Михала. Возможно, это указывает на этническую близость населения; во всяком случае, отличие этой формы погребального сооружения от двух первых не носит принципиального характера.

Погребения, не относящиеся ни к одному из трех ведущих типов, редки и известны лишь на центральном Нагорье и в Трансиордании. Это погребения в Кетеф Хинноме (Иерусалим), погребения Товиев (Тобиадов) и погребения в Хилде, Аммане и Нахшониме. Они продолжают древнюю погребальную традицию вырубания камер в скалах и могут принадлежать древним местным популяциям. Иногда находят также детские погребения в тарных сосудах (Тель Михал в долине Шарона, Тель Мазар на Иордане). Последний тип погребений персидского периода представлен «курганами»-тумулами в долине Иордана, что также может отражать какую-то местную традицию.

Керамика. В Палестине персидского периода одновременно использовались два практически равнозначных массива керамики: местного производства и импорт. Вся местная керамика делится на три большие группы: одна продолжает старую традицию периода Иудейского царства[37]37
  Важно отметить, что ряд форм (например, лощеные широкогорлые чаши с коротким прямым горлом, низким кольцевидным поддоном и скошенным наружу венчиком), появившись в слоях VII в. до н. э. (Тель Бейт Миризим и др.), продолжали распространяться на протяжении всего персидского периода и после его окончания (Albright 1960, р. 131, fig. 36).


[Закрыть]; вторая имитирует импортную керамику восточного происхождения (ассирийскую, персидскую, финикийскую, египетскую); третья воспроизводит «западные», греческие, прототипы (Stern 2001, рр. 516–518). Имитации обеих групп (плоскодонные, т. н. «персидские кубки», тарные горшки, кувшины, амфоры) колеблются по качеству от предельно грубых до чрезвычайно искусных, неотличимых от оригиналов (для определения места происхождения приходится применять минералогический и петрографический анализы).

Главными источниками керамического импорта в Палестину персидского периода были восточно-греческие острова и Кипр с их ранней керамикой прото-геометрического и геометрического стилей. Распространение ее в восточном Средиземноморье обусловило выведение греческих колоний, первые шаги которых фиксируют с IX–VIII вв. до н. э. Более поздняя греческая керамика связана с различными центрами: в ассирийский период – с Коринфом и восточно-греческими островами, импорт из которых возрастает только с кон. VI в до н. э. с Родоса, Коса, Книда, Хиоса, Самоса, Лесбоса. Тогда же в Палестину пришли сосуды афинского производства с чернофигурной росписью (позднее их сменят краснофигурные, за ними – чернолаковые). Импортировали прежде всего две категории сосудов: флаконы для парфюмерии (лекифы, амфориски) и столовую посуду для вина (скифосы, кратеры, килики).

Персидский период отмечен абсолютным доминированием аттической керамики по всему восточному Средиземноморью, в том числе в Палестине. Этому помогла активная греческая колонизация финикийского и палестинского побережья, появление здесь греческих торговых факторий, а в городах – греческих районов со своими храмами (Акко, Дор, Яффа). Здесь отмечают большие скопления керамики, вышедшей из одной мастерской и предназначенной для продажи. Засвидетельствовано распространение в Палестине не только расписной, но и гладкой керамики – кубков, чаш, кухонных горшков, винных амфор и др. Много тарных сосудов попадало в Палестину в силу возрастающего импорта греческого вина: его поставляли многие греческие острова, и на каждом была своя форма тары. Специальные клейма на ручках указывали имя производителя и чиновника, в период которого вино было произведено. Такие амфоры приходили с Родоса, Книда, Самома, Коса, других восточно-греческих островов, а также из самой Греции. Таким образом, уже в VI в. до н. э. греческая керамика заняла весьма значительное место в Палестине, находившейся к тому времени под прямым и сильным греческим воздействием. При персах вновь активизировались и связи с Кипром, поставлявшим в Палестину, в числе прочих товаров, расписные и тарные сосуды для масла, вина и даже рыбы (Stern 2001, р. 522).

Поток восточного керамического импорта в Палестину персидского периода не столь значителен: египетской керамики в ней нет совсем (в отличие от алебастра и фаянса), ахеменидская ограничена единичными сосудами и их имитациями.

Говоря о местной керамике, нужно иметь в виду, что местные гончары использовали три сорта глины, причем желто-зеленые и красные глины были характерны для приморской равнины и Галилеи, а серо-коричневые глины для Иудеи и Самарии. Сосуды из глины первых двух сортов хронологически не различаются, постоянно встречаются вместе и технологически очень похожи: это грубые изделия, глина для которых плохо очищена, а обжиг слабый. Большие тарные сосуды этой группы имеют неровную поверхность без лощения, форма зачастую неправильная, асимметричная, они как бы изготовлены наспех (полагают, что требования к качеству местного керамического производства снизились из-за доступности импорта).

Сосуды из серо-коричневой глины, сделанные в горных районах, заметно совершеннее и явно продолжают традицию керамического производства древней Иудеи и Самарии. Орнаментация используется редко и ограничена монохромными красно-коричневыми полосами. Набор форм традиционен: высокие усеченно-конические тарные сосуды с двумя петлевидными ручками у устья и округлым (иногда острым) дном; разновеликие кувшины и кувшинчики; бутыли; кратеры; кухонные горшки; фляжки; кубки; амфориски; вазы; ритоновидные кубки; зооморфные и антропоморфные сосуды. Ряд форм имитирует импортные – греческие и ахеменидские. Неизвестной ранее формой считаются горшки и кувшины с ребрами.

Изделия из металлов, стекла, камня и кости в Палестине V–IV вв. до н. э. в подавляющем большинстве импортные, их привозили из центров, где давние традиции производства достигли высокого уровня. Незначительный процент алабастровых, фаянсовых и стеклянных украшений и предметов роскоши связывают с местным производством (и то предположительно), они в большинстве низкого качества. Точные имитации импортных образцов редки и представляют особый интерес. К ним относят бронзовые части ложа и сиденья характерного греческого стиля из погребения в Тель эль-Фаре (южн.); т. н. «ахеменидский трон» из Самарии и части мебели, поднятые с корабля, затонувшего у гавани Атлита – эти местные изделия сохраняют все признаки ахеменидского стиля (как и другие металлические вещи с корабля). Из мастерских палестино-финикийского побережья вышло достаточно много имитаций бронзовых светильников финикийского стиля (они есть на целом ряде поселений и погребений персидского периода) и металлических изделий «ахеменидского», «египетского», «греческого» стилей (Stern 2001, р. 525).

Важно понимать, что в целом распространение металла в Палестине персидского периода возросло резко и быстро (особенно ассортимент предметов). Расширился состав домашней утвари: в домах, храмах и погребениях широко представлены чаши, кувшины, ковши, сита. Особенно характерны глубокие округлые чаши, часто с рельефным растительным (лотосовым) орнаментом. Известны центры их производства, продолжавшие месопотамскую традицию: палестинские экземпляры в основном сделаны в финикийских мастерских, для которых характерен синкретический орнамент, сочетающий египетские, месопотамские и персидские элементы. Распространились металлические изделия и в косметике (флаконы для масла, тюбики и палочки для красителей, зеркала, палетки).

Умножились металлические украшения – серьги, кольца, ручные и ножные браслеты; в основном они бронзовые и железные, простых форм, местного производства, продолжавшего древнюю традицию (Stern 2001, 529). Здесь также значительную роль играли подражания импортным вещам: к изделиям финикийско-египетского стиля относят украшения рукояток ножей и кинжалов, иногда зооморфного характера (львица из Дора, бык из Ашкелона); ахеменидский стиль представлен всадником-охотником на гребне из Ашкелона. Изображения животных (олень, козел) распространены на концах разомкнутых браслетов и на других украшениях из золота и серебра. Особая группа бронзовых, серебряных, золотых украшений выполнена в греческом стиле – это многовитковые («пружинные») браслеты и бронзовые фибулы, формы которых почти не менялись в Палестине с периода царств. В производстве украшений (амулетов, бус с гротескными изображениями человеческих голов) и сосудов для косметики широко применяли алабастр, фаянс и стекло.

Металлическое оружие в персидский период немногочисленно, особенно собственно-персидское; греческого и имитирующего его несколько больше, как и оружия местных традиционных форм. Вблизи Дора, Ашдода и Ашкелона, в основном при подводных исследованиях, находят бронзовые шлемы с нащечниками, обычные для наемных греческих гоплитов. В пограничных районах много предметов, известных по памятникам изобразительного искусства, персидским и греческим рельефам (мечи, кинжалы, наконечники копий и дротиков, защитное вооружение), но в стратиграфическом контексте встречены лишь наконечники стрел. Стрелы бронзовые (редко железные), втульчатые (безусловно доминируют) и черешковые, с трехлопастным или плоским (листовидным, треугольным, ромбическим) пером. Оба типа появились в вавилонский период, но широко распространились при персах. Среди них выделяют основную, ирано-скифскую, группу и менее многочисленную, которую связывают с Македонией (с шипами и длинными черешками). К местным формам относят железные стрелы простейших форм с треугольным или листовидным плоским пером, которые по числу и качеству уступают бронзовым (последние производили, как думают, в оружейных мастерских под контролем имперской администрации) (Stern 2001, рр. 533–534).

Важным дополнением к связям с Персией, Грецией и Египтом в персидский период становятся контакты с Аравией. Среди их показателей – кубические известняковые алтари на четырех коротких ножках с углублением верхней площадки, находимые как в Негеве и Гезере – так и в Йемене. Они украшены геометрическими узорами и гравированными изображениями пустынной флоры и фауны – пальмовых деревьев, верблюдов, диких козлов, антилоп, онагров. Серия подобных алтарей найдена на крайнем юге Аравии, в Хадрамауте, где раскопан храм божества Луны персидского периода. Об их функции говорят остатки смолистой массы для воскурений в верхней выемке, а на одном из алтарей сохранилась надпись на южноарабском языке с перечислением употреблявшихся для воскурений душистых смол. Это определяет один из важных объектов южно-аравийской торговли – смолы, наряду с пряностями, шли на север, к средиземноморским городам (именно в этот период аравийские кочевники продвинулись с юга до Трансиордани и Негева в Палестине, а со стороны восточного Средиземноморья торговцы уходили все дальше к юго-востоку: Albright 1960, р. 145).

Печати и их оттиски в Палестине персидского периода многочисленны, включают несколько групп: вавилонскую, ахеменидскую, египетскую, греческую и местную; они многое рассказывают об управлении страной и событиях политики, о производстве и, особенно, обмене; о верованиях и обрядах, о художественных вкусах. Они распространены по всей территории Палестины, причем в персидское время возрастает число печатей без надписей. Вавилонские халцедоновые и агатовые печати имеют коническую форму с восьмиугольным основанием; распространенное изображение – жрецы, молящиеся перед алтарем с символами богов Мардука и Набу (иногда также с изображением полумесяца и солнца). Небольшая их часть содержит вавилонские имена, написанные арамейскими и прочими западно-семитскими шрифтами в алфавитном варианте; встречаются различные животные (реальные: лев, олень, горный козел, газель, и фантастические: крылатый лев), птицы, сцены охоты и борьбы с животными.

Персидские печати бывают как традиционные для Древнего Востока цилиндрические, так и плоские (как современные штампы). На них помещены изображения и тексты, связанные с деятельностью персидских властей в конкретных районах Палестины, и даже имена царей. Отпечатки обоих видов печатей ставили на буллы – подвесные печати, которыми опечатывали документы на папирусах с ахеменидским, вавилонским, архаическим греческим, финикийским, египетскими текстами (среди них могут быть папирусы из государственных архивов).

Египетские печати, найденные в Палестине, относятся к периоду от XXVI до XXIX династий и демонстрируют столь характерный для последнего «стиль скарабеев». Некоторые несут надписи с именами фараонов персидского периода. Есть и копии значительно более ранних образцов: скарабеев с именами фараонов Древнего и Среднего царств. Ряд печатей-скарабеев, найденных в безусловном контексте персидского периода, надписей не имеет, но несет изображения типично египетского стиля: Ра со скипетром; Изида, вскармливающая Гора; Изида и Гор среди цветов лотоса. Местные имитации распознаются по иероглифам на скарабеях, использованных как декоративный мотив, или по египетским персонажам, представленным в не-египетских позах, и по совмещению месопотамских и египетских мотивов (Stern 2001, р. 540). Отпечатки на сосудах, и особенно буллах, разумеется, также выполнены в трех стилях – персидском, греческом и местном (в последнем иногда совмещаются египетские и греческие, или греческие и персидские мотивы). Те же мотивы несут серебряные и бронзовые монеты, чеканившиеся в разных районах Палестины, что указывает на связь иконографии булл и монет. Буллы редко несут имена и титулы высших чиновников персидской администрации – большую часть документов на папирусах опечатывали буллами с изобразительными мотивами.

Египетский круг изображений представлен грифонами разных типов, головами птиц, быков и баранов, сценами нападения грифонов на быков, фигурами львов, лошадей, орлов и мелких птиц, цветов лотоса, розеток. Вавилонско-персидские мотивы включают изображения персидского царя с культовыми символами Месопотамии: крылатым солнечным диском с возникающим из него божеством, полумесяцем и пр. Распространена сцена сражения персидского царя со львами и чудовищами (крылатый бык); его представляют охотящимся, едущим на колеснице, стоящим перед божеством. В Иудее серии отпечатков без надписей известны в городах Тель эн-Насбех, Гибеон, Иерусалим, Иерихон, Рамат Рахель, Эйн-Геди и др. Все они включают ахеменидские мотивы. Редкие местные цилиндрические печати, отражают персидское и вавилонское влияние, и все найдены к востоку от Иордана (одна – в Тель Мазаре). Многие печати без надписей гравированы в греческом стиле; основные мотивы – крылатый конь, тритон (получеловек – полурыба), сова Афины, квадрига Афины, фигуры Зевса, Афродиты, Ники, Гермеса, и, особенно, Геракла. Эти мотивы родственны монетной чеканке Самарии, Иудеи и финикийских городов.

Вообще, возможность чеканки монеты верховным жрецом Храма, как и получение им от персидской администрации разрешения на обложение населения храмовым налогом, стали новым важным явлением в жизни Иудеи.

Первые монеты, серебряные, имитировали аттические драхмы (хотя с еврейской или арамейской надписью «Yehud», «Иуда»), что ясно рисуют степень связей Палестины с эллинским миром.

Монета аттического образца сохранит статус стандартного средства обмена до конца персидского периода, то есть более столетия – в той же мере сохранится доминирование греческого направления в торговых связях Палестины. Резкая активизация международной торговли Палестины с кон. V в. до н. э. обусловила переход к массовому использованию монет и многообразие последних. К этому времени относится первое свидетельство о покупке раба за 30 шекелей серебра (на одном из папирусов пещеры Вади эд-Далийе близ Самарии, см. след, главу). Сохранялась и практика расплаты слитками серебра установленного веса: даже в IV в. до н. э. расплату ими иногда предпочитали монетам; некая мера серебра упомянута на остраконе персидского периода из Арада. Та же ситуация отмечается в Элефантине (Египет), где весь V в. до н. э. торговые операции совершали в слитках серебра, хотя греческие монеты употреблялись уже с кон. VI в. до н. э. (Stern 2001, рр. 555–556).

На территории Палестины циркулировали монеты: персидских царей; греческих и финикийских городов; местные монеты Палестины. Персидская царская чеканка включала золотые (дарик) и серебряные (сигль) монеты. Право на золотую и серебряную чеканку было царской прерогативой (исключая особые обстоятельства: Stern 2001, р. 557). Для этих монет характерно изображение царя в битве или на охоте. Они, несомненно, обращались в Палестине (что подтверждает Библия: 1 Пар 29, 7; Езд 8, 27), но в археологическом контексте найдено только две – в Самарии и Трансиордании (возможно, большинство перечеканивали).

Монет торговых партнеров Палестины (Кипр, города Анатолии, Сирии и Египта), распространенных на смежных с нею территориях, в культурных слоях Палестины пока нет, хотя кипрские и анатолийские монеты здесь обращались. Чекан Египта встречается в основном в областях, временно им захваченных – с изгнанием египтян из Палестины персами Египет, наряду с прочими, чеканил синкретическую монету (она имитировала афинскую и несла легенду «Фараон Артаксеркс»).

При, безусловно, широком распространении греческих монет их находки сравнительно редки. Древнейшая (отчеканена на о-ве Кос в 570 г. до н. э.) найдена в Иерусалиме, в слое персидского периода. Найдены также монеты с о-ва Эгина, из Аттики, Восточной Греции, Анатолии, Македонии и другие (подавляющее большинство – вне археологического контекста). Впрочем, об их популярности можно судить по огромному числу местных имитаций.

Персы разрешили чеканить собственную серебряную и бронзовую монету финикийским городам Арваду, Библу, Сидону и Тиру. Особенно активна была чеканка двух последних, поскольку им подчинялась значительная часть побережья и долина Шфелы, а их торговые связи охватывали обширные внутренние районы Палестины, включая всю Самарию и Иудею вплоть до долины Иордана, где число финикийских монет особенно велико. Общее число находок составляет несколько сотен, из них часть в составе кладов (Бейт Джераш, Тель Абу-Хавам, Гезер, Шхем, Самария, иногда вместе с единичными греческими монетами).

Существует несколько значительных групп монет местной чеканки. Серебряные монеты малой стоимости (т. н. «палестинские») в большинстве без надписей, но на некоторых указано место чеканки – прибрежные города (Ашдод, Ашкелон, Газа) и большие области (Иудея и Самария). Эти монеты наводнили Палестину в IV в. до н. э., их типы и мотивы крайне многообразны. Изображения включают головы богов и героев: царей и цариц в самых различных ипостасях; мифологические фигуры; львов (в разных позах); лошадей и других животных (в том числе фантастических); птиц; построек; колесниц; кораблей и т. п. (Stern 2001, р. 563). Выбор, видимо, зависел от местных властей (правителей, сатрапов, чиновников), метивших монеты оттисками собственных печатей и множеством личных имен.

Палестинские монеты с легендой «yhd» (yehud) – арамейским наименованием провинции Иудеи в персидский период – в подавляющем большинстве заимствуют изображение с монет Афин, но используют и ряд других мотивов (от голов бородатых мужчин в шлеме или короне до лилий и мотива «божьего уха»). Они распространены в основном в Иудее, начиная с IV в. до н. э. – вероятно, их там чеканили. С Иудеей же связаны монеты с изображением головы и эмблемы Птолемея I (305–286 гг. до н. э.) или Птолемея II (285–246 гг. до н. э.), а также монеты, которые чеканили первосвященники и сатрап Абар Нахары – области, включавшей Иудею.

Третью группу малых палестинских серебряных монет IV в. до н. э. составляют самарийские: несколько сотен их найдено в самом городе, его окрестностях и пещере Вади эд-Далиах. Число их быстро возрастает за счет новых находок и больших кладов. Во многих случаях изображения на них абсолютно идентичны изображениям на буллах Самарии (Stern 2001, р. 569). Выделяются три категории: одна отмечена безусловными греческим (афинскими) влияниями (голова Афины, сова и т. п.), но дополнена изображениями греческих воинов, царя на троне, голов газелей; во второй, большей, господствуют вавилоно-персидские традиции – «царь-скорпион», персидский царь на троне (на лошади, на колеснице, сражающийся со львами, быками, монстрами, возникающий из крылатого солнечного диска, увенчанный характерной ахеменидской короной). Изобразительные мотивы третьей группы идентичны оформлению монет Ашдода, Ашкелона, Газы и Иудеи; среди прочих изображений – арфист, корабли, морские кони, сфинксы, грифоны, львы, лошади, быки, олени, козлы, пальмы. Наряду с ними, монеты этой группы несут надписи с названиями провинций и именами правителей, а также названия и имена, ранее не встречавшиеся, что делает третью группу особенно перспективной, как новый источник по истории Палестины IV в. до н. э. (Stern 2001, р. 570).

Заключение. Обзор археологии персидского периода в Палестине ясно обозначает ее резкий контраст с эпохой вавилонского вторжения. С самого начала мы видим активный процесс заселения опустошенных территорий, восстановление и развитие городской жизни, экономики, ремесел, внутренней и международной торговли. Процесс охватил все провинции Палестины и связанные с ней смежные территории: земли на юге и юго-востоке по обе стороны р. Иордан и Мертвого моря; на востоке Эдом; на западе будущую Идумею.

Эта картина, рисуемая археологией, достаточно нова. До середины XX в. археология персидского периода была известна плохо[38]38
  Олбрайт, в частности, смог только одно здание («виллу» или храм на вершине холма Лахиша) уверенно связать с персидским временем (кон. V – нач. IV в. до н. э.), указав на парфянские корни его плана и строительных приемов (Albright 1960, р. 145).


[Закрыть]. У. Олбрайт полагал ее характеристику, ее историческую интерпретацию особенно трудной из-за неясности дат. Причина была отчасти в том, что ранние исследователи (Р. Макалистер, К. Ватцингер и их последователи) большую часть керамики Южной Палестины довавилонского времени отнесли к персидскому и раннеэллинистическому этапам. Не лучше стало, когда ее переместили на подлинное (ранее 587 г. до н. э.) место: теперь лакуна возникла в Vвеке (Albright 1960, р. 142). Только раскопки городов, избежавших разгрома или вновь заселенных в конце вавилонского/начале персидского периодов (Бейт-Цур, Тель эн-Насбех, Вефиль, Самария, Гезер) и некрополей в Тель эль-Фаре (Негев) и Атлите (Южный Кармель) прояснили картину и показали, что «персидский разрыв» – просто иллюзия[39]39
  Тем не менее, У. Олбрайт смог верно представить только керамику IV в. до н. э. – более ранняя, собственно персидской эпохи, осталась для него загадкой, не дав составить хронологию «периода оккупации» (Albright 1960, р. 142).


[Закрыть].