Текст книги "Николай II и Александра Федоровна. Любовь, победившая смерть"

День 17 октября начиная с 1888 года для императорской семьи особый. Вот и в тот год, как и в прошлые, были панихида и молебен по случаю годовщины крушения поезда. О. Иоанн Кронштадтский отслужил литургию в Ореанде в годовщину чудесного спасения императорской семьи во время железнодорожной катастрофы.

Снова об отце: «После обеда провел вечер у Папа́ – его сильно мучает кашель горловой…»

А между тем с каждым днем тревога за отца нарастала, что отражено в дневниковых записях:

«18-го октября. Вторник. Тяжелый, грустный день! Дорогой Папа́ вовсе не спал и почувствовал себя худо утром, так что нас разбудили и позвали наверх. Что за испытание! Потом Папа́ немного успокоился и дремал днем с перерывами.

Не смел долго отлучаться из дому. Такое утешение иметь дорогую Аликс; она целый день сидела у меня, пока я читал дела от разных министров. Около 11 час. у д. Владимира было совещание докторов – ужасно! Завтракали внизу, чтобы не шуметь! Немного походил с Аликс около дома. После чаю опять читал. Вечером казалось, что милый Папа́ чувствует себя бодрее – но слабость страшная! Одно упование и надежда на Милосердного Господа: да будет воля Его святая!

19-го октября. Среда. Утром Дорогой Папа́ проспал четыре часа подряд и посидел днем в кресле. Беспокойства наши опять начались под вечер, когда Папа́ переехал в спальню и лег в постель: опять слабость сделалась страшная! Все бродили по саду вразброд – я с Аликс был у моря, так что побоялся за ее ноги, чтобы она не устала влезть наверх: коляски не было. После чаю и вечером читал бумаги. Сидел у моей ненаглядной Аликс!»

Встреча с любимой не в самое лучшее время, в тяжелое время. Но такова участь наследника престола. Уход из жизни императора, который, как всем уже стало понятно, неминуем, требовал быстрых действий по приведению наследника престола в полное соответствие с династическими требованиями. Как ни спешили, но не успели совершить свадебный обряд при жизни императора Александра III. Теперь же надо было снова спешить, спешить, несмотря на горе, постигшее и семью, и всю страну.

И это горе пришло. Вот запись, посвященная роковому дню в судьбе цесаревича, в судьбе России и, конечно, в судьбе той, что прибыла, чтобы стать императрицей российской и разделить судьбу своего супруга, какой бы она ни была.

«20-го октября. Четверг. Боже мой, Боже мой, что за день! Господь отозвал к себе нашего обожаемого, дорогого, горячо любимого Папа́. Голова кругом идет, верить не хочется – кажется до того неправдоподобным ужасная действительность. Все утро мы провели наверху около него! Дыхание его было затруднено, требовалось все время давать ему вдыхать кислород. Около половины 3 он причастился Св. Тайн; вскоре начались легкие судороги… и конец быстро настал! О. Иоанн больше часу стоял у его изголовья и держал за голову. Это была смерть святого! Господи, помоги нам в эти тяжелые дни! Бедная дорогая Мама́!.. Вечером в 9½ была панихида – в той же спальне! Чувствовал себя как убитый. У дорогой Аликс опять заболели ноги! Вечером исповедался».

Иоанн Кронштадтский в тот день не отходил от императора. Руки свои он возложил на голову умирающего по его просьбе.

Существует предание, что отец Иоанн просил Всевышнего не забирать императора в мир иной, но получил ответ, что этого сделать не может. Такова судьба России. Вспомним пророчества вещего Авеля-прорицателя. Настал час суровых испытаний для России, которые, останься в живых император Александр III, могли бы быть неосуществимы или, по крайней мере, отложены. Пути Господни неисповедимы!

Мы еще поговорим и о всем ужасе краха русского самодержавия, но и о том, почему этот крах был неминуем…

«С престола вознесен, перед царем царей…»

Хоть болезнь императора Александра III и заявила о себе не столь уж и внезапно, не успели державные родители женить цесаревича, чтобы вполне подготовить его к занятию престола. Подумывали даже о венчании прямо в Ливадии, поскольку перевезти императора в столицу было уже невозможно. Однако, как оказалось, времени даже для сверхсрочного венчания на земле Крыма болезнь не оставила. Когда это стало ясно и самому императору, он сказал сыну-цесаревичу:

«Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства».

Это был первый случай в имперском периоде России, когда на престол заступал неженатый император. С бракосочетанием надо было спешить.

Император Александр III умер 20 октября 1894 года. Ну что ж, давно уже существовала не совсем приятная, но, увы, точная поговорка: «Король умер – да здравствует король!»

Граф Арсений Аркадьевич Голенищев-Кутузов (1848–1913), в ту пору известный поэт из знаменитого рода Кутузовых, написал стихотворение

«На могиле императора Александра III»:

 
С душой, проникнутой любовью и смиреньем,
С печатью благости и мира на челе,
Он был ниспосланным от Бога воплощеньем
Величия, добра и правды на земле.
В дни смуты, в темное, безрадостное время
Мятежных замыслов, безверья и угроз
Подъял на рамена он Царской власти бремя
И с верой до конца то бремя Божье нес.
Но не гордынею и силой грозной власти,
Не блеском суетным, не кровью и мечом —
Он ложь, и неприязнь, и лесть, и злые страсти
Смирил и победил лишь правдой и добром.
Он возвеличил Русь, свой подвиг ни единой
Не омрачив враждой, не требуя похвал;
И – тихий праведник – пред праведной кончиной,
Как солнце в небесах, над миром просиял!
Людская слава – дым, и жизнь земная – бренна.
Величье, шум и блеск – все смолкнет, все пройдет!
Но слава Божия бессмертна и нетленна:
Царь-праведник в родных преданьях не умрет.
Он жив – и будет жить! И в горнюю обитель
С престола вознесен, перед Царем царей
Он молится – наш Царь, наш светлый покровитель —
За Сына, за Семью, за Русь… за всех людей.
 

Спустя три дня после кончины отца Николай Александрович вновь обратился к своему дневнику. Императорская семья все еще находилась в Крыму. Трудно было оправиться от шока. Вот так ведь бывает. Знают родственники, что кончина родного им человека близка, даже примерно сроки известны, но, когда случается она, шок… Получается ожидаемая неожиданность.

21 октября 1894 года Николай Александрович, теперь уже император Николай II, издал первый манифест своего царствования. В нем значилось:

«Сегодня совершено Св. Миропомазание над нареченной невестою нашей. Приняв имя Александры, она стала Дщерью Православной нашей Церкви, к великому утешению нашему и всей России».

А погода в Крыму словно дразнила:

«23-го октября. Воскресенье.

Погода поправилась – стало снова тепло. В 10¼ прибыли т. Аликс и д. Берти из Севастополя на «Орле». Были на заупокойной обедне. Какое громадное утешение стоять в церкви рядом с дорогой Аликс и молиться с нею вместе! Завтракали отдельно от Мама́ и т. Аликс. В 2½ поехал с моей невестой в Орианду, зашли в церковь, осмотрели мозаичные образа и отправились на plage. Сидели у моря, на том месте, где еще недавно были вместе с незабвенным Папа́! Вернулись домой к чаю. Писал телеграммы без конца; милая Аликс помогает мне в этом! После обеда пошли в церковь на панихиду.

Вечер провели вместе по обыкновению».

Время шло, и прибавлялись строки в дневнике, повествующие о начале государственной деятельности. Но в каждой записи находилось место для слов о любимой супруге…

«24-го октября. Понедельник. День простоял серый – так же было и на душе! Утром походил немного с дорогой Аликс, затем писал и читал. После завтрака в 2 часа была панихида в церкви, вечером в 9 ч. Все не решаюсь зайти в угловую комнату, где лежит тело дорогого Папа́ – оно так изменилось после бальзамировки, что тяжело разрушить то дивное впечатление, которое осталось от первого дня! Днем катался с Аликс, гуляли у берега моря в Орианде. Вечером сидел у нее.

25-го октября. Вторник. Утро было занятое: после кофе с моей ненаглядной Аликс принимал ген. – лейт. Дена по делам о Финляндии. Долго беседовал с д. Владимиром о том, торжественно ли или частным образом сделать мою свадьбу после похорон? Опять приехал фельдъегерь, читал урывками до вечера. После панихиды катался с Аликс до Айтодора. В 6½ началась тяжелая церемония переноса тела дорогого Папа в гробу в большую церковь. Казаки несли гроб на носилках. Уже третий раз подряд приходится бывать на панихидах в этой церкви – по Оболенском, Басаргине и теперь по нашем незабвенном Отце! Вернулись в пустой дом разбитые нравственно! Тяжелое испытание послал нам всем Господь!

26-го октября. Среда. Утром большая часть семейства уехала вперед в Москву и Питер. День стоял серый, но совсем тихий. В 2 ч. и в 7 ч. были панихиды в больш. церкви; гроб не открывали! Доканчивал последние бумаги. Поехал кататься с милой Аликс в последний раз. Осматривали место раскопок у Айтодорского маяка. Все уложено – комнаты смотрят грустными. Все легли спать пораньше – посидел у своей Аликс!

29-го октября. Суббота. Окончательно попали в зиму. Останавливались три раза: в Курске, Орле и Туле. Для меня присутствие моей милой ненаглядной Аликс в поезде – громадное утешение и поддержка! Сидел с ней целый день».

И дальше записи становятся реже. Началась работа.

3 ноября в дневнике сообщается:

«Утром читал доклады…»

Дела, дела, дела. И только во второй половине дня встреча с невестой:

«В 4 приехала дорогая Аликс – провели время до 7¼. После панихиды обедал у д. Сергея и Эллы. Скучно, что так мало видимся с Аликс – поскорее бы жениться – тогда конец прощаниям!»

Прошло десять дней после предыдущей записи, и вот уже с радостью воспринимается выходной день. С места в карьер. Из наследника престола в государи. Какая ответственность, какие непривычные нагрузки, а потому и отмечено в дневнике:

«13-го ноября. Воскресенье. День отдыха для меня – ни докладов, ни приемов никаких. В 11 час. пошли к обедне, в первый раз в нашу милую церковь. Грустно и больно было стоять на том же старом месте, зная, что одно место останется навсегда пустым. Словами не выразить, как тяжело и как жаль дорогой Мама́! Завтракали как всегда – одни в кабинете Папа, другие в столовой. Гуляли в саду и ездили на велосипедах – солнце выглянуло и стало холоднее. Виделся с милой Аликс за чаем, затем поехал к ней и простился с ней в 8 час. – больше нельзя видеться! до свадьбы? Мне все кажется, что дело идет о чужой свадьбе – странно при таких обстоятельствах думать о своей собственной женитьбе! Обедали и вечер провели спокойно – сидел с Мама́».

Для нынешнего времени, когда под венец, точнее, без венца во Дворец бракосочетания идут чуть ли не накануне путешествия в родильный дом, весьма и весьма странно может звучать «простился с ней в 8 час. – больше нельзя видеться! до свадьбы…».

А сколько сплетен о любвеобильности и романах государя? Что уж там выжидать? Уже все решено… Но это только так кажется. Для будущей императрицы Александры Федоровны брак – действо священное. Об этом в ее дневнике сказано так: «Брак – это Божественный обряд. Он был частью замысла Божия, когда Тот создавал человека. Это самая тесная и самая святая связь на земле».

Она тоже ждала свадьбы, тоже мечтала об этом дне, омраченном смертью императора Александра III, но дне, который свят для них двоих – для Ники и Алисы.

Траур должен был продолжаться год.

Как же быть? На семейном совете решили воспользоваться тем, что 14 ноября был день рождения у императрицы Марии Федоровны. Это давало повод прервать траур на один день.

Похороны же затянулись, поскольку предстояло еще перевезти тело государя в столицу. Их провели лишь 7 ноября 1894 года. А на 14 ноября назначили обряд венчания.

«Свадьба… была как бы продолжением… панихид…»

И вот долгожданный и желанный день настал. Как бы ни торопил его император Николай II, а привыкнуть к мысли, что вот наконец его любимая Аликс станет женой, никак не мог. Даже в своем дневнике написал по этому поводу такие строки:

«Мне все кажется, что дело идет о чужой свадьбе – странно при таких обстоятельствах думать о собственной женитьбе!..»

А это строки, посвященные Алисе:

«Мое драгоценное Солнышко, я проснулся с твоим милым именем на устах и так глубоко и горячо молился за твое благополучие, здоровье и счастье. Моя маленькая, Моя единственная, невозможно выразить словами, как я тебя люблю, – я полон моей любовью, и лишь она озаряет эти мрачные дни. Благослови тебя Бог, моя Аликс. Ники».

У Аликс, ставшей Александрой Федоровной, отношение к браку было очень серьезным.

Она в течение своей жизни делала записи, касающиеся брака, которые и поныне актуальны, и поныне востребованы.

«Смысл брака в том, чтобы приносить радость. Брак – это Божественный обряд. Это самая тесная и самая святая связь на земле. После заключения брака главнейшие обязанности мужа и жены – жить друг для друга, отдать друг за друга жизнь. Брак – это соединение двух половинок в единое целое. Каждый до конца своей жизни несет ответственность за счастье и высшее благо другого».

«Венец любви – это тишина».

Венчание цесаревича Николая Александровича и Александры Федоровны. Художник И.Е. Репин

«Великое искусство – жить вместе, любя друг друга нежно. Это должно начинаться с самих родителей. Каждый дом похож на своих создателей. Утонченная натура делает и дом утонченным, грубый человек и дом сделает грубым».

14 ноября 1894 года – день долгожданной свадьбы. В свадебную ночь Аликс начертала в дневнике Николая: «Когда эта жизнь закончится, мы встретимся вновь в другом мире и останемся вместе навечно…»

А цесаревич сделал приписку: «Невообразимо счастлив с Аликс. Жаль, что занятия отнимают столько времени, которое так хотелось бы проводить исключительно с ней».

О самом обряде император Николай II сделал в дневнике следующую запись:

«После общего кофе пошли одеваться: я надел гусарскую форму и в 11¹/₂ поехал с Мишей (Михаил – младший брат государя. – Н.Ш.) в Зимний. По всему Невскому стояли войска для проезда Мама с Аликс. Пока совершался ее туалет в Малахитовой, мы все ждали в Арабской комнате. В 10 мин. первого начался выход в Большую церковь, откуда я вернулся женатым человеком! Шаферами у меня были: Миша, Джоржи, Кирилл и Сергей. В Малахитовой нам поднесли громадного серебряного лебедя от семейства. Переодевшись, Аликс села со мною в карету с русской упряжью с форейтором, и мы поехали в Казанский собор. Народу на улицах было пропасть – едва могли проехать! По приезде в Аничков на дворе встретил почетный караул от ее лейб-гвардии Уланского полка. Мама ждала с хлебом-солью в наших комнатах. Сидели весь вечер и отвечали на телеграммы. Обедали в 8 часов. Завалились спать рано, так как у нее сильно разболелась голова».

Торжества сделали скромными, избрав для них не как обычно Зимний, а скромный Аничков дворец.

Александра Федоровна, в тот день ставшая императрицей, впоследствии вспоминала: «Свадьба наша была как бы продолжением этих панихид, только что меня одели в белое платье». А в дневник новоиспеченного супруга она, что стало уже привычкой, записала:

«Наконец-то мы соединены, связаны узами на всю жизнь, и когда эта жизнь кончится, мы снова встретимся в мире ином и останемся навечно вместе. Твоя, твоя».

Ее письма к супругу и записи в дневнике могут стать подлинными образцами языка любви:

«Никогда не думала, что на свете бывает такое счастье, такое чувство единения двух земных существ. Я люблю тебя, в этих трех словах вся моя жизнь».

31 декабря 1894 года император Николай II и его супруга императрица Александра Федоровна сделали запись в дневнике главы семьи.

Он: «Вместе с таким непоправимым горем Господь наградил меня счастьем, о котором я не мог даже мечтать, дав мне Аликс».

Она: «Последний день старого года. Какое счастье провести его вместе. Моя любовь выросла такой глубокой, сильной и чистой – она не знает предела. Да благословит и хранит тебя Господь».

Никто из Романовых – императоров – не венчался, уже будучи на троне, за исключением того, кто известен как Петр I, который, заточив супругу в монастырь, женился на девке – ублажительницы солдат – Марте Самуиловне Скавронской. Случались же такие браки у первых Романовых – царей – Михаил Федорович и Алексей Михайлович женились дважды, ну и с Петром – еще настоящим, а не подмененным Петром Алексеевичем – происходила такая катавасия.

Позади у Николая Александровича остались холостые увлечения, позади любовь к Матильде Кшесинской. Он вступил во взрослую жизнь, превратившись и в императора, и в семьянина. Вскоре после свадьбы он записал:

«Каждый день что-то происходит, я благословляю Господа и благодарю его от глубины души за то счастье, каким он меня наградил! Большего или лучшего благополучия на этой земле человек не вправе желать. Моя любовь и почитание к дорогой Аликс растет постоянно».

Забегая вперед, надо сказать, что чувства его только крепли с годами. В 1914 году он отметил в дневнике:

«Не верится, что сегодня двадцатилетие нашей свадьбы! Редким семейным счастьем Господь благословил нас; лишь бы суметь в течение оставшейся жизни оказаться достойным столь великой Его милости».

Она же в 1916 году в письме к супругу вспомнила детство: «Мое детское сердце уже стремилось к Тебе с глубокой любовью».

Конечно, радость бракосочетания была омрачена большим горем, свалившимся на императорскую семью.

Николай Александрович писал своему брату:

«День свадьбы был ужасным мучением для нее и меня. Мысль о том, что дорогого, беззаветно любимого нашего Папа не было между нами и что ты далек от семьи и совсем один, не покидала меня во время венчания; нужно было напрячь все свои силы, чтобы не разреветься тут, в церкви, при всех. Теперь все немного успокоилось – жизнь пошла совсем новая для меня… Я не могу достаточно благодарить Бога за то сокровище, какое он мне послал в виде жены. Я неизмеримо счастлив с моей душкой Аликс и чувствую, что так же счастливо доживем мы до конца жизни нашей».

Все трудности, все невзгоды искупались взаимной любовью Николая Александровича и Алисы. Она часто брала его дневник – секретов друг от друга в семье не было – и делала свои записи, наподобие этой:

«Любовь, каким бы шепотом она ни высказывалась, достаточно внятно говорит твоему сердцу; язык любви – голос небесного света; любовь глубока, радостна, терпелива и крепка. Смерть любви уничтожить не может. Покой любви прекрасен и часто слаще слов. Что любовь соединяет, ничто не разъединит».

Ну и, конечно, написала о том событии, которое перевернуло всю ее жизнь:

«День свадьбы нужно помнить всегда и выделять его особо среди других важных дат жизни. Это день, свет которого до конца жизни будет освещать все другие дни. Радость от заключения брака не бурная, а глубокая и спокойная. Над брачным алтарем, когда соединяются руки и произносятся святые обеты, склоняются ангелы и тихо поют свои песни, а потом они осеняют счастливую пару своими крыльями, когда начинается их совместный жизненный путь».

«Буду охранять начала самодержавия»

С первых дней державного служения, выпавшего на долю Николая Александровича, его супруга Александра Федоровна была рядом и чем могла помогала в этом нелегком деле.

Императрица Александра Федоровна

Существует немало свидетельств того, что императрица Александра Федоровна, хоть и приехала в Россию из развращенной демократией Европы, занимала позиции – их называли консервативными, – подобные тем, что отстаивал император Александр III. Женщина, несомненно, умная, схватывающая на лету многие нюансы политики, она, приезжая в Россию, сумела сравнить порядки самодержавного правления с европейской расхлябанностью. Безусловно, она аккуратно, без вредных нажимов, постоянно воздействовала на своего супруга, который иногда склонен был порассуждать и о либерализме. Императрица Александра Федоровна почитала Екатерину Великую, знала ее меткие высказывания о самодержавии и о том, к чему приводят республиканские правления. Она была за твердое самодержавие. А овладев в скором времени после приезда в Россию всеми необходимыми канонами православия, стала отстаивать идеалы православного самодержавия.

Среди обилия поздравительных телеграмм оказалось немало таких, в которых высказывались надежды на перемены в жизни России, на уход от жесткого правления императора Александра III, на поворот к западным формам правления. Император Николай II вынужден был реагировать на эти пожелания и надежды.

Историк Сергей Сергеевич Ольденбург в монументальном историческом труде «Император Николай II. Его жизнь и царствование» рассказал:

«В русском обществе восшествие на престол нового государя породило прежде всего смутную надежду на перемены. В русской печати стали помещаться приветственные статьи по адресу молодой императрицы, в которых мимоходом высказывалось предположение, что она внесет и в русскую жизнь те начала, среди которых была воспитана. Интеллигенция считала преимущества западных государственных форм совершенно бесспорными и очевидными и была уверена, что жить при парламентарном строе – значит ценить его и любить…

На некоторых земских и дворянских собраниях звучали речи, смолкшие в царствование императора Александра III.

Требование народного представительства, которое в эпоху императора Александра II именовалось “увенчанием здания”, выдвигалось снова.

И не только раздавались отдельные речи; были приняты всеподданнейшие адреса, выдвигавшие это требование в осторожных выражениях. Более радикальные земские элементы пошли рука об руку с умеренными, чтобы добиться возможно большего единодушия. Земские собрания выступали как бы ходатаями от значительного большинства русского общества. Конечно, тот шаг, о котором говорилось в земских адресах, казался ничтожным большинству интеллигенции. Ведь ее не удовлетворяли и западные конституции – достаточно для этого приглядеться к изображению иностранной жизни в русских оппозиционных газетах и “толстых журналах”. Но лиха беда начало; рассчитывали, что после первого шага быстро последуют дальнейшие.

Император Николай II. Художник Э.К. Липгарт

Император Николай II был, таким образом, поставлен в необходимость публично исповедовать свое политическое мировоззрение. Если бы он ответил общими, неопределенными приветственными словами на пожелание о привлечении выборных земских людей к обсуждению государственных дел, это было бы тотчас истолковано как согласие. После этого либо пришлось бы приступить к политическим преобразованиям, которых государь не желал, либо общество с известным основанием сочло бы себя обманутым.

Говорить “нет” в ответ на верноподданнические адреса всегда нелегко. Если бы та внешняя черта характера государя, которая так раздражала министров, – неопределенный ответ, за которым следует заочный отказ, – была действительно его непреоборимым свойством, он, вероятно, ответил бы и тут общими местами на адреса с конституционными пожеланиями. Но государь не захотел вводить общество в заблуждение. Как ни оценивать отказ по существу, прямое заявление о нем было со стороны монарха только актом политической честности.

В своей речи 17 января 1895 г. к земским депутациям государь сказал:

“Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления; пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный родитель”.

Слова “беспочвенные мечтания” (которые, как утверждают, имелись в первоначальном тексте речи) лучше выражали мысль царя, и оговорка была, конечно, досадной; но дело было не в форме, а в существе. Как из манифеста 29 апреля 1881 г. Россия узнала, что преемник умерщвленного монарха решил твердо оберегать самодержавную власть, так из этой речи молодого государя сразу стало известно, что он в этом вопросе не намерен отступать от пути своего отца».