Текст книги "Анна Павлова. Жизнь в балете. Маленькие рассказы о большом успехе"

84. Прощание

В день её кончины в лондонском театре «Аполлон», в котором она выступала в годы Мировой войны и позже, возвращаясь в Англию из своих зарубежных гастролей, собрались зрители. Зал был полон. В минуту начала спектакля свет погас. Зазвучала музыка Сен-Санса – его «Умирающий лебедь». Одинокий луч прожектора прочертил по сцене весь путь, который обычно проделывала Павлова во время исполнения этого номера.

Музыка смолкла. Зал молча поднялся. Ни одного слова. Ни одного выступления. Все и так знали – сегодня не стало Павловой…

Поминальные концерты прошли во многих музыкальных театрах мира. С шапками, сообщающими о смерти великой балерины, вышли все газеты планеты. На Виктора посыпались соболезнования от друзей, знакомых, дипломатических представительств различных держав.

Кончина Павловой казалась внезапной и нелепой. Боже, боже, 50 лет! Разве это старость?! И… как такое могло случиться? Почему? За что? Вопросы, горькие и безответные вопросы.

А в России горе утраты переживала престарелая матушка Павловой Любовь Фёдоровна. Ей ещё предстоит войти в историю судебным противостоянием с Виктором Дандре, которое она, к слову, выиграет. Но тогда, в горькие дни прощания, о наследстве Павловой никто не задумывался.

Виктор находился в полной растерянности. Он даже не мог сообразить, где и как похоронить Павлову.

85. Пер-Лашез

Парижская русская диаспора тут же предложила похоронить Анну Павлову на русском кладбище Пер-Лашез. Здесь покоились многие видные деятели русской культуры, скончавшиеся в эмиграции. Здесь же по мнению эмигрантов должна была упокоиться и Павлова.

Виктор перевёз тело Павловой в Париж и уже было дал согласие на захоронение в Пер-Лашез. Но потом вспомнил их совместную поездку в Индию. В этой удивительной стране Анну удивляло всё, в том числе и феерический обряд сожжения умерших. Она даже сказала, что хотела бы быть кремированной, потому что так будет легче перевезти её прах в Россию.

Виктор колебался. Представители русской эмиграции убеждали его остановиться на Пер-Лашез, где можно было бы установить на могиле Павловой памятник. Сам Виктор склонялся к кремации, которая, к тому же, не сулила столько хлопот по обустройству могилы.

В конце концов, он поехал в Гаагу к православному священнику Розанову, который хорошо знал Анну. По православным канонам кремация тела была недопустима – тело следовало предать земле. Но выслушав Виктора, Розанов сказал, что в данном случае кремация вполне допустима. И решение было принято – тело Павловой предали огню. А урну с её прахом отдали Виктору Дандре, как её гражданскому мужу.

У него часто спрашивали, где он собирается хранить прах любимой женщины. И Виктор отвечал – пока у себя дома. А потом… А потом он хотел, чтобы они навечно были рядом.

86. Вдовец

После смерти Павловой Дандре занялся мемуарами. Он написал большую книгу воспоминаний, посвятив её памяти Анны. Эта книга не отличается полной достоверностью, как, впрочем, и воспоминания самой Павловой. Нужно понимать, что это люди искусства, для которых фантазия – рабочий инструмент, а жизнь реальная и жизнь вымышленная свободно перетекают одна в другую.

Он жил в «Айви-хаус», ухаживал за птицами, собаками и лебедями Павловой. Любимый лебедь Джек состарился и умер. Увяли её любимые розы. И только засаженная тюльпанами поляна была всегда жива и свежа…

Впрочем, в «Айви-хаус» Дандре прожил совсем недолго. Попытавшись переоформить его на себя в качестве вдовца Павловой, Виктор столкнулся с неодолимыми препятствиями. Адвокат, к которому он обратился за помощью в оформлении бумаг, предложил ему элементарную вещь – предоставить какие-нибудь доказательства его брака с Павловой. Например, свидетельство о регистрации брака. Выписку из церковной книги. Обручальные кольца. Фотографии со свадьбы. Или показания свидетелей… Не было ничего. То есть вообще ничего – ни одной фотографии, ни одного документа, ни одно свидетеля их бракосочетания.

Согласно документам Павлова и Дандре были совершенно чужими людьми… И в Советскую Россию отправилось официальное уведомление, что особняк «Айви-хаус» по правам наследования переходит к матушке покойной – Любови Федоровне Павловой.

87. Любовь Фёдоровна против

Дело слушалось в лондонском суде. Сама Любовь Фёдоровна в процессе участия не принимала – советские власти наняли дорогого и известного в Англии адвоката. У Виктора Дандре не оставалось ни единого шанса.

Самое неприятное состояло в том, что он не только терял английский особняк, но и все деньги, заработанные Павловой. У них не было общего банковского счёта. И гонорары Анны зачислялись на её счета, доступ к которым после смерти балерины был для Дандре закрыт. Виктор почувствовал себя несправедливо обиженным и даже обокраденным.

Суд он, конечно, проиграл, но подавать апелляцию и отстаивать свои права в дальнейшем отказался. Это было правильное решение – дальнейшее сутяжничество его бы разорило.

Ни «Айви-хаус», ни деньги Павловой достатка или какой-либо пользы матери балерины не принесли. Старушка попросту не увидела ни фунта из всего заработанного дочерью – всё досталось советскому правительству. Впрочем, до сих пор неизвестно, был ли процесс против Виктора Дандре начат по инициативе Любови Фёдоровны или её именем просто воспользовались кремлёвские дипломаты. В любом случае история выглядит… не особенно красивой. Наказывать самого близкого Павловой человека было, в общем-то, не за что. И – наказали.

К чести Дандре, в своей книге он не стал мстить никому. О Павловой писал возвышенно, с сердечной тоской одинокого человека. О плохом же умолчал.

88. Муж или не муж?

С высоты прошедших десятилетий после смерти Павловой очень непросто рассмотреть некоторые подробности. Как и чем жили Виктор Дандре и Анна Павлова? Насколько близкими были их отношения? Кем был для Павловой Виктор и, наоборот, кем была Анна для Дандре?

В их истории много неясностей. Публичный человек, Павлова мало кого пускала в свою личную жизнь. И Виктор был частью её закрытой для прессы и досужего любопытства жизни. И мы вряд ли узнаем, насколько она его любила, что он для неё значил, и что значила она для него. Одно дело книга мемуаров, предназначенная для внимания многих и призванная послужить памятником близкому человеку. Совсем другое истинные чувства.

В отношениях двух людей всегда бывает так, что один любит, а второй лишь позволяет себя любить. Вероятно, отношения Анны и Виктора пережили несколько стадий. Сначала влюблённость одинокой девушки, сердце которой было открыто для любви. Потом акт милосердия и самопожертвования ради спасения любимого человека. И поворот в обратную сторону – уже он обожает любимую за то, что она спасла его от позора и бедности. А она для него богиня, благосклонно принимающая его преклонение…

Были ли они мужем и женой, уже совершенно неважно. А важно то, что эти два человека прожили вместе большую и сложную жизнь, которая подарила нам фантастически прекрасный феномен под названием «Анна Павлова».

89. Воссоединение

Вероятно, советских эмиссаров немало удивило нежелание Виктора Дандре бороться за наследство своей великой жены. Но он, действительно, не боролся. Отдав всё, что могло принадлежать ему, Виктор жил только памятью об Анне. И дожидался часа, когда они встретятся – на небесах. Этот час наступил в 1944 году, когда Виктор Дандре скончался в возрасте 64 лет.

В своей книге мемуаров Дандре опубликовал и завещание. Вот оно:

«Я поручаю моим поверенным купить ниши 5791 и 3797 в крематории „Гоулдерс Грин“ в качестве места для урн, содержащих мой прах и прах моей любимой жены Анны, известной как Анна Павлова. Я даю полномочия моим поверенным дать согласие на перенос праха моей жены и, если они сочтут возможным, также и моего праха в Россию, если когда-нибудь русское правительство или правительство любой крупной российской провинции будет добиваться переноса и даст моим поверенным удовлетворительные заверения в том, что прах Анны Павловой получит должные честь и уважение».

Его последняя воля была выполнена. Прах Виктора и Анны упокоился в мемориальном зале «Гоулдерс Грин» и до сих пор находится именно там.

А русское (и до этого советское) правительство, равно как и правительство какой-либо российской провинции, прахом Павловой так до сих пор и не заинтересовалось. Какой уж тут интерес – деньги и имущество Анны получены и пристроены, во всех справочниках Павлова значится как «великая русская балерина». Что ещё надо? Ей-то уже всё равно…

90. После Павловой

Тема неблагодарной памяти потомков уже давно набила оскомину. Да, не помнят или почти не помнят. Да, не чтят, не преклоняются, не ставят свечи.

Но всё это не о Павловой. Ей, в самом деле, не требуется какого-либо внимания российских властей. И перенос её праха на родину нужен вовсе не Павловой, а нам, её потомкам. Да только никто из власть предержащих сам не пошевелится, коли нет в том общественной потребности. А потребность хоть и есть, да никак не проявляется. И годы всё дальше и дальше уносят память о великой балерине. И мы уже знаем только имя и легенды вокруг него.

Имя Павловой, как имена Бунина, Рахманинова, Шаляпина, давно стало символом несгибаемой русской культуры, выжившей и на чужбине. Её танец бессмертен, хотя бы потому, что воспроизведён выдающимися последовательницами Павловой – Галиной Улановой и Майей Плисецкой.

Помните «Умирающего лебедя» Плисецкой? Это танец создан в память об Анне Павловой. И никогда не канет в лету, поскольку уже Плисецкая стала недосягаемым кумиром для своих последовательниц, как некогда была им Павлова. А сегодня на место Плисецкой приходят новые звёзды. И история повторяется.

Так мимолётное искусство, которое живёт считанные минуты, обретает вечность. Забвению предаются имена бывших властителей. Памятники рассыпаются в пыль. Рушатся дворцы. Уходят в небытие целые государства. А танец – остаётся.