Текст книги "«И дольше века длится век…». Пьесы, документальные повести, очерки, рецензии, письма, документы"

Каким был город Лилль в конце столетия…

Сегодня третий день наших бесед. Поговорим о Лилле, о бытовой и производственной жизни лилльских рабочих.

Итак, комната мебельщика. Обычно – в полуподвале, холодном, затхлом. Не забудем о том, что окрестные земли Лилля омываются водами Северного моря. Климат примерно соответствует климату Ленинграда.

Холодное и дождливое небо. Как оно влияет на характер французов? Те ли они французы, которых мы себе чаще всего представляем? Веселы ли они, исполнены ли такой живости?.. Один французский журналист так и писал прямо, что в характере северян «нет ничего особенно живого и сильно захватывающего».

Рабочая масса в обычное время весьма апатична. На улицах севера Франции не так оживлённо, как в южных французских городах. Под холодным дождливым небом жизнь проходит не на виду у всех, то есть на улицах, на площадях.

Здесь нет, как в районе Бордо или Нанта, захватывающих пейзажей, особенно красивой реки, берега которой могли бы притягивать к себе жителей и составлять место встреч. Нужно сперва выйти из города, пересечь долину, предместье, ставшее почти пригородом в двенадцать тысяч жителей, прежде чем встретишь, наконец, простор.

В редкие дни хорошей погоды мастерские обычно закрыты. А вечером рабочие прогуливаются по центральным улицам. Однако не здесь они проводят большую часть своих досугов. Но не думайте, что они всё время стремятся к уединению. Лилльцы склонны к общению, к взаимной помощи. Они рады возможностям общения. Можно сказать, что лилльская почва содействует, благоприятствует духу ассоциаций. В Лилле множество разного рода обществ. Эти общества являются тем средством, которое используется для морального воздействия на массы. Именно в этих обществах легко измерить уровень развития умов, раскрыть истинный характер людей. Это была благодарная почва для политических влияний.

Ассоциации, существовавшие в Лилле, можно было бы разделить на две большие группы. С одной стороны, это те, которые находились под сильным влиянием социалистов, и с другой – те, которые с ними боролись. В последних превалировал религиозный элемент. Можно назвать несколько ассоциаций этого рода: общество святого Жозефа, общество святого Франсуа-Ксавье, общество святого Франсуа-Режи. Последнее являлось обществом покровительства молодым рабочим.

Говоря об обществе святого Иосифа, один из граждан города Лилля сказал, что это «католический трактир».

У святого Ксавье значилось мало религиозных обрядов, там не занимались религиозной пропагандой – там больше внимания уделялось сфере досуга, приятному времяпровождению в воскресные вечера и вечера понедельников, когда мастерские закрыты. Это общество владело в Лилле большим домом для зимних развлечений и даже имело загородную виллу, расположенную в двух километрах от стен города. Лишь короткая молитва читалась сообща перед собранием в этом своеобразном «доме отдыха». Хотя на ней вовсе не обязательно было присутствовать, но она всё же напоминала о том, что ассоциация носит религиозный характер.

Правда, политические дискуссии в этой ассоциации запрещались. Главная цель ассоциации, по словам одного из её лидеров, – «уменьшить клиентуру кабаков».

Металлисты и прядильщики как самые революционно настроенные группы рабочих к святому Ксавье не ходили, не доверяли этому обществу.

Братство святого Поля занималось более всего благотворительской деятельностью, посещало бедняков. Президент братства лицемерно вещал, что участие в нём требует «горячего сердца». А речь шла всего лишь о более чем скромной, почти символической помощи детям, старикам и инвалидам. От этого последнего из названных братств был самый большой вред для рабочих, склонных к лени: пожив некоторое время за счёт благотворительности, они начинали к ней привыкать, как к алкоголю, даже самые малые взносы такие рабочие начинали непременно включать в состав своего бюджета.

К таким людям, развращённым благотворительностью, я как автор отношу и брата Пьера, Адольфа Дегейтера, который представляет собою весьма удобную фигуру для подкупа.

Святой Франсуа-Режи узаконивал незаконнорождённых детей. Рождение таких детей в Лилле считалось «печальным беспорядком». Вообще, в мастерских сближение полов считалось ухудшением нравов. Многие предприниматели стремились разделять на производстве мужчин и женщин.

Братство Ксавье определяло детей в школы, находило им работу, когда они подрастут.

Было и такое общество – «Юманите». Уже по названию видно, что это общество не носило религиозный характер. Но принимались в него лишь лица, «морально не запятнанные». Надо было обязательно платить вступительный взнос 15 сантимов, но потом это давало право на получение по льготным ценам хлеба, одежды, помогали здесь и с отоплением. Впрочем, льгота была мизерной – например, в 2,5 сантима с килограмма хлеба. Общество владело четырьмя мясными лавками, уступая по 30 сантимов на килограмм. Другие мясники не выносили конкуренции и всячески враждовали с мясниками из «Юманите».

Это общество явно боролось с проникновением идей социализма в рабочую среду, занимаясь главным образом сугубо бытовыми, житейскими делами. Но и оно было запрещено, так как рабочих предпочитали вовлекать в сугубо религиозные общества, требовавшие от них «трудиться только для славы Бога и нашего святого».

По возможности, каждый рабочий обязан был вступить в такое общество. Участие в нём, в его делах – часть общефабричного распорядка! Предприниматель всячески поощрял такие ассоциации, поддерживал их материально. Ему это, между прочим, обременительно не было: средства на содержание обществ шли от штрафов, взимаемых с самих же рабочих] Но этих средств явно не хватало, и общества строили свою бюджеты на добровольных пожертвованиях – от 20 до 25 сантимов в неделю. Собирал эти взносы особый сборщик, получавший за свою работу некий подарок, например, пару сапог. Таким сборщиком в юности был Адольф Дегейтер. Начинал как лакей, стал изменником.

Были общества, которые почти совсем теряли свою религиозную окраску. Например, общество святого Николя существовало лишь для взаимной помощи и для развлечений. Помощь была весьма скромной. Когда человек заболевал, ему выдавали пять франков. Если болезнь затягивалась, пособие постепенно сходило на нет.

Святой Николя считался покровителем ткачей. Его память праздновалась в мае. Назывался праздник праздником веретена. Отмечался он порою по три дня подряд.

Власти очень пристально следили за деятельностью обществ. Хотя братства зачастую зарождались произвольно, они обязательно регистрировались в префектуре. Власть хотела всё знать об общественном движении в своём районе.

Лилльское население очень любило всякого рода собрания. Пение, которое оживляло сердца, являлось наиболее верным средством, чтобы пробуждать одновременный отклик в душах.

Какие же песни находили предпочтение у членов лилльских обществ?

Во-первых, в Лилле, как и во всей Франции, очень любили народные патетические песенки. Некоторые из них, как, например, песни Дюпона, гремели.

Иногда создавались общества целиком певческие, не преследовавшие никаких других целей, кроме организации хора. Таким обществом был хорал «Аира рабочих», близкий к социалистической партии. Этим хоралом и руководил Пьер Дегейтер как дирижёр.

Наибольшее предпочтение рабочие-хористы отдавали песням, рождённым на злобу дня, в самом хорале. Такие песни назывались «сырыми песнями». Они были сложены на своём, особом лилльском диалекте и имели особую прелесть для народных ушей. Такие песни сочиняли сами рабочие певцы – шансонье. Зачастую текст и ноты печатались на отдельных листочках и продавались по малой цене в большом числе экземпляров. Это и сцены из обыденной жизни, и описание какого-либо праздника, концерта. Политика долгое время в них не фигурировала, однако, и, так сказать, стопроцентного запрета на политику не было, а вот в лавке мясника вполне можно было встретить табличку «Запрещается разговаривать на политические темы!»

В Лилле было немало рабочих певцов. Видное место среди них занимали Друссо и Дани. Они стали авторами книг стихов и песен.

Наиболее яркие шансонье приглашались на конкурсы народных певцов в город Труа. Мне однажды попался в руки отрывок искромётной песенки Друссо о том, как в Труа поехали певцы из Лилля. (Перевод построчный.)

 
Певцы из Бельгии, из Лилля и даже из Парижа,
приехав в Труа, нашли неважный приём:
их накормили жидкой похлёбкой.
Поэтому они были веселы, как могильщики,
но здоровы, как тюремщики.
 

Таким образом, такая сцена конкурсов певцов в нашем фильме может быть правомерной, исторически оправданной[49]49
  Прошу обратить внимание – окончательного текста сценария ещё нет, работа над ним продолжается. Появляются новые персонажи, эпизоды, возникает возможность найти новое образное решение тех или иных фрагментов.


[Закрыть].

Для образца лилльских шансон приведу текст песни о чердаках. Была в ту пору парламентская дискуссия по поводу жилищных условий в рабочих кварталах. (Перевод построчный.)

 
Недавно читатели видели в газетах
множество длинных речей о погребах и чердаках.
Я понял их на свой манер таким образом:
нас хотят прогнать из подвалов
и дать нам возможность надышаться всласть на чердаках
свежим воздухом, ведь там такой свежий воздух,
что можно совсем окоченеть!
Моим жилищем занимались важные парижские учёные.
Эти господа хотели помешать мне,
маленькому ремесленнику, жить.
Они хотят убедить меня в том,
что наш подвал нездоров.
А я жил в нем столько лет со свой семьёй,
и, представьте себе, не болел!
Одно утешение – на чердаке я по крайней мере
буду слушать пение ласточек!
 

Эта песня безусловно выражает чувства рабочих. Они и впрямь предпочитают спуститься в свой подвал на пять-шесть ступеней вниз, чем карабкаться по ветхой чердачной лестнице под самую крышу.

Лилльская секция Рабочей партии была одной из самых мощных гедистских организаций во Франции. Недаром руководитель этой секции Густав Делори занимал такое видное место в руководстве всей социалистической партии Франции и был ближайшим другом и соратником Жюла Геда. Имя Густава Делори можно найти во многих книгах по истории социалистического движения во Франции. Важно подчеркнуть, что не только общенациональные, но и международные конгрессы социалистических партий созывались в Лилле, и Густав Делори, впоследствии лилльский мэр и член палаты депутатов Франции, авторитетно руководил этими конгрессами, имея по одну руку от себя Жюля Геда, а по другую – Поля Лафарга. В президиуме этих конференций можно было увидеть Либхнехта-отца, Клару Цеткин и других деятелей международной демократии.

Рождение «Интернационала»

Теперь я хочу перейти к моменту создания «Интернационала». Прежде всего надо постараться ответить на главный вопрос: «Чем вызван такой взлёт в творчестве Пьера Дегейтера?» Ведь до сих пор он писал довольно безобидные песенки на местные темы, лёгкие, хотя и изящные сочинения о любви, о весне. Иными словами, создавая биографию песни, надо найти в биографии её создателя, её творца момент высшего творческого подъёма, объяснимого какой-то высокой общественной волной.

Мы ни в коем случае не должны снижать уровень фильма до темы «о скромном эпизоде в рабочем движении Лилля». Нам нужно сохранить от начала до конца огромную масштабность событий!

В самом деле, 1889 год – это столетие Великой Французской революции. Юбилей этот прозвучал во Франции очень широко! И несомненно способствовал поднятию духа в рабочем классе.

Преемственность – от революции 1789 года, к Коммуне, к «Интернационалу» – несомненна.

Вся Франция кипела тогда стачками. Вспомним знаменитую стачку в Доказвиле в 1886 году, вдохновившую Эмиля Золя на «Жерминаль». Не менее масштабна стачка и на заводах Шнейдера и Крезо в 1888 году, когда забастовщики потребовали признания рабочих организаций. Как после этого можно утверждать о том, что у французских рабочих полностью притупилось классовое чутьё, что они устали от политики, «успокоились» в синдикатах (профсоюзах), певческих кружках, благотворительных обществах! А ведь порою иные авторы, характеризующие интересующий нас период, так и утверждают.

Вспомним также стачки 1890–1899 годов среди текстилен Исключительно сильной и многолюдной была стачка «Скрещенных на груди рук». Откуда это образное выражение? Это знаменитая формула Дантона, которой он грозил буржуазии всего мира – рабочим достаточно скрестить на груди руки, и капиталисты погибнут.

Ту же мысль, но несколько иначе высказывал Мирабо в Провансе в 1789 году – народу нужно только пребывать в неподвижности[50]50
  Имеется в виду общенародная забастовка.


[Закрыть], чтобы стать для сильных мира сего страшным.

Как знать, может быть, эти мотивы и вдохновили Пьера Дегейтера, когда он, возвращаясь в Лилль, после Седана, после разгрома Коммуны, возможной встречи с Потье и решился перейти к песенной пропаганде как к форме борьбы.

А что он видел вокруг себя?

В одном кабачке продолжал дебатироваться вопрос о призрении незаконнорожденных. В другом толковали о чисто женских и чисто мужских предприятиях, ибо единение полов подрывало устои общества. В третьем кафе выдавался хлеб со скидкой в 2,5 су на килограмм. В четвертом делились куски удешевленного мяса или раздавались благотворительные тарелки бульона.

Вся эта обстановка способна была привести в ярость человека, душа которого освещена идеалами Коммуны!

А тем временем крепости капитализма получают всё новые и новые трещины. Рабочая стачка (грэн) и стачка хозяев (локаут) – это состояние войны в экономике становится непрерывным. За сравнительно короткое время Франция переживает около 600 забастовок!

Появляется закон 1884 года – синдикаты и союз синдикатов признаются законом. Но стачки продолжаются. Живы силы, раздувающие и поддерживающие их огонь в рабочей груди. На севере, в Лилле, идёт ожесточённая борьба. Компании не принимают на работу активных синдикалистов.

Как раз эпоха создания «Интернационала» отмечена ожесточёнными схватками между синдикатами и хозяевами (1884–1889). В Крезо забастовка вызвана стараниями хозяев помешать синдикалистскому объединению.

В таком беспокойном синдикате мог состоять и Пьер Дегейтер. Его песня, представлявшая программу восстания, могла пробуждать людей от спячки, в которую повергали тружеников мелкие законодательные уступки.

Но между хозяевами и синдикатом колеблется примиряющая сила. В те годы появляется первый жёлтый синдикат, противостоящий синдикатам красным. Жёлтые – это те, которые поддерживали хорошие отношения с хозяевами. Бывали синдикаты и смешанные, где доминировал всё тот же хозяйский элемент.

Не является ли Делори и его клеврет – синдикалистский вождь Гекьер – таким «хозяйским» элементом в той среде, где было много красных? И не был ли среди красных наш герой Дегейтер? Конечно же, был! Иначе чем объяснить ту непримиримую борьбу, борьбу не на жизнь, а на смерть, которая разгорелась между Делори и Дегейтером?

В среде, требующей хозяйского умиротворения, вдруг прозвучала грозная песня. Она дала такой мощный, оглушительный резонанс, что повела за собою рабочих на улицу. И неудивительно, что Делори, сам заказавший Дегейтеру эту песню для рядового профсоюзного праздника, оказался невероятно напуганным. Он принимает все меры к тому, чтобы запретить песню, не прогневить своего хозяина Де ла Мотта.

Потрясённый стачками, хозяйский бюджет трещал по всем швам. Тут не жалко и поистратиться и на средства подкупа – лишь бы заглушить песню, звучащую непрерывным сигналом к восстанию. В такой борьбе с точки зрения врагов трудового народа хороши были все средства вплоть до организации предательства родного брата Пьера – Адольфа.

Итак, соотношение борющихся сил.

С одной стороны – Делори. С другой стороны – Пьер Дегейтер. Нам точно известно, что он вышел из лилльской секции «Рабочей партии». Я представляю себе в этой связи примерно такое объяснение между ним и Делори:

– Вы ненавидите партию, если не подчиняетесь её тактике! – восклицает Делори.

– Не имею причин ею восторгаться, – возражает Пьер. – Мне даже стыдно сознаваться, что было время, когда я верил в эту партию. Это время давно прошло…

– Ну, хорошо, – отвечает ему Делори. – Я готов сознаться, что мною допущена была ошибка…

– Это не ошибка!

– А что это, мой друг?..

– Я вам не друг. Это – предательство, злодеяние, преступление! Нет ничего страшнее тех вождей трудящихся, которые, выйдя из их среды, так быстро забыли об интересах своего класса.

Так могло быть.

А вот как было.

Цитирую репортаж из газеты «Пробуждение Севера» за 1896 год:

«В Лилле, где городская дума была завоёвана социалистами, открывается XIV конгресс французской Рабочей партии. Съезжаются свыше 200 делегатов, среди них и германские социал-демократы.

Протестуя против идей интернационализма, лилльские реакционеры, клерикалы и националисты организуют враждебную демонстрацию. Рабочая партия, со своей стороны, вывешивает на улицах Лилля воззвания к рабочим.

23 июля, в 9 часов вечера, когда члены конгресса, с духовым оркестром во главе, направились к дворцу Рамо, на улице произошло столкновение между националистами и членами Рабочей партии. Столкновение продолжалось весь вечер. На вокзальной площади разыгралось настоящее сражение. В то время, как националисты пытались петь “Марсельезу”, ставшую во Франции к концу XIX века официальным гимном буржуазной республики, духовые оркестры социалистов исполнили “Интернационал”. Толпа растёт. Бесноватые молодцы кричат: “Да здравствует Франция, долой Пруссию!” На их крики товарищи отвечают тысячекратно повторённым припевом “Интернационала”.

Толкотня и давка. Поют “Марсельезу”, которую сейчас же покрывает пение “.Интернационала”. Происходит ужасная свалка. Но наши товарищи держатся крепко, а музыканты, несмотря на растущую давку, играют “Интернационал”… И знамёна с торжеством выносятся из толпы.

Так, под пение Гимна Потье-Дегейтер а рабочие массы обращают в бегство лилльскую реакцию, вышедшую на улицу.

С этого дня гимн распространяется по всей Франции.

Делегаты рабочего конгресса с восторгом разносят повсюду запоминавшиеся строфы, говорящие о гневе и надеждах рабочих. Они слушают и запоминают эту музыку – широкую, могучую и пламенную, – так необычайно совпадавшую с твёрдой и гордой поступью пролетариев, музыку, которая вела их по улицам Лилля и воодушевляла во время демонстраций».

Делегаты Парижа, Лиона, Гренобля, покидая Лилль, запасались экземплярами нот «Интернационала». И каждый, вернувшись в свою группу, секцию, федерацию, в свою очередь, переносил туда слова Потье и мелодию Дегейтера.

Назавтра после Лилльского конгресса «Интернационала» делается уже не только любимой песней гедистов Севера, но и любимым гимном всей Французской Рабочей партии, исполняемым во время манифестаций, праздников и конгрессов.

Через несколько лет – новый взлёт «Интернационала».

Шёл 1899 год. Генеральный конгресс французских социалистических организаций. Единение аллеманистов, гедистов, бланкистов и независимых. Стычки между Жоресом и Гедом… Но в последний день конгресса воцаряется общее согласие. Перед закрытием заседания гедисты зовут на трибуну делегата Севера Анри Гекьера и просят его спеть «Интернационал».

Знамёна окружают трибуну. Гекьер поднимается на трибуну и запевает. Весь зал в энтузиазме подхватывает припев.

С тех пор «Интернационал» становится гимном французских социалистических организаций всех толков и направлений. Раньше северная федерация передала его сперва Рабочей партии, а та, в свою очередь, передает его всему французскому социализму.

С тех пор ни один конгресс не обходился без «Интернационала».

Несколько слов о самом моменте создания гимна.

Газета «Монд» приводит такую историческую справку:

«Строфам Руже де Лилля суждено было на всём протяжении XIX века, во все часы демократических волнений звучать на устах восставшего народа. Прозвучав впервые в 1792 году, “Марсельеза” воскресла на солнце июля 1830 года. Она вновь появляется при свете молний февраля 1848 года. Она оживает, незабываемая, в сентябре 1870 года. Франция дала европейской демократии свой гимн надежды и борьбы.

По знаменательному совпадению, опять же рабочая Франция и французский социализм дают позднее революционному международному социализму свой гимн мщения и борьбы – “Интернационал.

Но только в конце XIX века “Интернационал становится песней французских рабочих, которую они распространяют по всему миру».

В 1888 году лилльская секция Рабочей партии организовала певческое общество «Рабочая лира».

Спустя восемь лет Делори заказал Пьеру Дегейтеру песню к очередному празднику. Пьер принял предложение. Через три дня музыка была готова. Первое издание в 6 000 экземпляров выпустил Больдодюк, издававший ранее и другие произведения Пьера Дегейтера.

На листке по настоянию Делори была напечатана только фамилия по настоянию Делори. Это обстоятельство и привело к судебному процессу об авторстве. Делори высказался в пользу Адольфа Дегейтера, своего подчинённого по службе.

Процесс длился и длился… Только в 1922 году авторство Пьера Дегейтера было подтверждено!

Первое исполнение «Интернационала» состоялось в Лилле в конце июня 1888 года на празднике союза газетчиков.

Песня быстро распространилась на Севере Франции.

Через некоторое время социалист Гослен был осужден за переиздание шестой строфы. Это гонение на «Интернационал» было при правительстве Казимира Нерье.

А вот воспоминание одного рабочего под названием «Гнусный поступок вождя социалистов Делори»:

«В 1901 году приверженцы Делори стали утверждать, что музыка “Интернационала” была написана Адольфом Дегейтером, братом Пьера. Адольф был служащим в муниципалитете Лилля.

До этого времени “Интернационал появлялся везде с надписью: “МУЗЫКА ДЕГЕЙТЕРА”. Это получилось потому что, если бы Дегейтер написал своё имя “ПЬЕР”, его бы уволили с фабрики, а так как в Лилле было МНОГО Дегейтеров, то это была своего рода конспирация.

Воспользовавшись этим, социалист Делори стал утверждать, что именно Адольф является сочинителем «Интернационала». В социалистической секции разгорелся столь горячий спор, что Пьер был насильно выведен из зала заседания.

Ещё одна деталь, характеризующая атмосферу, в которой создавался гимн. Кассоре, за которого вышла замуж сестра Дегейтера Виргиния, Пьер и брат его Адольф организовали группу, которая ставила своей целью вести пропаганду песней, используя рабочие общества. Они объезжали весь Лилльский округ, распевали песни в пользу забастовщиков. Кассоре играл на аккордеоне, Пьер пел, Адольф продавал ноты.

В 1901 году, когда вспыхнула ссора между братьями, Делори, который был мэром Лилля, завладел Адольфом и заставил его написать заявление о том, что он – автор гимна.

В 1902 году, устав от этих переживаний, Пьер уехал в Париж, а затем в Сен-Дени, парижское предместье, где несколько лет вел почти нищенское существование. Наконец, (через двадцать лет!) истина всплыла наружу, и Пьер был признан хозяином своих произведений».

Приведу вам ряд высказываний и воспоминаний о происхождении «Интернационала».

«В феврале 1888 года Делори должен был организовать секцию Рабочей партии в Северном округе. Вскоре при секции организовался хоровой кружок под названием “Рабочая лира” Этот хорал собирался в трактире «Свобода». Содержал его некто Бонден на улице де Лавиньет. В течение долгого времени у хора не было новых песен. К этому времени появился “Сборник революционных песен” Потье.

Однажды в субботу, часов в 11 вечера, когда кружок заканчивал очередную репетицию, один из приезжих товарищей[51]51
  Этим заказчиком на самом деле был Делори.


[Закрыть] предложил Пьеру Дегейтеру написать музыку на одно из стихотворений Потье. Дегейтер, перелистав сборник, остановился на “Интернационале”.

На следующий день, в воскресенье, Дегейтер уже стоял перед маленьким органом и, вдохновившись, сочинял музыку “Интернационала”. Ему понадобилось для этого всего лишь несколько вечерних и ночных часов.

В то время он работал мебельщиком в компании “Фив-Лилль”. Утром товарищи спросили его, сочинил ли он что-нибудь. Пьер обрадовано сказал, что сочинил очень интересную песню. После работы, провожаемый товарищами, он зашёл в кафе Бондена, которое расположено было неподалёку от фабрики, вытащил из кармана набросок “Интернационала” и стал распевать новую песню. Революционный гимн произвёл на рабочих большое впечатление. Через два-три дня многие из них уже разучивали новую песню».

Эту же историю и примерно такими же словами рассказывал в Москве сам Пьер Дегейтер. Было ему в то время, то есть в 1928 году, около 83 лет. Памяти старика доверяться полностью трудновато, но всё же постараемся дословно воспроизвести его рассказ.

«Я учился в консерватории в городе Лилле на севере Франции и усердно занимался музыкой. Основную страсть питал я всю жизнь к пению. Обладая недурным голосом, всегда состоял членом нескольких больших хоровых обществ. По предложению нескольких товарищей, я принял участие в организации хорового кружка под названием “Аира рабочих”. Там меня единогласно избрали дирижёром. Это был социалистический кружок. Густав Делори стал его руководителем. Впоследствии Делори оказался мэром города Лилля. Вскоре после организации кружка Делори появился у нас на репетиции и сказал мне, передавая сборник стихотворений: “Это стихи недавно умершего Потье. Посмотрите, на найдётся ли там чего-нибудь пригодного для нас. У нас совсем нет революционных песен. Ты сумеешь это сделать.

Вернувшись домой, я сейчас же взялся за книгу и по странной случайности открыл её на “Интернационале”. Он показался мне великолепным для хора, но неудобным для исполнения, ибо в нём было много куплетов.

Писал я вечером и ночью, к утру была готова начерно музыка куплетов. А на следующий день мне удалось присочинить к ней хороший рефрен. Готовую песню я отнёс Делори.

Делори весьма одобрил моё сочинение и сказал, что придётся печатать его в количестве не меньше шести тысяч экземпляров для продажи на празднике газетчиков, которые намеревались дать большой концерт.

Таким образом, в следующий вторник мне пришлось впервые исполнить публично “Интернационал”. Это было 23 июня 1888 года. С тех пор он стал любимой нашей песней, исполняемой при каждом выступлении, куда бы мы ни отправлялись. Так я стал известным на своей родине. Широко популяризировали “Интернационал” Делори и его коллега Анри Гекьер, который пел в моём хоре. Они распространяли его на всех концертах, продавая и исполняя его в свою пользу. А мне предоставляли довольствоваться одной славой.

В 1902 году Клеман спросил Делори, кто написал музыку “Интернационала”. Делори ответил, что автор уже умер! В ту пору я работал резчиком по дереву в Париже. На работе я повредил себе руку. Так неожиданно моё имя попало в газеты. В конце 1903 года меня пригласил к себе директор газеты “Пти репюблик”. В беседе со мной он как бы между прочим спросил меня, не являюсь ли я родственником автора “Интернационала” и не могу ли я привести его как-нибудь в редакцию. Я рассмеялся и сказал, что приводить автора музыки “Интернационала” в редакцию не надо, ибо он уже пришёл, а он – это я!

Тогда Ришар позвал в свой кабинет всех сотрудников. Меня поздравляли, мы пили шампанское. Затем меня направили к адвокату для взыскания вознаграждения за увечье. Адвокат предложил мне также начать процесс против нотоиздательницы вдовы Говард, которой Делори имел наглость передать второе издание “Интернационала” с портретом моего брата Адольфа на обложке. Надо сказать, что ещё в 1893 году Делори начал против меня интриговать. Он старался мне всячески навредить у нас на родине. Один раз меня из-за него чуть было не арестовали перед моим публичным исполнением “Интернационала” в Тубе. И только протесты лично знавших меня товарищей расстроили эти клеветнические козни. Делори продолжал утверждать, что автором “Интернационала” является мой брат Адольф. Начался ряд процессов. Первый прошёл в 1909 году. Я его проиграл! Сыграли свои зловещие роли авторитет Делори и лжесвидетельство моего брата.

Так дело дошло до 1913 года. К тому времени я собрал в Лилле и в Париже 126 подписей протеста против ложных утверждений Делори. Было назначено новое судебное расследование в Лилле на октябрь 1914 года.

Но помешала война. Брат мой попал в плен к немцам. Опасаясь за свою жизнь, он написал мне 27 апреля 1915 года покаянное письмо, в котором признавался, что никогда в жизни музыки не сочинял, а музыки “Интернационала” – и подавно! Он оправдывался тем, что подписал бумагу, подсунутую ему мэром Лилля Делори из опасения, что в случае отказа его могут лишить заработка».

Вот подлинник этого письма.

На конверте следующий адрес:

«Сен-Дени на Сене 7.45 20–12

Сена

М-е Дегейтеру Пьеру ул. Жаворонков 2

Сен-Дени (Сена)

Послано М. Дюбар от имени Адольфа Дегейтера в Лилле

(Север)

Лилль 27 апреля 1915 года»[52]52
  Подлинный текст письма см. на стр. 258.


[Закрыть].

Как вы понимаете, материал превосходен сам по себе драматургически, и просто грешно не воспользоваться им.

А вот рассказ доктора Рубакина о встрече со стариком Дегейтером:

«Старик любовно вспоминал о своём Севере, о Лилле, где провёл он почти всю свою жизнь и где им был написан Интернационал.

Слова его он нашёл в сборнике "Революционные песни Потье, тоже рабочего и тоже северянина. Но лично они знакомы не были. Просто Дегейтеру понравились стихи, сочинённые Потье. И он написал к ним музыку в 1888 году.

Была в жизни его большая обида. О ней он мне долго и подробно рассказывал.

Был у него брат, Адольф, тоже рабочий, как и он. Из-за каких-то личных интриг местных социалистов в Лилле был пущен слух, что “Интернационал” сочинён не Пьером, а Адольфом Дегейтером. Делалось это всё, чтобы насолить Пьеру, прямому и честному революционеру.

Свыше десятка лет[53]53
  Не десяти лет, а двадцати!


[Закрыть] продолжался этот спор и кончился судебным процессом. Лилльский суд в конце концов подтвердил, что автором “Интернационала” был Пьер, а не Адольф. Но процесс этот рассорил братьев.

Рассказывая эту свою историю, старик совсем разволновался. Дрожащими руками открыл он какую-то шкатулку и вынул оттуда письмо. Он сказал: “Мой брат во время войны застрял в местности, занятой немецкими войсками. В 1915 году он покончил с собой. И вот письмо, которое он мне оставил”. Это письмо – эпилог тяжёлой драмы в рабочей семье…».

Как мы видим, все эти показания свидетелей и очевидцев полны неясностей и неточностей. Самым «роковым», невыясненным вопросом остается вопрос, из каких побуждений Делори сплёл эту дьявольскую интригу?

Кое-какие разгадки есть в ряде статей, появившихся во французской коммунистической печати в 1932 году.

Но прежде чем вернуться к разговору о причинах и мотивах драмы авторства, мне бы хотелось вспомнить ещё несколько фраз, рассказанных самим Пьером Дегейтером:

«Письмо брата дошло до меня только в 1917 году, а сам брат мой умер в 1916 году 15 февраля. В 1920 году Делори имел дерзость поставить моему брату памятник как автору “Интернационала”. Письмо брата было мною представлено в суд и наконец 23 ноября 1922 года состоялось решение высшей судебной инстанции, которая разоблачила интригу Делори и его приспешников, и я был окончательно признан автором музыки “Интернационала”. Делори явился в суд уже больным. Отказался от своих претензий. Вскоре он умер.