Текст книги "Разведчики бывшими не бывают"

Тем временем Коваль встречался с резидентом нелегальной разведки, и в Москву пошел поток материалов с военного химического предприятия.

У Жоржа создавалось твердое впечатление, будто в США не считают немецкое химическое оружие главной угрозой в будущей войне. Предугадывать, анализировать собранный материал по химическим вооружениям не входило в задачу нелегала «Дальмара». Но своей регулярной, выверенной информацией он наводил московских начальников на мысли о том, что немцы, да и уж точно американцы, заняты разработкой нового мощного оружия.

Но и на Жоржа случилась проруха. Когда, уже во время службы в армии, жил в казарме в Нью-Йорке, любопытный сослуживец заинтересовался, почему Коваль говорит с таким акцентом, будто родился в Айове. Ведь сам рассказывал несколько раз ребятам, что вырос в еврейском приюте на окраине Нью-Йорка. Пришлось объяснить: у них в приюте воспитателями были уроженцы Айовы.

И еще вопрос. Почти ко всем солдатам по праздникам приезжают родственники, а к Жоржу ни разу? И здесь тоже спасла сказка о приюте: какие родственники у сироты-еврея?

Но это было уже в годы армейской службы. Ни руководители в Москве, ни он не знали, где придется проходить службу, если призовут. Но какие там «если». В 1941 году он уже официально подлежал призыву. Резидент подсказал: постараться уклониться. Но если будут нажимать, идти в армию.

А то возникнут подозрения, начнутся проверки. Химическое предприятие, на котором работал Жорж, выполняло военные заказы, и знающего техника под всякими предлогами спасали от призыва. Но в 1942‐м развели руками: родина США зовет. И ни разу он не дал никакого повода усомниться, что в армию призван настоящий патриот-американец.

Выпускника Менделеевки, ныне старательного, исполнительного солдата, направили на учебу. Поначалу готовили в инженерные войска. Именно армия дала возможность совершенствовать знания в Сити-колледже на Манхэттене. Там он грыз новую науку, специализируясь в электротехнике. Аполитичный, сдержанный Коваль тратил время лишь на учебу, сторонясь политических разговоров. Привычно вошел, как и в Москве, в когорту лучших слушателей.

Затем специальные курсы. Здесь помогли и предусмотрительно сохранившиеся в Биробиджане Ковалем документы, захваченные из Су-Сити, а затем привезенные оттуда в США. Они свидетельствовали: за плечами Жоржа два семестра американского технического университета. Он с удивлением обнаружил, что его готовят к работе с радиоактивными материалами. В одну из редких встреч с куратором-резидентом доложил ему об этом, еще не понимая, в какой ситуации он находится.

И тут, как в Москве, он привлек к себе внимание. На сей раз американских военных «кадровиков». Шел 1944 год. Работы по созданию А-бомбы в разгаре. До цели близко. Но возникли преграды, которые можно было решить, лишь используя больше не только ученых, но и отличных техников. Их явно не хватало. И, возможно, случайно, однако с определенной долей закономерности, Жорж Коваль, чей уровень интеллекта был заметно выше, чем у его соучеников, попал в элиту. В августе 1944‐го получил назначение в город Оук-Ридж, штат Теннесси. Ему намекнули, что придется работать с радиоактивными веществами. Но предположений, что это как-то связано с созданием А-бомбы, не возникло. Резидент, которому «Дальмар» сообщил о назначении, обговорил условия связи, не предполагая, что его подопечный попадает на абсолютно засекреченный объект. Если не являлось секретом, что в лаборатории Лос-Аламоса разрабатывалась А-бомба, то в других не менее закрытых и секретных городах, как, например, Оук-Ридж, производили обогащенный уран и плутоний для А-бомбы.

В отличие от «освоенного» советской разведкой Лос-Аламоса об Оук-Ридже в Москве почти ничего не знали. И «Дельмар» первым сообщил: здесь производят обогащенный уран и плутоний. Сам Жорж как раз и работает радиометристом в секторе по производству плутония.

Поле деятельности Коваля не было строго ограничено запретами в передвижении, как у других сотрудников. Радиометрист охранял здоровье своих соотечественников, которые работали с радиоактивными материалами. В его задачу как раз и входило перемещение по трем различным секторам: он следил за тем, чтобы нигде уровень радиации ни в коем случае не превышал допустимый.

Таким образом, все происходившее в трех разных секторах специалисту, пусть химику, было не только известно, но и в деталях понятно.

В своих сообщениях «Дальмар» сообщал, что в трех изолированных друг от друга помещениях трудилось около полутора тысяч сотрудников.

А это говорило о том, какой уровень предприятия и о серьезности намерений американских ученых и инженеров.

Для Москвы неожиданным стало и сообщение Коваля о доставке обогащенного урана и плутония из Оук-Риджа в Лос-Аламос. Военные самолеты с грузом сопровождала усиленная охрана.

«Дальмар» также информировал, что каждый сотрудник лаборатории в Оук-Ридже фактически прикован к собственному рабочему месту. За всеми наблюдали, прослушивали на всякий случай телефонные разговоры, не слишком поощряли общение друг с другом. Жили в закрытых лагерях, как в казармах, только удобных, комфортабельных, ни в чем не нуждались. Между сотрудниками лабораторий, занятых исследованиями, воздвигли непроницаемые барьеры. Но Жорж Коваль, пользуясь своим положением, эти барьеры относительно легко преодолевал.

Генерал-лейтенант Лесли Гровс являлся руководителем военной части «Манхэттенского проекта» и отвечал за безопасность работ на атомных объектах. Его книга «Теперь об этом можно рассказать», вышедшая и у нас в 1964 году в Атомиздате, – образец того, как нельзя безоговорочно верить в свою неуязвимость. Следует отдать должное генералу, он сделал все, чтобы создать «железный занавес» между своими подчиненными и остальным миром. Работал, судя по его же описанию, самоотверженно. Допустил лишь одну, но фатальную ошибку: уверовал в непроницаемость установленного им занавеса, называл лабораторию в Лос-Аламосе абсолютно «мертвой зоной».

Но если кто-то заслон возводит, то всегда найдется кто-то, кто попытается через него проникнуть. И это, как мы теперь знаем, удалось советской разведке. Несколько ученых США из Лос-Аламоса инициативно, то есть добровольно, сами вышли на советскую внешнюю разведку, предложив ей свои услуги. Тот же «Млад», он же Теодор Холл, одарил нашего друга-агента «Лесли» – Лону Коэн кипами чертежей, переданными им в сугубо закрытом городке Альбукерке и чудом доставленными в Нью-Йорк «Джонни» – разведчику Анатолию Антоновичу Яцкову.

Немецкий физик-антифашист Клаус Фукс добывал информацию из Лос-Аламоса, а позже из Англии. Итальянский физик Бруно Понтекорво, единственный из крупных ученых, который пошел на риск сотрудничества с советской разведкой, внес огромный вклад в создание первой советской атомной бомбы.

Но роль Жоржа Коваля – особая. Военный-нелегал в звании солдата – единственный из наших соотечественников, из всех советских легальных и нелегальных разведчиков, кто сам лично, без чьей-либо помощи проник на абсолютно закрытый (по мнению наивного генерала Гровса) атомный объект и передал бесценные данные советской разведке.

Химику и способному инженеру не приходилось начинать здесь с нуля, как многим другим агентам и разведчикам. Он вникал в технологию обогащения урана. Своими глазами видел новейшее секретнейшее оборудование. Общался с замученными скучным бытием техниками, которым так хотелось душевно поговорить хоть с кем-то и рассказать, поведать. И «Дальмар» слушал, запоминал. Сумел все это, пусть на своем уровне, не обобщить, попытаться осмыслить весь технологический цикл. Понял, что ученые США заняты производством полония, который собираются использовать в атомном заряде. Об этом в СССР не знали.

В скором времени Жоржу удалось вырваться в свой первый отпуск и прибыть на служебном джипе на заранее установленное место. Там его уже поджидал непосредственный начальник. О нем известно лишь одно – оперативный псевдоним «Фарадей». Ему и передал Жорж данные о производстве ядерных материалов – плутония и урана. И еще об источнике инициирования, благодаря которому и происходит атомный взрыв.

А от «Фарадея» до Москвы, где их особенно ждал молодой тогда еще бородатый физик – в некотором смысле отец советской А-бомбы И.В. Курчатов, сведения добирались сложным засекреченным способом.

Сам по себе возникает вопрос, почему все же Жорж Коваль не вызвал никаких подозрений у американской контрразведки, как проморгали его люди Гровса? Найти ответ помог собственный корреспондент ТАСС в США Андрей Шитов, передавший целый ряд материалов о Ковале, в том числе из американской прессы.

Издания «Journal of Cold» и «Journal of Cold War Studies» объясняют неуловимость ДЖО прямо как в анекдоте. Его никто не искал. Проморгали, ибо биография простого американского парня из бедной еврейской семьи была обыденна, безлика. А если Коваль чем-то и выделялся, то, как сочли, проанализировав его тесты IQ, быстротой мышления и сообразительностью. Маловато для подозрений в шпионаже. Прошлое техника, а не инженера (кто ж знал о его советском дипломе?) Коваля представлялось типично американским, проверки не требующим. Первый же запрос в его родной Су-Сити опроверг бы это мгновенно. Но поверили, проверяли других, более важных по должности и положению в «Манхэттенском проекте», чем какой-то техник.

К тому же шла война, было не до копания в абсолютно прозрачных биографиях. Требовалось как можно скорее дать результат: во что бы то ни стало сделать эту малышку, А-бомбу. И Коваль несколько лет умело пользовался всегдашним, типично американским и в принципе неплохим умением выжимать результат, несмотря ни на что и не обращая внимания на частности и мелкие детали.

Как писал мне Андрей Шитов, представители ТАСС после 2006 года получили от ФБР США ряд документов из рассекреченного дела Джорджа Коваля.

Из этих документов следует, что после исчезновения Коваля директор ФБР Гувер ставил перед своими сотрудниками конкретную задачу: выяснить, как удалось советскому нелегалу проникнуть в секретные лаборатории. Даже фамилии его сначала не знали, потому именуя «неустановленным лицом». Только позже всплыли серьезные вопросы. Вот они. Как и с чьей помощью Коваль смог попасть на атомные объекты? К какой секретной информации он имел доступ? Было ли это результатом заранее спланированной операции? Кто помог ему попасть в США и легализоваться? Не возвращался ли Коваль в США после его отъезда в 1948 (или в 1949) году? Ни на один вопрос Гувер ответа не получил.

Точно выяснили лишь место работы человека по фамилии Джордж Коваль, включенного в список обслуживающего персонала частной и крупной нью-йоркской фирмы. Но до разгадки феномена по фамилии «Джо Коваль» было ФБР еще очень далеко. К тому же было совершенно непонятно, насколько глубоко проник советский нелегал в американские атомные секреты.

Помог, как это, увы, случается, советский перебежчик, подтвердивший: служащего этой фирмы каким-то образом знали и в Москве. И Джо-Джорджа Коваля стали разрабатывать уже по всем правилам.

Директор ФБР попытался лишить Коваля американского гражданства. Не удалось. Тот никогда не подвергался уголовному преследованию. Да, проник в США, но в секретных атомных лабораториях работал под собственным именем и предъявляя собственные подлинные документы. Тут, возможно, сыграла свою роль не только биография Коваля. Военная контрразведка, которая работала на генерала Гровса, сразу же Коваля проморгала. Раз пройдя проверку, рядовой в дальнейшем оставался вне подозрений. А ФБР спохватилось слишком поздно, когда и след Джо простыл. Несогласованность двух служб США привела к образованию бреши, которую и использовал советский нелегал.

Гровс недолюбливал ФБР, он неохотно запустил в Лос-Аламос лишь парочку агентов, на которых сотрудники военной контрразведки бросали лишь косые взгляды. Ну как тут не посоветовать сотрудникам всех спецслужб: дружите между собой, ребята, если не хотите остаться на бобах, ведь делаете одно общее дело.

И хотя ФБР узнало о советском шпионе, как следует потрудившемся в секретных атомных лабораториях, в начале 1950‐х годов, раскручивалось его дело крайне медленно. Шуметь об этом – только позориться. И поэтому в Штатах эта история полного триумфа одних и обескураживающего поражения других всплыла лишь после присвоения Ковалю звания Героя России.

Да и статьи, книги о нем появились в основном после 2009 года. А атомный взрыв на полигоне под Семипалатинском, ошеломивший американцев, прогремел не в 1955‐м, а как они предполагали, а 29 августа 1949 года.

В США до сих пор уверены: первая советская А-бомба была точной копией американской. Нейтронный инициатор, внутри которого находился полоний, был прямо как из Лос-Аламоса. Что с них взять? Пусть, как хотят, так и думают. Но и роли рядового Советской армии Коваля отрицать не будем.

Однако счастье – в данном случае для нашей разведки – не могло длиться вечно. Оно и так продолжалось долго. По одним сведениям, восемь лет, по другим – целых десять.

Был риск напороться на кого-то из штата Айова, знавшего, что семья Абрама Коваля, страстно верившего в коммунизм и презиравшего все американское, рванула в 1932 году в Советский Союз. Нет, здесь-то повезло!

Зато подвело совсем иное, вроде бы малозначащее, до обидного мелкое, что и губит обычно всех разведчиков – не только наших.

Ну да, имеется в виду тот самый довоенный советский журнал. Жорж Коваль помнил о нем, отправляясь в США в 1940 году. Он все-таки попал в руки американской контрразведки: фото счастливой еврейской семьи, избежавшей тягот капиталистического рая благодаря переезду в Биробиджан. И на фото узнаваемый парнишка – Жорж Коваль.

А жалко. После войны Ковалю предлагали остаться работать на атомном объекте уже в качестве гражданского специалиста. Он, к удивлению работодателей, отказался: рвался в любимый Нью-Йорк, собирался создать семью, мечтал продолжить образование. Такие понятные желания. Им дали осуществиться. Сержант инженерных войск СШA техник третьего разряда Джордж Коваль демобилизовался в 1946 году.

Уже тогда он начал бить тревогу. Да, почувствовал опасность там, где другой бы от нее отмахнулся. Но Джо действительно был везунчиком.

Спасло не только это. Он анализировал события, взвешивал ситуацию. В Америке произошел неслучайный всплеск шпиономании: в августе 1945 года в Канаде сбежал шифровальщик военной резидентуры ГРУ Гузенко. Вот уж когда включились на полную мощь американские спецслужбы. Пошли поголовные проверки. Тут уж Ковалю не поздоровилось бы. Выяснили бы всю подноготную.

А еще через полгода после этого произнес в американском городке Фултон свою знаменитую речь Черчилль. Вскоре за проверками пошли аресты. Частично они коснулись и советской разведывательной атомной сети в США и Канаде. Набравшийся опыта нелегал Жорж Коваль не мог на это не среагировать. Сославшись на неизбежность новых проверок, попросил срочно переправить его из США. Знакомым честно признался: получил выгодное предложение поработать в Европе, куда и отправляется. Обман, но лишь частичный. Получил заграничный паспорт и отчалил во Францию. От Гавра было уже сравнительно недалеко и до Москвы, где он и оказался в конце 1948‐го. И тут же, как пишет Андрей Шитов, начались проверки его друзей по Су-Сити. Их допрашивали, просили рассказать о Ковале. При этом никому из них не говорили о том, что того в чем-то подозревают. Неужели сын Эбрахама, уехавшего строить социализм в СССР, и сержант Коваль – одно и то же лицо? Появилось и злосчастное фото. Не оставалось никаких сомнений – лицо было точно одно. Провал американской контрразведки означал полный успех другой нелегальной разведки – советской, военной.

По мнению некоторых историков разведки, исчезновение Коваля из США оставалось незамеченным до 1950‐го. И только тогда американцы начали бить тревогу. Искали его в разных местах. Сначала в Западной Европе. Потом почему-то в Латинской Америке.

Однако, жаль, что пришлось покинуть Штаты. С такими способностями Коваль мог бы добраться в США и до более высоких чинов и званий. Теперь ему предстояло заново начинать в Москве. В июне 1949‐го «…солдат Жорж Коваль, 1913 года рождения, демобилизовался из рядов Вооруженных Сил СССР», так ни разу за всю десятилетнюю службу в армии, то бишь в разведке, не примерив военного мундира.

Предположительно, в 1950 году или чуть раньше Георгий Абрамович Коваль появился в МХТИ имени Менделеева.

Его дождалась терпеливая жена, которая долгие годы получала лишь короткие письма от мужа. Их передавали молчаливые люди, не склонные вступать в длинные разговоры. Вновь пошла тихая и счастливая своей незаметностью жизнь. Восстановился в аспирантуре, успешно, как всегда получалось у Коваля, защитил диссертацию, став кандидатом наук. С радостным достоинством принял предложение остаться в стенах вуза.

И вдруг из отдела кадров Менделеевки грянуло: а нам ученые вашего редкого профиля совсем не нужны. Он пытался развеять недоразумение, убедить в ошибочности решения. После увольнения думал найти работу где-то еще, а потом вернуться в альма-матер. Не брали нигде. Предлоги разные, суть одна.

Что случилось, почему? Спустя десятилетия причины разглядеть легко, но что тогда. Кадровики недоумевали. Где этот Жорж Коваль пребывал почти десять лет? Пишет в анкете, будто служил в армии с 1939 года, это точно зафиксировано, до 1949‐го. Но почему дипломированный выпускник МХТИ с блестящими знаниями за все эти годы так и оставался солдатом? Неужели не мог дослужиться ну хотя бы до младшего офицера? И награда всего одна – медаль «За победу над Германией».

Бедные кадровики! Откуда им было знать, что есть у Коваля и другие медали. В США его награждали более щедро. Демобилизован с почестями и двумя медалями «За победу во Второй мировой войне» и «За примерное несение службы».

А в Москве удивлялись: разве не странно ведет себя этот рядовой? На вопросы о службе отвечает и в письменной форме, и при собеседованиях сдержанно, подробностей не приводит. Для бдительных кадровиков, и не только для них, этого было достаточно, чтобы Коваля уволить и никуда не брать на работу.

А он молчал. Дав еще в 1939 году подписку о неразглашении. И не имел права разглашать тайну. Из ГРУ, не любящего шума, его после приезда из США отпустили.

И еще об одном. Вернувшись из США, Жорж Абрамович попал в самый пик борьбы с «безродными» космополитами. Дело врачей-отравителей, увольнение из органов достойных сотрудников не с той национальностью в пятой графе в анкете. Пригвождение к столбу деятелей науки и культуры со сложными фамилиями: как позорны эти атрибуты той эпохи. А этот Коваль еще и родился в США. К чему рисковать своим благополучием ради этого подозрительного типа.

Но Ковалю надо было жить, кормить семью. Положение – трагическое. Пришлось обратиться в ГРУ. Там откликнулись, разобрались, помогли. Не сделали этого сами? Хранили тайну. Но написал же в ответ на мольбу о помощи рядового Коваля сам начальник ГРУ генерал-полковник Михаил Алексеевич Шалин письмо министру высшего образования В.Н. Столетову: «Прошу вас учесть его немалые заслуги при обеспечении работой». Подтвердил, что Жорж Коваль с 1939 по 1949 год находился в армейских рядах. А объяснить, чем конкретно занимался, не может, ибо строго соблюдает закон о неразглашении государственной тайны о службе, которая проходила в особых условиях». На языке разведки это сочетание обозначает: был нелегалом за границей. В случае необходимости представители ГРУ все это подробно объяснят кому и где надо. Но объяснять не пришлось. На просьбу генерала Шалина «учесть немалые заслуги при обеспечении работой» министр наложил резолюцию. Обращение переслали в МХТИ имени Менделеева. И в институте быстро, без дешифровальщиков и дополнительных разъяснений, все решили по-человечески. Коваля приняли, восстановили и назначили на соответствующую должность.

Студенты Коваля любили, он отвечал им тем же. Проработал в этом институте лет сорок. Преподавал, писал научные работы.

Военная разведка – ведомство исключительно закрытое – вспомнила о своем рядовом солдате лишь в начале ХХI века. Его приглашали на встречи ветеранов. Регулярно помогали, в том числе и деньгами. Даже наградили почетным знаком «За заслуги в военной разведке». В сугубо закрытом музее поместили фото «Дельмара». Свой узкий круг людей до этого что-то о нем слышал.

Он был неизвестен нештатному составу ГРУ и уж тем более широкой публике, потому что о подвигах разведчика-нелегала все предшествующие десятилетия «по соображениям безопасности» молчали. А Жорж Абрамович не признавал суеты. Его не знают? Значит, так надо.

Когда руководителей ГРУ упрекнули в «забывчивости», в том, что дань публичного уважения отдана герою из их ведомства очень поздно, они честно ответили: сам Коваль просил «пока» хранить его подвиги в тайне. Думается, генералы не лукавили.

Коваль прожил в безвестности в принципе счастливую жизнь. А после нее президент РФ побывал в новом здании ГРУ, заглянул в музей, где ознакомился со справкой на Жоржа Коваля и попросил предоставить ему подробные материалы на разведчика-нелегала.

Руководство России по достоинству оценило вклад разведчика-нелегала в обеспечение безопасности нашей страны. Указом Президента России В. Путина ему было присвоено высокое звание Героя Российской Федерации (посмертно).

Жорж Абрамович Коваль умер в Москве 31 января 2006 года.