Текст книги "Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг."

Дочь Маня унаследовала от отца творческую жилку и хотела стать, выражаясь современным языком, дизайнером дамской одежды. Маня была единственной девочкой, окончившей текстильную профессиональную школу, и хотела уехать работать на всемирно известные шелковые мануфактуры во французский город Лион. Но в посольстве СССР в Праге ей посоветовали ехать в СССР, где очень нужны были специалисты по современной женской одежде. И в 1930 году Маня нелегально выехала в Советский Союз, чем ее отец страшно гордился.

В 1928 году Антонин, теперь уже вместе с женой, снова участвовал в Москве в работе конгресса Коминтерна. Мария в то время не только была активным членом компартии, но и работала в чехословацком обществе друзей СССР. В Москве как делегат конгресса она жила очень скромно – на 11 рублей в сутки. Помогало то, что они с мужем питались в относительно неплохой столовой конгресса. Но супругов поразило, с какой неистовой страстью борются люди в России за новую жизнь: каждая сэкономленная копейка шла тогда на индустриализацию страны.

Позднее, когда Мария навещала Маню в СССР, она не уставала поражаться – страна расцветала буквально с каждым днем, и на смену нужде и лишениям действительно приходило то светлое будущее, которое обещали людям коммунисты. Еще вчера на этой старой московской улочке стояли скособоченные дома, а сегодня – уже современная станция метрополитена.

В 1929 году, когда Клемент Готвальд стал лидером КПЧ, Антонин Запотоцкий возглавил Красные профсоюзы, а после 1945-го – единое Революционно-профсоюзное движение страны. Именно организованные профсоюзами массовые демонстрации рабочих и служащих в поддержку компартии сыграли решающую роль в победе КПЧ в феврале 1948 года. В ЦРУ тогда были потрясены способностью «красных» в Чехословакии в любой момент вывести на улицу десятки тысяч людей.

После оккупации Чехии и Моравии нацистами в марте 1939 года Запотоцкий две недели скрывался у дочери Иржины, пока гестапо настойчиво искало его по домашнему адресу. Потом он тайно перебрался в советское полпредство в Праге, получил советское гражданство и хотел легально выехать вместе с женой в СССР. Но немцы разрешения на выезд не дали, а попытка нелегального перехода границы закончилась арестом Запотоцкого 11 апреля 1939 года: шофер, который вызвался довезти его до границы, оказался агентом гестапо.

С марта 1940 года и до конца войны Запотоцкий находился в концлагере Заксенхаузен под Берлином. Марии разрешили вместе с внучкой навестить мужа в пражском гестапо, и гестаповцы даже позволили Антонину выйти на улицу, чтобы поиграть с ребенком[191]191
  Kosatik P. Osm zen z Hradu. Praha, 1993. S. 210.


[Закрыть]. Перед расставанием Антонин сказал жене, чтобы она ни в коем случае не пыталась заниматься подпольной деятельностью: гестапо постоянно следило за ней и дочерью.

Тем не менее Мария вместе с дочерью была членом нелегальной группы и разносила по Праге листовки и выпуски подпольного «Руде Право». 8 ноября 1941 года обе они были арестованы гестапо. Марию отправили в женский концлагерь Равенсбрюк. В 1941-1945 годах через Равенсбрюк прошли 150 тысяч заключенных, из которых в лагере умерли или были убиты 92 тысячи. Женщины работали каждый день (шили одежду, ремонтировали обувь и т. д.), а питание состояло в основном из брюквы и эрзац-кофе. Но до 1944 года существование Марии было еще сносным, так как чешки жили в одном бараке и активно помогали друг другу. Немцы до поры до времени в это лагерное самоуправление не особо вмешивались.

Но с конца 1944 года немцы построили в лагере новую газовую камеру и стремились уничтожить всех старых или больных узниц, чтобы зря не кормить их. Отбор в газовую камеру эсэсовцы именовали «селекцией». В начале 1945 года на «селекцию» была отобрана и Мария Запотоцкая, но ее спасли и спрятали в другом блоке.

После освобождения лагеря Красной армией 30 апреля 1945 года Мария на обычном грузовике вместе с другими узницами отправилась домой. На чехословацкой границе изможденные женщины с воодушевлением запели «Интернационал». Став в 1953 году президентом, Антонин продолжал вести свой обычный скромный образ жизни, что разительно отличало его от Бенеша, любившего роскошь и знаки внимания. «Рабочий президент» часто ходил без охраны по Праге и лично проверял качество продуктов в овощных или мясных магазинах. Его узнавали, и Запотоцкий с удовольствием общался с людьми, как всегда, со своей фирменной широкой улыбкой на лице.

Один раз он случайно столкнулся в Татрах с советскими туристами, и те немедленно предложили президенту выпить с ними «татранского чая» (так называли местный самогон). Супруга протестовала, но муж с лукавой улыбкой отобрал рюмку… у нее, а сам с удовольствием выпил с «советскими товарищами».

Всю свою жизнь Запотоцкий искренне и бескорыстно любил Советский Союз как родину тех идей, которым он сознательно посвятил всю свою нелегкую жизнь.

До конца своей жизни Запотоцкий на основе личного опыта писал полудокументальные-полухудожественные книги об истории рабочего движения в Чехии. Он не хотел оставлять людям скучные партийные воспоминания и поэтому избрал форму беллетристики. В его книгах за некоторыми образами отчетливо угадываются он сам и его верная Мария. В 1947 году, находясь в отпуске в Югославии, Запотоцкий написал свой первый роман «Встанут новые бойцы», затем последовали «Бурный 1905 год» (1949 года издания), «Красная заря над Кладно» (1951), «Рассвет» (1956) и «Барбара» (1957). С полным на то правом Запотоцкий был членом Союза писателей ЧСР.

Новое коллективное руководство ЧСР было полно решимости, как и в СССР, улучшить жизнь населения своей страны и нормализовать отношения с Западом.

Но, несмотря на то, что уже в своем первом выступлении новый председатель Совета Министров СССР Г. М. Маленков предложил США, по сути дела, политику разрядки, американцы не торопились пожать протянутую из Москвы руку.

Невзирая на успех операции «Раскол» в Чехословакии, США не смогли к 1953 году реализовать свою главную цель в отношении Восточной Европы – организовать там массовые народные восстания против коммунистов.

Еще в 1950 году американцы решили усилить против социалистических стран психологическую или политическую войну (political warfare).

10 июля 1950 года СНБ США принял документ под названием «План национальной психологической войны» (директива СНБ 74)[192]192
  Faure J. Americky pritel. Praha, 2005. S. 131.


[Закрыть]. Цель психологической войны формулировалась следующим образом: «Планируемое использование пропаганды и прочих невоенных действий государством для выдвижения идей или продвижения информации, предназначенной для оказания влияния на мнения, позиции, чувства и поведение зарубежных групп таким образом, чтобы реализовать национальные цели (США)».

Для достижения этой цели в директиве СНБ содержалось 30 конкретных задач, в том числе и ослабление контроля СССР над своими восточноевропейскими союзниками.

Тем же летом 1950-го госдепартамент дал задание группе из 21 профессора американских университетов под руководством Макса Милликана из Массачусетского технологического института разработать конкретные методы психологической войны против восточноевропейских стран. 15 февраля 1951 года профессора выдали «на гора» свои рекомендации. Им были присвоены гриф «Совершенно секретно» и характерное наименование «План „Троя“» (то есть пропаганда должна была сыграть печальную роль «троянского коня» в разрушении социалистического лагеря). Основной упор план «Троя» делал на развертывании массовой радиопропаганды.

Президент Трумэн на основании этих рекомендаций учредил 4 апреля 1951 года государственный орган по координации и планированию психологической войны против социалистических стран – Совет по психологической стратегии (Psychological Strategy Board, PSB). Директором совета стал бывший профессор университета Гордон Грей. Также в него входили представители госдепартамента, министерства обороны, ЦРУ, Объединенного комитета начальников штабов. Совет работал под контролем СНБ и получил на 1952 год неплохой бюджет в 85 миллионов долларов[193]193
  Fame J. Americky pritel. Praha, 2005. S. 132.


[Закрыть].

В октябре 1951 года СНБ принял директиву NSC 114/2 («Программа США по национальной безопасности»), в которой содержалось указание усилить психологическую войну с целью «конечного освобождения восточноевропейских народов и их воссоединения со свободным миром».

Главным шагом американцев по усилению психологической войны стало образование радиостанции «Свободная Европа», которая начала свое вещание именно на чешском языке 1 мая 1951 года.

До этого античехословацкой пропагандой занималась чехословацкая служба радиостанции «Голос Америки». К 1949 году «Голос Америки» вещал на 29 языках, в том числе один час в день на чешском. В 1953 году «Голос Америки» тратил 6,5 миллиона долларов на пропаганду против СССР, 4,1 – против Восточной Европы, 2,4 миллиона – против КНР и 9 миллионов шло на пропаганду в странах «свободного мира» (в некоторых из них США не любили еще больше, чем в Москве).

Материалы для передач против ЧСР готовили ЦРУ и американское посольство в Праге. Однако госдепартамент считал использование «Голоса Америки» для открыто подрывной пропаганды не очень удобным, так как радиостанция была государственной, и правительство США несло всю ответственность за содержание ее передач. В частности, правительство ЧСР не раз заявляло посольству в Праге решительный протест против подрывных радиопрограмм.

Радиостанция «Свободная Европа» формально была «независимой» и «частной» и поэтому могла не стесняться в распространении абсолютно лживых или подстрекательских сведений. Формально это радио действовало в рамках упомянутого выше Национального комитета за свободную Европу (который возглавлял Аллен Даллес). Штаб-квартира радиостанции расположилась в небоскребе «Эмпайер Стейт Билдинг» в Нью-Йорке, но вещание шло из Мюнхена.

Столицу Баварии американцы выбрали исходя из нескольких причин. Во-первых, Мюнхен находился на самой границе «железного занавеса», и передачи станции можно было хорошо слышать в Восточной Европе. Во-вторых, несмотря на формальный суверенитет, ФРГ по состоянию на 1951 год была американской полуколонией и делала все, что ей скажут в Вашингтоне, а Бавария находилась в американской зоне оккупации. В-третьих, в Европе можно было легче, чем в США, подобрать сотрудников и корреспондентов из числа эмигрантов.

Целый год, начиная с 1 мая 1951 года, «Радио Свободная Европа» (РСЕ) вещало только против Чехословакии. В мае 1952-го началась пропаганда и против Польши.

Чехословакию в ЦРУ по-прежнему считали самым слабым звеном социалистического лагеря. Стратеги американской разведки, прежде всего Даллес, верили, что население страны до сих пор привержено «западным ценностям», поэтому его можно легче поднять на открытые выступления против властей. К тому же после 1948 года на Западе оказалось много довольно известных на родине эмигрантов, которые благодаря своему опыту политической и парламентской деятельности представляли собой идеальные кадры для радиостанции.

Большая часть передач на Чехословакию носила информационный характер и была посвящена «разоблачению официальной пропаганды». Новости передавались каждый час. Была и специальная программа «Письма корреспондентов РСЕ», в которой обычно передавали впечатления вырвавшихся из ЧСР беженцев. Существовала и рубрика новостей о других странах «за железным занавесом», а также обзор (естественно, благоприятный) положения «свободного мира», прежде всего США. Для «неграмотных» чехов и словаков передавали и ликбез «Азы демократии».

Все финансирование и набор кадров для РСЕ шли по линии ЦРУ. Радиостанция использовалась и для передачи кодированных сообщений американской агентуре в Чехословакии или для компрометации противника, как в случае со Сланским.

В соответствии с установками психологической войны РСЕ во всех своих программах должно было внушить слушателям всего несколько «истин»:

– вся власть в восточноевропейских странах принадлежит Москве, а местные коммунисты являются лишь безвольными советскими марионетками;

– коммунизм – это отнюдь не привлекательная идеология, а набор безжизненных или враждебных человеческой природе формул;

– население Восточной Европы должно надеяться на скорое освобождение с помощью США как лидера «свободного мира» (причем не исключался и силовой вариант, в связи с чем РСЕ много говорило об американской военной мощи);

– передавались угрозы конкретным «функционерам коммунистических режимов», чтобы побудить их умерить свою деятельность в пользу государства.

РСЕ скоро стали слушать практически по всей Чехии. Попытки глушить эту радиостанцию только повышали ее авторитет среди населения. К тому же, например, в районе Пльзени РСЕ вещала на волне, близкой волне Пражского радио, поэтому при глушении страдали и официальные радиопередачи.

Однако восстание или хотя бы беспорядки в Чехословакии «Свободной Европе» до 1953 года вызвать так и не удалось.

К концу 1952 года ЦРУ оценивало деятельность РСЕ как довольно эффективную, но пока еще очень далекую от реализации целей психологической войны.

Однако в эти же годы (1951-1952) едва не развалился с таким трудом созданный ЦРУ Совет свободной Чехословакии. Эту эмигрантскую организацию раздирали противоречия между чехами и словаками. Последние во главе с бывшим лидером словацкой Демократической партии Леттрихом чувствовали себя ущемленными: в исполнительном комитете совета было 12 чехов и только шесть словаков[194]194
  Faure J. Americky pritel. Praha, 2005. S. 141.


[Закрыть]. К тому же совет раздирали и идеологические противоречия. Он механически объединил как ярых антикоммунистов, покинувших родину еще до 1945 года, так и тех, кто сотрудничал с коммунистами в рамках Национального фронта в 1945-1948 годах. Первые считали вторых «предателями».

Наконец, как и в любой эмигрантской организации «генералов без армии», совет раздирала борьба за власть. Словак Штефан Осуский считал себя гораздо более опытным политиком, чем председатель Совета Петра Зенкла. Осуский был старым интриганом и еще в 1939 году пытался стать вместо Бенеша главой чехословацкого эмигрантского правительства. Причем как человек, «не запятнанный» сотрудничеством с коммунистами, он имел мощное лобби в американском конгрессе, где в то время блистал Маккарти. Наконец, что стало для американцев не менее важными факторами, Осуский свободно говорил по-английски и был человеком более податливым, чем самоуверенный и склонный к снобизму Зенкл.

Раздраженный интригами Осуского Зенкл в 1951 году вышел из совета и основал собственную организацию – Национальный комитет за свободную Чехословакию. К Зенклу перешли основные деятели «послефевральской эмиграции» (в том числе и брат президента Бенеша Войта). Но американцев этот раскол никак не устраивал.

В мае 1952 года ЦРУ и госдепартамент заставили враждующие группы снова объединиться. Отныне в обновленном Совете свободной Чехословакии было целых три руководящих органа (чтобы любой амбициозный политик получил «солидную должность»). В исполнительный комитет теперь вошло целых 26 человек. Его сопредседателями стали чех Зенкл и словак Леттрих. В центральный комитет вошли другие «выдающиеся» деятели с высокими «бывшими» постами. Возглавил этот комитет Осуский. Наконец, в контрольный комитет вошли вообще все члены Совета свободной Чехословакии.

Новые проблемы у чехословацкой эмиграции и ЦРУ возникли после марта 1951 года, когда ФРГ был предоставлен ограниченный суверенитет, включая пост министра иностранных дел. Канцлер ФРГ Аденауэр стал требовать от американцев контроля над радиостанцией «Свободная Европа». В частности, канцлера не устраивало то, что чехословацкие эмигранты критиковали Мюнхенский сговор 1938 года и поддерживали выселение из ЧСР судетских немцев в 1945-1946 годах. Это противоречило официальной реваншистской политике ФРГ, которая требовала для судетских немцев «права на родину», а мюнхенский диктат 1938 года считала действительным.

Хорошие отношения с Аденауэром для США были, конечно, куда как более важны, чем с кучкой чехословацких эмигрантов, поэтому радиостанции «Свободная Европа» запретили касаться «чувствительных» для ФРГ тем, что сразу снизило популярность передач РСЕ среди чехословацких радиослушателей. И тогда, и сейчас выселение судетских немцев из ЧСР поддерживали и поддерживают более 90 % чехов и словаков.

В речи на пленуме ЦК КПЧ в феврале 1951 года Готвальд издевался над эмигрантами в ФРГ: «Боннское „правительство“ и западные оккупационные власти не только не позаботились о создании новой родины для переселенцев (судетских немцев – Прим. автора.), но, наоборот, умышленно подготавливают из них ударную реваншистскую гвардию. Тучные господа с Уолл-стрита и из Сити оплачивают различных якшей и лодгманов[195]195
  Венцель Якш и Рудольф Лодгман были видными деятелями реваншистской судетской эмиграции в ФРГ.


[Закрыть] для того, чтобы они грели руки на человеческом несчастье и бросали поленья в огонь нового мирового пожара, от которого, впрочем, они сами удрали бы первыми… Очень печально, что находятся рожденные чешскими матерями сыновья и дочери, которые ставят на американскую карту, хотя совершенно ясно, что если эта карта и могла бы вообще выиграть в наших краях, то лишь при помощи эсэсовских штыков. Это было бы еще хуже, чем Мюнхен и гитлеровский протекторат, если только вообще может что-либо быть хуже»[196]196
  Готвальд К. Избранные произведения. Том 2. М., 1957. С. 399.


[Закрыть].

К концу 1952 года в администрации Трумэна стала распространяться пессимистическая точка зрения, что с помощью радиопропаганды и разрозненной эмиграции типа чехословацкой вряд ли удастся в ближайшем будущем «освободить порабощенные народы».

В ноябре 1952-го Совет по психологической стратегии подвел промежуточные итоги психологической войны против восточноевропейских стран в докладе «Стратегическая концепция национальной психологической программы с особым учетом операций „холодной войны“, проводимых в соответствии с директивой СНБ 10/5». В документе выражалось сомнение, что «холодную войну» можно выиграть лишь с помощью войны психологической.

Точно так же считали и братья Даллесы, которые формулировали внешнеполитическую часть программы для кандидата в президенты США от Республиканской партии на выборах 1952 года генерала Дуайта Эйзенхауэра. Кампания республиканцев пыталась переплюнуть по антикоммунизму еще и сенатора Маккарти, обвиняя Трумэна в «сдаче Советам» Восточной Европы и Китая. Причем в этой сдаче, по их мнению, были повинны коммунисты, пробравшиеся при помощи Демократической партии во все американские ведомства, особенно в госдепартамент.

Джон Фостер Даллес (который видел себя в случае победы Эйзенхауэра на посту госсекретаря) питал против коммунизма глубокую идеологическую вражду на религиозной почве, так как считал, что коммунистическая идеология – самый успешный идеологический противник христианства в мире. Аллен Даллес на столь фундаментальный подход не претендовал: он все еще не мог простить коммунистам того, что они переиграли его в 1944-1945 годах и взяли в свои руки власть в Восточной Европе.

Поэтому Даллесы сформулировали для Эйзенхауэра доктрину не «сдерживания», а отбрасывания мирового коммунизма, в том числе и путем «освобождения» Восточной Европы.

В августе 1952 года Эйзенхауэр в речи перед членами консервативной и антикоммунистической организации «Американский легион» призвал всех граждан США готовиться к великому крестовому походу «за освобождение порабощенных народов». Эта речь настолько испугала союзников США по НАТО (как, впрочем, и самого же Эйзенхауэра, прекрасно знавшего, что такое мировая война), что кандидат в президенты от республиканцев попытался несколько ослабить тональность своей риторики и в выступлении в Филадельфии 3 сентября уже заявил, что не допустит третьей мировой войны: «Единственный способ выиграть третью мировую войну – это не допустить ее»[197]197
  Faure J. Americky pritel. Praha, 2005. S. 150-151.


[Закрыть].

Но братья Даллесы не принимали миролюбие Эйзенхауэра всерьез: они считали генерала, мягко говоря, недалеким человеком и планировали вдвоем руководить внешней политикой США. Главной целью предвыборной кампании президента было нагнетание истерии в американском общественном мнении вокруг темы «порабощенных восточноевропейских народов» с тем, чтобы сделать конгресс США податливым в выделении необходимых для такого «освобождения» финансовых средств.

Однако простые американцы воевать за Восточную Европу не желали. Согласно проведенным в США в сентябре 1952 года опросам общественного мнения, 76 % американцев считали, что «порабощенным народам» надо помочь путем пропаганды и экономического давления на СССР и его союзников. Но уже 53 % опрошенных были против того, чтобы правительство США подстрекало восточноевропейские народы к восстанию (40 % эту идею поддерживали, причем как среди демократов, так и среди республиканцев).

В ноябре 1952 года Эйзенхауэр был избран президентом США и еще больше сбавил тон своей риторики по отношению к СССР и его союзникам. 20 февраля 1953 года в конгресс был представлен проект резолюции, в котором лишь выражалась надежда, что «порабощенные народы» когда-нибудь вновь обретут утерянную свободу.

Однако братья Даллесы получили то, что хотели. Джон Фостер стал государственным секретарем, а Аллен – директором ЦРУ.

Джон Фостер Даллес сразу же сообщил шефу Штаба политического планирования Нитце, что намерен 90 % своего времени уделять не дипломатической работе, а деятельности по линии СНБ, то есть подрывным операциями против СССР и его союзников[198]198
  Mosley L. Dulles. New York, 1978. P. 308.


[Закрыть].

Аллен Даллес считал себя первым профессионалом на посту директора ЦРУ. В отличие от своих предшественников, он сам планировал подрывные операции против социалистических стран и призывал своих подчиненных не жалеть на них денег. Даллес был разведчиком старой школы, считая, что надо уповать не на современную технику вроде самолетов-шпионов У-2, а на старую добрую агентурную работу с людьми. Ведь техника может лишь дать информацию, а завербованные агенты могут подорвать противника изнутри.

Поэтому Аллен Даллес не только подписывал не глядя все предложения о совершенствовании технических средств разведки, но и лично и плотно курировал все операции по подрыву вероятного противника.

Причем агентов Даллес вербовал не только за «железным занавесом», но и в «свободном мире». Например, он выплачивал из секретных фондов директора ЦРУ большие суммы французским парламентариям, когда те дебатировали вопрос о восстановлении германской армии на территории ФРГ.

Сталин умер совершенно неожиданно для директора ЦРУ, и братья Даллесы пытались отговорить Эйзенхауэра даже от того, чтобы выразить какое-либо протокольное соболезнование СССР. Однако Эйзенхауэр – бывший главнокомандующий англо-американскими войсками в Европе и кавалер советского ордена «Победа» – высоко ценил Сталина как одного из лидеров легендарной «большой тройки» Антигитлеровской коалиции. В результате он все же уговорил Джона Фостера Даллеса составить заявление, которое госсекретарь тем не менее выдержал в абстрактно-религиозном духе – мол, и русские, и американцы созданы одним богом, и он не покинет русских в их горе.

Коллега Аллена Даллеса по работе в УСС генерал Чарльз Дуглас Джексон[199]199
  Родился в 1902 году в Нью-Йорке, в 1924 году окончил Принстонский университет. С 1931 года работал в компании, издававшей журнал «Тайм». В 1942-1943 годах работал специальным помощником посла США в Турции и должен был удержать турок от вступления в войну на стороне Германии. В 1943-1945 гг. служил в УСС и отвечал за психологическую войну в ставке Эйзенхауэра. Затем вернулся к журналистской и издательской деятельности. В 1951-1952 гг. был (как и ранее Даллес) президентом Национального комитета за свободную Европу.


[Закрыть], считавшийся крупнейшим специалистом по психологической войне, предложил Эйзенхауэру сразу же после смерти Сталина призвать народы Восточной Европы к восстанию. Эйзенхауэр после своего избрания назначил Джексона специальным советником президента по психологической войне против социалистических стран.

Однако против предложения Джексона выступили братья Даллесы. Ими руководил, конечно, не гуманизм или желание улучшить отношения с СССР. Просто и Джон Фостер, и Аллен предполагали, что население Восточной Европы слишком поражено новостью о смерти Сталина, чтобы реагировать на призывы из Вашингтона. Даллесы предлагали использовать трудности переходного периода в СССР, чтобы оказать давление на новое советское руководство, которое они считали довольно слабым.

Но Эйзенхауэр решил позитивно прореагировать на перемены в Москве. 16 апреля 1953 года он произнес речь под названием «Шанс для мира», в которой предложил СССР приступить к взаимному ограничению вооружений. В Советском Союзе к этому сигналу отнеслись положительно, и речь Эйзенхауэра была полностью напечатана в «Правде».

Пока Эйзенхауэр пытался наладить нормальные отношения с преемниками Сталина в Москве, братья Даллесы и Джексон в Вашингтоне разрабатывали новую стратегию подрывных действий против Восточной Европы. 8 мая 1953 года в разговоре между Эйзенхауэром, Джексоном и Джоном Фостером Даллесом родился план «Солярий». Он был назван так потому, что беседа происходила в комнате со стеклянным потолком – в «солярии». Решили создать три группы экспертов, которые должны были предложить три различных подхода со всего лишь одним общим знаменателем: третья мировая война за освобождение Восточной Европы не допускалась.

«Группа А» во главе с отцом доктрины холодной войны Джорджем Кеннаном была самой умеренной и рекомендовала в своем отчете продолжение политики сдерживания. По Кеннану, следовало бить по больным местам коммунистического блока средствами психологической войны. По иронии судьбы, «ястреб» Кеннан к тому времени оказался под огнем сенатора Маккарти, называвшего его «фанатом коммунистов».

«Группа В» была более наступательной и предлагала вместо «сдерживания» «политику отражения коммунизма». Эти эксперты считали, что США вполне могут грозить СССР глобальной ядерной войной. Для этого следовало теснее сплотить «свободный мир» под американским руководством. Что касается «порабощенных народов», то «группа В» рекомендовала не вызывать у них лишних надежд, но в случае возникновения в Восточной Европе кризисной ситуации США должны были не колеблясь вмешаться и поддержать возможное восстание.

«Группа С» исходила из того, что время – это союзник СССР, который успешно укрепляет свои позиции по всему миру. Поэтому надо было активно перенести «холодную войну» на территорию советского блока, даже если бы это грозило «войной горячей»[200]200
  Faure J. Americky pritel. Praha, 2005. S. 155-156.


[Закрыть].

На основании всех трех экспертных заключений был выработан единый план ведения холодной войны против СССР и его союзников. На первом этапе (1953-1958 гг.) США следовало препятствовать укреплению советского влияния в Восточной Европе, в числе прочего и путем организации там сильных подпольных организаций. Как только эта подготовка будет закончена, можно приступать к конкретным «акциям». Эти «акции» должны были возрастать на втором этапе реализации плана (1958-1965 гг.) и привести к освобождению «порабощенных народов».

Пока план «Солярий» дорабатывался до директивы СНБ (она появилась лишь в октябре 1953 года – NSC 162/2), в Восточной Европе и без прямого подстрекательства американцев возник серьезный кризис, причем первой страной в этом смысле стала Чехословакия. Здесь кризис был спровоцирован действиями правительства.

Новое руководство ЧСР решило, наконец, отменить ненавистное многим наследие войны и нацистской оккупации – карточную систему. Но при этом было ясно, что придется придать реформе конфискационный характер, чтобы как-то стерилизовать разбухшую после 1948 года денежную массу и покупательную способность населения. В противном случае отмена карточек быстро привела бы к дефициту на полках магазинов. В 1951-1952 годах этот дефицит (особенно промышленных товаров) уже ощущался довольно сильно. Особенно недовольны были стоянием в очередях рабочие – социальная опора компартии.

Поэтому в 1953 году было решено ввести в стране новые, более «дорогие» деньги.

Денежная реформа готовилась втайне. Еще за 36 часов до ее введения президент Запотоцкий убеждал население, что чехословацкая крона крепка как никогда. Это лукавство стало серьезной тактической ошибкой, хотя, конечно, если бы о реформе было объявлено заранее, то население немедленно попыталось бы избавиться от денег, что привело бы к чудовищному всплеску инфляции.

Тем не менее слухи об обмене денег все же проникли в народ, и в магазинах начался настоящий ажиотаж: люди сметали с полок буквально все товары. Перед прилавками образовывались длинные очереди. Правительство запретило продажу некоторых видов дорогих продуктов, например салями и деликатесных консервов. Но из-за паники покупателей дефицитом стало даже обычное мыло.

В стране и так существовал большой черный рынок, где население могло приобретать у спекулянтов товары в любом количестве, но по высоким ценам. Разница между карточными и спекулятивными ценами была подчас огромной, что опять-таки вызывало недовольство населения, – получалось, что от социализма больше всего выигрывали спекулянты-теневики. Так, килограмм хлеба по карточкам стоил 8 крон, а на черном рынке – 16 (в 1937 году – 2,25 кроны), сливочное масло – 80 и 450 (в 1937 году – 16,5), говядина – 48 и 200 (17), сахар-рафинад – 15,7 и 140 (6:35). А любимый чехами кофе, например, вообще можно было купить только у спекулянтов и по дикой цене в 1500 крон за килограмм (до войны кофе стоил 36 крон).

Денежная реформа должна была вступить в силу 1 июня 1953 года, и население узнало об ее условиях 30 мая. Всем гражданам обменивали не более 300 старых крон на новые по курсу 5 «старых» за одну новую. Все же остальные деньги (а сумма в 300 крон была, конечно, мизерной) надо было менять по грабительскому курсу 50:1. Но предполагалось, что этой небольшой суммы новых денег должно хватить до зарплаты, которой уже вполне хватит на жизнь. Сами зарплаты также пересчитывались по курсу 1:5.

Новые деньги имели фиксированный курс по отношению к рублю: за 1 рубль 1,8 чехословацкой кроны.

Интересно, что власти ЧСР взяли за образец денежную реформу в Западной Германии 1948 года, которая тоже носила явно выраженный конфискационный характер, но создала стабильную твердую валюту и в одночасье ликвидировала черный рынок. Не учли в Праге, правда, одного: на ту реформу западногерманские профсоюзы ответили генеральной забастовкой.

Денежные вклады в банках до 5000 крон также пересчитывались по курсу 5:1 (5 тысяч крон – это была примерно месячная зарплата высококвалифицированного рабочего), от 5000 до 10000 – по курсу 1:6,25, от 10000 до 20000 – 10:1, от 20000 до 50000 – 25:1, а выше – 30:1.

Спустя четыре дня после объявления реформы было обменяно 49,1 миллиарда старых крон на 1,4 миллиарда новых.

Новые цены в магазинах, пусть уже и без карточек, явно кусались. Килограмм хлеба стоил 2,8 новой кроны (то есть 14 «старых» даже по курсу 1:5), масла – 44, говядины – 25, кофе – 300, сахара – 14. В целом цены на продукты по сравнению с «карточными» выросли на 27 %.

Из обращения было выведено примерно 14 миллиардов старых крон – именно на эту сумму сократилась покупательная способность населения.