Текст книги "Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг."

Готвальд комментировал это следующим образом: «Реакционные шептуны распространяют также слухи, что имеющиеся у нас затруднения с мукой и хлебом были вызваны якобы тем, что Советский Союз прекратил поставки зерна. Нет более грубой лжи! Я могу здесь раскрыть секрет, сказав, что нашей торговой делегации, посетившей Москву летом 1950 года для переговоров о заключении долгосрочного пятилетнего торгового соглашения, было предложено такое количество регулярных поставок зерна, что она первоначально даже отклонила его, полагая, что продажа и потребление хлеба, хлебных изделий, муки и мучных изделий будут спокойно развиваться на уровне первых трех кварталов (1950 года – Прим. автора.), прошедших после ликвидации карточной системы, и что мы сможем обойтись и меньшим импортом хлеба. Лишь после прямых указаний из Праги наша торговая делегация приняла первоначальное советское предложение о регулярных поставках зерна в течение пяти лет. Но и потом, когда стало ясно, что и это большое количество зерна будет для нас недостаточно, советское правительство пошло нам навстречу, и Советский Союз значительно увеличил поставки на этот год (1950-й – Прим. автора.) по сравнению с первоначальным предложением.

Так получилось, что до урожая 1951 года мы были обеспечены поставками из Советского Союза в 600 тысяч тонн зерна, которое частью уже поставлено, а частью регулярно поставляется. Если к этому прибавить, что мы до будущего урожая обеспечили ввоз из Советского Союза 308 тысяч тонн кормового зерна (ячменя и кукурузы), то вы увидите, что ввоз из Советского Союза в 1950-1951 годах превышает поставки из СССР в 1947-1948 годах, когда нам угрожал голод»[175]175
  Готвальд К. Избранные произведения. Том 2. М., 1957. С. 419.


[Закрыть].

На самом деле проблема с хлебом состояла лишь в резко возросшей покупательной способности населения, которое сметало с полок магазинов все, что не продавалось по карточкам, то есть не было нормировано, – и прежде всего хлеб и муку. К тому же в 1950 году правительство отменило карточки почти на все товары и на 31 % расширило торговую сеть, где товары продавали без нормирования. Более чем на 60 видов продовольствия цены были снижены.

Карточную систему на хлеб и мучные изделия отменили уже осенью 1949 года. При этом цены на хлеб в свободной торговле повышены не были и оставались одними из самых низких в мире. До середины 1950 года снабжение хлебом было нормальным. Однако, по оценке Готвальда, в последнем квартале 1950-го положение стало «катастрофическим».

Отсталые крестьянские хозяйства произвели в этом году для товарного использования примерно 938 тысяч тонн зерна, однако на мельницы поступила лишь 261 тысяча тонн. Остальное зерно крестьяне успешно скармливали скоту. Причем, так как цены на хлеб в торговле были низкими, а продажа не нормировалась, свиней и коров стали кормить и булочками из городских магазинов. Таким образом, вместо того, чтобы поставлять муку в города, село стало ее оттуда скупать.

Готвальд так описывал сложившуюся ситуацию: «Случилось то, что зерно скармливали скоту, и притом не только в деревне, но и в городах, где его расходовали на откорм гусей, кур, кроликов и различной домашней живности. При очень осторожном подсчете мы можем сказать, что в 1950 году были скормлены сотни тысяч, повторяю, сотни тысяч тонн зерна. К тому же в ноябре, декабре (1950 года – Прим. автора.) и январе имел место, как вам известно, несколько раз повторявшийся усиленный спрос потребителей на хлеб и особенно муку, так что все это, вместе взятое, явилось причиной того, что, хотя на 1950-1951 годы у нас и было больше зерна, чем раньше, мы все же переживаем затруднения со снабжением населения»[176]176
  Готвальд К. Избранные произведения. Том 2. М., 1957. С. 420.


[Закрыть].

В 1953 году уровень сельскохозяйственного производства в Чехословакии достиг лишь 88 % довоенного.

Таким образом, чешские гуси активно питались советским зерном, хотя потребление продуктов людьми в самом СССР было гораздо ниже, чем в Чехословакии. По сравнению с довоенным периодом годовое потребление некоторых продуктов на душу населения в Чехословакии в 1950 году выросло следующим образом: масла с 3 до 4,85 кг, сала – с 4,4 до 4,5 кг, сахара – с 20 до 25 кг, мяса – с 30 до 34,9 кг, пшеничной муки – с 96,8 до 137,4 кг, обуви – с 2,2 до 3,47 пар, сигарет – с 800 до 1230 штук. В 1950 году в чехословацких магазинах было продано 242 000 велосипедов, 12 700 холодильников, 15000 стиральных машин, 214000 радиоприемников, 17 200 кухонных комбайнов, 33600 швейных машин, 29300 пылесосов, 15000 электрических плит. О подобном советские люди на тот момент не могли даже и мечтать, хотя и в СССР потребление с каждым годом устойчиво росло. Готвальд обрисовал ситуацию так: «В общем за год продано столько товаров, а оборот достиг таких размеров, что довоенные торговцы, как говорится, „облизали бы себе пальчики“»[177]177
  Готвальд К. Избранные произведения. Том 2. М., 1957. С. 410.


[Закрыть].

В 1950-1952 годах в ЧСР были ликвидированы ремесленники и частники в сфере обслуживания, которых объединили в кооперативы[178]178
  http://is.muni.cz/th/104952/pedf_m/DIPLOMKA.pdf.


[Закрыть].

Но, несмотря на все попытки американцев, частично более чем успешные, дестабилизировать Чехословакию, экономика страны продолжала в 1952 году развиваться быстрыми темпами.

В 1952-м производство в промышленности ЧСР выросло на 18 % (в 1950-м – на 16 %), а за четыре года пятилетки (1949-1952 годы) – на 82 % и почти вдвое превысило уровень 1937 года – на 97 %[179]179
  Готвальд К. Избранные произведения. Том 2. М., 1957. С. 443.


[Закрыть]. При этом по-прежнему росла не только тяжелая промышленность (плюс 108 % за четыре года), но и легкая (50 %) и пищевая (69 %) отрасли.

Словакия показывала еще более ошеломляющие темпы промышленного роста: республика превзошла довоенный уровень в 4,2 раза, а уровень 1948 года – в два раза.

Тем не менее в промышленности накапливались диспропорции, которые лишь ритуально в 1952 году относили на счет деятельности заговорщиков во главе со Сланским. На самом деле анализ Готвальда был абсолютно объективным.

Во-первых, в Чехословакии, даже несмотря на советские поставки, попросту не хватало сырья для столь динамично развивавшихся металлургии и машиностроения.

В довоенной Чехословакии с ее цикличным капиталистическим производством промышленность то росла, то падала, и такой нужды в сырье не было. Например, в 1913-1937 годах добыча каменного угля в стране выросла на 2,4 миллиона тонн и на столько же – всего за четыре года первой пятилетки. Добыча бурого угля в 1913-1937 годах вообще сократилась на 5 миллионов тонн, в то время как в 1949-1952 годах она подскочила сразу на 9 миллионов тонн.

Такой рост диктовался ускоренным развитием электроэнергетики, без которой была невозможной модернизация довольно устаревшей чехословацкой промышленности. И здесь были достигнуты феноменальные успехи. Если в 1937 году в стране было выработано 4 миллиарда киловатт-часов электроэнергии, то в 1952-м – 11 миллиардов. Но металлургия, машиностроение и, наконец, возросшая обеспеченность жителей электробытовыми приборами требовали все новых мощностей, а для них не было энергетического сырья.

Во-вторых, в Чехословакии еще не был отлажен механизм планирования. До войны в стране не производилось полностью ни одной сложной машины. Комплектующие закупались в западных странах, которые с 1948 года фактически бойкотировали поставки. Требовалось срочно наладить производство на собственных заводах. Но здесь молодые и неопытные чехословацкие плановики не всегда могли сопрягать нужды разных предприятий. И если одно предприятие нужную деталь делало, то другое запаздывало или вообще не получало такого задания, в результате чего не поставлялась потребителям вся машина в целом.

Для более четкого планирования в конце 1951 года было решено разделить министерство промышленности на отдельные отраслевые министерства по образцу СССР. Создавалась единая система народно-хозяйственного учета сырья и готовой продукции. Однако реформа структуры (сама по себе правильная) не могла компенсировать недостаток опытных плановиков.

Тогда в 1952 году решили провести эксперимент с так называемым встречным планированием[180]180
  История Чехословакии. Том 3. М., 1960. С. 512.


[Закрыть]. Теперь планы составляли как министерства («сверху»), так и подчиненные им предприятия («снизу»), и затем они согласовывались. Но интересы у предприятий были чисто местнические, и они планировали отнюдь не то, что было нужно для страны в целом, а то, что можно было легче произвести. От встречного планирования пришлось быстро отказаться.

Но главной трудностью Чехословакии, которая тормозила все развитие страны, по-прежнему была отсталая аграрная экономика.

3 июня 1952 года было принято постановление Президиума ЦК КПЧ и правительства ЧСР о развертывании массового кооперирования в деревне. Конечно, не обошлось без административного нажима, хотя он не носил такого жесткого характера, как в СССР. К осени в стране было уже 8636 ЕСХК, в том числе примерно 5 тысяч третьего и четвертого типов. В 48 % всех сел были распаханы межи между некогда частными участками. Всего в кооперативы второго – четвертого типов вошло 289401 хозяйство с общей площадью 2 337425 гектаров[181]181
  Готвальд К. Избранные произведения. Том 2. М., 1957. С. 448.


[Закрыть].

Однако за этими цифрами скрывалась по-прежнему все еще невысокая доля кооперированного сектора в общем объеме аграрного производства. В 1952 году кооперативы дали стране всего 27 % зерна, 52 % масличных культур, 11 % картофеля, 30 % говядины, 47 % свинины и 18 % мяса птицы.

Поэтому, в отличие от промышленности, картина в сельском хозяйстве ЧСР 1952 года все еще оставалась смешанной. Урожайность пшеницы, ржи, овса, картофеля была выше, чем в 1948 году, а сахарной свеклы, льна и хмеля – ниже. Довоенный уровень урожайности был уверенно превзойден лишь по зерновым культурам.

В области животноводства поголовье по всем видам, кроме кур (минус 5 %), выросло по сравнению с 1948 годом: крупного рогатого скота – на 24 %, поросят – на 74 %, овец – на 131 %. Но по сравнению с 1937 годом все еще меньше было не только кур, но и коров. Говядины и свинины страна производила больше, чем в 1937 году, а яиц и молока – меньше.

Однако образование кооперативов, отдача от которых ожидалась в 1953 году, внушало большую надежду, так как теперь можно было существенно увеличить механизацию сельского хозяйства. Даже в 1952-м механизация полевых работ выросла по сравнению с 1951-м с 27 % до 31 % всех работ, хотя чехословацкие МТС еще не были столь специализированы, как советские. Если в СССР МТС выполняли до 170 видов различных полевых работ, то в ЧСР – лишь 48.

Очень большими и ощутимыми для каждого были успехи Чехословакии в социальной сфере.

В 1937 году из тысячи грудных детей умирало 117, в 1952 году – 60. Смертность от туберкулеза (болезни бедных и плохо питающихся людей) снизилась по сравнению с 1937 годом на 43 %[182]182
  Готвальд К. Избранные произведения. Том 2. М., 1957. С. 454.


[Закрыть]. Количество мест в больницах выросло на 81 %, и теперь медицинская помощь была бесплатной. Один врач приходился уже не на 1218 жителей, как в 1937 году, а на 820. По профсоюзным путевкам в санаториях и домах отдыха ежегодно отдыхали 300 тысяч человек, чего вообще никогда не было до войны.

Население поверило новой власти, и уверенность в будущем вкупе с выросшими пособиями на детей привела к росту рождаемости в стране – с 0,27 % (прирост населения в 1937 году) до 1,13 % в 1952. Государство потратило на пенсии и пособия в 1952 году 53,9 миллиарда крон – в 10 раз больше, чем до войны.

В целом и чехи, и словаки получили возможность жить более комфортной жизнью.

Если в 1937 году телефон был только в 34 % чехословацких деревень, то в 1952 – в 98 %. В 1937 году радиоприемники были у 1034 тысячи граждан, в 1952 – у 2717 тысяч (+163 %). В 1937-м 18 чехословацких театров посетило 3 миллиона человек, а в 1952 году уже 58 театров – 10 миллионов[183]183
  Готвальд К. Избранные произведения. Том 2. М., 1957. С. 455.


[Закрыть]. Кинотеатров в 1937 году было 1837 (84 миллиона зрителей), в 1952 – 3526 (128 миллионов). Библиотек вместо 13100 стало 21800, а книг было издано вместо 32 миллионов 90 миллионов экземпляров.

В детские сады ходило в 1952 году 165 500 детей (88700 – в 1937). Учителей в начальных школах было не 41 тысяча, как в 1937 году, а 60 тысяч. В профтехучилищах на рабочие специальности учились 82 тысячи учеников (в 1937 году – 60 тысяч). Студентов стало 38 тысяч (18 тысяч в 1937 году). Причем все виды образования были бесплатными.

Чехи и словаки в целом хорошо питались, но слишком бурный рост денежной массы вместе с пока еще не завершенным кооперированием на селе вынуждал правительство сохранять карточную систему. Альтернативой отмене карточек был бы рост цен, чего компартия стремилась избежать.

Страна по-прежнему ввозила много продовольствия (ЧСР импортировала продукты и до войны), причем в 1952 году – уже только из социалистических стран. В 1952-м было импортировано 48 % от потребленной в ЧСР пшеницы, 5 % мяса, 39 % – птицы, 7 % сала, 25 % сливочного масла, 14 % яиц.

В целом, как было отмечено на состоявшейся в декабре 1952 года Общегосударственной конференции КПЧ, страна хорошо развивалась и имела все основания для оптимистического взгляда в будущее.

Глава 2. Межсезонье: Чехословакия в 1953-1963 годах

5 марта 1953 года умер Сталин, и вся Чехословакия гадала, приведет ли это к переменам внутри страны. Но о том, что перемены, по крайней мере кадровые, будут таким серьезными, вряд ли кто-либо догадывался.

В Советском Союзе перемены последовали практически немедленно. Было закрыто антисемитское «дело врачей» и реабилитированы все арестованные по нему. Затем последовала более широкая амнистия. В Москве явно начиналась политическая оттепель.

На похороны Сталина в Москву 8 марта 1953 года вылетел Готвальд. С похорон Сталина Готвальд вернулся 11 марта в плохом самочувствии. Сначала он жаловался на простуду, однако болезнь явно была гораздо более серьезной. Здоровье президента оставляло желать лучшего уже довольно давно. Одно время (особенно после февраля 1948 года) Готвальд довольно сильно злоупотреблял спиртным. Возможно, он очень переживал, что пришлось арестовать и казнить своего близкого друга Сланского, и заливал горечь алкоголем. По крайней мере, так считают многие врачи.

14 марта 1953 года доктора, в течение нескольких дней упорно боровшиеся за жизнь пациента № 1 своей страны, бессильно опустили руки. Пару раз они запускали остановившееся сердце Клемента Готвальда, но в какую-то секунду оно сжалось в последний раз и навсегда остановилось. Лидер социалистической Чехословакии, первый президент-рабочий, умер от разрыва аорты.

На Западе появилась абсолютно бредовая версия, что Готвальда отравили в Кремле. Зачем и кто это сделал, естественно, не сообщалось. Были данные, что Готвальд якобы болел сифилисом, который впервые обнаружили у него советские врачи, когда в 1944 году в Москве он перенес инфаркт. Якобы недолеченный в молодости сифилис дал осложнения на сердце, затруднив работу сердечного клапана[184]184
  http://www.radio.cz/cz/rubrika/historie/nemoc-a-smrt-klementa-gottwalda.


[Закрыть].

Готвальд был сильно потрясен смертью Сталина, которого искренне и глубоко уважал. Поэтому, несмотря на предостережения лечащих врачей, президент Чехословакии вылетел в Москву. Врачи знали о проблемах Готвальда с сердцем, которые особенно обострялись при резкой смене атмосферного давления, и ни в коем случае не рекомендовали президенту летать самолетом. Однако Готвальд обязательно хотел успеть на похороны Сталина.

Вскрытие тела Готвальда проводили совместно советские и чехословацкие врачи.

Сразу же была отметена версия «врачей-вредителей», так как личным врачом Готвальда с осени 1946 года был убежденный коммунист, ученик И. П. Павлова профессор Владимир Гашковец, которого мужу подобрала Марта Готвальдова. Осенью 1952 года, явно под давлением советских советников из МГБ, Гашковца арестовали. В Москве, видимо, решили найти «врачей-вредителей» и в Праге. Готвальд сопротивлялся аресту Гашковца практически две недели, а потом в сердцах крикнул: «Нате, возьмите!»

В 1954 году Гашковца все же осудили за содействие смерти Готвальда. В частности, его обвиняли в том, что он приказал покрасить спальню президента ядовитой краской. В 1955 году врача выпустили на свободу, но политически реабилитировали лишь в 1968. Скончался он в 1971 году.

Похороны Готвальда состоялись 19 марта 1953 года, причем его тело было облечено в генеральскую форму, тем самым подчеркивалось, что хоронят верховного главнокомандующего[185]185
  http://is.muni.cz/th/145152/ff_m/Diplomka-kompletni_verze.pdf.


[Закрыть].

Тело Готвальда было забальзамировано и выставлено на всеобщее обозрение в мавзолее у Национального памятника на пражском холме Витков[186]186
  Возведенный на холме Витков в 1938 году Национальный памятник первоначально именовался Памятником Национального освобождения и восхвалял подвиги чехословацких легионеров на фронтах Первой мировой войны. Летом 1948 года там были выставлены останки президента Эдварда Бенеша.


[Закрыть]. Еще раньше, в 1949 году, город Злин был переименован в Готвальдов. Именем Готвальда были названы сотни улиц в чехословацких городах. В 1966 году улица Готвальда появилась и в Москве (в 1992 году она была переименована в улицу Чаянова).

В Чехословакии никогда не было серьезного культа личности Готвальда. Он не обладал диктаторскими полномочиями. Решения в партийном и государственном руководстве всегда принимались коллегиально и до марта 1953 года. Не случилось концентрации власти и после смерти Готвальда.

Президентом страны стал бывший премьер Антонин Запотоцкий, правительство вместо него возглавил Вильям Широкий. Первым секретарем ЦК КПЧ (как и в СССР после смерти Сталина, пост генерального секретаря ЦК КПЧ был переименован в пост первого секретаря ЦК) был избран Антонин Новотный.

Новотный родился 10 декабря 1904 года в Праге (точнее, в то время это была деревня Летняны на северо-восточной окраине Праги) в семье каменщика, выучился на слесаря и трудился как обычный рабочий. Мать умерла, когда Антонину было всего четыре года, и его вместе с тремя другими детьми воспитала тетка[187]187
  Kosatik P. Osm zen z Hradu. Praha, 1993. S. 232.


[Закрыть]. В 1919 году Новотный вступил в рабочую спортивную федерацию (рабочий спорт был тогда в Чехии массовым) и в 17 лет стал капитаном спортивной команды. Уже будучи лидером страны, Новотный охотно вспоминал о своей спортивной юности и успехах на различных соревнованиях, например спартакиаде в Брно.

В 1921 году Новотный вступил в КПЧ и стал продвигаться по партийной лестнице в пражской организации. При этом по характеру он был замкнутым человеком и сторонился вне партийной работы общества людей. У его никогда не было близких друзей. Серьезный молодой человек считал, что дружба мешает политической деятельности, ведь друзьям поневоле оказываешь протекцию и прощаешь им ошибки.

В декабре 1929-го он женился на Божене Фридрихове (родилась 26 февраля 1910 года), которую знал еще с детства. Божена (ее отец тоже был рабочим) была скромной женщиной и большую часть времени проводила дома, особенно после того как в 1930 году у нее родился сын. Они познакомились с Антонином в рабочей спортивной федерации, где Божена тоже была капитаном команды.

Как и муж, Божена сторонилась больших компаний – ей всегда было хорошо вдвоем с Антонином. Он был и навсегда остался ее первым, единственным и самым любимым мужчиной. Они редко и неохотно ходили в кино или театр, а позднее – на разного рода официальные приемы, – им было лучшего всего в компании друг друга. Ни Антонин, ни Божена терпеть не могли разводов и тем более внебрачных отношений среди своих знакомых. Отношение супругов Новотных к таким людям сразу резко менялось, и не в лучшую сторону.

Практически все 20-е годы Новотный не вел слишком активной партийной работы, так как продолжал трудиться слесарем и политикой занимался только после окончания обычного рабочего дня. Лишь в 1930 году он стал настоящим партийным работником: его избрали председателем районной пражской парторганизации Карлин-предместье, и он честно и самоотверженно работал на этом скромном посту пять лет. И здесь Новотный старался поддерживать со всеми товарищами ровные отношения, не выделяя никого из своих знакомых. При этом он все еще оставался рабочим – слесарем на складе кооператива «Пчела».

В 1935 году Новотный был делегатом от КПЧ на VII конгрессе Коминтерна. После возвращения из Москвы он стал сотрудником областного секретариата КПЧ в Праге. В 1937-1938 годах был секретарем партийной организации в южноморавском городе Годонине. Жена осталась в Праге и сильно скучала. Муж навещал ее каждое воскресенье. После запрета компартии в 1938 году Антонин Новотный вернулся на склад «Пчела», где работал теперь механиком по холодильным установкам. Весной 1941 года он едва не погиб, когда взорвался баллон с аммиаком, – Новотный получил ожоги 2-й и 3-й степени, повреждения легких и даже временно лишился речи. Жена боялась, что муж уже не поправится, но все обошлось[188]188
  Kosatik P. Osm zen z Hradu. Praha, 1993. S. 234.


[Закрыть].

Во время оккупации будущий президент Чехословакии участвовал в партийной работе. В сентябре 1941 года немцы арестовали его и отправили в концлагерь Маутхаузен. Для Божены это был самый ужасный период ее жизни: она не видела каждый день любимого мужа, а сына не брали ни в одну школу. Вся собственность Новотного была конфискована гестапо. Божена вновь стала работать рабочей в летном институте в своих родных Летнянах. Помогал знакомый пекарь, часто дававший ей чуть больше хлеба, чем полагалось по карточкам.

После освобождения американскими войсками 5 мая 1945 года Новотный в 1945-1951 годах возглавлял самую сильную в стране пражскую организацию КПЧ. С 1946 года входил в ЦК партии. Однако Новотного очень не любил генеральный секретарь ЦК КПЧ Сланский: он считал бывшего рабочего слишком ограниченным, малообразованным, хотя и исполнительным функционером. Сланский решил заменить Новотного на посту лидера самой крупной парторганизации в стране Отто Шлингом – молодым лидером моравских коммунистов в Брно. В 1950 году Сланский отослал Новотного на партийную учебу, и предполагалось, что на свой пост тот уже не вернется.

Но все изменилось после ареста Шлинга в октябре 1950 года. Новотного срочно отозвал с партийной учебы Готвальд, и Антонин вновь встал во главе пражских коммунистов.

После ареста Сланского Новотный стал секретарем ЦК и фактически исполняющим обязанности генерального секретаря. Готвальд ценил Новотного за то, что тот был простым рабочим без всяких «фанаберий», к различного рода «уклонам» в партии не примыкал. На него можно было положиться, так как карьеристом и интриганом Новотный не был.

Новый премьер-министр Вильям Широкий (словак) родился в 1902 году в Братиславе. По профессии железнодорожник, он уже в 19 лет вступил в компартию. Быстро сделал партийную карьеру и уже в начале 30-х годов был членом ЦК КПЧ. Современные чешские СМИ утверждают, что Широкий был агентом НКВД и информировал Москву о деятельности Готвальда. В 1935 году был избран депутатом парламента, а прямо перед войной возглавил партийную организацию КПЧ в Словакии. Осенью 1938-го был вынужден эмигрировать. Работал в руководящих органах партии в Париже и Москве. В 1941 году был направлен на подпольную работу в Словакию, где его арестовали. В начале 1945 года Широкий смог бежать из заключения и перешел фронт.

С 1945 года Широкий был депутатом парламента и одним из самых близких соратников Готвальда. В 1945-1953 годах работал вице-премьером, а с 1950-го – еще и министром иностранных дел. В 1945-1954 годах был также лидером Коммунистической партии Словакии.

«Первым лицом» нового коллективного руководства Чехословакии образца 1953 года был, бесспорно, президент Антонин Запотоцкий. Его знали все и любили многие – за простоту и доступность. Вторым человеком, а значит, потенциальным преемником Запотоцкого на высшем государственном посту считался Широкий. Новотного же мало кто знал даже в лицо. Первый секретарь держался в тени, и в газетах довольно редко появлялись его фотографии.

Антонин Запотоцкий (родился в 1884 году) являлся в своем роде потомственным социал-демократом: его отец Ладислав был одним из организаторов учредительного съезда чешской социал-демократии в 1878 году. Младший Запотоцкий активно участвовал в молодежном социал-демократическом движении уже с 16 лет. Два года спустя молодой каменщик стал постоянным корреспондентом рабочей газеты. Страсть к писательскому творчеству он сохранил на всю жизнь. Социал-демократическая газета «Свобода» в Кладно печатала и боевые революционные стихи молодого рабочего. Например, такие:

 
…Вперед на бой за святые права!
Вперед нас зовет молодой крови жар!
Не испугает нас ни решетка, ни меч палача.
Нам ничего не надо даром.
Мы хотим лишь достойную человека жизнь,
И красный рассвет освещает нам путь.
 

В 1904 году Запотоцкий стал одним из основателей профсоюза каменщиков. Он добротно одевался, как типичные европейские социал-демократические политики: носил пиджак, галстук, жилет и накрахмаленный стоячий воротничок.

В 23 года Антонин Запотоцкий стал районным секретарем партии в самом боевом рабочем районе Чехии – Кладно. Там же в семье металлурга и домохозяйки родилась в 1890 году его будущая жена Мария Скленичкова.

Мария увидела молодого страстного оратора на одной из демонстраций и сразу же влюбилась, хотя, как она вспоминала позднее, в тот момент даже не могла себе представить, что станет женой Антонина. Искра между молодыми людьми пробежала позднее, когда они в 1909 году танцевали друг с другом на рабочем балу. Марии нравилось, что уже солидный по местным меркам политик постоянно шутил и улыбался и не задирал нос. Когда они вместе шли по Кладно, Мария поражалась, что Антонин знает по именам чуть ли не всех детей, которые им встречались. Запотоцкий, как выяснилось, всегда вникал в семейное положение своих товарищей по партии или профсоюзу и помогал, чем мог[189]189
  Kosatik P. Osm zen z Hradu. Praha, 1993. S. 191.


[Закрыть].

Девушка не работала, но вела домашнее хозяйство, так как ее мать тяжело заболела на нервной почве. Мария и Антонин теперь часто встречались.

Через некоторое время Мария поняла, что беременна, и доверилась отцу, который, естественно, не был в восторге. Тем более что в то время женщина считалась совершеннолетней (то есть готовой к браку) лишь начиная с 24 лет, а Марии еще не было и двадцати. Но отец (тоже Антонин) дал свое благословение и так расхваливал свою дочь жениху, что у Марии на глаза навернулись слезы. 22 сентября 1910 года Антонин и Мария поженились. Свадьбу тогда уже редактор социал-демократической газеты Запотоцкий отмечал скромно, в кругу товарищей: на столе были колбаса, огурцы и вино. В тот же день молодые уехали в Прагу, где Запотоцкий отвел жену в Национальный театр. В отличие от Новотного, Запотоцкий, писатель и поэт, любил театр и старался не пропускать ни одной новой постановки.

По характеру Запотоцкий тоже был полной противоположностью Новотному. Первый Антонин просто не выносил одиночества и как истинный политик очень любил «купаться в толпе». Разговоры с людьми словно бы заряжали его неиссякаемой энергией. Жене пришлось смириться с тем, что партийная работа всегда была у супруга на первом месте.

В 1911 году в семье Запотоцких родилась дочь Маня, а годом позже еще одна дочка, Иржина. Дети были очень слабыми и весили всего чуть больше двух килограммов. Мария очень боялась, как бы они не заболели туберкулезом, который тогда был очень широко распространен в рабочих семьях.

В 1912 году Антонин с гордостью показал жене комнату, где в том же году проходила Пражская конференция РСДРП, отметив, что здесь выступал сам Ленин. Увидев, что Марию это известие не очень впечатлило, он подробно объяснил ей разницу между большевиками (ленинцами) и меньшевиками.

В 1914 году Запотоцкого призвали в австро-венгерскую армию, и он воевал на сербском, русском и итальянском фронтах Первой мировой войны. Жене он писал всегда раз в неделю, и только однажды Марии пришлось ждать письма целых три недели – выяснилось, что Антонин с ранением руки лежал в лазарете.

Вернувшись домой 12 ноября 1918 года, Запотоцкий немедленно стал агитировать рабочих последовать русскому примеру и взять власть в свои руки. Муж и жена активно участвовали в первых выборах в парламент только что возникшей Чехословацкой республики в 1919 году.

Летом 1920-го Запотоцкий тайно выехал в Москву на второй конгресс Коммунистического интернационала. Там он встретился с Лениным, о чем написал позднее очерк в кладненской рабочей газете «Красная заря».

Между тем семья партийного работника жила очень бедно. Мария пекла лепешки из ячменной муки (на пшеничную денег не хватало) и варила свиную кровь с картошкой. Мужа дома часто не было: он весь ушел с головой в партийную работу.

В декабре 1920 года власти отобрали у рабочих Кладно их Народный дом, в ответ на то, что те объявили всеобщую забастовку и при активном участии Запотоцкого попытались взять власть в Кладно в свои руки. Был образован революционный совет по русскому образцу, и порядок на улицах Кладно поддерживали вооруженные рабочие патрули. Большинство жителей города восторженно приветствовали «рабочую республику Кладно». Запотоцкий предлагал двинуться с оружием на Прагу, но Кладно окружили войска и полиция, подавившие рабочие протесты. Были арестованы более полутора тысяч человек, в том числе и Запотоцкий.

Пока Запотоцкий писал в пражской тюрьме стихи (одно стихотворение он специально посвятил Марии и дочерям), его жена была избрана от Кладно на учредительный съезд КПЧ. Ее мужа (она ласково называла его «Тоником») как одного из вождей кладненского восстания приговорили к 18 месяцам тюремного заключения.

Мария тем временем пыталась спасти дочь Маню, болевшую туберкулезом в открытой форме. Товарищи по партии помогли деньгами, и девочку удалось устроить в санаторий, где ее вылечили.

В 1922 году Запотоцкий вышел из заключения по амнистии и узнал, что его кандидатура предложена на пост генерального секретаря только что возникшей компартии. Но на то, чтобы снять квартиру в Праге, у семьи не было денег, и целых два года Запотоцкий бывал дома только по выходным. Лишь в 1923 году Мария и Антонин переехали в столицу, где жили прямо в штаб-квартире КПЧ (в этом доме была всего одна двухкомнатная квартира для генерального секретаря партии). Антонин, когда у него выдавалось свободное время, охотно помогал жене по хозяйству. На фронте он был, в числе прочего, поваром и неплохо готовил. Еще он сам ходил на рынок за продуктами, причем сохранил эту привычку и на посту президента.

В 1924 году Запотоцкого снова осудили за Кладно на основании нового закона о защите республики, принятого лишь в 1923 (таким образом, закон применили ретроспективно). Вместе с остатком своего первого тюремного срока Антонину предстояло провести за решеткой 15 месяцев. Запотоцкий перешел на нелегальное положение, и компартия выдвинула его кандидатом в депутаты парламента, ведь статус депутата давал иммунитет. Запотоцкий скрывался почти год и все это время избегал встреч с женой, которую тоже могли привлечь к уголовной ответственности за недоносительство. Он встречался лишь с дочерьми, которые в целях конспирации называли его «дядя», а о маме говорили как о сестре[190]190
  Kosatik P. Osm zen z Hradu. Praha, 1993. S. 204.


[Закрыть].

С 1925 по 1938 год Антонин Запотоцкий был депутатом парламента ЧСР. Жена между тем тяжело заболела, и врач посоветовал найти просторное светлое жилье. Но никто не хотел сдавать квартиру пусть и депутату, но революционеру-коммунисту. В конце концов, Запотоцкие вступили в жилищный кооператив и переехали в собственную двухкомнатную квартиру.