Текст книги "Фрунзик Мкртчян. Комик с глазами ангела. Маленькие рассказы о большом успехе"

84. Свой театр

Эта идея – создать собственный театр созрела в разговорах с братом. Альберт с тоской наблюдал угасание Фрунзика. Он обожал старшего брата, считал его гениальным актером, стремился помочь, вытащить из той алкогольной ямы, в которую брат неуклонно погружался. Но… как помочь человеку, который отказывается от помощи?

Идея театра стала той спасительной соломинкой, за которую ухватились оба – Фрунзик со стороны утопающего, Альберт – со стороны спасающего. Увы, наступил момент, когда соломинка переломилась.

Каким мог быть этот театр, мы уже не узнаем. Сегодняшний театр имени Мгера Мкртчяна, основанный и возглавляемый Альбертом, это все-таки театр без Фрунзика. И любой спектакль, поставленный здесь, несет лишь память о великом актере. На сцену собственного театра Мгер так и не вышел.

Он не успел закончить начатое, только получил бумаги на здание и договорился с актерами, которые должны были составить костяк труппы. Как только Мкртчян умер, все развалилось. Альберту пришлось собирать осколки и все, по сути, возводить заново. На это ушли годы.

Но сама идея выглядела потрясающе соблазнительно. Мкртчян был актером такого дарования, что собирал бы полный зал один, играя моноспектакли. На него бы пришел весь Ереван. Ещё бы – народный любимец, воплощение национального характера. И – символ армянской боли.

Это был бы великолепный театр.

85. Мкртчян, которого мы не знаем

Мы помним и любим Фрунзе Мушеговича Мкртчяна по его кинематографическим работам. И совершенно не знаем его театральных ролей. А он был, прежде всего, человеком театра. Театром он жил, театром наслаждался.

Возможно, ещё живы свидетели его гастрольных поездок. Но и это положения не исправляет – Мкртчян играл на армянском языке. И насладиться всеми нюансами его актерского мастерства могли только его земляки и носители армянского языка, проживающие за рубежом – там, куда приезжал с гастролями академический театр имени Сундукяна.

Ереванские театралы вспоминают спектакли Мкртчяна с душевным трепетом. Это было даже не действо – это был праздник искусства. Пир души, именины сердца. На Мкртчяна приходили посмеяться и поплакать. На его спектаклях ревели здоровенные мужики – крестьяне, сильные армянские мужчины, которые не плакали с одиннадцатилетнего возраста и даже физические страдания переносили с показной улыбкой на лице. А тут на сцену выходил человек с длиннющим смешным носом и огромными глазами. Произносил несколько фраз. И… начиналось волшебство.

Тишина стояла полная. Даже, казалось, шальная муха останавливала свой хаотичный полет. Потом внезапно зал разражался приступом смеха. Снова тишина… И… слезы. С трудом сдерживаемые рыдания.

Фрунзик играет! Мгер Мкртчян! Солнечный человек и великий актер! Национальное достояние этой древней страны – Армении…

86. Сирано

Все сыгранные им спектакли вошли в золотой фонд национального театрального искусства. Но «Сирано де Бержерак» по пьесе Эдмона Ростана стоит особняком. Это лучший спектакль Мкртчяна. И по убеждению знатоков театра, лучший Сирано всех времен и народов.

Мы этого спектакля не видели. Но включим воображение… Вспомните нос Сирано и внешность Фрунзика. Ему же не надо было гримироваться! Нос, его великолепный, огромный, несуразный, прекрасный нос – что тут ещё нужно приукрашивать или дополнять гримом? С носом Мкртчяна не сравниться ни один нос на свете.

Вспомните манеру говорить Фрунзика. Это же кладезь остроумия и народной мудрости. Сирано в его исполнении – это блеск, вершина, игра ума. Пусть в переводе на армянский (мы тоже знаем пьесу Ростана в переводе – с французского на русский). Неважно. Интонация, главное здесь – уникальная мкртчяновская интонация…

Вспомните его глаза, его внешность. Это же интеллигент из интеллигентов. Не просто артист – поэт! Каким и был Сирано…

Фрунзик был рожден для этой роли. И каждый спектакль заканчивался овацией. Зрители поднимались с мест, кричали от восторга, осыпали сцену цветами.

Если пережитые Фрунзиком страдания цена за эту роль, то… пусть. Он бы пошел на это сам. Он бы согласился.

Беда в том, что это была слепая воля судьбы. Фрунзик перед Богом ничем не провинился.

87. Без Азата

Его закат отражается болью в сердце и сегодня – спустя годы после кончины Фрунзика. Это не слова, это признание. Вспомните Мкртчяна. Разве так он должен был умереть?

25 декабря 1993 года Фрунзика поразило страшное известие – умер его друг Азат Шеренц. Умер немолодым, в свой срок – Шеренц прожил 80 лет. Но Фрунзик был настолько раздавлен этим известием, что не мог поверить в смерть друга.

Это случилось сразу по возвращению Фрунзика и Вазгена из Парижа. Мкртчян был просто уничтожен – диагноз французских врачей не оставлял надежды. Сын был безнадежно, неизлечимо болен. И впереди у него, как и Донары, была только бездна безумия.

И Фрунзик запил. Жестоко, беспробудно, до полного беспамятства. Он ждал, пока Альберт завершить свои попытки его успокоить, запирал дверь и… наполнял стакан. Потом ещё один, ещё. Вазген в это время безучастно сидел на кровати или спал. Когда отец впадал в алкогольное беспамятство, Вазген допивал остатки водки.

Панихида по Шеренцу была назначена на 29 декабря. Фрунзик обещал приехать и попросил Альберта забрать его на своей машине. Мкртчян не был уверен, что сможет добраться до церкви сам.

Утром 29 декабря 1993 года Альберт подъехал к дому, где жил Фрунзик. И ещё снизу, у подъезда, услышал его страшные стенания. Фрунзик был смертельно, безнадежно пьян.

88. Последние часы

Стало совершенно ясно – о поездке в церковь, чтобы проститься с Азатом Шеренцем, речи быть не может. Альберт поднялся в квартиру и постарался успокоить брата. Сделать это можно было лишь одним способом – переключить внимание Фрунзика на что-то другое, приглушить боль утраты, отвлечь от охватившего Мкртчяна отчаяния.

Такая тема была «под руками» – новый театр Мкртчяна. О реализации своей идеи Фрунзик мог говорить часами. Альберт аккуратно, чтобы брат не понял, что делается это специально, заговорил о театре. И Фрунзик понемногу успокоился. Потом увлекся.

Они говорили о первом спектакле, об оформлении театра, о его репертуаре. Все это были одни разговоры, идея находилась на стадии «нулевого цикла». У Мкртчянов не было ничего – ни денег, ни помещения. Но были обещания властей помочь в создании театра. Зная людей, к которым обращался Фрунзик за помощью, можно было надеяться, что они выполнят данное слово.

Так и случилось – никто от своих слов не отказался. Но после смерти Фрунзика возникли сложности иного рода. Без него театр его имени был уже другим театром. Театром, в котором не было самого Фрунзика Мкртчяна. Однако, Альберт воплотил мечту старшего брата. Сегодня театр имени Мгера Мкртчяна существует и принимает зрителей…

Света в доме не было. Фрунзик достал портативный магнитофон, работающий на энергии аккумуляторов, и поставил кассету с записью «Адажио» Альбинони. Эту музыку в последние дни он слушал непрерывно. Она казалась ему наиболее созвучной и идее самого театра, и премьерному спектаклю.

89. Предчувствие

Наконец, Фрунзик успокоился. Алкогольный туман отступил – Мкртчян протрезвел. Альберту удалось уговорить брата лечь в постель. Фрунзик даже начал засыпать. И Альберт Мушегович решил поехать домой – на другой конец Еревана. «Потом позвоню», – решил он, выходя из дома.

Уже по дороге Альберт вспомнил, что телефон у Фрунзика сломан – с аппарата можно было позвонить, но звонок не работал. Фрунзик специально не чинил телефон, он никого не хотел слышать.

Вернувшись домой, Альберт тут же бросился к телефону. Нет не работает… Оставалось надеяться, что все обойдется. Сон – лучшее лекарство в таких случая. Проспится, успокоится, оттает…

И тут Альберта Мушеговича охватило неясное предчувствие. Он вспомнил, как много лет назад, в семидесятые, пережил нечто подобное. Тогда его мучила тревога за брата. И Альберт не выдержал, позвонил в Москву – в гостиничный номер, где жил Мкртчян. и Фрунзик печально сообщил, что только что рядом с ним умер человек…

Телефон зазвонил поздним вечером, когда Ереван уже погрузился в ночную темень. Звонил сосед Мкртчяна.

То, что услышал Альберт Мушегович, не укладывалось в голове. Хотя, он тут же подумал, что именно это и боялся услышать. И знал, что услышит именно это…

«Срочно приезжай. Фрунзик умер…».

Альбер бросился в обратную дорогу. Ехал и надеялся на чудо. Что все ещё обойдется.

Не обошлось…

90. Армения прощается с Мгером

Похороны назначили на 2 января – иначе хоронить Мкртчяна пришлось бы в последний день уходящего года. Но Альберт воспротивился. И настоял на том, чтобы брата похоронили 31 декабря 1993 года.

Прощание затянулось. К зданию Академического театра все шли и шли люди. Проститься с Мгером пришли тысячи человек. Десятки тысяч. А может, и сотни – никто не считал.

Людской поток был нескончаем. И когда стемнело, перед театром было столько же людей, желавших сказать Фрунзику последнее прости, сколько и в полдень. Но куда уж затягивать – в Ереване не было уличного освещения…

Гроб вынесли из театра. Раздались аплодисменты – актеры театра прощались со своим товарищем. Потом на руках гроб понесли к кладбищу. Вдоль улиц, ко которым несли Мкртчяна, с двух сторон горели поминальные свечи. Их свет метался под морозным ветерком. Погасшие свечи тут же зажигались вновь. Аллея из язычков пламени казалась бесконечной.

Хоронили уже в полной темноте. Могила освещалась теми же свечами – сотнями, тысячами свечей…

Через несколько часов армяне встречали Новый 1994 год. Уже без Мкртчяна. Свои бокалы с шампанским они осушили, не чокаясь. Поминальное вино было и вином пожеланий счастья. Трагический день совпал с самым народным, самым любимым праздником.

Улыбка пробилась сквозь слезы – именно так как всегда было на спектаклях Мгера.

Его не забыли… Его не забудут никогда, потому что забыть его – невозможно.