Текст книги "Остров"

– Как ты? Как чувствуешь себя? Болит что? – спрашивал меня доктор, а я молчал, не совсем понимая, что со мной произошло. Помнил я все и во всех подробностях, память не подвела, только некоторые события задвоились: почему-то за бортом я оказывался дважды, и два раза едва не ослеп по милости Смита. Тот тоже стоял поблизости, опирался на мачту, и мне показалось, что он не очень уверенно держится на ногах.

– Все хорошо, – пробормотал я, и сам удивился, как это легко и просто – говорить, дышать, двигаться. Я шагнул было вперед, но ноги подкосились, я свалился на палубу и меня стошнило.

– По местам! – рявкнул Смит, – прибраться тут, быстро!

Матросов как ветром сдуло, рядом со мной остались только братья и Сильвер, который придерживал меня за плечи и, когда все закончилось, помог подняться и повел к лестнице в трюм. Под ногами что-то мерзко хрустело, я два раза поскользнулся и едва не упал, если бы не Сильвер и доктор, поддерживавший меня с другой стороны.

– Теперь я знаю, как это работает, – услышал я Тэйлора и сначала не понял, о чем это он, а потом сообразил: доктор активировал «обратку», и она отмотала время назад. Значит, мне не показалось, и я попал в пасть скату, где и умер, тварь попросту сожрала меня, как чайка рыбу, а «обратка» вернула меня к жизни. «…дорогая вещь, дороже всех кораблей твоего приятеля вместе взятых. Это как выиграть в лотерею миллион долларов – один раз купить билет и ты богач до конца дней. Даже не миллион, а десять миллионов, или пятьдесят», – слова Сильвера снова прозвучали, да так, точно он говорил откуда-то с потолка.

Я теперь прекрасно понимал, что это такое – воскреснуть из мертвых. Мерзкие ощущения, надо сказать: голова как не своя, в глазах двоится, тело неповоротливое, точно бревно, и очень хочется спать.

– Мне надо отдохнуть, – проговорил я и сам не помнил, как оказался в своей каюте.

Потолок то выгибался дугой, то падал на голову, меня снова затошнило, и я закрыл глаза. А когда открыл, рядом сидел доктор, он перевязал мне ладони и поставил на столик у кровати бутылку виски и широкий низкий стакан.

– Давай-ка выпей, это тебе поможет, – Лесли налил стакан почти доверху и подал мне. Но я вспомнил данное самому себе обещание не пить ничего крепче воды из-под крана и отказался. Доктор сделал вид, что ничего не слышит, заставил меня сесть и поднес стакан к моим губам. Я чуть отстранился, уперся затылком в стенку и спросил:

– Что это было? Вспышка, свет… Я едва не ослеп.

– «Третий фактор», – ответил доктор и, заметив, что я ничего не понял, пояснил:

– Как тебе известно, у ядерного оружия имеется пять поражающих факторов, один из них световое излучение. А эта вещичка, что имелась в запасе у нашего капитана, именно так и действует, я сам еле успел отвернуться. Тому, кто глянет на нее, слепота гарантирована, сетчатку выжигает не хуже сварки. Надеюсь, нашего ослепшего ската уже дожирают твари, что сидели на нем, или кто-нибудь другой сегодня славно пообедал им. Пей, кому сказано, – он заставил меня взять стакан.

– Я не буду, – снова отказался я, но Лесли сделал зверское лицо и заявил:

– Пей, я тебе как врач говорю. Или вколю сейчас наркоз, будешь мультики смотреть. Это приятно, но последствия ужасные, лучше уж похмелье, можешь мне поверить.

И мне ничего не оставалось, как сделать несколько больших глотков. Виски обжег мне глотку, упал в желудок и немедленно растекся по стенкам, всосался в кровь. Стало жарко и душно, накатила такая слабость, что я едва не выронил пустой стакан. Но доктор был начеку, он подхватил его, помог мне лечь, и снова все исчезло – забытье накрыло меня, как одеялом, и я заснул.

Странное дело, но похмелья в том виде, как я его когда-то пережил, не было, и на следующий день я не чувствовал вообще ничего, если не считать мрачных мыслей. Еще зверски саднили ободранные ладони, но это было сущей ерундой по сравнению с остальным. С легкой головной болью мне удалось смириться: я списал все на последствия выпитого и перестал об этом думать, зная, что скоро пройдет само, а вот с мыслями было сложнее.

Даже не мысли – мной владело навязчивое состояние, довольно неприятное, надо сказать – при взгляде вокруг первым делом я думал, что мог никогда больше этого не увидеть. Ни волн, что глухо бились о корпус «Изольды», ни неба, ни парусов, ни мачт, ни палубы, мокрой и чистой. Мог не почувствовать запаха соли или дождя, что падал на лицо. Ни Марты, что первым делом оказалась у меня на рукаве, стоило мне войти на камбуз. Ящерица тяжело повисла на моей куртке, шустро вползла вверх и оказалась у меня на спине, прижалась теплым толстым боком к затылку и сидела там, пока от неловкого движения не свалилась в капюшон. Сильвер кивнул мне и отодвинул от стола табурет, предлагая сесть. Я снял куртку, вынул Марту из капюшона и сел за стол. Ящерица пристроилась у меня на коленях и крутила головой, следя за нами обоими одновременно.

– Есть хочешь? – спросил Сильвер, и я первым делом подумал о том, что если бы вчера все пошло не так, то и пообедать мне тоже больше никогда в жизни не довелось бы. Неприятному чувству удалось почти заглушить мой аппетит, и все же я согласился – мало радости было бы свалиться в голодный обморок. Пока я ел, Сильвер занимался своими делами, потом взял у меня посуду, которую я собрался поставить в мойку, и сказал:

– Погуляй еще денек. Я сегодня без тебя справлюсь, а завтра как обычно. Давай, давай, топай, – он почти выпроводил меня с камбуза, только что дверь перед носом не захлопнул. Мне ничего не оставалось, как пойти наверх и подумать, как бы использовать свой выходной, и я подумал, что самым лучшим будет проспать его. Но для начала я решил немного прогуляться. Прошелся по палубе, посмотрел на прилаженный на место бушприт, осмотрелся еще разок, высматривая следы разрушений, но ничего не заметил: все выглядело так, точно «Изольда» недавно покинула порт. Тогда я подошел к борту и посмотрел вниз.

Все было по-прежнему – и волны, и плотная непроницаемая взглядом вода, что скрывала глубину, и корпус корабля, и соленые брызги, летевшие в лицо. Но поганое чувство не отпускало, все вокруг мне казалось чужим, не моим, отталкивающим и холодным, точно я не имел права смотреть на все это, находиться рядом, чувствовать запахи и различать звуки. Я сам себе показался сейчас лишним, посторонним, мне не было места на палубе «Изольды», да что там – на палубе, на всем корабле. Меня не стало вчера, мой срок истек сутки назад, ветер и дождь гнали меня прочь, я направился было к трапу, ведущему вниз, к каютам, но тут неподалеку от меня за палубной надстройкой раздались голоса. Я не разобрал ни слова, но тон и интонации говоривших заставили меня подойти поближе.

Я увидел группу матросов, человек пять или шесть, они стояли боком ко мне и смотрели в море, вперед и чуть вправо по курсу бригантины. Смотрели и переговаривались, причем довольно оживленно и, как показалось мне, с тревогой. Ветер относил их слова в сторону, я по-прежнему ничего не мог разобрать, но теперь тоже смотрел на горизонт.

Тяжелое серое небо, такое же серое море с «барашками» волн смыкались далеко впереди в ровную, чуть дрожащую полосу, она расходилась в обе стороны и чуть выгибалась в центре. И в двух-трех градусах от точки «излома», где прямая переходила в дугу, я заметил нечто необычное. Там колебалось и дрожало на волнах облако, тоже мутное, серое, но на несколько тонов светлее и неба, и воды. Оно колыхалось под ветром, но не трогалось с места, и мне показалось, что это облако увеличивается в размерах. Оно приближалось, это несомненно, росло, хоть и небыстро, и это странным образом влияло на людей. Сначала мне показалось, что я вижу гигантский айсберг, сложенный из бесчисленных слоев льда, потом – что огромную, тоже «слоеную» скалу, потом сообразил, что это просто причудливое атмосферное явление, придавшее обычному туману вид плоского массивного камня, довольно длинного, надо сказать, даже не камня, а стены из туманных призрачных камней.

Матросы примолкли и почти не говорили между собой, а только смотрели вперед, перебрасывались короткими фразами, которые сразу заглушал ветер и плеск волн. Я подошел поближе, и смотрел уже не в море, а на лица людей – на них читался страх и обреченность. А также злость, она проступала все отчетливее, один матрос заметил меня, неторопливо повернулся, его рука дернулась к карману, но опустилась, пальцы сжались в кулак. Теперь меня заметили все, смотрели в упор, разглядывали молча, и мне почудилось, что они как-то связывают мое появление и мутное бесформенное пятно на горизонте. От взглядов мне стало не по себе, я отступил назад и едва не врезался в Смита. Он бесшумно появился за моей спиной и рявкнул так, что разом перекрыл шум ветра и воды:

– А ну по местам, бездельники! Быстро, бегом! Сколько раз повторять – чтобы я не видел вас тут больше!

Матросы не торопились, они переглянулись между собой, посмотрели на горизонт, на красного от возмущения Смита и неспешно разошлись, у борта снова стало тихо и пусто.

– И ты тоже! – понизив голос, сказал мне капитан. – Нечего тут шляться без толку. Или работай, или иди к себе и сиди там! – распорядился он, и я поспешил в свою каюту, чтобы, как и собирался, проспать остаток выходного дня и всю ночь. И заснул почти сразу, успев подумать напоследок, что завтра же это облако исчезнет с горизонта и больше я его не увижу. Фата-моргана – редкое зрелище, чарующий зрение оптический обман, только мне достались не замки с башнями, не пальмовые рощи, а обычная серая стенка из грубого камня. Видимо, истощилась фантазия океана, или виной тому стали те, кто поселился в нем, но он оставил нам самые простые видения, и одно из них недавно здорово напугало матросов.

Однако на следующий день «стена» в море никуда не делась, напротив – она стала шире и выше, и ближе заодно, ее края почти закрывали горизонт, и она перестал быть выгнутой, сделалась плоской и ровной. Ее верхний край чуть подрагивал и преграда шевелилась, точно кто-то изнутри открывал и закрывал жалюзи: «стену» то и дело пересекали полоски темно– и светло-серого цветов. Смотреть на это долго было невозможно: глаза закрывались сами собой, а в желудке появлялся скользкий комок, он поднимался к горлу, вызывая тошноту. Поэтому я старался не смотреть в море прямо по курсу «Изольды», отводил взгляд и к борту подходил только проверить, на месте ли рыба.

А ей все было нипочем, она плыла чуть в стороне от корпуса бригантины и временами уходила вбок, и тогда я думал, что наш «проводник» поможет нам обойти преграду, но нет – рыба возвращалась обратно, и нос «Изольды» смотрел точно на пелену плотного тумана, перечеркнутого движущимися полосками.

Я старался не думать о том, что нас ждет на подходе к этой мутной завесе, надеялся, что, подойдя вплотную, мы пройдем вдоль нее и обогнем, снова выйдем на чистую воду. И происходящее волновало не только меня: матросы, несмотря на запрет капитана собираться на палубе, только и делали, что толпились у бортов, глазели на дымку, поднимающуюся над морем. И огрызались на приказы Смита, не торопились выполнять их, отвечали дерзко, несколько раз я слышал произнесенные сквозь зубы угрозы. Выглядели матросы при этом злыми и раздраженными, но в их глазах читался страх, вернее, ужас, тот ужас перед неизвестностью, что появляется в сердце, и никто не знает, никто не объяснит тебе, что делать и как вести себя наедине с опасностью. Впрочем, я для себя и корабля пока опасности не видел, о чем и сказал доктору и Тэйлору.

Те довольно равнодушно отнеслись к моим словам, выслушали без интереса, просто приняли к сведению и все. Но я заметил, что после нашего разговора оба брата не выходили из каюты безоружными, а Лесли так вообще демонстрировал кобуру с «береттой» при каждом удобном случае.

И случаев становилось все больше: как-то утром после завтрака на носу столпились матросы, их было человек десять, все они смотрели вперед, на приближавшуюся стену. Сегодня она выглядела по-другому – полосы больше не мельтешили перед глазами, они застыли, чередуясь, темные и светлые, а на гребне стены появилось что-то вроде деревьев, вернее, их верхушек. Деревья были похожи на наши, какими они бывают поздней осенью, когда сбросят листья. Эти так же шевелили ветками под ветром, только ветки эти были странные – очень длинные и гибкие, завитые в спирали или сплетенные в косы. И не было никакого ветра, это дрожал туман, породивший видение. И сейчас в нем появилась угроза, и я пока не мог понять, в чем она выражается: туманная преграда выглядела довольно безобидно, пусть вид у нее был непривычный, но не более того. И все же от нее хотелось держаться подальше, как можно дальше, мне показалось, что если мы подойдем ближе и вдохнем смешанный с туманом воздух, то немедленно задохнемся, и бригантина превратится в корабль-призрак, понесет по морю почти два десятка мертвецов.

«Изольда» быстро шла следом за рыбой, та ныряла перед носом корабля, несколько раз выпрыгнула из воды, показав блестящую серебристую спину и бока, и снова ушла под воду. Она покрутилась на одном месте, как пес, потерявший след, и снова повернулась головой к преграде.

– Мы там сдохнем, – услышал я и подошел поближе к матросам, остановился за их спинами, глядя на причудливые фигуры, порожденные туманом. И тут догадался, отчего некоторых, особенно впечатлительных, может бросить в дрожь – на земле, на покинутом нами берегу, не было ничего подобного, нам не с чем было сравнить то, что поднималось из тумана. Насквозь чужое нашему миру, восприятию и привычкам, настолько чужое, что мне стало не просто страшно – жутко, и в какой-то момент я был готов согласиться с матросом, а тот продолжал:

– Они ведут нас на смерть, они погубят нас и себя заодно…

– Да и черт бы с ними, – оборвал его кто-то, – одной богатенькой свиньей меньше. А вот я еще пожить хочу, мне дорога моя шкура…

– Поэтому закрой рот и делай, что тебе говорят. – Я обернулся на голос. Это доктор подошел неслышно и, видимо, слышал большую часть разговора, и был не просто зол – я видел, что он еле сдерживает ярость. Лесли расстегнул куртку, распахнул ее и упер ладони в бока. Я видел, что кобура на его поясе расстегнута и что доктор придерживает рукоять «беретты» двумя пальцами, готовясь выхватить ее в любой момент.

Видел это не только я, однако ропот не утих. Из толпы навстречу доктору шагнул матрос – довольно высокий, он слегка сутулился и смотрел снизу вверх, отчего его взгляд казался насмешливым и злобным. Но сейчас в нем был страх и почти та же ярость, что одолевала доктора.

– А ты мне не указывай, что делать, – прорычал он и неторопливо пошел навстречу доктору. Лесли не двигался с места, только положил ладонь на рукоять пистолета, сжал пальцы, чуть наклонил голову и слега прищурился. Роста они с матросом были примерно одного и скоро оказались друг напротив друга. Если бы я не оказался между ними, уже, наверное, вцепились бы друг другу в глаза.

– Я тебе плачу́, Кроссли, если ты забыл, – сказал доктор, – и плачу хорошие деньги. И ты получишь их, как договаривались, когда мы вернемся в Бристоль. Но сейчас я думаю, что могу вдвое урезать твою долю.

Он говорил тихо, но его слышали все, кто собрался на палубе, и те, кто стоял дальше, прислушивались и тянули шеи, чтобы все хорошенько понять. От доктора это не укрылось, он немного помолчал и добавил:

– И не только тебе, а всем, кто решил, будто может не подчиняться приказам. Смит, – Лесли чуть повернул голову вбок, и капитан немедленно оказался рядом, а ведь я даже не заметил, как он подошел к нам.

– Смит, внесите в расчетную ведомость поправки, – распорядился доктор, – и срежьте ставки всем присутствующим на треть. Пока на треть, – уточнил он, услышав общий возмущенный вздох: его слова достигли цели.

Кроссли ссутулился еще больше и проговорил негромко:

– Не имеешь права, я так не договаривался…

– Мне нужен матрос, а не пугливая баба, – оборвал его доктор, – я плачу́ за работу, а не за сплетни и не за безделье. Возвращайся к работе, и я подумаю, как быть дальше…

– Мы там все подохнем! – выкрикнули из заднего ряда. Доктор вскинул голову, всмотрелся в толпу, но человек, сказавший это, не показывался, а матросы прикрывали его своими спинами.

– Это же Предел, граница, нам нельзя туда, нас не выпустят обратно, и ты это знаешь!

Лицо доктора перекосило, как от кислого, но он пока держался. Кивнул Смиту, и тот пошел в обход толпы, высматривая несогласного. Но толпа прятала его, в толпу затянуло и Кроссли, и он с усмешкой поглядывал на доктора и капитана.

– Ты пойдешь, куда я тебе прикажу, – сказал Лесли, – вы все пойдете или действительно сдохнете здесь. И я вам помогу, а в порту расскажу, что из тумана выскочило чудовище и выпустило вам кишки. Мне поверят, ведь чего только не услышишь в порту, правда, Кроссли? И твоя женушка, когда отплачется, шепотом расскажет подружкам про страшного монстра, что откусил башку ее безмозглому муженьку. Пойдешь, куда тебе скажут, или я сам отправлю тебя за борт. Плавание долгое, а океан все спишет, как война. Ну, давай, иди сюда!

Доктор вытащил «беретту» и сразу раздался звонкий щелчок – это предохранитель перевели в новое положение. Кроссли попятился, за ним отшатнулась и вся толпа, затем матросы начали расходиться. Они разбредались молча и постоянно оглядывались, я ловил на себе их злобные, уставшие и испуганные взгляды, и мне стало не по себе. Я посмотрел на доктора, на капитана, но они не обращали на меня внимания, глядели вслед матросам, причем Лесли не торопился убирать оружие в кобуру.

Я отвернулся и принялся смотреть на стену тумана, что приближалась к нам. И вдруг понял, что не давало мне покоя – деревья. До меня дошло, что здесь было не так: в небо поднимались не ветки, а корни или что-то вроде того. Может быть даже, что это антенны, а деревья – это не деревья, а существа – живые и разумные, что они могут свободно перемещаться с места на место, и они уже заметили нас, но пока то ли не знают, что с нами делать, то ли им плевать. Это нечто, поднимавшееся из тумана неподалеку, было заведомо сильнее нас, превосходило во всем и могло себе позволить нам пройти мимо, как мы позволяем это сделать майскому жуку, например, или сороконожке.

Вечером, когда мы всё убрали на камбузе, я спросил Сильвера про Предел, или границу, как назвал ее матрос. Сильвер точно ждал моего вопроса, он положил в миску нарезанной моркови, поставил ее перед Мартой и сказал:

– Да, я слышал про этот Предел. Еще его называют Кольцо. Дальше нам хода нет, и твой приятель, и его брат это прекрасно знают. Лучше повернуть сейчас, постараться обойти эту чертовщину, что маячит прямо по курсу, чем соваться туда и… Я не знаю, что ждет нас там, но видел человека, который вернулся, единственный из всего экипажа шхуны, что сунулась за Кольцо. Он с трудом помнил свое имя, начисто забыл, откуда он родом и есть ли у него семья. Он почти не понимал нашу речь, как иностранец. Смотрел бессмысленно. От него не было толку, он слонялся по улицам и кабакам, ему иногда подавали из жалости и покупали выпивку, он стал чем-то вроде нашей местной знаменитости – человек, вернувшийся с той стороны. Но рассказать он ничего не мог, на вопросы не отвечал, только тряс головой так, что стучали зубы. Потом он перестал есть и под конец своих дней походил на воронье пугало, потом пропал. Кто-то говорил, что он умер, кто-то – утонул, но мне плевать, что с ним стало. Я не желаю ни себе, ни тебе, ни твоим приятелям подобного конца и очень надеюсь, что они знают, что делают. Мы не должны соваться туда, нам нет там места, а океан велик и мы можем попытать счастья на другом его краю…

Сильвер говорил, а я вспоминал Билла и его рассказ об острове. И понимал, что все идет к тому, что нам придется войти в запретные воды, как это сделал когда-то Флинс и Билл вместе с ним. И остальные, тот же Черный брат – он, кстати, выглядел весьма здоровым, как физически, так и душевно, хоть и проходил через туманное кольцо. Но может быть, они обошли его тогда, как хочет сейчас Сильвер, и если это так, то рыба покажет нам безопасную дорогу.

Два дня так все и было, мы просто шли вдоль преграды, высокой и бесконечной, плотный густой туман висел над водой, волны подкатывались под него и пропадали из виду, как за бетонной стенкой. Туманная преграда глушила звуки, и было очень тихо, отчего обстановка сделалась и вовсе гнетущей. Матросы молчали, но выполняли свои обязанности, а Смит распоряжался уже не во всю мощь своего командирского голоса. Голос он немного приглушил – так как тот отдавался неприятным эхом, точно отражался от тумана и возвращался обратно. А на третий день перед обедом я почувствовал, что качка стала другой, не размеренной, к которой быстро привыкаешь. Теперь «Изольду» слегка потряхивало, Сильвер посмотрел на меня и сказал:

– Мы остановились. Надо посмотреть, что там такое.

И первым оказался в коридоре, пропал из виду. Я оделся, перешагнул через Марту, что тоже торопилась к выходу, и закрыл дверь перед самым носом ящерицы. Та принялась царапать створку, но я был уже далеко, взбежал по лестнице вверх и оказался на палубе. Сильвера поблизости не оказалось, рядом вообще никого не было, но по голосам я понял, что на носу бригантины собралась толпа. Я направился туда, обошел палубную надстройку и остановился, не сразу сообразив, что происходит.

Здесь собрались все матросы, все до единого, как мне показалось. Их было много, они столпились у правого борта и смотрели вниз. Я подошел и тоже глянул на воду. Бригантину разворачивало волной, она крутилась под ветром и повернулась боком к туманному кольцу. Наша рыба стояла впритык к плотному сгустку тумана, что повис над водой, водила хвостом и готовилась пробить головой невесомую преграду и пропасть из виду. Матросы орали в полный голос, перекрикивались, показывали то на рыбу, то на туман, со всех сторон доносились ругательства, над головой хлопали мокрые паруса, они повисали один за другим, и скоро ветер свободно свистел между голыми мачтами. Команда остановила «Изольду». Корабль мотало на волнах, а рыба крутанулась в воде и исчезла в тумане.

А наш корабль стоял на месте, да еще раздался глухой стук – это бросили якорь, приковавший бригантину к месту. Все переглянулись с довольным видом, кое-кто даже потирал руки, я высматривал в толпе Сильвера, но не видел его. Зато заметил капитана, тот быстро шел, одной рукой придерживая на голове капюшон, вторую держа в кармане. А следом шли доктор и Тэйлор.

Хозяин «Изольды» обогнал и брата, и Смита, и первым оказался напротив толпы. Матросы сразу сообразили, что будет дальше, поэтому посмеивались и ругались, и уже не сквозь зубы, а довольно громко и адресно, и обидно, надо сказать, но Тэйлора это не смущало.

– В чем дело? – спокойно поинтересовался он. – Кто приказал остановить судно?

Подлетевший Смит только собрался что-то сказать, но его заглушили крики и проклятья. Матросы расступились, и Тэйлор видел перед собой стену из тумана, но смотрел на нее с плохо скрытой досадой – она мешала ему, она встала у него на пути, и команда отказывалась идти через туман вслед за рыбой, которая, как известно, ведет нас к сокровищам. Поэтому Тэйлор поморщился и повторил:

– Кто приказал?..

Договорить ему не дали, в ответ понеслись оскорбления и угрозы, их причина была понятна, она висела над нами, высилась, похожая на монолит из мутного стекла, поглощала волны, ветер и звуки. И того гляди затянет в себя и бригантину вместе с нами, и никто не вернется назад.

– Мы не пойдем туда, это про́клятое место! Ты не предупредил нас! – орали из толпы, кто-то свистнул, бригантину качало на волнах, мачты скрипели под ветром, как деревья в лесу. К брату подошел доктор, они быстро переговорили, и Лесли крикнул:

– Всем прибавка к жалованью! Получите, когда вернемся, я распоряжусь…

Ему ответили так дружно, словно не два десятка, а один человек предложили доктору на выбор несколько направлений, а так же объяснили, чем он там сможет заняться вместе со своими родственниками. Доктор побледнел, неторопливо вытащил из кобуры «беретту», и я успел заметить, что то же самое проделал и Тэйлор. Капитан тоже вышел на переговоры не с пустыми руками, у него в ладони мигом оказался пистолет, по виду напомнивший мне браунинг Билла, но сейчас было не до того. Матросы притихли, Тэйлор только собрался что-то сказать, как толпа немного расступилась и перед нами оказался Кроссли. Он отвратительно улыбался, по очереди оглядел нас всех и сказал:

– Засунь свои деньги себе в задницу, хозяин. Мы не вербовались идти на смерть, а ты тащишь нас именно туда. Здесь нет дураков, чтобы пропасть ни за грош, мы знаем, что нас всех ждет, если мы перейдем черту. Наши требования – развернуть корабль и идти обратно в Бристоль.

Тэйлор выслушал его слова с совершенно непробиваемым видом, переглянулся с братом и поднял пистолет. Толпа отшатнулась ровно на шаг назад, Кроссли отнесло немного вбок, он улыбнулся по-особому паскудно и вытянул руку перед собой. Минутная пауза, тишина и общий хохот, выкрики и плевки – Кроссли держал в руках рыбу, она слабо трепыхалась в кулаке и была готова испустить дух. Чешуя и шкура на глазах линяли, слетали с нее, сыпались на палубу, ее движения стали редкими и слабыми, и через пару мгновений в руках Кроссли висел неподвижный рыбий скелет, правда, еще влажный, но уже безжизненный. «Она не может отплыть далеко от своей кости. Поэтому даже когда корабль стоит на месте или дрейфует, рыба плавает вокруг него. Вроде собаки на длинном поводке», – все верно, все так и было. Рыба, сунувшись в туман, быстро вернулась – ведь корабль не пошел за ней, поводок дернули назад, указывая «проводнику» место. И он вернулся, чтобы оказаться в руках бунтовщиков – оказывается, те отлично знали наш секрет и не преминули этим знанием воспользоваться.

Я подался вперед, рассматривая то, что осталось от нашего «проводника», а Кроссли взял рыбу за хвостовой плавник и принялся помахивать ею, точно дразнил и хозяина корабля, и его брата, и капитана. Те стояли молча, причем доктор как положил ладонь на рукоять «беретты», да так и застыл, точно не решаясь выдернуть пистолет.

– Вот ваша килька, – сказал Кроссли, – она у меня. И она нам больше не нужна, раз завела черт знает куда. Людям нет туда дороги, и ты, Тэйлор, знаешь это лучше меня. Впрочем, ты можешь отправиться туда, мы не против, – свободной рукой он показал на толпу, и матросы загудели с довольным видом, снова шагнули вперед, и Тэйлору пришлось попятиться. Он по-прежнему молчал, не опускал пистолет, он вообще не делал резких движений, как и доктор, и, можно поспорить на что угодно, тоже не сводил глаз с рыбы.

– Мы дадим тебе шлюпку, и можешь плыть куда угодно, – сказал Кроссли, положив рыбу себе на ладонь, – а мы пойдем в Бристоль. И отлично обойдемся без тебя, курс мы знаем, а ты оставайся… Итак, твой выбор?

Тэйлор молчал, я видел, как подрагивает пистолет в его руках, как Тэйлор перехватывает его второй рукой, поднимает на уровень глаз и целится в Кроссли. А тот, видя это, скалится вовсе уж отвратительно…

И вдруг раздается громкий сухой щелчок – он отломил у рыбы небольшую, торчавшую из хребта кость. Потом еще одну, бросил их на палубу, растоптал и взялся за скелет обеими руками, держа его за голову и хвост одновременно, чуть согнул и сказал:

– Сейчас ей придет конец. Если хочешь получить ее обратно, то отдавай нам корабль и проваливай куда хочешь, я отдам тебе эти объедки, мне они не нужны. А мы вернемся домой и расскажем, как тебя сожрала морская гидра, и нам поверят.

Океан, он же все спишет, как война…

Ответом ему был дружный хохот, взрыв проклятий и ругательств. Тэйлор не двигался, он только медленно опустил пистолет, потом взглянул на доктора. Тот тоже оставался на месте, как и капитан – все понимали, что дело дрянь. Пристрелишь одного – рыбу перехватит другой и мигом сломает ей хребет, это дело одной секунды. Кроссли тоже понимал это, поэтому улыбался еще шире, во всю пасть из желтых прокуренных зубов, и продолжал сгибать рыбу, ломая ей кости.

На палубу упала еще одна, потом другая – наш «проводник» лишился половины ребер, но пока держался. Кроссли с удивлением глянул на него и с силой сжал пальцы. Что-то глухо хрустнуло, рыбу выгнуло кольцом, голова почти прижалась к хвосту, и тут Кроссли поднял голову. Я перехватил его взгляд, удивленный и одновременно полный боли, мне даже показалось, что я вижу слезы, но тут я мог ошибаться. Кроссли отвел взгляд, его зрачки поехали вверх под веки, глаза закатились, и он рухнул на палубу.

Толпа расступилась, я услышал чей-то вскрик, кто-то шарахнулся вбок, оступился и едва не упал. Кроссли лежал на мокрых досках, а над ним стоял Сильвер, он резким быстрым движением выдернул из поясницы Кроссли что-то темное, длинное и моментально спрятал в рукаве. Мне показалось, что это был очень длинный и хорошо заточенный нож, но проверить свою догадку я не успел – Кроссли пропал у меня из виду. К рыбе бросились сразу несколько человек, и тот, что оказался ближе всех, неловко упал на колени, потом завалился на спину, прижимая руки к животу. Над ним стоял матрос, и я сразу узнал его – невысокий, плотный, даже толстый, но очень подвижный, резкий: он разговаривал с Сильвером перед тем, как мы нашли «обратку», и потом несколько раз я видел их вместе. Но они, быстро переговорив как случайные знакомые, расходились, и я не придал этому значения, но теперь понял, что ошибался.

Они были заодно – и Сильвер, и этот толстый с маленькими зелеными глазами матрос, и еще один, третий, высокий и весь какой-то нескладный, точно одетый в одежду на размер больше необходимого. Он вдруг показался мне знакомым, я определенно видел его раньше, до того, как мы встретились на «Изольде», но где – вспомнить не мог, да особенно и не старался. А он тем временем опередил рванувшихся к рыбе матросов, при этом ловко заехал в челюсть одному, под дых второму, отшвырнул еще одного, схватив за волосы, и поднял с палубы рыбий скелет.

Теперь они стояли втроем в кольце матросов, те обступили их, и Сильвер уже не прятал нож, он держал его в опущенной и прижатой к бедре руке, потом глянул вниз и сильным пинком перевернул Кроссли. Тот перекатился, врезался боком в мачту, а на палубе осталось большое темное пятно, оно расползалось по доскам, и я понял, что это кровь. Дошло и до остальных, они остановились и смотрели то на мертвого Кроссли и еще одного матроса, что так и лежал ничком, уткнувшись лбом в доски палубы, то на Сильвера. А он перекинул нож в другую руку, убрал со лба мокрые волосы и сказал негромко: