Текст книги "Андрей Сахаров. Во имя правды. Маленькие рассказы о большом успехе"

42. Собственная комната

Тогда же, в июне 1948 года, закончился недолгий «гостиничный» период жизни Сахаровых. От Академии наук им была предоставлена собственная комната в самом центре Москвы. Это был дом номер 4 по улице 25 Октября (нынешняя Никольская). Квартира, в которой поселили Сахаровых, представляла собой огромную коммуналку «коридорного типа» – 10 комнат на 10 семей. Дверь каждой из комнат выходила в общий длинный коридор. Кухня была общей, отопление печное, на лестничной площадке одна уборная на две комнаты при принципиальном отсутствии ванной комнаты.

У Сахаровых на троих была 10-метровая комната, в которой не помещался даже стол – обедать приходилось на табуретках и подоконнике. Но… это была их первая собственная комната. И они были совершенно независимы. Сахаровы приняли эти перемены, как дар судьбы.

В последних числах июня, едва переехав в новую комнату, Сахаровы отправились на дачу – на берег канала Москва-Волга, в Троицком. Клава с дочкой Таней жили здесь до конца лета. А Андрей приезжал к ним на выходные и проводил день-два. Он привозил из Москвы полные сумки провианта. По воскресеньям Сахаровы с соседями (с которыми быстро сошлись) катались по водохранилищу на парусных лодках. И были… очень счастливы.

Летом в группу Тамма пришли ещё двое – Виталий Лазаревич Гинзбург, любимый ученик Тамма, и Юрий Александрович Романов. Работали очень напряженно – сложнейшие расчеты группы Зельдовича вынуждали вникать в материал весьма основательно.

43. Первая идея

В конце августа 1948 года Сахаров, уже около двух месяцев работающий на перерасчетах результатов исследований группы Зельдовича, предложил принципиально новую конструкцию ядерного заряда, получившую условное название «Первой идеи». Тамм моментально понял преимущества новой конструкции и Андрея Дмитриевича поддержал.

Смысл нововведения Сахарова был в том, что конструктивно его вариант водородной бомбы представлял собой не трубу с атомным зарядом посередине и наполнителем из дейтерия по краям, а шар. Внутри шара располагался атомный запал, а вокруг слои разного вещества. Эту конструкцию тут же назвали «слойкой».

Иным было и «горючее» для бомбы. В «трубе» Зельдовича планировалось использовать жидкий дейтерий. А в сахаровской «слойке» – чередующиеся слои легкого вещества дейтерия, трития и их химических соединений, а также тяжелого урана-238. Любопытно, что использованный Сахаровым принцип ионизационного сжатия термоядерного горючего коллеги Андрея Дмитриевича назвали… «сахаризацией». И будущая водородная бомба неожиданно приобрела «кондитерский оттенок».

В сентябре по совету Тамма Андрей отправился к Зельдовичу, чтобы рассказать о своем изобретении. Сначала его принял заместитель Зельдовича Александр Соломонович Компанеец. Выслушал, но… не понял. Однако, информацию до шефа донес. И уже через неделю Зельдович, пригласив Андрея к себе домой, решил, что группа Тамма будет заниматься проектом параллельно, доводя изобретение Сахарова. И обе группы будут оказывать друг другу взаимную помощь.

44. Идея Гинзбурга

27 сентября 1948 года Андрей Дмитриевич прошёл стандартную для кандидатов наук процедуру присвоения ученого звания «младший научный сотрудник». В ноябре он получил в ФИАН должность старшего научного сотрудника (пока без присвоения научной степени). Коллеги Сахарова уже поняли значение этого человека и продвигали его по служебной лестнице, чтобы развязать ему руки и создать условия для научной деятельности.

6 ноября идея Сахарова получила очень эффективное дополнение – член команды Тамма (группы, работавшей над альтернативной конструкцией водородной бомбы, в которую входил и Андрей Дмитриевич) Виталий Гинзбург предложил использовать в бомбе не жидкий дейтерий, а его твердое и нерадиоактивное соединение с литием – дейтерид лития. Это упрощало конструкцию бомбы, при планируемом сохранении эффективности. И устраняло множество проблем с хранением и транспортировкой бомбы – в не боевом состоянии она была неопасна для окружающих. Химическое обозначение дейтерида лития LiD. И остроумный Гинзбург тут же придумал развеселившее всех название – LiDочка.

Новация Виталия Лазаревича оказалось настолько удачной, что за ней закрепилось название «Вторая идея». Примечательно, что в специальном отчете Гинзбург упомянул о «слойке» Сахарова – отношения в группе Тамма строились не на соперничестве, а на сотрудничестве.

45. «Трубадуры идеализма»

Пока «засекреченные физики», лучшие умы советской науки напряженно работали над созданием ядерного щита страны, в СССР потихоньку готовилась почва для… разгрома теоретической физики по подобию устроенной лысенковцами вакханалии вокруг генетики. В тот же день, когда Виталий Гинзбург представил свой спецотчет по «Второй идее», 20 ноября 1948 года, в «Литературной газете появилась статья некоего В. Львова «Трубадуры идеализма в физике». К слову – в тот же день был распущен Еврейский антифашистский комитет и начат «крестовый поход» советских властей на «безродных космополитов».

Страница газеты с этой статьей сохранилась в личном архиве Сахарова. Приведем выдержку из этой прелюбопытной идеологической поделки.

«Разоблачение реакционно-идеалистических сил, орудовавших в советской биологии, заставляет рассмотреть положение и на других участках научного фронта. Речь пойдет о физике, о теории атома… Займут ли советские физики твердую позицию в происходящей сейчас борьбе двух непримиримых течений в науке о строении материи? Возглавят ли они разгром реакционных, лженаучных воззрений в атомной физике? Или же эти воззрения, притекающие с запада и услужливо подхватываемые некоторыми нашими профессорами, будут распространяться, дезориентируя советские теоретические кадры, тормозя продвижение вперед материалистической науки?»

Далее идет цитата из речи Жданова, человека дремучего и в своем невежестве крайне агрессивного.

46. Арзамас-16

В ноябре 1948 года (точная дата не определена) Сахарова пригласили к уполномоченному Совета Министров и ЦК ВКП (б) в ФИАНе генералу госбезопасности Малышеву. И тот предложил Андрею вступить в партию. Ответ Сахарова процитируем по его «Воспоминаниям».

«Я не могу вступить в партию, так как мне кажутся неправильными некоторые ее действия в прошлом, и я не знаю, не возникнут ли у меня новые сомнения в будущем».

Не будем забывать о времени и о царящих в послевоенном СССР нравах. Нужно было быть очень отважным, даже безрассудным человеком, чтобы заявить подобное генералу… Или Андрей Дмитриевич уже знал себе цену? Нет, просто он привык говорить правду и не бояться.

А цена Сахарова – как физика-теоретика была уже очень велика. Ещё до испытаний атомной бомбы, создаваемой Курчатовым, страна уже имела готовую концепцию термоядерной бомбы.

В конце зимы, предположительно в феврале 1949 года, Тамма и Сахарова пригласили к начальнику Первого Главного Управления (ПГУ) при Совете Министров СССР Борису Львовичу Ванникову. И здесь, в своем кабинете, Ванников заявил, что Сахарова необходимо перевести на постоянную работу к Юлию Борисовичу Харитону. Это означало, что Андрей в скором времени переедет на секретный объект КБ-11, позже получивший название Арзамас-16 – ныне город Саров. Харитон возглавлял этот объект. Тамм разволновался, стал убеждать Ванникова, что Сахаров не должен заниматься прикладными вещами, что он, прежде всего, талантливый теоретик. Но тут прозвучало: «Лаврентий Павлович очень просит принять наше предложение».

От воли Тамма и Сахарова уже ничего не зависело.

47. Дважды папа

В марте 1948 года беременная Клавдия с дочкой Таней уехали в Ульяновск, чтобы провести там три месяца со стариками. Как оказалось, это была последняя встреча Клавы со своими родителями.

28 июля у Сахаровых родилась вторая дочь, которую назвали Любой – имя придумала четырехлетняя Таня. Накануне Сахаровы отдыхали на подмосковной даче, которую сняли на лето. Днем Клава занялась стиркой. Потом на электричке отправились в Москву. А вечером Андрей на такси отвез жену в роддом. Пока Клава была в роддоме, Андрей со старшей дочерью жил у своих родителей…

А перед этим, 4 июля, Андрей Дмитриевич впервые посетил секретный объект, где ему предстояло прожить долгие годы. Поездка была давно согласована – о «слойке» и двух идеях Сахарова и Гинзбурга уже было доложено Берии, курировавшему советский атомный проект. Административная машина работала слаженно и четко. Заключение Харитона о «слойке» было в высшей степени позитивным – Юлий Борисович был в восторге от наглядности и остроумности сахаровского изобретения.

Пять дней, проведенных на объекте, запомнились Андрею режимом сверхвысокой секретности. Из Москвы выехали на спецпоезде – Андрей ехал в личном вагоне Ванникова. Ночью Сахаров не мог уснуть – в голову пришла идея управляемой термоядерной реакции, к которой он вернулся только через год. Потом пересели на автомобили и на бешеной скорости поехали в сторону КБ-11. Колючая проволока, вооруженная охрана. Ни одного постороннего человека. И – знакомство с коллегами, которые уже переехали к новому месту работы.

48. Отдельная квартира

К концу лета 1949 года перед организаторами секретного объекта в полный рост поднялась неожиданная проблема – нехватка кадров. Единственным учебным учреждением страны, готовившим физиков-теоретиков, был МГУ. И этого было явно недостаточно – разработки в области атомной энергии требовали притока новых сил, а секретные объекты – грамотных физиков с инженерным образованием. Для решения этой проблемы был реорганизован старый институт боеприпасов, реорганизованный сначала в Московский Механический институт, затем в Инженерно-физический (МИФИ). Здесь в августе 1949 года Сахаров стал преподавать физику – вместе со своими молодыми коллегами по группе Тамма.

31 октября того же года решением Ученого совета ФИАН Андрею было присуждено звание старшего научного сотрудника. Одновременно то же звание получила большая группа физиков, в том числе и Гинзбург.

А вскоре в жизни Сахаровых произошло знаменательное событие – увеличившаяся на одного маленького человечка семья переехала в свою первую квартиру. Это была огромная – на взгляд Андрея – трехкомнатная квартира на окраине Москвы, в доме на улице Живописной. Узнавший о новоселье Зельдович сострил, сказав, что это первое в истории применение термоядерной энергии в мирных целях.

Пожить в новой квартире довелось лишь несколько месяцев. 17 марта 1950 года Сахаров получил распоряжение руководства ФИАН немедленно выехать в Арзамас-16 для постоянной работы.

49. Закрытый город

Причина, по которой Сахаров был срочно вызван на секретный объект КБ-11 (само предприятие именовалось «почтовый ящик 214»), заключалась в том, что он уже активно прорабатывал идею нового термоядерного оружия. Багаж теоретических изысканий требовал практической реализации. Но путь к этому был чудовищно длинным – предстояло провести множество сложнейших расчетов.

Это был третий приезд Андрея на секретный объект. Второй в его памяти не зафиксировался, он приезжал в Арзамас-16 всего на день или два. Но эта поездка затянулась… до июля 1968 года. С 17 марта 1950 года Андрей Дмитриевич покидал секретный город только с разрешения начальства, ненадолго и… в сопровождении охраны.

Ему и Юрию Александровичу Романову, прибывшему на объект вместе с Андреем, был выделен небольшой кабинет рядом с отделом Зельдовича. Позже к Сахарову и Романову присоединились и другие члены группы Тамма. Жить поселили в гостинице инженерно-технических работников – в 50 метрах от возводимого для Сахарова и его семьи особняка.

В тот же день Андрей был назначен заведующим лабораторией теоретического отдела. Приказ о назначении был издан месяцем позже. 8 апреля на объект прибыл Игорь Евгеньевич Тамм. Понимая, что это очень надолго, он прихватил с собой лыжи. С ними и вышел из самолета. Лыжи пригодились – вокруг было полно снега.

С приездом Тамма молодые ученые его группы заметно приободрились. И работа «секретных физиков» закипела в невероятно высоком темпе.

50. «Длительная командировка»

В документах отдела кадров ФИАН отъезд физиков на секретный объект оформлялся, как «длительная командировка». Между тем для некоторых ученых это была не столько командировка, сколько судьба – в этом засекреченном городе многие проводили остаток своих дней. Все без остатка отдавалось работе.

Но не следует полагать, что государство не беспокоилось о своих ученых. Физикам была положена фантастически большая, прямо-таки огромная зарплата – Сахаров получал 20 тысяч рублей в месяц «старыми». В масштабах цен 1961 года это 2 тысячи рублей – при средней по стране в 100—120 рублей. За успехи в работе ученые щедро награждались. Им вручали ордена и медали, Сталинские (потом Ленинские) премии, автомобили, квартиры в Москве (которыми они не могли воспользоваться), дачи (и ими тоже воспользоваться было невозможно, во всяком случае, до особого разрешения на выезд из закрытого города).

У Сахаровых в Арзамасе были очень хорошие жилищные условия, как, впрочем, и у других ученых. Но Тамм, Зельдович, Сахаров были на особом положении – они либо возглавляли отделы, либо были ведущими специалистами на своих участках. Об условиях для научной работы и говорить не стоит – у физиков в Арзамасе-16 было все. До смерти Сталина и смены руководства в СССР ядерные разработки финансировались очень щедро и, практически, без ограничений.

Обустроившись на месте, Сахаров услышал от Николая Николаевича Боголюбова – мол, скоро у тебя места на груди не будет хватать для золотых звезд. Как в воду глядел.

51. Весь цвет советской науки

В первой половине лета 1950 года на объект съехались самые яркие, самые талантливые физики страны – весь цвет советской науки. В своих воспоминаниях Сахаров описывает всех поименно. Некоторых выделяет особо, отмечая их интеллект, уживчивый характер и высочайшую работоспособность.

Сам человек не очень общительный, Сахаров трудно сходился с людьми. Спасало то, что у всех не было времени на отдых – работа, работа и лишь одна работа. А во время напряженной работы интригам, умолчаниям, обидам места нет. Да и люди были особого сорта – интеллектуалы высшей пробы…

Из ученых первого ряда Сахаров отмечал Исаака Яковлевича Померанчука и Николая Николаевича Боголюбова. Позже к Боголюбову присоединились трое его учеников – Валентин Николаевич Климов, Дмитрий Васильевич Ширков и Дмитрий Николаевич Зубарев.

Более того, Сахаров говорил о четырех теоретиках, оказавших влияние на его становление, как серьезного ученого. Первым был Тамм, который не только повлиял на научные взгляды Андрея Дмитриевича, но и на формирование его общественных взглядов (единственный из всех).

Померанчук поражал Сахарова скоростью решения сложнейших задач. Боголюбов познакомил Андрея с теорией сверхтекучести. Он же поделился с Сахаровым оригинальными идеями в области кибернетики. На объекте Боголюбов способствовал усилению математического отдела, но совсем не интересовался инженерными, конструкторскими и экспериментальными работами. Четвертым великим физиком, оказавшим колоссальное влияние на Сахарова, Андрей Дмитриевич называл Якова Борисовича Зельдовича, с которым у него сложились самые длительные отношения.

52. Управляемый термоядерный синтез

Очень интересно проследить, как необычно порой рождаются великие идеи… Снова обратимся к воспоминаниям Андрея Дмитриевича и позволим себе ещё одну пространную цитату.

«Летом 1950 года на объект пришло присланное из секретариата Берии письмо с предложением молодого моряка Тихоокеанского флота Олега Лаврентьева. В своем отзыве я написал, что выдвигаемая автором идея управляемой термоядерной реакции является очень важной. Автор поднял проблему колоссального значения, это свидетельствует о том, что он является очень инициативным и творческим человеком, заслуживающим всяческой поддержки и помощи. По существу конкретной схемы Лаврентьева я написал, что она представляется мне неосуществимой, так как в ней не исключен прямой контакт горячей плазмы с сетками и это неизбежно приведет к огромному отводу тепла и тем самым к невозможности осуществления таким способом температур, достаточных для протекания термоядерных реакций. Во время чтения письма и писания отзыва у меня возникли первые мысли о магнитной термоизоляции…»

В августе 1950 года Сахаров поделился своими размышлениями о термоядерном синтезе с Таммом. Игорь Евгеньевич с большим интересом выслушал Андрея. И в дальнейшем развитие идеи магнитной термоизоляции происходило совместно – Тамм принимал участие во всех расчетах и оценках. За математические расчеты взялся Боголюбов, в дальнейшем перепоручив их сотрудникам своего отдела.

53. Приезд семьи

Напряженная увлекательная работа, интеллектуалы-друзья, великие задачи, которые приходилось решать – все это очень нравилось Андрею. Но вот семью он не видел несколько месяцев. Режим секретности был очень жестким – Сахарову и его товарищам запрещалось вести переписку, звонить домой, не говоря уже о поездках в Москву.

В конце октября Андрею Дмитриевичу разрешили ввезти на объект семью – жену и детей. И под это дело, с многочисленными подписками и обязательствами, на короткое время выехать в Москву. Он проведал родителей, около десяти дней прожил с Клавой в их новой трехкомнатной квартире, днем пропадая в Физическом институте… Утром 9 ноября 1950, погрузив тюки с вещами в такси, отправились на военный аэродром. Погрузили вещи в самолет. Клавдия с маленькой Любой на руках примостилась на металлической скамейке вдоль борта самолета. Андрей взял Таню, которая несла «свой» багаж сама.

С собой взяли только самое необходимое – постельное белье, да кое-что из одежды. Свою одежду Сахаров надел на себя.

В Арзамасе-16 их временно поселили в двухкомнатном номере гостиницы для ИТР – до момента, когда можно будет въехать в выделенный семье Сахаровых коттедж.

Ирония заключалась в том, что Клаве самой пришлось осваиваться на новом месте. С конца ноября словно прорвало – Сахаров стал выезжать в Москву едва ли ни еженедельно. По делам, конечно, не просто так – началась подготовка к созданию и испытанию первого термоядерного заряда.

54. «Неправильная» национальность

Между тем в советской печати продолжалась компания по «развенчанию идеалистов в физике». 20 ноября 1950 года очередная «разгромная» статья появилась в «Учительской газете». У ученых подобные опусы вызывали улыбку. Однако, дело оборачивалось совсем не шуточными последствиями. Физиков на Арзамасе-16, конечно, не трогали. Но можно было представить, что творилось в советских школах…

В начале 1951 года в стране набрала обороты компания по борьбе с «космополитами». С секретного объекта неожиданно для всех был изгнан прекрасный ученый Маттес Менделевич Агрест.

Вот что рассказывал об этом случае сам Сахаров. «Вскоре Агресту пришлось уехать с объекта – якобы у него обнаружились какие-то родственники в Израиле; тогда всем нам (и мне) это казалось вполне уважительной причиной для увольнения; единственное, что я для него мог сделать, – это пустить его с семьей в мою пустовавшую квартиру, пока он не нашел себе нового места работы…».

На защиту Агреста ринулись Тамм и Боголюбов. Им удалось смягчить участь ученого – вместо приказа убраться в 24 часа Агресту дали на сборы неделю и пообещали устройство на работу. В конце концов, ему, действительно, предоставили работу. И Маттес Менделевич смог съехать из сахаровской квартиры.

Заметим – ученых еврейской национальности на секретном объекте было предостаточно. Но особо никого не трогали. Стране нужна была водородная бомба. И кто её создаст – русский или еврей, равно как коммунист или беспартийный – не имело ни малейшего значения.

55. Берия

Конец 1950 и начало 1951 года Игорь Тамм и его группа активно занималась «проблемой МТР» – расчетами магнитного термоядерного реактора. Умы ученых занимала природа управляемой термоядерной реакции, которая была крайне важна не только для создания супербомбы нового поколения, но и в перспективе для ядерной энергетики, хотя на том этапе речь шла именно о бомбе.

В середине февраля в Москве в кабинете Лаврентия Берии прошло заседание Спецкомитета по атомной энергии с участием Тамма и ведущих ученых в этой области. Обсуждали итоги проверки деятельности объекта, связанной с МТР. Когда слово дали Сахарову, он заявил, что основные расчеты по МТР сделаны Игорем Евгеньевичем. Тамм так возбудился, что замахал руками, попросил слова и принялся убеждать Берию, что основная заслуга в проектировании МТР принадлежит Сахарову. Лаврентий Павлович, курировавший атомный проект, перебил Тамма, сказав: «Сахарова никто не забудет…»

И не забыли… Спустя три недели, в начале марта 1951 года Сахарова вызвали в Кремль – в кабинет номер 13. К Берии.

В приемной он встретил Олега Лаврентьева, ученого из секретной группы. Вошли вместе. Берия выслушал Лаврентьева. Потом спросил мнение Сахарова. Андрей Дмитриевич сказал то, что говорил всем – он одобрял работу Лаврентьева. После этого Лаврентьева отпустили.

Несколько малозначительных фраз – как идет работа, нет ли проблем. Берия протянул руку, которая оказалась влажно и мертвенно-холодной. В голове Сахарова пронеслась мысль, что сейчас он разговаривает со страшным человеком…

Когда вечером Андрей рассказал о приеме у Берии родителям, старики пришли в ужас.