Текст книги "О личной жизни забыть"

Высокая будка позади сарая привлекла его внимание, открыл и обнаружил летний туалет. Больше смотреть было нечего, и он вернулся во двор. Из дома выглянула бабушка.

– Пирогов-то наготовила. А о главной мужской еде совсем забыла. И ведь с утра рябую приготовила.

Евдокия Никитична достала из-под перевернутой корзины, сидящую там рябую курицу. Затем вынесла из сарая небольшой топор и указала на колоду для колки дров.            – На, голову отруби, а то у меня руки совсем трясутся. Только кровью смотри не испачкайся. А я к плите.

Баба Дуня всучила топор вместе с курицей внуку и поспешила в дом. Ей даже в голову не приходило, что четырнадцатилетний парень с этим может не справиться.

Алекс был в растерянности, рубить что-либо мачете ему приходилось, а вот топором – никогда. Но отступать некуда. Наверно, это не сложнее, чем обращаться с мачете. Сначала он несколько раз примерился с ударом топора, получалось, вроде как надо, теперь только уложить на колоду курицу. Наконец, поморщившись от брезгливости, он махнул топором. И получилось!!

С обезглавленной курицы капала кровь, а ему хоть бы что, только чуть не по себе. Сняв целлофановый пакет со штакетника, чтобы не запачкать пол, он понес свою «дичь» в дом. Там тоже увидел любопытную картинку: агент русской разведки возился с унитазом, как заправский сантехник.

Наконец все унитазы с умывальниками были укрощены и гости с хозяйкой расположились за столом на застекленной террасе. Куриного супа так и не дождались, откушивали в основном те мясные и рыбные нарезки, что Петр купил в гастрономе. Бутылку водки, выставленную бабой Дуней на стол, не откупоривали – капитану предстояло ехать обратно в Москву. Зато два кваса, домашний и привезенный, шли в ход только так.

– А этот угловой диванчик Сережа своими руками сделал, – горделиво говорила Евдокия Никитична. – Тогда большой дефицит был на кухонные диванчики. Он взял доски, рубанок и стамеску и сам все сделал.

Угловой диванчик представлял собой два продолговатых ящика со спинками, соединенных встык друг с другом. Никакой особой красоты в нем не наблюдалось, имело значение лишь то, что «своими руками».

Потом перешли в горницу на диван, застланный ковром. Бабушка показывала внуку семейный альбом. Зацепин, сидя на стуле, крутил в руках «Кубик Рубика», время от времени поглядывая на Алекса. Кажется, особого отторжения у его протеже не происходило.

– А это их свадебные фотографии, – объясняла баба Дуня. – Сережа еще с длинными волосами. Тогда все под битлов подделывались. Узнаешь отца с такими волосами? Здесь, у танка все молодожены до сих пор фотографируются. А это ты, только что из роддома тебя принесли.

– А там что? – Алекс указал на другой более тонкий альбом.

– Это Сережин дембельский альбом. Сначала давай всю твою родню посмотрим. Это мой отец, дед Митя. Вернее, тебе он прадед. Его в финскую убили. Видишь, они тут еще в буденовках…

В окно со двора всунулась конопатая физиономия двадцатилетнего парня.

– Здравствуйте, Баба Дуня! Я принес, как обещал. Вот!

Парень прямо в окно стал просовывать некий агрегат. Это был один из первых появившихся тогда компьютеров, еще с дисководом для больших мягких дисков. Следом последовал маленький, дюймов на десять черно-белый монитор.

– Ой, Павлуша, какой же ты молодец! – обрадовалась хозяйка. – А показать, как с ним обращаться?

– Да он, если из Москвы, наверно уже сам с компьютером обращаться умеет. Умеешь? – обратился к Алексу сей нежданный гость.

Копылов с удивлением рассматривал агрегат.

– С компьютером умею. А это разве компьютер?

– Ну я побежал, – заторопился Павлуша. – Потом, еще заскочу, все покажу.

– Да куда же ты?! А за стол присесть? – всполошилась бабушка.

– Потом, потом, Баба Дуня!

– На, хоть беленькую возьми. – Бабушка догнала гостя уже у самой калитки и всучила-таки ему невостребованную бутылку водки.

Запыхавшаяся, но довольная собой вернулась на диван.

– Кто такой? – поинтересовался куратор.

– Это Павлуша, – объяснила Евдокия Никитична. – Наш мастер-ломастер. Из утюга магнитофон сделать может. Отец его в Москву сбежал, вместо алиментов сына разной техникой снабжает.

Алекс вопросительно посмотрел на Зацепина.

– Ну что смотришь? Вот тебе и компьютер, – рассудил тот.

8

Утром Алекса разбудил тяжелый прыжок кота с печки, как будто это человек спрыгнул. В открытое окошко слышалось кудахтанье кур, тарахтение далекого трактора, мычание коров.

Хлопнула дверь – в дом вошла хозяйка. Копылов шевельнулся, кровать под ним скрипнула и бабушка услышала. Тотчас же заглянула в «зал», отданный в его полное распоряжение.

– Ну как спалось? Солнышко-то уже давно встало. Ты печку топить умеешь?

– Я умею топить камин.

– А я собралась картошку поросенку варить и забыла, что к автолавке за хлебом надо, а то без хлеба останемся. Давай, помогай.

Алекс встал, достал из сумки пасту и зубную щетку.

– А где я могу умыться?

– Сейчас я тебе подогретой воды налью.

Они прошли в санузел. Кроме умывальника возле титана, здесь еще имелся ручной рукомойник, которым хозяйка преимущественно и пользовалась. Баба Дуня добавила из чайника в рукомойник воды и протянула внуку чистое полотенце. Алекс озадаченно смотрел на непонятный ему агрегат, не зная, как с ним обращаться.

– Что, никогда такого не видел? И на поезде никогда не ездил? – удивилась бабушка. – Вот так. – Она показала, как нужно поднимать ладонями сосок рукомойника.

Алекс повторил ее движение и стал умываться.

– А это у тебя что? – Баба Дуня указала на след от пули.

– Так. Я укололся на сучок сильно, – поскромничал внук.

– Выходит, ты у нас настоящий сорванец.

– Сорванец? А кто такой сорванец?

– Бедовый мальчишка, – пояснила она.

– Бедовый? Это кому не везет? – по-своему растолковал Копылов.

– Совсем вы там, в Москве от русских слов отвыкли. Бедовый это бедовый.

Когда он умылся, в столовой, как можно было охарактеризовать первую комнату дома, его уже ждал завтрак: яичница с жареной колбасой и кружка молока.

– Может, тебе этого мало? Могу куриной лапши налить.

– Спасибо. Достаточно, – он собрался есть.

Но бабушка жестом отозвала его от стола. Протянула ему возле печи спички и кусок газеты.

– Ну покажи, как ты умеешь. Я посмотрю.

В печи вокруг ведерного чугунка лежали сложенные колодцем дрова. Алекс поджег газету и подсунул ее под поленья. Огонь загорелся слабо, и дым стал выходить в комнату.

– А что еще ты сделать забыл?

Он пожал плечами, попробовал другой газетой помахать над огнем.

– А заслонку открыть, – напомнила бабушка.

Встав на табуретку, она открыла заслонку печной трубы. Дым сразу перестал валить в комнату.

– Ты только сильный огонь не разводи, – предупредила Евдокия Никитична. – А по чуть-чуть подкладывай. А я пошла.

Она повязала на голову платок и вышла.

Алекс пододвинул табуретку так, чтобы лучше видеть огонь, сел и принялся завтракать, поглядывая на хорошо разгоревшиеся поленья. Покончив с едой, подошел еще раз рассмотреть коллаж из фото отца и родственников. О последних сомнениях можно было забыть – он действительно находился на родине своего отца, в доме родной бабушки.

Чтобы чем-то занять себя, кроме печи, он достал из сумки «Никон» и стал снимать все подряд: печь, стенд с фотоснимками, иконы в углу, деревянные кадушки и ухваты за печью. Не заметил, как во дворе появился и теперь наблюдал за ним в открытое наполовину окно парнишка на год-два моложе его.

– Ты чего делаешь?

Копылов оценивающе глянул на него и невозмутимо щелкнул камерой еще раз.

– А что?

– Да так. Чего голые стены фоткать?

Алекс пожал плечами – на это у него всегда имелся непрошибаемый ответ:

– Хочу и фоткаю.

– Ты из Москвы, что ли?

– Из Москвы.

– В футбол играешь?

– А что? – Алекс решил быть осторожен со словами: кто их знает этих деревенских. В интернате немало рассказывали о том, как в деревнях любят дубасить заезжих горожан.

– Приходи на луг, покажешь, как в Москве играть умеют.

Ну, в этом, кажется, подвоха не было.

– Слушай, а ты бедовый мальчишка?

– Еще какой! – засмеялся парнишка и исчез.

Свой второй день в деревне Копылов и в самом деле завершил игрой в футбол. Пригласившего его туда парнишку звали Геркой. Ему только недавно исполнилось тринадцать лет, и в этом возрасте очень приятно было почувствовать себя покровителем и ментором четырнадцатилетнего рослого московского парня.

Да вот с футболом вышла полная незадача. Московский гость не столько играл, сколько издевался и над противником и даже над собственной командой. Ловко обмотав двух-трех человек, останавливался перед воротами противника и отдавал своим такой пас, с которого почти невозможно было забить.

– Ты что, в олимпийской футбольной школе учишься? – сердито спросил москвича шестнадцатилетний Никита, главный здесь драчун и заводила.

– Нет. У нас в школе все так играть. – Алекс скромно умолчал, что он имел в виду свою костариканскую школу.

– На ворота иди, – распорядился Никита.

Копылов, не возражая, стал на ворота. И через минуту, самоотверженно упав на землю, поймал не берущийся нижний мяч.

Игра остановилась. Мальчишки обеих команд были в сильном недовольстве. Как играть, когда кто-то один так всех превосходит.

– Герка, ты кого привел? – Никита не знал на ком именно ему лучше выместить свою злость. – Нам такие не нужны. Мы играть хотим, а не на него смотреть. – И Алексу: – Вали давай отсюда, пока по шее не получил.

Уходить, ничего не ответив, было унизительно.

– Ты хочешь драться?

– Накостылять тебе по шее, а не драться, – сострил заводила-переросток. Деревенские обидно рассмеялись. Никита был ростом с Алекса, но с более внушительной мускулатурой.

– Ты хочешь драться? – педантично повторил Копылов.

– Ну. И дальше что?

– Мне тебя одного мало. Подбери себе помощника и будем драться два на один.

На лужайке повисла недоуменная пауза. Мальчишки во все глаза смотрели на шального москвича, мысленно перебирая его футбольные финты и невольно предполагая такое же виртуозное владение кулаками. Засомневался и Никита, сильно смущенный предложенными условиями поединка. Глянул на малолеток, прикидывая, кто из них сможет быть его «помощником» – однако получалось, что из-за своего желания подраться, он подставляет под кулаки москвича и того, кому этого вовсе не хочется.

Ситуацию разрядил Герка.

– Да ладно, хватит вам всем. Идем, у меня для тебя дело получше найдется, – и он по-свойски подтолкнул Алекса в сторону деревни.

– Вот же козел!.. Выпендрёжник хренов!.. В другой раз накостыляем!.. – неслось им вслед, но так сдержанно, что можно было делать вид, что ничего не слышно.

– Ты что не мог как-нибудь по-другому играть? Теперь уже все, не поиграешь!.. – недовольно бурчал дорогой Герка. – А ты, правда, с двумя можешь справиться?..

– Я и с ним одним не справиться, – поскромничал Копылов.

– На пушку значит просто взял Никиту? Ну ты и ловкач, – еще больше восхитился Герка. – А ты чего так разговариваешь? Как прибалт какой-то.

Последнее предположение понравилось Копылову, и он с увлечением поведал своему новому приятелю, что действительно последних пять лет жил в Таллине, но это большой секрет, о котором тот никому не должен рассказывать. Раз куратор сказал, что ложь, это всего лишь упражнение для развития памяти, то пусть так оно и будет.

9

Отписавшись и отчитавшись за свой зарубежный вояж, Зацепин снова влился в прежнюю рутинную кабинетную службу. Никто ему не звонил, никто не напоминал, что долг платежом красен. Со всей предосторожностью наведя справки, он, в конце концов, вычислил, кто такой Терехин Виталий Борисович. Тот работал в особом агентстве, курирующем научно-техническую безопасность страны. Это не сняло, а еще больше добавило вопросов. И выждав еще неделю, Петр позвонил Терехину сам.

Они встретились на пустыре, заросшем кустарником и бурьяном. Рядом тянулись железнодорожные пути и самозахватные огороды с уродливыми оградами из материалов подобранных на свалках.

– Вы знаете, сколько я не думал, но даже и близко не могу понять, как наши спецслужбы выйдут из этой ельцинщины более окрепшими и сильными, – говорил Зацепин, глядя себе под ноги, чтобы не испортить свои итальянские туфли о торчащую из земли проволоку и куски металла.

– Надо быть всего лишь верными данной присяге. – У Терехина на ногах туфли были на толстой подошве, поэтому он мог позволить себе при ходьбе любоваться окружающими видами.

– Так просто?

– Видишь ли, самое лучшее, что человеческая цивилизация выработала за шесть тысяч лет – это обыкновенные предрассудки, они вроде наших социальных предохранителей: не станем их нарушать, и все будет в порядке. То есть на свете есть вещи, которые нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах и, не прикрываясь никакими прогрессивными словесами. Верность воинской присяге из числа самых главных предрассудков.

Сия унылая проповедь порядком раздосадовала капитана.

– Подковерные игры и подглядывание в замочную скважину меня мало интересуют. Я хочу активного дела.

– Ты даже не спрашиваешь, какого рода может быть это активное дело.

– Я думаю, список обычный: разоблачения, точечная утечка информации, громкие политические скандалы…

– И наказание виновных, – сухо добавил Виталий Борисович.

– Даже так! Вы шутите?

– Отнюдь. Или по-твоему предатели не должны нести наказание?

– Где? Здесь, в Москве? – удивление Зацепина еще больше возросло.

– А ты сразу и засомневался… – Терехин несколько шагов прошел молча. –Оставим автоматную стрельбу и судебные процессы криминальным структурам. Нас вполне удовлетворит тихое незаметное исчезновение преступников. Иначе бы мы тебя не стали беспокоить.

– Стало быть, киллером?

– Нет, столь прямое действие тебя касаться не будет, – успокоил Петра собеседник. – Твоя специализация: разработка самих операций. Плановый отдел, так сказать.

– А я буду знать кого и за что?

– Разумеется. Мы все заинтересованы в этой высшей справедливости.

Капитан чуть призадумался.

– Вы пишите нашу беседу?

– Конечно. «Коза ностра», как говорят макаронники. «Наше дело». Я в данном случае в такой же, если не большей опасности, чем ты. Ты, во всяком случае, всегда сможешь потом сказать, что проводил мою вербовку. Мне такое сказать не получится.

– А цель? Какая конечная цель?

– Об этом узнаешь, когда выполнишь первое задание.

– Ну да, тогда уже поздно будет отказываться, – усмехнулся Зацепин.

– Вот видишь, ты все прекрасно понимаешь. – Терехин улыбнулся так от души, что Петр почувствовал некую внутреннюю легкость: а почему бы в конце концов и нет?

Оставалось, правда, еще подспудное подозрение, что таким вот образом выявляют ненадежные элементы в их ведомстве, но это было даже забавно: столько стараний затратить, чтобы обнаружить его неблагонадежность? Ну и пусть кто-либо получит за это свой бонус в виде медальки или звездочки на погонах.

10

Подаренный компьютер, хоть и был страшно примитивным, работал исправно. Правда, без подключения к Интернету, он служил лишь своими простенькими играми. Ознакомившись со всем, что в нем было, Алекс решил наведаться к Павлуше, дабы проверить, такой ли он мастер, как его восхваляла Баба Дуня.

Дом с приусадебным участком, где жил местный Левша с матерью и сестрой заметно отличался от соседних жилищ. Если там стояли гаражи и буйно цвела картошка, то здесь едва ли не треть участка занимало большое тепличное хозяйство – главный источник доходов для всех троих безработных хозяев. В теплицах преимущественно горбатились женщины, сам Павлуша подключался, лишь когда надо было выполнить сугубо мужскую работу, что-то починить или перетащить, все остальное время проводя за любимым «железом».

Вот и сегодня мать с сестрой усердно обрабатывали цветы и помидоры под пленочной крышей, а великовозрастный сын занимался электронными агрегатами и блоками во флигеле-мастерской, служившим ему заодно и личной летней резиденцией.

Копылов, потоптавшись снаружи у калитки, не стал кричать-звать, а просто, как делали все местные, открыл незапертую дверцу и вошел во двор. Кудлатая средних размеров собака возле будки вместо того, чтобы лаять, радостно повизгивала и крутила хвостом, приглашая с ней поиграть. Дверь в мастерскую была открыта, оттуда звучала негромкая музыка, и Алекс направился туда.

В большом неухоженном помещение находилось несколько раскуроченных телевизоров, радиол и компьютеров, на полках и трех столах лежало множество деталей и отдельных блоков. Павлуша как раз возился с одним таким блоком.

– Привет, – негромко поздоровался гость.

Павлуша глянул на него и приветливо улыбнулся.

– Ага. Ну что, разобрался с моим металлоломом?

– Разобрался. В жизни не видеть такое старье.

– Это ты старья еще не видел, – ничуть не смутился мастер.

Он был старше Алекса лет на семь, поэтому на всякий случай лучше было называть его на «вы».

– Вы купаться ходите?

– Не-а. У меня плавки порвались. Еще прошлым летом.

– А вы всё-всё на компьютерах можете?

Копылов ожидал, что Павлуша попросит его обращаться без церемоний, но мастер, кажется, даже внимания не обратил на это выканье.

– Что один человек собрал, другой всегда раскрутить может, – хозяин снова занялся работой.

Алекс достал из кармана медальон и вынул из него чип.

– А с этим разобраться можно?

Павлуша взял чип, внимательно рассмотрел.

– Не знаю, но могу попробовать. Оставляй, вечером приходи.

Это гостя не очень устроило, он протянул руку, Павлуша без возражений вернул чип обратно.

– Мне нужно, чтобы при мне.

– Тогда вечером и приходи. – Мастеру было все равно.

Копылов не уходил, просто ждал. Павлуша со вздохом отложил блок в сторону.            – Почему я такой слабохарактерный? Давай сюда.

Алекс с интересом смотрел, как он принялся возиться с чипом: вставлял в какой-то блок, блок подключал еще к чему-то, затем все к главному системному блоку и монитору. На мониторе пошло мельтешение всевозможных символов. Павлуша набрал на клавиатуре новые команды.

– Хитрая штуковина! А мы ее нашей кувалдой.

Он поменял блоки и сделал новое подключение.

– Кажется, есть. Пошла загрузка.

Они чуть подождали. На мониторе появился текст, состоящий из непонятных иероглифов.

– А что тут должно быть? – спросил мастер.

– Не знаю. Просто интересно.

– Ладно, я потом покумекаю, что и как. Текст по-русски должен быть?

– Не знаю. Может, по-английски или по-испански.

Павлуша удивленно на него посмотрел:

– Какой ты полиглот оказывается. Я так и по-русски через пень колоду.

– Чип верните, пожалуйста.

Мастер достал чип и, отдавая, пояснил:

– Это без разницы. Все уже на стационарном диске. Или стереть?

– Ладно, пусть остается, – поколебавшись, разрешил гость.

– Я сказал, вечером приходи, мне подумать над твоей ерундой надо.

Копылов еле дождался вечера. Еще по дороге в деревню он уже успел накрутить себя, что именно из-за этой крошечной штуковины погибли его родители и во что бы то ни стало хотел узнать, что там такое. Сам того не замечая Алекс уже успел заразиться среди янычар их шпионским фанатизмом: когда мощный результат оправдывает любые жертвы.

Павлуша во дворе пилил дрова бензопилой. Увидел Алекса и выключил пилу.

– Еще что принес заковыристое?

– А мой текст готово? – с замиранием сердца спросил гость.

– Там на столе, распечатал даже, – кивнул мастер и снова завел свою адскую машину.

      Распечатанную стопку листов Алекс нашел не сразу. Всего было пять страниц убористого английского текста. Первую страницу украшало особое оформление официальных бумаг Госдепа США. А дальше сплошные русские фамилии, их банковские счета, время и суммы когда и сколько им было перечислено. Но обо всем этом Копылов догадался немного позже, а пока для него вся эта цифирь мало что значила. Так и хотелось сказать: и только-то?!

Выйдя из мастерской, он попытался что-то сказать Павлуше. Тот снова выключил пилу и посмотрел на парнишку.

– Что?

– Сколько я должен заплатить.

– Пятьдесят тысяч баксов… мелкими купюрами, – серьезно произнес Павлуша.

Алекс, не понимая, смотрел на него. Павлуша сделал жест, мол, вали давай, и принялся сносить напиленные чурки под навес. Уходить просто так было неловко, и Копылов стал помогать хозяину таскать чурки, чем заслужил снисходительную ухмылку мастера.

11

Первым заданием Зацепина явилось обычное ограбление состоятельного банкира. Товарищ Сталин тоже с этого начинал, шутил сам с собой Петр. Разработанная им операция была предельно проста и эффектна. Специально ангажированный бизнесмен предложил банкиру под проценты сто двадцать тысяч долларов черного нала. Чтобы не светиться в банке, завез эту сумму под расписку прямо банкиру на квартиру. В ту же ночь, пока банкир веселился в ночном клубе его квартира была обворована. Чтобы не заморачиваться со взломом бронированной входной двери с видеонаблюдением и навороченными замками, два человечка проникли к банкиру из соседней квартиры, предварительно усыпив ее хозяев газом, а затем просто выломав хлипкую стенку между соседними санузлами. Взяли не только деньги, но и ювелирные побрякушки, а также видик и дорогой компьютер – так что все сошло как обыкновенная кража. Про даденные ему доллары банкир не стал никому признаваться, а спустя оговоренный срок, вернул с процентами заимодавцу-бизнесмену.

– Ну и какова же конечная цель нашего безумного предприятия? – Зацепин не поленился напроситься к Терехину на следующую встречу, чтобы это спросить.

– Публичный суд над Горбачевым, автоматически перетекающий в суд над Ельциным, – на голубом глазу ответил ему Виталий Борисович.

Эти слова не слишком впечатлили Петра своей возможной реализацией, но особо возражать и спорить уже не приходилось.

В ближайший выходной он уже стоял на пустынной лесной дороге и делал вид, что копается в забарахлившем двигателе «Лады». Рядом находился километровый столбик с заранее оговоренной цифрой для назначенной встречи.

Послышались шаги. Из леса вышел грибник в армейской плащ-палатке и с объемистой корзиной. Лицо наполовину закрыто капюшоном и темными очками.

– Бог в помощь! – обратился он к Петру, голосом тоже предельно безликим.

– И тебе без зубной хвори.

Грибник достал из корзины целлофановый пакет, а из него несколько фото и листок бумаги. Показал фото из своих рук капитану. На них в разных позах, явно не позируя, был снят благообразный пенсионер.

– Генерал-майор Метелин, – пояснил грибник. – Из аппарата Совета безопасности Горбачева. В восемьдесят седьмом году готовил материалы по полному устранения с политической арены Ельцина. В последний момент переметнулся на его сторону. Засветил все оперативные наработки и всех участвовавших в операции сотрудников. Трое из них позже погибли при загадочных обстоятельствах, еще четверо до сих пор тянут лямку на Северах. Так сказать теневой вдохновитель девяносто первого года. После полной смены караула младореформаторы отправили его самого на пенсию. Ничего, умылся, отряхнулся и стал примерным пенсионером. Жена умерла. Две дочери пытаются отсудить у него генеральскую квартиру на Кутузовском. Собирает старинное холодное оружие, еду готовит себе только сам, обожает рыбалку…

– Рыбалку где? – перебил журчащую информацию Петр.

– Виноват, не уточнил.

– Если это один и тот же водоем, то нужна подробная карта местности и несколько фото этого водоема, – потребовал начальник «планового отдела».

– Может быть, вам самому стоит там побывать?

Зацепин строго глянул на собеседника.

– Понял. Все сделаю, – поспешил сказать тот.

12

Старая служебная дача с гектарным лесным участком радовала глаз своей умиротворенностью. С задней стороны большого дома, подальше от посторонних глаз, на полянке, еще не ведающей газонокосилки, суетились трое: Даниловна, ее отец Данила Михайлович и мама Елизавета Максимовна. Мама готовила салаты, отец нанизывал вторую порцию шампуров, а дочка подавала ему лук и помидоры.

Первое ликование от обретения после долгой разлуки родителей уже пройдено и сейчас можно просто купаться в хорошем крепком восторге от каждого взгляда, шутки, жеста, перемещения в пространстве. Как пригодились уроки с оценками не только за ответ, но и за его художественность, теперь никто не упрекнет ее, что она по глупому путается в словах и несет какую-то ахинею. Напротив, ее речь ясна, убедительна и не содержит слов-паразитов. И она не перепрыгивает с темы на тему, а четко закончит с одним, потом переходит к другому. Позади уже целое повествование об общем распорядке их интернатской жизни, характеристика любимых и нелюбимых предметов, умных и недалеких преподов, самые забавные случаи ее староства. Сейчас можно поговорить и об одноклассниках. Странно, но на каждого из них хватило по два-три предложения, и только фигура Алекса заслужила более подробного описания.

– Он сам по себе, – увлеченно выстраивала слова Марина. – Говорит, что скучно бывает с другими, а одному ему никогда не скучно. И не притворяется, это точно так. Пап, как можно не нуждаться ни в каких друзьях?

– Значит, такие друзья, что в них можно не нуждаться, – заметил на это отец.

К сожалению, он вовсе не нелегал, а всю свою жизнь работал под крепким прикрытием военного советника. Но все равно, если его столько лет безвылазно держали в Юго-Восточной Азии, значит, он там был очень и очень важен. Да и звание полковника о чем-то да говорит!

– А еще у него настоящее пулевое ранение в плечо, возле самой шеи.

– И пуля, наверное, была со смещенным центром тяжести и прошла по всему телу, – подначил Сабеев-папа, укладывая на мангал новые шампуры.

– Ну пап! Он только сейчас научился по-русски говорить. А так мы с ним по-английски общались.

– Надеюсь, это уже вторая или третья твоя большая любовь?

– Ну, пап! Он просто интересная личность, с которой мне никогда не надоедает общаться.

– И будет таким еще лет тридцать или сорок. А потом станет дряхлым трясущимся стариком.

– Мам! Ну скажи ему! – взмолилась дочь.

– Что сказать? – включилась в игру Сабеева-мама.

– Чтобы не издевался.

– Данил, не издевайся! – И дочери: – Я правильно потребовала?

Марина гневно оглядела раздухарившихся родителей.

– Единственного ребенка год не видели и издеваетесь!

– Все, все, не будем, – попросил прощения Данила Михайлович. – Я сама серьезность. А он, наверное, необыкновенно красив твой Алекс? Ну я серьезно.

– Не скажу. Вот привезу его сюда. Сами и увидите.

– Значит, смотрины будут. Максимовна, а мы лучшие наряды из Москвы захватили?

– Ну вас! – вконец обиделась дочь и пошла в дом.

– Данил, ну что ты в самом деле? – упрекнула Елизавета Максимовна. – Обидел девочку.

Сабеев-папа не чувствовал за собой никакой вины.

– Могу пойти и попросить прощения.

– Видишь, ребенок в полной эйфории.

– Я, между прочим, тоже, – резюмировал он.

– Как будто я не в эйфории? Как же хорошо дома! Даже комары какие-то родные и близкие. Ну, у тебя готово? У меня все.

– Готовность номер раз, – он снял первую партию шампуров и громко позвал: – Обиженный ребенок, кушать подано!

Ответа не последовало. Наполнив миску шашлыком, Данила Михайлович пошел в дом. Через минуту он появился, неся на плече отбивающуюся дочь.

– Ты главное все обиды в книжечку записывай, чтобы ничего не забыть, – приговаривал полковник, крепко удерживая любимое чадо на плече. – Потом нам с матерью в письменном виде предъявишь. Мой ребенок, как хочу так его и обижаю. – Он опустил ее на стул.

– В Гаагский суд по правам человека на вас напишу, – Даниловна делала вид, что все еще дуется.

– Правильно, – согласился отец. – А еще можно местному участковому написать. Максимовна, мы вечером на лодке поедем кататься, а обиженных детей берем?

– Ее обида, наверно, до вечера не пройдет, – на полном серьезе произнесла Сабеева-мама.

– Пройдет, – поспешно вырвалось у дочери. – А ну вас.

Родители рассмеялись, Марина невольно тоже улыбнулась их веселости.

После знатного обеда они, в самом деле, пошли на небольшое лесное озеро. Сначала просто купались, потом взяли напрокат лодку. В лодке полно было воды, поэтому, оставив Елизавету Максимовну на берегу сторожить вещи, отец с дочерью поехали кататься вдвоем.

– Пап, а если я действительно Алекса сюда приглашу? – поинтересовалась дочь.

– А стоит ли?

– Он еще ни разу в нормальной русской семье не был.

– А у нас нормальная русская семья? – порядком удивился Данила Михайлович. – Интересное наблюдение.

– А что, скажешь, нет?

Полковник чуть посерьезнел.

– Я думал, жизнь в интернате пусть даже в самом лучшем не сахар, – задумчиво произнес он.

– Зато я вырастаю не эгоисткой, – так же серьезно подхватила она. – У меня сразу две жизни: одна с вами, а другая в нашем застенке.

– И что тебе этих каникул с нами хватает на целый год?

– Хватает. Последних месяца два только очень тяжело, – откровенно призналась Даниловна.

– А какие-нибудь отклонения в психике не случаются? – Это был уже совсем взрослый вопрос.

– Да нет, все, вроде бы нормально. Пап, а я грубая, как ты считаешь?

Он чуть задумался.

– Да нет, в особой грубости не замечена.

– А Алекс считает, что я слишком во всем активная. Мол, для женщины это не очень хорошо.

– В общем-то, он прав. Всегда лучше сдерживать свои сильные порывы. Особенно то, что пришло в голову первым.

– А почему? Почему это надо сдерживать? – не могла она как следует понять.

– Когда их сдерживаешь, они крепнут и превращаются в черту характера, а не в минутный каприз.

– Значит, я еще и капризная, – сделала дочь свой вывод.

– Не без этого. Зато у тебя есть бесценное качество: быстро забывать про свои капризы. Это уже хорошо.

Она требовательно посмотрела на отца.

– Ты не ответил: почему мне нельзя пригласить к нам Алекса?

– Видишь ли, как я понял из твоих слов, его родители работали по линии военной разведки. А у твоих родителей несколько иной профиль. Мы на стороне гвардейцев кардинала.

– А если он пойдет по линии ФСБ?

– Не пойдет. У вояк с этим делом строго.

– И что из-за этого нам нельзя будет с ним общаться? – Она все же надеялась услышать благоприятный ответ.

– Кому нужны лишние хлопоты? И тебе тоже никто не позволит продолжать с ним отношения.

– Даже если мы возьмем и поженимся.

– Ой-ля-ля, как говорят чукчи. И будете всю оставшуюся жизнь перебирать бумажки в заштатной конторе. Оно вам надо? И тебе и твоему Алексу?..

Даниловна, откинувшись на борт лодки, отрешенно смотрела в сторону, хорошо понимая жесткую правоту доводов отца.

13

Из интерната Алекс захватил с собой три книги. Не меньше двухсот книг имелось в книжном шкафу и на чердаке Бабы Дуни, среди них были два десятка книг на английском и на испанском. Да плюс еще видеокассеты от куратора. Просмотрев их обложки и корешки в первые дни, Алекс решил, что уж чего-чего, а чтения и видео ему на три месяца хватит сполна. Но как-то так получилось, что за все время он лишь пару раз открыл английскую беллетристику и то, только потому, чтобы хоть чуть-чуть отдохнуть от русского языка. Фильмы на русском по той же причине тоже не сумел просмотреть до конца. Но главная причина заключалась в том, что у него до всего до этого просто не доходили руки – было НЕКОГДА!