Текст книги "Александр Галич. Почему Высоцкий, а не я?"

72. Друзья

Провожать Галича пришли все, кто его любил. Пришёл Владимир Войнович. Пришёл Юрий Нагибин, которому Галичи были обязаны своей любовью и семейным счастьем. Пришли актёры театра «Современник» – практически, полным составом. Пришли и мхатовцы – те, что не остались в старом «Современнике», а ушли вместе с Ефремовым. Пришли очень многие. Был среди них и академик Сахаров.

Простые люди? А что, вот эти писатели и актёры люди не вполне простые? Не дворяне, не аристократы и не герои, разве они не могли оказаться на месте Галича? Могли. И в своё время многие там и оказались. За границу был вынужден уехать замечательный писатель и честный человек Владимир Войнович. В Америке оказался и однофамилец Галича писатель Василий Аксёнов (тоже Гинзбург). Примерно в одно с Галичем время и тоже не по своей воле уехал из СССР в полном смысле святой человек Виктор Некрасов. Цвет русской интеллигенции. Люди совести и чести…

Простые люди с Галичем тоже простились. Когда Александр Аркадьевич и Ангелина Николаевна вышли из дома в последний раз, чтобы отправиться в аэропорт, окна их дома были раскрыты настежь. И из большинства окон на них смотрели люди – соседи Галичей по их разорённому гнезду. И все они махали им вслед. А кто-то даже выкрикнул грустные слова прощания. Никто из этих людей не понимал – за что так жестоко наказали Александра Аркадьевича.

73. Самолёт на Вену

Они приехали в Шереметьево за положенный час до отлёта. Прошли регистрацию, сдали багаж. И тут на Галича навалились таможенники. Супругу Ангелину Николаевну отправили в ту, «потустороннюю» и уже не советскую зону. А Александра Аркадьевича отвели в сторону и принялись досматривать с особым пристрастием.

Самолёт уже стоял на взлётной полосе. Экипаж проверял приборы, пассажиры томились в своих креслах, не понимая, в чём заминка. Ангелина Николаевна металась среди таможенников, но к мужу её не пускали. С «советской» стороны нервничали друзья Галича, подозревая, что с ним вытворяют что-то совсем уж подлое.

Таможенники обыскали одежду Александра Аркадьевича и придрались к золотому нательному кресту, требуя сдать «не подлежащую к вывозу» драгоценность. Галич категорически отказывался. Переговоры длились два часа (за Галича заступился приехавший в аэропорт академик Сахаров). Наконец, Галич решительно заявил: «Всё, я никуда не еду. А остаюсь!» Тут же таможенники куда-то позвонили. Томительное ожидание. Галич закурил. Наконец прибежал посыльный с неким сообщением. И Галича с его нательным крестом… отпустили.

Он шёл по стеклянному коридору в одиночестве. В руках у него была только гитара, которую он держал над головой. Оставшиеся в аэропорту друзья поэта не скрывали своих слёз. Большинство из них друга так больше и не увидели.

Галич и Ангелина Николаевна вошли в самолёт. Огромная сигара авиалайнера вздрогнула и тронулась с места. Через несколько минут самолёт взмыл в небо. Александр Аркадьевич посмотрел в иллюминатор на уплывающую Москву и… перекрестился.

74. Галич в Европе

В Вену они прилетели, практически, без гроша в кармане. Большую часть того, что удалось собрать перед отлётом, Галич с прощальным письмом передал дочери через Фани Борисовну. Он и писал из заграницы дочери через мать. Алёна Александровна раз в год приезжала в Москву (из Фрунзе, где работала в местном театре) и уже здесь, в доме бабушки, читала все письма отца.

Но сразу после оформления всех положенных формальностей Александру Аркадьевичу вручили конверт с деньгами – гонорар за две вышедшие на западе книги. На первое время хватило. Потом он начал работать.

В Вене Галичи задержались ненадолго. Их путь лежал в Германию – в Мюнхен, где Галича давно ждали.

Он быстро пришёл в себя. Снова ощутил вкус к жизни. О прошлом старался не вспоминать. Хотя уже после смерти поэта, спустя много лет, его дочь Алёна Александровна разыскала дневники отца. И прочитала в одном из них горькую запись: «Здешняя несвобода ничем не лучше нашей. Иногда хочется плюнуть на все и вернуться домой, пусть хоть в лагерь…»

Их везде очень хорошо принимали. Журналисты брали интервью, расспрашивали о диссидентах, о которых Александр Аркадьевич ничего не знал. Потом он и сам стал журналистом. 24 августа 1974 года в эфир вышла первая программа радиостанции «Свобода» «У микрофона Галич». С тех пор эта программа регулярно выходила в эфир (правда, с некоторыми перерывами). А Галич стал штатным сотрудником радиостанции, что позволило решить все материальные проблемы.

75. Осло

Осенью 1974 года Александр Аркадьевич и Ангелина Николаевна оставили Мюнхен, пообещав вернуться, чтобы почти год прожить в Норвегии. На некоторое время радиопередачи Галича прекратились, но потом он стал готовить их в Осло.

Здесь, в Норвегии, он выполнил данное ранее обещание – прочитал курс лекций о Станиславском. Уж кто-кто, а Галич знал о своём учителе больше, чем кто бы то ни было ещё. Александр Аркадьевич был одним из последних учеников Станиславского. И был своим учителем любим.

В этот год, первый из трёх с половиной лет, прожитых им в Европе, Галич снова взялся за литературную работу. Сочинил целый букет замечательных песен. Пьесу «Блошиный рынок». Набросал сценарий будущего мюзикла по мотивам своих ранних пьес, в котором хотел выступить в качестве актёра. Подготовил к выпуску первую авторскую пластинку, оказавшуюся единственной («Крик шёпотом»). Наконец, взялся за сценарий документального фильма «Беженцы ХХ века» о судьбе эмигрантов.

Он был полон творческих планов. Жизнь снова (в который уж раз) налаживалась. И Галич, оптимист по натуре, снова поднял голову…

Александр Аркадьевич быстро привык к своему положению «вечного изгнанника». Он не питал абсолютно никаких иллюзий относительно возможности своего возращения. Самое поразительное то, что он и на этот раз заблуждался. Он мог вернуться. Мог! Правда и мы узнали об этом лишь много лет спустя после его трагической кончины.

76. Мюнхен

В 1975 году семья Галичей вернулась в Мюнхен. Здесь находилась европейская редакция радио «Свобода», вещавшая на страны Варшавского договора и, прежде всего, на Советский Союз.

Это было несколько странно – жить в стране, с которой Советский Союз совсем недавно, каких-то тридцать лет назад, воевал. Александр Аркадьевич потерял на той войне много друзей. Потерял и девушку, которую любил – Лию Канторович. Она была первой любовью Саши Гинзбурга. Первой и самой горькой.

Он познакомился с ней на катке на Патриарших прудах осенью 1939 года. А в 1941 году пригласил на премьеру первого спектакля, по пьесе «Город на заре», в создании которой принимал участие вместе со студийцами Арбузова. В этом спектакле Саша играл одну из ролей.

И всё у них с Лией было хорошо, если бы ни война. В первые дни Лия записалась медсестрой. Забежала к Гинзбургам на Малую Бронную, чтобы попрощаться и… не застала Сашу дома. Когда он вернулся, Фани Борисовна сказала, что к нему заходила очень красивая девушка в военной форме. Узнав, что Саши нет дома, сказала: «Передайте Саше привет, и пусть хранит его Господь…» И, заплакав, убежала.

Лия Канторович погибла на фронте. Ей посмертно было присвоено звание героя Советского Союза…

Об этом и о многом другом, что довелось пережить, Галич рассказал в своей радиопередаче. Тем она и запомнилась – неторопливым рассказом Галича о добрых, забавных и страшных событиях его молодости.

77. Радио «Свобода»

Его программа на радио «Свобода» самостоятельное «многосерийное» произведение. Эти передачи – «У микрофона Галич» невозможно забыть.

Он работал не так, как другие. Вопреки устоявшимся требованиям не писал сценарии программ, а говорил импровизируя. И даже тему очередной передачи заранее не обозначал. Это ужасно нервировало руководство радиостанции, но поделать с Галичем ничего не могли. Он соглашался, клятвенно обещал к следующей программе подготовить сценарий. И… снова приходил в студию, садился к микрофону, выкладывал на стол часы и начинал «думать вслух».

После временного переезда в Осло руководство станции вздохнуло с облегчением – передачи Галича шли в записи. Их хотя бы можно было заранее прослушать. Но потом Александр Аркадьевич вернулся в Мюнхен, и всё началось заново. Здесь, в центральном офисе радиостанции, Галич мог не обременять себя записью свои программ. Он и не обременял – программа шла в прямом эфире.

Возможно, именно это и стало причиной того, что кто-то из «свободовцев» навёл Александра Аркадьевича на соблазнительную мысль сменить Мюнхен на Париж. Если бы он туда переехал, то передачи снова шли бы в записи. И у руководства станции снова появлялась возможность контроля над работой Галича.

Но он о таких тонкостях не думал. Он просто занимался делом, которое ему очень нравился. Он говорил с народом, который любил и с которым не желал расставаться.

78. Париж

И Галичи переехали в Париж. Поселились в небольшой квартирке на улице Маниль (в небогатом арабском квартале). И снова взялись за обустройство семейного гнезда – обстоятельно, с любовью, на всю оставшуюся жизнь.

Жизнь, действительно, наладилась и вошла в привычное русло. Александр Аркадьевич снова принялся собирать библиотеку. Здесь это было намного легче – в магазине русской книги он мог купить любую запрещённую в СССР литературу, начиная с «Мастера и Маргариты» Булгакова, заканчивая сочинениями Замятина. Он купил роскошное издание «Доктора Живаго» Пастернака. Скупил все издания Ахматовой, что были в парижских магазинах. Он встречался с Анной Андреевной 1 апреля 1942 года. И первую радиопередачу, ту самую, что вышла в эфир 24 августа 1974 года посвятил именно ей.

Никогда раньше не бывавший в Париже, Галич сразу влюбился в этот удивительный город. И если бы не щемящая тоска по России, если бы ни память, постоянно уводящая его туда, в прошлое – Александр Аркадьевич мог бы почувствовать себя здесь счастливым… Но он не был счастлив. Снова успешен – пусть и не так, как в Советском Союзе – да. Счастлив – нет. Слишком уж дорого обошлась ему эта непрошенная свобода… Непрошенная? Кончено. Он же не хотел уезжать. И по своей воле ни за что бы не уехал.

Но судьба распорядилась иначе. И поэт, мысли не допускавший, что сможет жить вне России, остаток дней вынужден был доживать на чужбине. Какое уж тут счастье?

79. «Крик шёпотом»

А что его песни? Галич пел и там. Уже не дома, впуская слушателей в свою гостиную за три советских рубля. Не в залах исследовательских институтов и не на слётах клуба самодеятельной песни. Он пел со сцены для сотен (всё-таки) эмигрантов, которые боготворили Галича, ловили каждый звук его гитары, каждую строфу его стихов.

В 1974 году Галич записал пластинку «Крик шёпотом», в которую вошли самые известные его песни. Было и несколько больших концертов… Однако, той аудитории, которую он имел в России, в Европе у Галича не было. И как всякий оторванный от родной языковой среды творческий человек, Александр Аркадьевич эту разлуку со своим слушателем переживал остро и горько.

Вряд ли он знал, что в Советском Союзе после его отъезда популярность его песен достигла небывалых масштабов. С ним мог конкурировать только Высоцкий. Мог, да не конкурировал – это были «одного поля ягоды», браться по духу и крови, хотя люди совершенно разные, писавшие разные стихи и певшие разные песни. И слушатели у них были тоже разные. Те, кто жадно ловил слова песен Галича, редко слушали Высоцкого. И наоборот. Высоцкий всё же был поэтом народным, Галич – элитарным. Высоцкого слушали все. Галича – те самые «мэ-нэ-эсы» (младшие научные сотрудники), учителя, врачи, которые составляли интеллект нации и её совесть.

В Париже Александр Аркадьевич чувствовал себя птицей, бьющейся в окно извне. Вроде бы и свободна, а её тянет вовнутрь. А туда нельзя… Какая же это свобода?

80. Любовные приключения

И в эмиграции, пережив несправедливость и изгнание, Галич оставался всё тем же Галичем – жизнелюбом и поклонником женской красоты, не пропускавшим ни одной юбки. Ангелина Николаевна уже привыкла не обращать внимания на похождения мужа. Но его новые парижские и мюнхенские друзья приходили в полное недоумение, особенно когда эти интрижки заканчивались смешными (смотря, конечно, для кого) скандалами.

Однажды к руководству радиостанции «Свобода» обратился оскорблённый мужчина, жену которого соблазнил Галич. По устоявшейся советской привычке он стал разбираться не с изменившей ему женой и не с явно повинным в этой истории Александром Аркадьевичем, а с его… начальством. А что, обратиться к руководству, чтобы то осудило моральную неустойчивость своего работника, вынесло общественное порицание, призвало к ответу… Этот трагикомический случай стал настоящей легендой.

Он не изменился – всё так же любил застолья, любил, когда приходили гости. Ухаживал за женщинами, забавно стараясь скрыть это от жены. Любил красивые вещи и широкие жесты.

Но изменилась сама жизнь. И в добрых и мудрых глазах Галича появилась грусть. Он очень скучал по Москве. Понимал, что уже не вернётся. И пел:

«Когда я вернусь…

Ты не смейся, когда я вернусь,

Когда пробегу, не касаясь земли по февральскому снегу,

По еле заметному следу – к теплу и ночлегу —

И вздрогнув от счастья, на птичий твой зов оглянусь —

Когда я вернусь.

О, когда я вернусь!..»

81. Мечта музыканта

Была у Александра Аркадьевича немного смешная «мальчишечья мечта»…

Как все мужчины, он любил технику, хотя в ней совершенно не разбирался. Он не водил машину, не ремонтировал телевизоров и радиоприёмников. Он, наверное, даже плохо себе представлял, как работает холодильник или стиральная машина. Но он очень любил эти металлические штучки, обладающие невыразимым шармом и даже собственной индивидуальностью.

Он мечтал о хорошем магнитофоне. Нет, даже не так – о роскошном радиокомбайне, в котором было бы всё, и стереозаписывающий тракт, и проигрыватель пластинок, и мощный радиоприёмник и даже телевизор. Такие штуки в середине семидесятых годов были в каталогах всех ведущих компаний, выпускающих бытовую электронику. Этакие шкафы, отделанные ценными породами дерева, очень красивые, до отказа напичканные самыми совершенными устройствами. Последний писк моды. И пик современных технологий…

Имел ли он право мечтать о такой вещи? А почему нет? Музыкант, которому звукозаписывающая аппаратура была нужна, как воздух. Ведущий радиопрограммы, который должен быть в курсе всех событий на далекой родине. Как ещё узнать, что творится в СССР? Слушать радио. И телевизор бы не помешал – Галич появлялся уже и на западном телевидении, и с песнями, и со своим интервью. Более того, в 1977 году на телевидении прошёл его 40-минутный фильм, снятый совместно с Рафаилом Голдингом – «Беженцы ХХ века».

82. «Грюндик»

Александр Аркадьевич выбрал аппарат немецкой фирмы «Грюндик». Марка очень известная, особенно в Советском Союзе, куда из-за рубежа редкими туристами и моряками (получавшими часть зарплаты в валюте) частным порядком ввозились магнитофоны «Грюндик» – розовая мечта любого слушателя магнитиздата. Именно этот магнитофон и радиоприёмник «Спидола» были самыми вожделенными приобретениями любого размышляющего о жизни человека, не доверяющего советским газетам и официальным сводкам новостей.

Галич присмотрел роскошный комбайн (эти аппараты называли «музыкальными шкафами»), в котором было всё необходимое – от проигрывателя пластинок, до всеволнового радиоприёмника, от шикарного магнитофона, до телевизора.

Проблема была лишь в цене. Во Франции подобная техника стоила слишком дорого. И Галич заказал этот комбайн в Италии, где цены были существенно ниже. 14 декабря 1977 года «Грюндик» прибыл в Париж. На следующее утро, 15 декабря, комбайн привезли домой к Галичам. Грузчики, затащившие ящик на этаж, сообщили, что мастер, занимающийся настройкой такой техники, придёт завтра. И что он обязательно всё подключит и установит.

Галич порывался заняться новой игрушкой сам. Ангелина Николаевна упросила его этого не делать. Аппарат был дорогой, а Александр Аркадьевич в технике не разбирался совсем. Галич послушался. А потом… отослал Нюшу за сигаретами – чтобы не мешала ему покопаться в этой шикарной машине самому. Он был уверен, что сможет всё настроить сам. Невелика наука.

83. Трагедия

Собственно, настраивать там было особенно нечего. Галич подключил комбайн к электрической сети. Машина заработала. Правда, приёмник – когда Галич попытался поймать русскую волну – только шипел. Александр Аркадьевич достал из коробки раздвижную комнатную антенну. Закрепил её на корпусе аппарата и принялся искать, куда воткнуть штекер.

Антенная розетка на задней стенке находилась рядом с миниатюрной силовой розеткой, предназначенной для подключения к аппарату какого-нибудь дополнительного блока – усилителя или второго магнитофона. Розетки были похожи по форме, но различались по размеру. Галич примерил антенную вилку к ближайшей розетке – к той самой, к силовой. Потом достал пассатижи и… сдавил контакты вилки, полагая, что несовпадение их размеров с размерами розетки заводской брак.

Это была та самая «защита от дурака», которая была призвана исключить подключение антенного шнура к электрической силовой сети. На этот раз она не сработала.

Галич решительно вставил антенный шнур в розетку. Удар током. Александр Аркадьевич, не выпуская из рук шнура рухнул на пол. Его босые ноги упёрлись в батарею отопления. Электрическая цепь замкнулась…

Ангелина Николаевна отсутствовала всего четверть часа. Когда она вернулась, Галич ещё дышал. Нюша закричала. Её услышали пожарные из дома напротив. Когда они ворвались в квартиру, Александр Аркадьевич умер. Его голова покоилась на коленях рыдающей супруги.

84. Последний дом

А потом произошло то, что позже вызвало массу вопросов, так и не получившие внятного ответа. Пожарные попытались оказать умирающему первую помощь. Но Александр Аркадьевич был уже мёртв. Тогда пожарные вызвали… нет, не скорую помощь – полицию. Моментально прибывшая полиция вместо скорой позвонила… в парижскую редакцию радио «Свобода». Через двадцать минут после трагедии в квартиру Галичей примчались сотрудники «Свободы» Василий Бетаки и Владимир Максимов. И только потом приехали врачи-реаниматоры…

Александра Аркадьевича отпевали 22 декабря 1977 года в русской православной церкви на рю Дарю. Народу было – яблоку негде упасть. Проститься с Галичем пришли сотрудники журналов и газет «Континент», «Русская мысль», «Вестник РСХД», журнала и издательства «Посев», писатели, художники, общественные деятели, друзья и почитатели таланта Александра Аркадьевича. Были друзья Галича из Швейцарии и Норвегии. Телеграммы соболезнований поступили из самых разных стран, в том числе из Советского Союза – от опальных диссидентов и академика Сахарова, с которым Галича связывала многолетняя дружба.

Ему долго не могли подыскать свободное место на кладбище. Наконец, нашли заброшенную женскую могилу на Сен-Женевьев-де-Буа. Спустя девять лет в той же могиле была похоронена и Ангелина Николаевна Галич. Смерть их разлучила, вечность объединила. Так они там и лежат – навсегда вместе…

85. Памяти Галича

16 декабря, на следующий день после того, как мир облетела весть о трагической гибели Александра Аркадьевича Москва театральная прощалась со своим драматургом и поэтом.

Это была несанкционированная властями акция. Но… кто может запретить театру проведение каких-либо акций в его собственных стенах? В двух московских театрах – на Таганке и в «Современнике» – в антрактах спектаклей прошли поминальные митинги. Зрителей попросили не расходиться. На сцену поднимались один за другим актёры, сценаристы, режиссёры и рассказывали о Галиче.

В Театре сатиры Валентина Плучека в тот же день сразу после спектакля был устроен поминальный вечер Галича. Прощальное слово старому другу и ученику произнёс сам Плучек. Потом на сцену поднялся Александр Ширвинд и стал читать стихи Александра Аркадьевича…

Москва рыдала. И недоумевала – как такое могло произойти? Что случилось на самом деле? Нелепая трагическая случайность? Или… Галича убили?

Эти слухи многим казались вполне реальными, поскольку этого человека травили так, что ни у кого не вызывало сомнений – его старались уничтожить. Раздавить, стереть в порошок – и морально, и физически. Иначе зачем его морили голодом, не давали заработать на жизнь, преследовали?

Советская власть стала главным подозреваемым в этом смутном деле, которое до конца не раскрыто по сей день.