Текст книги "Николай II и Александра Федоровна. Любовь, победившая смерть"

«Все падало и трещало, как в судный день…»

А между тем император Александр III угасал не по дням, а по часам на глазах у всей любящей семьи. Откуда взялась та страшная болезнь, которая свела его в могилу, ведь окружающие, глядя на пышущего здоровьем двухметрового богатыря, и представить себе не могли, что он может заболеть.

Многие биографы не без основания считают, что к болезни привели последствия железнодорожной катастрофы, случившейся с императорским поездом 17 октября 1888 года…

Осенью 1888 года императорская семья отдыхала в Крыму, в Ливадии. 17 октября она возвращалась в Петербург.

Был холодный осенний промозглый день. Зарядивший с самого раннего утра дождь временами переходил в снег. За вагонными окнами – унылый пейзаж. Дороги у железнодорожных переездов раскисли, на небольших пристанционных площадях лужи, грязь. Редких прохожих было можно заметить на поселковых и станционных улочках, проплывающих за окнами.

Поезд шел к Харькову. Оставалось уже не так далеко. В императорском поезде все по распорядку. В 13.00 – обед. В вагоне-столовой собрались император Александр Александрович, императрица Мария Федоровна, двадцатилетний цесаревич Николай, семнадцатилетний Георгий, тринадцатилетняя Ксения и десятилетний Михаил. Самая младшая дочь – шестилетняя Ольга – обедала с няней в детском вагоне, который был прицеплен сразу за вагоном-столовой.

Обедали не спеша, в дороге ведь торопиться некуда. Завтрак ли, обед ли, ужин ли – все помогает коротать время. В вагоне тепло, уютно. Вот дворецкий принес очередное блюдо – гурьевскую кашу.

Часы пробили два раза. Дорога на отрезке между станциями Тарановка и Борки пошла под уклон, за окном, слева по ходу движения, потянулась балка. Поезд мчался на высокой по тем временам скорости – 68 км/час – на высоте около пяти сажень, то есть более десяти метров. Состав тянули два мощных паровоза, для которых поезд из пятнадцати вагонов был вполне посильной ношей.

И вот на 277-й версте пути ровно в 14 часов 10 минут, именно в тот момент, когда поезд вышел на насыпь, пролегающую через глубокую балку, раздался страшный грохот, вагон содрогнулся, пол ушел из-под ног сидевших за столом членов царской семьи, и все они, прямо на ковре, что был под ними, рухнули на шпалы железнодорожного полотна, а вагонная крыша обрушилась сверху, грозя стереть всех в порошок. Спасло лишь то, что колесные пары полезли друг на друга, и крыша одним концом упала на них, образовав некоторую полость над головами людей. Правда, остановилась она буквально в считаных сантиметрах.

А вокруг все грохотало – это уцелевшие вагоны лезли на разрушенные, разворачиваясь перпендикулярно к ходу движения или слетая под откос.

Император Александр Александрович, мгновенно оценив смертельную для супруги и детей опасность, не растерялся. Он собрал все свои недюжинные силы, которые умножились значительно от сознания того, что произойдет через минуты, и поднял на плечи часть крыши, что позволило покинуть ловушку супруге и детям.

Лучше кого бы то ни было рассказала о тех минутах в письме к своему брату, греческому королю Георгу I, императрица Мария Федоровна:

«Невозможно представить, что это был за ужасающий момент, когда мы вдруг почувствовали рядом с собой дыхание смерти, но и в тот же момент ощутили величие и силу Господа, когда Он простер над нами свою защитную руку…

Это было такое чудесное чувство, которое я никогда не забуду, как и то чувство блаженства, которое я испытала, увидав, наконец, моего любимого Сашу (императора Александра III. – Н.Ш.) и всех детей целыми и невредимыми, появляющимися из руин друг за другом.

Крушение поезда у станции Борки

Действительно, это было как воскрешение из мертвых. В тот момент, когда я поднималась, я никого из них не видела, и такое чувство отчаяния овладело мною, что это трудно передать.

…Как раз в тот самый момент, когда мы завтракали, нас было 20 человек, мы почувствовали сильный толчок и сразу за ним второй, после которого мы все оказались на полу, и все вокруг нас зашаталось и стало падать и рушиться. Все падало и трещало, как в Судный день. В последнюю секунду я видела еще Сашу, который находился напротив меня за узким столом и который потом рухнул вниз… В этот момент я инстинктивно закрыла глаза, чтобы в них не попали осколки стекла и всего того, что сыпалось отовсюду.

…Все грохотало и скрежетало, и потом вдруг воцарилась такая мертвая тишина, как будто в живых никого не осталось.

…Это был самый ужасный момент в моей жизни, когда я поняла, что жива, но что около меня нет никого из моих близких. Ах! Это было очень страшно!

…Потом вдруг я увидела мою милую маленькую Ксению, появившуюся из-под крыши немножко поодаль с моей стороны. Затем появился Георгий, который уже с крыши кричал мне: “Миша тоже здесь!” и, наконец, появился Саша, которого я заключила в свои объятья… За Сашей появился Ники, и кто-то крикнул мне, что Baby (Ольга) целая и невредимая, так что я от всей души и от всего сердца могла поблагодарить Нашего Господа за его щедрую милость и милосердие, за то, что Он сохранил мне всех живыми, не потеряв с их голов ни единого волоса!

Подумай только, одна лишь бедная маленькая Ольга была выброшена из своего вагона, и она упала вниз с высокой насыпи…

Но какую скорбь и ужас испытали мы, увидев множество убитых и раненых, наших дорогих и преданных нам людей.

Душераздирающе было слышать крики и стоны и не быть в состоянии помочь им или просто укрыть их от холода, так как у нас самих ничего не осталось!

Все они были очень трогательны, особенно когда, несмотря на свои страдания, они, прежде всего, спрашивали: “Спасен ли Государь?” – и потом, крестясь, говорили: “Слава Богу, тогда все в порядке!” Я никогда не видела ничего более трогательного. Эта любовь и всепоглощающая вера в Бога действительно поражала и являлась примером для всех.

Мой дорогой пожилой казак, который был около меня в течение 22 лет, был раздавлен и совершенно неузнаваем, так как у него не было половины головы. Также погибли и Сашины юные егеря, которых ты, наверное, помнишь, как и все те бедняги, кто находился в вагоне, который ехал перед вагоном-рестораном. Этот вагон был полностью разбит в щепки, и остался только маленький кусочек стены!

Это было ужасное зрелище! Подумай только, видеть перед собой разбитые вагоны и посреди них – самый ужасный – наш, и осознавать, что мы остались живы! Это совершенно непостижимо! Это чудо, которое сотворил Наш Господь!

Чувство вновь обретенной жизни, дорогой Вилли, непередаваемо, и особенно после этих страшных мгновений, когда я с замиранием сердца звала своего мужа и пятерых детей. Нет, это было ужасно. Можно было сойти с ума от горя и отчаяния, но Господь Бог дал мне силы и спокойствие перенести это и своим милосердием вернул мне их всех, за что я никогда не смогу отблагодарить Его должным образом.

Но как мы выглядели – это было ужасно! Когда мы выбрались из этого ада, все мы были с окровавленными лицами и руками, частично это была кровь от ран из-за осколков стекла, но в основном это была кровь тех бедных людей, которая попала на нас, так что в первую минуту мы думали, что мы все были тоже серьезно ранены. Мы были также в земле и пыли и так сильно, что отмыться окончательно смогли только через несколько дней, настолько прочно она прилипла к нам…»

А далее императрица рассказала о том, каких неимоверных усилий стоило императору спасение семьи и ближайших людей, которые участвовали в обеде:

«Саша сильно защемил ногу, да так, что ее удалось вытащить не сразу, а только через некоторое время. Потом он несколько дней хромал, и нога его была совершенно черная от бедра до колена».

В то время, когда императрица писала письмо, еще не было известно о тех серьезных последствиях, которые сопутствовали случившемуся.

Пострадала и сама императрица:

«Я тоже довольно сильно защемила левую руку, так что несколько дней не могла до нее дотронуться. Она тоже была совершенно черная… а из раны на правой руке шла сильно кровь. Кроме того, мы все были в синяках»…

В высшей степени мужественно вел себя в те страшные минуты и цесаревич Николай. Он, прежде чем выбраться из западни, образованной нависшей крышей, которую все еще придерживал отец, помог сестре Ксении и братьям Георгию и Михаилу.

В те минуты еще никто не знал о судьбе самой младшей – Ольги. Вагон, в котором находилась она, был тоже разорван на части. В момент катастрофы ее укрыла собой от летевших предметов, от осколков няня. А затем ее, словно взрывной волной, выбросило в окно. Я пишу «словно», потому что по принятой в ту пору версии взрыва не было – комиссия его не установила. Но что еще могло выбросить вот этак в окно? Только взрывная волна. Тому история дает немало примеров.

А Ольга, скатившись вниз по откосу, мгновенно встала на ноги и бросилась бежать без оглядки.

Заметив ее, один из слуг бросился следом, догнал, подхватил на руки и понес обратно, туда, где уже собралась императорская семья. Ольга вырывалась, царапалась, кусалась, не узнавая слугу и не понимая, зачем ее возвращают в ад. Слуга передал ее отцу, вся семья оказалась в сборе. Ольгу отнесли в уцелевший вагон, где уже была вся израненная ее няня».

Сначала показалось, что, несмотря на ужас происшедшего, все отделались легким испугом. Но, конечно, катастрофа не могла не нанести жестокую травму каждому ее участнику.

Императрица, увидев, что все дети целы, бросилась помогать лейб-медику.

Великая княжна Ольга Александровна писала:

«Мама вела себя как героиня, помогая доктору, как настоящая сестра милосердия».

Императрица велела немедленно развести костры, ведь было очень холодно, а пострадавшие остались без верхней одежды, погибшей в катастрофе. Она распорядилась, чтобы принесли ее личные вещи, которые оказались в одном из уцелевших вагонов. Ее одежда пошла на перевязочный материал, ведь беда произошла на перегоне. Наверное, даже в ближайшем населенном пункте не нашлось бы столько перевязочного материала и медикаментов. Гонцы были направлены в Харьков, но требовалось время на то, чтобы добраться до города и организовать присылку помощи.

Из Харькова был прислан поезд, но ждать его пришлось очень долго. Поезд прислали в первую очередь за императорской семьей. Но император с супругой заставили прежде разместить в нем раненых, а уже потом и сами заняли места.

Словом, экзамен на прочность держала вся императорская семья.

Император Александр III так отозвался о случившемся в письме к своему дяде великому князю Сергею Александровичу, находившемуся в тот момент в путешествии по Святым местам Ближнего Востока:

«Через что Господу угодно было нас провести, через какие испытания, моральные муки, страх, тоску, страшную тяжесть, и, наконец, радость и благодарение Создателю за спасение всех дорогих сердцу, всего моего семейства от мала до велика! Что мы перечувствовали, что мы испытали и как возблагодарили Господа, ты можешь себе представить! Этот день не изгладится никогда из нашей памяти. Он был слишком страшен и слишком чуден, потому что Христос желал доказать всей России, что Он творит еще чудеса и спасает от явной гибели верующих в Него и в Его великую милость».

Но каковы же причины катастрофы? Можно ли принять за правду то, что установило следствие? Точнее, не то, что установило! Вероятно, кто-то из следователей и докопался до истины, которая оказалась под запретом. К примеру, О.Ю. Витте сделал такой вывод: «Весь поезд упал под насыпь, и несколько человек было искалечено».

Несколько человек? Нет… По официальным данным, погибло 20 человек, даже приводится и цифра 21. Пострадало же свыше 280 человек. Пострадало! Тоже ведь весьма сглаженная формулировка. Травмы травмам рознь. Может, кто-то и отделался незначительными ранами, но ведь немало было и таких, которые остались калеками.

К тому же Витте побывал на месте крушения, когда уже было трудно что-то установить. Ведь к восстановлению железнодорожного полотна приступили незамедлительно. Железные дороги уже вошли в жизнь страны, сменив гужевой транспорт. На них была завязана хозяйственная деятельность.

Официальные данные сильно расходились с тем, что считали в императорской семье. Как быть с заявлением великой княгини Ольги Александровны что, «секунду или две спустя вагон разорвался как консервная банка». Как ее могло выбросить из вагона, если не было взрыва? Именно действие взрывной волны иногда спасает вот этаким образом. При железнодорожных катастрофах поезд либо слетает на вираже с рельсов и вагоны катятся под откос, либо эти самые вагоны лезут друг на друга. И без взрыва они не разлетаются на части.

Великая княгиня Ольга Александровна вспоминала:

«Причина катастрофы так и не была установлена следствием. Все были уверены, что крушение произошло из-за халатности Железнодорожного полка, в обязанности которого входило обеспечивать безопасность императорских поездов, и что в железнодорожном полотне находились две бомбы. По слухам, руководитель террористической группы сам был убит при взрыве, но доказать это не удалось».

К тому времени уже были диверсии на железных дорогах. Неоднократно пытались взорвать поезда императора Александра II, и даже взорвали поезд, но с прислугой. Там тоже вагоны разрывало на части.

Вскоре после крушения император Александр III стал чувствовать недомогания. Болезнь наступала медленно, но неотвратимо. Он же рассчитывал на свое богатырское здоровье и не придавал особого значения болевым ощущениям. Да, он был поистине русским богатырем почти что двухметрового роста, способным в узел завязать кочергу, разогнуть подкову и разорвать пополам полную колоду карт.

И вот он занемог.

Матильда Кшесинская рассказала в своих мемуарах:

«В начале этого (1894 года. – Н.Ш.) года тревожные слухи стали ходить о состоянии здоровья Государя. Знаменитый профессор Захарьин был вызван из Москвы на консультацию. Никто в точности не знал, насколько серьезно был болен Государь, но все чувствовали, что он в опасности. Я понимала, что тревожное состояние здоровья Государя ускорит решение вопроса о помолвке Наследника с Принцессой Алисой, хотя Государь и Императрица были оба против этого брака по причинам, которые остались до сих пор неизвестными. Но другой подходящей невесты не было, а времени терять было нельзя, и Государь и Императрица были вынуждены дать свое согласие, хотя чрезвычайно неохотно».

Император, хоть и относился несерьезно к болезни до самого последнего ее удара, все же решил, что с женитьбой цесаревича затягивать нельзя.

Так что именно болезнь, ставшая следствием крушения поезда, ускорила брак.

Брак – действо священное

Напомню: подготовка к бракосочетанию наследника престола цесаревича Николая Александровича и принцессы Алисы началась еще в апреле 1894 года, хотя, казалось бы, до свадьбы еще целый год. 11 апреля была образована специальная комиссия, которая должна была определить предметы, что требовали время на их изготовление, и заказать их немедля. Кроме того, предстояло составить список гостей, определить расходы на празднование и прочее.

Началось и составление Манифеста по поводу бракосочетания, а с середины августа началась закупка всего необходимого для свадьбы.

Но врачи дали неутешительный прогноз по состоянию здоровья императора. Они полагали, что до следующего года император Александр III не доживет…

Решено было ускорить дело, и уже 10 октября 1894 года Алиса, вызванная в Россию, прибыла в Ливадию, где в это время находилась императорская семья.

Приезд Алисы Гессенской в Ливадию. Художник А.М. Зичи

Об этих днях содержится подробный рассказ в дневнике в то время цесаревича, в скором времени ставшего императором, Николая Александровича.

Вот эти строки:

«2-го октября. Воскресенье.

Стоял серый день, вполне соответствующий моему душевному состоянию! Были у обедни – только тут и видимся с остальною публикою. После завтрака пошел гулять с Вороном по всему берегу моря и разными крупными тропинками вернулся к дому. Янышев и Лейден прибыли из-за границы; первый привез мне от моей Аликс подушку и книжку с выписанными стихами! После обеда от нее пришло два милых письма.

4-го октября. Вторник. Невеселый день! Дорогой Папа почувствовал себя настолько слабым, что сам захотел лечь в постель. Это случилось после грустного томительного завтрака! Погода стояла как нарочно чудная – совершенно летняя. Уехал, скрепя сердце, верхом по дороге к Учансу (Учан-Су – самый высокий и живописный водопад полуострова Крым. – Н.Ш.), и затем через Аутку (с 1945 года село Чехово, ныне вошедшее в черту города Ялта.. – Н.Ш.) и Ялту домой. Папа поспал часок и благодаря этому выглядел бодрее! Обедали без него – он был в постели! Второй день, что не имею писем от моей Аликс!

5-го октября. Среда. Вчера поздно вечером пришла почта и привезла с собою два письма от Аликс! Был ясный день, но с гор дул очень свежий ветер – вроде боры! После breakfast’a, за которым был и Папа, пошел гулять с Мама́. Она мне прочла длинное письмо от Аликс. После завтрака отправились верхом на Чаир, проехали к чайному домику и вернулись к 4 ч. к себе. Папа́ и Мама́ позволили мне выписать мою дорогую Аликс из Дармштадта сюда – ее привезут Элла (великая княгиня Елизавета Федоровна, супруга великого князя Сергея Александровича. – Н.Ш.) и д. Сергей (великий князь Сергей Александрович, родной брат императора Александра III. – Н.Ш.)! Я несказанно был тронут их любовью и желанием увидеть ее! Какое счастье снова так неожиданно встретиться – грустно только, что при таких обстоятельствах».

В те дни цесаревичу Николаю пришлось переживать два диаметрально противоположных чувства. Конечно, главное – это тревога за уважаемого и любимого отца, отца, являвшегося мудрым учителем, опорой в жизни. За ним как за каменной стеной была не только вся императорская семья – за ним была вся Россия, немного «подмороженная», как говорили тогда, и в значительной степени приведенная в порядок. И главное – не воевавшая на протяжении всего его царствования.

Второе чувство связано с предстоящей женитьбой на принцессе Алисе, которую цесаревич успел по-настоящему полюбить, хотя его сердце и было сильно задето любовью к Матильде Кшесинской. Как уживались в нем две любви? Иногда можно слышать, что цесаревич с первого взгляда полюбил свою будущую супругу. Но это не так. Да, она тронула его сердце, но ведь уже после встречи с Алисой было и увлечение принцессой Викторией, и любовь к Матильде Кшесинской. Увлечение Викторией (Торией) переросло в большую и крепкую дружбу, а вот любовь к Матильде Кшесинской просто затаилась где-то в глубине души, и цесаревич Николай, вскоре ставший императором, никогда не забывал эту свою первую любовь. При каждой возможности оказывал помощь незабываемой балерине. Одно было твердо: никаких отношений с нею он не поддерживал. Впрочем, об этом мы уже говорили. Вернемся же в неподражаемый Крым, жемчужину России, где осенью 1894 года на фоне необыкновенных красот природы и по-летнему теплой погоды, происходили события, трагические для императорской семьи и для всей России. Дневник цесаревич показывает их особенно полно и ярко. И конечно, в каждой строке тревога и боль за отца…

«7-го октября. Пятница. Сегодня было как будто маленькое улучшение: хотя Папа спал мало, но у него аппетит, в особенности к вечеру, увеличился и самочувствие поправилось! Телеграммы продолжали сыпаться. Читал бумаги, привезенные фельдъегерем, кот. Папа передал мне. Погода стояла хорошая. После завтрака пошли осматривать комнаты, очищенные дамами в свитском доме для Аликс, Эллы и пр. Жду ее приезда с страшным нетерпением! Получил два милых письма. Завтра она должна встретиться с Эллой в Александрове! В первый раз в России после того, что она стала моей невестой! Обедали в 8 ч., все мы чувствовали себя бодрее, т. к. Папа хорошо кушал и был веселее!»

Ожидание приезда невесты, любимой невесты… А на этом фоне постепенное врастание в дела государственной важности. Цесаревичу Николаю еще трудно представить, что вот-вот уже не только переданные отцом бумаги от фельдфебеля лягут к нему на стол – на его рабочий стол лягут заботы обо всей необъятной России. Он еще верит в благополучный исход болезни, хотя врачи опровергают эту веру. Он верит, хотя и невеста вызвана, и свадьба наверняка будет уже не весной, как планировалось, а значительно раньше.

А крымская погода словно дразнит, зовет к жизни, вселяет надежды. Вот новая запись:

«8-го октября. Суббота. Дивный летний день: 19° в тени! После кофе увидели Эриклик (паровая яхта, названная, как и дворец в Крыму, и вилла в том районе, по наименованию поселка, где в 70-х годах XIX века по рекомендации лейб-медика царской семьи С.П. Боткина для больной туберкулезом супруги императора Александра II Марии Александровны был построен небольшой дворец с видом на Ялту. – Н.Ш.), который шел с т. Сани, т. Ольгой, Минни и Христофором в Ялту. Тотчас же с Ники полетел туда и приехали в то время, как «Эриклик», сильно покачиваясь, подходил к молу. Мы долго ждали в каюте выхода путешественниц, т. к. их закачало и до прихода в Ялту они не вставали. О. Иоанн прибыл с ними, и по приезде в Ливадию он отслужил обедню, а позже молебен для всех людей. Завтракали внизу – приятно видеть новые лица – это так отрезвляет! После завтрака поехали верхом в Орианду… (крымская резиденция Николая I, доставшаяся по наследству его второму сыну Константину Николаевичу, который очень любил эти места, затем в 1865–1876 гг. принадлежавшая императрице Марии Федоровне, а позднее записанная на княжну О.П. Долгорукову. – Н.Ш.)… где прибой был громадный – редкостный! Получил чудную телеграмму от милой дорогой Аликс уже из России – о том, что она желала бы миропомазаться по приезде – это меня тронуло и поразило до того, что я ничего долго сообразить не мог! Д[яди] Сергей и Павел приехали из Москвы. Милый Папа чувствовал себя немного лучше и ел больше! Читал доклады и бумаги».

В дневнике цесаревича упоминается о. Иоанн, прибывший в Крым к больному императору Александру III. Речь идет о знаменитом священнике, духовнике императорской семьи Иоанне Кронштадтском (1829–1908). В миру Иван Ильич Сергиев. Его пригласила и привезла в Ливадию с собой великая княгиня Александра Иосифовна, супруга великого князя Константина Николаевича. Иоанн Кронштадтский был близок по духу к императору Александру III, разделял его взгляды на необходимость твердого самодержавного правления в России.

Император еще занимался государственными делами, он еще управлял страной, а цесаревича захватывали мысли о приезде невесты, готовой к перемене веры, к принятию православия.

Но болезнь наступала на императора. И следующая запись тревожна, хотя и не без надежд:

«9-го октября. Воскресенье. Дорогой Папа, хотя спал побольше, но чувствовал себя слабым; доктора были довольны его состоянием. Несколько раз кровь принималась идти из носу. После обедни Янышев зашел к Папа и приобщил его Св. Тайн! После этого он совсем успокоился. Нас заставили завтракать со всеми и даже с музыкой, что было совсем неуместно! Когда вернулись к себе, только узнали о том, что милый Папа́ приобщался! Около 2 ч. он лег в постель и заснул на полтора часа. Познакомился и разговаривал с о. Иоанном. День стоял чудный; пошел гулять с д. Сергеем. Осмотрели церковь в Орианде, спустились к морю и так вернулись в Ливадию. Получил хорошие вести с пути от дорогой Аликс, а также письмо из Дармштадта!»

И вот невеста прибыла в Крым. 10 октября цесаревич записал:

«Проснулся с чудным жарким днем!.. В 9½ отправился с д. Сергеем в Алушту, куда приехали в час дня. Десять минут спустя из Симферополя подъехала моя ненаглядная Аликс с Эллой.

Сели завтракать в доме отставного генерала Голубова. После завтрака сел с Аликс в коляску и вдвоем поехали в Ливадию. Боже мой! Какая радость встретиться с ней на родине и иметь близко от себя – половина забот и скорби как будто спала с плеч. На каждой станции татары встречали с хлебом-солью; на границе Массандры ждали: Лазарев, Олив и Вяземский. Вся коляска была запружена цветами и виноградом. Мною овладело страшное волнение, когда мы вошли к дорогим Родителям. Папа был слабее сегодня, и приезд Аликс, кроме свидания с о. Иоанном, утомил его! У дворца стояли стрелки Его Вел. в почетном карауле. Вошли в церковь, где был отслужен краткий благодарственный молебен. Сидел с моей Аликс до обеда. Вечер провели, как всегда. Отвел ее до ее комнат!»

11 октября снова запись об отце:

«…Дорогой Папа спал всю ночь и чувствовал себя утром лучше; но днем он все-таки устал и лег в постель».

И, конечно, о невесте:

«Утром пил кофе с милой Аликс вдвоем. Не могу нарадоваться ее присутствию среди нас! Гулял с нею и занимался бумагами в ее комнате, пока она работала…»

В каждой дневниковой записи обязательно несколько слов об отце и об Аликс:

«12-го октября… Пил кофе у милой Аликс. Не могу прийти в себя от радости видеть ее среди нас – ее присутствие дает мне столько бодрости и спокойствия! В 10½ большая часть семейства отправилась пешком в Ориандскую церковь, к обедне, которую служил о. Иоанн. Он очень резко делает возгласы, как-то выкрикивает их – он прочел свою молитву за Папа, которая произвела сильное впечатление на меня. Дорогая Аликс тоже пошла со мной!.. До обеда сидел у своей ненаглядной невесты, которую люблю все больше и глубже! Что за счастье иметь такое сокровище, как жену! Вечером сидел у нее до 12½ ч.».

Мы видим, что чувства цесаревича усиливаются с каждым днем. Позднее его невеста, уже ставшая супругой, сделала по этому поводу удивительную запись в дневнике: «Любовь не вырастает, не становится великой и совершенной вдруг, и сама по себе, но требует времени и постоянного попечения».

Попечение это было и во встречах, и в письмах, и в осознании своего долга наследника русского престола. Цесаревич знал, что он не волен полностью отдавать свое сердце любви, на которую не имеет права, – любви к женщине, которая не может стать императрицей по своему происхождению. Мы можем спорить о чудовищности этого закона, сочиненного тем, кого мы почитаем за Петра Алексеевича, сына царя Алексея Михайловича Тишайшего, закона, который задуман не случайно, а с целью установления контроля за российскими самодержцами через их жен, с целью управления Россией из-за рубежа. Но мы еще поговорим о том, как постоянно проваливались эти задачи благодаря тому, что огромные просторы России, ее необыкновенная сила духа, охватывающая всех, кто ступает за священные земли, неминуемо заставляет любить новую родину каждого, кто способен любить не деньги, не гешефт, не подачки с Запада, а любить правду, справедливость, любить то, что дано Богом и находится под его покровом.

Ведь сколько мы знаем примеров, когда, думаю, не самые худшие из захватчиков просили великую и священную Русскую землю принять их навсегда. Сколько ордынских царевичей встали в строй защитников Русской земли! А сколько солдат из наполеоновской банды, попавших в плен, не пожелали потом возвращаться во Францию, вскормившую их не людьми, а нелюдями. Россия, Русская земля, превратила их в людей!

То же случалось и с теми, кто был засылаем на русскую землю в качестве жен русских государей. Вспомним хотя бы пример Софии Палеолог! Какие надежды возлагал на нее римский папа, деяниями своими более на пахана похожий. Не получилось. Она стала настоящей русской царицей. А пример императрицы Екатерины Великой! Правда, она все же была русской по крови, ибо ее настоящий отец – Иван Иванович Бецкой, что уже совершенно доказано (см. мою книгу «Орлы Екатерины в любви и сражениях. Вече, 2016 г.), но долго еще не будет принято историей, которая, по словам Льва Толстого есть «ложь, о которой договорились историки».

Какими достойными были супруга императора Павла I Мария Федоровна (София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская), супруга императора Александра I Елизавета Алексеевна (Луиза Мария Августа Баденская, принцесса Гессен-Дармштадтская)! Можно немало добрых слов сказать и о супруге императора Николая I, Александре Федоровне (Фридерике Луизе Шарлотте Вильгельмине Прусской и о супруге императора Александра II Марии Александровне (принцессе Максимилиане Вильгельмине Августе Софии Марии Гессенской и Прирейнской).

И конечно, нужно добрым словом помянуть мать императора Николая II, супругу Александра III Марию Федоровну (Марию Софию Фредерику Дагмар (Да́гмара). На ее долю выпало немало суровых испытаний. А начинались они как раз в тот тяжелый октябрь 1894 года…

Как уместны здесь слова Алисы, ставшей супругой императора Николая II, написанные несколько позже, но отвечающие именно этому суровому испытанию в жизни императорской семьи:

«В самом волнении, которое сопровождает первое потрясение от несчастья, есть что-то, что поддерживает нас так же, как острая боль часто стимулирует и кратковременно поддерживает организм. Отчаяние появляется потом, когда боль уже притупилась, когда исчезло эмоциональное напряжение, помогающее нам ее терпеть. И день сменяет день в скучном однообразии, и испытание становится ужасной повседневностью. Именно тогда нашей душе начинает чего-то недоставать, зрение и слух напрягаются в надежде разгадать секрет нашего существования, который может превратить простое терпение в удовлетворение».

Супруга императора Александра III стояла на пороге суровых испытаний – здоровье государя ухудшалось, хотя некоторые короткие отступления болезни давали надежды, ведь это врачи знали твердо исход, а родные всегда верили в чудо…

Цесаревич Николай записал 13 октября.

«Папа мало спал, но чувствовал себя недурно; вид у него был бодрее. В 11½ я с Аликс и остальными отправился в Айтодор по случаю дня рождения д. Миши. Завтракали только семейством. Николай тоже был! Вернулись в 3 ч., когда все гуляли. После чаю сидел у моей дорогой Аликс; помогал ей вышивать воздухи для св. Даров в день, когда она будет причащаться в первый раз. Обедали в 8 ч. и затем играли в secretaire. Все дяди и тети пришли к вечернему чаю. Папа спал в своей уборной!»

Император уже редко выходил к столу. Даже если и отпускала болезнь. Она словно играла с ним…

«14-го октября. Пятница. Дорогой Папа ночь провел недурно, но после завтрака чувствовал себя опять слабее».

Аликс тоже страдала от болячек:

«В 2 часа отправились большим обществом в Массандру. Аликс… ехала в коляске, т. к. надо беречь ее ноги, чтобы боли не возобновились!»

15 и 16 октября цесаревич с отрадою отметил некоторое улучшение в самочувствии отца.

Но 17 октября, как отмечено в дневнике цесаревича, он «причастился св. Тайн у отца Иоанна», но «от волнения он себя чувствовал слабым, кроме того, он ночью мало спал».