Текст книги "Александр Галич. Почему Высоцкий, а не я?"

42. «На семи ветрах»

За рубеж его больше не выпускали, хотя он и не стремился. Своё Александр Аркадьевич получил сполна – спектакли, фильмы, приличные гонорары, хорошую квартиру. Но что же, он совсем не писал хороших сценариев? Нет. Конечно – нет. Талантливый человек тем и отличается от бесталанного, что даже в условиях жестокого прессинга способен писать убедительно, интересно и красиво. Правдиво? Насколько это позволяет система…

В активе Галича не только «Верные друзья», хотя именно этот фильм стал его кинематографической вершиной. Не стоит забывать, что эта картина, снятая выдающимся режиссёром Михаилом Калатозовым, стала одним из лидеров советского кинопроката и пользовалась огромной популярностью. Этот фильм часто показывают по телевидению и в наши дни, это, пожалуй, самая известная работа Галича-кинодраматурга.

В 1962 году на экраны страны вышла пронзительная картина режиссёра Станислава Ростоцкого «На семи ветрах», снятая по сценарию Александра Галича. В этом фильме, ставшим классикой советского кино, Галич выступил ещё в одной ипостаси – поэта, автора текстов песен на музыку Кирилла Молчанова.

Этот фильм вывел на звёздный небосвод множество замечательных актёров. В их числе Вячеслав Тихонов, Леонид Быков, Виктор Павлов и Савелий Крамаров (Павлов и Крамаров играли эпизодические роли простых солдат).

43. «Дайте жалобную книгу»

Простая героика картины «На семи ветрах» показала, что, даже находясь в жёстких идеологических тисках, настоящий художник способен подняться над политической заданностью системы и создать подлинный художественный шедевр… Галич всегда был вне политики. В это непросто поверить, зная его театральные и киноработы. Но это было именно так. Александра Аркадьевича можно обвинить в конформизме – как в том же самом можно обвинить любого более-менее успешного художника советского периода. Но он никогда не был пропагандистом.

Его талант был полифоничным. Кто такой драматург Галич? Комедиограф? Автор трагедийного жанра? Или… автор детективной пьесы? И то, и другое, и третье.

Убедительный пример – картина 1965 года «Дайте жалобную книгу» режиссёра Эльдара Рязанова. Сценарий этой лирической комедии был написан Галичем в соавторстве с Борисом Ласкиным, одним из авторов сценария знаменитой «Карнавальной ночи». Фильм получился, прямо скажем, явно не выдающимся. Шедевром его назвать трудно – главный конфликт, вокруг которого строится вся фабула, мелок и даже ничтожен. Журналист Юрий Никитин пытается улучшить обслуживание в ресторане посредством газетной статьи. Страсти, прямо скажем, не шекспировские (а юмор, скажем так, не чаплиновский). Фильм получился достаточно проходной. Однако… кто сказал, что лёгкая беспроблемная комедия не имеет право на жизнь? Тем более такая, что вдруг становится пародией на сам жанр советской комедии.

44. «Бегущая по волнам»

В том, что Галичу были по силам самые разные жанры, свидетельствует картина 1964 года «Государственный преступник» режиссёра Николая Розанцева. Это детектив, история о том, как работники КГБ разыскивают преступника, повинного в гибели сотен людей в годы Великой Отечественной войны. Эта картина собрала огромное количество зрителей. А Галич, как автор сценария, получил специальный приз от органов госбезопасности – и это совсем уж удивительно, учитывая то, что спустя 6 лет картина будет изъята из проката в качестве наказания опальному сценаристу.

А четырьмя годами спустя на экраны вышла совместная советско-болгарская картина по роману Александра Грина «Бегущая по волнам». Сценарий фильма написал Александр Галич, а сам фильм поставил Павел Любимов. Лирическая притча, фильм трогательный и загадочный – как вся проза Грина… Эта картина стала последней полнометражной работой Галича в художественном кино.

В 1968 году на экраны страны вышел мультипликационный фильм «Русалочка», снятый по сценарию Галича. И это уже была, действительно, последняя его работа. Экранизация сказки Андерсена. Последнее прости своему зрителю. В 1972 году все фильмы, снятые по сценариям Александра Аркадьевича, были из проката изъяты. Его карьера советского киносценариста завершилась.

Девять (всё-таки девять, а не восемь) картин – много это или мало? Для рядового сценариста вполне достаточно. Для Галича – удручающе мало.

45. Успешный и… несчастный

В начале шестидесятых Александр Аркадьевич был успешным драматургом, человеком авторитетным и достаточно обеспеченным, чтобы позволить себе такие «маленькие радости», как хороший ресторан, хорошую одежду, хорошую библиотеку. Он гордился своим собранием книг, обожал умницу жену, похаживал на сторону, но и мысли допустить не мог, что останется один без любимой Нюши.

Ему многие завидовали. Вроде ничего особенного и не написал, а был известен, обласкан властью (поездки в Скандинавию и премии КГБ надо было ещё добиться) и богат. Многие бы успокоились. Ну что человеку надо? Есть хорошая квартира. При желании можно получить дачу или автомобиль. Можно даже стать выездным – надо лишь кое-где чуточку подсуетиться, оказаться в нужное время в нужном месте. Ну что за преступление, честное слово? Так жили миллионы советских людей. И ничего, краснеть не приходилось…

Недоволен был лишь сам Галич. Нет не так – он был глубоко несчастен. Его мучила совесть и осознание нереализованности. Он полагал, что делает совершенно не то, что должен делать. И держал это отчаянное знание глубоко в себе. Он, вообще, при всей своей импульсивности был человеком достаточно скрытным. Радовался широко, напоказ, горевал только в одиночку, оберегая близких от собственных переживаний.

Ангелина Николаевна понимала, с мужем что-то происходит. Но все свои сомнения он топил в спиртном.

46. О, этот сладостный туман…

Конформизм рано или поздно приводит настоящего художника к раскаянию. Это неизбежно, главный рабочий инструмент для писателя – его совесть. Но каяться можно по-разному. Можно продолжать сотрудничать с системой (понятно же – семья, дети, комфорт, от которого уже никак не отказаться) и годами писать в стол покаянную книгу, чтобы опубликовать её на склоне лет, когда всё будет разрешено (и будет же, наши совестливые «классики» – хотя можно и без кавычек, речь о писателях больших, настоящих – в своих ожиданиях не ошиблись). А можно, как Галич – рубануть с плеча, чтобы очиститься, сбросить с себя бремя лжи. И… лишиться всего, даже родины. И – сгинуть…

И есть универсальное лекарство, спасшее от мук совести множество хороших писателей – не только наших, советских, но и писателей вообще, понимающих, что жизнь воображаемая и жизнь реальная трагически расходятся. И собрать всё воедино задача практически невыполнимая. А потому слово неизбежно есть ложь.

Лекарство это – алкоголь. Дурман, отключающий сознание, погружающий человека в зыбкую непродолжительную нирвану. Потом наступает похмелье, избавиться от которого можно лишь очередной дозой алкоголя.

Вечный дурман, вечный спаситель, вечная беда – водка… Почему пьющий человек вызывает в нас жалость? Потому что мы и сами такие, с больной израненной компромиссами совестью. Сами ищем защиты от жестокой реальности. Не мы выбираем водку, водка выбирает нас сама.

47. Инфаркт

Галич пил часто, но понемногу. Алкоголь давал ощущение эйфории и безнаказанной свободы – когда можешь делать, что угодно, и тебе за это ничего не будет. Какой спрос с пьяницы?

В подвыпившем состоянии он мог говорить, что было на уме. Но и это было не его индивидуальное свойство – по советским кухням под бутылочку произносилась ужасающая антисоветчина. И никому ничего за это не было (добавим – за крайне редким исключением). Пьяные же, мелют, что попало. А потом, протрезвев, идут к станкам выполнять пятилетку за три года, давать стране угля и писать оптимистические пролетарские пьесы. Всё нормально, жизнь продолжается.

Бедой Александра Аркадьевича было то, что он не мог осилить больше трёх рюмок… А может, это была вовсе и не беда, а его счастье. Напивался моментально, отключался, засыпал, что-то невнятно бормоча. А потом просыпался – помятый, но весёлый. И был готов продолжать беседу, смысл которой от всех уже давно ускользнул. Другие-то пили всерьёз. Пили и не напивались. А когда это всё же происходило, Галич был уже свежим, «как огурец».

В 1962 году он свалился с первым инфарктом. Едва ни умер – с сердцем шутки плохи. Что стало причиной? Муки совести? Неудовлетворённые творческие амбиции? Осознание незначительности сделанного? Трагическое понимание того, что жизнь проходит впустую? Да, можно сказать и так. Но можно выразиться и проще, по-нашему, по-русски – допился.

48. Перелом

Оказавшись у последней черты, человек оглядывается в собственное прошлое. И если судьба к нему милостива, то жизнь продолжается. И появляется второй шанс – что-то переделать, что-то исправить. И прожить остаток своих дней если ни в полной гармонии с самим собой, то хотя бы в поисках этого состояния.

Беда, постигшая Александра Аркадьевича – инфаркт миокарда (первый из трёх им пережитых) – совпала с тем странным и болезненным состоянием души, которое называют кризисом среднего возраста. Переоценка ценностей – болезненная штука. Пережить её достойно, без длительной депрессии, дано немногим. Галич пережил.

Он преодолел этот кризис и вышел из него победителем. На основной работе это не сказалось. Во всяком случае, каких-то бунтарских пьес он после болезни не написал. Но пересмотрел само отношение к профессии.

С ним это случалось регулярно. Став актёром и даже достигнув определённого уровня мастерства, он оставил профессию актёра и стал драматургом. Состоявшись в качестве театрального драматурга в шестидесятые, практически, перешел в кинодраматургию (театральная пьеса и киносценарий вещи схожие, но всё же не одно и то же). И теперь, став успешным киносценаристом, решил… переключиться на то, к чему стремился с детства – на поэзию. Стихи, вот оно главное. Вот что он должен писать. Стихи…

А потом он взял в руки гитару. И стихи превратились в песни, мелодии к которым он придумывал сам.

Так появился Галич. Тот самый, который в прошлом был драматургом.

49. Гитара семиструнная

На самом деле он ничего в своей жизни не собирался менять. Дело-то в том, что не человек выбирает свой жанр, а жанр выбирает человека. И Александр Аркадьевич прекрасно осознавал, что именно киносценарии и театральные пьесы кормят его, обеспечивают тот уровень комфорта, к которому он привык. Не Шекспир? Да, конечно. Ну и что же? Пьесы разные нужны, пьесы разные важны…

Но душа требовала стихов. Они лились из него, как вода из горного ключа – свободно и самопроизвольно. Едва появлялась свободная минута, Галич садился к столу и – писал. Всё, что ему было нужно в этот момент, немного отстранённости, немного тишины и покоя. И сосредоточенности на этом волшебном явлении – рождении стихотворения.

Он ничего не собирался менять в своей жизни. Но всё изменилось само собой.

А ещё была гитара. Не модная шестиструнная, на которой играл весь музыкальный мир. А редкая, русская и цыганская семиструнка, обладающая особым строем и особым звуком. Галич играл на ней не очень хорошо – выдающимся музыкантом он не был. Но – играл. И под его удивительный, чуть дребезжащий голос, под его щемящие стихи семиструнная гитара пела и стонала, смеялась и рыдала, разрывая сердце и вышибая непрошенную слезу.

И всё это – Галич. Одинокий, искренний, бесстрашный, отчаянный. Драматург и сценарист. Поэт и музыкант. Дон Кихот нашего времени… Только мельницы, с которыми он воевал, были вовсе не воображаемыми.

50. «Леночка»

История создания самой первой песни Галича существует в двух вариантах. Согласно одному, песня «Леночка» о девушке-милиционере, в которую влюбляется некий иноземный шах, была написана Александром Аркадьевичем ещё в 1959 году. Другой вариант переносит нас в 1962 год, когда Галич, оправившись от инфаркта, ехал в пустом купе поезда «Москва – Ленинград» и никак не мог уснуть. Тогда он взял в руки блокнот и карандаш. И написал стихи про Леночку. А потом придумал к ним музыку.

Как бы там ни было, а впервые голос Галича, как исполнителя собственных песен, зазвучал в 1962 году. До этого он пел лишь в узком кругу друзей, подвыпив и не придавая своему увлечению «песенками» особого значения.

А за «Леночкой» Галич сочинил целый букет восхитительных песен – «Старательский вальсок», «У лошади была грудная жаба», «Тонечка», «Красный треугольник», «Аве Мария», «Караганда», «Ночной дозор», «Памяти Пастернака», «Баллада о Корчаке», «На сопках Маньчжурии», «Летят утки». Всего не перечислишь. И каждая песня – волнующая история, печальная и горькая. И в каждой песне человеческая слеза…

Как уловить этот момент рождения большого поэта? Но появился ли Галич-поэт в 1962 году? Нет, всё произошло гораздо раньше – когда Эдуард Багрицкий разглядел в пятнадцатилетнем мальчишке талант. С тех пор его поэтический дар совершенствовался и зрел – как зреет причудливый экзотический фрукт, накапливая тончайший вкус и аромат.

51. Магнитиздат

У Галича был очень интересный голос – не совсем эстрадный, совершенно не классический, но какой-то… необыкновенный. Так поют в гостиных для друзей. Поют любимой женщине. Поют матери. (Можно сказать – поют у костра, но представить Галича поющим под гитару у костра почему-то трудно). И никто бы, кроме друзей и близких, не услышал бы песен Александра Аркадьевича, если бы ни магнитофон.

Эта «напасть» настигла Советский Союз в середине пятидесятых. Но вещь была редкая, громоздкая и ненадёжная. Зато к середине шестидесятых (на фоне неуклонно растущего благосостояния советского народа, что означает – в магазинах появились кое-какие товары) магнитофон стал вожделенной игрушкой миллионов. Правда, доставался он очень тяжело – промышленность выпускала ограниченное число моделей и в явно недостаточном количестве. Но всё же при большом желании магнитофон можно было купить. И тогда возникала другая проблема – магнитофонной плёнки. Это был дефицит из дефицитов. Возможность собрать свою фонотеку из песен любимых исполнителей, а не из тех пластинок советского производства, что продавались в магазинах, привлекала очень многих.

Магнитофон стал первым в СССР неподконтрольным властям электронным средством массовой информации. Именно так. Он дополнил коротковолновые широковещательные радиоприёмники, по которым советские граждане слушали «подрывные голоса». По радио получали правдивую (или скажем так – другую) информацию, посредством магнитофона слушали другую музыку.

Бытовые записи песен таких исполнителей, как Окуджава, Высоцкий и Галич, сделанные при помощи плохоньких микрофонов и в кустарных условиях, иронично называли «магнитиздатом».

52. Глоток воздуха

До середины восьмидесятых годов прошлого столетия, когда в СССР грянули перестройка и гласность, магнитиздат да кустарные граммофонные пластинки на «рёбрышках» (то есть записанные на использованных плёнках для рентгеноскопии) были единственным способом распространения неподцензурной авторской песни.

С магнитиздатом боролись, как к с печатным самиздатом, но как-то вяло и не особенно жестоко. Распространение магнитофонов – по сути, звуковых копировальных аппаратов, на которых можно было размножить оригинал записи в сотнях и тысячах экземпляров – было трудней контролировать. Возможно, это была одна из серьёзных ошибок властей. Выпустив джина из бутылки во времена хрущёвской оттепели, загнать его в бутылку во времена вялой реставрации тоталитарного режима (то есть во время застоя) было уже невозможно. Если светокопировальные аппараты «Эра» (ухудшенный аналог «ксерокса») подлежали строжайшему учёту и их использование легко компетентными органами вычислялось, то вычислить частного меломана, тиражирующего записи Галича, можно было лишь случайно.

Магнитофоны были у очень многих. Как в конце пятидесятых радиола, так в середине шестидесятых магнитофон стал вожделенным приобретением для любого мыслящего человека, уставшего от всеобщей лжи и стремящегося узнать правду. Магнитофон стал той отдушиной, через которую интеллигент мог вдохнуть глоток свежего, не отравленного официальной пропагандой воздуха. И этим воздухом стали песни Галича.

53. Единство и борьба

С начала шестидесятых творчество Александра Аркадьевича развивалось параллельно по двум непересекающимся дорожкам. По одной, полная оптимизма и официозного мажора, текла его драматургия. По другой – щемящие стихи, исполняемые им самим под гитару.

Один за другим (может, не слишком часто, но верно и неуклонно) из-под пера Галича выходили театральные пьесы и киносценарии, в которых отважные чекисты вылавливали нацистских преступников, а комсомольцы возрождали славное революционное прошлое. И в то же время Галич пел о маленьком, раздавленном системой человеке, о несчастной любви, о несбыточных надеждах.

Он словно проживал не одну, а сразу две жизни. В первой был послушен и тих, молчал, когда надо было молчать, говорил, когда надо было говорить. А во второй бунтовал, сожалел, взывал. В первой был сговорчив, во второй упрям. В первой зарабатывал на жизнь, во второй тратил себя без остатка.

Эта видимая «двуличность» сыграла с Галичем злую шутку. Одно из первых публичных выступлений в качестве исполнителя своих песен состоялось на слёте самодеятельной песни в Петушках. Его песни публике очень понравились и… вызвали смутные подозрения в конформизме автора. От этих обвинений в «двуличии» он долго не мог избавиться. На самом же деле это был единственный вариант, позволяющий выжить – мимикрировать, насколько это возможно, отвлекать внимание, играть «по их правилам», не изменяя при этом своим убеждениям.

54. «Бард-68»

В марте 1968 года Александр Аркадьевич отправился в Новосибирск, где проходил песенный фестиваль «Бард-68». Он приехал туда по приглашению и собирался спеть несколько песен. Устроители фестиваля опасались скандала – памятуя о спорах коллег Александра Аркадьевича по песенному творчеству относительно режущего глаз несовпадения его пьес и стихов. Но… всё обошлось.

Выступления бардов, к коим был причислен и Галич, проходили в Академгородке, в самом большом зале Дворца физиков под названием «Интеграл». Народу было столько, что люди стояли в проходах. Для жюри был выделен первый ряд кресел.

Галич и устроители фестиваля сидели в креслах в глубине сцены. Галича представил Валерий Фрумкин. Просто назвал имя и фамилию. Галич удивился: «И это всё?» Он предполагал некий разговор о своём творчестве. Он хотел объясниться с публикой. Но этого не случилось.

Александр Аркадьевич начал с песни «Старательский вальсок». Потом спел ещё несколько острых до дрожи песен, закончив выступление песней «Памяти Пастернака».

Смолкли звуки гитары. Галич стоял на сцене и смотрел в зал. «Интеграл» погрузился в мёртвую тишину. Ни вздоха, ни движения. А потом… грянули аплодисменты. Все, кто были в зале, поднялись с мест и стоя приветствовали растроганного Галича.

Ему вручили приз – серебряную копию пушкинского гусиного пера. И почётную грамоту Сибирского отделения Академии наук СССР. Текст грамоты гласил: «Мы восхищаемся не только Вашим талантом, но и Вашим мужеством…»

55. «Старательский вальсок»

Мы давно называемся взрослыми

И не платим мальчишеству дань

И за кладом на сказочном острове

Не стремимся мы в дальнюю даль

Ни в пустыню, ни к полюсу холода,

Ни на катере… к этакой матери.

Но поскольку молчание – золото.

То и мы, безусловно, старатели.

Промолчи – попадешь в богачи!

Промолчи, промолчи, промолчи!

И не веря ни сердцу, ни разуму,

Для надежности спрятав глаза,

Сколько раз мы молчали по-разному,

Но не против, конечно, а за!

Где теперь крикуны и печальники?

Отшумели и сгинули смолоду…

А молчальники вышли в начальники.

Потому что молчание – золото.

Промолчи – попадешь в первачи!

Промолчи, промолчи, промолчи!

И теперь, когда стали мы первыми,

Нас заела речей маята.

Но под всеми словесными перлами

Проступает пятном немота.

Пусть другие кричат от отчаянья,

От обиды, от боли, от голода!

Мы-то знаем – доходней молчание,

Потому что молчание – золото!

Вот как просто попасть в богачи,

Вот как просто попасть в первачи,

Вот как просто попасть – в палачи:

Промолчи, промолчи, промолчи!

56. Чехословакия

А потом грянули события в Чехословакии. В августе 1968 года в Чехословакию были введены советские войска. Погибли люди. «Пражская весна» завершилась…

21 августа 1968 года в Доме писателей, что располагается возле московской станции метро «Аэропорт», появились листовки с протестом против ввода войск стран Варшавского договора в Чехословакию. Но и без этих листовок многие литераторы (что ни говори, а всё-таки совесть народная) осознали всю трагичность произошедшего. Осознал и Галич.

Собственно, события августа 1968 года и стали тем переломным моментом, когда Александр Аркадьевич отбросил остатки осторожности и заговорил в полный голос. Именно после этих событий появилась его очередная песня «Петербургский романс»…

Что изменилось в жизни самого Александра Аркадьевича. Ничего. Он по-прежнему много работал для кино и телевидения. Писал свои «правильные» сценарии, но писал и песни. Похоже, что он просто не предполагал, что его накажут. Как можно наказывать за частное мнение? А за собственное понимание правды? «Коммунистам коммунистово», но неужели драматург и интеллектуал не имеет право говорить то, что думает?

Однако это было очень наивно – полагать, что в этой системе можно… нет, не говорить, то что думаешь – думать. Если уж ты советский писатель, будь добр «колебаться» вместе с партией (и, соответственно, «с народом»). Сказано – чехи обнаглели, значит… обнаглели.