Текст книги "«И дольше века длится век…». Пьесы, документальные повести, очерки, рецензии, письма, документы"

Н. А. Сотников. Певец из Лилля. Полемические диалоги в двух частях о Франции для России в шестнадцати сценах

Герои и персонажи заявляют о себе и представляют себя зрителям по ходу спектакля.

Действие происходит в городе Лилле на севере Франции и в Мытищах под Москвой в 1871–1888 годы и соответственно в 1928 году.

Роль Пьера Дегейтера должны играть два артиста, но при обязательном внешнем сходстве. Здесь обширное поле деятельности для гримёров. Один из них, от лица которого ведётся рассказ, именуется в пьесе ДЕГЕЙТЕРОМ. Другой, молодой, участвующих в давних событиях, именуется ПЬЕРОМ.

«Абсолютная монархия была свергнута песней».

Николя Себастьен Рок Шамфор

«Потье – Ювенал предместий».

Анри Рошфор

Спешите к беднякам, о песни!

Спешите к беднякам!

Эжен Потье

И голова его полна одним и тем же.

Это – песни!

Эжен Потье

Слышь, Николя́!

Хоть их взяла,

Коммуна неубита!

Эжен Потье

Ремёсел на свете большое число,

но лучше всех прочих моё ремесло!

Пьер Дегейтер

«Не пройдёт много времени, когда нам станет тесно в этом прекрасном блестящем зале… Я думаю, скоро мы почувствуем, что под этим огромным куполом уже не умещаются великие звуки “Интернационала”».

С. М. Киров на I съезде Совета Союзов СССР со сцены Большого театра

Восстанье начинается с певца, который запевает о восстаньи!

Евгений Евтушенко. (Из песни к спектаклю Театра драмы имени А.С. Пушкина «Тиль Уленшпигель»)

Часть первая

Гремит медь оркестра, играющего марш. Через весь театральный зал под шквал аплодисментов проходят Пьер ДЕГЕЙТЕР и председатель завкома ДАНИЛИН, поднимаются по лесенке на сцену. ДАНИЛИН помогает преодолеть это препятствие ДЕГЕЙТЕРУ, которому уже 80 лет.

ДАНИЛИН. Пожалуйте сюда, товарищ Пьер. Располагайтесь вот в этом кресле. (Показывает рукой на кресло вблизи левой кулисы, затем спохватывается, приоткрывает занавес и приглашает переводчика, повторяя ему первые слова, обращенные к почётному гостю. В дальнейшем переводчик будет постоянно стоять вполоборота у кресла Дегейтера: ведь без него общение станет невозможным).

Дорогой товарищ Дегейтер! Завком, коммунистическая ячейка и заводской клуб имени Карла Маркса нашего вагоностроительного завода в Мытищах приветствуют вас как первого пролетарского композитора, автора великого гимна «Интернационал», который так много говорит сердцу каждого рабочего человека. С «Интернационалом» на устах мы боролись за первое свободное государство в мире. На нашем музыкальном празднике в вашу честь мы выражаем вам свою глубокую пролетарскую признательность. (Бурные продолжительные аплодисменты).

ДЕГЕЙТЕР (обращаясь к переводчику, произносит ответное слово). Я счастлив, что написанная мною музыка стала государственным и партийным гимном в СССР. Россия, бывшая всего лишь десять лет назад синонимом рабства, превратилась в страну, на которую обращены взоры трудящихся всего мира. Я верю, что революционная Россия явится прелюдией к тому великому перевороту, в результате которого красное солнце революции воссияет надо всей вселенной. Ваша революция принесёт подлинный мир, основа которого заложена народами Советского Союза. Да здравствует интернационал рабочих!

ДАНИЛИН (после бурных продолжительных аплодисментов). Под звуки вашего гимна, уважаемый товарищ Дегейтер, русский пролетариат одержал победу над капитализмом. Ваш гимн вдохновляет нас в минуты побед и поражений, призывает к бою. Много ещё препятствий и боёв ожидают нас на этом пути, но пролетариат победит! В этом его историческая судьба.

Мы хотим попросить вас, товарищ Дегейтер, рассказать о себе. Нам всем очень интересно будет узнать про вашу жизнь, творчество, про создание вашей главной песни – «Интернационала»[59]59
  Из слов Дегейтера и Данилина, строго документальные, цитируются по стенограмме.


[Закрыть].

Постепенно в театральном зале гаснет свет. Данилин опускается в зрительный зал и садится в первом ряду. Переводчик и Дегейтер остаются одни на сцене. Луч света освещает рассказчика.

ДЕГЕЙТЕР. Когда-то, в дни моей молодости, мои друзья собирались по вечерам в кафе «Либерте», у нас на улице Делавиньетт в городе Лилле, что на севере Франции, и распевали бесхитростные куплеты…

Идёт занавес. На сцене все участники спектакля – хористы в рабочих блузах, с красными бантами. Они поют раннюю шансон Дегейтера.

ХОР.

 
Прощай, зима, морозы, вьюги
и мрачных туч седая бахрома.
Вернулась ласточка к нам с юга.
Прощай, зима! Прощай зима…
 

Дирижирует молодой ПЬЕР.

ХОР продолжает:

 
Ты снова, ласточка, морозы
прогнала крылышком своим…
И вновь цветут жасмин и розы,
и смех звенит по мастерским…
 

В луче старый ДЕГЕЙТЕР, продолжающий рассказ.

ДЕГЕЙТЕР (с горечью). «Розы… Смех?» Я мечтал о вечной весне на земле и сочинил эту шансон «Возвращение ласточки». В ту пору, с которой я начал свой рассказ, Лилль был городом самых бедных бедняков! У нас на площади стояла статуя «Лилль босоногий», герб нашего города, символ нашей нищеты и бесправия. У нас ничего не было, кроме надежд на лучшее будущее и наших песен…

ХОР.

 
С весной и с ласточкиным пеньем
как будто жизнь не так сера.
В душе страданья затихают,
и вновь надежды оживают,
что лучших дней придёт пора!
 

ДЕГЕЙТЕР. Как-то в июне 1888 года, когда уже стало совсем невмоготу, наш хор впервые запел «Интернационал»…

ХОР.

 
Бой с врагом на исходе…
 

Из глубины сцены внезапно вышел ЖАНДАРМ.

ОФИЦЕР. Эй, вы, босоногие! Вы что, разве не знаете, что эта песня запрещена?!

ПЬЕР. Простите, господин жандарм, но вы ворвались в спектакль раньше времени…

ОФИЦЕР. Перестань болтать лишнее, парень! Придержи язык за зубами. Где надо, мы, жандармы, всегда бываем вовремя. Разойдись!

ПЬЕР. Конечно, вы можете прийти, когда вам заблагорассудится. Но в данном случае вы опередили события. Ваша роль, господин жандарм, ещё впереди. Вы успеете отличиться.

ОФИЦЕР. Ах, вот как? Хорошо. Мы уйдём. Но и вы – давайте побыстрее пошевеливайтесь. А то и так уже намозолили глаза. Нам некогда! Кончать с вами приказано быстрее. Учтите! (Погрозив Пьеру пальцем, уходим).

ДЕГЕЙТЕР. Хор у нас был, можно сказать, семейный…

ЭДМОНД. Я Дегейтер Эдмонд, старший в семье. Безработный.

ПЬЕР. Дегейтер Пьер, средний брат. Резчик по чёрному и красному дереву.

АДОЛЬФ. Дегейтер Адольф, младший в семье. Служащий в мэрии города Лилля.

ВИРГИНИЯ. Дегейтер-Кассорэ Виргиния, сестра Эдмонда, Пьера и Адольфа. Моя профессия – кружевница. Специальность редкая – гипюр, чёрный валансьён. Жду заказчиц.

АНРИ. Анри Кассорэ, муж Виргинии. Бархатных дел мастер. Я первый, кто спел на улице «Интернационал» и был за это убит…

ЛУИЗА. Луиза Дюбар. Была ткачихой. Теперь тоже безработная. Пьер считает меня своей невестой, но я ему своё согласие ещё не дала. Хоть в этом у меня есть право голоса!

РОБЕР. Робер…

АЛЬБЕР. Альбер. Друзья Дегейтеров и песен. Столяры…

ДЕЛОРИ (он в сюртуке и с цилиндром). Густав-Этьен Делори. Секретарь синдиката столяров и резчиков. Это я создавал хор «Аира рабочих». Сам я не пою.

МАРТЕН. Никола Мартен. Бывший каменотёс. Коммунар.

МОНТЕГЮ С. Гастон Монтегюс. Меня называли лучшим рабочим шансонье Парижа. Я сын и внук коммунаров Брунсвиков. Мои шансон любил слушать Владимир Ленин. Встретимся в финале.

ПОТЬЕ. Эжен Потье. Поэт и солдат Коммуны. Всего полгода я не дожил до того дня, когда стихи Потье стали песней Дегейтера.

ЖАНЕТТА. Жаннетта, служанка кабатчика Бондена.

ПЬЕР. Что мы споём под занавес Виргиния?

ВИРГИНИЯ. «Интернационал». Музыка Пьера Дегейтера на стихи Эжена Потье…

ДЕГЕЙТЕР. Нет, нет, «Интернационал» ещё не был написан тогда. Его строфы только зарождались. Слагались они в дни «Кровавой недели», в пороховом дыму, в отсветах пожарищ, на баррикадах Коммуны…

ХОР.

 
Ты слышишь ли, их пушки бьют?
Они идут, они всё ближе.
Вот их колонны подойдут
к заставам и холмам Парижа.
Привёл империю разгром
в тупик, к разбитому корыту.
Вставай! Встречай врага ядром!
Париж, создай себе защиту…
 

Сцена, словно в Париже, в дни баррикадных боёв, постепенно охватывается всё разрастающимся пламенем бушующего пожара.

Хор продолжает:

 
Хлестни крапивой Вавилон,
гони со всей французской страстью
мерзавца, севшего на трон,
и прихлебателей династий!
Будь, Франция, французской!
Стой, поправ и деспота, и свиту,
как в девяносто третьем, в бой!
Париж, создай себе защиту!..
 

ДЕГЕЙТЕР. В те дни, когда вместе с последними баррикадами Парижа рушились и последние надежды коммунаров выстоять в смертельной схватке с версальцами, я был призван в армию Второй империи, затеявшей безумную войну с Пруссией… (Затемнение).

За колючей проволокой на земле сидят и лежат солдаты армии Наполеона III. На страже прусский солдат в каске и со штыком наперевес. На переднем плане ПЬЕР и АНРИ. Они в военной форме. ПЬЕР схватился за голову, упал лицом в траву.

ПЬЕР. Позор! Позор! Вся армия, вся Франция в плену у немцев!

АНРИ. И даже – сам император! Бросил нас под Седаном и ускакал в Германию – вымаливать милостыню у Бисмарка.

ПЬЕР. Наполеон?!

АНРИ. «Наполеон»? Третий! Малый!.. Туда ему и дорога, авантюристу. Что ему Франция? Что он – Франции?! Сын голландского короля, эмигрант, бродяга. Одно слово «Баденге»!

ПЬЕР. Кто это – Баденге?

АНРИ. Какой-то проходимец. В его одежде Бонапарт плюгавый бежал когда-то из тюрьмы.

ПЬЕР. Откуда ты узнал, Анри?

АНРИ (вполголоса). Тут бродит подмастерье, седанский житель, и вот… (Достаёт газету).

ПЬЕР (схватил). Газета? Парижская?!

АНРИ. Парижская.

ПЬЕР (читает). «Небывалое поражение Франции. Сдались в плен 139 генералов и маршалов, 2830 офицеров, 83 тысячи солдат…».

АНРИ. Почти все двести тысяч!

ПЬЕР. «Наши генералы все поражения называли победами… Нет ни сахара, ни соли, сухари на исходе. И у кавалерии от лошадей остались одни лишь тени…». Это мы, драгуны, знаем хорошо: не смогли удрать! (Читает). «Маршал Аебеф соврал, как сивый мерин: “У армии нет недостатка ни в чём, даже ни в одной пуговице на солдатских гетрах… ”».

АНРИ (поднял ногу). Действительно, ни одной пуговицы.

ПЬЕР (продолжает). «Империя погибла, погребена глубоко и безвозвратно…». Что же у нас есть, Анри?

АНРИ. Ни-че-го!

ПЬЕР (вскочил). Эх, надавать бы оплеух этому горе-императору! (Прочёл). Ага, слушай: «Мы громко заявляем о своей ненависти к империи и о своей любви к республике!» (Кричит). Ура! У нас есть республика… (К пленным). У нас есть республика… Да здравствует республика!

АНРИ (зажимает ему рот). Умолкни, Пьер! Ты с ума сошёл? Захотел к стенке?! Версальская республика не стоит того, чтобы плюнуть в её сторону, а не то, чтобы кричать ей «ура»!

ПЬЕР (озадачен). Версальская?

АНРИ. Да, со злобным карликом Тьером во главе.

ПЬЕР. Дожили… Что же будет?

АНРИ. Коммуна! (Протягиваетлистовку). Читай!

ПЬЕР.

 
Народ, ты предан, это ясно!
Довольно попусту орать!
Мы объявляем громогласно —
Коммуну!
Ратушу забрать!
Долой диктаторов бессильных!
Из богадельни взяли их.
От слов плаксивых, слов умильных
энтузиазм бойцов утих.
Когда стране грозят удары,
они хотят (как нам стерпеть!)
империи намордник старый
на революцию надеть!
 

Здо́рово! Кто написал? (Читает). «Эжен Потье». Молодец Потье!.. (Побежал). Немедленно – в Париж! Мы умеем держать оружие…

АНРИ. Париж окружили пруссаки. Да и как туда добираться? И – в чём? В мундире драгуна? Версальцы схватят нас и повесят как дезертиров…

ПЬЕР (вырываясь). Пусти! В Париж! К коммунарам! К Потье!

АНРИ. Погоди. У солдат, переходящих на сторону народа, перед казнью срывают галуны.

ПЬЕР. У меня не будет галунов! Я сам сорву их и надену блузу подмастерья… Идём, Анри! Идём в Париж, брошенный на ножи!

Бежит в глубину сцены. Часовой стреляет вдогонку. Крики «Хальт!» Аай собак, топот кованных солдатских сапог… Узкий лун света выхватывает из темноты старого ДЕГЕЙТЕРА.

ДЕГЕЙТЕР. Так я бежал из лагеря под Седаном. Мне это удалось. Долгие дни и ночи скитался я по дорогам Франции, пробираясь к Парижу.

Пьер идёт по дороге. Он тяжело дышит. Устал. Оборван. Упал на обочине, передохнул, дотянулся до ручья, обмыл лицо. Пробует голос. На сцену выходят ЖАНДАРМЫ.

ОФИЦЕР. Эй, ты, блузник! Чего орёшь?

ПЬЕР. С вашего разрешения, мсье жандарм, я не ору, я пою. (Поёт).

 
Из дерева вырезать пышный цветок,
гирлянду, фигурку, изгиб, завиток…
 

ОФИЦЕР. Один чёрт! Всё равно дерёшь глотку.

ПЬЕР. Подбадриваю себя песней в дороге. Разве нельзя?

ОФИЦЕР. Откуда идёшь? Из-под Седана? Дезертир?!

ПЬЕР. Как можно?.. Я патриот, с вашего разрешения. Иду из Лилля, с севера. Безработный столяр. Подрабатываю, где придётся.

ОФИЦЕР. Документы!

ПЬЕР (раскрывает котомку). Пожалуйста, вот мои документы. (/Достаётрезец, молоток, стамеску). Паспорт… Свидетельство о рождении, чековая книжка.

ОФИЦЕР. Молчать! Показывай руки. Чего скалишь зубы?

ПЬЕР. Я стесняюсь, мсье. У меня грязные ногти.

ОФИЦЕР. Руки вверх!

ПЬЕР. Пожалуйста. Но заранее могу сказать – у меня дырявые карманы.

ОФИЦЕР (схватил руку Пьера). Интересно, в скольких водах ты отмывал с неё порох, негодяй!

ПЬЕР. Какой порох? Я резчик по дереву Пьер Дегейтер из Лилля, департамент Норд. Я чиню двери, окна, мебель. Могу вырезать любой узор, если попадётся хорошая доска. Пою песенки, когда нет работы… и есть нечего. (Запел).

 
Из дерева вырезать пышный цветок,
гирлянду, фигурку, изгиб, завиток,
крестьянку с серпом, живописца с палитрой,
прохожего с рожей весёлой и хитрой,
и двух прихожан за бутылкой пивца,
и с брюхом огромным святого отца,
и льва, что свирепо рычит из-за кости,
что острые зубы оскалил от злости…
Ремёсел на свете большое число,
но лучше всех прочих – моё ремесло!
 

ОФИЦЕР (пританцовывая). Ладно. Ну тебя к чёрту! Можешь идти. Но только – на север. Понял?.. К Парижу – ни шагу!

ЖАНДАРМЫ уходят. ПЬЕР смотрит им вслед. Двинулся в путь и вскоре остановился у ограды фермы.

Эй, тут есть кто-нибудь живой?

ФЕРМЕР (из-за калитки). Чего тебе, бродяга? Нищим не подаю.

ПЬЕР. Да вы не бойтесь, выйдите. Я не попрошайка, не жандарм и не шпион. Нет ли у вас работы подённой?

ФЕРМЕР (подошёл, прихрамывая). Какая уж тут работа? Ты что – не видишь? Все поля вытоптаны.

ПЬЕР. Да нет, я столярной работы ищу. Могу починить сундук, сделать поставец, исправить ворота.

ФЕРМЕР. Ну, если так, то исправь. (Открыл калитку). За харчи, конечно. Денег – ни сантима! И не проси.

ПЬЕР (доставая инструменты). Хозяин, а хотите я украшу вашу калитку отличной резьбой? У меня и узор есть подходящий «Лев и нимфа». Идёт?

ФЕРМЕР. Чепуха! Я не пускаю деньги на ветер, на пустые затеи. Проваливай!

ПЬЕР. Я сделаю резьбу без денег. Хотите?

ФЕРМЕР. Без денег? Не хитри, парень. Какой чудак станет работать даром? Эдак выклянчишь не один франк. Ступай! (Уходит).

ПЬЕР. Погодите. Я скажу правду. Понимаете, я артист, мастер этого дела. Истосковался в армии без любимого ремесла. Уж больно хороша доска! (Погладил дерево). Я вырежу на ней сказку, и вы снова будете улыбаться… Можно? За один харч. Так есть хочется! Ну!

ФЕРМЕР. Вот что, парень. Проваливай отсюда, сказаля! (Уходит, опираясь на палку). Проваливай!

ПЬЕР (стучит). За один харч! За один харч… (Уныло побрёл дальше).

У дороги показался МАРТЕН.

Послушай, приятель…

МАРТЕН. Что тебе надо? Уходит отсюда!

ПЬЕР. Что вы – сговорились все? «Уходи, уходи…». Почему, чёрт возьми? Что тут – клад какой?

МАРТЕН. Сказано – проваливай!

ПЬЕР. Послушай, друг…

МАРТЕН. Какой я тебе друг?

ПЬЕР. Врага узнают по обмундировке, а друга – по спецовке. Хочу поприветствовать тебя песенкой: «Добрый человек, добрый человек, точи как следует свою косу…».

МАРТЕН. Ты что – ошалел?

ПЬЕР. Мне надо узнать, какие песенки тебе больше нравятся. К примеру, вот такая:

 
Хотите поднесу —
всего лишь за два су
весь пакет: папашу, мамашу
и малютку Бадингет?..
 

МАРТЕН (приблизился). И что же дальше?

ПЬЕР. Не всё ещё сложилось в голове, но смысл такой: «Друзья, желаете ль узнать, как по мановению палочки волшебной обыкновенная испанка по имени Евгения стала женой Цезаря?»

МАРТЕН. Да ты, брат, замахнулся на самого императора!

ПЬЕР. А мне плевать на того, кто был императором, кто был шпионом в Англии, а затем – палачом во Франции. Теперь он поясничает в прихожей канцлера Бисмарка.

МАРТЕН (восторженно). Да ты всё знаешь, дружище!

ПЬЕР. Нет, не всё, товарищ. Кое в чём ещё надо разобраться. Скажи, друг, что это за местность?

МАРТЕН. Окрестности Арраса, столицы графства ДАртуа, родины великого Робеспьера.

ПЬЕР. Робеспьера? Значит, я иду правильно!

МАРТЕН. Вот в этих каменоломнях я вырубал из земли свой мёрзлый хлеб.

ПЬЕР. Мне бы сейчас – хоть немного и такой пищи.

МАРТЕН. Хорошо, пойдём со мной…

ПЬЕР и МАРТЕН уходят. Смена света.

ДЕГЕЙТЕР. В каменоломне мне было суждено встретиться с Эженом Потье. Судьба подарила мне этот счастливый случай. Вы уже поняли, что до того дня, как я увидел в лицо поэта Коммуны, я много слышал о нём, читал его стихи. Потье был для меня Человеком с большой буквы, моим героем…

Каменоломня. У затухающего костра полулежат двое путников: один постарше – в изодранном сюртуке и с забинтованной головой; другой – чернобородый блузник. Показался МАРТЕН.

ПОТЬЕ. Николя?.. Что там?

МАРТЕН. Надо уходить, Эжен. Кажется, жандармы напали на наш след.

ПОТЬЕ (у стены). Сейчас… (Показал на костёр). Нет ли там ещё одного остывшего уголька?

ЧЕРНОБОРОДЫЙ (подаёт). Это уже десятый. Вы исписали всю стену, Эжен.

МАРТЕН. По этим стихам жандармы сразу всё поймут! Я сотру!

ПОТЬЕ. Подожди. (Продолжает писать). «Война тиранам, мир народу…».

ЧЕРНОБОРОДЫЙ. Вы всё ещё верите в нашу победу, учитель?

ПОТЬЕ. Да, верю!

ЧЕРНОБОРОДЫЙ. Напрасно пролитая кровь.

ПОТЬЕ. Вот как! А что ты говорил в марте, когда мы свалили Вандомскую колонну[60]60
  К сожалению, этот прогноз сбылся: Вандомская колонна, этот символ захватнических войн Наполеона I, была восстановлена в 1875 году.


[Закрыть], памятник тирании и безумству? «Со светлым праздником, Потье»! Не ты ли это говорил? (Пишет). «Довольно королям в угоду дурманить нас в чаду войны…».

ЧЕРНОБОРОДЫЙ. Колонну версальцы поднимут, починят, и всё пойдёт по-старому.

ПОТЬЕ. Нет, по-старому не пойдёт! И ты это прекрасно знаешь. Кровь, пролитая на баррикадах, будет отомщена… в последнем решительном бою! Это самое страшное, когда человек теряет веру в своё дело! Когда он, струсив, готов предать идею…

ЧЕРНОБОРОДЫЙ. Я не струсил. Я просто пытаюсь рассуждать логически. Я беру факты и делаю выводы… А вы, вы…

ПОТЬЕ. Что я?.. Ну, говори! Вас всех обуял животный страх! Теперь вы думаете только о том, как и под каким соусом вынырнуть живым из опасной истории, в которую вы неосторожно позволили себя вовлечь…

ЧЕРНОБОРОДЫЙ. Вы не имеете права меня оскорблять, Потье!

ПОТЬЕ. Имею полное право больше не доверять вам, месье…

При вспышке костра у входа в пещеру показался ПЬЕР. ЧЕРНОБОРОДЫЙ бросился к нему.

ЧЕРНОБОРОДЫЙ. Ты кто? Версальский соглядатай?

МАРТЕН. Этого парня привёля. (Пьеру). Проходи к костру, садись.

ПЬЕР. Спасибо. А я подумал – не попал ли к разбойникам?

ЧЕРНОБОРОДЫЙ. Отвечай на мой вопрос – кто ты?

ПЬЕР. Артист, художник…

ЧЕРНОБОРОДЫЙ. Без сказок!

ПЬЕР. Я говорю правду. У нас в роду Дегейтеров все резчики, все мастера своего дела. И братья, и отец, и дед, и прадед. Мы выходцы из Фландрии.

ЧЕРНОБОРОДЫЙ. Бельгиец! Дворянин де Гейтер?

ПЬЕР. Родом мы из Гента. У нас приставка «де» дворянства не означает. «Дегейтер» пишется вместе. С восьми лет живу в Лилле. С малолетства стою у верстака и засыпаю на опилках. Со всей французской страстью украшаю жизнь! Разве простой столяр может вырезать Мадонну из красного дерева? Я художник.

ЧЕРНОБОРОДЫЙ. Понятно. Значит, богов лепишь?

ПЬЕР. Вырезаю на продажу. А ещё я пою, даже пробую сочинять песни.

ЧЕРНОБОРОДЫЙ. Как же ты забрёл в эти края?

ПЬЕР. Иду в Париж… кружным путём. Всюду версальские заставы и прусские кордоны. Я думаю, Коммуне пригодились бы мои руки. Я хорошо стреляю, владею саблей.

ПОТЬЕ (после паузы). Ты опоздал, парень…

Звучит орган. Волнующая траурная музыка растёт и ширится. И когда аккорды достигают наибольшей силы, сцену начинает охватывать пламя. В его отсветах возникает стена коммунаров на кладбище Пер Лашез[61]61
  Многие русские поэты считали своим долгом, побывав в Париже, написать об этом трагическом месте во французской столице. Как правило; их постигали творческие неудачи; холодный огонь, плохое знание истории, отсутствие глубоких и органичных для русской поэзии обобщений.
  Из прозаических произведений наиболее удачным представляется очерк Ольги Форш «Кладбище Пер Лашез» опубликованный в журнале «Красная новь» в 1928 году. Форш особое внимание обратила на то, что Стена Коммунаров находится на самой окраине кладбища, что кладбище действующее и имеется крематорий. Если бы эта земля не была местом массового расстрела оставшихся в живых защитников Парижской Коммуны, то оно не получило бы всемирной известности. А Франсуа Лашез был иезуитом, духовником короля Людовика XIV Именно здесь находился дом Лашеза. Впоследствии тут была построена часовня. Как вы видите, всё это – вопиющий контраст самых реакционных и самых прогрессивных сил в истории Франции!


[Закрыть].

ПЬЕР (б отчаянии). Опоздал!.. Что же мне теперь делать?!

Стена Коммунаров и пламя исчезают. Реквием умолкает.

ПОТЬЕ. Всегда помнить о Коммуне.

ПЬЕР. Но что может сделать бродячий подмастерье и уличный певец!

МАРТЕН (слышит шум). Идите со мной, это жандармы…

ПОТЬЕ, МАРТЕН, ЧЕРНОБОРОДЫЙ направляются вглубь каменоломни. ПЬЕР идёт вслед за ними.

ПЬЕР. Я с вами!

ПОТЬЕ. Нет, иди в Лилль. Но всегда помни, что ты шёл в Париж сражаться за Коммуну. Помни об этом всегда и везде. (Скрываются).

ПЬЕР (остановил Мартена). Скажи, друг, кто это был?

МАРТЕН. Это был Эжен Потье… Уходи, парень. Прощай. (Уходит).

ПЬЕР (один). Потье… Это был сам Потье! Как же я не догадался!.. (Быстро гасит костёр и, положив котомку под голову, ложится на землю).

Вбегают ЖАНДАРМЫ. Увидели ПЬЕРА. Бросаются к нему.

ОФИЦЕР. Говори, куда они убежали?

ПЬЕР (словно не понял вопроса). Мы с вами уже виделись, господин офицер, но я вновь говорю вам – добрый день! Я рад, что вы заглянули ко мне в пещеру. Может же отдохнуть после долгого пути странствующий подмастерье…

ОФИЦЕР (пинает его). Что ты порешь, подонок? Оглох?.. Я тебя спрашиваю, куда убежали коммунары?

ПЬЕР (с той же наивностью). В прошлый раз, когда мы с вами встретились, я забыл показать вам вот это… (Достаёт из котомки вырезанную из дерева фигурку). Видите? Мадонна! Правда – недурная девочка?..

ОФИЦЕР. Понятно! Хочешь добиться своего?.. (Бьёт Пьера по лицу). Получай! (Пьер падает и снова поднимается). Получай!.. (Бьёт его снова). Топчите эту сволочь… (Пьер пытается вырваться из рук жандармов, бросается в сторону. Цепляясь за ступени прогнившей лестницы, поднимается. Выстрел. Пьер срывается и с высоты падает на камни). Готов! Собаке собачья смерть.

ЖАНДАРМЫ уходят. Высвечивается лицо старого ПЬЕРА.

ДЕГЕЙТЕР. Нет, эти последние слова жандарма ко мне не относились. Я остался жив…

ПЬЕР (поднимает голову, читает стихи Потье на стене). А вот это, несомненно, относится ко мне! (Поднимается и поёт экспромтом новую песню).

 
Орудья бьют… горит столица,
и кровь… она везде видна.
Да, человечеству напиться
хватило б крови, как вина.
Да, человечеству напиться
хватило б крови, как вина.