Текст книги "Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг."

Обвинительное заключение составлял лично Бесчастнов.

Заключенных «группы Сланского» стали хорошо кормить, водить на продолжительные прогулки и делать им инъекции кальция. Они должны были произвести на публичном суде хорошее впечатление на общественность. Незадолго перед процессом министр госбезопасности Бацилек, словак по национальности, вызвал всех будущих подсудимых в кабинет директора рузинской тюрьмы Праги, где призывал их, аппелируя к их партийной совести, держаться на суде заранее продиктованных следователями показаний[154]154
  Hodos G. Schauprozesse. Stalinistische Säuberungen in Osteuropa 1948-1954. Berlin, 1990. S. 135.


[Закрыть].

Была устроена репетиция процесса, где следователи выступали в роли судей. Этот «процесс» был записан на магнитофонную пленку и проигран членам Президиума ЦК КПЧ. Была разработана даже система сигналов между председателем суда и представителями госбезопасности, которые должны были таким образом дать понять председателю суда, если кто-либо из обвиняемых начнет отклоняться от заранее согласованного текста. В этом случае председатель суда должен был немедленно объявить перерыв[155]155
  Стивен С. Операция «Раскол». М., 2003. С. 303–304.


[Закрыть].

Сам процесс против «руководства антигосударственного заговорщицкого центра во главе с Рудольфом Сланским» открылся в Праге 20 ноября 1952 года. Помимо Сланского на скамье подсудимых находились Владимир Клементис (бывший министр иностранных дел), Бедржих Геминдер (бывший заведующий международным отделом ЦК КПЧ), Людвик Фрейка (бывший руководитель экономического отдела канцелярии президента), Йозеф Франк (бывший заместитель генерального секретаря ЦК КПЧ), Бедржих Рейцин (бывший заместитель министра обороны), Карел Шваб (бывший заместитель министра государственной безопасности), Артур Лондон (бывший заместитель министра иностранных дел), Вавро Хайду (бывший заместитель министра иностранных дел), Эвжен Лебл (бывший заместитель министра внешней торговли), Отто Шлинг (бывший руководитель областного комитета КПЧ в Брно), Андре Симоне (бывший редактор газеты «Руде Право») и Рудольф Марголиус (бывший заместитель министра внешней торговли).

Проблем на процессе не возникло. Все обвиняемые признали себя виновными в том, что были агентами американской и английской разведки, а также международного сионизма. Жена Марголиуса вспоминала, что ее муж говорил о своих «преступлениях» безучастным монотонным голосом, и она даже подумала, что он находится под воздействием психотропных препаратов. Во время войны Геда и Рудольф Марголиусы, едва поженившись, оказались в нацистских лагерях. Именно после освобождения Рудольф стал убежденным коммунистом, ведь именно коммунисты внесли главный вклад в разгром Гитлера.

Под американской разведкой на процессе Сланского имелись в виду Даллес и Филд.

Например, прокурор велел Артуру Лондону: «Расскажите нам о своих связях с американским агентом Ноэлем Филдом».

Лондон сказал: «С Ноэлем Филдом, известным американским агентом, я наладил связь в 1947 году в Женеве, в Швейцарии… Под прикрытием акций помощи и поддержки американской организации „Юнитариан Сервис Комити“ американская разведывательная служба пыталась с помощью различных элементов из Восточной Европы проникнуть в страны народной демократии и развернуть там подрывную и шпионскую деятельность. Филд на основе выплаченных им финансовых дотаций и предоставления помощи различного вида отдельным лицам налаживал контакты и знакомства, создавал доверительные связи, приближал этих лиц к себе и создавал условия для их использования при выполнении заданий американской разведки. Таким образом, Филд получил важные источники для проведения шпионской деятельности против стран народной демократии, что было выявлено и на процессе Райка в Венгрии. Такую сеть агентов для американской разведки Филд создал из ряда лиц, которые после своего возвращения в страны народной демократии проникли на значимые должности в государственном и партийном аппарате…»

Прокурор: «Вы говорили с кем-либо о своей шпионской связи с Филдом?»

Лондон: «Да, я говорил о нем несколько раз со Сланским, Геминдером, а позднее с Карлом Швабом. При этом Карел Шваб в этих разговорах хитрыми намеками давал мне понять, что знает о моей связи с Филдом, и прямо мне сказал, что только благодаря Сланскому, Геминдеру и ему, Швабу, мое сотрудничество с Филдом остается для меня без последствий».

Прокурор: «Это означает, что Сланский, Геминдер и Шваб хранили вас как своего соучастника и спасли, таким образом, от разоблачения?».

Лондон: «Да, это так. Это еще больше связало меня со Сланским, и поэтому я стал еще более активным исполнителем его преступной политики против Чехословакии»[156]156
  London A. Doznani. Praha, 1990. S. 304.


[Закрыть].

Бывшего заместителя министра госбезопасности Шваба обвиняли в том, что он саботировал выявление связей Филда в Чехословакии после процесса Райка в Венгрии.

Прокурор: «Как вы вместе со Сланским саботировали расследование вражеской деятельности американского шпиона Ноэля Филда в Чехословакии?»

Шваб: «Американский шпион Ноэль Филд, выявленный при процессе в Венгрии, рассказал на допросе, что создал шпионскую сеть в Чехословакии, и что эта сеть развернула обширную деятельность…»

Председатель суда: «Как вы покрывали сведения о Филде?»

Шваб: «Так как Сланский и я не могли скрыть эти показания (Филда), Сланский приказал, чтобы расследование против отдельных лиц (шпионского) центра было лишь формальным и чтобы всех при этом проинформировали о размахе деятельности Филда, и они с помощью этой информации смогли бы подготовиться к своей будущей защите»[157]157
  London A. Doznani. Praha, 1990. S. 308.


[Закрыть].

Таким образом, даже из показаний подсудимых было видно, что Сланский пытался противостоять давлению венгров и не дал развернуть после процесса Райка массовые репрессии в Чехословакии. Другое дело – о чем на суде, конечно, не говорили, – что в этом Сланский пользовался полной поддержкой со стороны Готвальда.

В первый же день процесса судья зачитал сфабрикованное американцами письмо «великому чистильщику». Сланский ответил, что с письмом не знаком, но оно, конечно же, его полностью изобличает. Причем именно это письмо убедило многих даже скептически настроенных свидетелей процесса, что Сланский, наверное, в чем-то все-таки действительно виноват.

Куратором обвиняемых со стороны британской разведки на процессе был представлен депутат британского парламента от лейбористской партии Конни Зиллиакус, «матерый шпион», «мастер политического жонглирования», «курировавший» не только Чехословакию, но и Польшу.

Зиллиакус, родившийся в 1894 году в Японии, и его отец, швед по национальности, на момент начала Первой мировой войны жили в Финляндии и активно выступали за ее отделение от Российской империи. Зиллиакус-младший посетил после 1917 года Россию, где выражал симпатии по отношению к Октябрьской революции. Именно русский опыт и привел его в ряды лейбористской партии. Как и Филд, до войны Зиллиакус работал в секретариате Лиги Наций и ушел со службы в знак протеста против бездействия лиги перед лицом оккупации Чехии и Моравии Гитлером в марте 1939 года. Во время Второй мировой войны Зиллиакус работал на министерство информации Великобритании и писал статьи антифашистского характера. В 1949 году он голосовал в парламенте против ратификации договора НАТО и был исключен за это из лейбористской партии. В конфликте между Сталиным и Тито Зиллиакус твердо встал на сторону СССР.

Кандидатуру левого лейбориста Зиллиакуса подбросил чехословацким коллегам американский агент Святло. Зиллиакус имел контакты с Гомулкой, процесс против которого Святло готовил в Польше.

Тем самым Даллес компрометировал тех левых политиков на Западе, которые искренне хотели наладить отношения с социалистическими странами и мешали американцам в их «крестовом походе» против СССР и его союзников.

Сланский говорил на процессе о Зиллиакусе: «…Зиллиакус специализировался как империалистический агент на вражеской деятельности именно в этих странах (социалистических – Прим. автора.), где он на публике выступал в маске левого социал-демократа, чтобы замаскировать свои истинные вражеские намерения… Поэтому он, например, поддерживал постоянную связь с империалистическим агентом Гомулкой»[158]158
  Hodos G. Schauprozesse. Stalinistische Säuberungen in Osteuropa 1948-1954. Berlin, 1990. S. 137.


[Закрыть].

Подсудимые столь старательно играли свои роли в определенной степени и потому, что им были обещаны за это тюремные сроки, а не смертный приговор. Все члены «группы Сланского» надеялись, что чудовищная ошибка вскоре вскроется и их реабилитируют. Следователи говорили, что самое суровое наказание достанется Шлингу и Сланскому (20 лет). И похоже, что следователи и сами в это верили. Когоутек даже разубеждал Лондона, который полагал, что всех повесят: «Да это просто невозможно! Ну не могут же повесить вас всех! Некоторых уж точно оставят в живых… И даже если тюремные сроки, к которым вас приговорят, будут высокими, главное – при всех политических процессах остаться в живых. Не теряйте надежды…»[159]159
  London A. Doznani. Praha, 1990. S. 322.


[Закрыть].

На процессе было много «общественности», среди которой присутствовали переодетые сотрудники госбезопасности. Газеты подробно освещали процесс, создавая у многих иллюзию объективности.

Например, газета ЦК КПЧ «Руде Право» так описывала Сланского: «Трусливые предательские глаза поблескивают на морщинистом лице под свисающими рыжими волосами, оглядывая в какую-то долю секунды зал. Он идет медленной походкой, садится на скамью подсудимых, и на мгновение кажется, что он раскаивается… Он кивает головой, отвечая „да“ на вопрос, признает ли он себя виновным. Без каких-либо эмоций, непостижимо спокойным, вызывающим отвращение голосом начинает говорить о своих страшных преступлениях. Их перечисление показывает, что этот один негодяй причинил больше зла, чем сотни закоренелых уголовников»[160]160
  Стивен С. Операция «Раскол». М., 2003. С. 308.


[Закрыть].

На седьмой день процесса опрос 14 обвиняемых и 33 свидетелей был закончен. Никаких «сбоев» в показаниях на суде не было. Тем не менее 11 подсудимых, включая Сланского, 27 ноября 1952 года были приговорены к смертной казни. Это был самый кровожадный приговор в сравнении со всеми аналогичными процессами в социалистических странах. Жизни сохранили только Лондону, Леблу и Хайду. Причем именно первые двое и оговорили Сланского после своего ареста.

Сланский в своем последнем слове заявил: «Я не заслуживаю иного конца своей преступной жизни, чем тот, который предлагает государственный обвинитель»[161]161
  London A. Doznani. Praha, 1990. S. 322.


[Закрыть].

Никто из осужденных не обжаловал приговор. Сланскому перед казнью разрешили свидание с женой. Когда ее уводили, прикованный к стене бывший генеральный секретарь кричал и пытался вырвать цепь[162]162
  http://www.wilsoncenter.org/sites/default/files/WP50IL.pdf.


[Закрыть].

За день до казни – вечером 2 декабря 1952 года – увидела мужа и Геда Марголиус. Они сидели в тюремной комнате для свиданий, и их разделяла густая решетка. Рудольф выразил последнее пожелание: сменить их маленькому сыну фамилию, чтобы он не страдал из-за него. Они вместе выкурили сигарету, и перед расставанием Рудольф сказал: «Верь процессу, прошу тебя. Не думай обо мне, думай о сыне. Найди ему другого папу. Не оставайтесь одни…»

Так как предстояло быстро повесить 11 человек, то в тюрьме соорудили две виселицы, и, пока одного из осужденных готовили к смерти, бездыханное тело другого уже вынимали рядом из петли. Сланского казнили последним, и перед смертью он лишь произнес очень спокойным голосом: «Спасибо вам. Я получил то, что заслужил». Смерть Рудольфа Сланского была констатирована врачом 3 декабря 1952 года в 5:42 утра. Шел легкий снег.

Тела казненных кремировали. Было решено, что никакого захоронения не будет. Пепел сложили в обычный мешок из-под картошки и дали его одному из водителей госбезопасности, чтобы он вывез его за пределы Праги и закопал где-нибудь в поле. Но водитель и его сопровождающие решили не утруждать себя тяжелой работой и просто рассыпали пепел на заснеженном поле.

321 сотрудник госбезопасности ЧСР был отмечен премиями за вклад в разоблачение «группы Сланского». Размер бонусов колебался от 2 до 30 тысяч крон. Начальника следственной группы майора Доубека произвели в подполковники, а его заместителей капитанов Когоутека и Коштала – в майоры. Кроме них в звании повысили еще 154 человека. Более 60 сотрудников МГБ ЧСР были награждены орденами и медалями. Чехословацкими орденами наградили в 1953 году и двух советских советников по линии МГБ – полковников Г. Ф. Морозова и ГА. Сорокина[163]163
  http://dare.uva.nl/document/106770.


[Закрыть].

До самого конца социалистического строя в ЧССР никто так и не узнал, что решившее судьбу Сланского провокационное письмо «великому чистильщику» было сфабриковано американской разведкой.

Между тем в OKAPI Таггерт, Моравец, Катек и Остры не скрывали своего восторга от того, что с помощью одного листа бумаги им удалось уничтожить верхушку своих врагов в Чехословакии, да еще и руками самих коммунистов. К тому же КПЧ лишилась массовой поддержки в народе, показав всему миру, что партией долгое время руководил предатель и сионистский агент.

Таггерт сообщил о полном успехе операции «Раскол» Даллесу в Вашингтоне. Тот, подумав немного, ответил: «Я бы с удовольствием взял на себя ответственность за этот успех».

Между тем арест Сланского, как ни парадоксально, вызвал чувство облегчения и большие надежды у части чехословацкого общества. Сланского (ко всему прочему, еврея, а антисемитские предрассудки были в Чехии и Словакии еще довольно распространены) считали виновным в жестком курсе, который к началу 50-х годов стал приносить большой вред и в экономической области.

Задания первого пятилетнего плана в промышленности на 1949 год были перевыполнены. Во многом это произошло вследствие национализации строительного сектора, который теперь действительно стал работать лучше. Компартия, пользуясь известным выражением Сталина, заболела «головокружением от успехов», и в феврале 1950 года и так напряженный план был еще повышен на 5,5 %[164]164
  История Чехословакии. Том 3. М., 1960. С. 502.


[Закрыть]. Но и этот повышенный план в 1950 году был выполнен досрочно. В этом году ЧСР произвела промышленной продукции на 50 % больше, чем до войны, и это при том, что население страны после выселения немцев уменьшилось на 3 миллиона человек.

Правда, уже тогда стала сказываться довольно высокая себестоимость продукции. Предприятия гнались за валовым объемом производства, а не за соблюдением финансовой дисциплины. К тому же поставки советского сырья шли бесперебойно, и СССР, как подсказывал опыт прошлых лет, мог в случае чего и подождать с оплатой. Сталина начала раздражать безалаберность чехословацкого руководства, особенно премьера Запотоцкого. В июле 1951 года советский лидер с нескрываемым сарказмом спросил в Москве зятя Готвальда Алексея Чепичку, пишет ли Запотоцкий по-прежнему романы и хватает ли у него времени на выполнение своих непосредственных обязанностей.

В 1950 году в чехословацкую экономику направили инвестиций на 14 миллиардов крон, в том числе в промышленность – 6,7 миллиарда[165]165
  Рапош П. Чехословакия: путь к социализму. М., 1988. С. 89.


[Закрыть].

Промышленное производство в 1950 году составило 132 % от уровня 1948 года, что было блестящим результатом. Причем ЧСР удавалось в одинаковой мере наращивать как выпуск средств производства (133 % от уровня 1948 года), так и предметов потребления для населения (131 %). Доля национального дохода, направляемая на материальное общественное потребление, даже выросла – с 62,7 % в 1948 году до 67,6 % в 1950.

Готвальд говорил об этом так: «Означает ли развитие тяжелой промышленности снижение объема производства легкой промышленности ниже уровня потребностей нашего населения? Нет, ни в коем случае. Мы опять видим это по итогам 1950 года. Хотя в этом году производство тяжелой промышленности выросло на 15,6 процента, одновременно выросло на 10,8 процента производство легкой промышленности, а производство продуктов питания – даже на 24,9 процента»[166]166
  Готвальд К. Избранные произведения. Том 2. М., 1957. С. 404.


[Закрыть].

Правительство Чехословакии пошло на ускоренный рост заработной платы, который обгонял рост производительности труда, что было чревато в условиях регулирования цен излишним ростом покупательной способности населения и, как следствие, – товарным дефицитом. В то время как объем выпуска промышленной продукции в 1950 году увеличился на 15 % (таких бурных темпов роста тогда в Европе больше не наблюдалось), фонд заработной платы вырос на 27,4 %[167]167
  История Чехословакии. Том 3. М., 1960. С. 502.


[Закрыть].

Попытка правительства как-то затормозить рост зарплаты привела в конце 1951 года к рабочим антиправительственным демонстрациям в Брно. Они были вызваны решением отменить традиционные рождественские бонусы – аналог советской «тринадцатой зарплаты».

Во многом устойчивое и поступательное развитие чехословацкой промышленности было вызвано бесперебойными поставками сырья из СССР. Уже в 1949 году Советский Союз взял на себя удовлетворение основных потребностей ЧСР в железной и марганцевой руде, хлопке, нефти и зерне. Шли из СССР и горнодобывающие и сельскохозяйственные машины, которые в промышленно развитой Чехословакии никогда не производились.

В свою очередь, Чехословакия нарастила поставки в только что оправившийся от войны Советский Союз проката, станков, обуви, тканей.

В 1950 году было заключено новое советско-чехословацкое торговое соглашение, которое предусматривало увеличение товарооборота в полтора раза. Обе стороны договорились предоставлять друг другу безвозмездно научно-техническую документацию. На советских «ноу-хау» в Чехословакии наладили выпуск землеройных снарядов, угольных комбайнов, крупных речных судов. Чехословацкая документация позволила освоить производство в СССР некоторых типов кузнечно-прессовых машин, железобетонных изделий, некоторых видов обуви.

В 1950-м доля социалистических стран во внешней торговле ЧСР впервые превысила половину (55 %), и можно было констатировать, что американский бойкот ЧСР не достиг своих целей.

Однако, как и предвидела компартия, в стране начал вызревать опасный разрыв между крупной механизированной промышленностью и отсталым мелкотоварным сельским хозяйством.

32,4 % всех крестьянских хозяйств в 1949 году имели площадь до 1 га, 13,7 % – от 1 до 2 га, 23,3 % – от 2 до 5 га. Ни о какой серьезной товарности здесь говорить не приходилось. И только 11 489 хозяйств (0,8 % от общего числа) располагали 50 гектарами и больше[168]168
  Недорезов А. И. Аграрные преобразования в народно-демократической Чехословакии. М., 1954. С. 161.


[Закрыть]. Если в 1936 году 28 % производимой на селе продукции шло на личное потребление крестьян и 72 % – на рынок, то в 1949-м эти показатели равнялись соответственно 40 и 60 % Крестьяне стали лучше питаться, но вот для бурно растущих промышленных городов продуктов скоро могло и не хватить.

Причем не имевшие никакой техники крестьяне часто использовали для полевых работ дойных коров, что привело к резкому сокращению надоев (на 700 литров в год на корову). Из 1,9 миллиона коров 45 % работали на пахоте.

Но правительство пока не шло на кооперирование мелких частных хозяйств по политическим мотивам. Проблему роста жизненного уровня в городах компартия во многом решала за счет все того же Советского Союза и других стран. В 1951 году в страну было ввезено в 10 раз больше хлеба, чем в 1937, в 26 раз больше масла. Если до войны Чехословакия мяса вообще не импортировала, то в 1951 году завезли 51 тысячу тонн. Однако этот путь был ненадежным и ставил ЧСР в слишком сильную зависимость от цен на продовольствие на мировых рынках, не говоря уже о возможном политическом давлении со стороны Запада.

В 1949 году Национальное собрание приняло закон о сельскохозяйственной кооперации, и к маю 1949 года в стране было создано 208 единых сельскохозяйственных кооперативов (ЕСХК). Однако эти кооперативы сохраняли частную собственность на землю, и их члены вели совместно только второстепенные работы (типа ухаживания за садами и пасеками). Осенью 1949 года делегация чехословацких крестьян (306 человек) посетила передовые советские колхозы и убедилась, что они не напоминают ГУЛАГ и люди живут там неплохо. По итогам поездки тиражом в 140 тысяч экземпляров в ЧСР вышла книга «Великий пример».

Государство пыталось заинтересовать кооператоров материально. По советскому образцу были созданы машинно-тракторные станции, в которые из бюджета в 1949-1952 годах было вложено 16 миллиардов крон. МТС предоставляли на льготных условиях технику для сельхозработ, но только при совместной обработке земли (собственно, по-другому в условиях дикой чересполосицы использование тракторов было и невозможно). Использование машин сократило финансовые расходы членов кооперативов на 39 % и высвободило 62 % рабочего времени.

Однако массового наплыва в кооперативы все равно не было, а компартия старалась не допускать нарушения принципа добровольности. В 1949 году на съезде партии Готвальд провозгласил: «Вопрос ставится следующим образом: без перехода нашей деревни к социализму социализм у нас не может быть построен, а переход деревни к социализму невозможен без блока, без союза рабочего класса с основными массами мелких и средних крестьян»[169]169
  Недорезов А. И. Аграрные преобразования в народно-демократической Чехословакии. М., 1954. С. 181.


[Закрыть]. Но пока это была неразрешимая задача: крестьяне не хотели идти в кооперативы, и во имя политического союза с ними приходилось отказываться от кооперирования, а это ставило под угрозу продовольственное снабжение рабочих.

Мало того, с целью укрепления союза с малоземельными крестьянами (а таких было большинство) для хозяйств с наделами до 20 га снизили обязательные нормы государственных поставок.

Неплохо развивались государственные хозяйства (госхозы), которые за счет прогрессивных форм ведения хозяйства дали в 1950 году 30 % потребляемой в стране свинины и 10 % товарного хлеба[170]170
  История Чехословакии. Том 3. М., 1960. С. 506.


[Закрыть]. Причем товарность по зерну в госхозах составляла 89 %. Высокая товарность была еще только у кулаков[171]171
  «Кулаками» считались все, кто имел более 20 га земли.


[Закрыть], которым принадлежали почти все трактора на селе (7962 штуки) и которые давали 25 % всего товарного зерна в стране. Кулаки успешно обогащались, сдавая в аренду своим соседям скот и машины. За день работы машины кулаки требовали у арендаторов, чтобы они сами отработали три-четыре дня в кулацком хозяйстве.

Государство осуществило принудительный выкуп тракторов и других машин у кулаков: всего было выкуплено 16 тысяч тракторов, 20 тысяч жнеек и 18 тысяч молотилок. Часть машин получили МТС, часть (наименее сложных в эксплуатации) – напрямую кооперативы.

Чтобы облегчить крестьянам постепенное знакомство с преимуществами коллективного труда, в ЧСР были образованы кооперативы (ЕСХК) четырех типов.

В ЕСХК первого типа крестьяне совместно вели сев и уборку, но участки сохранялись в частной собственности, и межи между ними не распахивались. Фактически эта была лишь форма сезонной взаимопомощи. В ЕСХК второго типа межи распахивались, и все работы велись совместно сразу на всей площади. Урожай распределялся пропорционально затраченному труду и внесенному земельному паю. Животноводство велось индивидуально.

В ЕСХК третьего типа совместно велось уже не только растениеводство, но и животноводство. В личной собственности оставалась лишь некоторое количество скота и приусадебные участки. Основной доход распределялся по затраченному труду, но часть – все же по внесенному в кооператив паю. Наконец, высшей формой был кооператив четвертого типа, где весь доход распределялся только в зависимости от личного трудового участия.

Таким образом, реальными кооперативами можно было считать лишь ЕСХК третьего и четвертого типов, но их в 1949-1951 гг. практически не существовало. Весной 1950 года их было всего несколько десятков, а к концу года – 1809 (столько же, сколько и ЕСХК первого типа). Если в ЕСХК I затраты на производство 1 центнера зерна составляли 57,6 кроны, то в ЕСХК III и IV – 46,1 кроны. Урожайность зерна в кооперативном секторе в целом была на 20 % выше, чем в индивидуальном.

В 1951 году борьбу против «кулаков» решили ужесточить. Их исключали из ЕСХК, технику государство стало отбирать у них уже бесплатно. Кроме того, «кулакам» запретили продавать их землю, чтобы они не смогли «сбежать» из своего эксплуататорского класса. За невыполнение госпоставок крестьян начиная с 1951 года уже могли не только штрафовать, но и конфисковывать у них собственность. С августа 1950 до марта 1951 года были наказаны 48485 крестьян, 82 % которых имели максимально 20 гектаров и лишь 18 % – больше.

«Рабочие прокуроры» (рабочие, которые заканчивали годичные курсы прокуроров) приговаривали «кулаков» и к запрету находиться в местах прежнего проживания.

25 июня 1951 года три министра (безопасности, внутренних дел и юстиции) издали направленную против «кулаков» совместную директиву о борьбе против саботажников снабжения населения сельскохозяйственной продукцией. Например, органы госбезопасности в рамках акции «Мясо» контролировали грузовые машины, чтобы не допустить продажи деревенскими богатеями, не выполнившими госпоставки, мяса на черном рынке.

2 июля 1951 года в местечке Бабицы были убиты три сотрудника местного национального комитета. Убийство осуществила группа людей, связанная с заграницей. Среди них были и «кулаки», и священники. Группа якобы хотела вывезти из страны пражского архиепископа Берана. Сейчас бытует версия, что эту антигосударственную террористическую группу организовал сотрудник госбезопасности Ладислав Малы, хотя в архивах никаких данных о том, что он действительно являлся сотрудником госбезопасности, так и не нашли. Малы был убит при перестрелке с сотрудниками госбезопасности, вышедшими на след группы. Причем он активно отстреливался, что явно было бы глупо для сотрудника госбезопасности.

В любом случае убийство в Бабицах стало поводом для начала акции «К» (то есть «Кулак»). Помимо судебных процессов, три министра опять издали в конце октября 1951 года совместную директиву, одобренную ЦК КПЧ. В ней органам внутренних дел и госбезопасности предписывалось активнее применять к «кулакам» такую меру наказания, как выселение в другие районы страны. Запрет на пребывание в районе прежнего проживания могли издавать как суды, так и местные национальные комитеты. Комитеты составляли списки «сельских богачей», и им на 10-30 % увеличивали норму сдачи продуктов в счет госпоставок. Примечательно, что некоторые национальные комитеты отказались составлять такие списки и в любом случае в 1952 году людей переселяли лишь в пределах одной и той же области.

До ноября 1952 года переселили по всей стране лишь 58 семей. Но потом в ходе общего ужесточения ситуации в стране в связи с «делом Сланского» акция «К» заработала на полную мощность. В ноябре – декабре 1952 переселили 193 семьи (129 – в Чехии), за первый квартал 1953 – 353 (из них только 58 словацких), за второй квартал – 618 семей. Потом акция «К» была фактически сведена на нет. В первой половине 1953 года на переселение по линии МВД было израсходовано 12 миллионов крон.

Землю выселенных передавали сельхозкооперативам.

Несмотря на явно «узкое» место в виде отсталого сельского хозяйства, где пока большого наплыва в кооперативы не наблюдалось, руководство ЧСР совершило в апреле 1951 году серьезную ошибку, решив в очередной раз повысить задания пятилетнего плана.

10 апреля 1951 года Пленум ЦК КПЧ утвердил новые цифры. Теперь предстояло увеличить к концу 1953 года (последний год пятилетки) промышленное производство не на 57 % по сравнению с 1948 годом, а на 98 % (!). Причем в тяжелой промышленности рост намечался прямо фантастический – 130 % (ранее 70 %). Объем продукции легкой промышленности должен был увеличиться на 70 % (ранее 50 %). Еще более ускоренными темпами следовало индустриализировать Словакию: рост промышленности там планировался на уровне 168 % вместо 75 %[172]172
  История Чехословакии. Том 3. М., 1960. С. 509.


[Закрыть]. При этом промышленность в Словакии и так выросла в 1950 году на 44 % по сравнению с 1948-м.

Количественные задания при поставках советского сырья были выполнимы. Однако предстояло заново освоить десятки видов ранее вообще не производившейся в ЧСР промышленной продукции. Для этого требовались мощные инвестиции, а дополнительных источников капиталовложений явно не просматривалось. Выход имелся только один – население должно было затянуть пояса.

При этом то, что удавалось правительству до 1952 года, не могло не вызывать уважения. При громадных капиталовложениях в экономику Чехословакия сохраняла бездефицитный бюджет и стабильную национальную валюту.

Готвальд в 1951 году описывал финансовую политику следующим образом: «Вы знаете, что начиная с 1948 года мы вообще не добивались займа в капиталистическом мире, а всякую попытку иностранного капитала внедриться в нашу национализированную промышленность мы решительно отвергли и будем отвергать и впредь. Однако мы не увеличивали и наш внутренний долг в целях новых капиталовложений. Все знают, что со времени освобождения мы не выпустили еще ни одного внутреннего государственного займа. Наши увеличенные капиталовложения мы покрываем главным образом за счет превышения доходов над расходами в нашем государственном бюджете. Уже самый бюджет предусматривает многомиллиардные суммы на капиталовложения. Помимо этого и сверх этого из государственного бюджета в фонд национализированной промышленности за 1949-1950 годы уже направлено свыше 60 миллиардов крон, что означает весьма существенное увеличение капиталовложений в нашу промышленность за счет государственного бюджета. Уже из этого мы видим, что состояние наших финансов здоровое, что с 1948 года мы работаем со значительной прибылью, которую по-хозяйски используем. Сбалансированный с превышением доходов бюджет вместе с наличием достаточных фондов товаров определяет также и стабильность нашей денежной системы. Наконец, в 1950 году был благоприятен и наш платежный баланс. Наш внешнеторговый платежный баланс за этот год является активным; актив составляет около 3,8 миллиарда крон»[173]173
  Готвальд К. Избранные произведения. Том 2. М., 1957. С. 407–408.


[Закрыть].

Страна набрала огромные темпы роста. Если в 1950 году промышленное производство выросло на 16 %, то в 1952 – на 18 % (в Словакии – на 20,9 %). Правительство не стало снижать зарплату, и инвестиции шли за счет разбухания денежной массы, что все-таки привело к дефициту в магазинах. Летом 1951 года пришлось снова ввести недавно отмененные карточки на хлеб и ряд других товаров. На промышленные товары сильно выросли цены, и некоторые из них (даже радиоприемники) стали почти недоступны для многих.

Народ связывал это с «жестким курсом» Сланского, хотя причина была в банальной технологической отсталости сельского хозяйства и в росте стандартов потребления ранее бедных городских слоев населения.

Объем сельскохозяйственной продукции к концу 1951 года вырос по сравнению с 1948 на 18 %, но все еще был ниже довоенного уровня на 12 %[174]174
  История Чехословакии. Том 3. М., 1960. С. 511.


[Закрыть]. В течение 1951 года появилось более тысячи ЕСХК третьего и четвертого типа (всего их стало 3138), но этого все равно было явно недостаточно для перелома ситуации с продовольственным снабжением городов.

По стране ползли подпитываемые радиостанцией «Свободная Европа» ложные слухи, что Советский Союз прекратил после февраля 1948 года поставки зерна в Чехословакию (мол, теперь это не нужно, ведь коммунисты уже одержали победу).